Страница:
— Не собираюсь я никуда возвращаться! Не собираюсь молчать, как вам того хотелось бы! — Кунковски повернулся к рядовым компаньонам. — Ну, что же вы? Кому еще воткнули в задницу раскаленную кочергу? Я ведь знаю, не только мне.
Трое с пепельными лицами, те, кого только что вычислил Фэлкон, всячески избегали взгляда Кунковски. Остальные смотрели ему прямо в глаза. Фэлкон похвалил себя за то, что умеет читать по лицам, но эта способность была для него не внове. В конце концов, большую часть своих подпольных расходов он покрывал за счет выигрышей в покер.
— Ну, что же вы, нам надо быть вместе. Только так нам удастся побить этих ублюдков.
Никто не откликнулся.
— Ну, пожалуйста же...
По-прежнему молчание.
И тут Кунковски вдруг понял, что его эмоциональный всплеск был роковой ошибкой. Понурившись, здоровяк вновь повернулся к начальству. Старейшины молча смотрели на него, и Фэлкон ощутил в их взгляде ненависть. Никто еще не позволял себе говорить с членами Исполнительного комитета так, как Кунковски. Они — боги. И боги немилосердные.
Какое-то мгновение Кунковски смотрел налившимися кровью глазами на Грэнвилла, затем прижал к ним ладони. В зале стояла оглушительная тишина, слышны были только рыдания Кунковски и негромкое потрескивание сигары Грэнвилла.
Тишину нарушили шаги четверых здоровенных охранников, которых, повинуясь кивку Грэнвилла, вызвал метрдотель. Но в них уже никто не нуждался. Кунковски был повержен.
Фэлкон наблюдал, как человек распадается у него на глазах.
Фэлкон замешкался на пороге. Разговор предстоит нелегкий. Может, стоило подождать до понедельника? Он шагнул внутрь.
— А, Эндрю, заходите, — спокойно проговорил Уинтроп. — Дверь только за собой закройте.
Все, пути отрезаны. В семьдесят один год Уинтроп сохранил отменное чутье. Даже после всего выпитого — а выпито прилично — от внимания старика ничего не ускользает. Глубоко вздохнув, Фэлкон вошел в комнату. Конверт с премией надежно покоился во внутреннем кармане смокинга.
— Ну, как вам первое причастие?
— Любопытно. Правда, для мистера Кунковски и еще нескольких людей это был весьма неприятный вечер. — За спиной Эндрю щелкнул замок.
— Да, но это было необходимо, — бесстрастно отозвался Грэнвилл. Он не хотел говорить о Кунковски, которого для него больше не существовало.
— Довольны премией, Эндрю? — Голос Грэнвилла звучал так же ровно, но в глазах вспыхнули искорки.
Фэлкон опустил взгляд на мягкий голубой ковер. Грэнвилл всегда сразу берет быка за рога.
— Конечно. Бог мой, ведь есть люди, которые за всю жизнь столько не заработали. — Эндрю подумал об отце. Быть может, в этот самый момент сидит отец в своей квартирке, в обшарпанном двухэтажном доме, по соседству с такими же, как он, смотрит по черно-белому телевизору какой-нибудь старый фильм и кутается в одеяло, потому что нет у него денег отапливать зимой продуваемое со всех сторон жилье больше чем до четырнадцати градусов.
— Ну, там, откуда это пришло, денег побольше будет. Гораздо больше. — Грэнвилл махнул рукой так, словно миллион долларов — мелочь в кармане. — Я старался подкинуть вам еще полмиллиона, но другие члены комитета заупрямились. Банк носит мое имя, однако приходится быть дипломатом. — Грэнвилл умолк и фыркнул так, будто именно дипломатия — самая неприятная сторона его работы. — И все же это почти вдвое больше, чем за всю историю нашей компании получил компаньон со стажем в один год. — Грэнвилл немного помолчал. — Но вы заслужили эти деньги. Заслужили вплоть до последнего цента. — Грэнвилл поморщился, словно с неприязнью вспоминая перепалку с коллегами по Исполнительному комитету из-за премиальных Эндрю.
— Поверьте, я очень признателен вам, даже слов не подберу. — Фэлкон смущенно переступил с ноги на ногу.
Старик внимательно посмотрел на свою юную звезду.
— Наверное, не стоило бы говорить вам этого, Эндрю, — Грэнвилл повернулся к окну и тут же вновь перевел взгляд на Фэлкона, — но вы напоминаете мне меня самого в молодости. Блестящий, настойчивый, решительный и, конечно, любимец женщин. — Уинтроп широко улыбнулся, и морщинки по обе стороны его рта сложились в четко очерченную решетку. — Похоже, ко мне вы никогда не приходили с одной и той же дамой.
Они засмеялись, пожалуй, несколько принужденно, ибо в шутке Уинтропа проявилась явная симпатия к Фэлкону, отчего оба испытали неловкость. Люди вроде Уинтропа редко позволяют себе такую откровенность.
Он глубоко вздохнул.
— В один прекрасный день, Эндрю, вы станете старшим компаньоном. И день этот не так уж далек. Возможно, старую гвардию это не осчастливит, но в наши дни инвестиционные банки — игра молодых. Новые технологии обгоняют нас, стариков. Мы все еще выдаиваем клиентов, с которыми банк поддерживает отношения добрую сотню лет. Какое-то время это еще будет приносить дивиденды, но настанет час, когда источник иссякнет. И тогда нам понадобитесь вы.
Фэлкон опустил взгляд.
— Понимаю, понимаю, Эндрю, вам неловко слушать все это. Но это пьяный разговор — как, впрочем, и весь вечер. Правда, как подумаешь, что за год банк заработал около шестисот миллионов долларов, голова и без выпивки кругом идет. Особенно, если почти половина этой суммы принадлежит тебе лично.
Оба некоторое время молча, с застывшими лицами смотрели друг на друга. Затем Грэнвилл снова расплылся в широкой, непринужденной улыбке.
— Внизу еще есть кто-нибудь, Эндрю, мальчик мой?
Фэлкон покачал головой. Он ценил то, что Грэнвилл всегда обращался к нему по имени. Все остальные в банке звали его «Фэлкон». Безотчетно, должно быть.
— Нет, все ушли. Ведь уже три часа.
— Что, естественно, заставляет меня задать следующий вопрос: вы-то что здесь делаете?
— Сам толком не знаю. Просто решил поболтаться. Уходить не хотелось.
