Страница:
– Почему в подземелье пойдут они, а не мы? – спросил Утренний. – Внизу может быть опасно.
– Они не поднимут плиты, – коротко объяснил Нож. – А опасно везде.
Он спустил веревку в пробитую дыру и измерил расстояние до дна. Оно было небольшим, хвоста четыре, может, четыре с половиной.
Мы спустили вниз мешки со снаряжением, затем спустились по веревке сами, Нож первым.
Внизу было темно, Нож возился с фонарями.
В дыре над головой виднелось светлое уже небо. Потом на нее наехала плита. Стало совсем темно. Хорошо, что ненадолго.
Быть погребенной заживо оказалось очень неприятно.
Но вот вспыхнул огонь. Не знаю, что использовалось в качестве горючего, но потайной фонарь давал неплохой пучок света.
– Хорошо попали! – довольно сказал Нож, обводя фонарем вокруг себя.
Кругом стояли боевые колесницы, легкие и прочные. Наверное, те самые, с помощью которых Молниеносный и получил свое имя.
Свое имя имела и каждая колесница: Быстрая, Внезапная, Ветер, Буря, Нежная. Заботливо смазанные, полностью укомплектованные, они были хоть сейчас готовы ринуться в бой. Каждая стоила целое состояние.
Осмотрев колесницы, мы прошли по Залу Колесниц в поисках выхода из него, точнее, прохода в другие залы. Может быть, темнота придавала всему излишнюю загадочность, но казалось, что под землей расположен целый лабиринт.
Выход в коридор мы нашли. Даже несколько выходов, но мы пошли по тому коридору, который, по расчетам Ножа, должен был вести в сторону основного захоронения.
Стены коридора были выложены орнаментированными плитами. Под пальцами проступали бугорки и бороздки, завивающиеся змеями, складывающиеся в солнце и звезды, в молнии и толстых лягушек.
По бокам от центрального коридора отходили камеры, наполненные сосудами с зерном и маслом, кувшинами с вином, чьи тугие пробки были залиты смолой, ящичками с пряностями и отборными семенами.
Это нас тоже не интересовало.
– Радиальный или не радиальный? – бормотал Нож, двигаясь по коридору. – Нет, ну радиальный или не радиальный?
– Кто радиальный? – не утерпела я, подойдя к нему поближе.
– А план этого могильника, сойди с моей ноги, Пушистая Сестричка, – пояснил Нож.
– А это очень важно?
– Да вообще-то совершенно не важно. Нам абсолютно плевать, по какому плану она построена, мы идем правильным коридором.
– Так зачем же ты мучаешься?
– А любопытно. Светлая, а ты чего молчишь?
– Я сушеные яблоки жую, – сообщила откуда-то из темноты сестра.
– Где взяла?
– В одном из сосудов в пятой камере по правой стороне, считая от того места, откуда мы идем, – лаконично сообщила сестра.
– Есть грязными руками трехсотлетние продукты – нарываться на боли в животе, – назидательно сказал Нож, а потом спросил: – Как яблочки?
– Ну очень сухие.
– Хоть бы поделилась.
– Вернись и сам возьми, – посоветовала ему сестра. – Я уже все съела, у меня немного было.
– На обратном пути попробую, – решил Нож, не обращая внимания на свои же слова по поводу грязных рук и трехсотлетних продуктов.
Наконец коридор кончился главным подземным залом. Помедлив на пороге, мы вошли.
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
– Они не поднимут плиты, – коротко объяснил Нож. – А опасно везде.
Он спустил веревку в пробитую дыру и измерил расстояние до дна. Оно было небольшим, хвоста четыре, может, четыре с половиной.
Мы спустили вниз мешки со снаряжением, затем спустились по веревке сами, Нож первым.
Внизу было темно, Нож возился с фонарями.
В дыре над головой виднелось светлое уже небо. Потом на нее наехала плита. Стало совсем темно. Хорошо, что ненадолго.
Быть погребенной заживо оказалось очень неприятно.
Но вот вспыхнул огонь. Не знаю, что использовалось в качестве горючего, но потайной фонарь давал неплохой пучок света.
– Хорошо попали! – довольно сказал Нож, обводя фонарем вокруг себя.
Кругом стояли боевые колесницы, легкие и прочные. Наверное, те самые, с помощью которых Молниеносный и получил свое имя.
Свое имя имела и каждая колесница: Быстрая, Внезапная, Ветер, Буря, Нежная. Заботливо смазанные, полностью укомплектованные, они были хоть сейчас готовы ринуться в бой. Каждая стоила целое состояние.
Осмотрев колесницы, мы прошли по Залу Колесниц в поисках выхода из него, точнее, прохода в другие залы. Может быть, темнота придавала всему излишнюю загадочность, но казалось, что под землей расположен целый лабиринт.
Выход в коридор мы нашли. Даже несколько выходов, но мы пошли по тому коридору, который, по расчетам Ножа, должен был вести в сторону основного захоронения.
Стены коридора были выложены орнаментированными плитами. Под пальцами проступали бугорки и бороздки, завивающиеся змеями, складывающиеся в солнце и звезды, в молнии и толстых лягушек.
По бокам от центрального коридора отходили камеры, наполненные сосудами с зерном и маслом, кувшинами с вином, чьи тугие пробки были залиты смолой, ящичками с пряностями и отборными семенами.
Это нас тоже не интересовало.
– Радиальный или не радиальный? – бормотал Нож, двигаясь по коридору. – Нет, ну радиальный или не радиальный?
– Кто радиальный? – не утерпела я, подойдя к нему поближе.
– А план этого могильника, сойди с моей ноги, Пушистая Сестричка, – пояснил Нож.
– А это очень важно?
– Да вообще-то совершенно не важно. Нам абсолютно плевать, по какому плану она построена, мы идем правильным коридором.
– Так зачем же ты мучаешься?
– А любопытно. Светлая, а ты чего молчишь?
– Я сушеные яблоки жую, – сообщила откуда-то из темноты сестра.
– Где взяла?
– В одном из сосудов в пятой камере по правой стороне, считая от того места, откуда мы идем, – лаконично сообщила сестра.
– Есть грязными руками трехсотлетние продукты – нарываться на боли в животе, – назидательно сказал Нож, а потом спросил: – Как яблочки?
– Ну очень сухие.
– Хоть бы поделилась.
– Вернись и сам возьми, – посоветовала ему сестра. – Я уже все съела, у меня немного было.
– На обратном пути попробую, – решил Нож, не обращая внимания на свои же слова по поводу грязных рук и трехсотлетних продуктов.
Наконец коридор кончился главным подземным залом. Помедлив на пороге, мы вошли.
