Страница:
Вот бы заполучить такой плащ, думал он. Однако и его нынешнее одеяние было настоящим воровским плащом и давало парнишке некоторую уверенность в себе.
Используя ящики как ступеньки, Гринц залез на подоконник и погасил все лампы и свечи, кроме одной. Потом он пролез между прутьями и, спрыгнув вниз, оказался на улице.
Под покровом темноты Гринц направился в сторону реки, туда, где были порт и купеческие склады. Ночь была холодной, но плащ защищал Гринца от стужи. Немногочисленные прохожие, занятые своими делами, не обращали на мальчишку никакого внимания.
Однако, поразмыслив, Гринц решил не ходить к реке. Он специализировался в основном по квартирным кражам, а в этой части города, с ее ветхими домишками, трухлявыми дверями и слабыми замками, было больше всего легкой добычи (если, конечно, в домах вообще была хоть какая-то еда). На этот раз Гринцу повезло. С третьей попытки он разжился огарком свечи, несколькими овсяными лепешками и черствым, очевидно, несвежим мясным пирогом. Благословив свою удачу, Гринц выбрался на улицу и пустился в обратный путь.
Уже стояла глухая ночь, и в это время на улицах было опасно. Гринц старался избегать людей: пару раз он уже нарывался, и это научило его осторожности. По городу давно уже ходили упорные слухи о шайке людоедов, которые переодеваются нищими, чтобы обмануть бдительность своих жертв. Впрочем, и у этого опасного времени были свои преимущества: как раз сейчас завсегдатаи кабачков разбредались по домам, а пьяный человек - куда более легкая добыча для карманного воришки, нежели трезвый. Впрочем, не один Гринц желал поживиться за счет своих более удачливых сограждан, и поэтому люди становились все подозрительнее и осторожнее и старались ходить группами ради большей безопасности. Кроме того, мальчишка, конечно же, не мог тягаться с вооруженными головорезами, и случалось, его до полусмерти избивали негодяи, которые не ограничивались простыми карманными кражами, а совмещали грабеж с убийством.
Поэтому Гринц решил, что на сегодня хватит. Не стоит рисковать жизнью из-за нескольких медяков. Он боялся даже подумать, какая судьба ожидает Воина, если его хозяина прирежут в какой-нибудь подворотне. Гринцу и самому было невдомек, сколько раз уже белый щенок спасал ему жизнь.
Парнишка уже предвкушал свидание со своим любимцем. Сейчас они вместе поедят, а потом уснут в своей уютной каморке, вдали от этих холодных и опасных улиц. Гринц, хорошо знавший эту часть города, пошел короткой дорогой и вскоре оказался уже недалеко от Пассажа. Тут он замедлил шаг: предстояла едва ли не самая трудная часть путешествия. Никто не должен видеть, как он будет лезть в окно. Никто не должен знать о его убежище.
Прежде чем попасть в узкий переулок, куда выходило окно, Гринцу предстояло пересечь широкую улицу. Здесь следовало быть особенно осторожным: это место облюбовали нищие. С опаской продвигаясь вдоль темных стен, Гринц услышал впереди чьи-то шаги. Он замер на месте, словно заяц, почуявший охотника, и осторожно выглянул из-за угла. Вдали маячила высокая фигура в плаще с капюшоном, и было в ней что-то (Гринц и сам бы не смог объяснить свои чувства), что заставило парнишку съежиться и поспешно спрятаться в тень, пока этот зловещий призрак не заметил его.
Гринц попытался уговорить себя не бояться. Это просто какой-то глупец в такой час возвращается домой, и у него могут быть деньги, убеждал Гринц. Нельзя упускать такой случай! Правда, до карманов этого неизвестного не доберешься, но ведь можно и попросить подаяния... Однако, как ни старался Гринц, ему никак не удавалось уговорить себя попробовать. Казалось, никакая сила не может заставить его приблизиться к этому зловещему черному существу. Ноги парнишки буквально приросли к мостовой. При этом Гринц успел заметить, что улица с появлением неизвестного опустела как по волшебству. Наконец жуткое видение прошло мимо, и Гринц вздохнул с облегчением. Но все равно он не смел двинуться с места, пока неизвестный не скроется из вида. Зажмурив глаза, юный карманник прислушивался к пугающему звуку шагов и неслышно молился, чтобы страшный прохожий поскорее убрался.
Внезапно шаги замерли. Гринц похолодел. Неужели черный человек решил вернуться? Он боялся посмотреть в ту сторону, но неизвестность была еще хуже, и Гринц мужественно заставил себя открыть глаза.
- Смилуйтесь, высокочтимая госпожа! Не пожалейте медяка для бедной слепой старухи!
Гринц с удивлением увидел дряхлую нищенку, которая, шаркая, приближалась к ужасной фигуре. Старуха, похоже, действительно слепая, раз не убежала, как остальные нищие. Но тогда как же она узнала, что перед ней - женщина?
Старуха остановилась, освещенная фонарем, висевшим на углу. Женщина в черном плаще подошла к ней вплотную - и протянула руку. Гринц так и ахнул. Повезло же старой ведьме! А он-то, дурак, чего испугался? Упустить такую возможность!.. Но долго расстраиваться ему не пришлось: в руке высокой женщины что-то блеснуло, и старуха нищенка как подкошенная рухнула на мостовую. Послышался негромкий смех, от которого Гринца передернуло, и фигура в черном скрылась за углом.
Но скоро Гринц пришел в себя и осмелился выйти из своего укрытия. Нищенка по-прежнему валялась посреди улицы. Зверский холод и боязнь за щенка подгоняли мальчонку, но, чтобы добраться до своего окна, Гринц неминуемо должен пройти мимо тела слепой старухи. "Я побегу, - решил Гринц. - Я побегу и не стану смотреть на старуху, нельзя туда смотреть..."
И все же он не смог удержаться и взглянул. Словно чья-то невидимая рука повернула его голову, но потом он всю жизнь жалел о своем любопытстве. Старуха лежала на мостовой вверх лицом, и на нем застыло выражение смертельного ужаса, а на лбу ее, словно клеймо, горел серебристый отпечаток человеческой ладони. Гринц оцепенел от страха, не в силах оторвать глаз от жуткого зрелища.
Придя в себя, он без оглядки кинулся прочь, к своей каморке в Пассаже. Он даже не заметил, как влез в окно и спрыгнул на пол. Выудив щенка из корзинки, он судорожно прижал его к себе и сразу же забрался в постель, кусая губы, чтобы не заплакать. Как хорошо, что у него есть Воин! Не будь щенка, Гринц, кажется, никогда больше не осмелился бы выйти на улицу.