— Что-то никогда я не замечал, чтобы вы просто болтались. Вы ведь не из тех, кто транжирит время. Вы ни минуты не стоите на месте. Когда-нибудь это доведет вас до беды. Внутри у вас словно мотор заведен, я почувствовал это уже через три минуты после начала нашего собеседования в Гарварде. Оттого, конечно, я и взял вас на работу. Любой ваш шаг преследует определенную цель. Тому, что вы делаете, всегда есть причина. И сегодня вы задержались позже всех тоже не случайно.
Фэлкон поднял взгляд на старика. Последние четыре года Грэнвилл был его наставником и другом. Уже давно Эндрю не имел такого близкого, почти как отец, человека. Он вовсе не отличался сентиментальностью, но вдруг понял, что Грэнвилла Уинтропа ему будет не хватать. Но старик поймет его, и они навсегда останутся друзьями.
— Я ухожу из банка. — Фэлкон всегда говорил прямо, это было у него в характере, как и у Грэнвилла. Он попытался угадать по его лицу, как тот отнесся к услышанному, но тщетно. — У меня появилась некая возможность, — вновь заговорил Фэлкон, смущенный бесстрастием собеседника. — Возможность завести собственное дело. Мы с партнером разработали программу, которая, как нам кажется, найдет широкое применение в области здравоохранения. В перспективе это золотой дождь.
Уинтроп сдержанно улыбнулся.
— Миллиона за один вечер вам недостаточно? — спокойно осведомился он.
Фэлкон пропустил вопрос мимо ушей и продолжал уже более возбужденно. Сдержанная улыбка — дурной знак.
— У меня есть шанс заняться чем-нибудь самостоятельно. Это шанс заработать действительно большие деньги. Если все пойдет, как мы полагаем, через два-три года компания будет стоить от пятидесяти до шестидесяти миллионов долларов. И это по самым скромным подсчетам. Может, гораздо больше. И конечно, мы разместим свои средства в «Уинтроп, Хокинс и К°».
Грэнвилл отвернулся к окну.
— Я очень ценю все, что вы для меня сделали, Грэнвилл. Я расплатился со всеми долгами за обучение в колледже и университете, обзавелся кое-какими очень славными вещами, получил стартовый капитал для нового предприятия. И все это благодаря щедротам банка. И сегодняшней премии. Мне все еще не верится, что фирма — то есть вы — отвалили мне такую кучу денег. И все же я должен попытаться. Никогда не прощу себе, если не сделаю попытки. Знаю, шаг рискованный, но какого черта, семьи у меня пока нет, иждивенцев тоже. Самое время рискнуть. И мне совершенно не хочется ждать десять или пятнадцать лет, пока я стану старшим компаньоном здесь, в банке. А может, и никогда не стану. Да, я знаю, вы за меня, но кое-кто против. И если вам не удастся подставить плечо... — Фэлкон умолк. Сердце бухало в груди, как паровой молот. — Разумеется, и вы это прекрасно понимаете, из всей этой затеи может ничего не выйти. Девять из десяти новых начинаний в бизнесе не выдерживают и года. И если получится именно так, то есть если меня ждет провал, то я приползу назад и, надеюсь, местечко...
— Даже и не думайте, Фэлкон, возвращаться в «Уинтроп, Хокинс и К°», — отчеканил Уинтроп ледяным голосом. Казалось, четыре последних года мгновенно стерлись из его памяти. Он посмотрел Фэлкону прямо в глаза.
Тот слегка отступил, словно его обдало порывом холодного воздуха.
— Извините... — В груди его внезапно зародилось нечто похожее на ненависть.
— Прошу вас немедленно оставить помещение. — Голос Уинтропа звучал совершенно бесстрастно, точно так же, как при разговоре с Кунковски. — И не пытайтесь прийти сюда в понедельник, вас попросту не пустят. Я сам дам указания охране. Ваши личные вещи перешлют вам домой. Как компаньон со стажем всего лишь в один год вы, по нашим внутренним правилам, не можете претендовать на свою долю участия в акционерном капитале. Если не верите, сами посмотрите устав. Желаю удачи в вашем начинании. Всего доброго, мистер Фэлкон.
Эндрю подумал, не лучше ли дать задний ход, протянуть старику руку. Но тут же понял, что это бесполезно. В мгновение ока он, с точки зрения Уинтропа, переместился в то же измерение, что и Кунковски. Его попросту не существовало.
Глава 1
Трое с пепельными лицами, те, кого только что вычислил Фэлкон, всячески избегали взгляда Кунковски. Остальные смотрели ему прямо в глаза. Фэлкон похвалил себя за то, что умеет читать по лицам, но эта способность была для него не внове. В конце концов, большую часть своих подпольных расходов он покрывал за счет выигрышей в покер.
— Ну, что же вы, нам надо быть вместе. Только так нам удастся побить этих ублюдков.
Никто не откликнулся.
— Ну, пожалуйста же...
По-прежнему молчание.
И тут Кунковски вдруг понял, что его эмоциональный всплеск был роковой ошибкой. Понурившись, здоровяк вновь повернулся к начальству. Старейшины молча смотрели на него, и Фэлкон ощутил в их взгляде ненависть. Никто еще не позволял себе говорить с членами Исполнительного комитета так, как Кунковски. Они — боги. И боги немилосердные.
Какое-то мгновение Кунковски смотрел налившимися кровью глазами на Грэнвилла, затем прижал к ним ладони. В зале стояла оглушительная тишина, слышны были только рыдания Кунковски и негромкое потрескивание сигары Грэнвилла.
Тишину нарушили шаги четверых здоровенных охранников, которых, повинуясь кивку Грэнвилла, вызвал метрдотель. Но в них уже никто не нуждался. Кунковски был повержен.
Фэлкон наблюдал, как человек распадается у него на глазах.
* * *
Грэнвилл Уинтроп сидел один в небольшой комнате для отдыха на четвертом этаже «Рэкет-клаб», выходившей окнами на Парк-авеню. Покуривая третью за вечер сигару, он задумчиво глядел на огни пробегающих внизу автомобилей. В этот ночной час Нью-Йорк казался таким мирным, особенно в легкой пелене падающего снега.Фэлкон замешкался на пороге. Разговор предстоит нелегкий. Может, стоило подождать до понедельника? Он шагнул внутрь.
— А, Эндрю, заходите, — спокойно проговорил Уинтроп. — Дверь только за собой закройте.
Все, пути отрезаны. В семьдесят один год Уинтроп сохранил отменное чутье. Даже после всего выпитого — а выпито прилично — от внимания старика ничего не ускользает. Глубоко вздохнув, Фэлкон вошел в комнату. Конверт с премией надежно покоился во внутреннем кармане смокинга.
