Гальперин Андрей. Лезвие страха

   Девушка сидела на скамеечке у прилавка, все также прижимая к груди тубус с пергаментом, и смотрела на Аттона заплаканными темными глазами. Он прошел через зал, опустился перед ней на корточки и тихо спросил:
   – Когда они пришли в первый раз?
   Девушка хлюпнула носом и ответила:
   – Вчера… Они ведь больше не придут? Правда? Папаша Пруст очень беспокоится за меня, сегодня он хотел остаться со мною в лавке …
   – Хорошо, что не остался. Иначе твоя мамаша вряд ли бы дождалась его к ужину.
   Девушка испугано посмотрела на него, вздохнула и печально проговорила:
   – Это слишком большая ответственность для меня… Госпожа Виктория могла бы найти управляющего… Господин Боргоф очень хочет купить эту лавку для своего младшего сына, который скоро приедет из Маэнны. Боюсь, я не смогу справится без госпожи…
   Аттон нежно коснулся пальцами ее подбородка, улыбнулся и проговорил:
   – Ты замечательно справляешься, детка. Вряд ли этот старый хрен еще раз сунется сюда. Друзья твоей госпожи никогда не оставят тебя в беде. Так что – не раскисай. Ты по-прежнему самая желанная гостья у Южных Ворот. Все красавицы замка каждое утро с нетерпение ждут твоего появления. Кто, как не ты доставит им самые свежие, самые прекрасные цветы? Давай я помогу собрать тебе завтрашний заказ. Кстати, ты не будешь возражать, если я завтра буду сопровождать тебя по дороге в замок? А то, знаешь ли, какие сейчас времена…

Глава 58

   Королева кричала. Дико, страшно. Ее скрюченные, неестественно длинные пальцы скребли по белоснежным простыням. Периодически крик переходил в жуткий звериный рев, и тогда Виктория, наблюдавшая за схватками, зажимала себе уши ладонями. Схватки продолжались уже вторую службу, и становились все сильнее и сильнее. Все это время Виктория ждала, когда начнут отходить воды, но вместо этого из королевы беспрестанно вытекала вязкая зеленоватая жижа с дурным запахом. Виктория тревожно поглядывала на лицо Шелоны и считала про себя время схваток. С другой стороны ложа суетилась носатая старуха-служанка. Кривя морщинистое лицо, она молча вытирала холодный пот со лба королевы, при этом ее злые маленькие глазки под седыми бровями внимательно следили за каждым движением Виктории.
   Виктория, не глядя на старуху, быстро смешала обезболивающий эликсир и в короткий промежуток между схватками, когда королева обессилив от боли умолкла, влила в перекошенный рот роженицы несколько капель. Шелона вздрогнула всем телом, воздух наполнился отвратительным запахом испражнений. Виктория откинула простыню, быстро оглядела низ живота королевы и обращаясь к старухе прошипела сквозь зубы:
   – Давай, карга старая, воду сюда скорее и оботри ее…
   Старуха подхватила тазик с теплой водой и губку, и принялась за работу. Виктория слушая прерывистое дыхание всмотрелась в лицо королевы, погладила ее руку и тихо попросила:
   – Ваше Величество, дышите ровнее, медленнее… Вы так быстро устанете.
   Королева приоткрыла глаза, взглянула на Викторию и хрипло проговорила:
   – Мне больно! Как мне больно… У меня все рвется внутри, рвется…
   Ее лицо исказила судорога и она вновь завизжала. Виктория вскочила, и закрывая уши ладонями бросилась в коридор. За порогом, вжимаясь в стены замерли четверо гвардейцев. Впереди, за дверями приемной мелькнули испуганные лица придворных. Из приемной ей навстречу выбежал сам Селин. Виктория мельком оглядела его мертвенно-бледное лицо и опережая вопросы, быстро произнесла:
   – У Ее Величества королевы Шелоны тяжелые роды… Вы! – она указала пальцами на стражей. – Перекройте все крыло. Никто, слышите меня, никто не должен входить в эти двери пока я этого не разрешу.
   Гвардейцы переглянулись и уставились на генерала. Селин взмахнул руками и заорал:
   – Да, к джайллару! Делайте, что она говорит! Всех вон из королевских покоев.
   Гвардейцы, гремя оружием, бросились к дверям приемной. Из холла донесся зычный бас командира и протестующие крики в ответ. Селин оглянулся назад и зло фыркнул.
