Григ и Линти так увлеклись, что не замечали никого вокруг, не обращали внимания на восхищенные взгляды публики, удивляющейся неутомимости двух юных танцоров, не слышали, когда менялась музыка – их тела словно сами собой подчинялись новому ритму и двигались все с тем же совершенным чувством такта и грацией. Эти двое не видели даже друг друга, хотя и не отрывали взгляда от смотрящих в упор глаз. Они перешли на совершенно иную, более высокую ступень восприятия – их ауры влились одна в другую и трепетали, заставляя захлебываться от непривычно острых и ярких оттенков переживаний. Это был танец победы, танец освобождения, танец долгожданного отдыха. Впервые за долгие декады эти двое могли наконец раскрепоститься и избавить измученные избытком событий сознания от бремени реального восприятия.
 
 
   Праздник продолжался до утра, но Линти не хотела дожидаться, пока все уйдут. Подгадав момент, когда внимание гостей сосредоточилось на выступлении знаменитой поп-группы, альтинка потянула Грига за собой, в личное крыло дворца, где царили тишина и спокойствие, где можно было остаться од­ним.
   А Брат уже совсем перестал понимать, что про­исходит.
   Среди цветников, деревьев, озер и водопадов нашлась хрустальная беседка с поразительно мягким и приятным на ощупь теплым полом. В одно мгновение скинув с себя одежду, Линти предстала перед Григом, схватила руками его голову и осторожно дотронулась губами до его губ. Подчиняясь инстинкту, Брат обнял и прижал к себе прекрасное юное тело. Он ощутил под пальцами бархат гладкой и нежной кожи, пульсирующей так сильно, что у самого забарабанило в висках. В глазах все поплыло, а голова опустела. На какой-то миг рассудок еще возмутился от нежелания терять контроль над вверенным ему телом, но усталость и хмель оказались сильнее мимолетного недовольства разума. Последнее, что отложилось в памяти Грига, – сладкий вкус нежных губ и подвижного дерзкого язычка, щекочущего его губы и пробуждающего ощущения, никогда ранее не испытанные и ни с чем не сравнимые…
   – Когда иссякнут силы, отнеси меня вон в то бурлящее пузырьками озеро, – сверкая смеющимися и пугающими одновременно бездонно-синими глазами, напоследок попросила альтинка. – Сам опускайся рядом. Через час мы очнемся – бодрыми и счастливыми… Впереди будет целая жизнь… вместе… Я люблю тебя, Григ!!!
   Ее чувства захлестнули Брата, поглотили его с головы до ног. Незнакомое ранее, граничащее с болью физическое наслаждение смешалось с едва не доходящим до шока нервным ослеплением, энергетическим штормом слияния двух сильных и синхронно настроенных биополей и сознаний…
   Не представляя, где ее тело, а где его, не ощущая ни рук, ни ног, ни самого себя, ни времени и ни места, Григ утонул в ощущениях, которым не было равных, ради которых стоило жить, в которых таился сам потаенный смысл жизни…
   Когда наконец Линти откинулась без сил на полу беседки, Григ осознал, что и ему пришло время остановиться. Подняв драгоценное и ставшее самым родным, едва дышащее тело на руки, он побрел к озеру, тяжело рухнул в коктейль из пузырьков и излучений и провалился в темноту спасительного, восстановительного искусственного сна, окруженный вниманием оживших автоматов реабилитации.

ГЛАВА 17

   Человек, проснувшийся после спокойно проведенной ночи, чувствует себя словно заново родившимся: все, что происходило до его сна, уходит в область воспоминаний, отдаляется, уступает место новым мыслям и ощущениям. Убеждения вчерашнего вечера выглядят не столь убедительными, страхи – не столь тревожными, сомнения – не стоящими внимания. День начинается с чистого листа и пишется до тех пор, пока его в очередной раз «не перечеркнет» потребность в долговременном отдыхе.
   Григ следовал этому режиму всю жизнь – время на корабле Братьев не летело так быстро, чтобы экономить на обычном, естественном отдыхе. Как и далекие предки, Григ подразделял жизнь на «вчера», «сегодня» и «завтра», а между ними, в его представлениях, обязательно протекал сон. Граждане Лиги не понимали смысла такого распределения времени. Автоматы психологической разгрузки или нейроконтроллеры позволяли им урезать восстановление после тяжелого, насыщенного делами и эмоциями дня до нескольких минут, полностью возвращая к работоспособному состоянию, но лишая удовольствия пребывать в мире грез и давая ощущение жизни как сплошной линии.
