Галанина Юлия Евгеньевна. От десятой луны до четвертой

   По широкой спирали в парящем полете мы отправились обратно к земле. Эту последнюю мелодию я определила бы как странный драконий вальс. Дамы приглашают полетать кавалеров…
 
   …На холме, возле кучки моей одежды, сидел встревоженный Нож.
   Когда мы спланировали сверху на холм, он с интересом оглядел и меня, и дракона и спросил:
   – Это что, древний культ или новомодное развлечение?
   – Ох, не спрашивай! – охнула я, спрыгивая на колючки и камни. – Дай мне одежду и отвернись.
   – Ага, – сказал Нож, поворачиваясь спиной. – Недаром Светлая послала меня приглядеть за тобой, не дав и куска проглотить. Я уж и не рад, что увидел, чем ты занимаешься.
   "И ты отвернись", – сказала я дракону.
   Дракон, волоча хвост по земле, подошел к Ножу и стал рядом с ним, рассматривая ту же группу камней на противоположном холме.
   – Да ничем я не занимаюсь, – сказал я вслух Ножу. – Ты думаешь, я тут по собственной инициативе в таком виде круги наворачиваю?
   – Ага, – сказал Нож, косясь на дракона. – Еще интереснее. Тогда похоже на совращение несовершеннолетней.
   И вдруг он чуть не подпрыгнул на месте: дракон, видно, снизошел-таки до разговора с ним.
   Я уже и оделась, и почти распутала спутанные ветром волосы, а они все стояли и стояли, пялясь на камни. Все понятно, солидный мужской разговор, женщины могут отдыхать.
   – Что вы наразведывали? – спросила я громко, чтобы тоже стать участником беседы.
   – Авангардный отряд недалеко, – повернулся Нож. – Ищут нас мобильными конными группами, основная масса тянется позади. Очень целеустремленные. Но сегодня можем еще жить спокойно, – тут речушка рядом, в Плеть впадает. Они встали на той стороне и в темноте штурмовать ее не полезли.
   "Это хорошо! – сообщил дракон, потягиваясь, свивая шею и поигрывая хвостом. – Спокойной вам ночи".
   "Ты куда?" – удивилась я.
   "Я наконец проголодался", – ответил дракон и улетел.
   Нож на холме оказался очень кстати – без него я не дошла бы до лагеря, так резко на меня навалилась усталость.
   Он довел меня до рощицы, где я, уже не раскрывая слипшихся глаз, упала рядом с сестрой на какую-то подстилку и ухнула глубоко-глубоко в колодец сна, замешанного на сильной, но приятной усталости.
 
   Первое, что я увидела, проснувшись поутру, – громадный военный барабан, внушительное сооружение из числа тех, что возят в специальных телегах и бухают в них колотушками размером с хорошую лопату.
   "Ну все, – подумала я спросонья. – Нас захватили…"
   Но открыв глаза на максимально возможную широту, я убедилась, что кроме барабана никаких других следов присутствия среди нас захватчиков нет.
   Дракон сидел на вершине холма каменным изваянием.
   Нож, поглядывая на барабан, варил в гордом одиночестве посреди спящего мертвым сном лагеря первую порцию утреннего чая.
   – Доброе утро! – поздоровался он. – Не спится?
   – Это что? – спросила я. – Доброе утро.
   – Это барабан, – удовлетворил мое любопытство Нож. "Ты приволок?" – напрямую спросила я у дракона. "Я", – отозвался с холма дракон.
   "Зачем?"
   "Сама догадайся".
   Пока я гадала, чай вскипел.
   Вручив мне чашку с дымящимся чаем и отставив котелок в сторону, Нож танцующей походкой пошел к лежащему на боку барабану. В руке у него был обоюдоострый клинок.
   Им он резко вспорол кожу, натянутую на обод барабана, и, ведя клинок по краю, отделил ее.
   "Тебе понадобились новые заплаты?" – спросила я у дракона в промежутках между двумя глотками.
