"Город Москва, мафия, группировки".
   Пошли данные о криминальных авторитетах, об их связях, о численности и количестве группировок с именами и с информацией об их преступлениях.
   Стоило провести пальцем по какой-нибудь фамилии, и появлялось досье на этого человека.
   Но не это поразило Афанасия, случайно он открыл ещё одну возможность "информационного" листа. Перед ним оказалось досье на Приходько Федора Глебовича по кличке "Бычара". Безо всякой цели он положил ладонь на лист и текст вновь словно взбесился - начался словесный хаос определенного лексического содержания, какие-то цифровые расчеты, охи, ругательства, обрывки диалогов...
   И тогда-то Афанасий уразумел, что лист не подключен к какому-то там информационному компьютеру, а что в данный момент он попросту выдает внутренний мир этого самого "Бычары"!
   От такого открытия Афанасия в буквальном смысле начало трясти. Он смотрел на этот тоненький прямоугольник бумаги, потрясенный от понимания того, чем владеет.
   "Как это может быть сделано?!" - чуть вслух не закричал он и все его мысли сбились, спутались, он просто перестал соображать.
   Он лег и крепко сжал голову руками.
   "Не может этого быть. Это просто долгий сон!" - вращалась одна и та же мысль.
   Ему казалось, что он заразился смертельной умственной болезнью, он даже стал подозревать, что лист воспроизводит информацию из его, Афанасия, головы, и подключается к его мозгу, и, словно вампир, сосет из него мысли и знания.
   И встав, он чуть ли не на цыпочках подкрался к листу. Текст исчез, и сверху было выведено - "Желание. Приходько Федор Глебович. Бычара.", а ниже в столбик стояли три пункта:
   1. Продление
   2. Ликвидация
   3. Контроль.
   Афанасий подумал и провел пальцем по первому пункту. Появились цифровые выкладки, а затем все замерло на новых трех пунктах:
   1. семь
   2. двенадцать
   3. двадцать четыре.
   Афанасий выбрал "двенадцать" , и на листе все исчезло.
   Он подумал, что надо было выбрать пункт "ликвидация", и надписал: "Желание. Приходько Федор Глебович. Бычара."
   Появилась надпись.:
   "Решение принято. Продление. 11 лет, 11 месяцев, 30 дней, 23 часа, 56 минут".
   "Счетчик заработал, - дошло до Афанасия, - и что, ничего изменить нельзя?"
   Но этот неизвестный "Бычара" его не волновал. Ему пришло в голову проверить действие листа на знакомых.
   Только он взялся за ручку, как что-то на улице хлопнуло, сверкнула яркая вспышка. Он поспешил на крыльцо, куда уже выскочили все домочадцы. Дети прыгали и кричали от восторга, пес Гарик носился и лаял. Ольга с Ириной улыбались, а над дачей Елены гроздьями рассыпался праздничный салют.
   По-видимому, так она решила скрасить свое одиночество и избавлялась от тяжести мыслей о смыслах бытия.
   Глава пятая, повествующая,
   как Дыба ругал похитителей,
   как ему позвонила Елена Сергеевна,
   как он скис, как на него "наехали" и избили,
   как пострелял и улетел Саша и как
   Сергей Яковлевич познакомился
   с несчастным Цитрусом.
   Сначала Сергею Яковлевичу звонили через день, стращали и пугали, на что он, не дослушивая, покрывал звонившего трехэтажным матом и говорил, что все равно его достанет и собственноручно оторвет ему яйца. К поискам Елены он подключил все свои связи, нанял частных сыщиков, не жалел денег и даже заполучил секретную информацию из органов безопасности о наличии и деятельности различных тайных сект и обществ. Лужниковский Саша с "братками" выдергивали членов этих сект и терроризировали их, пока не убеждались, что эти люди невинны как дети. Параллельно шли поиски беглеца Афанасия, но тот, как сквозь землю провалился.
   - Через месяц-другой все равно проявится, все его связи на контроле, утешал Саша.
   - Никаких других месяцев! - кричал Дыба, - ройте землю, иначе всех поувольняю! Еще неделю даю!