— Ну, как вам первое причастие?
— Любопытно. Правда, для мистера Кунковски и еще нескольких людей это был весьма неприятный вечер. — За спиной Эндрю щелкнул замок.
— Да, но это было необходимо, — бесстрастно отозвался Грэнвилл. Он не хотел говорить о Кунковски, которого для него больше не существовало.
— Довольны премией, Эндрю? — Голос Грэнвилла звучал так же ровно, но в глазах вспыхнули искорки.
Фэлкон опустил взгляд на мягкий голубой ковер. Грэнвилл всегда сразу берет быка за рога.
— Конечно. Бог мой, ведь есть люди, которые за всю жизнь столько не заработали. — Эндрю подумал об отце. Быть может, в этот самый момент сидит отец в своей квартирке, в обшарпанном двухэтажном доме, по соседству с такими же, как он, смотрит по черно-белому телевизору какой-нибудь старый фильм и кутается в одеяло, потому что нет у него денег отапливать зимой продуваемое со всех сторон жилье больше чем до четырнадцати градусов.
— Ну, там, откуда это пришло, денег побольше будет. Гораздо больше. — Грэнвилл махнул рукой так, словно миллион долларов — мелочь в кармане. — Я старался подкинуть вам еще полмиллиона, но другие члены комитета заупрямились. Банк носит мое имя, однако приходится быть дипломатом. — Грэнвилл умолк и фыркнул так, будто именно дипломатия — самая неприятная сторона его работы. — И все же это почти вдвое больше, чем за всю историю нашей компании получил компаньон со стажем в один год. — Грэнвилл немного помолчал. — Но вы заслужили эти деньги. Заслужили вплоть до последнего цента. — Грэнвилл поморщился, словно с неприязнью вспоминая перепалку с коллегами по Исполнительному комитету из-за премиальных Эндрю.
— Поверьте, я очень признателен вам, даже слов не подберу. — Фэлкон смущенно переступил с ноги на ногу.
Старик внимательно посмотрел на свою юную звезду.
— Наверное, не стоило бы говорить вам этого, Эндрю, — Грэнвилл повернулся к окну и тут же вновь перевел взгляд на Фэлкона, — но вы напоминаете мне меня самого в молодости. Блестящий, настойчивый, решительный и, конечно, любимец женщин. — Уинтроп широко улыбнулся, и морщинки по обе стороны его рта сложились в четко очерченную решетку. — Похоже, ко мне вы никогда не приходили с одной и той же дамой.
Они засмеялись, пожалуй, несколько принужденно, ибо в шутке Уинтропа проявилась явная симпатия к Фэлкону, отчего оба испытали неловкость. Люди вроде Уинтропа редко позволяют себе такую откровенность.
Он глубоко вздохнул.
— В один прекрасный день, Эндрю, вы станете старшим компаньоном. И день этот не так уж далек. Возможно, старую гвардию это не осчастливит, но в наши дни инвестиционные банки — игра молодых. Новые технологии обгоняют нас, стариков. Мы все еще выдаиваем клиентов, с которыми банк поддерживает отношения добрую сотню лет. Какое-то время это еще будет приносить дивиденды, но настанет час, когда источник иссякнет. И тогда нам понадобитесь вы.
Фэлкон опустил взгляд.
— Понимаю, понимаю, Эндрю, вам неловко слушать все это. Но это пьяный разговор — как, впрочем, и весь вечер. Правда, как подумаешь, что за год банк заработал около шестисот миллионов долларов, голова и без выпивки кругом идет. Особенно, если почти половина этой суммы принадлежит тебе лично.
Оба некоторое время молча, с застывшими лицами смотрели друг на друга. Затем Грэнвилл снова расплылся в широкой, непринужденной улыбке.
— Внизу еще есть кто-нибудь, Эндрю, мальчик мой?
Фэлкон покачал головой. Он ценил то, что Грэнвилл всегда обращался к нему по имени. Все остальные в банке звали его «Фэлкон». Безотчетно, должно быть.
— Нет, все ушли. Ведь уже три часа.
— Что, естественно, заставляет меня задать следующий вопрос: вы-то что здесь делаете?
— Сам толком не знаю. Просто решил поболтаться. Уходить не хотелось.
— Что-то никогда я не замечал, чтобы вы просто болтались. Вы ведь не из тех, кто транжирит время. Вы ни минуты не стоите на месте. Когда-нибудь это доведет вас до беды. Внутри у вас словно мотор заведен, я почувствовал это уже через три минуты после начала нашего собеседования в Гарварде. Оттого, конечно, я и взял вас на работу. Любой ваш шаг преследует определенную цель. Тому, что вы делаете, всегда есть причина. И сегодня вы задержались позже всех тоже не случайно.
Фэлкон поднял взгляд на старика. Последние четыре года Грэнвилл был его наставником и другом. Уже давно Эндрю не имел такого близкого, почти как отец, человека. Он вовсе не отличался сентиментальностью, но вдруг понял, что Грэнвилла Уинтропа ему будет не хватать. Но старик поймет его, и они навсегда останутся друзьями.
— Я ухожу из банка. — Фэлкон всегда говорил прямо, это было у него в характере, как и у Грэнвилла. Он попытался угадать по его лицу, как тот отнесся к услышанному, но тщетно. — У меня появилась некая возможность, — вновь заговорил Фэлкон, смущенный бесстрастием собеседника. — Возможность завести собственное дело. Мы с партнером разработали программу, которая, как нам кажется, найдет широкое применение в области здравоохранения. В перспективе это золотой дождь.
Уинтроп сдержанно улыбнулся.
— Миллиона за один вечер вам недостаточно? — спокойно осведомился он.
Фэлкон пропустил вопрос мимо ушей и продолжал уже более возбужденно. Сдержанная улыбка — дурной знак.
— У меня есть шанс заняться чем-нибудь самостоятельно. Это шанс заработать действительно большие деньги. Если все пойдет, как мы полагаем, через два-три года компания будет стоить от пятидесяти до шестидесяти миллионов долларов. И это по самым скромным подсчетам. Может, гораздо больше. И конечно, мы разместим свои средства в «Уинтроп, Хокинс и К°».
Грэнвилл отвернулся к окну.