   "Не угадала", – довольно ответил дракон.
   – Авангард, надо полагать, нас больше не преследует? – поинтересовалась я у Ножа, который деятельно изучал внутренности барабана.
   – Как догадалась? – отозвался он из барабанных глубин.
   – С трудом.
   – Ты почти такая же умная, как и Светлая, – сообщил Нож. – Вот что значит наследственность.
   – Осталось решить, комплимент это или оскорбление.
   – Это признание в любви.
   Нож забрался в опрокинутый барабан почти целиком, только ноги торчали наружу.
   "Ты же людей не ешь? – спросила я у дракона. – Мы же невкусные?"
   "Там были еще и кони, – уточнил дракон. – Людей я просто убивал. Довольна?"
   "Довольна. Наешься еще всякой дряни, придется тебе и правда слабительное варить".
   Нож вылез из барабана и, вытирая руки о штаны, сказал:
   – Осталось только ручку к нему приделать, и все, можно лететь.
   – Так это в качестве корзины? – наконец-то догадалась я.
   "Я думал, к обеду только поймешь", – сострил сверху дракон.
   "И ты уверен, что поднимешь это сооружение вместе с людьми? – недоверчиво переспросила я. – А за холмом тебя кострами обкладывать снова не придется?"
   "Теперь подниму!" – уверил меня дракон.
   Сколько же лошадей надо было слопать, чтобы так быстро набраться сил?
   – Нас совсем-совсем не преследуют? – переключилась я на Ножа, который в силу человеческого происхождения должен был точнее разбираться в обстановке.
   – Нет, я бы сказал только "совсем не преследуют", – налил себе чаю довольный барабаном Нож. – Деморализованы передние части, но за ними идет армия.
   – Легион?
   – Ага, станет тебе Легион за кучкой мятежников гоняться. У него и в столице дела есть. Это зарабатывают себе прощение остатки Левого Крыла. И они попытаются нас дожать, у них выхода нет. Но твой крылатый друг сказал, что шансы оторваться сейчас неплохие. Хочется ему верить, потому что хоть желание донести Светлую на руках до родины у меня и огромно, но силы, увы, не те. И я не умею быстро бегать, быстрее конных разъездов.
   – Но основная же масса пешая?
   – Когда тебя нагонит десяток вооруженных до зубов всадников, тебе будет все равно, что позади них на тысячу человек приходится всего один приставленный к кухне осел.
   – Ты жизнелюб.
   – Стараюсь.
   Лагерь потихоньку просыпался. Заспанные сопротивленцы шли к ручью умываться, а затем присоединялись к нам.
   Ручку к выпотрошенному барабану очень скоро приделали, теперь полет для четырнадцати человек должен был пройти в более комфортабельных условиях.

Глава сороковая
МЫ ВЫЛЕТЕЛИ В ЧАС РОСОМАХИ…

   Мы вылетели в час Росомахи, и уже к часу Петуха Плеть осталась только воспоминанием: ей нужно было еще долго течь на запад, пересечь Хвост Коровы и только потом круто свернуть к югу. Дракон же летел по прямой.
   Мы летели, но куда?
   В Ракушку, разумеется, но можно подумать, там нас ждали с праздничным обедом. В Ракушке расквартирован гарнизон вполне лояльный правительству, то есть на данный момент Легиону. И он с радостью доделает то, что не смогли сделать в столице. А нас пятнадцать.
   Насколько это было очевидно, настолько это было грустно.
   – Но ты же поможешь нам? – обратилась я в отчаянии к дракону.
   – Я помогу, – откликнулся дракон. – Но сто раз подумай, нужна ли тебе помощь дракона. Я – очень сильнодействующее средство. Не забывай.
   И я подумала…
   Вот мы дома, и дракон испепеляет гарнизон.
   Город свободен. Ура.
   Сильные мобилизуются, подтягивают к Ракушке войска. Это сложнее, но в конечном итоге, что может противостоять крылатому огнеливню, который читает мысли всех на сотни хвостов вокруг?
