Она замолчала, уставившись огромными глазами в пространство.
   — Все и есть по-настоящему! — торопливо говорит Генка. — То есть… в конце концов оказалось, что все по-настоящему.
   Она мнется, потом выпаливает:
   — Послушай, ты вот… почти богиня…
   — Кто?
   — Ну, высшее существо…
   — По сравнению с кем? — хмурит светлые брови Лутиэнь. Она явно не понимает, о чем идет речь.
   Генке противно быть низшим существом. Шовинизм какой-то. Но у Толкиена вроде все абсолютно четко выстроено, потому она неохотно признается:
   — Ну, хотя бы со мной.
   — Как же можно сравнивать? — удивляется Лутиэнь, — ты, хоббит, просто проходишь совсем по другому ведомству…
   — Ладно, — говорит Генка, — неважно. Ты когда-то самому Мелькору голову заморочила…
   — Да нет же, — отмахивается узкой белой рукой Лутиэнь, — это все выдумки!
   Здорово ее в психушке потрепали, несмотря на то, что высшее существо, думает Генка.
   — Не выдумки! — она аж подпрыгивает на месте, — не выдумки! Ну вспомни же! Вы пошли в замок Мелькора, ты и Берен, ты в одежде какой-то женщины — летучей мыши…
   — Чего это ради я надену такую пакость? Ненавижу этих тварей!
   — Для маскировки! А Берен превратился в…
   — Козодоя, — кисло подсказывает Лутиэнь.
   — Волка! Ты превратила его в волка!
   — Я? Да я в жизни никого ни во что не превращала! За кого ты меня принимаешь? За ярмарочного фокусника?
   — А наследственность? Твоя мама… она же была богиня… она…
   — Умела превращать, да. Превратила бедного папу в тряпку. Совершеннейшую. Вот и все ее достижения.
   — Так, значит, ты не можешь перенести меня к Ородруину? — разочарованно говорит Генка, — я думала…
   — Почему же? — пожимает плечами Лутиэнь, — могу.
 
***
 
   — Не понимаю, зачем ты нас сюда затащил, — удивляется Дюша, — без Генки нам тут совершенно нечего делать!
   — И место поганое, — соглашается Боромир, — никогда не любил этот индустриальный пейзаж! Кстати, с тех пор, как я тут был последний раз, все изменилось не в лучшую сторону!
   Высадивший их автобус непристойно дает залп сизым дымом и уходит. Неизвестно откуда взявшийся резкий ветер хлопает ржавой дверью с покосившейся вывеской «Шиномонтаж».
   На остановке больше никого. Вообще вокруг — никого. Асфальт потрескался островками. Грязные строения таращатся слепыми окнами.
   Зелени нет вообще. Никакой. Даже травы.
   Где— то далеко, за низкими крышами вспухает багровым огромный волдырь. Пламя, вырывающееся наружу, почти невидимо на фоне сияющего закатным огнем неба, зато отчетливо видны клубы черного дыма, гонимые ветром в сторону города. В них, точно клочки обгорелой бумаги, парят какие-то силуэты.
   — Птицы? — с надеждой говорит Дюша.
   — Маловероятно, — Берен медленно стаскивает плащ, швыряет его на землю и, не отводя глаз от далеких черных крыльев, проверяет, хорошо ли вынимается из ножен меч.
   — Назгулы, — печально сообщает Боромир, — все по правилам.
   — Все и должно быть по правилам, — подтверждает Берен.
   — Тогда зачем ты нас сюда затащил? — пищит Арагорн, в очках которого пляшут багровые отблески, — зачем привел? Я должен быть на Пелленорской равнине! Во главе своей армии! Где решается судьба Средиземья. В этой… в битве пяти воинств!
   — Ты перепутала, — флегматично говорит Боромир, — битва пяти воинств — Это в «Хоббите».
   — Тем лучше!
   — Судьба Средиземья, — сурово говорит Берен, — решается здесь!
   — Но ведь у нас даже нет кольца!
   — Тот хоббит, -терпеливо объясняет Берен, — обязательно сюда придет. А у него есть кольцо.
   — Откуда ты знаешь, — фыркает Арагорн, — может, она вообще убежала! Тю-тю ваше колечко!
   — Это ты бы убежала, — возмущается Дюша, — Генка не убежит! Она сделает все, что надо… Проблема в том, что она не знает, где Ородруин. Она… послушайте, по-моему, это все-таки не Капотня!
   — Разумеется, нет, — спокойно говорит Берен, — это Мордор.
 
