Фьюри Мэгги. Арфа Ветров

   Все это время Молдан наблюдала за магом. Теперь, когда он остался один наверху, настал ее черед. Могучая душа горы сосредоточила свою волю на камне, служившем основанием этой башенке на вершине. Тело горы содрогнулось, и Храм Иинзы с ужасающим грохотом обрушился.

Глава 21. ВОЛЧЬЯ НОЧЬ

   Когда луна пошла на ущерб, Шианнат вновь затосковал по Ориэлле, что отнюдь не вызвало восторга у Язура. Хотя предполагалось, что изгнанник будет наблюдать за башней с безопасного расстояния, он частенько под покровом ночи подползал к башне и взбирался наверх, чтобы лишний раз поговорить с волшебницей. Сам Шианнат не признавался в этом, но Язур всегда чувствовал, когда ксандимец возвращался оттуда. В такие ночи он весь так и сиял и долго лежал без сна, хотя ему следовало отдохнуть перед тем, как наступала его очередь караулить.
   Несчастный глупец! Неужели он не может понять, какой опасности подвергает и самого себя, и Ориэллу, и все их дело? Но Язур не мог помешать ему, ибо сам еще не достаточно окреп, чтобы иметь такую возможность. Хуже всего, что Шианнат в этом деле пытался обманывать его. В ответ воин, также тайно от Шианната, упражнял поврежденную ногу, проверяя, какую нагрузку она способна выдержать. Из груды дров он выбрал толстую палку, и, смастерив из нее что-то вроде трости, уже научился потихоньку с ее помощью передвигаться по пещере. Но, увы, одолеть трудную дорогу через ущелье к башне было ему пока не по силам. И вдруг однажды, в одну на редкость спокойную лунную ночь, когда ослепительно блестел снег и далеко в горах выли волки, решение задачи пришло само собой.
   Шианнат в очередной раз собрался к башне. Хотя он, как обычно, все отрицал, Язур чувствовал его скрытое волнение и с трудом удерживался от того, чтобы не помешать ксандимцу. И надо же быть таким беспросветным болваном! Одно дело — взбираться на башню в темноте, когда небо в тучах. Но этой ночью любое движение будет заметно за несколько миль! И что бы там ни говорил Шианнат, Язур не мог поверить, что Ориэлла поощряет такую отчаянную глупость. Но, к сожалению, она не вправе запретить ему приходить, иначе может подвести его. Язур проклинал этого изгоя на чем свет стоит. Нет, Шианната все-таки следует как-то остановить! Язур нашарил свою «трость», которую прятал под одеялом.
   В тот вечер Искальда была встревожена и рассержена. Шианнат снова оставлял ее в одиночестве, взяв другую лошадь, и к тому же — какое унижение!
   — еще и привязал ее, чтобы она не бросилась за ним. Конечно, Искальда понимала, что он не хочет подвергать ее опасности. В последнее время в округе появилось много волков, искавших добычи. В эту голодную зиму их привлек запах еды, которую привозили воинам, сторожившим башню. Кроме того, Шианнат все еще боялся Черных Призраков, хотя Искальда, если бы могла говорить, объяснила бы ему, что огромная кошка давно исчезла.
   Вечно мужчины делают глупости! И что Шианнат нашел в этой женщине из башни, которая говорит, будто — она Эфировидица? Не очень-то Искальда во все это верила. Она уже давно перестала надеяться, что когда-нибудь вновь примет человеческий облик, но Шианнат горячо уверовал в это. И его восторженность тревожила Искальду. Действительно ли брат так восхищается той женщиной из-за ее чудесного дара или дело в чем-то совсем другом? Да и есть ли у нее в самом деле этот дар? -Может быть, она околдовала его? Иначе с чего бы ему идти к ней сегодня ночью, когда нет спасительной темноты, и, значит, это особенно опасно?