   Войска сожжены, Ракушка независима.
   Но залог ее безопасности – дракон. Без дракона она ничто.
   А я?
   А я – девица при драконе.
   Я – связующее звено между ним и городом. Меня будут безумно почитать официально.
   И будут в ужасе шарахаться от меня на улицах…
   – Все верно, – добавил дракон. – А еще в мою честь построят храм и заставят тебя там круглосуточно сидеть.
   – Ну это ты хватил! – заметила я.
   – Построят. Уже было, – невозмутимо сказал дракон. – Вы нас то почитаете, то ненавидите, и все страшно искренне.
   Да даже без того, что он сказал, картина получалась безрадостной. Ракушка живет морем и сильна морем. На суше мы куда слабее. И сильнее не станем.
   Примерно часа через два дракон устроил короткий привал.
   – Лапы затекли, – объяснил он.
   Со своими грустными мыслями я поспешила к сестре.
   – Об этом я уже думала, – сказала она. – Но, положим, сейчас мы сделаем так: кто сказал, что нам нужно с треском и блеском сесть на городской площади? Мы ночью приземлимся на Сопи-горе и осмотримся. А что будет потом, я пока и не загадываю.
   Нож услышал наш разговор.
   – Попытаемся организовать оборону, но если дела пойдут совсем плохо, взойдем на корабли и отправимся искать новый дом. – Тон его был бодрый, но безрадостный.
   Когда мы снова поднялись в воздух, дракон вдруг с любопытством спросил:
   – А почему ты не хочешь стать девицей при драконе?
   – Ну как ты не понимаешь! – расстроилась я. – Тогда у меня за спиной все будут видеть твои крылья. И я сразу стану человеком, который все знает лучше всех – как лучше управлять городом, как лучше вершить внутреннюю и внешнюю политику, как лучше организовать работу портовой таможни, как лучше то, как лучше се. А я с собственными-то делами разобраться не могу, вечно у меня все запутано. Даже по ведению простого домашнего хозяйства у меня в Пряжке тройка была. И мне все это, если честно, совсем не интересно!
   – Мои крылья за твоей спиной будут и без этого, – заметил дракон.
   – Не будут. Я на Ножа славу свалю, мол, он с тобой общался. И все поверят, потому что он как раз знает, что нужно нашей портовой таможне.
   – Хитра, – одобрил дракон.
   – Хитра, – согласилась я. – Но что с Ракушкой делать, я так и не придумала.
   – Думай, – посоветовал дракон. – Пока время есть. Мы летели и день, и вечер, и ночь.
   Облетали стороной попадающиеся на пути города, такие, как Пестрая Кошка, Ложка, Долина Яблок. Это задерживало движение, но скрытность была не менее важна, чем скорость. Дымовая сигнализация могла обогнать даже дракона.
   Настроение мое становилось все мрачнее и мрачнее – ничего не придумывалось, только голова разболелась. С полным осознанием собственной никчемности я бросила раздумья и просто тупо смотрела вниз.
   – Не грусти, – пророкотал дракон. – Пока я с тобой. И мы сильнее всех.
   Когда мы подлетали к побережью, ночь была лунной. Как странно было смотреть сверху на издавна знакомые места.
   Тянулась извилистая линия побережья, а вот суша выступила длинным скалистым полуостровом в море и на самой южной оконечности полуострова, который называли Журавлиный Клюв, под прикрытием мыса Иголка в бухте раскинулась Ракушка, моя Ракушка!
   Над бухтой возвышались горы – если смотреть из города, получалось похоже на профиль запрокинутой навзничь головы. Самая высокая горушка, полого поднимающаяся с севера и резко обрывающаяся к югу, к мысу, очень напоминала нос и называлась Сопи-гора. На вершину ее мы и плюхнулись, надеясь, что никто глазастый на странный силуэт в ночном небе внимания не обратил.
   Северная пологая часть горы поросла соснами. Среди сосен дракон осторожно приземлил громадный барабан. Себя, а вместе с собой и меня он посадил куда менее мягко.
