Фьюри Мэгги. Арфа Ветров

***

   Шианнат выругался и снова спрятался, отбросив лук в сторону. Он сам не понимал, что на него нашло. Ведь это же не его битва. Но только когда раненый доковылял уже почти до того места, где прятался Шианнат, изгнанник понял всю тяжесть своей ошибки. Беглец тоже был казалимцем! Шианнат опустил руку, которую уже готов был протянуть несчастному, и ничем не выдал своего присутствия. Пусть буран и волки занимаются раненым. Пусть окаянные южане выслеживают своего беглеца — может, он уведет их подальше от Шианната.
   На лестнице послышались шаги, и еще один из воинов Харина поднялся в верхнюю комнату и поклонился принцу с глазами Миафана.
   — Башня захвачена, государь, а принцесса — в руках крылатого жреца. Остальные в темнице, но, к несчастью, пантере и изменнику Язуру удалось бежать. Я готов поклясться, что один из лучников подстрелил его, но тут же потерял из виду из-за метели.
   — Не беда. Все равно ему там не выжить. — Принц пожал плечами и легким кивком дал понять воину, что тот свободен. Осторожно переступая через мертвые тела, он подошел к Анвару.
   — Ну что, выродок? — проворчал он, — наконец-то я получил возможность избавить тебя от твоей жалкой жизни. Но я не хочу спешить. Я хочу, чтобы Ориэлла была свидетельницей каждой минуты твоих предсмертных мук?
   Харин вытащил из ножен кинжал и, подойдя к очагу, раскалил лезвие на горячих угольях, после чего снова приблизился к Анвару и поднес нож к его лицу. Анвар побледнел, не в силах оторвать глаз от раскаленного металла. Лицо его покрылось потом, и в багровом свете казалось, что на нем уже выступила кровь. Миафан приложил лезвие к щеке юноши, и тот со страшным криком рванулся, пытаясь освободиться от своих стражей.
   — Миафан, прекрати! — завопила Ориэлла.
   — Ага, ты узнала меня! — торжествующе улыбаясь, Миафан убрал нож. Анвар поднял голову и посмотрел на Ориэллу. Щека его была обезображена раскаленным металлом, лицо искажено от боли; говорил он с трудом.
   — Не смотри… Не доставляй.., ему удовольствие. «О Боги», — прошептала Ориэлла, чувствуя боль Анвара, как свою. Между тем Верховный Маг снова сунул нож в очаг, с холодным интересом наблюдая за девушкой и злорадно улыбаясь ее слезам.
   — Пора платить по счетам, Ориэлла. Помнишь ли ты, как некогда выжгла мне глаза? Довольна ли ты была своей маленькой победой? Теперь я намерен расквитаться с тобой — око за око. Но, конечно, не твоими красивыми глазками, дорогая. — Он снова поднес нож к лицу Анвара, готовясь нанести удар. — Пусть за тебя будет он!
   — Оставь его! — в гневе закричала Ориэлла, и воинам едва удалось удержать ее. Один из них заломил ей связанные руки так, что она застонала от боли.
   — Прекрати! — бросив нож, Миафан быстро подбежал к воину и злобно оттолкнул его. — Не вздумай причинить ей вред!
   К облегчению Ориэллы, боль в руках утихла, и она могла спокойно дышать и, что еще важнее, думать. Она понимала, что возможность выбора невелика и условия сделки могут быть очень скверными. Усилием воли опустившись на колени, она поглядела снизу вверх на Харина и, стараясь успокоить ненависть, охватившую ее при виде глаз Миафана на лице принца, просительным тоном начала:
   — Миафан, не надо мучить Анвара, ведь тебе нужна я. Если ты оставишь его в покое, клянусь, я сделаю все, что ты захочешь.
   Красивое лицо Харина обезобразилось презрительной усмешкой Миафана, и в глазах его появилось злорадство. Ориэлла похолодела, осознав, как велика сейчас его власть над нею.