   – Проклятые бездельники! – он повернулся к Виктории и крепко сжал ее локоть. – Крики королевы привлекли внимание всего замка. Уже пошли разговоры… Великий Иллар, почему она так кричала?
   Виктория высвободила руку и повернулась к дверям.
   – Плохой вопрос, генерал… Мне нужно идти. Роды уже начались.
   Селин нервно передернул плечами и тихо проговорил:
   – Королева должна выжить. Если ребенок будет угрожать ее жизни – вы должны прервать роды…
   Виктория замерла и глядя прямо перед собой спросила:
   – У вас есть какие-то сомнения, генерал?
   Селин прислонился к стене и прошептал:
   – Да, Виктория… И даже более того…
   – Значит, держите свои сомнения при себе… Я вряд ли смогу поступить так, генерал, в любом случае. Это ребенок. Это наследник трона. Но я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы сохранить жизнь им обоим.
   – Это приказ императора. Я могу прислать сюда императорских лекарей…
   Виктория приоткрыла дверь, и также не оборачиваясь произнесла:
   – Вы не сделаете этого. То что происходит там – ужасно. Страшно, генерал…
   Она прикрыла за собой дверь и замерла.
   Королева, окруженная зеленоватым свечением, парила над ложем. Старуха служанка стояла рядом, застыв словно статуя. Ее седые волосы колыхались вокруг головы, словно белые неопрятные водоросли в волнах прилива, на серой коже лица темнели странные потеки, а на месте глаз зияли черные провалы. Виктория, чувствуя как ее сердце бешено колотится в груди, сделала шаг вперед. Тело королевы, подхваченное зеленым сиянием, колыхнулось и мягко опустилось на ложе. И тут Шелона вновь закричала.
   Виктория, словно преодолевая сильный напор встречного ветра, пошла вперед. Королева уже не кричала, она визжала на грани слышимости, ее огромный живот трясся мелкой дрожью, а в темном проеме между ногами что-то масляно блеснуло и исчезло. Королева на мгновенье смолкла, а потом вновь завыла.
   И вдруг замолчала.
   Когда истошный вопль оборвался. Виктория рванулась вперед. Мышцы живота Шелоны продолжали сокращается, головка ребенка вновь показалась и Виктория, заметив краем глаза, как медленно оседает на пол старая служанка, закричала:
   – Тужьтесь, королева! Тужьтесь!
   Королева закрыла глаза. Ее лицо как-то сразу неестественно обмякло, тонкие черты расплылись и стали неузнаваемыми. Виктория наклонилась к ее лицу, и не почувствовав дыхания, пальцем оттянула веко. Он увидела неподвижный ярко-рубиновый глаз с темной бесформенной кляксой зрачка. Тело королевы дернулось, что-то вязко хлюпнуло. Зеленое сияние вокруг них померкло.
   Виктория обошла ложе и взяла на руки сморщенное тельце. Младенец шевельнул ручками, крошечный ротик с почти неразличимыми губами cкривился. Глаза его были плотно закрыты.
   Виктория прижала к груди крошечное тельце и прошептала:
   – Кричи… Ну, кричи же…
   Младенец открыл глаза, алые, как восходящее солнце. И затих. Пуповина перестала пульсировать. Виктория, оцепенев от ужаса, вдруг поняла что он мертв. Она глубоко вздохнула, положила неподвижное тельце на белые простыни и шагнула к королеве. Шелона не дышала, но ее живот продолжал трястись, словно там внутри, кто еще отчаянно пытается выбраться наружу. Виктория, закусив губу, шагнула назад.
   Из залитой кровью промежности королевы судорожными толчками выбиралось нечто черное, облепленное белыми тонкими волосками. Черная пленка, покрывающая ужасный послед лопалась, обнажая тонкие, как иглы шипы.
   Виктория почувствовала, как теряет сознание. Последним, что она увидела, стал призрак императора Конрада. Он медленно шел через зал, и с каждым шагом его волосы цвета пшеницы стремительно белели.

Глава 59

   Мерриз пришел в себя резко, словно вынырнув из мутных холодных глубин на поверхность. Где-то позади с хлюпающим звуком сомкнулась невидимая стена, за которой начинался совершенно другой, чуждый и непонятный мир. Его чувства, долгое время подавляемые таинственным Самиарским лесом обострились, и теперь внутри его головы судорожно метались наползая, затеняя, затирая друг друга тысячи ярких образов. Затылок заломило от тупой пульсирующей боли. Он обхватил голову руками и застонал.