   – Я чувствую себя селедкой в бочке, – заявил Нож, выбираясь из барабана. – Подумать страшно, кем бы я себя чувствовал, лети мы в перевернутой палатке.
   Сестра мне не понравилась – она была неестественно бледной, путешествие ей далось тяжело. Ее била дрожь. Зато все остальные пребывали в радостном оживлении – еще бы, выбраться живыми из Пуповины, да к тому же таким необычным способом! Парни быстро надули шкуру, уложили на нее сестру и накрыли всем теплым, что нашлось.
   "Неужели переломы? – думала я. – Тогда совсем худо. Тогда ей ни в коем случае нельзя было лететь таким образом. Или это просто лихорадка после тяжелого перелета?"
   "Поздно рассуждать, мы уже прилетели, – заметил дракон. – Так вот твоя родина?"
   Ракушка была хорошо видна со склона. Город сбегал своими улочками к бухте. У причалов стояли наши корабли и на рейде несколько пришлых.
   Здесь уже легкой дымкой зеленели деревья, словно закутанные в ажурные шали. И краски были мягкие, не такие, как в Пряжке.
   Надо было устраивать временный лагерь.
   На верху Сопи-горы была пещера. Ее все знали. Туда мы не пошли.
   Мы пошли в другую, менее доступную, хотя, впрочем, такую же известную.
   Это сейчас, весной, пока ночи еще достаточно прохладные, на горе никого не было. Летом же здесь иногда было люднее, чем в городе, – во всяком случае, молодежь надо было искать в двух местах. Второе – бухта Ай-яй-яй на побережье, соседняя с Ракушкой.
   Я сидела у входа в пещеру и смотрела на дракона, привычно устроившегося на скалах, на Ракушку, на море.
   И снова меня терзала головная боль. Мы оторвались от преследования, но оно не прекратилось. Как же мы будем оборонять город? Как?
   И где сейчас находится преследующие нас части?
   – Давай посмотрим… – предложил дракон.
   – Ты не устал? – удивилась я.
   – Как можно устать летать? – в свою очередь удивился дракон. – Мне твои друзья все лапы оттянули, а так нормально.
   Теперь, не отягощенный набитым людьми барабаном, дракон имел больше возможностей для маневра. С гибкостью, которой я даже не предполагала, он проскользил над скалами и ушел за Сопи-гору, чтобы быть незаметным из Ракушки.
   Мы опять пролетели наш полуостров, вышли на равнины Чрева Мира, пересекли Плеть и полетели над главной дорогой направления север – юг.
   Именно по ней шла армия. Они не собирались отказываться от преследования, а уж вычислить, куда побегут мятежники, труда не составляло. Первые части были уже в Пестрой Кошке.
   Я и не думала, что брошенные против нас силы будут такими большими. Видимо, Верхние решили раз и навсегда истребить заразу мятежа. Ну что же, их можно понять.
   Одним родом войск не ограничились, отправили всех. Соотношение частей было классическим, прямо как для настоящей войны: на один отрад конницы приходилось четыре отрада легких пехотинцев и десять отрядов тяжелой пехоты. Можно гордиться, нас считают серьезным противником.
   Сейчас они отдыхали. Белели квадратиками палаток походные лагеря.
   Противно засосало под ложечкой, когда я поняла, сколько же их.
   – Ты можешь это быстро уничтожить? – спросила я мрачно дракона.
   – Нет, – сказал он. – Слишком разбросано.
   – Тогда летим домой, – вздохнула я. – А говорил, мы всех сильнее.
   – Силен ветер, он ломает деревья и вырывает их с корнем, но трава только гнется, – потянуло на философию дракона.
   – Эта трава утром встанет, позавтракает и двинется в путь. А потом нам так накатит, что от Ракушки одни обломки останутся, – сказала я.
   – Странно. В тебе нет страстного желания их убить, только страх, – заметил дракон. – А это плохо.
   – Почему?