   Чтобы отвлечься, Искальда стала думать о Язуре. Теперь она знала, как ошибались ее соплеменники, считая, что, потеряв способность превращаться в людей, они станут просто животными. Конечно, в минуту опасности животные инстинкты берут верх, но все же мысли Искальды, как правило, оставались вполне человеческими. Только теперь она не могла разговаривать с людьми. К тому же и бедняге Шианнату легче думать, что она — просто животное: у него и без того забот хватает.
   Однако Искальде очень хотелось сказать брату, что она доверяет молодому казалимцу, которого он спас. Тут ей как раз помогли именно инстинкты: лошади чувствуют, кто хороший человек, а кто — плохой, а этот молодой воин, несомненно, был человек добрый и искренний, хотя и родился среди врагов. Ей нравилось упорство, с которым он старался восстановить свои силы. Она понимала, что его тоже тревожат поведение Шианната и особенно эта безрассудная вылазка лунной ночью.
   Белая кобыла смотрела, как Язур ковыляет по пещере, опираясь на свою палку. Дела у него шли намного лучше, но по его лицу, покрытому потом, и по тому, как он страдальчески морщился, было видно, что ему еще больно ходить.
   Если он решил пойти за Шианнатом, ему трудно будет даже выйти из пещеры и спуститься вниз, не говоря уже о том, чтобы преодолеть ущелье.
   И тут Искальду осенило. Она ведь тоже хочет последовать за Шианнатом, так почему бы им с Язуром не помочь Друг другу? Правда, она тут же смутилась. Редко случалось так, чтобы ксандимец-человек скакал на ксандимце, превратившемся в лошадь. Это дозволялось лишь при крайней нужде (например, если один из них был ранен) или — между самыми близкими людьми. Позволить сесть на себя чужестранцу — такое трудно было даже представить.
   Да, Язур был чужестранцем, но разве их не сблизило вынужденное изгнанничество, здесь, в этой пещере? Разве не нравился ей молодой воин? И разве сейчас не наступила как раз крайняя нужда? В конце концов она имеет право так поступить ради Шианната. Язур проковылял мимо, очевидно, направляясь к выходу из пещеры. Чтобы привлечь его внимание, Искальда тихонько заржала и опустилась на колени, чтобы он мог сесть на нее верхом.
   Она услышала изумленное восклицание Язура на своем языке. Интересно, что он сказал? Возможно, обозвал Шианната лжецом: тот всегда говорил казалимцу, что она признает только своего хозяина, а чужаку приближаться к ней опасно. Потом она почувствовала, как он погладил ее по шее, и с трудом подавила естественный порыв — сопротивляться или бежать. Язур стал ласково успокаивать ее, и хотя Искальда не понимала слов, она слушала его голос, и он действовал на нее благотворно.
   Но когда воин уселся на нее верхом, он только с помощью недоуздка смог заставить ее повиноваться. Потом Язур ударил ее своей палкой, и Искальда почувствовала, как он при гнулся, чтобы не задеть головой о каменный выступ у выхода из пещеры. Она услышала, как он выругался. Потом Язур снова заговорил, но уже ласково, и еще раз погладил Искальду по шее. Белая кобыла нехотя пошла вперед.
   Через некоторое время Язур расслабился и даже развязал недоуздок. Однако он сделал веревочную петлю и привязал ее к нахрапнику с другой стороны, и Искальда разозлилась. Неужели он не доверяет ей? Потом она вспомнила казалимских лошадей в башне — чего только не надевали люди на бедных животных! Ладно, подумала она, держись за свою дурацкую петлю, раз тебе от этого легче, но если сделаешь мне больно — пеняй на себя. Искальда чувствовала, что Язур волнуется, как и она сама, и понимала, что должна двигаться осторожно, потому что всаднику трудно сидеть на ней из-за поврежденной ноги. Так началось их путешествие к башне.