***
 
   — Значит, это и есть Ородруин! — печально говорит Генка, озирая унылую местность. — А я думала, настоящий Ородруин совсем не так смотрится!
   — Ородруин всегда настоящий, — сурово отвечает Лутиэнь.
   — Какой-то он беспонтовый. Голая земля, и все!
   — Там, где Саурон, там всегда голая земля, — поясняет Лутиэнь, на белейший халат которой оседают хлопья сажи, — он черпает свою магию из живого… до дна…
   — А, — понимающе кивает Генка, — экологическая катастрофа, все такое… Полное истребление окружающей среды. И мы, значит, в самом сердце катаклизма. И нам надо зашвырнуть это поганое кольцо вон туда?
   Она указывает подбородком на восток, где небо подсвечено страшным багряным заревом, а зубчатая линия горизонта трясется так мелко и страшно, что кажется размытой.
   — Ну, в общем да, — неохотно соглашается Лутиэнь, которой здесь тоже не нравится.
   — И как же мы туда доберемся?
   — Пешком, — говорит Лутиэнь, пожимая плечами неземной красоты.
   — А ты не можешь своей магией…
   — Друг мой хоббит, — говорит Лутиэнь, одновременно заплетая волосы в тяжелый узел, — если мы чрезмерно облегчим себе задачу, наша акция потеряет силу. Кольцо необходимо донести до Огненной Пропасти, испытывая при этом невероятные трудности. Это во-первых. А во-вторых, любая магия, кроме Сауроновой, тут не действует. Моя в том числе.
   — Так бы сразу и сказала.
   Они движутся вверх по склону, обходя особенно большие камни.
 
***
 
   — Мамочки! — говорит Арагорн и прячется за Боромира, — Т-там…
   Дрожащая, грязная рука указывает в багровое небо, где тьма на востоке подсвечена сияющими огненными брызгами.
   — Назгулы? — привычно говорит Берен. Меч его отсвечивает алым и тоже, кажется, разбрасывает вокруг себя огненные искры.
   — Ой, по-моему, нет! — говорит Арагорн, выглядывая из-за плеча Боромира, — это еще что-то… еще хуже! Ой, мамочка!
   — Варька, заткнись, — устало прерывает ее Боромир, разглядывая небо, — мне надоели твои…
   Он подпрыгивает на месте, размахивая руками, точно отгоняя пикирующих комаров.
   — Бежим! — кричит он, — это и правда еще хуже! Это Дикая Охота! Бежим!
   Над тучами пепла, под темнеющим небом несется на призрачных конях толпа мертвецов. Истлевшие плащи хлопают у них за спиной. Впереди дует в бесплотный рог король-мертвец. Глаза бледной лошади вспыхивают зеленым огнем.
 