   – Это твои враги, а не мои.
   – Ну и что?
   – Главная моя помощь – это я могу усилить твои желания. Смысла в том, чтобы усиливать твой страх, я не вижу.
   – Когда ты в Пуповине поливал огнем направо и налево, ты не считался с моими желаниями, а полностью взял инициативу на себя. Я думала, и сейчас ты все сделаешь сам, – разочарованно сказала я.
   – Тогда я не мог покинуть долину и вынужден был защищаться. Сейчас ситуация другая. Не мой дом в опасности. Разбираться с ними будешь ты, – безапелляционно сказал дракон.
   – А у меня нет еще никакого желания. Я не могу по-настоящему захотеть уничтожить их всех, пока меня окончательно не прижали.
   – Значит, ты проиграла, – безмятежно заметил дракон. – Их все равно придется убивать, лучше это сделать сейчас, когда они собьются в колонны и двинутся в путь, потом будет сложнее. Тебе все равно придется их убить, если ты хочешь отстоять Ракушку. Таковы правила этой игры.
   – И так тошно, и еще ты тут как специально, – горько сказала я. – Спасибо. У тебя везде правила.
   Дракон промолчал, развернулся, и мы полетели домой. Еле-еле успели по темноте, рассвет сидел у нас на хвосте. Или на хвостах?

Глава сорок первая
НА ГОРЕ, МЕЖ СОСЕН…

   На горе, меж сосен, росли подснежники: фиолетовые, толстенькие, мохнатые. Покрытые пухом лепестки окружали желтые тычинки, зеленый стебель казался серебряным из-за ворсинок. Скоро должны были расцвести рододендроны.
   Нож ходил под соснами и собирал цветы. И это во время, когда сзади на пятки наступает армия, а впереди мы упираемся в городской гарнизон!
   Нож собрал букет и пошел в пещеру. Проходя мимо меня, он отделил от букета три цветочка.
   – С весной тебя, Пушистая Сестричка! – И понес букет дальше, сестре.
   Все правильно, Нож молодец, когда же еще цветы собирать? Сзади на пятки наступает армия, а впереди гарнизон.
   Запасы гороха, рассованные по карманам в Пуповине, подошли к концу. С трудом наскребли и заварки на один котелок чая.
   – Ничего, – сказал Нож, – все равно в город надо. Там пополним запасы и забудем о горохе. Со мной Пушистая Сестренка и Штиль.
   Штилем оказался тот парень при баллисте. Все понятно, шторма в день, когда он родился, похоже, не было.
   Как хорошо, что на свете есть такие города, как Ракушка: у нас на улицах всегда столько самого разного народа, что никому в голову не придет обращать внимание на не так одетого человека. Каждый волен ходить, как ему заблагорассудится.
   Поэтому я свободно шагала в легионерском костюме, который, похоже, уже прирос ко мне.
   "Не прирос, а от грязи приклеился…" – а я думала, дракон спит себе на скале над пещерой.
   Пока мы шли не в город, а в небезызвестную бухту Ай-яй-яй. В шутке дракона было слишком много правды – пребывание в Пуповине превратило нас в трубочистов. Да и просто хотелось искупаться по-настоящему. Я три года не плавала.
   Тропинка, зигзагом спускающаяся с Сопи-горы, пересекла дорогу, ведущую от Ракушки к Трем Каплям, и вывела нас на побережье.
   Море было еще до ужаса холодное, но мы все-таки выкупались и попытались привести себя в более или менее приличный вид.
   – А почему ты взял меня в город? – полюбопытствовала я.
   – Для достоверности, – ничуть не смущаясь, пояснил Нож. – Два парня, идущие из бухты Ай-яй-яй, могут вызвать слишком много вопросов.
   – Ну спасибо, странная какая-то достоверность! – обиделась я.
   – Ты не поняла. Парочкой пойдем мы с тобой, а Штиль поплетется в одиночестве. Или нет, давайте вы пойдете, а я буду в отдалении. Во Второй Гавани встретимся.
