Галанина Юлия Евгеньевна. От десятой луны до четвертой

   "Заплату тебе надо ставить", – тоном знатока-коновала сообщила я.
   "Да, пожалуй! – согласился дракон. – Пока придется так. Найди два лоскута тонкой кожи и немного смолы. Смола у них должна быть".
   "Тебе очень больно?"
   "Не очень. Но я неуютно чувствую себя в низинах".
   И дракон, решительно цепляясь когтями за плиты, забрался прямо на надгробную насыпь Молниеносного и улегся там, свернув хвост кольцом.
   Луна освещала его во всем великолепии, оказалось, именно золотого дракона в качестве украшения и не хватало гробнице.
   Все соседи Молниеносного по долине, лежащие в курганах и типовых усыпальницах, в этот знаменательный момент (даю голову на отсечение) страшно ему завидовали.
   Я пошла к жмущимся по углам сопротивленцам за кожей и смолой. Что-то никакого укрытия, где могли бы находиться раненые, видно не было.
   Но тут снова проявили себя осаждающие.
   Мирно лежащий на каменной грядке дракон их почему-то страшно раззадорил. И они принялись вновь обстреливать его из баллисты, не дожидаясь рассвета.
   Злость и ярость овладели мной.
   – Добить хотите, сволочи? – крикнула я в сторону холма.
   На стене у сопротивленцев были размещены кое-какие орудия. Ближайшей лестницей я забралась на стену и кинулась на угловую башню. Там около небольшой металки, тоже типа баллисты, возился незнакомый мне паренек.
   – Дайте мне, пожалуйста! – пользуясь его растерянностью, решительно отодвинула я паренька от орудия и сама нацелила его на ту гадину, что стреляла с холма.
   Не то чтобы я рассчитывала нанести какой-то ущерб – ночью, да еще стреляя по цели, которая находится значительно выше, – просто очень хотелось ответить на выстрелы тем же, огрызнуться, зубы показать. Обижать моего дракона, ну я вам сейчас!
   К результату привела не моя злость, а снаряд сопротивленцев, который уже был закреплен в орудии. Как оказалось, глиняное ядро было начинено горюче-взрывчатой смесью. Вот оно и рвануло там, чудом врезавшись в баллисту. Видно, просмоленная рама хорошо взялась, потому что заполыхало на холме славно.
   – Ну ты даешь! – покачал головой парень, осматривая меня с головы до ног и обратно. – Свалилась с луны на драконе и вывела из строя эту заразу, что весь день по стене бревнами била.
   – Так они что тут, недавно?
   – Позавчера подвезли, – пояснил парень. – Хотят, видно, стены проломить.
   – А Нож где?
   – Наверное, за насыпью, у раненых. Посмотри там, – посоветовал парень и стал готовить орудие к новому выстрелу.
   Палатка для раненых была раскинута как раз над той плитой, что мы вскрыли, добираясь до захоронения Молниеносного.
   Понятно, сопротивленцы спрятали от глаз осаждающих место возможного отступления в подземелье. Наверное, на самый крайний случай.
   Откинув входной полог, я вошла в палатку и робко поздоровалась:
   – Здравствуйте, а где Нож?
   Глаза постепенно привыкли к ее полумраку, немного разбитому маленькими светильниками – плошками. Люди, которые там находились, были мне сплошь незнакомы.
   – Иди сюда, Пушистая Сестричка, – позвал меня Нож из дальнего угла.
   Пробираясь между лежащими на странных тюфяках людьми, я подошла к нему. В углу полулежала-полусидела и сестра. Лицо ее, как и лица других, было грязным – видно, воду экономили, оставляя только для питья. Остальное скрадывал полумрак, поражало только одеяло, которым была она прикрыта, – меховое, из колонковых шкурок, перемежающихся светлыми полосками спинок зимних ласок.
   – Привет, старушенция! – изо всех сил небрежно сказала я. – Ну ты как?
   – Великолепно, – невозмутимо отозвалась сестра. – По сравнению с теми, кто под нами. Ты почему такая озабоченная?