   — В самом деле? — ехидно переспросил он. — Я и так могу взять все, что захочу, включая жизнь Анвара, равно как и твою. Но мне нужно не только твое тело. — Его голос вдруг стал фальшиво-ласковым, и Ориэлла почувствовала, что ее вот-вот стошнит от его тона. — Мне нужна твоя помощь и твоя сила для осуществления моих дальнейших планов. Если ты предоставишь свою волшебную силу в мое распоряжение, я пощажу Анвара.
   После пережитого потрясения Анвар был как в тумане, но зловещий смысл этих слов дошел до его сознания.
   — Не надо, — отчаянно закричал он. — Не делай этого, Ориэлла. Не подчиняйся ему!
   — Заткните ему глотку! — рявкнул Миафан, и один из воинов с силой ударил Анвара под ребра. Пока юноша хватал ртом воздух, мучительно пытаясь восстановить дыхание, Миафан снова обратился к Ориэлле.
   — Ну? Ты согласна?
   С угасшим лицом волшебница кивнула.
   — У меня нет другого выбора, — тихо ответила она. — Только не мучай его больше! Миафан улыбнулся:
   — Весьма разумно. Этот полукровка обеспечит твою преданность, пока не родится ребенок, ибо сейчас уже поздно избавить тебя от него, не подвергая твою жизнь опасности. — Миафан засмеялся, и этот жуткий звук напомнил Анвару Нихилим, убившего Форрала. — Однако это еще не все. — Анвар останется заложником твоего послушания, раз уж Форралово отродье не подходит для этой цели. Ведь когда ты его увидишь, то сама будешь умолять меня покончить с этим жалким существом. Твое дитя проклято, Ориэлла. Я сам уже давно проклял его с помощью Чаши Жизни. Ты носишь в себе чудовище.
   Анвар увидел, как страшно побледнела Ориэлла.
   — Ты — мразь, Миафан, — выкрикнул он. — Я убью тебя! Клянусь, что убью!
   Верховный Маг снова рассмеялся:
   — Побереги свои клятвы, Анвар. Ты не в том положении, чтобы мне угрожать. Ты — в моей власти, и ты поможешь мне использовать эту беглянку. С ее будущим ребенком я управился, и теперь мне нужна ее сила. Но, пожалуй, добиться этого будет не так уж трудно, поскольку она перенесла свои чувства с этого болвана-меченосца на тебя. — Он злобно усмехнулся. — Наверно, все дело тут в примеси смертной крови. Она никогда не могла устоять перед искушением осквернить себя с существами этой породы.
   От простоты и жестокости плана Миафана Анвар пришел в ужас. Он поглядел на Ориэллу и увидел в ее глазах страшную тоску. Ребенок был последним, драгоценным звеном, связывавшим ее с Форралом. Но он, Анвар, по крайней мере может уменьшить ее страдания. Благодаря ему Миафан имеет власть над волшебницей. Но если его не станет — не будет и этой власти. А Ориэлла, когда силы ее восстановятся, сможет избавить ребенка от проклятия. Страх и боль сменились облегчением и даже надеждой. Пусть он заплатит за это жизнью, но ее гибель будет ненапрасна, если у Ориэллы и ее ребенка появится возможность спастись.
   Анвар решился. Если он попытается нанести удар Миафану, то лишь разрушит тело Харина, и к тому же враг в опасной близости от Ориэллы. Но есть другой, отчаянный способ.
   Пользуясь тем, что Миафан был целиком занят Ориэллой, Анвар начал медленно, осторожно, с мрачной сосредоточенностью в последний раз восстанавливать свои силы, и глаза юноши засветились мрачным тусклым огнем, когда он направил волшебную силу на себя самого, на саморазрушение. Он почувствовал жар, сердце его страшно забилось, он стал задыхаться. Все его чувства стали замирать, убывая, словно вода… Все окружающее заволокло багровым туманом — следствие разрушительной мощи вызванных им сил. Он не мог удержаться, чтобы не поглядеть последний раз в глаза Ориэллы, прежде чем станет слишком поздно. Ему хотелось, чтобы этот последний, прощальный взгляд сказал ей, что он просит прощения и любит ее.