   Словно человек, рожденный глухим и слепым, вдруг попал в мир ярких красок и громких звуков. Словно отшельник, проживший всю свою долгую жизнь в глубокой пещере, и вдруг оказавшийся в самом центре ярмарочной площади.
   Мерриз перестал бороться с нахлынувшими мысленными образами и постарался очистить голову от всего лишнего. Он не разбирая удалял какие-то обрывки, рассовывал в дальние уголки памяти самое несущественное, пока наконец не выделил основное.
   Присутствие. И тогда он открыл глаза.
   Прямо напротив него, на плоском обломке скалы сидело крылатое существо, размером с крупную собаку. Существо было совершенного голым, если не считать татуировки, в виде сложного орнамента, покрывающего серую матовую кожу на узких плечах и впалой груди. Его мощные кожистые крылья заканчивались острыми когтями. Существо смотрело куда-то вдаль, уложив длинный острый подбородок на сцепленные пальцы верхней пары рук. Нижняя пара рук была сложена на животе.
   Мерриз уперся локтями в холодные камни и помогая себе коленями с трудом встал. И тут же свалился на бок. Существо глянуло на него турмалиновыми глазами и что-то тонко пропищало. Мерриз собрал все силы, еще раз приподнялся и огляделся.
   Он узнал это место. Здесь серые глыбы мягкого камня переходили в черные, с красными прожилками плиты каньона. Отсюда он начал свой путь через Язык Смерти к Самиарскому Лесу. Над его головой холодный ветер все также гнал низкие тучи, а где-то за спиной вспыхивал багряным и бледно-зеленым провал каньона.
   Существо на камне, продолжая разглядывать его желтоватыми, словно поддернутыми дымкой глазами, пропищало еще что-то, а потом вдруг проговорило необычайно густым громким голосом:
   – Тебе повезло. Ты не сильно ударился при падении и успел проползти приличное расстояние, человек. Причем в нужную сторону. Сюда уже не добираются существа из каньона. Честно признаться, меня весьма удивило твое стремление жить, учитывая тот факт, что ты сам, добровольно пересек перед эти совершенно не приспособленные для выживания твоей расы места. Еще и вернулся обратно. Кстати, твое возвращение сопровождалось молниями и подозрительными вспышками, характерными для особой практики использования межпространственных перемещений. Я очень сомневаюсь, что ты владеешь таким искусством, а потому смею предположить, что тебя переправил сюда кто-то из укрывшихся в Запретном Лесу гномов. Скорее всего, сам Фат. Я прав?
   Мерриз кивнул.
   – Тебе трудно говорить? Ах да… Ты ушибся, а твой слабый организм к тому же сильно обезвожен. Вон там лежит твой мешок. Надеюсь, что ты прихватил с собою немного воды? Здесь редко идут дожди, а ближайшая река протекает в долине, лигах в семи отсюда. – Существо ткнуло длинным пальцем в сторону камней.
   Мерриз, закусив от боли губу, осторожно встал, и путаясь в полах плаща, нетвердыми шагами направился туда, где лежал его заплечный мешок. За его спиной послышался звук хлопающих крыльев. Добравшись до мешка, он вытащил непослушными пальцами влажный бурдюк, сделал несколько глотков и обернулся. Существо сидело рядом, в пяти шагах и внимательно за ним наблюдало. Глядя в желтые немигающие глаза, Мерриз отпил еще немного и наконец, почувствовал, как силы постепенно возвращаются к нему. Он порылся в мешке, вытащил мешочек с травами и всыпал себе в рот щепотку желтоватых крупных семян.
   – О… Ты быстро восстанавливаешь силы. Я вижу как теплая кровь ускорила свой бег и твое сердце забилось чаще. Впрочем, тебе все равно надо немного отдохнуть. Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?
   Мерриз аккуратно положил бурдюк на землю и вытащил из мешка старое одеяло. Выбрав участок поровнее, он постелил одеяло, снял перевязь с мечами и прилег. Ему нужно было немного тепла, для этого подошел бы костер, но вокруг, насколько хватало глаз, был только голый камень.
   – Кто ты?