   – Девочке нужно лечить дракона, – с серьезным видом пояснил сестре Нож. – У нее редкий дар находить нужных знакомых.
   – Уж не наш ли закадычный друг Ряха штурмует это место? – осенило меня.
   – Нет, до этого, к счастью, не дошло. Его среди осаждающих мы не видели, – сказала сестра. – Что нужно твоему дракону?
   – Смола и кожа для заплаты на крыло.
   – Смола есть, – как и думал дракон, сказал Нож. – А вот кожа… Есть, конечно, но сразу не соображу. Мягкая же нужна?
   – Да, прочная, но эластичная.
   – Задала ты мне задачку, – почесал затылок Нож. – Посиди минутку, я в наш погреб наведаюсь. Кажется, есть идея. Если не сработает, вырежем в одеяле Светлой дыру.
   Он взял плошку и направился к центру палатки. Плита там была сдвинута в сторону и в дыру спущена лестница.
   Я села рядом с сестрой. Она потрепала меня по макушке.
   – Все будет хорошо, – сказала я. – Мы обязательно выберемся. Если я уж из Пряжки выбралась, то отсюда – запросто.
   – Конечно, – улыбнулась сестра. – Ты здесь, и это уже замечательно. А как ты так?
   – Я ее разрушила.
   – Не сомневаюсь, – заметила сестра. – У тебя дар к разрушению, достаточно вспомнить, как ты моешь посуду.
   – Ты серьезно ранена? – спросила я.
   – Не знаю, – пожала плечами сестра и подтянула одеяло повыше. – Но у меня, похоже, отбита нижняя часть туловища. Конец хвоста пришлось удалить. Я ходить не могу – очень больно. Видела бы ты мой синяк на правой ноге – он от бедра начинается и на ступне заканчивается. Так глупо: меня чуть не затоптали. Обидно… Нас просто смяли, а их щиты мы пробить стрелами не могли… Знаешь, как умеет ходить Легион? Укроется щитами со всех сторон, копьями ощетинится и прет, как чугунный утюг. И поет:

 
Рогом бык щенка придавит,
Белолобый бык,
Вот идут быки на битву,
И бегут щенки!^[8]
 

   – А Половинка Луны, Утренний, Два Гвоздя, остальные? – спросила я с робкой надеждой.
   – Они ушли к Сестре-Хозяйке, – скупо сказала сестра. – И не только они. Мы живы, пока, благодаря Ножу – тут в основном остатки его отряда. Он же и меня вытащил из-под сапог Легиона. А ты откуда узнала, что мы здесь?
   – Тетя написала. Она думала, что ты погибла, раз не добралась до ее подвала с занавесочками. И я так думала, только самой распоследней надеждой надеялась.
   – Я бы не смогла добраться до нее в любом случае – просто не доползла бы на руках. Нож, единственный из нас, позаботился об отступлении, и поэтому те, кто остался от его отряда, отошли сюда не на голое место. Мы заперлись здесь, а Легион окружил долину. Сначала они нас вообще не трогали – сунулись раз, получили отпор и решили не рисковать. Легион тоже сильно потрепан в борьбе с Левым Крылом, и они берегут каждого человека. Поэтому они просто заперли долину и сидят в ожидании, когда мы перемрем естественным путем от голода и ран. Правда, недавно они, видимо, заподозрили неладное, сообразив, что для стихийного отступления гробница слишком хорошо укреплена и вооружена, поэтому подтянули онагры и баллисту.
   – Эта баллиста нас и подшибла! – зло сказала я. – Вон она сейчас горит синим пламенем!
   – Маленькая сестричка, только не говори, что это ты ее подожгла, – повернула ко мне лицо сестра.
   – Конечно, я. Я выросла. И даже из арбалета стрелять теперь умею.
   – Дался тебе тот арбалет… – вздохнула сестра.
   – А на чем вы лежите? – вспомнила я вопрос, который давно хотела задать.