   Бассейн Линти был дорогой, усовершенствованной версией обычного бытового нейроконтроллера – к искусственному сну присоединялись процедуры массажа, омоложения кожи, магнито– и светотерапии.
   Через час пребывания в воде Григ открыл глаза отдохнувшим, бодрым, полным сил и с четким осознанием реальной действительности. Привычного барьера между прошлым и настоящим не существовало. Не могло быть никакого «вчера» – он точно знал, что прошел час и не мгновением больше. Григ задумался и пришел к выводу, что иногда почувствовать грань между тем, что было, и тем, что будет, жизненно необходимо. Эта грань помогала простить ошибки, помогала перебороть стыд, помогала посмотреть на вчерашнее «я» спокойно, глазами другого, повзрослевшего на один день существа…
   Григ бросил взгляд на красивую, словно выточенную из теплого, светло-коричневого мрамора изящную фигурку Линти, погруженную в пузырящуюся жидкость на расстоянии вытянутой руки от него – прошел ровно час, как он обнимал этот тонкий стан, гладил эти золотые волосы, целовал эти алые, нежные губы…
   Он все еще не мог отойти от потрясения. В свои семнадцать лет Григ даже не знал, что человеческому организму доступна столь сладкая гармония между материальным и нематериальным, не знал, как зыбка грань между эйфорией и помешательством, не мог даже вообразить, насколько велика радость пройти по самому острию этой грани…
   Линти очнулась одновременно с Братом, разбуженная тем же импульсом нейроконтроллера. Ее глаза были закрыты, но Григ чувствовал, что в голове белокурой красавицы пробегают сейчас те же видения, что и в его собственной. И с каждым мгновением картины перед его глазами становились все красочнее, все более осмысленнее, а воспоминания в сотни раз острее, пронзительнее и романтичнее.
   Григ прислушался к девушке. Линти нежилась, смаковала воспоминания о полученном час назад удовольствии. Она была счастлива…
   А какие чувства испытывал он? Он прежде всего был благодарен альтинке за возможность еще раз ощутить вкус настоящей радости, за новые сильные переживания, которых уже не ждал в перечеркнутой им самим жизни. Он получал сейчас наслаждение просто оттого, что смотрел на нее, слушал ее дыхание, вдыхал ее запах. Она нравилась ему, она радовала его, она была для него самым дорогим человеком. И ради нее Григ без колебаний пожертвовал бы своей жизнью…
   Но он вполне отдавал себе отчет: Линти стала проявлением его СЛАБОСТИ! Он – Брат, Отец – позволил эмоциям завладеть разумом, подавить чувство долга и заглушить угрызения совести! Если бы на его месте был тот Младший Григ, от которого никто не зависел, в которого никто не верил, который не был примером и мог опозорить себя, но не тех, кто годами полировал свою честь потом и кровью! Он был Отцом! Что бы они подумали, что бы подумал он сам о таком Отце «Улья», который развлекается на одном из отдаленных миров в тот момент, когда его народ сдал позиции и опустил голову?! «Испытание женщиной» – так говорили в «Улье»!..
   У Грига не было ощущения, что случилось что-то невероятное: вчера – пленник на научной станции, сегодня – бассейн с пузырьками, обнаженная Линти, дворец Советника, «титул» альтина. Слишком много всего произошло за последнее время, чтобы продолжать удивляться резким поворотам судьбы. У него не было выбора, когда нужно было спасти Бра­тьев. Не было выбора, когда Линти с бартерианскими наемниками приволокла его бессознательное тело в Школу Леноса. Наверное, не было выбора, когда пришлось сдавать экзамен – во всяком случае, ничего плохого в этой уступке сейчас не усматривалось. Зато теперь выбор был! Бурные события вновь сменялись спокойными – время действовать или терпеть уступало место времени выбирать и думать…
   Линти вдруг оборвала цепь невеселых мыслей юного Брата – она распахнула глаза и резко села, оставаясь по плечи в воде.