   - Да роем, не досыпаем, но он же, гад, другого круга, о нем даже справки нельзя навести, киллера найти легче, чем такого шального придурка! - и Саша предложил простой вариант. - Сергей Яковлевич, а что если сказать, что Вы готовы на обмен, а на встрече их повязать?
   - Пришлют какого-нибудь попку - чего мы из него выколотим?
   - Потребовать, чтобы на обмен привезли Елену Сергеевну...
   - Да думаю, и без тебя обо всем думаю! Ты лучше свое дело выполняй! И он бросил трубку.
   "Наверное, уже вся Москва в курсе моих проблем," - беспомощно бесился он.
   Ему уже звонили из органов и спрашивали про Елену Сергеевну - мол, где она и не случилось ли чего.
   Но он открестился от близкого знакомства с ней. И вообще - он как-то внутренне скис и обмяк. И даже не из-за похищения Елены.
   Раньше у него все было четко и определенно. Он исполнял конкретную функцию, она его поглощала полностью, а вся эта дурацкая история с сундуком повлияла на его сознание, в мозгах образовалась какая-то мутная каша, в голову лезли непонятные образы и мысли, никак не укладывающиеся в какую-либо систему. И от чего-то он часто стал вспоминать запахи из детства, они навевали забытые события, лица, чувства...
   Последние три дня он мог целыми часами просто лежать и отдаваться этим острым запахам из детства.
   "Наверное, это депрессия, - вяло думал он. - Нужно плюнуть на все, отказаться от поисков - иначе мне крышка."
   Он уже понял, что Афоню в ближайшее время не найти, а ждать и искать месяцами у него не хватит терпения. И последние три дня он только и делал, что нюхал кокаин, пил водку и лежал, вдыхая запахи из детства.
   "Накаркала, - вспомнил он слова Елены. - Ты изменишься, Сереженька, станешь другим. Вот я и стал другим - в башке кисель и никакой силы воли. Ну нужно же было дураку слушать бабу!"
   И все-таки он накрепко прикипел к Елене. Ему казалось, будь она рядом, он вновь бы обрел силу воли и эти запахи из детства мигом бы выветрились из головы. Но уже сам ожидал, когда они нахлынут и воссоздадут события, лица и чувства, дабы этот мозговой кисель хоть какое-то время не мучил его своей невыносимой неопределенностью...
   К вечеру третьего дня он был почти невменяем, когда раздался звонок.
   - Ну? - спросил он в трубку и засмеялся.
   - Сереженька, это я!
   - Ты где?
   - Я не знаю, меня десять дней держат взаперти, вот уговорила дать тебе позвонить.
   - Скажи им, что я оторву им... - Язык у него заплетался.
   - Да ты что?! Ты пьян?
   - Яйца оторву я... И не пьян я.
   - Я думала, что ты ради меня готов хоть черта разыскать, а ты как тряпка!
   - Афоня убыл на Новый Афон! Ленка, ты в детстве косички носила? У нас в классе девчонка была, Надюха, у неё такое личико беленькое было...
   - Скотина! Ты что, ничего не соображаешь? Ты что, бросил меня? Меня же убьют!
   - Ленка, в этой долбанной стране можно спрятать две тысячи бегемотов и никто не найдет, и при том бегемоты всегда будут сыты и ухожены. Врубаешься? Гитопотамы их зовут. Дай-ка мне этих ребят, я им про яйца скажу!
   - Что с тобой случилось?! Ты не можешь так поступать! Ты должен собраться, взять себя в руки!
   - Я изменился, я стал другим. У меня в мозгах кисель. Я люблю тебя, Лен. Давай, приезжай, я соскучился.
   - Понятно, - она вздохнула - Сломался, значит, ты, Кандыбов!
   - Почему - сломался? Я яйца кому хочешь...
   - Да тебе уже открутили, посмотри в штаны.
   - Не, вот они, на месте, - он смеялся, - Лен , приезжай, а? Давай, я денег соберу, на хрена им этот сундук мертвеца и бутылка рома! Помнишь? Пиастры, пиастры!
   - Завтра тебе позвонят, - она повесила трубку.