Глава тринадцатая
ЗАСТЫВ НА ПОЛПУТИ В ВЕЧНОСТЬ…
Застыв на полпути в вечность, стояла там глиняная армия.
Жуткое было зрелище, жуткое своей реальностью. Каждый воин был слеплен с живого человека и сам выглядел как живой. На него была надета уже ношеная одежда, вооружен он был боевым оружием. Не знаю, что чувствовали те, с кого лепились эти фигуры, но мне, будь я на их месте, очень бы не хотелось, чтобы мое второе, пусть и глиняное, "я" стояло тут в карауле.
– Замечательно! – не утратил и здесь своего жизнелюбия Нож. – Это лучше, чем я даже предполагал. Молодец, Пушистая Сестричка! Пойдем посмотрим на хозяина этого места.
Он взял меня за руку и решительно повел в центр зала.
– Чего ты меня тащишь? – спросила я с удивлением, еле поспевая за ним.
– Чтобы ты не боялась.
Я и не боялась, с чего он взял?
Мы быстро прошли между воинами и вышли на центральную площадку, где находилось основное захоронение. Возвышение состояло из двух ступеней, широкую нижнюю занимали второстепенные покойники, на верхней ступеньке стояло ложе властелина этого могильника.
По количеству скелетов сразу стало ясно, что глиняными женами в долгий путь Молниеносного не снабдили. Предпочли умертвить настоящих. Наверное, это было дешевле и проще.
Не обращая на них никакого внимания, Нож подвел меня к главному ложу и направил на него фонарь.
– Смотри, Пушистая Сестричка! Это только запчасти к человеческому телу. Человека тут уже нет и дух его далеко.
И без его речи я не испугалась, увидев останки Молниеносного. Не знаю почему, но на меня куда более сильное впечатление произвели глиняные воины. Вот их я побаивалась, это точно.
Их, а не бурый скелет в царских одеждах, сжимающий меч.
Если говорить все как есть, от Молниеносного остался не только скелет. Сохранились волосы, зубы, сохранилась кожа на руках, густо покрытая синими узорами татуировки. Она туго обтягивала кости.
В ногах у Молниеносного лежал его шлем, у изголовья было вбито в дыру в плите основания ложа древко его копья. Тут же, чуть сбоку, стоял пучок знамен.
На ступеньку ниже своего господина лежали жены. Время стерло их возраст, на костяных гладких лбах невозможно было увидеть, морщины ли покрывали чело, когда возложили их сюда, или молодая персиковая кожа. Волосы были скрыты расшитыми золотом повязками, броня из украшений покрывала платья. Их в мир иной сопровождали чаши и кубки, ручные зеркальца и ларцы с косметикой.
Без всяких украшений и богатой утвари лежали на полу в скрюченных позах останки слуг.
– Ты возьмешь его меч? – спросила я у Ножа.
– Зачем? – пожал плечами Нож. – Он в него так крепко вцепился, что жаль лишать. Мы возьмем оружие у его воинов. Вот им оно явно ни к чему.
Сестра, мельком глянув на останки Молниеносного и его жен, отправилась вновь осматривать глиняную армию. Вот уж кого не испугали ни портретные лица воинов, ни скелеты Молниеносного и его домочадцев.
– Я проверю Левое Крыло, ты – Правое, – сказала она Ножу. – Пушистая, пойдем подержишь мой фонарь.
Я спустилась с возвышения.
– Погодите, барышни, – сказал Нож. – Что нам в темноте бродить? Давайте-ка осветим этот склеп.
Оказывается, он углядел свечи, которые были закреплены в массивных напольных семисвечниках, стоявших на углах возвышения с ложем Молниеносного. Подсвечники на три свечи шли через равные промежутки по краю нижней ступени, где лежали его жены.
– Давайте рассуждать логически, – предложил Нож. Мы не отказались. Логически так логически.
– Раз его снабдили всем, чем возможно, значит, и запас свечей должен быть где-то рядышком аккуратно сложен, – рассуждал логически Нож.
– Логично, – подтвердила сестра.
– А зачем нам шастать по коридорам в темноте, если можно со светом?
– Логично, – подтвердила я.
– Значит, сейчас найдем свечи и зажжем на пути в Зал Колесниц. Логично? Логично! – завершил свое логическое выступление Нож.
– Безупречная логика! – не сговариваясь, хором воскликнули мы с сестрой.
– Смейтесь, смейтесь! – пробурчал Нож и отправился искать свечи.
Мы пошли разоружать глиняную армию.
В образцовом хозяйстве порядочной женщины, если верить нашим Магистрам, все разложено по полочкам или кучкам. Сестра велела делать все, как в образцовом хозяйстве.
Мечи ложились к мечам, копья к копьям, луки к лукам, арбалеты к арбалетам. Кинжалы в одну сторону, боевые секиры в другую.
Нож нашел свечи и начал устанавливать их по коридору.
Мы сносили в центр зала луки и стрелы, нагрудники кованые, кольчужные и пластинчатые, шлемы круглые и остроконечные, с назатыльниками и без. Кожаные щиты, украшенные металлическими бляхами.
Пот с меня тек градом.
Вернулся Нож, осмотрел собранный нами арсенал и довольно присвистнул:
– Ого! Неплохо, мышки-норушки! Пушистая Сестричка, продолжай, а мы со Светлой будем сортировать по надобности.
– Ничего себе продолжай! – возмутилась я. – Я есть хочу и пить. Это что же получается, мы со вчерашнего вечера не ели? Я так не могу!
– Ну давай поедим, раз настаиваешь, – согласился Нож. Сестра пошла в Зал Колесниц за мешком с провизией.
Сначала я удивилась, почему она сама отправилась, даже не предложив Ножу поработать ногами, потом догадалась: хочет еще сушеных яблок захватить. И точно, помимо мешка с припасами она принесла несколько горстей сушеных яблок в ведерке, что раньше висело на одной из колесниц, по-моему, на Буре.
Нож без особых церемоний расчистил место на нижней ступеньке возвышения, сдвинув в сторону мешающие сосуды, ларцы и треножники, расстелил какую-то тряпочку, изображающую скатерть. Достал хлеб, вареное мясо и сыр, флягу с водой, и мы принялись не то завтракать, не то обедать.
Присутствие Молниеносного с женами аппетита нам не испортило. Даже на маковое зернышко. К этому времени мы настолько освоились в подземелье, что воспринимали их без всяких эмоций, как неотъемлемую деталь внутреннего убранства.
Я еще вовсю жевала, когда сестра и Нож принялись за новую работу: из куч нанесенного оружия они выбирали лучшее. Тут я им была не помощник: только они, зная планы Сопротивления и его возможности, могли отобрать то, что им требовалось.