***
По ночам Нексис, как обычно, принадлежал нищим, проституткам, грабителям и прочему сброду, но Элизеф шла по темным улицам без опаски. Хотя лицо ее трудно было разглядеть под низким капюшоном, ореол власти и опасной силы, окружающий колдунью, мог отпугнуть любого. Лишь один человек осмелился приблизиться к ней, и то это была слепая старуха. Элизеф почти брезгливо отняла жизнь у старой нищенки, чтобы усилить таким образом свою колдовскую власть. К удивлению колдуньи, жизненная сила даже столь немощного существа опьянила ее подобно крепкому вину и принесла с собой чувство бодрости и душевной и телесной крепости. Только теперь Элизеф наконец поняла, почему Миафан так пристрастился к человеческим жертвам. Ну что ж, век живи - век учись, подумала колдунья. Этим, конечно, стоит заняться, но не сейчас. Сейчас у Элизеф были другие дела, и она уже почти дошла до нужного дома, который нашла, глядя в магический кристалл.
***
Берн починил пол и крышу пекарни, побелил стены. Он усердно трудился, чтобы привести свое заведение в порядок, и ему это удалось во всем, кроме самого главного: выпекать хлеб по-прежнему было нельзя по одной простой причине: во всем Нексисе невозможно было достать муки ни за какие деньги...
Этой ночью пекарь, как обычно, одолеваемый бессонницей, сидел за бутылкой в нижней комнате (которая, собственно, и была пекарней) у старой печки. Каждый день он разжигал огонь в обеих печах - ив старой, и в новой, которая была побольше. Он соорудил ее вскоре после гибели Торла, его отца, когда дело наконец-то перешло к Берну. Огонь, горевший в печах, согревал тело молодого пекаря, но не его душу. Он не мог отделаться от скверного чувства человека, потерпевшего поражение. В свое время Берн выдал повстанцев и убил отца, чтобы завладеть пекарней, и что же? Запасы муки и дрожжей иссякли за время этой бесконечной зимы, а девушка, на которой он хотел жениться, черноволосая дочка овдовевшего портного, жившая по соседству, бросила Берна, не в силах больше сносить его тяжелый нрав и злобные выходки. Берн выругался вслух. Какая несправедливость!
Занятый своими мыслями, Берн незаметно для себя задремал и очнулся от того, что услышал, как хлопнула дверь. Он вскочил и снова хотел выругаться, но замер в изумлении. Перед ним стояла фигура в черном плаще, но лицо ее скрывал низко надвинутый капюшон. Пекарь потянулся за кочергой, лежащей у печки, но рука его застыла в воздухе. Не говоря ни слова, ночной гость откинул капюшон, и, увидев его лицо, пекарь вскрикнул и упал на колени. Он узнал мага Погоды Элизеф.
Она засмеялась.
- Да, смертный, это я. Неужели после того, как ты тогда прибежал в Академию, чтобы предать своего отца, ты думал, что больше не увидишь меня?
Берн, который вовсе ни о чем таком не думал, испуганно молчал. Колдунья снова засмеялась и, не обращая на него внимания, взяла стул и уселась перед печкой.
- Разве ты, пекарь, настолько обнищал, что тебе нечем угостить свою гостью? - резко спросила она.
- Прости меня, высокочтимая госпожа! - опомнился Берн и поспешно бросился за хрустальным бокалом и бутылкой хорошего вина (большая редкость в эти трудные времена). Водрузив это все на столик, он налил вина страшной гостье, которая тем временем грела у огня свои изящные белые ручки. Сам хозяин взял свою пузатую кружку с отвратительным крепким пойлом, в котором топил свою печаль, и уселся на второй стул, ежась под холодным взглядом колдуньи. Милостивые боги, что ей от него понадобилось? Чем он может угодить ей?
Элизеф искоса поглядывала на перепуганного пекаря, но молчала. Наконец решив, что его любопытство и страх достигли предела, она заговорила:
- Смертный, однажды ты оказал ценную услугу Волшебному Народу, указав местонахождение мятежников, эти язвы на теле нашего города. Такая преданность заслуживает высокой награды, но сейчас я вновь рассчитываю на твою помощь.
Она вкратце изложила то, что ему предстоит сделать. При этом Элизеф внимательно следила за Берном. Сначала лицо пекаря выразило изумление, затем - жадность. Он уже мысленно прикидывал свой гонорар, и Элизеф невольно улыбнулась. Все смертные одинаковы. Интересно, о чем этот негодяй осмелится попросить ее?
Однако просьба Берна весьма удивила волшебницу.
- Как ты сказал? - переспросила она. - Тебе нужно зерно? Ты не ошибся?
Пекарь отчаянно закивал головой.
- В городе нет муки, госпожа. Я не могу заниматься собственным делом. Но представь себе, если я стану единственным, кто печет хлеб в этом городе! Ходят слухи, - осторожно добавил он, - что у магов в Академии полным-полно всего.
"Надо будет выяснить источник подобных слухов", - подумала Элизеф и, с трудом сдерживая смех, ответила:
- Разумеется, ты получишь то, что просишь. Но с условием: ты должен отправиться немедленно.
Пекарь был поражен.
- Да, конечно, госпожа, - бормотал он. - Но как же тогда зерно? запинаясь, спросил он.
Элизеф поразилась наглости этого малого, который осмелился намекнуть, что она может не сдержать слова.
- Ты получишь его прямо сейчас, - веско сказала она. - Покажи, где ты собираешься его хранить? У тебя есть надежное место?
Берн кивнул и привел ее в погреб.
- Хорошо, - сказала волшебница. - Теперь - помолчи. - Она мысленно вернулась в кладовые Академии и, сосредоточив свои силы, произнесла заклинание переноса. Пронесся сильный порыв ветра, раздался хлопок, и не успел Берн опомниться, как погреб доверху наполнился мешками с отборным зерном.
- О госпожа... - По физиономии пекаря Элизеф поняла, что отныне он всецело в ее руках. - Теперь я все для тебя сделаю... Все, что угодно!
- Ты уже знаешь, что мне угодно. - Пекарь начал ей надоедать. Необходимо, чтобы он пустился в путь до рассвета. Когда они вышли из погреба, колдунья собственноручно заперла двери и наложила на них заклятие.