***
 
   — Мне тут не нравится, — говорит Генка, пиная ногой растрескавшуюся автомобильную покрышку, — и вообще, откуда тут эта пакость! Тут ничего такого не должно быть… Ты только посмотри!
   — А! — отмахивается Лутиэнь, — это же Мордор. Тут полным полно всякой дряни. Я в Ангбаде и не то видела!
   — Ага, — торжествует Генка, — значит, ты все-таки была в Ангбаде. И превращалась в летучую мышь!
   — Еще чего! — холодно говорит Лутиэнь.
   — Ты все нарочно путаешь! — возмущается Генка, — тебе просто нравится быть загадочной!
   — Естественно, — пожимает плечами Лутиэнь, — я роковая эль-фийская дева, недоступная твоему пониманию. Что, хоббит, съела?
   — Кстати, — говорит Генка, — насчет еды…
   — О, Элберет! — вздыхает Лутиэнь, — опять! Да смотри же, куда идешь, ты, растяпа!
   Генка поспешно перепрыгивает через растянутую по земле ржавую колючую проволоку. На колючках остается клок бурой шерстки.
   — Тебе хорошо, — ноет она, — ты вот вообще не идешь. Ты вроде как даже и земли не касаешься. А еще говорила, твоя магия тут не действует!
   — Да какая же это магия? Я всегда так хожу.
   Земля мелко трясется, по ней стремительно разбегаются трещины. Еще один узкий багровый огонь вспыхивает вдалеке — сначала Генке кажется, что еще одна гора прорвалась кипящей лавой, но потом она понимает — то, что она поначалу приняла за скальный пик, на деле было черными уступами высокой крепости.
   — Ну да, ну да, — тихонько говорит Лутиэнь у нее за спиной, — Барад-Дур, замок Ока, твердыня Саурона.
   — И архитектура тут беспонтовая, — ворчит Генка. Порыв горячего ветра с востока бьет ее по лицу наотмашь, и она раздраженно трет руками глаза, пытаясь стереть с ресниц хлопья пепла.
   — Не скажи, определенный размах имеется. Функционально. Импозантно. Обзор хороший. И вообще… ПАДАЙ!
   — Что?
   Лутиэнь резко подбивает ее под коленки, и Генка с размаху шлепается на сухую жесткую землю. Рядом плавно, как упавший лист, опускается Лутиэнь.
   — Ты чего? — говорит Генка, — с ума сошла?
   — Согласно диагнозу, да, — соглашается Лутиэнь, — но дело не в этом. Он смотрит в эту сторону, разве ты не чувствуешь?
   Генка не чувствует, но она хорошо представляет себе, как взгляд Саурона обегает равнину, точно лазерный прицел, как под алым лучом вспыхивают две крошечные белые точки… Спина между лопатками нагревается.
   — Это оборудование или магия?
   — Магия. Хотя, может, он что и прикупил в вашем мире… Он всегда любил технические новшества.
   Генка так и полагала. Злодей должен тяготеть к технике.
   — А как он вообще выглядит? Очень страшный?
   — Не Уверена, — говорит Лутиэнь, — он, наверное, выглядит, как хочет. А разве тот, другой хоббит, его не видел?
   — Не знаю, — жалуется Генка, — я и спросить не успела! Но если честно, Дюша имел бледный вид… Они вообще какие-то пришибленные были.
   — Дело не в том, что Темный страшен, — говорит Лутиэнь, -дело в том, что он делает страшное с людьми. Он заглядывает им в души и извлекает худшее. С этим потом трудно жить.
   — Дюша хороший, — защищается Генка.
   — Ну, разумеется, хороший, — устало соглашается Лутиэнь, — а то бы он сломался гораздо раньше. Все, кажется, пронесло… Вставай.
   — Дюша видел Саурона, надо же! — удивляется Генка, отряхивая грязь с ладоней, — самого Саурона!
   — Зло, — сурово говорит Лутиэнь, — имеет определенную привлекательность, и все же прекрати немедленно называть его по имени. Это опасно. Знаешь, что он с нами сделает, если заметит?
   — Что?
   — И говорить не стану! Представь себе самое ужасное! Са-мое-самое! Представила?