   А он ещё с полчаса говорил со своей трубкой, нес бред про Надюху, про яйца и признавался в любви от имени капитана Флинта.
   Проснулся он, почувствовав чей-то взгляд.
   Трубка лежала возле уха и издавала короткие гудки. Он сразу вспомнил, что звонила Елена, но о чем они говорили - начисто вылетело из памяти.
   А в полумраке в кресле действительно кто-то сидел и смотрел на него без улыбки.
   "Глюки начались", - подумал Сергей Яковлевич и, пытаясь вернуться к реальности, решил не обращать внимание на видение, положил трубку и как ни в чем не бывало отправился на кухню. Там было светлее, и за столом сидел незнакомый мужчина, и тоже смотрел без улыбки.
   И на него Сергей Яковлевич решил не обращать никакого внимания. Попил соку, взял из холодильника бутылку и пошел назад.
   "Сейчас пройдет, - уговаривал он себя. - Столько пить, да ещё этот кокаин - чего только не померещится. Нужно завязывать!"
   Он налил себе и с трудом выпил - видение не исчезало, но зато оно вдруг заговорило:
   - Я слышал, что Вы крепкий орешек, но теперь и сам вижу, что это так и есть. Вам полегчало?
   Сергей Яковлевич зажег свет. Он смотрел несколько разочарованно - уж лучше бы видение, чем такая реальность. Оружие он дома не держал, кокаин надежно спрятан, и почему-то никакого страха не испытывал.
   - Поговорим? - спросил незнакомец.
   - Говори, если тебе надо.
   Гость не обиделся, и пока он закуривал, Сергей Яковлевич успел ухватить его психофизическое состояние. Опасность была, но незначительная, по крайней мере, крутых действий не планировалось, хотя и благодушием не пахло.
   - Твоя Елена Сергеевна играет с тобой в кошки-мышки. Ее никто не похищал. Набери вот этот номер и она спокойно возьмет трубку, - ему протянули листок.
   Он набрал и услышал её голос.
   - Алло! Я Вас слушаю! Алло! Вас не слышно, - она положила трубку.
   - Что дальше?
   А в голове у него только и стучало: "Сука! Падла! Змеина! Гадина!"
   - Ты должен рассказать все, что знаешь об этих бумагах из сундука.
   - А кто ты такой? Кого представляешь?
   - А какая тебе разница. Я тебе Елену Сергеевну на блюдечке выложил, а взамен немного прошу.
   - Нет, я не верю, я её должен увидеть.
   - Ну, звони, договаривайся, какие проблемы? - на этот раз улыбка все-таки появилась на губах у этого непробиваемого гостя.
   И эта улыбка взбесила Сергея Яковлевича: с ним поступали, как с мальчишкой. И хотя он понимал, что ситуация тупиковая, не выдержал, подвели нервы:
   - Чего ты скалишься! Че, думаешь, в квартиру залез и самый крутой! У меня такие, как ты, в шестерках бегают!
   Это он выкрикивал, подскочив к креслу. Но не успел завести себя ещё больше, потому как кто-то сзади осадил его, ударив по почкам. В глазах потемнело, чья-то железная рука отбросила его на диван.
   - Остынь, приятель, - сказал ему второй визитер и, уже обращаясь к напарнику, съязвил:
   - Ну не может эта авторитетная шелуха без понта. Всем готов яйца отрывать.
   - Ну, звони, договаривайся о встрече, если она, конечно, захочет встречаться с тобой, - уже не улыбался сидящий в кресле.
   - Да ничего я не знаю о бумагах!
   - Видел их?
   - Видел. Бумаги как бумаги. Потом их выкрали.
   - Где, когда, как, кто?
   - Где и когда - не скажу, а кто - берите адрес и ищите.
   - А что твой Саша нарыл?
   - Телефон прослушивали? - Сергею Яковлевичу полегчало - во-первых, боль отошла, во-вторых, он прикинул, что скорее всего наезд на него совершается со стороны государства. - На кой черт вам эти бумаги? Много шума из ничего.
   - Искать вместе будем, - заявил вдруг сидящий.