   – На мешках с мягкой рухлядью из сокровищницы Молниеносного. Не на плитах же нам лежать. И одеяла оттуда. Питаемся мы его запасами, воюем его оружием.
   – И вообще разули и раздели старика! – подхватил вернувшийся из подземелья Нож.
   Он приблизился к нам, неся какой-то странный флаг квадратной формы с темным непонятным узором, обшитый длинной жесткой белой бахромой.
   – Это что? – удивились мы вместе.
   – Как что? – возмутился Нож. – Ну тебе, Светлая, твое дремучее невежество еще можно простить, ты девица необразованная, все больше подпольной войной занятая, но ты-то, Пушистая Сестричка! Ты должна историю Молниеносного назубок знать, чему вас только в пансионате учат! Это же любимое знамя великого вождя!
   – Понятно, – вспомнила я зазубренные сведения. – Когда Молниеносный смог победить своего первого крупного врага, потомка Тихого Грома по имени След Хвоста, он приказал живьем содрать с его спины кожу, выделать и превратил в свое знамя. А обшил волосом из хвоста и гривы коня поверженного врага, причем скроил и сшил это знамя сам, только кожу мастера-кожевники выделывали. И последний курган по правому Борту – кенотаф, в нем нет покойника.
   – Да-да, все так, а кожу, к слову сказать, Молниеносный содрал тоже сам. Хотел украсить это знамя еще хвостом потомка Тихого Грома, но хвост скорбящие родственники выкрали и захоронили где-то на востоке, – подхватил Нож. – Ничего более мягкого я не нашел, хотя и долго поглядывал, какой прекрасно сохранившейся кожей покрыт скелет Молниеносного. Но эта мягче.
   – Ты серьезно содрал бы с его трупа кожу? – переспросила сестра.
   – Зачем она мне? – удивился Нож. – Над ней мастера-кожевники не работали, она высохла и скукожилась. Этот флаг лучше. Хотя в последнее время я так озверел, что, пожалуй, при надобности сделал бы и это. Логически рассуждая, чем его кожа отличается от его мечей, свечей и одеял?
   – Иди проветрись, – посоветовала сестра. – Ты наглотался затхлого воздуха подземелья, насыщенного безумными идеями Молниеносного. А мы давно уже катимся самым нелогичным из нелогичных путей. Взять хотя бы появление Пушистой.
   – Да, – потер устало лоб Нож. – Пора менять караулы. Смола, Пушистая Сестричка, вон там.
   Когда он ушел, сестра сказала:
   – Нож почти не спит. Он винит себя в том, что не смог привести отряд к городской пристани. Если бы мы захватили корабль, то, возможно, оторвались бы от преследования и смогли по реке добраться до устья. Но они как раз и думали, что мы будем пробиваться туда, поэтому там стояли отборные силы. А что мы запрем себя сами в Пуповине, никто и предположить не мог, на этом направлении было легче, и сюда пробились без особых потерь. Сестра-Хозяйка, какой мясорубкой был Хвост Коровы, ты и представить себе не можешь! Лицо сестры исказилось.
   – Досюда добралось шестнадцать человек. Двое умерли уже здесь. Ребята отнесли их вниз, положили в одной из кладовых, даже если сюда ворвутся, осквернить их уже не смогут. Это все, что мы смогли для них сделать. А сколько наших валялись там под ногами и копытами Сильных…
   У сестры покатилась слеза, медленно, останавливаясь и задерживаясь на пыльной щеке.
   – Иди, Пушистая. Дракон тебя ждет.

Глава тридцать шестая
БАЛЛИСТА НА ХОЛМЕ ДОГОРЕЛА…

   Баллиста на холме догорела, а может, ее оттащили вниз. Скоро должно было рассвести. Дракон лежал на надмогильной насыпи.
   – Это что за стяг ты волочешь? – спросил он. По инерции я ответила вслух:
   – Это не стяг, это твоя заплата.
   – Твои друзья по-прежнему меня боятся? – поинтересовался дракон.