   – Как скажешь.
   Мы пошли в Ракушку короткой тропой, бегущей по прибрежным скалам. Нож ушел первый и скоро он скрылся из виду.
   – Ты же не из Ракушки? – спросила я утвердительно у Штиля.
   Тот кивнул.
   – Да. Я из Пятки Белки, которая лежит на побережье к востоку от устья Плети.
   – Тогда я тебе кое-что покажу! – обрадовалась я. Для этого надо было сойти с тропинки.
   Мы немного спустились между скал по расщелине.
   – Вот, а теперь смотри! – повернулась я. Неприметная с тропы, одна из скал, если смотреть на нее снизу, до ужаса напоминала голову большой добродушной собаки.
   – Эта наша Собака, – гордо сказала я. – Правда, похоже?
   Штиль кивнул.
   Мы снова поднялись на тропу и пошли к городу. Слева скалы обрывались в море, справа уходил вниз поросший лесом склон.
   – А вот здесь раньше жертвенные костры горели. Видишь, даже остатки валов сохранились? – показывала я все попадающиеся достопримечательности.
   – Больше похоже, что корабли сюда, на скалы, заманивали, – заметил Штиль.
   – Тебя не проведешь. Но дело было так: сначала заманивали, а потом, после грабежа, на радостях жертвенные костры Морской Гостье зажигали. Одно другому не мешало. Это давно было, еще до Ракушки.
   – Вы верите в Морскую Гостью? – удивился Штиль.
   – Верим. А чему ты так удивляешься?
   – А как же Медбрат и Сестра-Хозяйка?
   – А чем им Морская Гостья помешала? Они больше за сушу отвечают, а моря побаиваются.
   – Почему Гостья?
   – Потому что нет у нее храмов и дома нет. Бежит себе по волнам и появляется там, где хочет. Любит северо-западный ветер. Она сама по себе.
   – Почему же вы ее так любите?
   – Она людям парус дала.
   С самой высокой точки тропы я попыталась высмотреть, не видно ли на горе золотого отблеска, не заметен ли мой дракон.
   Нет, гора тайн не выдавала.
   Мы спустились со скал и вышли ко Второй Гавани.
   Я засмотрелась на корабли и пропустила появление Ножа.
   – Нормально дошли? – спросил он, вынырнув откуда-то из-за складов. – Тогда идем.
   Никогда не думала, что увижу Ракушку такой…
   Словно помнила веселого, цветущего человека, а встретила его после долгой отлучки больным и погасшим.
   Ракушка как будто съежилась, поблекла, поникла увядшей травой. И люди на улицах не улыбались, как прежде, и гомон на припортовом рынке потерял свою остроту и соленость. Даже солнце теперь светило не так ярко.
   Мы поднялись по улочкам вверх от Второй Гавани и вышли на главную площадь Ракушки, которая называлась Легкая Плешь и была разбита перед холмом Окончательная Лысина.
   Там, на холме, стоял храм Сестры-Хозяйки и Медбрата, в пристрое которого, дабы место не пропадало, печатали еще и монеты; возвышался Дом Городских Старшин и башня, которую, как и храм, практично использовали для совершенно противоположных целей: хранили в ней городскую казну и держали преступников.
   Теперь там размещался гарнизон, присланный из столицы и заменяющий собой прежнее городское самоуправление. Сюда же подтянулись и прочие службы, осуществляющие единообразное управление во всех городах разросшейся империи.
   Адреса теперь звучали так: Служба Надзора за Порядком – Легкая Плешь, дом один, два, три. Службы Гражданских Дел – Легкая Плешь, дом четыре. Гарнизон – Окончательная Лысина.
   – Ты посиди, а мы оглядимся, надо Лысину потоптать, – сказал Нож и усадил меня на скамью под тенистыми дубами, насаженными около бывшей Выставки Диковинок Ракушки. Выставку, видно, тоже попросили отсюда, дабы не мешала управлению,
   Я сидела и смотрела, жизнь площади разворачивалась у меня перед глазами, и мне становилось все хуже и хуже.