   - Да с какой стати? Не нужны мне эти бумаги! И к бабе у меня теперь интереса нет.
   - Зато у неё есть интерес к бумагам. Будешь работать на нас.
   Последняя фраза вновь взбесила Сергея Яковлевича. Он действительно не привык (или скорее отвык) к такому тону. Ведь даже в общении со своими "шестерками" он не позволял себе унизительных выражений. Кровь ударила в мозги, и он бросился к креслу.
   На этот раз его били вдвоем. Неправильно он оценил степень агрессии не досталось только голове - а уж тело попинали на славу. Он задохнулся от этих чугунных ударов. А тут ещё один на него навалился всем весом и затих непонятно для чего. И не в силах вздохнуть от боли и тяжести, Сергей Яковлевич начал терять сознание, когда вдруг лежащий на нем легко откатился в сторону. Чьи-то руки ухватили Дыбу подмышки и усадили в кресло.
   Приходя в себя, он осмотрелся и увидел два безжизненных тела своих мучителей, а над ними стоял Саша с пистолетом.
   - Извини, Сергей Яковлевич, запачкал я чуток тебе тут.
   - А-а, глушитель, - пролепетал Сергей Яковлевич, - вот почему я ничего не слышал.
   - Мне ребята позвонили, они у подъезда дежурили. Этих двоих несколько дней назад засекли, когда они нас пасли. Я пока подъехал, они уже здесь... поработали.
   - Замочил? - простонал Дыба, попытавшись подняться.
   - А что - не нужно было?
   - Дай вон бутылку.
   Он сделал несколько жадных глотков, Саша тоже.
   - Как бы Вы слышали, если они Вас молотили от души...
   - Туфли новые, - кивнул Сергей Яковлевич на лежащего.
   - Вот этими туфельками он Вас и футболил.
   - Пойдем-ка на кухню, а то ты тут все мозгами забрызгал.
   Кряхтя и морщись, Сергей Яковлевич добрался до кухонного стола. Еще выпили.
   - Вам бы сейчас ванну прохладную, ещё творог от ушибов помогает.
   - Какая ванна, Сашок! Если нас сейчас спецназ не повяжет, то в бега уходить нам с тобой.
   - А кто они?
   - Хрен его знает. Что, если из безопасности?
   - Да ну, Сергей Яковлевич. От наших наезд это.
   - От Наших! - разозлился Сергей Яковлевич. - По разговору было не похоже. Таскаешь ствол в кармане и палишь без разбора!
   - Запинали бы ведь!
   - Видишь, по лицу не били, по голове тоже, значит, ломали и все. Хотели, чтобы я на них работал. Гады!
   - Бабки хотели? Из безопасности?
   - Да какие бабки! Давай-ка так... Сейчас у нас ночь?
   - Да уже светает.
   - Оставишь ребятам ключи от квартиры. Пусть дождутся ночи и, если сюда никто не нагрянет, вывезут трупы, закопают. Пусть здесь все вымоют. Если увидят, что сюда кто-нибудь нагрянет, тогда пусть разбегаются. А мы с тобой - в бега. За старшего Вадим останется.
   - А может отобьемся?
   - От кого?! От гос.безопасности? Им сундук нужен был, который у Ленки увели, бумаги там какие-то. Врубаешься? Или ты хочешь Лубянку штурмовать?
   На лице у Саши отразился испуг.
   - Да, влипли мы! Но я же вошел, слышу стоны, потом смотрю - они вас пинают - чего там думать...
   И тут раздался телефонный звонок. Саша осекся и побледнел.
   - Вот сейчас мы и проверим. Принеси-ка трубку.
   - А может, не надо? Уйдем и все.
   - Неси, говорю.
   Саша принес.
   - Да, - сказал Дыба.
   В трубке молчали.
   - Я слушаю.
   И вдруг в ухо Сергею Яковлевичу пропищало:
   - Бумаги! Бумаги! Бумаги! - будто это был крик попугая.
   У Сергея Яковлевича чуть трубка из руки не выпала - так он дернулся. А когда снова поднес - короткие гудки.