   – Папа зовет нас на завтрак! Одевайся скорее! – она одним рывком выпрыгнула из бассейна и взмахом руки подозвала автоматы с одеждой.
   – Подожди, что случилось? – Григ поморщился – по укоренившимся в нем представлениям, только что проснувшийся человек должен был приходить в себя куда с меньшей скоростью.
   – Папа искал нас, – Линти задорно улыбнулась, игриво сверкая глазками. – Знает, что мы тут, догадывается, что голодны, приглашает разделить с ним завтрак!
   – Откуда ты это знаешь?
   – Откуда? Ах да, я не сказала… Мозг Дворца сообщил мысленно. Можно было бы, конечно, попросить, чтобы он говорил вслух…
   – А что, если мы не пойдем? Демонстрация такой нелюдимости заставила Линти удивленно приподнять брови.
   – Это было бы невежливо, – объяснила она, позволяя роботам облачить себя в белый домашний комбинезон. – Благодаря папе мы добрались живыми от станции до Бровурга. Он не вмешался, когда мы вламывались в ворота Школы. Он позволил тебе – «самому страшному бичу Лиги» – танцевать со мной на глазах генералов, все еще мечтающих разорвать Братьев в клочья… Представляешь, как те бесновались? По-моему, папа заслужил несколько минут общения с тобой и со мной! – Она щелкнула пальцами, подзывая еще нескольких роботов и указывая им на Грига. – Оденьте его! Скорее!
   Рилиот ждал их на лоджии, залитой лучами восходящего солнца. Он в одиночестве сидел за длинным массивным белоснежным столом, сервированным на три персоны.
   – Моя девочка! – Увидев Линти, Советник радостно вскочил навстречу вошедшим.
   Альтинка повела себя точно так же – отец и дочь бросились в объятия друг друга, словно не виделись целую вечность.
   – Тебе понравился бал? – полюбопытствовал Рилиот.
   – Здорово! Превосходно! – глаза Линти засверкали таким восторгом, что никто бы не усомнился – она говорила правду.
   – У меня есть еще кое-что… – Рилиот достал из лежащего на столе футляра припрятанный до утра сюрприз – золотое ожерелье с крупными, ярко сверкающими голубыми камешками, своими руками закрепил его на шее обомлевшей от неожиданности девушки.
   – Папа! – прошептала альтинка, невольно краснея от смущения. – Это невероятно! Оно так красиво!!!
   – Это энергетические кристаллы, как ты и мечтала, – довольный реакцией дочери, улыбнулся Со­ветник. – Они светятся, когда тебе весело, и тускнеют, когда грустно. Носи не снимая – тогда, чтобы быть красивой, тебе придется всегда сохранять бодрость духа!
   – Какой ты хитрый, мой папочка! Спасибо – оно просто великолепно!
   – Прошу всех к столу!
   Григ молча наблюдал сцену между отцом и дочерью и молча принял приглашение Рилиота.
   Прислуживали за обедом автоматы, которые отличались от обычных лакеев лишь блеклостью бесконечно спокойных глаз. Блюда и напитки потрясали изысканностью вкуса, но если Линти получала от еды истинное наслаждение, то Григ, всю жизнь питавшийся безвкусной питательной смесью, не имел возможности похвастаться тонкостью восприятия завзятого гурмана.
   Советник глядел и не мог наглядеться на свою светящуюся от счастья дочь. Он изредка бросал вопросительные взгляды и на Грига, но спросить о чем бы то ни было вслух не решался. А Григ сидел мрачный, сосредоточенный и собранный.
   – Почему Григ такой замкнутый? – наконец поинтересовался у дочери Рилиот. – Он чем-то расстроен, обижен? Надеюсь, я к этому не причастен?
   Линти только теперь заметила, что с юношей что-то не так – до сих пор она считала, что Брат просто чувствует себя неуверенно в доме с незнакомыми обычаями и правилами.
   – Может быть, стесняется тебя, папа? Рилиот промокнул губы салфеткой, внимательно и серьезно посмотрел на юношу:
   – Григ, я хочу, чтобы мы правильно понимали друг друга. Я не враг тебе и не враг твоим Братьям.
   Григ твердо встретил пронизывающий взгляд первого альтина Содружества:
   – Я знаю. Но вы – Первый Советник Лиги.