   Это было его ошибкой. Сквозь туман он разглядел, вернее, почувствовал по ответному взгляду, что она все поняла. Поняла и ужаснулась.
   — Анвар, не надо! — крикнула Ориэлла. Услышав ее отчаянный крик, Миафан стремительно обернулся. Грубо выругавшись, он нанес Анвару страшный удар кулаком в лицо, и — боль моментально рассеяла силы, которые Анвар собрал с таким трудом. Юноша тяжело осел на руки охранников и, выплевывая изо рта кровь, смутно почувствовал, что тело его вновь возвращается в нормальное состояние. С упавшим сердцем он понял, что упустил единственный шанс. «О любимая в отчаянии, — подумал он, — зачем ты остановила меня?»
   Миафан в ярости накинулся на охранников:
   — Ослы! Я же сказал, чтобы вы следили за ним! Воины мертвой хваткой вцепились в юношу, сжав его связанные руки так, словно хотели раздавить их. Усилием воли Анвар восстановил контроль над своим сознанием. Миафан в гневе повернулся к Ориэлле:
   — Ну, хватит! Какой из него заложник, если этот дурак готов при первой возможности сам убить себя? — Потом он овладел собой. — Кажется, дорогая, придется поставить еще кое-какие условия. Ты знаешь, что в смертном теле я не обладаю волшебной силой. Ты тоже лишена ее, пока не родится твой ублюдок, так что мы с тобой в равном положении. Но Анвар представляет собой постоянную опасность. Поэтому когда волшебная сила вернется к тебе, ты лишишь его способности к магии, как это сделал в свое время я.
   Ориэлла уже не могла удержать слезы. Никогда еще Анвар не видел ее такой беспомощной.
   — Я согласна, — прошептала она, — если это единственный способ его спасти.
   — Нет! — в страхе закричал Анвар. Он вспомнил тот черный день, когда Миафан отнял у него силу, которой он сам за собой даже не подозревал, вспомнил то мучительное отчаяние и чувство полной беспомощности, овладевшее им. Нет, лучше умереть, чем снова пережить подобное.
   Но тут юноша заметил решимость, вспыхнувшую в глазах Ориэллы, и мысленно выругал себя за глупость. Конечно, она никогда не сделает ничего подобного. Ослепленный болью и страхом, он не понял, что она ведет отчаянную игру, пытаясь выиграть время и спасти их обоих. На мгновение чувство любви и гордости оказалось сильнее страдания. Несмотря на ужасное сообщение о своем ребенке, она сумела сохранить присутствие духа, и Анвар молил богов, чтобы Миафан ничего не заметил.
   — Что ты хочешь с нами сделать, Миафан? — тоном полной покорности спросила Ориэлла, но юноша понял, что она просто хочет отвлечь от него внимание Верховного Мага.
   Темные глаза лже-Харина вспыхнули.
   — Анвар будет заточен таким образом, чтобы твоя покорность была обеспечена наверняка. Надеюсь, у него достанет ума не устраивать больше всяких штучек с самоубийствами, ибо в противном случае ты заплатишь за его глупость таким способом, который вы оба не можете себе даже вообразить.
   Анвар содрогнулся. Миафан знал способ сделать его сговорчивым!
   — Что до тебя, — продолжал Верховный Маг, то по рождении ребенка тебя отправят обратно в Нексис. А там ты будешь мне повиноваться — или Анвара четвертуют на твоих глазах. — Он внезапно ухватил ее платье и резко рванул. Взгляд его стал откровенно похотливым, и один из воинов захихикал.
   — Не понимаю, чем она тебе приглянулась, Анвар, — насмешливо сказал он. — Особенно сейчас, когда она изуродована, когда ее обрюхатил другой! Я лично предпочел бы подождать, пока она будет в лучшем состоянии, а уж потом овладеть ею. Хотя, быть может, я еще и поделюсь с тобой, если, конечно, ты по-прежнему будешь хотеть ее! — Он помолчал, словно взвешивая что-то в уме.