Но по тому, что они откладывали в сторону, даже мне было понятно, что комплектовать регулярную армию Сопротивление не будет. Скорее, это будут летучие отряды, оснащенные для вылазок в условиях города.
Покончив с едой, я принялась носить отобранное ими оружие в Зал Колесниц и складывать там неподалеку от пробитого нами отверстия в потолке.
Изредка, принося очередной тяжелый арбалет или нагрудник, я поглядывала вверх, на дыру в своде, и гадала, что сейчас там, на земле: день или уже вечер? Здесь время как-то остановилось, хотя мы и внесли своим присутствием некоторое оживление в это замершее место.
Скоро принесенного в Зал Колесниц оружия стало так много, что пришлось освобождать для него дополнительное место. Сдвигая колесницы, мы обнаружили в одном углу заботливо припасенные для них серпы, которые прикреплялись, как крылья, по бокам колесниц и в бою подрезали все, что попадалось на пути. Во всяком случае, теоретически. Как было на практике, не знаю – не видела.
Честно говоря, к тому моменту, когда мы доставили к дыре две трети набранного оружия, мне уже чертовски надоело находиться под землей. Я устала, очень устала. И по небу соскучилась.
– Не грусти, Пушистая Сестричка! – сказал веселый и довольный Нож. – Водички лучше попей, посиди в сторонке. Все не так плохо.
Я попила водички, забралась на колесницу Нежную и уселась там, наблюдая за сестрой и Ножом.
Они продолжали носить, и ни следа усталости у них не наблюдалось. Видимо, без оружия им приходилось очень туго и теперь они словно летали от счастья.
– А вы не боитесь мести Молниеносного? – спросила я. – Вот как очнется и будет призраком по ночам нас преследовать…
– Ты веришь во всю эту чушь? – возмутилась сестра.
– Я не верю, – обиделась я. – Я вас пугаю.
– А за что Молниеносному нас преследовать? – поинтересовался Нож. – Его имущество осталось при нем. Разве что Светлая ополовинила его запас сушеных яблок, и теперь кара Молниеносного не заставит себя ждать. Он покарает ее поносом.
– Да у меня бронзовый желудок! – похвасталась сестра.
– Тогда запором.
– Ты спер весь запас свечей, так что тебе тоже не избежать страшной кары, – сказала сестра.
– Не весь, там еще много, – не согласился Нож. – И, рассуждая логически, я его совершенно не, как ты выразилась, спер. Свечи подземелья не покидали, они выполняли прямую свою функцию – то есть горели. Как и было задумано теми, кто их сюда положил.
– Тогда и яблоки свою роль выполнили, – возмутилась сестра. – Подземелья они тоже пока не покинули. А если это так важно, я могу их и оставить, правда, немного в переработанном виде. Что, съел?
– Ну уж не надо. Унеси их с собой, – попросил Нож. – Я пошутил.
В это время раздался долгожданный звук: нет, не Молниеносный, гремя скелетом, восстал с ложа, а медленно поползла в сторону плита. Когда она уползла с дыры, вниз скользнула веревочная лестница и по ней спустился Утренний.
Осмотрев оружие, он присвистнул и сказал Ножу:
– План твой был логичен и великолепен, но в нем есть один страшный изъян!
– Какой изъян? – насторожился Нож.
– А как мы вынесем отсюда все это?
– Молча, – явно не понравился вопрос Утреннего Ножу. – Давайте сначала наверх поднимем, а там видно будет.
– Хорошо, – пожал плечами Утренний. – Я только спросил.
Даже по минимуму отобранное оружие выглядело солидно.
Когда мы подняли его на белый свет, точнее, на темную ночь, то вопрос, который задал Утренний, вертелся на языке у каждого. Вот уж действительно, много хорошо – тоже плохо.
– Для начала найдем на чем все это транспортировать, – сказал Нож. – Пойдем, Утренний, прогуляемся.
Они исчезли в проломе стены. Два Гвоздя сидел на корточках у оружия и самозабвенно в нем ковырялся.
Эта ночь была не такая ветреная, как предыдущая, и колокольчики звенели слабо.
В городе продолжался праздник Полнолуния, там выспавшиеся днем горожане опять вывалили на улицы и опять веселье бьет через край.
Сестра стояла, прислонившись к стене. Лицо у нее было напряженное, это было видно даже при лунном свете.
– Что случилось? – спросила я.
– Знаешь, ты будешь смеяться, но жутко хочу в туалет. Нож накаркал и у меня расстроился живот, – тихонько ответила она.
Уши у Два Гвоздя были как у совы, он расслышал все и невозмутимо посоветовал:
– Ну и сходи, чего мучаешься. Отойди за стену.
– Я не могу! – упрямо сказала сестра. – Я в туалет хочу.
– Нет проблем, – опять спокойно отозвался Два Гвоздя. – Если какие-то соображения не позволяют тебе сделать это здесь, то выбирайся в пролом, иди вдоль стены, потом до Борта Долины. Вдоль него вьется тропка, ты в нее упрешься, она ведет в специальное отхожее место. Иди направо и сиди там на здоровье.
Сестра поспешно ушла.
Скоро вернулись Нож и Утренний. Оказывается, они прошли до строящихся гробниц и позаимствовали там носилки.
Но носилки решали лишь часть проблемы. Подниматься с ними на крутой борт долины и переваливать гребень под яркой луной как-то не хотелось. Мы сидели в центре Пуповины, невидные и неслышные, но ведь привратник у входа в Долину Ушедших никуда не делся.
– А куда Светлая исчезла? – спросил Нож.
– Она пошла подумать о жизни и облегчить душу, – объяснил Два Гвоздя.
– Куда пошла?! – не понял Нож.
– В отхожее место.
– Ага, я говорил, – обрадовался Нож. – А где это?
– Ты хочешь присоединиться? – спросила я. – Сестра будет безумно рада. Особенно тебе, предсказателю.
– Нет, не хочу. Просто я тоже не против посетить его, разумеется, когда она вернется. Ну все-таки, где это? Осматривая долину, я этот важный объект как-то пропустил.
– А он не в Долине, – сказал Два Гвоздя. – Видите ли, как объяснил мне жрец, у Смелых считается, что какать и писать в долине неэтично. Поэтому они вынесли отхожее место за пределы Пуповины. Вдоль того Борта идет тропка, там есть одно место, где холмы не смыкаются вплотную, а образуют щель, ущельице. Этим ущельицем тропа и выходит на ту сторону холма, где можно расслабиться.
– Вот! – важно сказал Нож.
– Что вот? – уставились мы на него.
– Вот этим путем мы и вынесем носилки.