   – Ты хочешь сказать: старший офицер вражеской армии? – понял Рилиот. – Лига не объявляла вам войну, Григ, вы сделали это сами.
   Григ пожал плечами, что означало: «вполне возможно».
   – У вас ведь есть законы, которым вы слепо следуете? – спросил Брат.
   – Не всегда и не слепо, раз ты сидишь здесь, – возразил Советник. – Обычно существует способ найти разумное решение, которое не нарушит сути закона.
   – Значит, наши законы жестче, – рассудил Брат. – Жестче и действеннее.
   – «Мир принадлежит Братству»? Но ведь ты, надеюсь, уже понимаешь, что мир слишком велик, чтобы принадлежать городу, выпестовавшему двухсот-трехсоттысячную армию солдат?
   – Но вы ведь прекрасно понимаете: мы не собирались подчинять себе всю Вселенную! Это не закон, а девиз, Советник! Он обозначает: «Наш мир принадлежит нам, мы умрем, чтобы отстоять его!»
   – Но вы атаковали мирные экспедиции, которые никак не могли навредить вашему «миру»?
   – Да, но только чтобы не СУМЕЛИ навредить те, кто СМОЖЕТ! Мы были вынуждены. Технический прогресс планетарных цивилизаций шел быстрее, чем наш, – мы хотели знать возможности своих врагов, видеть, чему они научились, использовать их знания в бою и для обороны!
   – А поскольку ВРАГОВ у вас не было, вы решили приобрести их из числа потенциальных друзей?
   – У нас была военная миссия. «Улей» летел отомстить – неужели его бы встретили рукоплесканиями? Вы не правы, сэр. Не я придумал законы «Улья»!
   – Но ты ведь знаешь теперь, кто придумал! Раньше ты мог сказать: «Они существуют вечность, не мне задумываться». Но теперь ты ведь знаешь – их породил не бог: Гронед – такой же человек, как ты или я. Не пришла ли пора Братьям стать лояльнее к окружающим, обзавестись связями, друзьями, покровителями наконец? Григ горько хмыкнул:
   – Разве Братья теперь решают, кто им друг, а кто враг?
   – Возможно, что не они, – согласился Совет­ник. – Но ты-то ведь можешь решить, как относиться ко мне?
   – Вы – отец Линти, вы друг ей, значит, и мне. Но вы – Первый Советник Лиги, а я – Отец Братства. Мы оба не можем отвечать за самих себя!
   – Мудро замечено, молодой человек. И все же. Что ты сам чувствуешь? Что заставляет тебя хмурить брови?
   – Да хватит вам! – Линти не выдержала. – Что вы заладили: друг-враг, друг-враг? Еще наспоритесь, зачем портить утро?
   – Ты права, милая! – Рилиот посмотрел на дочь извиняющимся взглядом. – Тем более что вынужден вас покинуть – меня только что вызвали.
   – Папа? – Линти не смогла остановить Рилиота, тот уже вышел, оставив Грига и альтинку наедине.
   – Он обиделся! – расстроилась Линти.
   – Не думаю, – возразил Григ.
   Линти всплеснула руками:
   – Ну почему ты был таким букой?
   За шутливой интонацией на самом деле скрывался серьезный вопрос, и об этом красноречиво говорил взгляд девушки: «Ну почему ты отказываешься принять свое счастье?»
   – Линти… ты… – Брат задумался.
   – Что «Линти»?!
   Григ набрал в грудь воздуха и заглянул ей в глаза.
   – Говори! – потребовала альтинка.