   — Впрочем, почему бы и нет? По-моему, ты не против подержанных вещей. Ты же не воротил от нее нос после Форрала!
   Чувствуя мучительную боль и скорбь за стоящую на коленях, оскорбленную и униженную Ориэллу, Анвар бросил гневный взгляд на Миафана и заставил себя презрительно улыбнуться.
   — Ты просто ревнуешь! Ведь она воротит нос от тебя самого, не так ли? Однако ни одна твоя пакость не запятнает эту прекрасную даму, ибо она недосягаема для таких, как ты. Подержанные вещи? Кого ты хочешь обмануть, глупец? Если ты силой возьмешь то, чего она никогда не отдала бы тебе по своей воле, то опозоришь не ее, а себя. Ты можешь овладеть ее телом, но тебе не замарать ее души, и для тебя нет места в ее сердце. Что бы ты ни делал, ты уже заранее проиграл!
   Во время этой тирады Миафан стоял неподвижно, точно каменная статуя, но Ориэлла, услышав слова Анвара, преисполнилась мужества. Она отвернулась от Миафана и, гордо подняв голову, заговорила, обращаясь к Анвару, словно они здесь были только вдвоем:
   — Любимый! Пока у меня есть ты, у меня есть надежда. Анвар ответил ей взглядом, ясно говорящим, что у него на сердце.
   — Клянусь, я никогда не покину тебя.
   Миафан гнусно выругался и сделал знак воинам. Один из них вытащил меч и с силой ударил Анвара рукоятью по голове. Юноша без единого стона упал на пол.
   — Ты же обещал, что ему не причинят вреда! — закричала Ориэлла.
   — Неужели? — Лицо Харина было обезображено злобой Миафана, и Ориэлла видела, что эта злоба порождена ревностью. — Я не помню такого. Теперь его здоровье полностью зависит от твоего поведения. — Он поглядел ей в глаза и, злорадно усмехаясь, стал ласкать ее тело. Ориэлла содрогалась от отвращения, но терпела, стараясь все время думать о последних словах Анвара.
   Не получив ожидаемого удовольствия, Миафан прекратил свою пытку и, зарычав от злобы, что было силы ударил ее.
   — Надеюсь застать тебя в более подходящем настроении, когда я вернусь — ради Анвара, — проворчал он и вышел, а вслед за ним вышли его люди, унося с собой бесчувственное тело Анвара. Стражи Ориэллы бросили ее, связанную, на пол у остывающего очага и тоже ушли, оставив волшебницу наедине с собственным отчаянием.
   Сходя по лестнице, Миафан, наслаждался молодой упругой силой, заключенной в послушном теле принца. Он улыбнулся, выбросив из памяти неприятные слова Анвара. Теперь ждать осталось недолго. Ориэлла скоро родит свое чудище, и тогда она будет принадлежать ему, Миафану, а его новое тело обещает такие наслаждения с ней…

***

   Язур, шатаясь, брел по ущелью, ослабевший от ран, добиваемый безжалостным ледяным ветром, и уже толком не знал, далеко ли ушел от башни. Левое плечо было залито кровью, но, к изумлению воина, боль в ране утихла; не болели также кровоподтек на голове и небольшая царапина на бедре, которой он прежде, кажется, не замечал в горячке битвы и бегства. Славный, добрый снег, ты успокоил мои страдания!
   Когда он спустился вниз, даже картина жестокой резни не омрачила его настроения, хотя где-то в глубине души Миафан ощутил слабый протест Харина. Пантера, видимо, оказалась серьезным противником. Комната выглядела как настоящее поле боя. Воины уносили тела мертвецов и оказывали первую помощь раненым. Миафан пожал плечами. Чтобы стеречь пленников, людей у него хватит, а страдания всяких смертных его не касаются.
   Сияя от удовольствия, подошел Черный Коготь.