   — Ага…
   — Так вот, это гораздо хуже!
   — Тогда, — говорит Генка, — почему ты вообще со мной пошла? Ты же не хоббит! Ты по канону не обязана! Могла остаться там! Тебе ничего бы не угрожало! Подумаешь, психушка…
   Лутиэнь молчит, накручивая на палец блестящую прядь.
   — Из-за Берена! — догадывается Генка.
   — Все гораздо сложнее, — говорит Лутиэнь, — то есть да, из-за Берена. Не совсем…
   — Тогда…
   — Я пошла, чтобы утвердить реальность, в которой есть Берен, скажем так. Потому что, если ей не помочь, она исчезнет. То есть не возникнет…
   — А без Саурона никак нельзя?
   — Это, что называется, нагрузка, — говорит Лутиэнь, — бесплатное приложение. Есть Саурон — есть Средиземье. Нет Саурона — нет Средиземья.
   Генка, точно заяц, отпрыгивает в сторону, судорожно стиснув руку на груди.
   — Ты чего, хоббит? — удивляется Лутиэнь.
   — Не подходи! — кричит Генка.
   — Ты что, правда, тоже сумасшедшая?
   — Нет! — Генка спряталась за черную бесформенную глыбу и теперь выглядывает оттуда. — Это ты — сумасшедшая! Я все поняла! Потому как должен быть Горлум! Нельзя без Горлума!
   — И, по-твоему, это я — Горлум? — спокойно интересуется Лутиэнь, — вот такой вот маленький скользкий зеленый Горлум?
   — Нет! — соглашается Генка, — ты красивая, спору нет. Но кто-то должен обязательно отобрать кольцо! По крайней мере, попытаться! Потому что если его сбросить в огонь, все кончится! Средиземье кончится! А ты этого не хочешь! Ты хочешь Берена! А Берен может жить только в Средиземье… Поэтому ты сговорилась с Сауроном! Еще тогда, в Ангбаде! Вы выковали эту магию вместе! Ты же не просто эльф! Ты почти богиня! Майя. Полукровка, правда, но все равно Майя…
   — Да что ты выдумываешь, — фыркает Лутиэнь, — никто бы из эльфов не пошел бы на сговор с Сауроном…
   — Не ври! Такие прецеденты были… Селебримбер, например! [Считается, что эльфы настолько лучше людей, что они на дух не переносят Темные силы и никогда не вступают с ними в альянс. Именно на этой Уверенности отчасти и держится интрига Властелина Кольца. Тем не менее это глубоко ошибочное мнение — история Средиземья документально подтверждает по крайней мере два случая тесного сотрудничества Высших эльфов (то есть самых что ни на есть голубых кровей) с верхушкой Темной Иерархии — Мор-гот был вхож в Дом Феанора, и вся эта каша с Сильмариллами заварилась не без его прямого вмешательства, а потомок Феанора Селебримбер как ребенок купился на посулы Саурона, Морготова наместника, и выковал с его помощью пресловутые Кольца Власти… Впрочем, невольно задумаешься — а был ли действительно Селебримбер такой уж невинной жертвой? Быть может, он был не менее честолюбив, чем сам Саурон, но тот, поднаторевший в интригах, попро сту переиграл своего неврльного союзника? Иначе какого черта Селебримберу вообще понадобились эти Кольца Власти?]
   — Ой, — говорит Лутиэнь, — но это было так давно…
   — Не для тебя! — кричит Генка, высовываясь из-за камня, — не для тебя! Ты же бессмертна!
   Лутиэнь вздыхает.
   — Послушай, — говорит она, — но ведь если бы я захотела, я бы давно отобрала у тебя кольцо. Дурочка…
   — А тогда бы ничего не вышло, — издевательски упирает Генка руки в бока, — потому что кольцо нужно не просто отобрать! Его нужно отобрать с трудностями! Дотащить до самого Ородруина и только там отобрать! Я все поняла, — говорит Генка, и воздух между ней и Лутиэнь плавится от ненависти, — ты все это сама и подстроила! Пробралась к нам, втерлась в доверие к игровой тусовке, обвела вокруг пальца этого несчастного Боромира… Это ты, ты устроила эту игру. Вы, эльфы, всегда любите дергать за ниточки! А другие все за вас делают.