   – Понимаешь, Линти, – слова прозвучали глухо, словно вырывались из глубины, от самого сердца, причиняя сильную боль. – Я осознал, что ничего не имеет смысла, кроме уважения к самому себе. Можно жить в роскоши, можно страдать, можно иметь все или ничего, но твое сознание… Ты всегда наедине с собой, со своими мыслями. От этого никуда не деться, не избавиться, не спрятаться… Ты просыпаешься утром и понимаешь: удовольствие, радость успеха, страх, боль, отчаяние, которые ощущал вчера – блеф, сон, прошлое, их нет, их уже не испытываешь… А твоя душа остается. Остается ощущение того, чего ты заслуживаешь. Боль унижения, горечь трусости, мерзость малодушия никогда не проходят и не забываются! Они сидят где-то там внутри, с каждым годом проникают все глубже и глубже, душат все сильнее и сильнее – и ты уже никогда не сможешь вздохнуть чистого воздуха, ты уже никогда не сможешь по-настоящему стать счастливым, потому что счастье – это тоже только в тебе! Если ты чувствуешь себя человеком, и человеком, достойным уважения, ты способен совершить любой подвиг. Если нет – тебе уже ничто не поможет! Понимаешь, Линти, ты можешь делать все, что угодно, подниматься на высоты или катиться вниз, уступать или идти напролом, умнеть или глупеть, становиться слабее или наращивать мускулатуру – нельзя пачкать то, что пройдет с тобой через всю твою жизнь! Нельзя принимать решений, от которых противно будет остаться с самим собой!
   Линти смотрела огромными глазами с выражением недоумения на лице.
   – Что ты хочешь этим сказать? – не понимая, к чему все эти громкие слова, пробормотала альтинка.
   Брат кивнул, что означало: «сейчас объясню». Он начал говорить медленно, делая ударение на каждом слове:
   – Я решил принять муки, чтобы Братья стали свободными!
   – Но они ведь и так стали свободными? – испугавшись блеска решимости в глазах Грига, напомнила альтинка.
   Григ замотал головой, словно боролся с болью, и едва не застонал:
   – Но они считают, что я пожертвовал собой ради них! Они гордятся мной! Они уважают меня! Я же… развлекаюсь с тобой во дворце! Я веселюсь, наслаждаюсь жизнью, свободой…
   – Они никогда не узнают… – начала Линти, но Григ закричал, заставив альтинку вздрогнуть и сжаться:
   – Я знаю!!!
   Григ перевел дыхание, не замечая, что напугал подругу своим внезапным истошным криком.
   – Все горько, все мрачно! – уже спокойнее объяснил он. – Я не альтин, Линти, я – Отец! Нет ни одного титула выше этого, потому что я – Брат! Брат или никто! А выше Отца – только Боги!
   – Ты не любишь меня? – с ужасом сделала вывод Линти.
   – Ты не о том… – чувствуя, что его не понимают, Григ посмотрел умоляюще. – Ты – единственное, что мне здесь дорого! Только глядя на тебя, я чувствую, что живу! Только думая о тебе, я все еще хочу жить… Но я не принадлежу себе, я не могу променять долг на личное счастье!!!
   Линти провела рукой по лбу, собираясь с мыслями. Он говорил правду – он не сможет жить, если потеряет уважение к себе. Она не сможет жить, если теперь потеряет его. Замкнутого круга здесь не было, во всяком случае, не должно было быть…
   – Чего же ты хочешь? – Линти прищурилась, внимательно глядя на разнервничавшегося, возбужденного юношу.
   – Вернуться на станцию и принять все, что положено! – признался Григ.
   Несмотря на напряженность обстановки, Линти не удержалась, чтобы не хихикнуть:
   – Теперь они не посмеют! Опыты над альтином – до такого еще никто не додумался!
   Григ посмотрел так, словно, сделав его альтином и помешав, таким образом, исполнению священного долга, Линти нанесла ему рану в самое сердце.
   – Тогда я должен лететь на Инган! – твердо заявил Брат.
   Линти вздрогнула – ей не приходило в голову, что Григ задумает столь безрассудное, но, к ее ужасу, в принципе, осуществимое. Она медленно встала, подошла к прозрачной стене и стала смотреть в сад, над которым вставало солнце Бровурга. Чем больше она думала, тем больше возмущалась твердолобости парня, которому преподнесла на тарелочке свою любовь, дружбу Первого Советника, защищенность в настоящем и полноценное будущее. Наконец у нее созрело решение.
   – Хорошо, Григ, – грустно, но уверенно заявила она. – Ты привык, чтобы все было по-твоему, я тоже не люблю отступать! Хочешь знать, я не намерена с тобой расставаться! Похоже, есть только один способ, чтобы мы оба получили то, что хотим: сблизить наши народы, Лигу и Братьев, как тебя и меня. Сделать так, чтобы визит на Инган для человека с Бровурга стал обыденным делом. «Папа, я лечу на Инган». – «Ах, не задерживайся там надолго, доченька!» – «Ну что ты, через двое суток я буду дома!» – «Оденься теплее – на той широте прохладнее, чем в нашем дворце!»