— Я очень ценю все, что вы для меня сделали, Грэнвилл. Я расплатился со всеми долгами за обучение в колледже и университете, обзавелся кое-какими очень славными вещами, получил стартовый капитал для нового предприятия. И все это благодаря щедротам банка. И сегодняшней премии. Мне все еще не верится, что фирма — то есть вы — отвалили мне такую кучу денег. И все же я должен попытаться. Никогда не прощу себе, если не сделаю попытки. Знаю, шаг рискованный, но какого черта, семьи у меня пока нет, иждивенцев тоже. Самое время рискнуть. И мне совершенно не хочется ждать десять или пятнадцать лет, пока я стану старшим компаньоном здесь, в банке. А может, и никогда не стану. Да, я знаю, вы за меня, но кое-кто против. И если вам не удастся подставить плечо... — Фэлкон умолк. Сердце бухало в груди, как паровой молот. — Разумеется, и вы это прекрасно понимаете, из всей этой затеи может ничего не выйти. Девять из десяти новых начинаний в бизнесе не выдерживают и года. И если получится именно так, то есть если меня ждет провал, то я приползу назад и, надеюсь, местечко...
— Даже и не думайте, Фэлкон, возвращаться в «Уинтроп, Хокинс и К°», — отчеканил Уинтроп ледяным голосом. Казалось, четыре последних года мгновенно стерлись из его памяти. Он посмотрел Фэлкону прямо в глаза.
Тот слегка отступил, словно его обдало порывом холодного воздуха.
— Извините... — В груди его внезапно зародилось нечто похожее на ненависть.
— Прошу вас немедленно оставить помещение. — Голос Уинтропа звучал совершенно бесстрастно, точно так же, как при разговоре с Кунковски. — И не пытайтесь прийти сюда в понедельник, вас попросту не пустят. Я сам дам указания охране. Ваши личные вещи перешлют вам домой. Как компаньон со стажем всего лишь в один год вы, по нашим внутренним правилам, не можете претендовать на свою долю участия в акционерном капитале. Если не верите, сами посмотрите устав. Желаю удачи в вашем начинании. Всего доброго, мистер Фэлкон.
Эндрю подумал, не лучше ли дать задний ход, протянуть старику руку. Но тут же понял, что это бесполезно. В мгновение ока он, с точки зрения Уинтропа, переместился в то же измерение, что и Кунковски. Его попросту не существовало.
Глава 1
Февраль 1996 года
Фэлкон вглядывался в цифры отчета. Не надо было быть финансовым гением, чтобы понять их смысл. Товарищество с ограниченной ответственностью, занимающееся обеспечением компьютерных программ для медицинской промышленности, основанное четыре года назад им и Ридом Бернстайном, располагало всего десятью тысячами долларов наличных — этого не хватит даже для пятничной зарплаты. А поступлений, по крайней мере в ближайшие две недели, не предвидится, а если они и будут, то окажутся скудными, явно недостаточными для текущих расходов и опять-таки очередной недельной зарплаты.
Фэлкон откинулся на мягкую спинку удобного стула и начал подсчитывать крохотные трещинки в протекающем кафельном потолке. Если не случится чего-то экстраординарного, притом в ближайшее время, товарищество пойдет ко дну. Как говорится на Уолл-стрит, «падай и гори ясным пламенем, малыш. Падай и гори».
Фэлкон насчитал пятьдесят трещинок в одной кафельной плитке, понял всю бессмысленность этого занятия и, развернувшись на стуле, вгляделся через большое окно позади стола в здания и улицы городка. Отсюда, из кабинета, расположенного на четвертом этаже, он хорошо видел шпиль часовни Принстонского университета. Она величественно устремлялась в безоблачное, лазурное небо. День в средней части штата Нью-Джерси выдался великолепный.
Эндрю с шумом выдохнул воздух. Сейчас их товариществу следовало бы уже прочно стать на ноги, а его первоначальному пятисоттысячному вкладу принести десятки миллионов прибыли. Но юный мистер Бернстайн, этот якобы компьютерный бог и разработчик первоначального продукта фирмы, проморгал убийственный вирус в программе. Вылечить систему ему тоже не удалось, и замыслы Фэлкона превратились в дым, а его пятьсот тысяч долларов — в груду никому не нужной, по мнению большинства, бумаги.
Эндрю медленно повернулся к столу и посмотрел через стеклянную дверь кабинета на свою новую секретаршу. Она печатала какое-то письмо. Дженни Кейгл была привлекательной девушкой. Весьма привлекательной. Ее длинные каштановые волосы свободно падали на плечи, подчеркивая тонкость черт лица, бездонность голубых глаз, прикрытых пушистыми темными ресницами, полные и мягкие губы, гладкую кожу. Эндрю набрал в грудь воздуха.
Тут тоже есть свои проблемы. У Дженни три дырочки в мочке левого уха, цепочка на шее с выгравированным на ней именем хозяйки. Нередко на щеках у нее слишком много румян, а помада наложена кричаще толстым слоем. Да и туши на ресницах могло бы быть поменьше. В общем, это не тот стиль, к которому Эндрю привык в Нью-Йорке. Впрочем, большую часть недостатков легко устранить, если Дженни нанесет хоть один визит в какой-нибудь салон красоты на Пятой авеню. А пока требовать многого не приходится. В конце концов, Дженни — всего лишь девчонка из рабочей среды Джерси. И хотя познакомились они совсем недавно, знал ее Эндрю, можно сказать, всю жизнь.
Его взгляд скользнул по глубокому вырезу легкого свитера, едва прикрывавшему полную грудь девушки. Как-нибудь Эндрю придется поговорить с ней о фасоне платьев. Инженеров компании такой стиль одежды полностью обезоруживает.
Заметив, что Дженни поднимается со стула и направляется к нему в кабинет со стопкой писем, Фэлкон поспешно отвел взгляд.
— Эндрю?
Он притворился, будто полностью погружен в бумаги.
— Эндрю, — повторила Дженни, не повышая голоса.
— Да, Дженни? — Он оторвался от колонок с цифрами.
— Вот письма, которые были вам нужны.
— Отлично, давайте их сюда. Сразу же и подпишу.
Дженни смотрела, как он быстро раскладывает письма. Такие, как Эндрю Фэлкон, прежде ей не встречались. Высокий мужчина, больше шести футов двух дюймов ростом, с угольно-черными волосами, точеным лицом и широкими плечами. Но не только внешность делала Фэлкона таким привлекательным. У него было то, что Дженни называла «изюминкой» — скрытая, но несомненная уверенность в себе, что выражалось в голосе Эндрю, походке, чуть кривоватой улыбке, в том, как он постоянно и методично разминал левую руку. Глядя, как Эндрю подписывает письма, Дженни вдруг ощутила, что ее очень тянет к нему. Впрочем, глупости все это.
— Кофе хотите? — спросила Дженни, забирая у него письма.