– Но ведь это прямо противоположное место тому, где ждут нас Половинка Луны и экипаж, – возразил Утренний.
– Ничего страшного. Пуповину и объехать можно. Грузим, – решительно распорядился Нож.
Мы погрузили на носилки столько, сколько смогли поднять, после чего Нож и Утренний взяли за ручку каждый спереди, мы с Два Гвоздя по ручке сзади, подняли носилки и тихонько понесли их в отхожее место.
Тропка была удобной, натоптанной и потаенной. Видимо, ее специально сделали с таким расчетом, чтобы не привлекать внимания к идущим по ней для свершения важных, но, увы, совсем не публичных дел.
Крутой выгнутый бок холма по левую руку подступал к вогнутому боку холма по правой руке. Тропа гусеницей проскользила между ними и вывела нас в соседнюю долину, не такую закрытую со всех сторон, как Пуповина.
Река здесь была куда ближе, слышался даже ее шепелявый голос. Тут рядочком стояли маленькие шалашики нужников и располагались помойки. За одной из помоек мы и сгрузили оружие.
– Вы так пыхтите, – заявила неизвестно откуда появившаяся сестра, – что вас в Хвосте Коровы слышно. Вас что, всех разом прихватило?
– Нет, это мы всё разом прихватили, – отозвался Два Гвоздя. – Да не все унесли. Надо возвращаться.
– Пушистой Сестричке особое задание, – сказал Нож. – В переноске тяжестей ты не блещешь, поэтому займешься другим. Твоя задача – обогнуть Пуповину, добраться до Половинки Луны и доставить ее сюда вместе с экипажем. Справишься?
Нож хитрый. У меня не было никакого желания брести одной по холмам, и я была уверена, что в переноске тяжестей мой блеск как раз затмил всех остальных, но разве могу я признаться, что не справлюсь?
– Хорошо… – протянула я.
Сестра встала на мое место, и они опять ушли по тропе.
Я воспринимала предстоящий путь без всякого воодушевления. Нет, я не трусиха. Просто боюсь. Вместе-то весело и не страшно даже в могильнике, а вот одной…
Я выбрала из оружия, сваленного за помойкой, подходящий по руке кинжал в обшарпанных ножнах и пошла себе по холмам огибать Пуповину. Хорошо, что растительности на их круглых боках было не больше, чем на головах бойцов, дравшихся на помосте в подвале крепости Легиона.
Луна светила как-то странно: меня было видно отовсюду, наверное, за сто хвостов, а вот я не видела ни кочки, ни норки, какой-то ненастоящий лунный свет скрывал все выбоины на пути, и я то и дело запиналась. Наверное, луна была сторонницей Сильных. А может, просто не в духе.
Хорошо еще, что юбки на мне не было. В мужских штанах, оказывается, жилось куда удобнее. Сестра-Хозяйка была не в своем уме, когда придумала юбку. А может, Медбрат ей штанов не дал, кто их, богов, разберет.
Занятая исключительно выбоинами, я даже не заметила, как добралась до конца Пуповины. Если бы не спохватилась – так и продолжала бы брести по холмам в неизвестном направлении. Глядишь, к весне и до Пряжки бы дошла. Ну уж нет – и я решительно развернулась.
Когда обогнула Долину Ушедших, идти стало куда легче. И кочки пропали. Обрадовавшись, я понеслась по холмам, словно Тот Бык, и победно сбежала в нашу лощинку, изрядно напугав Половинку Луны.
– Ну все, у меня сердце от страха оборвалось! – сказала она вместо приветствия. – Предупреждать надо. Есть хочешь?
– А как же.
Я накинулась на горячую похлебку, которую хозяйственная Половинка Луны сварила на костре.
– А где остальные? – удивилась она, убедившись, что я пришла одна. – Все нормально?
– Нормально. Просто они сюда не смогут прийти, мы поедем к ним.
– Медбрат с тобой, – испугалась Половинка Луны. – Ты уверена, что все нормально?
– Нормально, нормально. Просто с той стороны удобнее выходить, – с сожалением отставила я пустую миску.
Мы затушили костер и без долгих разговоров поехали к нашим.
К тому времени, когда мы добрались до Очень Нужной Всем Полянки, остальные уже вынесли на нее все, что хотели, прямо к помойкам. Плиту поставили на старое место и пролом заложили обратно. Гробница Молниеносного снова обрела вид невинной девушки.
У помойки шел дележ добычи.
На этот раз сопротивленцы были сами на себя не похожи, не ссорились и не ругались. Часть оружия погрузили в экипаж, часть спрятали.
На рассвете, в Час Удода, мы покинули это место и неторопливо поехали в город.
Навстречу нам возвращались в Долину Ушедших повеселившиеся на празднике живые ее постояльцы.
Жуткое было зрелище, жуткое своей реальностью. Каждый воин был слеплен с живого человека и сам выглядел как живой. На него была надета уже ношеная одежда, вооружен он был боевым оружием. Не знаю, что чувствовали те, с кого лепились эти фигуры, но мне, будь я на их месте, очень бы не хотелось, чтобы мое второе, пусть и глиняное, "я" стояло тут в карауле.
– Замечательно! – не утратил и здесь своего жизнелюбия Нож. – Это лучше, чем я даже предполагал. Молодец, Пушистая Сестричка! Пойдем посмотрим на хозяина этого места.
Он взял меня за руку и решительно повел в центр зала.
– Чего ты меня тащишь? – спросила я с удивлением, еле поспевая за ним.
– Чтобы ты не боялась.
Я и не боялась, с чего он взял?
Мы быстро прошли между воинами и вышли на центральную площадку, где находилось основное захоронение. Возвышение состояло из двух ступеней, широкую нижнюю занимали второстепенные покойники, на верхней ступеньке стояло ложе властелина этого могильника.
По количеству скелетов сразу стало ясно, что глиняными женами в долгий путь Молниеносного не снабдили. Предпочли умертвить настоящих. Наверное, это было дешевле и проще.
Не обращая на них никакого внимания, Нож подвел меня к главному ложу и направил на него фонарь.
– Смотри, Пушистая Сестричка! Это только запчасти к человеческому телу. Человека тут уже нет и дух его далеко.
И без его речи я не испугалась, увидев останки Молниеносного. Не знаю почему, но на меня куда более сильное впечатление произвели глиняные воины. Вот их я побаивалась, это точно.
Их, а не бурый скелет в царских одеждах, сжимающий меч.
Если говорить все как есть, от Молниеносного остался не только скелет. Сохранились волосы, зубы, сохранилась кожа на руках, густо покрытая синими узорами татуировки. Она туго обтягивала кости.