***

   …Ориэлла забылась беспокойным сном. Спокойного сна в последние дни она не знала. Роды приближались, и ребенок все чаще и чаще напоминал о себе. Вот уже два дня она чувствовала боль в пояснице и время от времени ее мучили спазмы. Значит ли это, что роды начнутся вот-вот? Ориэлла никогда не рожала и не имела ни малейшего представления, как это происходит. Из упрямства она не хотела спрашивать об этом Нэрени, потому что постоянная суетливость маленькой толстушки выводила Ориэллу из себя. Она понимала, что Нэрени очень беспокоится об Элизаре и Боане, но это не помогало. Волшебнице хватало собственных тревог — ведь чем ближе были роды, тем опаснее становилось положение и ее, и Анвара, не говоря уж о ребенке.
   В последние дни волшебница просто не находила себе места. Ее мучила близость рокового дня, неспособность придумать, как спасти себя и ребенка, назойливое внимание Нэрени и, ко всему прочему, еще и этот дурак Шианнат, которому непременно надо было являться к ней по ночам, лишая ее ночного сна, хотя она все время твердила ему, что это опасно, и так делать нельзя.
   Но этой ночью, поглядев на освещенный луной снег, Ориэлла была уверена, что он не придет. Может быть, поэтому ей удалось наконец заснуть, и она просто не поверила своим ушам, услышав знакомое постукивание по деревянному люку. Проклиная все на свете, Ориэлла тяжело поднялась на ноги.
   — Он что, рехнулся? — спросила она неизвестно кого.
   — Не открывай! — зашипела Нэрени из своего угла. — Пусть испытает свою судьбу. Может быть, его наконец обнаружат! — Она не любила Шианната и не доверяла ему. Это был ксандимец, враг, и Ориэлла знала, что Нэрени боится за Элизара, если откроется, что Шианнат приходит сюда.
   — Не говори глупостей, — устало ответила волшебница. — Шианнат — посланец от Язура и наша единственная возможность получить помощь извне. Если его схватят, мы пропали. О Боги, ну как вбить ему в башку хоть немного здравого смысла! Сделай одолжение, Нэрени, покарауль здесь, а я постараюсь поскорее от него избавиться. — Она с трудом поднялась по лестнице, открыла люк, и Шианнат, протянув руку, втащил ее наверх.
   В эту ясную ночь на крыше было особенно холодно. Ночную тишину нарушил зловещий волчий вой: стая была явно где-то неподалеку.
   Ориэлла отвела ксандимца в сравнительно безопасное место в тени трубы.
   — Ты что, спятил? — яростно зашипела она. — Явиться в такую ночь! Если появятся крылатые воины, они разглядят тебя за несколько миль!
   — Но ты; госпожа, сама говорила, что Крылатый Народ летает только днем, — возразил он с обезоруживающей улыбкой.
   — Я говорила, что они не летают в темноте, болван ты этакий! А сейчас светло как днем, и я знаю, что у людей принца кончаются припасы. Во имя всех Богов, что с тобой стряслось, Шианнат? — Она уже знала, что он ответит, будь он проклят, и не ошиблась.
   — Но только ты можешь вернуть моей сестре человеческий облик. — Он страстно схватил ее за руку. — Твой час уже близок. Ты запрещаешь мне заботиться о тебе, но разве могу я быть спокоен, не зная, что с тобой?..
   — Гром и молния! Ты мне больше поможешь, если перестанешь надоедать мне и будешь на расстоянии наблюдать за моим сигналом. Шианнат, убирайся, и не возвращайся, покуда…
   — Ориэлла, кто-то идет! — услышала она громкий шепот Нэрени.
   Волшебница вырвала свою руку у ксандимца.
   — Притаись и сиди тихо, пока они не уйдут, — прошипела она и поспешила вниз. Она торопилась, а спускаться по гнилой лестнице и без того было трудно. Ориэлла оступилась и с трудом удержалась, чтобы не упасть. На мгновение она почувствовала укол боли внутри, но тут же забыла об этом и в ужасе повернулась к двери.
   Миафан! Она узнала его шаги и даже сейчас, лишенная своего магического дара, почувствовала его смертельную ярость, хотя он был еще по ту сторону двери. А внизу выли волки, выли все ближе и ближе, и этот жуткий пронзительный вой как нельзя лучше предшествовал прибытию Верховного Мага.
   Дверь распахнулась. На пороге стоял Миафан — и на этот раз тело Харина выглядело, словно небрежно накинутый плащ. Красивое лицо принца исказилось, темные глаза излучали нескрываемую ненависть.
   — Вон! — заорал он на Нэрени, и та, смертельно побледнев, бросила испуганный взгляд на Ориэллу и поспешно повиновалась. Захлопнув за собой дверь, Миафан повернулся к волшебнице.
   — Каким образом Анвару удалось бежать? — спросил он таким страшным голосом, что Ориэлла невольно вздрогнула, хотя основным ее чувством в этот момент была радость. Анвар на свободе! Значит, ее план удался. Сделав глубокий вдох, она постаралась успокоиться и собраться с мыслями, но все же не смогла скрыть своей радости.