   - Ну, козлы поганые! - и не успел он выпить, только потянулся к бутылке, как трубка, которую взял Саша, снова запиликала.
   - А че сказали-то? - Саша все так же испуганно таращил глаза.
   - Послушай сам.
   - Алло, - прикрыл ладонью трубку. - Вас спрашивает мужик какой-то.
   - Спроси - кто?
   Саша спросил.
   - Важный разговор говорит. Не называется.
   - Скажи, что я ночью важные дела не решаю. А хотя давай. - И Сергей Яковлевич осторожно сказал: - Я Вас слушаю.
   - Это Сергей Яковлевич Кандыбов? - голос был вполне человечный.
   - Да.
   - Как я понимаю, у Вас в квартире что-то произошло, что-то... нехорошее? - голос звучал пытливо. - Я почему догадываюсь - мне вот уже минут десять, как должны были позвонить... от Вас, - голос замолчал.
   - А кто Вы такой?
   - Ах, да! Я представляю очень серьезную организацию... Сергей Яковлевич, так те двое, что Вас навестили - они сейчас где?
   - Они только что вышли, - и он, прикрыв трубку ладонью, быстро прошептал: - Живо беги, пусть наши сваливают и здесь не появляются, и жди меня в машине!
   Саша метнулся исполнять.
   - Только что... - Было очевидно, что собеседник сомневается. - И что Вы им ответили?
   - Мы договорились.
   - О чем?
   - Разве это телефонный разговор?
   - Тут что-то не так, Сергей Яковлевич. Я Вам не верю и поясню почему. Вы подумали, что я состою в организации службы безопасности. Да, это мои ребята и ваши гости работают со мной. Но лично я служу, я подчеркиваю служу, а не работаю, одной очень серьезной организации, у которой были похищены бумаги, являющиеся ее... собственностью, - Сергей Яковлевич заметил эту заминку. - Мне поручено их отыскать. Так вот, если что-то с моими людьми случилось или случится, Вы будете преследоваться не только государственными органами, но и людьми, у которых интерес к Вам будет очень личностным. А как я понимаю, с этими людьми что-то стряслось, они до сих пор со мной не связались, а у них в машине телефон.
   - Наверное, какие-то накладки, всякое бывает. Мы очень хорошо поговорили, выпили.
   Он все тянул, желая побольше выудить, хотя понимал, что нужно бежать ведь со своей стороны этот звонарь мог тоже тянуть время, хотя сам послал уже сюда свою кодлу.
   - Вы лжете, Сергей Яковлевич. Послушайте, пусть даже что-то и случилось, что-то даже самое... нехорошее. Все можно мирно уладить, если Вы мне лично, я подчеркиваю - лично мне, поможете вернуть эти бумаги законным владельцам.
   Пауза. Сергей Яковлевич, пока слушал, ходил по комнате и собирал свои документы. Он был в крайне смятенном состоянии. Алкоголь гулял по телу, но нужно было успевать соображать - что не забыть, найти где что лежит, перешагивать через убитых, держать трубку и успевать обдумывать сказанное, отвечать, но самое главное, у него был постоянный страх, что в квартиру вломятся и он не успеет...
   - Почему Вы молчите? Ну хорошо, если мы с Вами сейчас не договоримся, то Вы позвоните сюда на Лубянку и попросите сто четырнадцатого.
   - Сто четырнадцатого?
   - Да, Вас быстро соединят.
   - Я подумаю.
   - Подумайте, Сергей Яковлевич. Я должен Вас предупредить...
   Но на этом месте Дыба тихонько положил трубку на тумбочку в прихожей и бросился вон из квартиры, хотя голос продолжал петь свои сладкие песни...
   Черный "мерседес" стоял наготове.
   - Садись за руль, - подбегая, крикнул Дыба.
   Они выехали со двора на шоссе, и Саша, глянув в зеркало, сказал:
   - Появились.
   Действительно, из того же двора на скорости выскочили две белые машины. Видимо, они въехали во двор с другой стороны в самый последний момент.
   Сто четырнадцатый все-таки блефовал - послал группу.
   - Уйдем, - сказал Саша, и машина понеслась, как ветер.