— Да неплохо бы, спасибо.
Дженни немного потопталась на месте. Ответ его прозвучал слишком формально, слишком отчужденно.
— Все нормально?
Не отрывая головы от бумаг, Эндрю кивнул. Дженни направилась к двери, и боковым зрением он заметил, как при ходьбе легко колышется ее коротенькая юбка, едва прикрывающая бедра.
— Да, Дженни, послушайте-ка...
— Да? — Дженни остановилась на пороге.
Фэлкон подавил искушение вновь посмотреть на нее.
— Вам удалось разыскать Рида?
Казалось, Дженни разочаровал этот вопрос, словно она ожидала чего-то иного. Девушка покачала головой, и ее длинные каштановые волосы, как опахало, прошлись по лицу.
— Нет. Несколько раз звонила домой. В машину. Даже в университете, в кабинете профессора Байрона, искала. Увы!
— Ясно. Ищите дальше, ладно? Он мне очень нужен к половине пятого, когда здесь будет лорд Фроуворт.
— Конечно. — Дженни чуть задержалась в дверях, словно хотела спросить о чем-то, но потом передумала и вышла в приемную.
Эндрю вновь погрузился в мрачные финансовые прогнозы. Компания явно не сводила концы с концами, и хотя деньги еще не закончились, корпоративный счет тощал на глазах. Изначальная идея была довольно проста: связать врачебные кабинеты со страховыми компаниями напрямую, через компьютерную сеть, так чтобы заказы выполнялись немедленно, еще до того, как пациент выйдет на улицу. В результате врачи будут получать свои гонорары в течение не месяцев, а дней, и к тому же у них заметно поубавится бумажной работы. Страховые компании, в свою очередь, сильно сократят накладные расходы, а стало быть, и сэкономят много денег на налогах на заработную плату. Товарищество создает программное обеспечение, продает его страховым компаниям и врачам и прилично зарабатывает — не только на самих дисках, но и на обслуживании, а также усовершенствовании системы.
Словом, хорошо всем, кроме несчастных ублюдков, которым не останется места в страховых компаниях. И разумеется, пациентов, правдами-неправдами добивающихся бесплатного медицинского обслуживания. Впрочем, наплевать и на тех, и на других. Снижение расходов — вот ключ к бизнесу девяностых. Большое количество рабочих мест открывало шлюзы для предпринимателей, получающих возможность заменить людей компьютерами, — компьютерами, которые не заламывают суммы в трудовых договорах, не считают пропущенные по болезни рабочие дни, не создают эмоциональных проблем, оборачивающихся простоями и неэффективностью в работе. Крохотные компании по производству компьютеров обогатились буквально в одночасье, когда процветающие производственные предприятия начали платить сотни миллионов долларов за «решения». Вот тогда-то эти компании приобрели широкую известность, а их владельцы, как в сказке, рванули из грязи в князи.
Сотни миллионов долларов прибыли — столько должно было получить к этому времени товарищество с ограниченной ответственностью. Но не получило. Прошлой осенью в программе завелся вирус. Поначалу Рид Бернстайн, инженер, с которым Фэлкон организовал фирму, сказал, что это ерунда, избавиться от вируса — минутное дело. Но октябрь сменился декабрем, а теперь вот и февраль подошел, а проблема все еще не решена, видно, коренится она в самой сути огромной программы. Больше того, положение стало даже серьезнее, чем вначале, хотя Фэлкон призвал на помощь нескольких знакомых профессоров из Принстонского университета. Бернстайн воспротивился участию ученых, но в трубу-то вылетают не его деньги, а Фэлкона, так что партнеру пришлось уступить.
На прошлой неделе из-за этой самой проблемы договор с фирмой расторгли ее крупнейшие клиенты — две гигантские страховые компании. А ведь они обеспечивали семьдесят пять процентов годовых доходов товарищества, так что этот отказ от дальнейшего использования продукта делал практически невозможными и иные продажи. Обе компании выражали готовность возобновить сотрудничество, как только проблему разрешат, но скоро не будет ни товарищества, ни тем более продукта — если только Эндрю не наскребет денег, чтобы удержать дело на плаву, пока продолжаются попытки избавиться от этого чертова вируса.
Фэлкон неровно поерзал на стуле. По природе он отличался хладнокровием, неправдоподобным хладнокровием, особенно в трудных обстоятельствах. Но сейчас потолок того и гляди обрушится. Взгляд Эндрю медленно скользил по цифрам отчета. Под откос шла его жизнь, и Фэлкон, что было ему прежде совершенно несвойственно и даже чуждо, чувствовал подступающую панику.
— Ваш кофе, Эндрю. — Дженни неторопливо прошла в глубь просторного кабинета Фэлкона, неся перед собой дымящийся кофейник.
— Спасибо. — Он даже не оторвал взгляда от стола.
Дженни опустила кофейник на подставку и украдкой посмотрела на босса в надежде, что он оторвется от этих дурацких цифр. Правда, она понимала, что сейчас ему не до того — слишком много на него навалилось. Дженни вдруг сообразила, что глядит прямо в пронзительно-голубые глаза Фэлкона.
— Чем-нибудь могу быть полезен? — Фэлкон вопросительно изогнул бровь.
— Э-э... да нет... нет, пожалуй. Я просто подумала... не надо ли послать за этим сэром Фротвисом машину на вокзал?
— Не Фротвис, а Фроуворт, и машины никакой не надо. Но все равно спасибо. Он прилетит из Нью-Йорка на вертолете, и я попросил одного из наших техников встретить его.
На сей раз Фэлкон не посмотрел вслед секретарше, а повернулся к окну. После ужина компаньонов, казавшегося теперь таким далеким, у него на банковском счете, даже после уплаты налогов с той гигантской премии, осталось больше семисот тысяч долларов. Теперь не было почти ничего, если не считать двадцати пяти тысяч на номерном счете в «Сити-бэнк», который ему удалось утаить от Бернстайна. Но двадцать пять тысяч удержат его на плаву не более шести месяцев. Да что там говорить, если только по закладной надо платить три тысячи, да еще за «порше» по шестьсот в месяц.
Фэлкон медленно потер подбородок. И все же товарищество способно выжить. Все, что нужно, — еще один раунд финансовых рисков. Он был убежден в этом. Еще один крупный вклад, и трудные времена останутся позади и все пойдет в гору. Последние несколько месяцев Фэлкон пытался найти деньги на стороне, чтобы дело не останавливалось, пока идет борьба с вирусом. Но выяснилось, что проблемы, с которыми столкнулась компания, весьма затрудняют привлечение инвесторов. Сейчас из всех потенциальных партнеров, с которыми Фэлкон вел переговоры, остался лишь один — лорд Фроуворт, владелец крупной английской венчурной фирмы. Вообще-то Фроуворт заинтересовался предложением Фэлкона и подумывал о вложении, но выложить пятьсот тысяч, необходимые Эндрю, не решался. Между тем товариществу, чтобы удержаться на плаву, деньги требовались срочно, ибо волки подвывали уже у самых дверей.