   — Все прошло хорошо, — заявил он. — Принцессу уже отправили в Аэриллию. — Он улыбнулся. — Поистине, когда ты явился мне в первый раз, эта встреча оказалась знаменательной для нас обоих!
   — Верно, — рассеянно ответил Миафан, подумав при этом, что, когда он начнет завоевание Юга, ему придется поломать голову, как расправиться с теперешним союзником. Черный Коготь может оказаться опасным противником в борьбе за власть. Ну, а пока…
   — Не окажешь ли ты мне кое-какую услугу, Черный Коготь? — сказал он. — Не возьмешь ли ты в Аэриллию и этого жалкого сумасшедшего, чтобы содержать его там под стражей? — Миафан показал на Анвара. — Он — мой заложник.
   Черный Коготь пожал плечами:
   — О чем речь! Небесный Народ сбережет его для тебя.
   — Однако послушай меня, Верховный Жрец! — Миафан вперил в собеседника свой леденящий взгляд. — Я должен предупредить тебя об опасности и об ответственности, которые сопряжены с этим. Анвар — колдун, и побег для него может оказаться легким делом…
   — Не беспокойся, друг, — перебил Черный Коготь. — Я изучал старые писания, касающиеся этого вашего колдовства. У нас есть пещера, а под ней — отвесная скала высотой в тысячу футов. Поверь мне, она доступна лишь Крылатому Народу, и если только его колдовство не дает ему возможности летать, он никуда оттуда не денется. Пищу ему можно будет сбрасывать сверху, и ни у кого из моих людей не возникнет необходимости приближаться к нему.
   Миафан улыбнулся с облегчением, которое, пожалуй, он не хотел бы показывать.
   — Сделав тебя своим союзником, я не прогадал! — сказал он. — Однако ты должен как следует заботиться о моем пленнике, Черный Коготь! Помни, он нужен мне живым — пока!
   Что я делаю здесь, на этом снегу? Почему я не могу этого вспомнить? Юноша искал ответа на эти вопросы, ему казалось, что он непременно должен вспомнить что-то важное… Опасность… Разве он не убегает от кого-то? Но к чему так волноваться? Этот дивный снег сам позаботится о нем. Он укроет его, словно толстое, теплое одеяло, как в детстве, когда донимали ночные страхи. Ну конечно, как же он сразу не сообразил! Нужно спрятаться здесь, отдохнуть в этом мягком теплом снегу. Раненый воин опустился на колени и упал на снег, чтобы зима приняла его в свои ледяные объятия.

Глава 10. АЭРИЛЛИЯ

   Черная Птица вновь оказалась в своей старой комнате в башенке королевского замка, в комнате, где она жила с детских лет. С той бурной ночи, когда она бежала, здесь вроде бы ничего не изменилось. О, каким далеким прошлым теперь это казалось! Вот кроватка, где она, сложив крылья, спала столько ночей, вот теплые коврики на полу, вот туалетный столик из редкого, дорогого дерева, и зеркало из полированного серебра, — все такое знакомое и словно бы уже чужое. Стояла на своем месте и филигранная металлическая табуретка, с мягкой подушечкой, на которой она, бывало, часами сидела у окна, глядя, как бегут облака по небу над горами.
   На стене по-прежнему висели старые, потрепанные коврики, которые она так любила и ни за что не хотела заменять другими. На них были изображены крылатые люди, парящие, подобно орлам, над горами и долинами, тогда еще — зелеными. За ними в глубоких нишах нашла принцесса и свои детские игрушки, тоже старые или поломанные, но по-прежнему любимые, выбросить которые не поднималась рука. Единственным нововведением в комнате были толстые железные решетки на окнах.
   Черная Птица, еще не оправившаяся от потрясения, вызванного предательством Харина, осматривала комнату словно во сне. Здесь, среди знакомых с детства вещей, ее побег и последовавшие за ним события и в самом деле казались сном. А может, наоборот, то краткое время свободы и было реальностью, а все остальное — лишь гнетущим кошмаром?