- Вот смотри, пекарь, для защиты твоих драгоценных запасов я заговорила двери, и каждый, кто коснется их, будет убит.
Берн ошарашенно посмотрел на нее.
- Но как же, госпожа... - промямлил он.
- Когда ты вернешься, - продолжала Элизеф, словно не слыша его слов, и выполнишь мое поручение - сообщи мне об этом, и я сниму заклятие. А теперь торопись, смертный, пока я не пожалела о своей щедрости.
Этого было достаточно. С торжествующей улыбкой Элизеф покинула пекарню. Она уже заранее представляла себе разочарование Берна, когда, вернувшись с опасного задания, он узнает, что Миафан все это время бесплатно раздавал съестные припасы, и со злорадством воображала ярость Верховного Мага, когда наутро он обнаружит, что большая часть запасов зерна исчезла неизвестно куда.
***
Наступила ночь. Занна изнывала от тягостного ожидания. Она с волнением и надеждой ждала удобного момента, чтобы воплотить свой новый замысел. Главная трудность состояла в том, что ей ни в коем случае нельзя было попадаться на глаза Джаноку. Приходилось сдерживать нетерпение и ждать, когда все, а в особенности жестокий старший повар, улягутся спать. Выбираться из кладовки в темноте было ужасно трудно, но даже если бы девушка захватила с собой свечу, она вряд ли бы решилась ее зажечь. Бочки, ящики и кувшины, которыми была заставлена каморка, превращали ее в настоящий лабиринт, и Занне пришлось пробираться к выходу на четвереньках. Путь этот казался ей нескончаемым. Когда она была уже почти у самой двери, рядом с ней вдруг обрушилось несколько мешков. Девушка попыталась воспрепятствовать обвалу, но безуспешно. Падающие тюки сбили ее с ног, и несколько мгновений Занна лежала на полу, закрыв глаза, и в ужасе ждала, когда на нее обрушатся остальные мешки. Но этого не случилось. Потирая ушибленные места, Занна мысленно возблагодарила богов за то, что сравнительно дешево отделалась. Через некоторое время она наконец на ощупь добралась до стены. Прикинув, где в этой темнотище может находится дверь, она двинулась в этом направлении и, к счастью, достигла цели. Девушка почувствовала настоящее блаженство, когда вновь смогла встать в полный рост. Оглядевшись по сторонам, она медленно пошла по темному коридору.
После полумрака коридора даже тускло освещенная кухня показалась Занне опасно светлой. Здесь спали слуги, и Занна вновь подумала о жестокости Джанока, который не позволял своим многочисленным помощникам занять пустующую спальню домашних слуг. Заискивающий и трусоватый по отношению к магам, он обращался с младшими поварами хуже, чем со скотом. Он упивался своей властью... Девушка содрогнулась при мысли о Джаноке и постаралась думать о чем-нибудь другом.
Дверь, ведущая в Главный зал, находилась в противоположной стене. От Занны потребовалось все ее мужество, чтобы пересечь это обширное пространство. Только мысли об отце, о его страданиях поддерживали ее решимость. Она медленно пробиралась к двери, тщательно обходя спящих слуг.
Неожиданно у нее под ногами что-то блеснуло. Занна вздрогнула. Что это такое? Может, показалось?
Она быстро нагнулась и нащупала лезвие длинного и широкого ножа. Занна схватила его и с удивлением почувствовала, что сразу стала бодрее и увереннее в себе. Приободрившись, девушка быстро дошла до двери и с облегчением вошла в темный, прохладный, пустынный Главный зал.
Несколько минут она стояла, прижавшись к стене под галереей менестрелей, пока не успокоилась немного и не пришла в себя после своего опасного путешествия. Ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, Занна вертела в руках свое оружие. Видимо, кто-то случайно обронил нож, и Джанок, похоже, действительно сегодня был очень занят, раз не заметил его отсутствия. Обычно он тщательно пересчитывал все ножи.
Воспоминание о страшном старшем поваре подхлестнуло девушку. Она повернула направо, туда, где изящная деревянная винтовая лестница вела наверх, на галерею менестрелей. Подняться по ней бесшумно оказалось невозможно: в Главном зале была великолепная акустика, и Занна пришла в ужас, обнаружив, что звуки ее шагов разносятся по всему залу. "Дура! напомнила она себе. - Здесь же никого нет!" С трудом взяв себя в руки, она продолжила свое восхождение и вскоре выбралась на галерею.
К счастью, толстые ковры, которыми была устлана галерея, глушили шаги. Миновав ее, Занна свернула налево и нашла дверь, ведущую в короткий коридор, откуда можно было попасть в помещение для прислуги.
Девушка и сама не подозревала, как ей повезло. При Элевине обе двери запирались, чтобы слуги не бегали на кухню через Главный зал, но теперь в Академии осталось так мало обитателей, что этот обычай был просто-напросто забыт. Вторая дверь, к радости Занны, тоже оказалась открытой. Теперь девушка была у цели... Отделенная от кухни коридором и двумя дверями, Занна не слышала, как кто-то вышел из кухни в Главный зал и тихонько закрыл за собой дверь.
На полке у двери девушка нашла трут и свечи. Положив нож на полку, она зажгла свечу и с опозданием обругала себя за глупость. А вдруг кто-то, может, даже сам Миафан - от этой мысли Занна вздрогнула - будет проходить через внутренний двор и заметит свет в окне? Прикрыв свечу ладонью, Занна побежала зашторивать все три окна спальни.
Сделав это, она почувствовала себя гораздо увереннее. Со свечой в руках девушка пошла туда, где на полке лежали магические кристаллы. Она освещала их один за другим, пока наконец не нашла зеленый.
Занна поставила свечу на полку и хотела уже взять кристалл, как вдруг за спиной у нее хлопнула дверь.
- Так вот ты где, сучка! - услышала она голос Джанока. И тут же его громадные лапы стиснули ей руки с такой силой, что девушка вскрикнула от боли. Бороться с этим верзилой было бесполезно. От страха Занна потеряла голову. Здесь, в пустой спальне, их никто не увидит и даже не услышит ее криков. Джанок захихикал, упиваясь испугом своей жертвы, и еще крепче сжал ее руки.
- Ну, что тебе понадобилось здесь среди ночи? - саркастически осведомился старший повар. - Может, ты решила поискать себе дружка? Бьюсь об заклад, у такой дурочки, как ты, его никогда не было. Но ты опоздала на год! Все здоровые молодые парни или ушли отсюда, или сдохли. Так что некому теперь лечь с тобой в постельку, не считая меня, конечно.