   — Я ненавижу Саурона, — пытается убедить ее Лутиэнь, в расширенных глазах которой отражается пламя Ородруина, — мне даже дышать тут трудно!
   — Ничего! Потерпишь! Потом, это вовсе не ради Саурона… Это ради Берена!
   — Да я из-за Берена в психушку попала! Потому что поверила, что нет никакого Средиземья, понимаешь?
   — Это ты кому другому расскажи! Ты нарочно туда подсела, чтобы меня одурачить! Чтобы я подумала, что ты невинная жертва! Поверила тебе! Ты все можешь… даже предсказывать будущее! Мама твоя умела, и ты от нее научилась!
   — Мама моя была та еще гадюка, — говорит Лутиэнь, — укон-трапупила папу, а потом бросила нас на произвол судьбы. Думаешь, кто этих проклятых гнумов накрутил… Мол, Наугламир-то ваш, исконный, гнумское традиционное изделие… потребуйте себе Наугла-мир, попугайте его, Элу Тингола, он и не откажет… Потому как трусоват наш Элу Тингол…
   [С Элу Тинголом и Медиан действительно непонятно. Тингол, супруг майи Медиан, эльф из перворожденных, но по сравнению с Медиан полнейший парвеню, вдруг ни с того ни с сего в сложной политической ситуации стал вести себя как полнейший идиот, что вообще-то изначально ему вроде было не свойственно — ничего об исходном его идиотизме в Сильмариллионе не зафиксировано. Зато замечено, что в сравнительно короткий отрезок времени он ухитрился:
   а) потребовать у жениха дочери ни больше, ни меньше, как принести Сил-марилл из короны Моргота (одним словом, а пошел-ка ты к Морготу!). Берен, правда, пошел и Сильмарилл, достал, но, во-первых, потащил к Морготу Лутиэнь, над которой Моргот чуть ли не надругался (сведения об этом противоречи вы), во-вторых, умудрился обещание исполнить, хотя и формально — а то мудрый Элу Тингол не предвидел такого исхода, с его-то способностью прозревать будущее. Кстати, вообще непонятно, с чего это Тингол так разгорячился — его собственный брак с Мелиан был тем еще мезальянсом!
   б) сумел-таки уходить Берена, поручив ему очередное непосильное задание, что косвенно послужило причиной и смерти Лутиэнь — в хрониках говорится, что, мол, валар пожалели их и воскресили, но с условием никогда не возвращаться на грешную землю, мол, поселили где-то на отдаленном острове — кто их там видел? Полагаю, все-таки это выдумала потом Мелиан, чтобы как-то обелить себя и Тингола в этой некрасивой истории;
   в) вместо того чтобы погоревать и заняться делами, Тингол не придумал ничего лучшего, как заказать гномам, которые, как известно, себя не помнят при виде драгоценностей, уж такое ожерелье Наугламир с камнем Сильмарил-лом в центре, что у гномов, когда они увидели изделие своих же рук, вообще крыша поехала. В результате они просто прирезали Тингола, когда он стал требовать Наугламир себе.
   Сильно подозреваю, что виной всему морок майи Мелиан, которая навела на Тингола приступ полного идиотизма — разделавшись с дочерью, зятем и мужем, она плюнула на все и удалилась грустить на Заокраинный Запад, к своим сородичам. Наверное, ей просто надоело вечно править захолустным королевством и жить с не менее вечным нелюбимым к тому времени мужем.]
   — Ты мне зубы не заговаривай, Моргана! — кричит Генка из-за камня, — все! Я тебя раскусила! То есть, тьфу! Расколола!
   — Я — кто? — удивленно спрашивает Лутиэнь, прервав свою семейную сагу.
   — Моргана!
   — Первый раз слышу! Это еще кто?
   — Ладно, хватит, наигрались. Ну, хоть раз скажи правду!
   — Вообще-то, хоббит, она не врет, — говорит голос у нее за спиной, — потому что Моргана — это я.
 