В ногах у Молниеносного лежал его шлем, у изголовья было вбито в дыру в плите основания ложа древко его копья. Тут же, чуть сбоку, стоял пучок знамен.
На ступеньку ниже своего господина лежали жены. Время стерло их возраст, на костяных гладких лбах невозможно было увидеть, морщины ли покрывали чело, когда возложили их сюда, или молодая персиковая кожа. Волосы были скрыты расшитыми золотом повязками, броня из украшений покрывала платья. Их в мир иной сопровождали чаши и кубки, ручные зеркальца и ларцы с косметикой.
Без всяких украшений и богатой утвари лежали на полу в скрюченных позах останки слуг.
– Ты возьмешь его меч? – спросила я у Ножа.
– Зачем? – пожал плечами Нож. – Он в него так крепко вцепился, что жаль лишать. Мы возьмем оружие у его воинов. Вот им оно явно ни к чему.
Сестра, мельком глянув на останки Молниеносного и его жен, отправилась вновь осматривать глиняную армию. Вот уж кого не испугали ни портретные лица воинов, ни скелеты Молниеносного и его домочадцев.
– Я проверю Левое Крыло, ты – Правое, – сказала она Ножу. – Пушистая, пойдем подержишь мой фонарь.
Я спустилась с возвышения.
– Погодите, барышни, – сказал Нож. – Что нам в темноте бродить? Давайте-ка осветим этот склеп.
Оказывается, он углядел свечи, которые были закреплены в массивных напольных семисвечниках, стоявших на углах возвышения с ложем Молниеносного. Подсвечники на три свечи шли через равные промежутки по краю нижней ступени, где лежали его жены.
– Давайте рассуждать логически, – предложил Нож. Мы не отказались. Логически так логически.
– Раз его снабдили всем, чем возможно, значит, и запас свечей должен быть где-то рядышком аккуратно сложен, – рассуждал логически Нож.
– Логично, – подтвердила сестра.
– А зачем нам шастать по коридорам в темноте, если можно со светом?
– Логично, – подтвердила я.
– Значит, сейчас найдем свечи и зажжем на пути в Зал Колесниц. Логично? Логично! – завершил свое логическое выступление Нож.
– Безупречная логика! – не сговариваясь, хором воскликнули мы с сестрой.
– Смейтесь, смейтесь! – пробурчал Нож и отправился искать свечи.
Мы пошли разоружать глиняную армию.
В образцовом хозяйстве порядочной женщины, если верить нашим Магистрам, все разложено по полочкам или кучкам. Сестра велела делать все, как в образцовом хозяйстве.
Мечи ложились к мечам, копья к копьям, луки к лукам, арбалеты к арбалетам. Кинжалы в одну сторону, боевые секиры в другую.
Нож нашел свечи и начал устанавливать их по коридору.
Мы сносили в центр зала луки и стрелы, нагрудники кованые, кольчужные и пластинчатые, шлемы круглые и остроконечные, с назатыльниками и без. Кожаные щиты, украшенные металлическими бляхами.
Пот с меня тек градом.
Вернулся Нож, осмотрел собранный нами арсенал и довольно присвистнул:
– Ого! Неплохо, мышки-норушки! Пушистая Сестричка, продолжай, а мы со Светлой будем сортировать по надобности.
– Ничего себе продолжай! – возмутилась я. – Я есть хочу и пить. Это что же получается, мы со вчерашнего вечера не ели? Я так не могу!
– Ну давай поедим, раз настаиваешь, – согласился Нож. Сестра пошла в Зал Колесниц за мешком с провизией.
Сначала я удивилась, почему она сама отправилась, даже не предложив Ножу поработать ногами, потом догадалась: хочет еще сушеных яблок захватить. И точно, помимо мешка с припасами она принесла несколько горстей сушеных яблок в ведерке, что раньше висело на одной из колесниц, по-моему, на Буре.
Нож без особых церемоний расчистил место на нижней ступеньке возвышения, сдвинув в сторону мешающие сосуды, ларцы и треножники, расстелил какую-то тряпочку, изображающую скатерть. Достал хлеб, вареное мясо и сыр, флягу с водой, и мы принялись не то завтракать, не то обедать.
Присутствие Молниеносного с женами аппетита нам не испортило. Даже на маковое зернышко. К этому времени мы настолько освоились в подземелье, что воспринимали их без всяких эмоций, как неотъемлемую деталь внутреннего убранства.
Я еще вовсю жевала, когда сестра и Нож принялись за новую работу: из куч нанесенного оружия они выбирали лучшее. Тут я им была не помощник: только они, зная планы Сопротивления и его возможности, могли отобрать то, что им требовалось.
Но по тому, что они откладывали в сторону, даже мне было понятно, что комплектовать регулярную армию Сопротивление не будет. Скорее, это будут летучие отряды, оснащенные для вылазок в условиях города.
Покончив с едой, я принялась носить отобранное ими оружие в Зал Колесниц и складывать там неподалеку от пробитого нами отверстия в потолке.
Изредка, принося очередной тяжелый арбалет или нагрудник, я поглядывала вверх, на дыру в своде, и гадала, что сейчас там, на земле: день или уже вечер? Здесь время как-то остановилось, хотя мы и внесли своим присутствием некоторое оживление в это замершее место.
Скоро принесенного в Зал Колесниц оружия стало так много, что пришлось освобождать для него дополнительное место. Сдвигая колесницы, мы обнаружили в одном углу заботливо припасенные для них серпы, которые прикреплялись, как крылья, по бокам колесниц и в бою подрезали все, что попадалось на пути. Во всяком случае, теоретически. Как было на практике, не знаю – не видела.
Честно говоря, к тому моменту, когда мы доставили к дыре две трети набранного оружия, мне уже чертовски надоело находиться под землей. Я устала, очень устала. И по небу соскучилась.
– Не грусти, Пушистая Сестричка! – сказал веселый и довольный Нож. – Водички лучше попей, посиди в сторонке. Все не так плохо.
Я попила водички, забралась на колесницу Нежную и уселась там, наблюдая за сестрой и Ножом.
Они продолжали носить, и ни следа усталости у них не наблюдалось. Видимо, без оружия им приходилось очень туго и теперь они словно летали от счастья.
– А вы не боитесь мести Молниеносного? – спросила я. – Вот как очнется и будет призраком по ночам нас преследовать…
– Ты веришь во всю эту чушь? – возмутилась сестра.
– Я не верю, – обиделась я. – Я вас пугаю.
– А за что Молниеносному нас преследовать? – поинтересовался Нож. – Его имущество осталось при нем. Разве что Светлая ополовинила его запас сушеных яблок, и теперь кара Молниеносного не заставит себя ждать. Он покарает ее поносом.