Что больше разозлив его: если она ответит ему или если промолчит? Впрочем, долго раздумывать Занне не пришлось: Джанок вдруг больно ударил ее по лицу, и, прежде, чем она успела опомниться, прижал к стене, обхватив своими волосатыми лапами. От него несло потом, а дыхание было зловонным, и Занну едва не стошнило. Девушке удалось вырвать одну руку. Она нацелилась пальцами в глаза Джанока, но он перехватил ее запястье и снова больно стиснул. Прижав Занну к стене одной рукой и коленом, Джанок другой рукой разорвал на ней блузку. Девушка в ужасе закрыла глаза и отвернулась, а Джанок полез ей под юбку. Она знала, что сейчас произойдет, она не раз уже видела, как это случалось с несчастными беспомощными девушками, которые работали на кухне. Занна отчаянно пыталась вырваться, но против Джанока она была бессильна и только еще больше разозлила старшего повара. Он с силой ударил ее по лицу, и она больно стукнулась головой о полку. Разноцветные кристаллы посыпались на пол. В отчаянии девушка подумала об Ориэлле, но волшебница была далеко и ничем не могла помочь дочери Ваннора. Теперь ей уже никто не сможет помочь. Джанок снова ударил ее по лицу, и так как она все равно продолжала вырываться, нанес ей еще два или три удара в живот. Занна скорчилась от боли и упала бы, если бы он не держал ее. Теперь она уже не чувствовала ничего, кроме боли.
- Вот так-то лучше! - Джанок подхватил ее и потащил к ближайшей кровати. "Теперь-то уж чего деликатничать? - мелькнула у Занны дикая мысль. - Бросил бы на пол, и дело с концом!" Между тем старший повар швырнул Занну на кровать лицом вниз и, продолжая держать ее одной рукой, начал расстегивать штаны.
Он отвлекся только на несколько мгновений, но для Занны этого оказалось достаточно. Извернувшись, она впилась зубами ему в руку. Старший повар завопил и, выругавшись, ударил девушку свободной рукой так, что у нее искры из глаз посыпались. Занна застонала, но не разжимала челюстей. Это была ее единственная возможность спастись, а терять ей теперь все равно нечего. Внезапно Джанок отпустил ее, и она тут же вскочила на ноги.
Спотыкаясь, Занна кинулась к полке у двери. Старший повар, размахивая огромными кулаками, погнался за ней, но прежде чем он настиг ее, девушка успела нащупать нож, который оставила там, когда зажигала свечу. Джанок был явно удивлен и даже разочарован тем, что на этот раз она не сопротивлялась.
- Ага, - проворчал он, снова прижав Занну к стене. - Я ведь знал, что ты сама хочешь. Понятное дело, все сами хотят.
- Да, - тихо ответила она. - Только мне надо видеть твое лицо.
- Само собой.
Он развернул ее лицом к себе, и девушка ткнула его в живот ножом, который прятала в складках юбки. Джанок заорал и скорчился от боли, из раны хлынула кровь. В это мгновение Занна чувствовала лишь беспощадную, всепоглощающую ненависть. Она, как могла, размахнулась и вонзила нож Джаноку в живот по самую рукоятку. Со страшным воплем старший повар повалился на пол, скорчился в луже крови и затих.
Занна застыла, пораженная ужасом. А вдруг кто-нибудь слышал его вопли? Надо поскорее убираться отсюда. У девушки не было времени искать нужный кристалл, она просто сгребла все их в кучу и, завернув в кусок ткани, оторванный от юбки, стремглав бросилась к двери, противоположной той, в которую вошла.
Теперь уже не думая об осторожности, она сбежала по деревянной лестнице в столовую и долго стояла там, прижавшись к двери. Ее била дрожь. Потом взгляд девушки упал на окровавленные руки. Оказывается, она вся перемазалась кровью. От отвращения ее вырвало. Занна механически вытерла рот окровавленной рукой, и ее вырвало снова. С трудом ей удалось овладеть собой. Неужели она убила человека? Но у Занны не было возможности предаваться раскаянию. Она должна помочь отцу, а времени у нее почти не осталось.
На верхнем этаже по-прежнему было тихо. Занна наконец сообразила, что, если бы крики Джанока кто-то услышал, уже давно поднялась бы тревога. Ее спасло то, что спальня слуг была далеко и от кухни, и от поста охраны у выхода из внутреннего двора. Девушка наконец вздохнула с облегчением. Ночь была лунная, и, выбрав место посветлее, она опустилась на колени. Только теперь Занна вспомнила, что забыла взять с собой свечу, но, конечно, заставить себя вернуться наверх, к трупу Джанока, она была не в силах.
Занна по одному выложила кристаллы на пол. Все они загадочно поблескивали в лунном свете, но только два, красный и серебристо-голубой, светились изнутри. Занна вновь стала перебирать их и наконец нашла тот, что искала, - зеленый. По-прежнему стоя на коленях, Занна сжимала кристалл в ладонях и, молясь всем известным ей богам, напряженно пыталась представить себе лицо волшебницы Ориэллы.
Глава 12
КРИК О ПОМОЩИ
Ориэлле очень нравилось, что внешний вид Ксандимской твердыни довольно слабо соответствует ее внутреннему облику. Снаружи крепость выглядела обычной каменной громадой с прямыми линиями и четко очерченными углами, но внутри, если внимательно приглядеться, все было иначе и напоминало, скорее, живое существо, чем бездушную человеческую постройку. Стены и полы как-то чересчур плавно переходили друг в друга, а все детали интерьера, спокон до очагов, от дверных притолок до скамеек были так естественно и гармонично связаны между собой, что невольно наводили на мысль о частях какого-то гигантского тела. Лавки тоже как бы вырастали из стен на самом подходящем для людей уровне, и самые широкие из них ксандимцы покрывали овечьими шкурами и вереском и использовали в качестве постелей.
Чайм поселил своих гостей в высокой двухэтажной башенке, примыкающей к скалам в задней части крепости. Внутри ее проходила винтовая лестница, на каждом этаже имелось по несколько небольших комнат, а снизу доступ в башню закрывала тяжелая дверь. Комнаты были маленькими, но уютными и протапливались гораздо быстрее, чем огромные помещения в главной части крепости. К тому же вместе друзья чувствовали себя гораздо увереннее. Даже Паррик, к явному неудовольствию ксандимских старейшин, предпочел поселиться со своими соотечественниками, а не в палатах, положенных Хозяину Табунов.