   — А, так ты знала об этом, будь ты проклята! — в бешенстве заорал Миафан. Невзирая на ее состояние, он схватил волшебницу за плечи, протащил по комнате и со всей силы швырнул о стену. Прижав Ориэллу к холодному камню, он устремил на нее яростный взгляд. И вновь она почувствовала укол боли и застонала.
   — Как удалось бежать Анвару? — повторил Миафан и ударил ее по лицу. — Как ему удалось разрушить Храм Инкондора? Что вы такое нашли за время ваших странствий? Почему так возросла его мощь?
   Но Ориэлла видела, что к его ярости примешиваются сомнение, тень страха. Миафан снова ударил ее и, схватив за волосы, больно дернул. Волшебница стиснула зубы. На глазах у нее выступили слезы, но она не заплакала, наоборот — она вдруг резко и визгливо засмеялась и плюнула ему в лицо.
   — Неужели глаза не обманывают меня? — насмешливо спросила она. — Великий Верховный Маг Миафан вдруг испугался несчастного слуги-полукровки? Ты ошибся, недооценив Анвара. И это удивляет меня, разве ты не отец ему?
   Она бросила эти слова в лицо Миафану и увидела, как тот побледнел.
   — Ты лжешь! — завопил он. — Я знаю, я хорошо изучил границы возможностей этого ублюдка. Что такое вам удалось найти, сравнимое по могуществу с Чашей Жизни?
   Ориэлла не знала, как ей быть. Необходимо во что бы то ни стало сохранить тайну Жезла Земли.
   — Ничего! — завизжала она. — Анвару достаточно силы его ненависти! И от меня ты больше ничего не добьешься, Миафан. Ничего, кроме ненависти и презрения!
   Владыка Волшебного Народа вдруг словно сжался. После того как он лишился глаз, стало трудно следить за игрой его чувств, но сейчас волшебница с удивлением увидела, что лицо его исказилось от неподдельного страдания.
   — Как это больно, — сказал он тихо. — Ты не представляешь себе, как это тяжело, когда ты отворачиваешься и содрогаешься, едва я прикоснусь к тебе!
   Ориэлла была поражена его искренностью.
   — Хорошо, — выпалила она. — Теперь ты хотя бы поймешь, как чувствуют себя люди в таком положении. Тебя ведь никогда не интересовало, что я испытала, когда ты убил Форрала. И сейчас тебе наплевать на то, сколько страданий ты мне причинил, издеваясь над Анваром и моими друзьями. Я уже не говорю о твоих угрозах по поводу моего ребенка. Разве тебе не приходило в голову, что я буду презирать тебя за все твои злодеяния? Или ты совсем лишился разума?
   Ориэлла приготовилась к новой вспышке бешенства, но вместо этого Миафан лишь печально покачал головой.
   — Когда-то, — напомнил он ей, — ты любила меня, — когда была моложе. И что бы я ни сделал за это время, Ориэлла, я всегда по-прежнему любил тебя.
   Волшебница могла понять его. На свой, извращенный лад он до сих пор был привязан к ней. Она вдруг вспомнила свою юность, когда Миафан заменил ей отца, когда он был ее обожаемым наставником. Так было до тех пор, пока между ними не встал Форрал. Не тогда ли зло нашло себе приют в душе Миафана? Или эта болезнь началась много раньше? Да, она сама испытывала тоску по тем, лучшим годам, но это ничуть не меняло ее нынешнего отношения к Верховному Магу. Едва Ориэлла вспомнила об убитом Форрале и подумала о своем ребенке, как жалость к Миафану исчезла без следа.
   — А я всегда ненавидела тебя, — прошипела она, — и до самой смерти я буду питать к тебе отвращение. Лицо Миафана потемнело.
   — Посмотрим! — Он вдруг схватил ее за горло. — Только шевельнись, и я оборву твою лживую жизнь!
   Ориэлла поняла, что своими словами довела его до полного исступления. Чуть не вывихнув ей руку, Миафан оттащил ее от стены и швырнул на тонкую циновку, служившую ей постелью. И вновь Ориэллу пронзила боль, на этот раз — такая острая, что она закричала. Миафан же, встав на колени у ее ложа, вновь схватил ее за горло со всей силой, на которую было способно молодое, крепкое тело принца.
   Боясь, что она сейчас задохнется, Ориэлла отчаянно пыталась найти спрятанный под простынями нож Шианната. Наконец ей удалось нащупать его. Она хотела вонзить лезвие в горло Миафану, но очередной приступ боли лишил ее сил.
   Лезвие ножа задело ключицу и вошло в плечо Верховному Магу. Закричав от боли, он выпустил Ориэллу, но волшебница была не в том состоянии, чтобы этим воспользоваться. Корчась от боли, она почувствовала, как теплая жидкость потекла на постель.
   С гнусным ругательством Миафан вскочил, вытащил нож из плеча и прорычал:
   — Наконец-то наступил момент, которого я так ждал. Не сомневайся, Ориэлла, расплата откладывается очень ненадолго. — Он бросился к двери, распахнул ее и заорал:
   — Эй, женщина, поднимайся сюда! Она сейчас родит!