   – Они тебя уважают, – со второго раза перестроилась я на мысленный разговор.
   Время шло, а проблемы рождали одна другую. Подойдя вплотную к насыпи, я выяснила, что, в отличие от дракона, залезть на нее смогу с большим трудом. Размеры не те.
   – Спустись, пожалуйста, – попросила я.
   Недовольный дракон на брюхе съехал с насыпи. По всему было видно, что он раздражен и чувствует себя не в своей тарелке. Наверное, несмотря на все его отговорки, он тоже до сегодняшней ночи считал себя неуязвимым от пошлых стрел, а тут такой удар по самолюбию, да еще от несъедобных особей.
   – Спасибо, утешила! – пробурчал он.
   Медбрат меня побери, я опять забыла, что он читает любые мысли на много хвостов вокруг.
   – А кстати, – спохватилась я. – Ты, наверное, все слышал? И как я с сестрой говорила, и с Ножом, и с тем парнем на башне?
   – Конечно, – подтвердил дракон. – И не только это. Я знаю, что творится в каждой голове по эту и ту сторону холмов.
   – Ну и что же творится по ту сторону?
   – Ничего интересного! – отрезал дракон. – Скорбят о потере баллисты, отправили гонца в город с заказом на новую, на рассвете будут штурмовать, я их почему-то вывожу из себя. В массе вы страшно примитивны.
   Ну вот опять…
   Стараясь и не думать больше, я просто достала кинжал и принялась отпарывать знамя от древка и срезать с него бахрому.
   Получившийся квадрат, действительно мягкий, несмотря на солидный возраст, я разложила на коленях.
   То, что это фрагмент спины одного из бывших правителей этих мест, уже никаких эмоций не вызывало.
   – Подойдет? – спросила я у дракона.
   – Помни, – попросил он.
   Я послушно помяла кожу в руках.
   – Подойдет. А что за узоры?
   – Это татуировка. Священные знаки, надо полагать.
   – А поточнее?
   – Поточнее тебе мог ответить только владелец этого куска кожи, с чьей спины он был снят, но, увы, он сейчас далеко, примерно там же, где и деятель, освежевавший вышеупомянутого владельца.
   – Положи на плиту, – не отреагировав на мою витиеватую конструкцию, сказал дракон.
   В полном недоумении я положила кожу на одну из плит двора. Зачем это надо?
   Дракон поднял когтистую лапу, помедлил, а потом средним когтем молниеносно начертил на ней довольно замысловатую заплату.
   – Здорово! – одобрила я. – А я ногой рисовать не умею.
   – Не мешай! – отмахнулся дракон и одним махом нарисовал рядом точную копию первой фигуры.
   – Ну и чем я тебе так вырежу? – ворчливо спросила я. – На эти загогулины маникюрные ножницы нужны.
   – Зачем вырезать? – удивился дракон. – Бери и приклеивай.
   Не веря глазам, я подошла поближе и подняла лоскут за край. Он поднялся, две одинаковые заплатки остались лежать на плите. Ничего себе у него когти…
   – Плохого не держим, – хмыкнул польщенно дракон. Ну слава Сестре-Хозяйке, хоть немного развеселился! Распечатав горшочек со смолой, я присела на корточки у плиты и щепочкой принялась мазать на кожу тянучую смолу. Смола норовила пристать еще где-нибудь, где угодно, хоть пальчиком.
   Дракон раскрыл поврежденное крыло, и я осторожно прилепила на дыру заплату.
   Потом намазала вторую и прижала ее снизу.
   Выкраивая заплаты, дракон эстетствовал и выбрал две наиболее ему понравившиеся картинки из той пестрой галереи, что некогда украшала спину потомка Тихого Грома.
   – Нормально?
   – Сойдет.
   – И что теперь?
   – Теперь… Четырнадцать человек и весят больше, чем ты…
   Дракон раскрыл и вновь сложил крыло, склонив голову набок, прислушался к себе.
   – Только завтрашней ночью я смогу сказать, что будет. День придется пережить в неведении.