   Дороги были ещё не запружены, и на светофорах "мерседес" даже не притормаживал. Но и преследователи не думали отставать.
   - Поворачивай в центр!
   - Зачем?
   - Там попетляем, оторвемся, бросим машину и разбежимся. А за городом наверняка все перекрыто.
   - Бросить машину? - недоумевал Саша, - Давайте на вторую квартиру.
   "Идиот, - подумал Сергей Яковлевич, - думает, что я всесилен."
   - Про неё же никто не знает, а "мерседес" в гараж отгоню, к Вадику. Саша все ещё не мог взять в толк - как можно бросить целое состояние.
   - Ты что, забыл?! - заорал Дыба, - на тебе два жмурика - они из безопасности! Нас будет искать вся страна! У каждого мента будут наши фото!
   Саша замолчал. Они уже мчались по Большой Садовой, потом неслись по Старому Арбату, благо здесь ещё никого не было, выскочили на Бульварное кольцо.
   - Свернешь на Никитскую и высадишь меня, а сам попетляешь и уходи.
   - А где встретимся?
   - Через три часа на Киевском в сквере за автостоянкой.
   Они вроде бы оторвались, резко повернули на Никитскую и у театра Маяковского Сергей Яковлевич выскочил. Он зашел в арку, там был вход в какое-то театральное общество, он спрятался в дверном проеме и стал ждать. Сердце бешено колотилось, в голове одна мысль - пронесет или конец. Таким затравленным Сергей Яковлевич ещё никогда себя не чувствовал.
   Промелькнула одна машина белого цвета, но разобрать было невозможно преследователи или нет. Потом ещё одна с мигалкой.
   Так он минут пять отстоял, а потом стал пробираться в обратном направлении, к Киевскому вокзалу.
   Тем временем Саша носился на "мерседесе" по утренней Москве.
   Несколько раз он хотел бросить машину, но как только притормаживал у запланированного места, неожиданно для самого себя резко нажимал на газ и мчался дальше.
   Потом ему пришла в голову простая идея - оставить машину на какой-нибудь автостоянке, чтобы затем вернуться за ней. Он никак не мог взять в толк - как можно бросить Такую Машину? Просто - бросить, как пустую банку из-под пива! Это его даже возмущало. О такой машине он всегда мечтал, она не раз ему снилась - своя, единственная, мощная и верная. А тут, пусть и не своя, но вот ведь как она его слушается, будто ловит каждый его вздох, исполняет все его прихоти, реагирует на слабое движение... И эта её преданность успокаивала его, отвлекала от происшедшего, в уютном мирке салона казалось, что нет никаких проблем, что все решено, что впереди только скорость и ветер... Кто может противостоять этой мощи? Кто может встать на пути у этого черного сверкающего металла?
   И Саша нажимал на газ уже на набережной Москвы-реки, посмеиваясь над постами автоинспекторов.
   "Дыба не умеет жить! Он не знает, что такое скорость! Он не знает, что такое свободное дыхание!"
   И тут он понял, что не сможет с ней расстаться, что он её никому не отдаст, что она теперь его, раз её предали, раз от неё отреклись. И от этого решения ему сделалось легко - он уже действительно никого не боялся и ощутил себя впервые свободным и всемогущим. Он даже испытал презрение к себе - как это он так долго не мог поступить самостоятельно - ведь это так просто - ветер и скорость, власть и мощь...
   На набережной ему попытались перекрыть дорогу двумя машинами, но он легко проскочил по пешеходной дорожке, и показалось, что сзади стреляли. На что он только усмехнулся - ему было некогда - он смотрел прямо перед собой. И лицо его имело совершенно непреклонное выражение - состояние человека, обретшего постоянный смысл и конечную цель.
   ...Остановили его на выезде из Москвы. В тот момент он уже не знал куда он мчится и зачем. Вернее, "куда" и "зачем" - для него уже было решено и забыто. Главным было - Он Мчится. А не стоит на месте. А не ждет, когда им будут управлять, когда ему определят - что ему в этой жизни можно, а что нельзя. Его запутали. Он устал ото всего этого. Сейчас он был одним огромным сгустком чувства, сросшимся с двигателем и скоростью. Он знал, что машина ждала именно его, что она обрела его, что они рождены друг для друга и без друг друга ничего из себя не представляют. Он не был даже её мозгом, как и она не была его телом. - Это единое целое мчалось к неведомой цели со вновь обретенным свободным дыханием...