***

   Язур и не думал, что путешествие по извилистому ущелью займет столько времени. Несмотря на все его старания, белая кобыла наотрез отказывалась бежать быстрее. Не будь эта мысль такой нелепой, он бы решил, что она это делает потому, что бережет его раны. После теплой пещеры Язуру было особенно холодно. Он кутался в свой видавший виды дорожный плащ и пытался решить, что будет делать, когда доедет до башни. Увы, он не мог надеяться увидеть Ориэллу. С его ногой нечего и думать взбираться на крышу. Но если Шианнат все еще там, то как можно уговорить его спуститься? «Дурак я был, что вообще пустился в этот путь», — подумал Язур, но возвращаться не стал. У него было определенное предчувствие (хотя он сам не мог объяснить, чем оно вызвано), что этой ночью он там понадобится.
   Когда они выехали из ущелья, Искальда поскакала быстрее, и вскоре Язур увидел вдали поросший деревьями холм, такой знакомый — и такой незнакомый, — слишком долго казалимец здесь не был. Затем он различил силуэт башни, возвышавшейся над низкорослым леском. И тут Искальда рванулась вперед так, что он едва удержался на ней. Она неслась по заснеженной долине, словно хотела поскорее пересечь ее и укрыться в леске на холме. Захваченный этой бешеной скачкой, Язур словно очнулся ото сна, но когда они въехали в чащу, кобыла пошла шагом. Молодой воин поглядел на поляну, на которой стояла башня. Дверь была плотно закрыта, а там, внутри, томились его друзья — Ориэлла, Элизар, Нэрени и Боан. Пальцы Язура вцепились в гриву Искальды. Он с трудом поборол искушение выхватить меч и в одиночку броситься на штурм башни — но так поступил бы лишь последний дурак.
   Но беда была не только в том, что башня охранялась. Язур вновь услышал волчий вой, особенно жуткий в такую тихую ночь. Гром и молния! Только волчьей стаи еще и не хватало! И где этот Шианнат, провалиться бы ему?
   Из-за воя Язур не сразу расслышал хлопанье крыльев, и, прежде чем он понял, что происходит, Искальда встала на дыбы. Крылатые воины пронеслись у него над головой. «Милосердные Боги!» — прошептал Язур. Белая кобыла вместе со своим седоком вернулась обратно в лесок, как раз в тот момент, когда летучие воины опустились на поляну перед башней. И тут Язур увидел, как один из них что-то резко выкрикнул, показывая рукой на крышу. Должно быть, он заметил Шианната! Воин снова выругался. Этот болван-изгой не нашел ничего лучше, как торчать там под луной, на виду у врагов! у Один из пришельцев отпустил узел, который он нес вдвоем с товарищем, и полетел наверх. Второй некоторое время пытался управиться со своей ношей в одиночку, но потом, увидев на крыше что-то встревожившее его, бросил узел на землю. Ударившись об утоптанный снег, узел развязался, и припасы разлетелись в разные стороны. Язуру оставалось лишь в глубоком унынии наблюдать за крылатым воином, который полетел на помощь своему товарищу. Теперь казалимец ничем не мог помочь Шианнату.