   – Слушай, но ведь бояться нечего, да? Ты же можешь отогнать всех пламенем?
   – Я не всесилен, – нехотя признался дракон. – Пойми, если я буду извергать пламя, то не смогу поднять четырнадцать человек. Одно из двух. Если бы не эта проклятая дыра… День вам придется держаться самим.
   – Ну ладно, я тогда пойду предупрежу Ножа, – сказала я. – Только разденусь сначала. Можно, мой мешок около тебя будет? А то потеряю еще.
   – Пусть лежит, – величественно разрешил дракон.
   Я с облегчением сняла зимние, а теперь драконово-летные куртку, штаны и сапоги – даже ночью в Пуповине было куда теплее, чем там, у Пояса Верности. Сложив все, я положила мешок поближе к дракону и пошла Дорогой Лягушек к стене.
 
   Рассвело.
   Оставшиеся без баллисты онагры принялись методично усеивать камнями территорию гробницы.
   Смысла в этом особого не было: надгробной грядке камнепад вреда не причинял, строений, которые можно было разрушить, во дворе не было, а мы, в том числе и дракон, укрылись в мертвой для обстрела зоне под стенами. Страдали каменные лягушки.
   В ответ сопротивленцы собирали эти же камни и закладывали в пращи своих камнеметов, отправляя их обратно. Так и перекидывались булыжниками туда-сюда. Одно каменное ядро, правда, попало в палатку, но там никого не было, все раненые уже были кто на стене, кто под стеной.
   Потом появился парламентер.
   – Странно… – сказал Нож. – Раньше они себя переговорами не утруждали.
   Парламентера подпустили к воротам.
   – Мы предлагаем вам сдаться, – сообщил он, задрав кверху голову. – Вам будут сохранены жизни.
   – Каким образом? – скептически поинтересовался Нож.
   – Каторжные работы, – честно ответил парламентер.
   – Благодарю вас, но условия нас не устраивают, – без тени сарказма вежливо ответил Нож.
   Парламентер и не сразу понял, что он сказал, видно, подобная вежливость в армии Сильных была диковинкой.
   – Значит, вы отказываетесь? – уточнил он.
   – Отказываемся, – подтвердил Нож.
   Парламентер повернулся и пошел докладывать о результатах переговоров. Хвоста у него совсем не было – отрублен под корень. Интересно, за что?
   Прошло совсем немного времени с того момента, как он дошел до своих, и начался штурм. К гробнице со всех холмов стали осторожно подтягиваться воины, особо не рискуя, прячась за укрытиями.
   А на дороге, ведущей от домика привратника у входа, замаячила тень тарана, который, прикрывая плетеными щитами, потихоньку подкатывали к воротам.
   Конечно, нам очень повезло, что секрет ветхой задней стены еще никто не раскрыл, и штурмовали нас классическим способом, считая ворота самой слабой точкой укрепления.
   Но это делало ситуацию ненамного легче. Все, кто мог, стояли у бойниц, пытаясь остановить наступление. Но из четырнадцати человек более или менее ходячих и стрелючих было десять. И я одиннадцатая. Вот и вся арифметика.
   Мы стреляли, кто из чего мог. Я могла из арбалета. Но в этот раз успехи мои были куда менее впечатляющими. Баллисты почему-то не горели и стрелы в грудь наступающим не вонзались.
   И зашевелилась мыслишка, что каторжные работы – это не так уж и плохо, и там люди живут, и сбегают иногда…
   Таран неумолимо приближался.
   Нож распорядился пустить в ход воспламеняющиеся снаряды, поджечь ими таран.
   Паренек при орудии оказался хорошим наводчиком и попал точно – да что толку. Полыхали закрывающие таран с боков и сверху щиты, сам он оставался невредимым.
   Мы били по суетящимся около него людям, но они поменяли щиты и движение тарана возобновилось.