   Был приказ не стрелять, но кому неизвестно, как многие любят это дело.
   Его здесь ждали во всеоружии. И когда "мерседес" проигнорировал стоп-знаки, один молоденький старший лейтенант выстрелил три раза из автомата: тах-тах и тах. Последняя пуля догнала "мерседес", прошила заднее стекло и влетела в Сашин затылок. Словно кто-то ударил его сзади кувалдой такое было у него ощущение. Он ещё успел удивиться: "я же один в салоне!" И руки ослабли, но тут же пальцы сжали руль намертво, и на полной скорости "мерседес" вильнул вправо, взлетел над землей и через мгновение врезался в еловый ствол. Дерево страшно лопнуло, посыпалось стекло, машина перевернулась и покатилась назад в кювет, где и замерла, окутанная белым паром, шипя и фыркая.
   Саша ещё видел, как подъехали с десяток милицейских машин, как примчались люди в штатском, заглядывали в салон и говорили "Его нет! Ушел гад!" И он ещё хотел им крикнуть:
   "Да здесь же я!"
   Но постепенно стал удаляться от этого места - да с такой необычайной скоростью, о которой его исчезающее сознание имело представление так давно, что и не помнило, когда именно...
   А Сергей Яковлевич Спешил. На Арбате он нырнул в метро, полагая, что хоть по всему городу и объявлен аврал, но гоняются пока за машиной. И действительно, в метро он не увидел ни одного милиционера. Проехал до "киевской", но не для того, чтобы ждать встречи с Сашей. Теперь тот был для него обузой, как, впрочем, и все члены его команды. Дыба потерял все - т.е. он потерял дело, не говоря о квартирах и машинах и даже деньгах, которые он не успел забрать. У него на кармане и было - долларов триста. И деньги, что лежали в банках, теперь были ему недоступны. Разве что, в Швейцарии - но туда добираться только по подложным документам.
   Сергей Яковлевич знал, что его все сдадут, не те времена, чтобы соблюдать какие-то воровские кодексы. Этот идиот Саша спутал все карты. Хотел же он, после смерти Сашиной жены, избавиться от него. Замечал, что крыша у парня чуток сдвинулась, хотя тот внешне выглядел как всегда. Жалел. И дожалелся...
   Сергей Яковлевич сел в электричку и, прикидываясь дачником, покатил навстречу неизвестности, внутренне вздрагивая при виде милицейской формы.
   Он перебирал всех своих знакомых, желая хоть в ком-нибудь утвердиться. Но всем трезво давал отбой. Ни кто его не станет прятать. Вернее, спрячут, чтобы при случае выдать.
   Это была та ситуация, которой никто не мог предположить, к которой он был абсолютно не готов. Правда, ему пришло в голову, что он мог бы сдаться, так как не он же убивал, пусть разбираются, пусть посмотрят , как его пинали... При этом воспоминании у него сразу заныли ушибы, он даже застонал, от чего соседи на него с удивлением покосились.
   Нет, нужно замереть, исчезнуть, переждать подольше и уже тогда наводить справки, потихоньку искать решение.
   Он проезжал Переделкино. И вспомнил, что Елена как-то говорила о том, что у неё знакомые строят здесь дом.
   Елена... Черт её побери, эту Елену! Это она привела его к катастрофе! Это из-за неё он в таком абсолютном дерьме! Любовь... Какая там к черту любовь, когда от тебя так дурно воняет!
   Он не хотел о ней думать. Мысли о ней вызывали в нем бурю ярости, а от этого состояния ничего трезвого не будет.
   На станции "Солнечное" он вышел. Электричка дальше не шла. Еще не придумав, что делать дальше, он зашел в забегаловку и выпил водки. Закусывал, смотрел, как какой-то бич доедает остатки.