   В центре Ракушки вновь потянуло разрушенной Пряжкой, словно и не взрывались от моего крика ее стены, не рушился нерушимый Перст.
   Оказывается, не только меня ломали на краю земли в пансионате, переделывая для нужд Окончательного Воссоединения.
   Здесь, на берегу моря, пытались сломать мою Ракушку!
   Пытались уничтожить легкий вольный дух города, вытравить из сердец ее жителей, из камней ее мостовых пьянящее чувство независимости.
   Ты – Маленький Окраинный Город, Каких Полно в Необъятной Империи! – так и слышалось мне в важной поступи по Легкой Плеши прибывших в обозе гарнизона столичных чиновников. Хорошо знакомая по Пряжке ранговость отражалась в их оловянных глазах.
   Не понимающая, как можно мерить людей должностями, Ракушка брезгливо вздрагивала под их шагами, пыталась отпрянуть, избежать соприкосновения с ними.
   Не было на площади обычных при нормальной жизни в этот час людей, постоянно спешивших туда и сюда по делам, и никуда не спешивших, горячо обсуждающих под дубами устройство ойкумены, или создание беспарусных кораблей, или неразумные траты казны, или разумные траты казны.
   Тишь и скука нависли над Легкой Плешью, даже воздух, который раньше сам, казалось, легко рождал гениальные идеи и бредовые идеи, теперь висел тупо и неподвижно, как марево над болотом. И, привычно изображая деятельность, сновали в гарнизон и обратно за ценными указаниями имперские служащие.
   Я сидела и давилась слезами, пытаясь проглотить их раньше, чем они выйдут наружу. Такое сотворить с Ракушкой! Моей Ракушкой! Самым легким и веселым городом в мире! Словно, тупо наводя порядок, раскаленным тяжелым утюгом прогладили радужные крылья бабочки…
   – Ты чего?! – перепугались, вернувшись Нож и Штиль.
   – Ничего… – всхлипнула я.
   – Может, тебя домой отвести? – предложил Нож.
   – Нет! – замахала руками я. – Не хочу сейчас домой. Я вижу, что с Ракушкой творится, и дома, наверное, не лучше. Там я совсем раскисну. А если папа с мамой узнают, что Светлая ранена? Они же вообще с ума сойдут! Нет, пока я домой ни ногой!
   – Ну смотри, – сказал Нож. – Тогда давай снова разделимся. Ты пойдешь в аптеку, купишь для Светлой лекарств. И еды для всех. Лучше всего в аптеке у Первой Гавани, там народу всегда много и Нетухлый Рынок недалеко.
   – А у вас еще тут и Тухлый Рынок есть? – несказанно удивился Штиль.
   – Ну, вообще-то есть, – засмеялся Нож. – Понимаешь, это отголосок старой свары между тетушками, торговавшими на рынке у Гавани, и на рынке в городе. Первый попроще, там деликатесов не найдешь, зато рыба сразу с моря, вот торговки и прозвали свой рынок Нетухлым, а тот Тухлым. И почему-то прижилось.
   – А где встретимся? – спросила я.
   – Лучше во Второй Гавани, там же, где я вас нашел. Мы разошлись. Я с облегчением покинула площадь и почти побежала вниз по Кривой Улочке к аптеке, зажимая в руке монеты, выданные на покупки Ножом.
   Их, увы, было немного: три мышки, одна кошка. Ни одной собаки^[9]. Не разгуляешься, если учесть, что одна собака съедает пять кошек, а одна кошка – десять мышек. Правда, кошка была не простая, а коронованная. Коронованная кошка ест пятнадцать мышек.
   Аптека была совсем недалеко от Гавани, ее зажимали с двух сторон упитанные здания двух крупных торговых контор, которые посылали свои корабли далеко на запад и на восток. Теоретически это невозможно, но сейчас дома выглядели менее упитанными, чем были. Может, я схожу с ума?