– Да у меня бронзовый желудок! – похвасталась сестра.
– Тогда запором.
– Ты спер весь запас свечей, так что тебе тоже не избежать страшной кары, – сказала сестра.
– Не весь, там еще много, – не согласился Нож. – И, рассуждая логически, я его совершенно не, как ты выразилась, спер. Свечи подземелья не покидали, они выполняли прямую свою функцию – то есть горели. Как и было задумано теми, кто их сюда положил.
– Тогда и яблоки свою роль выполнили, – возмутилась сестра. – Подземелья они тоже пока не покинули. А если это так важно, я могу их и оставить, правда, немного в переработанном виде. Что, съел?
– Ну уж не надо. Унеси их с собой, – попросил Нож. – Я пошутил.
В это время раздался долгожданный звук: нет, не Молниеносный, гремя скелетом, восстал с ложа, а медленно поползла в сторону плита. Когда она уползла с дыры, вниз скользнула веревочная лестница и по ней спустился Утренний.
Осмотрев оружие, он присвистнул и сказал Ножу:
– План твой был логичен и великолепен, но в нем есть один страшный изъян!
– Какой изъян? – насторожился Нож.
– А как мы вынесем отсюда все это?
– Молча, – явно не понравился вопрос Утреннего Ножу. – Давайте сначала наверх поднимем, а там видно будет.
– Хорошо, – пожал плечами Утренний. – Я только спросил.
Даже по минимуму отобранное оружие выглядело солидно.
Когда мы подняли его на белый свет, точнее, на темную ночь, то вопрос, который задал Утренний, вертелся на языке у каждого. Вот уж действительно, много хорошо – тоже плохо.
– Для начала найдем на чем все это транспортировать, – сказал Нож. – Пойдем, Утренний, прогуляемся.
Они исчезли в проломе стены. Два Гвоздя сидел на корточках у оружия и самозабвенно в нем ковырялся.
Эта ночь была не такая ветреная, как предыдущая, и колокольчики звенели слабо.
В городе продолжался праздник Полнолуния, там выспавшиеся днем горожане опять вывалили на улицы и опять веселье бьет через край.
Сестра стояла, прислонившись к стене. Лицо у нее было напряженное, это было видно даже при лунном свете.
– Что случилось? – спросила я.
– Знаешь, ты будешь смеяться, но жутко хочу в туалет. Нож накаркал и у меня расстроился живот, – тихонько ответила она.
Уши у Два Гвоздя были как у совы, он расслышал все и невозмутимо посоветовал:
– Ну и сходи, чего мучаешься. Отойди за стену.
– Я не могу! – упрямо сказала сестра. – Я в туалет хочу.
– Нет проблем, – опять спокойно отозвался Два Гвоздя. – Если какие-то соображения не позволяют тебе сделать это здесь, то выбирайся в пролом, иди вдоль стены, потом до Борта Долины. Вдоль него вьется тропка, ты в нее упрешься, она ведет в специальное отхожее место. Иди направо и сиди там на здоровье.
Сестра поспешно ушла.
Скоро вернулись Нож и Утренний. Оказывается, они прошли до строящихся гробниц и позаимствовали там носилки.
Но носилки решали лишь часть проблемы. Подниматься с ними на крутой борт долины и переваливать гребень под яркой луной как-то не хотелось. Мы сидели в центре Пуповины, невидные и неслышные, но ведь привратник у входа в Долину Ушедших никуда не делся.
– А куда Светлая исчезла? – спросил Нож.
– Она пошла подумать о жизни и облегчить душу, – объяснил Два Гвоздя.
– Куда пошла?! – не понял Нож.
– В отхожее место.
– Ага, я говорил, – обрадовался Нож. – А где это?
– Ты хочешь присоединиться? – спросила я. – Сестра будет безумно рада. Особенно тебе, предсказателю.
– Нет, не хочу. Просто я тоже не против посетить его, разумеется, когда она вернется. Ну все-таки, где это? Осматривая долину, я этот важный объект как-то пропустил.
– А он не в Долине, – сказал Два Гвоздя. – Видите ли, как объяснил мне жрец, у Смелых считается, что какать и писать в долине неэтично. Поэтому они вынесли отхожее место за пределы Пуповины. Вдоль того Борта идет тропка, там есть одно место, где холмы не смыкаются вплотную, а образуют щель, ущельице. Этим ущельицем тропа и выходит на ту сторону холма, где можно расслабиться.
– Вот! – важно сказал Нож.
– Что вот? – уставились мы на него.
– Вот этим путем мы и вынесем носилки.
– Но ведь это прямо противоположное место тому, где ждут нас Половинка Луны и экипаж, – возразил Утренний.
– Ничего страшного. Пуповину и объехать можно. Грузим, – решительно распорядился Нож.
Мы погрузили на носилки столько, сколько смогли поднять, после чего Нож и Утренний взяли за ручку каждый спереди, мы с Два Гвоздя по ручке сзади, подняли носилки и тихонько понесли их в отхожее место.
Тропка была удобной, натоптанной и потаенной. Видимо, ее специально сделали с таким расчетом, чтобы не привлекать внимания к идущим по ней для свершения важных, но, увы, совсем не публичных дел.
Крутой выгнутый бок холма по левую руку подступал к вогнутому боку холма по правой руке. Тропа гусеницей проскользила между ними и вывела нас в соседнюю долину, не такую закрытую со всех сторон, как Пуповина.
Река здесь была куда ближе, слышался даже ее шепелявый голос. Тут рядочком стояли маленькие шалашики нужников и располагались помойки. За одной из помоек мы и сгрузили оружие.
– Вы так пыхтите, – заявила неизвестно откуда появившаяся сестра, – что вас в Хвосте Коровы слышно. Вас что, всех разом прихватило?
– Нет, это мы всё разом прихватили, – отозвался Два Гвоздя. – Да не все унесли. Надо возвращаться.
– Пушистой Сестричке особое задание, – сказал Нож. – В переноске тяжестей ты не блещешь, поэтому займешься другим. Твоя задача – обогнуть Пуповину, добраться до Половинки Луны и доставить ее сюда вместе с экипажем. Справишься?
Нож хитрый. У меня не было никакого желания брести одной по холмам, и я была уверена, что в переноске тяжестей мой блеск как раз затмил всех остальных, но разве могу я признаться, что не справлюсь?
– Хорошо… – протянула я.
Сестра встала на мое место, и они опять ушли по тропе.