   – Пушистая Сестричка, приготовься, – добежал до меня, пригибаясь за зубцами стены, Нож. – Будем спускать тяжело раненных в подземелье, пора уже. Пойдешь с ними. Они не знают, сколько нас, поэтому мы поставим плиту на место и будем надеяться, что они не догадаются об укрывшихся внизу. А сами встретим их на стенах. Дней через десять попытаетесь выбраться, может, к тому времени в долине станет спокойно, какой им смысл караулить после. Дракону скажи, чтобы уходил.
   – Да не может он, – с досадой сказала я. – Разве бы тут сидел. Проклятая баллиста…
   – Плохо.
   В наш разговор вдруг вмешался мысленный призыв дракона:
   "Иди сюда, ты мне нужна!"
   – Ой, Нож, меня дракон, кажется, зовет! Я узнаю, в чем дело, и к палатке подойду! – сказала я.
   – Поторопись, – взял мой арбалет и продолжил стрельбу Нож.
   Дракон выбрался из-под стены и сидел в центре двора, сворачивая и разворачивая хвост.
   – Вы не доживете до вечера, – раздраженно сообщил он. – Баланс сил не в вашу пользу.
   – Ты открыл мне глаза, – не менее раздраженно отозвалась я. – Вывел меня из тьмы неведения. Я могу вернуться на стену?
   Дракон проигнорировал мои слова и коротко сказал:
   – Садись на спину. За крылья.
   – Я не полечу! – завопила я.
   – Пока я не могу лететь, я тебе уже объяснял. Будешь помогать. Поторопись.
   И этот поторопись… С ума сойти! Забравшись дракону на спину, я кое-как примостилась там, вцепившись в него руками, ногами и хвостом.
   – Держись.
   Дракон полез на надгробную грядку.
   Взобравшись на ее полированную вершину, он расправил раненое крыло, а затем сложил его каким-то болезненным изломом, но так, что его пробитый край оказался рядом со мной.
   – Держи заплату, чтобы не отвалилась.
   Прижав ладонями заплатки на дыре в крыле, левая ладонь снизу, правая – сверху, я замерла, так пока и не понимая, что он задумал.
   Дракон повернулся к воротам, за которыми уже совсем в опасной близости находился таран, напрягся, я почувствовала, как горячо стало моим ногам и хвосту, и с усилием изрыгнул длинную струю пламени.
   – Держи заплаты, иначе я не могу, – еще раз попросил он.
   "Почему же он очень горячий? – вертелось у меня в голове. – Когда рушили Пряжку такого не было…"
   Впрочем, горячо стало не только мне.
   Я видела, что наши лежат на стене ничком, накинув куртки на головы, а над ними опасно низко бьет струя почти белого пламени. Самые расторопные спрыгивают вниз.
   На пыльной дороге полыхал таран, разбегались от него горящие люди, катались по земле, стараясь сбить пламя. Ни на секунду не прерывая огня, дракон начал поворачиваться кругом, выжигая окрестности гробницы. Я изо всех сил сжимала ладони, душой веря, что, если пропущу хоть щелочку к его ране, огонь прекратится.
   Надгробная насыпь была на две трети выше окружающей двор стены, поэтому с ее вершины дракон испепелял все вокруг, оставляя очень небольшую нетронутую зону перед стеной, до которой добраться еще никто из нападающих не успел.
   Да и вообще, желание штурмовать гробницу Молниеносного, во всяком случае сегодня, у них исчезло напрочь.
   Осаждающие откатились за холмы.
   Дракон сделал еще один полный круг и прекратил поливать пламенем Долину Ушедших. Раскаленный воздух стал понемногу остывать.
   Дракон молчал.
   В смысле, что молчал мысленно, не отзываясь на мои встревоженные вопросы.
   Я сидела, так и сжимая его крыло, не зная, можно ли его отпускать, или ни в коем случае нельзя.
   Да и что вообще делают в таких случаях?
   Дракон потихоньку остывал. Даже цвет его поменялся – ликующий золотой словно подернулся белой золой.