***
 
   — Пожалуйста, ну пожалуйста, -скулит Арагорн, — сделай что-нибудь! Ты же народный герой!
   — Я и с назгулами вряд ли что могу сделать, — на бегу отвечает Берен, — а эта штука, по-моему, еще хуже.
   С неба на них обрушивается порыв ледяного ветра. Огромная распухшая луна ползет из-за горизонта, на ее фоне отчетливо видны черные плащи мертвецов. Под луной на краю зубчатых гор перемигиваются багряные огоньки Барад-Дура и Ородруина.
   — И тебе не стыдно бежать? — укоряет Арагорн Берена.
   — Нет, — честно отвечает партизанский вождь.
   — Они могли бы нас догнать в любую минуту, — пыхтит Боро-мир, — просто не хотят. Им надо, чтобы мы их боялись! До смерти, до разрыва сердца! Это же загонщики!
   — А-а, — говорит Берен, — тогда, пожалуй, она права.
   Он резко останавливается, разворачивается и, обнажив меч, ждет, когда сверху обрушится небесная свора. Арагорн, пользуясь моментом, пытается скрыться в руинах, на которых еще уцелела надпись «Вулканизация. Автозапчасти», но Боромир ловко хватает ее за шиворот.
   — Пусти, -изворачиваясь, кричит Арагорн, — надо бежать, пока он прикрывает отход!
   — Он не прикрывает наш отход, — поясняет Боромир, — он возглавляет оборону. Ясно?
   — Нет, — всхлипывает Арагорн.
   — Дура, чем бегать, ты лучше Берена держись! Без него мы точно пропадем. А с ним еще не точно.
   — А Дикая Охота? Я читала… мы присоединимся к своре небесных мертвецов! Так и будем всю жизнь летать и выть на луну?
   — Это избранный клуб, — поясняет Боромир, — туда еще не всякого берут. Тебя, может, просто развеют по ветру.
   — Ну, спасибо! Лучше я бы выла на луну.
   — От Дикой Охоты спасает текучая вода, — задумчиво говорит Боромир, — и церковная ограда. Но тут нет ни воды, ни церковной ограды. Тут вообще ничего нет. Одного я не понимаю — откуда Дикая Охота взялась-то? Ее вообще не должно быть в Средиземье!
   — А вулканизация должна быть? — язвит Арагорн, — или шиномонтаж?
   — Это другое дело. Они есть в принципе. А Дикой Охоты в принципе нет. Разве что… — он задумывается, — разве что мы попали в мир, где в принципе есть все!
   — Мы в него не попали, — вздыхает Арагорн, — мы сами его сделали
   — Похоже, ты права, — печально говорит Боромир, размазывая по лицу сажу, — в кои-то веки. А если так… Ну-ка дай меч!
   — Эй, что ты с оружием делаешь? — возмущается Берен, — деревня!
   — Я знаю что, — деловито говорит Боромир, очерчивая острием меча круг в вулканической пыли, — я делаю но пассаран!
   — Думаешь, поможет?
   — Уверен! То есть я просто обязан верить. А иначе кранты!
   Лошадь короля-призрака натыкается на невидимый барьер у них над головами и с леденящим душу ржанием вскидывается на дыбы. Остальная свора начинает носиться по кругу, натыкаясь на невидимые стенки — словно они стоят на дне огромного стеклянного цилиндра.
   — И. сколько это будет продолжаться? — спрашивает Берен, морщась от ультразвуковых воплей короля-призрака.
   — До рассвета, — флегматично говорит Боромир, — или пока им не надоест! Нечистая сила за круг проникнуть не может, это общеизвестно.
   — А если, — пищит Арагорн, — они приведут Вия?
   — Молчи, дура!
   Но от своры уже отделилось несколько призрачных фигур и, пришпоривая коней, помчались за горизонт.
   — И кто тебя за язык тянул? — вздыхает Боромир. Оставшаяся на стреме Дикая Охота, дико хохоча, носится вокруг них, образуя размытое фосфорическое кольцо.
 