Я воспринимала предстоящий путь без всякого воодушевления. Нет, я не трусиха. Просто боюсь. Вместе-то весело и не страшно даже в могильнике, а вот одной…
Я выбрала из оружия, сваленного за помойкой, подходящий по руке кинжал в обшарпанных ножнах и пошла себе по холмам огибать Пуповину. Хорошо, что растительности на их круглых боках было не больше, чем на головах бойцов, дравшихся на помосте в подвале крепости Легиона.
Луна светила как-то странно: меня было видно отовсюду, наверное, за сто хвостов, а вот я не видела ни кочки, ни норки, какой-то ненастоящий лунный свет скрывал все выбоины на пути, и я то и дело запиналась. Наверное, луна была сторонницей Сильных. А может, просто не в духе.
Хорошо еще, что юбки на мне не было. В мужских штанах, оказывается, жилось куда удобнее. Сестра-Хозяйка была не в своем уме, когда придумала юбку. А может, Медбрат ей штанов не дал, кто их, богов, разберет.
Занятая исключительно выбоинами, я даже не заметила, как добралась до конца Пуповины. Если бы не спохватилась – так и продолжала бы брести по холмам в неизвестном направлении. Глядишь, к весне и до Пряжки бы дошла. Ну уж нет – и я решительно развернулась.
Когда обогнула Долину Ушедших, идти стало куда легче. И кочки пропали. Обрадовавшись, я понеслась по холмам, словно Тот Бык, и победно сбежала в нашу лощинку, изрядно напугав Половинку Луны.
– Ну все, у меня сердце от страха оборвалось! – сказала она вместо приветствия. – Предупреждать надо. Есть хочешь?
– А как же.
Я накинулась на горячую похлебку, которую хозяйственная Половинка Луны сварила на костре.
– А где остальные? – удивилась она, убедившись, что я пришла одна. – Все нормально?
– Нормально. Просто они сюда не смогут прийти, мы поедем к ним.
– Медбрат с тобой, – испугалась Половинка Луны. – Ты уверена, что все нормально?
– Нормально, нормально. Просто с той стороны удобнее выходить, – с сожалением отставила я пустую миску.
Мы затушили костер и без долгих разговоров поехали к нашим.
К тому времени, когда мы добрались до Очень Нужной Всем Полянки, остальные уже вынесли на нее все, что хотели, прямо к помойкам. Плиту поставили на старое место и пролом заложили обратно. Гробница Молниеносного снова обрела вид невинной девушки.
У помойки шел дележ добычи.
На этот раз сопротивленцы были сами на себя не похожи, не ссорились и не ругались. Часть оружия погрузили в экипаж, часть спрятали.
На рассвете, в Час Удода, мы покинули это место и неторопливо поехали в город.
Навстречу нам возвращались в Долину Ушедших повеселившиеся на празднике живые ее постояльцы.
Глава четырнадцатая
А ПОТОМ…
А потом мы долго отсыпались. Но я – меньше всех. Нужно было идти на перерегистрацию.
Пришлось мне раскрыть старинный шкаф и достать родную форму номер четыре, которая меня терпеливо в нем дожидалась.
Опять юбка нижняя, юбка верхняя, хвост расчесан и приглажен, блузка белая, жакет серый… В старую шкурку влезать было ох как тяжело!
Тетушка надела экстравагантную шляпку вызывающего цвета, и мы с ней отправились предъявлять меня начальству.
Перерегистрация происходила в том же здании, куда нас привезли в первый раз. Вход перед ним был запружен экипажами родственников воспитанниц.
Пансионатское начальство было в наличии, но какое-то помятое, прямо как крепость Легиона на Родинке, и на жизнь смотрело кисло.
Тетушкина великолепная шляпа им счастья не прибавила.
Надзидамы, постно поджав губы, делали вид, что вообще никакой шляпы не заметили, а у Серого Ректора был такой вид, словно он страстно хотел, но не решался ознакомить тетю с "Перечнем нижнего белья, обязательным для порядочной женщины". Голова у него была забинтована.
Перерегистрация свелась к тому, что меня осмотрели со всех сторон, проверили, не хожу ли я, упаси Медбрат, в светлых перчатках и кружевных панталонах, поставили крестик против моего номера и отпустили.
Тетя, терпеливо ожидавшая меня в кресле для родственников, с достоинством поднялась и, не оставшись в долгу перед высшим светом пансионата, одарила их напоследок таким чарующим взглядом, что без слов стало ясно, что она думает о них всех в целом и о каждом в отдельности. Тряхнув шляпкой, она взяла меня под руку и гордо вышла из помещения.
Я думала, что, вернувшись домой, буду спать себе дальше и видеть красивые сны, но не тут-то было.
– Иди погуляй! – отправила меня с порога обратно сестра.
У них начались от меня тайны.
Лазить по гробнице вместе с ними мне можно, а участвовать в разговорах нельзя. Наверняка сейчас будут распределять оружие по отрядам и сообща думать, как его лучше применить.
Нет, все это правильно, конечно, лишние уши здесь не нужны и все равно обидно.
Я так и осталась младшей, маленькой для больших дел.
Надувшись, я молча переоделась, скомкала и закинула форму номер четыре в шкаф и угрюмо поплелась на улицу.
Дверь за мной закрылась моментально, чуть не прищемив мне хвост, и в комнате заговорили разом несколько человек, словно их прорвало от облегчения.
– Не очень-то и хотелось! – пробурчала я и показала язык закрытой двери.
Идти мне было некуда.
Я хотела спать, а не гулять. Находиться в горизонтальном положении, а не в вертикальном. Поэтому, зевая на каждом шагу, я пошла по улице куда глаза глядят, смотря только, себе под ноги.
Шла, шла, шла и только потом сообразила, что сваляла полного дурака: совсем не обязательно было выходить на улицу, раз меня выгнали из комнаты.
Уж в тетушкином-то громадном особняке прекрасно можно было найти свободную комнатку с кроватью под балдахином. Сопротивленцы жались в одной-разъединственной комнате с тюфяками на полу совсем не потому, что тетушке было жаль пространства. Просто им самим это больше нравилось, это более соответствовало образу суровой борьбы.
И сейчас я посапывала бы себе, засунув руки под мягкую подушку, пока они не обсудили бы все тайны мироздания.
Но когда эта гениальная мысль пришла мне в голову, я обнаружила, что забрела неизвестно куда. Было бы даже странно, если бы все пошло по-другому!
От расстройства я проснулась и перестала зевать.
Надо было выбираться к тетушкиному дому, но дорогу к нему я твердо знала только из центра, от ипподрома. Значит, надо выйти к ипподрому.
Выйти к ипподрому было не сложно: и он, и храм были видны почти из любой точки Хвоста Коровы. Попутными улочками я пошла к нему, злясь и на себя, и на сестру, и на весь белый свет.