— Эй, Дженни!
— Да, сию минуту, — донесся голос из приемной.
В двери из вертолета появились две фигуры, спустились по трапу и, пригибаясь под вращающимися стальными лопастями, поспешно прошли к поджидающему их «бьюику».
Наблюдая за ними, Фэлкон стиснул ладони. Вот еще один из тех редких моментов, что определяют направление жизни. Предстоящая встреча с лордом Фроувортом решит, стоит ли хоть чего-то его полумиллионное вложение в начатое дело или ему придется вернуться в Нью-Йорк и заняться поисками работы, связанной с финансами. Некогда Эндрю пошел на огромный риск, после чего у него осталось лишь несколько долларов в кармане да изрядно обветшавший гардероб. От встречи с Фроувортом зависит все — а Бернстайна нет как нет.
Фэлкон смотрел, как «бьюик» со своим драгоценным грузом выезжает на дорогу номер 1; в этот час дня она была почти свободна. У поворота к зданию, где располагался офис товарищества, машина слегка притормозила и въехала на стоянку. Фроуворт вот-вот будет здесь.
— Дженни?..
— Да, да. — Дженни стояла в нескольких шагах от Фэлкона за его спиной. Прежде она никогда не слышала, чтобы он говорил таким напряженным тоном.
— Когда вы последний раз звонили Бернстайну?
— Пять минут назад.
Фэлкон рванул трубку стоящего на столе аппарата и набрал домашний номер инженера. Вслушиваясь в ужасающе-монотонные гудки, он не сводил взгляда с Дженни.
— Из-за Рида все может пойти прахом. Черт, он ведь уже три недели назад предупрежден об этой встрече. Я ему каждый день напоминал. На технические вопросы мне самому не ответить.
— Не поможет ли вам какой-нибудь другой инженер?
Фэлкон покачал головой:
— Нет, Фроуворот хочет говорить с Бернстайном. — Он повесил трубку. — Ступайте встретьте Фроуворта. И почаще улыбайтесь. Вы понимаете, о чем я.
Дженни молча вышла из кабинета.
Через пять минут она вернулась в сопровождении двух людей, прилетевших на вертолете.
Лорд Фроуворт, высокий и худощавый человек лет шестидесяти пяти, для своего возраста, по мнению Эндрю, выглядел вполне прилично. Длинные седые волосы аккуратно зачесаны. Дорогой и явно сшитый на заказ костюм сидел на нем, как влитой, а узконосые туфли были начищены до блеска.
Фэлкон встретил гостей у дверей.
— Добрый день, лорд Фроуворт, рад наконец-то воочию видеть вас, а то мы раньше только по телефону разговаривали. — Голос Эндрю звучал неестественно, а ведь если вы держитесь слишком дружелюбно или, напротив, слишком враждебно, эти акулы-инвесторы сразу чуют вашу неуверенность. А если они уловят хоть малейший намек на это — все, встреча станет для вас последней. Бог знает отчего, но им больше нравится, когда вы выказываете равнодушие. Они думают, что не очень-то вам и нужны деньги, и вот это и заставляет их с какой-то безумной страстью вкладывать их. — Спасибо, что нашли время выбраться к нам из Нью-Йорка, — продолжал Эндрю, проводя гостей в кабинет.
— Мне так или иначе надо было посетить Принстон, — сказал Фроуворт с аристократическим английским акцентом, и тон у него был еще более натянутым, чем у Фэлкона. — У меня тут сестра в университете занимается. Кажется, есть какая-то программа научных обменов между Оксфордом и Принстоном, хотя, убей бог, не пойму, зачем ей понадобилось на четыре года уезжать из Англии в Соединенные Штаты. — Фроуворт подошел к окну и выглянул наружу.
Фэлкон вглядывался в цифры отчета. Не надо было быть финансовым гением, чтобы понять их смысл. Товарищество с ограниченной ответственностью, занимающееся обеспечением компьютерных программ для медицинской промышленности, основанное четыре года назад им и Ридом Бернстайном, располагало всего десятью тысячами долларов наличных — этого не хватит даже для пятничной зарплаты. А поступлений, по крайней мере в ближайшие две недели, не предвидится, а если они и будут, то окажутся скудными, явно недостаточными для текущих расходов и опять-таки очередной недельной зарплаты.
Фэлкон откинулся на мягкую спинку удобного стула и начал подсчитывать крохотные трещинки в протекающем кафельном потолке. Если не случится чего-то экстраординарного, притом в ближайшее время, товарищество пойдет ко дну. Как говорится на Уолл-стрит, «падай и гори ясным пламенем, малыш. Падай и гори».
Фэлкон насчитал пятьдесят трещинок в одной кафельной плитке, понял всю бессмысленность этого занятия и, развернувшись на стуле, вгляделся через большое окно позади стола в здания и улицы городка. Отсюда, из кабинета, расположенного на четвертом этаже, он хорошо видел шпиль часовни Принстонского университета. Она величественно устремлялась в безоблачное, лазурное небо. День в средней части штата Нью-Джерси выдался великолепный.
Эндрю с шумом выдохнул воздух. Сейчас их товариществу следовало бы уже прочно стать на ноги, а его первоначальному пятисоттысячному вкладу принести десятки миллионов прибыли. Но юный мистер Бернстайн, этот якобы компьютерный бог и разработчик первоначального продукта фирмы, проморгал убийственный вирус в программе. Вылечить систему ему тоже не удалось, и замыслы Фэлкона превратились в дым, а его пятьсот тысяч долларов — в груду никому не нужной, по мнению большинства, бумаги.
Эндрю медленно повернулся к столу и посмотрел через стеклянную дверь кабинета на свою новую секретаршу. Она печатала какое-то письмо. Дженни Кейгл была привлекательной девушкой. Весьма привлекательной. Ее длинные каштановые волосы свободно падали на плечи, подчеркивая тонкость черт лица, бездонность голубых глаз, прикрытых пушистыми темными ресницами, полные и мягкие губы, гладкую кожу. Эндрю набрал в грудь воздуха.