***
 
   — Вот это номер, — ошеломленно бормочет Генка, тараща глаза, — Анечка!
   — Моргана, — поправляет ее Моргана.
   На Моргане зеленый, как трава, плащ, подсвеченный огнем дальнего Ородруина. Голова на высокой шее гордо откинута, каштановые волосы вьются по ветру.
   — Здрасьте, — машинально говорит Генка.
   — Привет, — кивает Моргана, — надо же, какая приятная встреча.
   — Не сказала бы, — Генка виновато косится на Лутиэнь. Лути-энь быстро что-то шепчет, тонкие пальцы ее шевелятся, сплетая невидимую нить.
   — Прекрати, — говорит Моргана, обращаясь к Лутиэнь, которая, не поднимая глаз, продолжает вязать магическую паутину.
   Моргана лениво поднимает руку — зеленый огонь вспыхивает меж пальцев Лутиэнь, пожирая сплетенную магию.
   Лутиэнь, морщась, отдергивает обожженные пальцы.
   — Вот так, — спокойно и доброжелательно говорит Моргана. Бедный Боромир, думает Генка, ну и досталось же ему! Это надо же — на такой жениться! На всякий случай она пятится, но останавливается, когда спина ее натыкается на невидимую преграду.
   — Куда? — все так же спокойно спрашивает Моргана, и Генка чувствует, как что-то невидимое, но тяжелое и липкое навалилось на нее, выкручивая суставы. Генка, всхлипывая, опускается на колени.
   — Вот так, -мягко говорит Моргана, — голову ниже… Еще ниже…
   — Прекрати, -так же мягко говорит Лутиэнь, и Моргана от звука этого голоса вздрагивает и делает шаг назад. Однако она быстро приходит в себя, и теперь уже Лутиэнь, побледнев, опускается на колени.
   — Неужели ты, дурочка; думала, что ты сможешь противостоять мне? — спрашивает Моргана, — ты, со своей жалкой выдуманной любовью?
   — Берен жив, — быстро говорит Лутиэнь и в ужасе замолкает, зажав себе рот ладонью.
   — В самом деле? — насмешливо спрашивает Моргана, — жив? Откуда ты знаешь? Ты его видела? А ты Уверена, что он вообще существует?
   Лутиэнь молча смотрит на нее сквозь наполняющие глаза слезы.
   — Прекрати! — кричит Генка, — Лутиэнь, она все врет! Я сама его видела! Моргана, или как там тебя, ну, не надо так! Ты же сама… ты же все это ради Мелькора! Какая тебе разница? Ну, отпусти ее, пускай уходит со своим Береном! Хочешь кольцо? Забирай! Среди-земье большое!
   — Ради Мелькора? — медленно переспрашивает Моргана.
   — Ну…
   — Ах, как это трогательно, — говорит у нее за спиной Черный человек, — а теперь отдай кольцо, хоббит, раз уж ты не против.
 
***
 
   — Ой, — говорит Генка, — маска, а я тебя знаю!
   Мастер теперь одет в черный плащ, на челе его обруч с багровым тусклым глазом.
   — Надо же, — говорит Мастер своим глубоким звучным голосом, — значит, она была права… Вы все-таки, несмотря ни на что, ухитрились сюда дойти! Бедные, бедные создания, бедные маленькие твари… Надо же, сами пришли. Спасибо тебе, Моргана! Спасибо, дорогая моя! А теперь…
   Генка смаргивает осевшие на ресницы хлопья пепла. С ее точки зрения, почти безнадежная ситуация изменилась к лучшему — появление Саурона для Морганы явно неприятный сюрприз.
   Генка набирает в грудь побольше горячего воздуха и что есть силы вопит:
   — Моргана!
   Вопль отражается от ближайших скал с такой силой, что Саурон и Моргана невольно вздрагивают.
   — Моргана! — орет Генка, не обращая больше внимания на Лу-тиэнь, которая, застыв, продолжает тяжело смотреть исподлобья, — Не отдавай ему кольцо! Он ведь не вернет Мелькора, слышишь, Моргана! Он сам хочет!
   — Совершенно верно, — доброжелательно кивает Саурон.
   Он подходит ближе и требовательным жестом протягивает руку.
   — Он обманул тебя, Моргана! — надрывается Генка.
   — Слышу-слышу, — соглашается Саурон. — Ну, да, обманул. Хватит орать, отдай кольцо!
   — Моргана, сделай же что-нибудь!
   Моргана стоит, скрестив руки на высокой груди.
   — Давай, хоббит, — уговаривает Саурон, — я ведь все равно его возьму. И она мне не помеха.
   — Ты же ей обещал!
   — Это был временный альянс. Обычное дело в подобных ситуациях.
   Генка оглядывается на Лутиэнь. Лутиэнь стоит неподвижно.
   — Сукин сын, — сообщает Генка Саурону, — интриган вонючий! И не стыдно тебе? Тебе, вон, женщина доверилась, а ты вон как!
   Она в качестве подтверждения косится на Моргану. Моргана стоит неподвижно, как белая башня, губы ее кривит чуть заметная усмешка. Умеет держать фасон, думает Генка. Моргана вызывает у нее невольное уважение.
   Генка чуть отступает, теперь между ней и Сауроном оказывается Лутиэнь, совершенно ни на что не реагирующая. Так любить вредно, думает Генка, это же просто маньячество какое-то! Такое ощущение, что больше эльфийская принцесса ни на что не способна -только любить.