Используя ящики как ступеньки, Гринц залез на подоконник и погасил все лампы и свечи, кроме одной. Потом он пролез между прутьями и, спрыгнув вниз, оказался на улице.
Под покровом темноты Гринц направился в сторону реки, туда, где были порт и купеческие склады. Ночь была холодной, но плащ защищал Гринца от стужи. Немногочисленные прохожие, занятые своими делами, не обращали на мальчишку никакого внимания.
Однако, поразмыслив, Гринц решил не ходить к реке. Он специализировался в основном по квартирным кражам, а в этой части города, с ее ветхими домишками, трухлявыми дверями и слабыми замками, было больше всего легкой добычи (если, конечно, в домах вообще была хоть какая-то еда). На этот раз Гринцу повезло. С третьей попытки он разжился огарком свечи, несколькими овсяными лепешками и черствым, очевидно, несвежим мясным пирогом. Благословив свою удачу, Гринц выбрался на улицу и пустился в обратный путь.
Уже стояла глухая ночь, и в это время на улицах было опасно. Гринц старался избегать людей: пару раз он уже нарывался, и это научило его осторожности. По городу давно уже ходили упорные слухи о шайке людоедов, которые переодеваются нищими, чтобы обмануть бдительность своих жертв. Впрочем, и у этого опасного времени были свои преимущества: как раз сейчас завсегдатаи кабачков разбредались по домам, а пьяный человек - куда более легкая добыча для карманного воришки, нежели трезвый. Впрочем, не один Гринц желал поживиться за счет своих более удачливых сограждан, и поэтому люди становились все подозрительнее и осторожнее и старались ходить группами ради большей безопасности. Кроме того, мальчишка, конечно же, не мог тягаться с вооруженными головорезами, и случалось, его до полусмерти избивали негодяи, которые не ограничивались простыми карманными кражами, а совмещали грабеж с убийством.
Поэтому Гринц решил, что на сегодня хватит. Не стоит рисковать жизнью из-за нескольких медяков. Он боялся даже подумать, какая судьба ожидает Воина, если его хозяина прирежут в какой-нибудь подворотне. Гринцу и самому было невдомек, сколько раз уже белый щенок спасал ему жизнь.
Парнишка уже предвкушал свидание со своим любимцем. Сейчас они вместе поедят, а потом уснут в своей уютной каморке, вдали от этих холодных и опасных улиц. Гринц, хорошо знавший эту часть города, пошел короткой дорогой и вскоре оказался уже недалеко от Пассажа. Тут он замедлил шаг: предстояла едва ли не самая трудная часть путешествия. Никто не должен видеть, как он будет лезть в окно. Никто не должен знать о его убежище.
Прежде чем попасть в узкий переулок, куда выходило окно, Гринцу предстояло пересечь широкую улицу. Здесь следовало быть особенно осторожным: это место облюбовали нищие. С опаской продвигаясь вдоль темных стен, Гринц услышал впереди чьи-то шаги. Он замер на месте, словно заяц, почуявший охотника, и осторожно выглянул из-за угла. Вдали маячила высокая фигура в плаще с капюшоном, и было в ней что-то (Гринц и сам бы не смог объяснить свои чувства), что заставило парнишку съежиться и поспешно спрятаться в тень, пока этот зловещий призрак не заметил его.
Гринц попытался уговорить себя не бояться. Это просто какой-то глупец в такой час возвращается домой, и у него могут быть деньги, убеждал Гринц. Нельзя упускать такой случай! Правда, до карманов этого неизвестного не доберешься, но ведь можно и попросить подаяния... Однако, как ни старался Гринц, ему никак не удавалось уговорить себя попробовать. Казалось, никакая сила не может заставить его приблизиться к этому зловещему черному существу. Ноги парнишки буквально приросли к мостовой. При этом Гринц успел заметить, что улица с появлением неизвестного опустела как по волшебству. Наконец жуткое видение прошло мимо, и Гринц вздохнул с облегчением. Но все равно он не смел двинуться с места, пока неизвестный не скроется из вида. Зажмурив глаза, юный карманник прислушивался к пугающему звуку шагов и неслышно молился, чтобы страшный прохожий поскорее убрался.
Внезапно шаги замерли. Гринц похолодел. Неужели черный человек решил вернуться? Он боялся посмотреть в ту сторону, но неизвестность была еще хуже, и Гринц мужественно заставил себя открыть глаза.
- Смилуйтесь, высокочтимая госпожа! Не пожалейте медяка для бедной слепой старухи!
Гринц с удивлением увидел дряхлую нищенку, которая, шаркая, приближалась к ужасной фигуре. Старуха, похоже, действительно слепая, раз не убежала, как остальные нищие. Но тогда как же она узнала, что перед ней - женщина?
Старуха остановилась, освещенная фонарем, висевшим на углу. Женщина в черном плаще подошла к ней вплотную - и протянула руку. Гринц так и ахнул. Повезло же старой ведьме! А он-то, дурак, чего испугался? Упустить такую возможность!.. Но долго расстраиваться ему не пришлось: в руке высокой женщины что-то блеснуло, и старуха нищенка как подкошенная рухнула на мостовую. Послышался негромкий смех, от которого Гринца передернуло, и фигура в черном скрылась за углом.
Но скоро Гринц пришел в себя и осмелился выйти из своего укрытия. Нищенка по-прежнему валялась посреди улицы. Зверский холод и боязнь за щенка подгоняли мальчонку, но, чтобы добраться до своего окна, Гринц неминуемо должен пройти мимо тела слепой старухи. "Я побегу, - решил Гринц. - Я побегу и не стану смотреть на старуху, нельзя туда смотреть..."
И все же он не смог удержаться и взглянул. Словно чья-то невидимая рука повернула его голову, но потом он всю жизнь жалел о своем любопытстве. Старуха лежала на мостовой вверх лицом, и на нем застыло выражение смертельного ужаса, а на лбу ее, словно клеймо, горел серебристый отпечаток человеческой ладони. Гринц оцепенел от страха, не в силах оторвать глаз от жуткого зрелища.
Придя в себя, он без оглядки кинулся прочь, к своей каморке в Пассаже. Он даже не заметил, как влез в окно и спрыгнул на пол. Выудив щенка из корзинки, он судорожно прижал его к себе и сразу же забрался в постель, кусая губы, чтобы не заплакать. Как хорошо, что у него есть Воин! Не будь щенка, Гринц, кажется, никогда больше не осмелился бы выйти на улицу.