– Опочки! Двадцать Вторая, куда бежишь? – возник на моем пути почти у самого ипподрома Ряха.
Я окончательно уверилась, что день сегодня черный и лучше бы было вообще не просыпаться с самого начала. Все одно к одному.
– Домой иду, – объяснила я. – С прогулки. Тороплюсь. У Ряхи были, похоже, свои планы насчет того, как я проведу этот день, потому что он уверенно сказал:
– Да некуда тебе торопиться. Дом – он никуда не убежит, ног-то у него нет. Пошли на ипподром, сегодня есть на что посмотреть.
Ряхино умение ловко отрезать уши придавало его словам особую убедительность.
Не успела я и рта раскрыть, а Ряха уже оценил выражение моего лица, как полное согласие, подхватил меня одной рукой, второй изъял у продавца жареных орешков большой кулек (об оплате речи не было, продавец был счастлив, что живым остался), вручил кулек мне и сладкой парочкой мы направились к входу.
– Счас сыграем, – радостно пообещал мне Ряха.
Я чувствовала, как в коленках у меня поселилась какая-то слабость, хвост обмяк, а на лице застыло невозмутимое выражение – точная копия морды каменной лягушки у гробницы Молниеносного.
Держа кулек за хвост, словно маршальский жезл, я послушно переставляла ноги, воспринимая мир как-то отстраненно.
– Ты орехи-то ешь! – ласково посоветовал Ряха.
Пришлось мне раскрыть старинный шкаф и достать родную форму номер четыре, которая меня терпеливо в нем дожидалась.
Опять юбка нижняя, юбка верхняя, хвост расчесан и приглажен, блузка белая, жакет серый… В старую шкурку влезать было ох как тяжело!
Тетушка надела экстравагантную шляпку вызывающего цвета, и мы с ней отправились предъявлять меня начальству.
Перерегистрация происходила в том же здании, куда нас привезли в первый раз. Вход перед ним был запружен экипажами родственников воспитанниц.
Пансионатское начальство было в наличии, но какое-то помятое, прямо как крепость Легиона на Родинке, и на жизнь смотрело кисло.
Тетушкина великолепная шляпа им счастья не прибавила.
Надзидамы, постно поджав губы, делали вид, что вообще никакой шляпы не заметили, а у Серого Ректора был такой вид, словно он страстно хотел, но не решался ознакомить тетю с "Перечнем нижнего белья, обязательным для порядочной женщины". Голова у него была забинтована.
Перерегистрация свелась к тому, что меня осмотрели со всех сторон, проверили, не хожу ли я, упаси Медбрат, в светлых перчатках и кружевных панталонах, поставили крестик против моего номера и отпустили.
Тетя, терпеливо ожидавшая меня в кресле для родственников, с достоинством поднялась и, не оставшись в долгу перед высшим светом пансионата, одарила их напоследок таким чарующим взглядом, что без слов стало ясно, что она думает о них всех в целом и о каждом в отдельности. Тряхнув шляпкой, она взяла меня под руку и гордо вышла из помещения.
Я думала, что, вернувшись домой, буду спать себе дальше и видеть красивые сны, но не тут-то было.
– Иди погуляй! – отправила меня с порога обратно сестра.
У них начались от меня тайны.
Лазить по гробнице вместе с ними мне можно, а участвовать в разговорах нельзя. Наверняка сейчас будут распределять оружие по отрядам и сообща думать, как его лучше применить.
Нет, все это правильно, конечно, лишние уши здесь не нужны и все равно обидно.
Я так и осталась младшей, маленькой для больших дел.
Надувшись, я молча переоделась, скомкала и закинула форму номер четыре в шкаф и угрюмо поплелась на улицу.
Дверь за мной закрылась моментально, чуть не прищемив мне хвост, и в комнате заговорили разом несколько человек, словно их прорвало от облегчения.
– Не очень-то и хотелось! – пробурчала я и показала язык закрытой двери.
Идти мне было некуда.
Я хотела спать, а не гулять. Находиться в горизонтальном положении, а не в вертикальном. Поэтому, зевая на каждом шагу, я пошла по улице куда глаза глядят, смотря только, себе под ноги.
Шла, шла, шла и только потом сообразила, что сваляла полного дурака: совсем не обязательно было выходить на улицу, раз меня выгнали из комнаты.
Уж в тетушкином-то громадном особняке прекрасно можно было найти свободную комнатку с кроватью под балдахином. Сопротивленцы жались в одной-разъединственной комнате с тюфяками на полу совсем не потому, что тетушке было жаль пространства. Просто им самим это больше нравилось, это более соответствовало образу суровой борьбы.
И сейчас я посапывала бы себе, засунув руки под мягкую подушку, пока они не обсудили бы все тайны мироздания.
Но когда эта гениальная мысль пришла мне в голову, я обнаружила, что забрела неизвестно куда. Было бы даже странно, если бы все пошло по-другому!
От расстройства я проснулась и перестала зевать.
Надо было выбираться к тетушкиному дому, но дорогу к нему я твердо знала только из центра, от ипподрома. Значит, надо выйти к ипподрому.
Выйти к ипподрому было не сложно: и он, и храм были видны почти из любой точки Хвоста Коровы. Попутными улочками я пошла к нему, злясь и на себя, и на сестру, и на весь белый свет.
– Опочки! Двадцать Вторая, куда бежишь? – возник на моем пути почти у самого ипподрома Ряха.
Я окончательно уверилась, что день сегодня черный и лучше бы было вообще не просыпаться с самого начала. Все одно к одному.
– Домой иду, – объяснила я. – С прогулки. Тороплюсь. У Ряхи были, похоже, свои планы насчет того, как я проведу этот день, потому что он уверенно сказал:
– Да некуда тебе торопиться. Дом – он никуда не убежит, ног-то у него нет. Пошли на ипподром, сегодня есть на что посмотреть.
Ряхино умение ловко отрезать уши придавало его словам особую убедительность.
Не успела я и рта раскрыть, а Ряха уже оценил выражение моего лица, как полное согласие, подхватил меня одной рукой, второй изъял у продавца жареных орешков большой кулек (об оплате речи не было, продавец был счастлив, что живым остался), вручил кулек мне и сладкой парочкой мы направились к входу.
– Счас сыграем, – радостно пообещал мне Ряха.
Я чувствовала, как в коленках у меня поселилась какая-то слабость, хвост обмяк, а на лице застыло невозмутимое выражение – точная копия морды каменной лягушки у гробницы Молниеносного.
Держа кулек за хвост, словно маршальский жезл, я послушно переставляла ноги, воспринимая мир как-то отстраненно.
– Ты орехи-то ешь! – ласково посоветовал Ряха.