   Сверху мне было видно, как потихоньку оживают наши, я даже расслышала в наступившей над долиной тишине, как кто-то в палатке сказал: "Нужна мазь от ожогов". И я подумала, что все нормальные люди будут сейчас мазать головы и спины, а мне, похоже, придется лечить волдыри на попе и внутренней поверхности бедер. И ходить я буду в раскоряку, вот забавно…
   Прошло, наверное, миллион лет, но я наконец услышала:
   – Спасибо. Можешь отпустить крыло и слезть.
   Я разжала руки.
   Дракон бесконечно усталым движением попытался сложить крыло. Получилось со второго раза. Он вздохнул, как-то обмяк, вытянул шею и положил голову на плиты, закрыв глаза.
   Я слезла с его спины, ощупала свой хвост – он был, как ни странно, в полном порядке и паленым от него не пахло.
   – Иди к своим, – тихо сказал дракон.
   – Успею, – отозвалась я и села на плиты рядом с его головой, блаженно вытянув ноги.
   Наши сейчас вместе и, конечно, будут мне очень рады, но там и без меня не горестно, а здесь, на верхушке гробницы, золотой дракон лежал какой-то совершенно бесприютный и чужой всем.
   Это был непорядок, потому что это было неправдой.
   Он мне был нужен, а это уже кое-что.

Глава тридцать седьмая
ХОРОШО СИДЕТЬ…

   Хорошо сидеть, когда тихо, спокойно и солнце светит. Мы так всех перепугали, что они даже онагры снова не запустили, не стали нас обкидывать.
   Потихоньку дракон отошел и снова зазолотился.
   – Ну как ты? – спросила я, увидев, что он открыл глаза. Дракон уселся в своей обычной горделивой позе, скосил блестящий глаз.
   – Лучше, чем я мог предполагать. Но так плохо мне еще никогда в жизни не было.
   – Даже когда вас усыпили?
   – Даже тогда.
   – Странно, я думала, поливать всех пламенем для вас, драконов, дело обычное, – заметила я.
   – Обычное в обычных условиях. Эта дыра в крыле сама по себе ничтожна, но она нарушила мою целостность. А без этого ни летать, ни полыхать огнем дракон не может.
   – Но ты же смог?
   – И еще неизвестно, как это мне аукнется.
   – Вы тоже аукаете? – удивилась я.
   – Что мы делаем? – с подозрением переспросил дракон.
   – Ну, кричите "ау", чтобы эхо откликнулось.
   – Нет. Сколько раз тебе сообщать, что не я это говорю, а ты воспринимаешь мою информацию и облекаешь в наиболее удобную для себя форму. Это твой предохранительный клапан. Чтобы не сойти с ума от общения с драконом.
   – Ну хорошо, я предохраняюсь. А ты? Ты тоже этим занимаешься?
   – Драконы не сходят с ума от людей. Вы довольно ограниченны и просты для восприятия.
   – Пропускаем этот пункт. Но скажи, почему же ты все-таки пошел на риск?
   – А что мне оставалось делать? – горько вопросил дракон. – Если бы не огонь, энергия для полета мне могла бы и не понадобиться, тут уж не до выбора.
   – А что бы с тобой сделалось? – пожала плечами я. – Сидел бы тут на грядке и плевал на всех сверху ядовитой слюной. Они бы побоялись к тебе подбираться, так, глядишь, и до ночи бы дотянул.
   – Драконы не говорят пустых слов! – громыхнул золотой так, что я даже скривилась. Словно в голове кто-то в колокол ударил.
   – С ума сошел?! – пнула я его переднюю лапу.
   – Извини. Но если я сказал, что дождусь сегодняшней ночи, чтобы определить, смогу ли поднять в воздух четырнадцать человек, значит, я должен был дожить до ночи вместе с этими четырнадцатью.
   – А теперь что ты скажешь?
   – Скажу, что, как стемнеет, я постараюсь взлететь и перенести их за реку. Это большее, на что я способен, если только способен. Дальше будет еще хуже. Пойди предупреди их.
   – Но тебе стало легче? – спросила я.