***
По ночам Нексис, как обычно, принадлежал нищим, проституткам, грабителям и прочему сброду, но Элизеф шла по темным улицам без опаски. Хотя лицо ее трудно было разглядеть под низким капюшоном, ореол власти и опасной силы, окружающий колдунью, мог отпугнуть любого. Лишь один человек осмелился приблизиться к ней, и то это была слепая старуха. Элизеф почти брезгливо отняла жизнь у старой нищенки, чтобы усилить таким образом свою колдовскую власть. К удивлению колдуньи, жизненная сила даже столь немощного существа опьянила ее подобно крепкому вину и принесла с собой чувство бодрости и душевной и телесной крепости. Только теперь Элизеф наконец поняла, почему Миафан так пристрастился к человеческим жертвам. Ну что ж, век живи - век учись, подумала колдунья. Этим, конечно, стоит заняться, но не сейчас. Сейчас у Элизеф были другие дела, и она уже почти дошла до нужного дома, который нашла, глядя в магический кристалл.
***
Берн починил пол и крышу пекарни, побелил стены. Он усердно трудился, чтобы привести свое заведение в порядок, и ему это удалось во всем, кроме самого главного: выпекать хлеб по-прежнему было нельзя по одной простой причине: во всем Нексисе невозможно было достать муки ни за какие деньги...
Этой ночью пекарь, как обычно, одолеваемый бессонницей, сидел за бутылкой в нижней комнате (которая, собственно, и была пекарней) у старой печки. Каждый день он разжигал огонь в обеих печах - ив старой, и в новой, которая была побольше. Он соорудил ее вскоре после гибели Торла, его отца, когда дело наконец-то перешло к Берну. Огонь, горевший в печах, согревал тело молодого пекаря, но не его душу. Он не мог отделаться от скверного чувства человека, потерпевшего поражение. В свое время Берн выдал повстанцев и убил отца, чтобы завладеть пекарней, и что же? Запасы муки и дрожжей иссякли за время этой бесконечной зимы, а девушка, на которой он хотел жениться, черноволосая дочка овдовевшего портного, жившая по соседству, бросила Берна, не в силах больше сносить его тяжелый нрав и злобные выходки. Берн выругался вслух. Какая несправедливость!
Занятый своими мыслями, Берн незаметно для себя задремал и очнулся от того, что услышал, как хлопнула дверь. Он вскочил и снова хотел выругаться, но замер в изумлении. Перед ним стояла фигура в черном плаще, но лицо ее скрывал низко надвинутый капюшон. Пекарь потянулся за кочергой, лежащей у печки, но рука его застыла в воздухе. Не говоря ни слова, ночной гость откинул капюшон, и, увидев его лицо, пекарь вскрикнул и упал на колени. Он узнал мага Погоды Элизеф.
Она засмеялась.
- Да, смертный, это я. Неужели после того, как ты тогда прибежал в Академию, чтобы предать своего отца, ты думал, что больше не увидишь меня?
Берн, который вовсе ни о чем таком не думал, испуганно молчал. Колдунья снова засмеялась и, не обращая на него внимания, взяла стул и уселась перед печкой.
- Разве ты, пекарь, настолько обнищал, что тебе нечем угостить свою гостью? - резко спросила она.
- Прости меня, высокочтимая госпожа! - опомнился Берн и поспешно бросился за хрустальным бокалом и бутылкой хорошего вина (большая редкость в эти трудные времена). Водрузив это все на столик, он налил вина страшной гостье, которая тем временем грела у огня свои изящные белые ручки. Сам хозяин взял свою пузатую кружку с отвратительным крепким пойлом, в котором топил свою печаль, и уселся на второй стул, ежась под холодным взглядом колдуньи. Милостивые боги, что ей от него понадобилось? Чем он может угодить ей?
Элизеф искоса поглядывала на перепуганного пекаря, но молчала. Наконец решив, что его любопытство и страх достигли предела, она заговорила:
- Смертный, однажды ты оказал ценную услугу Волшебному Народу, указав местонахождение мятежников, эти язвы на теле нашего города. Такая преданность заслуживает высокой награды, но сейчас я вновь рассчитываю на твою помощь.
Она вкратце изложила то, что ему предстоит сделать. При этом Элизеф внимательно следила за Берном. Сначала лицо пекаря выразило изумление, затем - жадность. Он уже мысленно прикидывал свой гонорар, и Элизеф невольно улыбнулась. Все смертные одинаковы. Интересно, о чем этот негодяй осмелится попросить ее?
Однако просьба Берна весьма удивила волшебницу.
- Как ты сказал? - переспросила она. - Тебе нужно зерно? Ты не ошибся?
Пекарь отчаянно закивал головой.
- В городе нет муки, госпожа. Я не могу заниматься собственным делом. Но представь себе, если я стану единственным, кто печет хлеб в этом городе! Ходят слухи, - осторожно добавил он, - что у магов в Академии полным-полно всего.
"Надо будет выяснить источник подобных слухов", - подумала Элизеф и, с трудом сдерживая смех, ответила:
- Разумеется, ты получишь то, что просишь. Но с условием: ты должен отправиться немедленно.
Пекарь был поражен.
- Да, конечно, госпожа, - бормотал он. - Но как же тогда зерно? запинаясь, спросил он.
Элизеф поразилась наглости этого малого, который осмелился намекнуть, что она может не сдержать слова.
- Ты получишь его прямо сейчас, - веско сказала она. - Покажи, где ты собираешься его хранить? У тебя есть надежное место?
Берн кивнул и привел ее в погреб.
- Хорошо, - сказала волшебница. - Теперь - помолчи. - Она мысленно вернулась в кладовые Академии и, сосредоточив свои силы, произнесла заклинание переноса. Пронесся сильный порыв ветра, раздался хлопок, и не успел Берн опомниться, как погреб доверху наполнился мешками с отборным зерном.
- О госпожа... - По физиономии пекаря Элизеф поняла, что отныне он всецело в ее руках. - Теперь я все для тебя сделаю... Все, что угодно!
- Ты уже знаешь, что мне угодно. - Пекарь начал ей надоедать. Необходимо, чтобы он пустился в путь до рассвета. Когда они вышли из погреба, колдунья собственноручно заперла двери и наложила на них заклятие.
- Вот смотри, пекарь, для защиты твоих драгоценных запасов я заговорила двери, и каждый, кто коснется их, будет убит.