   А тот, когда волшебница покинула его, притаился у люка, напряженно прислушиваясь к тому, что происходило внизу, готовый в любую минуту прийти на помощь Ориэлле. Похолодев от ужаса, прислушивался он к звукам незнакомой речи, а потом услышал шум, какой бывает при потасовке. Так как все внимание Шианната было приковано к тому, что происходило внизу, он не услышал хлопанья крыльев. Рука изгнанника уже потянулась к дверной ручке, когда его ударили сзади чем-то тяжелым, и он упал. Чьи-то руки вцепились в него, а потом он увидел блеснувшее в лунном свете лезвие. Вскрикнув от боли, ибо когтистая рука сдавила ему горло, Шианнат покатился по крыше, пытаясь сбросить врага. Ему удалось отбить нож, направленный в грудь. Изловчившись, ксандимец дотянулся до глаз своего врага и впился в них ногтями. С воплем крылатый воин отпустил Шианната и схватился за лицо. Тот хотел было с размаху ударить воина, но поскользнулся, и удар его не попал в цель. Однако противник еще не пришел в себя, и Шианнат, сохранивший равновесие, успел заметить на крыше упавший нож крылатого воина. Быстро схватив нож, ксандимец нанес врагу удар.
   Издав еще один страшный вопль, крылатый противник Шианната зашатался и сорвался вниз. Ксандимец бросился к парапету, — чтобы взглянуть, что делается внизу, и тут же понял свою ошибку, но слишком поздно: черная тень закрыла луну… Крылатый воин был не один!

***

   Для Ориэллы не существовало ничего, кроме боли. Ей чудилось, что она брошена в океан страданий и отчаянно старается не утонуть. Она кричала от боли, и наконец волны этого океана выносили ее на берег — но лишь для того, чтобы вскоре швырнуть обратно, и муки ее возобновлялись. Только голос Нэрени связывал ее с действительностью — она успокаивала волшебницу и давала ей советы — и еще горящие глаза Миафана, чье присутствие Ориэлла ощущала даже сейчас и который казался ей грозовой тучей над красным морем боли. Когда сознание ее ненадолго прояснялось, она, видела, словно во сне, нож в его руке; он ждал, когда родится ребенок.
   Роды у магов никогда не бывали легкими, а этот ребенок, видно, и вовсе не хотел появляться на свет. Душа его чувствовала ужас, овладевший матерью, и со всем упрямством, свойственным Волшебному Народу, он противился своей судьбе.
   Сквозь боль волшебница снова услышала голос Нэрени:
   — Ориэлла, умоляю тебя, тужься!… — Несколько пощечин привели ее в чувство, и волшебница увидела бледное лицо Нэрени, склонившейся над ней.
   — Ориэлла, ты должна помочь ему, помочь появиться на свет, иначе вы оба погибнете! Ориэлла отвернулась.
   — Нет, — еле слышно ответила она. — Только не ради Миафана. Я не хочу. — Дух волшебницы покинул ее тело, улетев от океана боли в темное пространство, туда, где должен быть Форрал. Он всегда помогал ей, утешал ее…
   — Форрал! — закричала она в отчаянии. — Форрал!.. Ей показалось, что где-то впереди она услышала ответный крик.., или это было эхо? Ориэлла бросилась на этот слабый звук, но черная тень преградила ей дорогу.
   — Здесь искать его тебе нельзя. Это запрещено. Похолодев, Ориэлла узнала глухой, жуткий голос Владыки Мертвых.
   — Пусти меня к нему! — закричала она, тщетно пытаясь пробиться сквозь тьму.
   — Ориэлла, вернись! — В голосе Владыки звучала непреклонность, но злобы в нем не было. — Сейчас не твой черед, и еще не пришел черед твоего ребенка. Возвращайся, храбрая женщина, возвращайся и рожай.
   Это были последние слова, которые она услышала перед тем, как провалиться во тьму.