   Комната осталась прежней, но сама Черная Птица уже не была той наивной девушкой, которая упорхнула отсюда всего каких-то три месяца назад. За это время она повзрослела и даже, пожалуй, успела постареть от перенесенных бед. О Иинза, теперь она изнемогала от ненависти к себе. Как она могла быть такой слепой, такой вероломной, такой подлой со своими новыми друзьями? Она предала бедную Нэрени, которая заботилась о ней, как родная мать, которая доверяла ей. Она непоправимо запятнала себя связью с чужаком, человеком, копающемся в земле, а он выбросил ее, словно мусор. А сейчас, совершив полный круг, она снова очутилась в грязных лапах Черного Когтя, — и, конечно, вполне этого заслуживает.
   Королева, ее мать, умерла. Однако из-за всех пережитых ужасов принцесса еще плохо осознавала эту жестокую истину. Пламенеющее Крыло никогда не отличалась добротой, как Нэрени, — в конце концов она была королевой и на ней, лежал груз многочисленных обязанностей. Она вынуждена была дать своей дочери суровое воспитание, чтобы в будущем та была готова нести бремя власти. У Небесного Народа монарх должен править, опираясь только на собственные силы. Но Черная Птица знала, что Пламенеющее Крыло любила ее и проявляла свою любовь как могла. Она гордилась дочкой, и принцесса с отвращением подумала, что порой злоупотребляла этой гордостью. Видит ли мама ее сейчас? Верно ли, что мертвые и в запредельном мире знают о живущих все, как утверждает жрец Иинзы? Черная Птица упала на кровать и разрыдалась.
   — О мама, прости меня!
   Крылатая девушка плакала долго, пока не иссякли слезы — да и силы тоже. Потом она вытерла мокрое лицо шкурой, служившей покрывалом, и снова оглядела свою комнату, ставшую отныне ее тюрьмой. Ей оставили пищу, но принцессе было не до еды. Она чувствовала себя оскверненной, и никакие слезы не могли смыть с ее души чувство вины. На столе стоял серебряный кувшин с вином. Она налила себе бокал и осушила его одним глотком. Закашлявшись, Черная Птица с горечью вспомнила, что королева-мать никогда не разрешала ей пить спиртное. Но зато теперь она смогла задуматься не только о прошлом, но и о будущем. Скоро сюда явится Черный Коготь — и перед этим ей нужно как можно больше притупить все чувства.
   О Отец Небес, сможет ли она когда-нибудь очиститься? Принцесса налила себе еще вина и, взяв с собой бокал, отправилась в ванную комнату, где в мраморном полу была вырезана ванна с отверстием для выпуска воды. Стоит потянуть за шелковый шнурок — и из резервуара наверху польется дождевая и снеговая вода.
   Черная Птица выпила вино, отставила бокал в сторону и сбросила свою поношенную, не раз латанную кожаную тунику, ту самую, в которой она когда-то бежала. Она посмотрела на аккуратные швы, сделанные Нэрени, и глаза крылатой девушки вновь наполнились слезами. Принцесса с проклятием отшвырнула одежду прочь и встала под душ. Ориэлла не раз мечтала вслух о горячей ванне, но подобные людские обычаи были чужды Крылатому Народу. Ледяная снеговая вода притупила боль от ушибов, но ничем не могла помочь против душевных страданий. Черная Птица насухо вытерлась и вернулась в комнату. Ей было страшно и противно думать о Черном Когте, который теперь мог сделать с ней все, что ему угодно. Чтобы отвлечься, она принялась приводить в порядок свои перья, время от времени прерываясь, чтобы выпить еще вина. Черная Птица давно не ела, и у нее закружилась голова. Сначала она встревожилась, но потом быстро привыкла и даже стала находить в этом удовлетворение. И тут у нее в голове созрел некий план. Во всяком случае, перед ней забрезжила некоторая надежда избежать назойливого внимания Черного Когтя. По обычаю, небесные люди вступают в брак на всю жизнь, и никто не коснется той, которая уже спала с кем-то.