Берн ошарашенно посмотрел на нее.
- Но как же, госпожа... - промямлил он.
- Когда ты вернешься, - продолжала Элизеф, словно не слыша его слов, и выполнишь мое поручение - сообщи мне об этом, и я сниму заклятие. А теперь торопись, смертный, пока я не пожалела о своей щедрости.
Этого было достаточно. С торжествующей улыбкой Элизеф покинула пекарню. Она уже заранее представляла себе разочарование Берна, когда, вернувшись с опасного задания, он узнает, что Миафан все это время бесплатно раздавал съестные припасы, и со злорадством воображала ярость Верховного Мага, когда наутро он обнаружит, что большая часть запасов зерна исчезла неизвестно куда.
***
Наступила ночь. Занна изнывала от тягостного ожидания. Она с волнением и надеждой ждала удобного момента, чтобы воплотить свой новый замысел. Главная трудность состояла в том, что ей ни в коем случае нельзя было попадаться на глаза Джаноку. Приходилось сдерживать нетерпение и ждать, когда все, а в особенности жестокий старший повар, улягутся спать. Выбираться из кладовки в темноте было ужасно трудно, но даже если бы девушка захватила с собой свечу, она вряд ли бы решилась ее зажечь. Бочки, ящики и кувшины, которыми была заставлена каморка, превращали ее в настоящий лабиринт, и Занне пришлось пробираться к выходу на четвереньках. Путь этот казался ей нескончаемым. Когда она была уже почти у самой двери, рядом с ней вдруг обрушилось несколько мешков. Девушка попыталась воспрепятствовать обвалу, но безуспешно. Падающие тюки сбили ее с ног, и несколько мгновений Занна лежала на полу, закрыв глаза, и в ужасе ждала, когда на нее обрушатся остальные мешки. Но этого не случилось. Потирая ушибленные места, Занна мысленно возблагодарила богов за то, что сравнительно дешево отделалась. Через некоторое время она наконец на ощупь добралась до стены. Прикинув, где в этой темнотище может находится дверь, она двинулась в этом направлении и, к счастью, достигла цели. Девушка почувствовала настоящее блаженство, когда вновь смогла встать в полный рост. Оглядевшись по сторонам, она медленно пошла по темному коридору.
После полумрака коридора даже тускло освещенная кухня показалась Занне опасно светлой. Здесь спали слуги, и Занна вновь подумала о жестокости Джанока, который не позволял своим многочисленным помощникам занять пустующую спальню домашних слуг. Заискивающий и трусоватый по отношению к магам, он обращался с младшими поварами хуже, чем со скотом. Он упивался своей властью... Девушка содрогнулась при мысли о Джаноке и постаралась думать о чем-нибудь другом.
Дверь, ведущая в Главный зал, находилась в противоположной стене. От Занны потребовалось все ее мужество, чтобы пересечь это обширное пространство. Только мысли об отце, о его страданиях поддерживали ее решимость. Она медленно пробиралась к двери, тщательно обходя спящих слуг.
Неожиданно у нее под ногами что-то блеснуло. Занна вздрогнула. Что это такое? Может, показалось?
Она быстро нагнулась и нащупала лезвие длинного и широкого ножа. Занна схватила его и с удивлением почувствовала, что сразу стала бодрее и увереннее в себе. Приободрившись, девушка быстро дошла до двери и с облегчением вошла в темный, прохладный, пустынный Главный зал.
Несколько минут она стояла, прижавшись к стене под галереей менестрелей, пока не успокоилась немного и не пришла в себя после своего опасного путешествия. Ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, Занна вертела в руках свое оружие. Видимо, кто-то случайно обронил нож, и Джанок, похоже, действительно сегодня был очень занят, раз не заметил его отсутствия. Обычно он тщательно пересчитывал все ножи.
Воспоминание о страшном старшем поваре подхлестнуло девушку. Она повернула направо, туда, где изящная деревянная винтовая лестница вела наверх, на галерею менестрелей. Подняться по ней бесшумно оказалось невозможно: в Главном зале была великолепная акустика, и Занна пришла в ужас, обнаружив, что звуки ее шагов разносятся по всему залу. "Дура! напомнила она себе. - Здесь же никого нет!" С трудом взяв себя в руки, она продолжила свое восхождение и вскоре выбралась на галерею.
К счастью, толстые ковры, которыми была устлана галерея, глушили шаги. Миновав ее, Занна свернула налево и нашла дверь, ведущую в короткий коридор, откуда можно было попасть в помещение для прислуги.
Девушка и сама не подозревала, как ей повезло. При Элевине обе двери запирались, чтобы слуги не бегали на кухню через Главный зал, но теперь в Академии осталось так мало обитателей, что этот обычай был просто-напросто забыт. Вторая дверь, к радости Занны, тоже оказалась открытой. Теперь девушка была у цели... Отделенная от кухни коридором и двумя дверями, Занна не слышала, как кто-то вышел из кухни в Главный зал и тихонько закрыл за собой дверь.
На полке у двери девушка нашла трут и свечи. Положив нож на полку, она зажгла свечу и с опозданием обругала себя за глупость. А вдруг кто-то, может, даже сам Миафан - от этой мысли Занна вздрогнула - будет проходить через внутренний двор и заметит свет в окне? Прикрыв свечу ладонью, Занна побежала зашторивать все три окна спальни.
Сделав это, она почувствовала себя гораздо увереннее. Со свечой в руках девушка пошла туда, где на полке лежали магические кристаллы. Она освещала их один за другим, пока наконец не нашла зеленый.
Занна поставила свечу на полку и хотела уже взять кристалл, как вдруг за спиной у нее хлопнула дверь.
- Так вот ты где, сучка! - услышала она голос Джанока. И тут же его громадные лапы стиснули ей руки с такой силой, что девушка вскрикнула от боли. Бороться с этим верзилой было бесполезно. От страха Занна потеряла голову. Здесь, в пустой спальне, их никто не увидит и даже не услышит ее криков. Джанок захихикал, упиваясь испугом своей жертвы, и еще крепче сжал ее руки.
- Ну, что тебе понадобилось здесь среди ночи? - саркастически осведомился старший повар. - Может, ты решила поискать себе дружка? Бьюсь об заклад, у такой дурочки, как ты, его никогда не было. Но ты опоздала на год! Все здоровые молодые парни или ушли отсюда, или сдохли. Так что некому теперь лечь с тобой в постельку, не считая меня, конечно.