***

   …Язур лихорадочно искал способ спасти Шианната. И тут он услышал страшный вопль — один из крылатых врагов сорвался с крыши и упал на снег. Но не успел казалимец вздохнуть с облегчением, как за его спиной раздался пронзительный вой. Стая волков выскочила из леса и бросилась на поляну. Их привлек запах крови. Язур с ужасом подумал о своей кобыле, но оказалось, что у голодных тварей и без того есть чем поживиться. Стая разделилась. Одни набросились на труп крылатого воина, других же привлекли выпавшие из узла с провизией большие куски оленины. Язур увидел, что в башне зажегся свет, затем дверь открылась — и тут же поспешно закрылась снова. Воин усмехнулся. Значит, охранники не желают иметь дело с волчьей стаей? Это дает ему возможность…
   Но его торжество тут же угасло: сверху, из башни, донесся полный страдания женский крик. Это же Ориэлла! Забыв о Шианнате, Язур ударил кобылу каблуками в бока так, что она вылетела на поляну и галопом понеслась к башне. Преследуемый по пятам разъяренными волками, Язур на полном скаку направил Искальду прямо на дверь… Ветхая древесина раскололась, и они влетели внутрь. Язур едва успел пригнуться, чтобы не удариться головой о притолоку. А вслед за ними внутрь башни бросились голодные волки, сметая все на своем пути. Язур обнажил меч, спешился и, не обращая внимания на боль в ноге, обрушился на ошеломленных волков, пробивая дорогу к лестнице. Но казалимец заметил, что серые твари тоже прыгают на ступеньки, и проклял свое бессилие. Волки могли добраться до Ориэллы раньше его!

***

   И вновь волшебница погрузилась в океан боли. На секунду она вернулась к действительности, услышав внизу громкие вопли испуганных людей — вопли, перекрываемые волчьим воем, и в этот момент боль достигла высшей точки — и внезапно отступила. Обессиленная и изнуренная, Ориэлла затихла.., и откуда-то издалека донесся крик Нэрени:
   — Мальчик!
   Но сразу же вслед за этим женщина завопила от страха, а Миафан разразился бранью. Волшебница открыла глаза и увидела волков, ворвавшихся в комнату. И тут же башню озарила вспышка темного пламени, свидетельствующего о перерождении.
   Испуганные звери замерли на месте. Нэрени завопила снова и, словно обжегшись, поспешно опустила ребенка на подстилку из шкур. Миафан, отвлеченный было появлением волков, повернулся к постели несчастного новорожденного и уже занес нож…
   И тут Ориэлла сообразила, что она наконец свободна. Получив долгожданную возможность вновь пустить в ход волшебство, она немедленно воспользовалась ею — и отдала мысленный приказ стае. Подчиняясь ее велению, волк-вожак бросился на человека с телом принца и в мгновение ока повалил его. Нож полетел на пол, и остальные волки вслед за вожаком кинулись на свою жертву. Ориэлла успела в последний раз бросить взгляд на лицо Харина и увидела выражение ужаса в его глазах — истинных глазах принца. С яростным воплем бесплотный дух Миафана покинул комнату, как только волк вцепился зубами в горло Харина. Вопли внизу постепенно затихали: оставшиеся там волки расправлялись с теми, кто сторожил Ориэллу.