Тут тоже есть свои проблемы. У Дженни три дырочки в мочке левого уха, цепочка на шее с выгравированным на ней именем хозяйки. Нередко на щеках у нее слишком много румян, а помада наложена кричаще толстым слоем. Да и туши на ресницах могло бы быть поменьше. В общем, это не тот стиль, к которому Эндрю привык в Нью-Йорке. Впрочем, большую часть недостатков легко устранить, если Дженни нанесет хоть один визит в какой-нибудь салон красоты на Пятой авеню. А пока требовать многого не приходится. В конце концов, Дженни — всего лишь девчонка из рабочей среды Джерси. И хотя познакомились они совсем недавно, знал ее Эндрю, можно сказать, всю жизнь.
Его взгляд скользнул по глубокому вырезу легкого свитера, едва прикрывавшему полную грудь девушки. Как-нибудь Эндрю придется поговорить с ней о фасоне платьев. Инженеров компании такой стиль одежды полностью обезоруживает.
Заметив, что Дженни поднимается со стула и направляется к нему в кабинет со стопкой писем, Фэлкон поспешно отвел взгляд.
— Эндрю?
Он притворился, будто полностью погружен в бумаги.
— Эндрю, — повторила Дженни, не повышая голоса.
— Да, Дженни? — Он оторвался от колонок с цифрами.
— Вот письма, которые были вам нужны.
— Отлично, давайте их сюда. Сразу же и подпишу.
Дженни смотрела, как он быстро раскладывает письма. Такие, как Эндрю Фэлкон, прежде ей не встречались. Высокий мужчина, больше шести футов двух дюймов ростом, с угольно-черными волосами, точеным лицом и широкими плечами. Но не только внешность делала Фэлкона таким привлекательным. У него было то, что Дженни называла «изюминкой» — скрытая, но несомненная уверенность в себе, что выражалось в голосе Эндрю, походке, чуть кривоватой улыбке, в том, как он постоянно и методично разминал левую руку. Глядя, как Эндрю подписывает письма, Дженни вдруг ощутила, что ее очень тянет к нему. Впрочем, глупости все это.
— Кофе хотите? — спросила Дженни, забирая у него письма.
— Да неплохо бы, спасибо.
Дженни немного потопталась на месте. Ответ его прозвучал слишком формально, слишком отчужденно.
— Все нормально?
Не отрывая головы от бумаг, Эндрю кивнул. Дженни направилась к двери, и боковым зрением он заметил, как при ходьбе легко колышется ее коротенькая юбка, едва прикрывающая бедра.
— Да, Дженни, послушайте-ка...
— Да? — Дженни остановилась на пороге.
Фэлкон подавил искушение вновь посмотреть на нее.
— Вам удалось разыскать Рида?
Казалось, Дженни разочаровал этот вопрос, словно она ожидала чего-то иного. Девушка покачала головой, и ее длинные каштановые волосы, как опахало, прошлись по лицу.
— Нет. Несколько раз звонила домой. В машину. Даже в университете, в кабинете профессора Байрона, искала. Увы!
— Ясно. Ищите дальше, ладно? Он мне очень нужен к половине пятого, когда здесь будет лорд Фроуворт.
— Конечно. — Дженни чуть задержалась в дверях, словно хотела спросить о чем-то, но потом передумала и вышла в приемную.
Эндрю вновь погрузился в мрачные финансовые прогнозы. Компания явно не сводила концы с концами, и хотя деньги еще не закончились, корпоративный счет тощал на глазах. Изначальная идея была довольно проста: связать врачебные кабинеты со страховыми компаниями напрямую, через компьютерную сеть, так чтобы заказы выполнялись немедленно, еще до того, как пациент выйдет на улицу. В результате врачи будут получать свои гонорары в течение не месяцев, а дней, и к тому же у них заметно поубавится бумажной работы. Страховые компании, в свою очередь, сильно сократят накладные расходы, а стало быть, и сэкономят много денег на налогах на заработную плату. Товарищество создает программное обеспечение, продает его страховым компаниям и врачам и прилично зарабатывает — не только на самих дисках, но и на обслуживании, а также усовершенствовании системы.
Словом, хорошо всем, кроме несчастных ублюдков, которым не останется места в страховых компаниях. И разумеется, пациентов, правдами-неправдами добивающихся бесплатного медицинского обслуживания. Впрочем, наплевать и на тех, и на других. Снижение расходов — вот ключ к бизнесу девяностых. Большое количество рабочих мест открывало шлюзы для предпринимателей, получающих возможность заменить людей компьютерами, — компьютерами, которые не заламывают суммы в трудовых договорах, не считают пропущенные по болезни рабочие дни, не создают эмоциональных проблем, оборачивающихся простоями и неэффективностью в работе. Крохотные компании по производству компьютеров обогатились буквально в одночасье, когда процветающие производственные предприятия начали платить сотни миллионов долларов за «решения». Вот тогда-то эти компании приобрели широкую известность, а их владельцы, как в сказке, рванули из грязи в князи.
Сотни миллионов долларов прибыли — столько должно было получить к этому времени товарищество с ограниченной ответственностью. Но не получило. Прошлой осенью в программе завелся вирус. Поначалу Рид Бернстайн, инженер, с которым Фэлкон организовал фирму, сказал, что это ерунда, избавиться от вируса — минутное дело. Но октябрь сменился декабрем, а теперь вот и февраль подошел, а проблема все еще не решена, видно, коренится она в самой сути огромной программы. Больше того, положение стало даже серьезнее, чем вначале, хотя Фэлкон призвал на помощь нескольких знакомых профессоров из Принстонского университета. Бернстайн воспротивился участию ученых, но в трубу-то вылетают не его деньги, а Фэлкона, так что партнеру пришлось уступить.
На прошлой неделе из-за этой самой проблемы договор с фирмой расторгли ее крупнейшие клиенты — две гигантские страховые компании. А ведь они обеспечивали семьдесят пять процентов годовых доходов товарищества, так что этот отказ от дальнейшего использования продукта делал практически невозможными и иные продажи. Обе компании выражали готовность возобновить сотрудничество, как только проблему разрешат, но скоро не будет ни товарищества, ни тем более продукта — если только Эндрю не наскребет денег, чтобы удержать дело на плаву, пока продолжаются попытки избавиться от этого чертова вируса.
Фэлкон неровно поерзал на стуле. По природе он отличался хладнокровием, неправдоподобным хладнокровием, особенно в трудных обстоятельствах. Но сейчас потолок того и гляди обрушится. Взгляд Эндрю медленно скользил по цифрам отчета. Под откос шла его жизнь, и Фэлкон, что было ему прежде совершенно несвойственно и даже чуждо, чувствовал подступающую панику.