Что больше разозлив его: если она ответит ему или если промолчит? Впрочем, долго раздумывать Занне не пришлось: Джанок вдруг больно ударил ее по лицу, и, прежде, чем она успела опомниться, прижал к стене, обхватив своими волосатыми лапами. От него несло потом, а дыхание было зловонным, и Занну едва не стошнило. Девушке удалось вырвать одну руку. Она нацелилась пальцами в глаза Джанока, но он перехватил ее запястье и снова больно стиснул. Прижав Занну к стене одной рукой и коленом, Джанок другой рукой разорвал на ней блузку. Девушка в ужасе закрыла глаза и отвернулась, а Джанок полез ей под юбку. Она знала, что сейчас произойдет, она не раз уже видела, как это случалось с несчастными беспомощными девушками, которые работали на кухне. Занна отчаянно пыталась вырваться, но против Джанока она была бессильна и только еще больше разозлила старшего повара. Он с силой ударил ее по лицу, и она больно стукнулась головой о полку. Разноцветные кристаллы посыпались на пол. В отчаянии девушка подумала об Ориэлле, но волшебница была далеко и ничем не могла помочь дочери Ваннора. Теперь ей уже никто не сможет помочь. Джанок снова ударил ее по лицу, и так как она все равно продолжала вырываться, нанес ей еще два или три удара в живот. Занна скорчилась от боли и упала бы, если бы он не держал ее. Теперь она уже не чувствовала ничего, кроме боли.
- Вот так-то лучше! - Джанок подхватил ее и потащил к ближайшей кровати. "Теперь-то уж чего деликатничать? - мелькнула у Занны дикая мысль. - Бросил бы на пол, и дело с концом!" Между тем старший повар швырнул Занну на кровать лицом вниз и, продолжая держать ее одной рукой, начал расстегивать штаны.
Он отвлекся только на несколько мгновений, но для Занны этого оказалось достаточно. Извернувшись, она впилась зубами ему в руку. Старший повар завопил и, выругавшись, ударил девушку свободной рукой так, что у нее искры из глаз посыпались. Занна застонала, но не разжимала челюстей. Это была ее единственная возможность спастись, а терять ей теперь все равно нечего. Внезапно Джанок отпустил ее, и она тут же вскочила на ноги.
Спотыкаясь, Занна кинулась к полке у двери. Старший повар, размахивая огромными кулаками, погнался за ней, но прежде чем он настиг ее, девушка успела нащупать нож, который оставила там, когда зажигала свечу. Джанок был явно удивлен и даже разочарован тем, что на этот раз она не сопротивлялась.
- Ага, - проворчал он, снова прижав Занну к стене. - Я ведь знал, что ты сама хочешь. Понятное дело, все сами хотят.
- Да, - тихо ответила она. - Только мне надо видеть твое лицо.
- Само собой.
Он развернул ее лицом к себе, и девушка ткнула его в живот ножом, который прятала в складках юбки. Джанок заорал и скорчился от боли, из раны хлынула кровь. В это мгновение Занна чувствовала лишь беспощадную, всепоглощающую ненависть. Она, как могла, размахнулась и вонзила нож Джаноку в живот по самую рукоятку. Со страшным воплем старший повар повалился на пол, скорчился в луже крови и затих.
Занна застыла, пораженная ужасом. А вдруг кто-нибудь слышал его вопли? Надо поскорее убираться отсюда. У девушки не было времени искать нужный кристалл, она просто сгребла все их в кучу и, завернув в кусок ткани, оторванный от юбки, стремглав бросилась к двери, противоположной той, в которую вошла.
Теперь уже не думая об осторожности, она сбежала по деревянной лестнице в столовую и долго стояла там, прижавшись к двери. Ее била дрожь. Потом взгляд девушки упал на окровавленные руки. Оказывается, она вся перемазалась кровью. От отвращения ее вырвало. Занна механически вытерла рот окровавленной рукой, и ее вырвало снова. С трудом ей удалось овладеть собой. Неужели она убила человека? Но у Занны не было возможности предаваться раскаянию. Она должна помочь отцу, а времени у нее почти не осталось.
На верхнем этаже по-прежнему было тихо. Занна наконец сообразила, что, если бы крики Джанока кто-то услышал, уже давно поднялась бы тревога. Ее спасло то, что спальня слуг была далеко и от кухни, и от поста охраны у выхода из внутреннего двора. Девушка наконец вздохнула с облегчением. Ночь была лунная, и, выбрав место посветлее, она опустилась на колени. Только теперь Занна вспомнила, что забыла взять с собой свечу, но, конечно, заставить себя вернуться наверх, к трупу Джанока, она была не в силах.
Занна по одному выложила кристаллы на пол. Все они загадочно поблескивали в лунном свете, но только два, красный и серебристо-голубой, светились изнутри. Занна вновь стала перебирать их и наконец нашла тот, что искала, - зеленый. По-прежнему стоя на коленях, Занна сжимала кристалл в ладонях и, молясь всем известным ей богам, напряженно пыталась представить себе лицо волшебницы Ориэллы.
Глава 12
КРИК О ПОМОЩИ
Ориэлле очень нравилось, что внешний вид Ксандимской твердыни довольно слабо соответствует ее внутреннему облику. Снаружи крепость выглядела обычной каменной громадой с прямыми линиями и четко очерченными углами, но внутри, если внимательно приглядеться, все было иначе и напоминало, скорее, живое существо, чем бездушную человеческую постройку. Стены и полы как-то чересчур плавно переходили друг в друга, а все детали интерьера, спокон до очагов, от дверных притолок до скамеек были так естественно и гармонично связаны между собой, что невольно наводили на мысль о частях какого-то гигантского тела. Лавки тоже как бы вырастали из стен на самом подходящем для людей уровне, и самые широкие из них ксандимцы покрывали овечьими шкурами и вереском и использовали в качестве постелей.
Чайм поселил своих гостей в высокой двухэтажной башенке, примыкающей к скалам в задней части крепости. Внутри ее проходила винтовая лестница, на каждом этаже имелось по несколько небольших комнат, а снизу доступ в башню закрывала тяжелая дверь. Комнаты были маленькими, но уютными и протапливались гораздо быстрее, чем огромные помещения в главной части крепости. К тому же вместе друзья чувствовали себя гораздо увереннее. Даже Паррик, к явному неудовольствию ксандимских старейшин, предпочел поселиться со своими соотечественниками, а не в палатах, положенных Хозяину Табунов.