   Григ посмотрел недоверчиво:
   – Как ты такого добьешься?
   Альтинка загадочно улыбнулась и сказала:
   – Полечу с тобой! Вернусь. Опять полечу. Вернемся уже вместе… И так далее! Наладим связь между папиным дворцом и твоими героями на Ингане. Может, даже найдем для всех них работу в Галактике – чтобы не разленились. – В ее глазах блеснула искра азарта. – Представляешь, как будет здорово: двое влюбленных юных альтин, которых охраняет целая армия самых отъявленных головорезов космоса?!
   – Боюсь, все не так красиво, – не видя пока причин радоваться, возразил Григ. – Тебя не отпустят.
   – Я не стану спрашивать – я уже взрослая! Отец все поймет. Он и так уже понял.
   – Да, смотрел на нас, как на привидений… А где мы возьмем корабль?
   – Альрика поможет! Ты твердо решил, да? Тогда и я тоже решила!

ГЛАВА 18

   – Где мы найдем Альрику? – спросил Григ.
   – Сейчас узнаем, на каких машинах и когда разлетались гости. – Линти обратилась к домашнему Мозгу.
   – Ты найдешь катер, а по катеру – адрес мамы? – понял Григ.
   – Попробуем так, если нет – пороемся в регистрационной базе. Альрика очень давно не была на Бровурге, она могла устроиться у друзей и не сообщить координаты в службу безопасности… Ой! – Линти замолчала, выслушивая сообщение Мозга. – Нам повезло! Альрика все еще здесь!
   – Где «здесь»?
   Линти радостно подскочила к Григу и потянула его за руку:
   – Во дворце! Папа предложил всем желающим отдохнуть после бала в отдельных апартаментах – Альрика была одной из тех, кто принял приглашение и остался. Идем же!
   Альрика лежала полураздетая на ложе, меланхолично потягивая из бокала крепкий алкогольный на­питок. Красивая женщина, она выглядела бы совсем молодо – ее кожа была подтянутой, гладкой, свежей – если бы не ее темные глаза, которые холодили усталостью и расчетливостью человека пожившего. А сейчас в этих глазах бродил еще и огонек одержимости.
   – Ничего, что мы без приглашения? – извинилась альтинка.
   – Для вас я всегда свободна, – Альрика с трудом заставила себя говорить внятно. – Чем обязана, дети?
   – Нужна ваша помощь! – призналась Линти.
   – Да ну?! Кто бы мог подумать?.. – Альрика закрыла глаза и сделала несколько длинных глотков из своего бокала.
   – Мы хотим попасть на Инган! – уточнил Григ.
   – Нам нужен корабль, Альрика! – добавила Линти.
   Женщина распахнула глаза и посмотрела на юную пару ничего не выражающим невидящим взором.
   – Я бы не советовала вам, ребята, куда-то лететь! – заявила она.
   – Мы уже все обдумали! – предполагая, что Альрика захочет их отговорить, поспешила объяснить Линти.
   Женщина посмотрела на нее с недоумением:
   – Да ради бога, милая! Мне-то что? Я сказала, что не полетела бы никуда, будь я на вашем месте.
   За вами следят, но это не все. Инган выставляют на аукционе…
   – Что это значит? – насторожилась Линти.
   – Значит, Братьев оттуда выселят.
   – Дадут им корабль? – спросил Григ. Альрика хмыкнула, не сумев подавить смешок:
   – Вот уж где сомневаюсь!
   – Тогда как? – не понял юный Отец.
   – Молча. Не спрашивая согласия. Григ возмущенно взглянул на Линти:
   – Видишь: что я говорил?! Я нарушил условия договора, Совет сделал то же самое!
   – О чем это он? – удивилась Альрика.
   – Думает, если бы он остался в плену у ученых – Братьев оставили бы в покое, – вздохнула Линти.
   – Брось ты! – Альрика махнула рукой. – Решение приняли еще до того, как мы вытащили тебя из лаборатории. Да и с самого начала всем было ясно, что Нияган откажется пойти на уступки.