— Ваш кофе, Эндрю. — Дженни неторопливо прошла в глубь просторного кабинета Фэлкона, неся перед собой дымящийся кофейник.
— Спасибо. — Он даже не оторвал взгляда от стола.
Дженни опустила кофейник на подставку и украдкой посмотрела на босса в надежде, что он оторвется от этих дурацких цифр. Правда, она понимала, что сейчас ему не до того — слишком много на него навалилось. Дженни вдруг сообразила, что глядит прямо в пронзительно-голубые глаза Фэлкона.
— Чем-нибудь могу быть полезен? — Фэлкон вопросительно изогнул бровь.
— Э-э... да нет... нет, пожалуй. Я просто подумала... не надо ли послать за этим сэром Фротвисом машину на вокзал?
— Не Фротвис, а Фроуворт, и машины никакой не надо. Но все равно спасибо. Он прилетит из Нью-Йорка на вертолете, и я попросил одного из наших техников встретить его.
На сей раз Фэлкон не посмотрел вслед секретарше, а повернулся к окну. После ужина компаньонов, казавшегося теперь таким далеким, у него на банковском счете, даже после уплаты налогов с той гигантской премии, осталось больше семисот тысяч долларов. Теперь не было почти ничего, если не считать двадцати пяти тысяч на номерном счете в «Сити-бэнк», который ему удалось утаить от Бернстайна. Но двадцать пять тысяч удержат его на плаву не более шести месяцев. Да что там говорить, если только по закладной надо платить три тысячи, да еще за «порше» по шестьсот в месяц.
Фэлкон медленно потер подбородок. И все же товарищество способно выжить. Все, что нужно, — еще один раунд финансовых рисков. Он был убежден в этом. Еще один крупный вклад, и трудные времена останутся позади и все пойдет в гору. Последние несколько месяцев Фэлкон пытался найти деньги на стороне, чтобы дело не останавливалось, пока идет борьба с вирусом. Но выяснилось, что проблемы, с которыми столкнулась компания, весьма затрудняют привлечение инвесторов. Сейчас из всех потенциальных партнеров, с которыми Фэлкон вел переговоры, остался лишь один — лорд Фроуворт, владелец крупной английской венчурной фирмы. Вообще-то Фроуворт заинтересовался предложением Фэлкона и подумывал о вложении, но выложить пятьсот тысяч, необходимые Эндрю, не решался. Между тем товариществу, чтобы удержаться на плаву, деньги требовались срочно, ибо волки подвывали уже у самых дверей.
* * *
Скрестив на груди руки, Фэлкон наблюдал, как сверкающий, цвета морской волны, вертолет мягко касается брюхом огромного посадочного знака в форме буквы X на вертодроме, расположенном в дальнем конце дороги номер 1. Не отрывая глаз от вертолета, Эндрю слегка повернул голову.— Эй, Дженни!
— Да, сию минуту, — донесся голос из приемной.
В двери из вертолета появились две фигуры, спустились по трапу и, пригибаясь под вращающимися стальными лопастями, поспешно прошли к поджидающему их «бьюику».
Наблюдая за ними, Фэлкон стиснул ладони. Вот еще один из тех редких моментов, что определяют направление жизни. Предстоящая встреча с лордом Фроувортом решит, стоит ли хоть чего-то его полумиллионное вложение в начатое дело или ему придется вернуться в Нью-Йорк и заняться поисками работы, связанной с финансами. Некогда Эндрю пошел на огромный риск, после чего у него осталось лишь несколько долларов в кармане да изрядно обветшавший гардероб. От встречи с Фроувортом зависит все — а Бернстайна нет как нет.
Фэлкон смотрел, как «бьюик» со своим драгоценным грузом выезжает на дорогу номер 1; в этот час дня она была почти свободна. У поворота к зданию, где располагался офис товарищества, машина слегка притормозила и въехала на стоянку. Фроуворт вот-вот будет здесь.
— Дженни?..
— Да, да. — Дженни стояла в нескольких шагах от Фэлкона за его спиной. Прежде она никогда не слышала, чтобы он говорил таким напряженным тоном.
— Когда вы последний раз звонили Бернстайну?
— Пять минут назад.
Фэлкон рванул трубку стоящего на столе аппарата и набрал домашний номер инженера. Вслушиваясь в ужасающе-монотонные гудки, он не сводил взгляда с Дженни.
— Из-за Рида все может пойти прахом. Черт, он ведь уже три недели назад предупрежден об этой встрече. Я ему каждый день напоминал. На технические вопросы мне самому не ответить.
— Не поможет ли вам какой-нибудь другой инженер?
Фэлкон покачал головой:
— Нет, Фроуворот хочет говорить с Бернстайном. — Он повесил трубку. — Ступайте встретьте Фроуворта. И почаще улыбайтесь. Вы понимаете, о чем я.
Дженни молча вышла из кабинета.
Через пять минут она вернулась в сопровождении двух людей, прилетевших на вертолете.
Лорд Фроуворт, высокий и худощавый человек лет шестидесяти пяти, для своего возраста, по мнению Эндрю, выглядел вполне прилично. Длинные седые волосы аккуратно зачесаны. Дорогой и явно сшитый на заказ костюм сидел на нем, как влитой, а узконосые туфли были начищены до блеска.
Фэлкон встретил гостей у дверей.
— Добрый день, лорд Фроуворт, рад наконец-то воочию видеть вас, а то мы раньше только по телефону разговаривали. — Голос Эндрю звучал неестественно, а ведь если вы держитесь слишком дружелюбно или, напротив, слишком враждебно, эти акулы-инвесторы сразу чуют вашу неуверенность. А если они уловят хоть малейший намек на это — все, встреча станет для вас последней. Бог знает отчего, но им больше нравится, когда вы выказываете равнодушие. Они думают, что не очень-то вам и нужны деньги, и вот это и заставляет их с какой-то безумной страстью вкладывать их. — Спасибо, что нашли время выбраться к нам из Нью-Йорка, — продолжал Эндрю, проводя гостей в кабинет.
— Мне так или иначе надо было посетить Принстон, — сказал Фроуворт с аристократическим английским акцентом, и тон у него был еще более натянутым, чем у Фэлкона. — У меня тут сестра в университете занимается. Кажется, есть какая-то программа научных обменов между Оксфордом и Принстоном, хотя, убей бог, не пойму, зачем ей понадобилось на четыре года уезжать из Англии в Соединенные Штаты. — Фроуворт подошел к окну и выглянул наружу.