   Черная Птица так погрузилась в свои мысли, что, когда Черный Коготь действительно вошел, она не сразу заметила его, а когда поняла, что он здесь, сердце ее тяжело забилось. Она обернулась. Верховный Жрец молча стоял в дверях, пожирая ее глазами. Позади него, выпучив глаза, застыли два воина-жреца в хромовых мундирах. Свидетели, подумала Черная Птица. Очень хорошо. Если бы не вино, она бы сгорела от стыда за свою наготу, но она смогла перебороть себя и, подняв голову, посмотрела Верховному Жрецу прямо в глаза — самая трудная вещь, которую ей случалось делать в своей жизни.
   — Ты опоздал, Черный Коготь, — бросила она ему в лицо. — Не побоишься ли ты опозориться, вступив в связь с той, которая уже осквернена? Твой приятель-заговорщик опередил тебя, Верховный Жрец. Я отдалась человеку, и не один раз, а несколько. — Услышав восклицания ужаса, вырвавшиеся у воинов-жрецов, Черная Птица рассмеялась, но по ответной реакции Верховного Жреца поняла, что все пропало.
   — Харин говорил мне об этом, — захихикал Черный Коготь. — Он сказал, моя маленькая принцесса, что ты — способная ученица, и выразил надежду, что обучил тебя достаточно, чтобы скрасить мне долгие зимние ночи в Аэриллии.
   Черная Птица задохнулась, точно ее схватили за горло.
   — Дура! — презрительно усмехнулся Черный Коготь. — Если бы ты снюхалась с кем-то из Небесного Народа, это еще могло бы изменить положение, хотя, имея в качестве ставки трон, я скорее всего и тогда бы закрыл на это глаза. Но какое значение имеет какой-то человек? Они — не нашего рода. Ты с таким же успехом могла бы отдаться и горному барану!
   Войдя в комнату, он подошел к столу и налил себе вина.
   — За стыд, похоть и пьянство, — провозгласил он, дразня ее. — Велик ли список пороков, которые ты переняла у этих пресмыкающихся? Впрочем, не важно. Ведь для меня главное — твоя рука, хотя, я думаю, и за твоим телом дело не станет. Женитьба на наследнице трона сделает мои права на царство несомненными, и по традиции ты должна вступить в этот союз девственной — по крайней мере формально. — Он ухмыльнулся. — Как я уже говорил, люди — не в счет, но поскольку брак не может состояться, пока не закончится траур по усопшей королеве, я должен воздерживаться в течение этого срока, хотя предвкушение наслаждения — уже удовольствие.
   Сначала Черная Птица оцепенела от ужаса, но когда он начал насмехаться над памятью ее матери, она разъярилась и потеряла контроль над собой. Схватив свой бокал, принцесса выплеснула вино прямо в ненавистное лицо.
   — Ты, мерзавец! Ты и пальцем не тронешь меня, пока я жива, клянусь! Скорее ты будешь обречен на вечные муки, чем я выйду за тебя. Среди моего народа есть не только твои прихвостни. Черный Коготь, предатель и узурпатор! И я смогу отомстить тебе…
   Тяжелый удар сбил ее с ног.
   — Глупая, самонадеянная девчонка. — Черный Коготь укоризненно покачал головой. — Неужели ты думала, что я позволю тебе вновь бежать, чтобы возглавить мятеж? — Черная Птица съежилась под его безжалостным взглядом. Он схватил ее и привлек к себе, играя со своей жертвой, чтобы заставить ее подольше страдать. — Ты знаешь, моя принцесса, у нас есть определенные законы, которые даже тебе не обойти. Кто из нашего народа пойдет за покалеченной королевой?
   Он сделал знак своим воинам, и крылатая девушка впервые заметила, что они вооружены увесистыми булавами. Она похолодела от ужаса.
   — Нет, — прошептала она, когда жрецы стали приближаться к ней. — Нет!..
   Черный Коготь спокойно потягивал вино, наслаждаясь ее криками, а тяжелые железные палки поднимались и опускались, сокрушая хрупкие кости ее крыльев…