   Его собеседник взмахнул крыльями, подобрался чуть ближе и глядя в небо пробормотал:
   – Кто я? И действительно… Гм. У моего народа есть самоназвание, но тебе оно ничего не скажет. Можешь называть меня Карм. Это одно из многих моих имен. Для тебя я буду всего лишь мороком, одним из последних видений Языка Смерти, и хотя воспоминания о разговоре со мной у тебя сохранятся, воспринимать ты их будешь как один из своих ярких снов. Я знаю, это один из способов защиты, присущий только человеку. Чтобы не усомнится в собственном рассудке нужно перевести реальное в другую плоскость, плоскость неосязаемых объектов, и тогда на любое событие можно будет не обращать внимания, как на что-то несущественное, возможное лишь во сне. С другой стороны, ты вовсе не кажешься мне обычным человеком, хотя имеешь все характерные признаки рода людского. Из всех тех людей, что приходили к каньону только ты смог перебраться на другую сторону. Все остальные погибали, даже не преодолев и половины спуска. Но не обольщайся. Никто не может безнаказанно увидеть Столбы, Вбитые в Центр Мира. Они уже идут за тобой, человек.
   – Конгеры? – Мерриз притянул ноги к животу и поплотнее укутался в плащ.
   Карм растянул тонкие губы и издал несколько ухающих звуков. Затем почесал нижней рукой за ухом и сморщив недовольную гримасу, проговорил:
   – Эх… Этот человек уже все знает… Бедный Карм старается, пытается произвести впечатление, но все впустую… Древний мудрец Фат был настолько любезен, что предупредил тебя? А он сказал, что от Охраняющих Путь нет спасения? Что тебя будут преследовать по всем мирам Дома Света, пока не уничтожат, ибо это их удел и смысл их жизни? Что смерть твоя будет ужасна, а ожидание неминуемой гибели – еще страшнее? И при этом ты продолжишь свой путь, каким бы он ни был, будешь двигаться вперед, в надежде обмануть собственную смерть?
   Мерриз кивнул и постарался улыбнуться. Карм смотрел на него, широко раскрыв желтые глаза.
   – Я так и знал, человек. Собственно по этому я и нарушил древнее табу и поднялся сюда, на вершину. Я хочу знать, что тобою двигает? Что заставляет тебя презирать рок, навязанный теми, чье могущество превосходит границы этого мира? Мы, создания Этру, никогда не понимали вас, считали пустышками, игрушками Элоис пришедшими в чуждый мир, и поплатились за это непонимание. Зачем ты проделал столь долгий и опасный путь, человек?
   Мерриз облизал горячие губы, прикрыл глаза и пробормотал:
   – Из любопытства…
   – Неужели? – Карм зашумел крыльями, – Мне тоже знакомо это чувство, иначе я не сидел бы здесь. С другой стороны мне не хочется тебе верить, человек. Возможно, люди и совершают из любопытства различные глупости, но по-моему, для того чтобы совершить бросок в другой мир, каждое мгновение рискуя при этом собственной, пусть и очень короткой жизнью, простое любопытство это очень слабый повод.
   – Но ведь ты нарушил табу…
   – Я… Хм… Да, нарушил. Но все эти табу имеют сейчас слишком мало силы. С тех пор, как Вернигор покинул Лаору, а люди отбросили нас за Пределы, наши табу это всего лишь один из способов самосохранения. Жить в каньоне очень тяжело, человек. Ты сам это понял, когда спустился на дно. Этот мир устроен по другим законам, вернее будет сказать, вопреки законам Дома Света, и ранее представлял собою всего лишь Путь из одной Бесконечности в другую. Им пользовались демоны, создания древние и настолько сложные, что простое осознание их величия могло свести с ума самого мудрого гнома. Демоны Дома Света изначально не предполагали, что в этих каньонах кто-то станет жить, а потому и не создавали никаких условий для выживания. Все существа, увиденные тобою или не увиденные, и конгеры в том числе, попали сюда гораздо позже, после того как Элоис вбили свои Столбы в Центр Мира, для того чтобы качать энергию, которой их лишили Владыки Дома Света. Потом исчезли и сами Элоис, а Столбы остались и энергия их продолжает изливаться в этот мир, изменяя его…
   – Они не исчезли…
   Мерриз услышал, как Карм встревожено захлопал крыльями.
   – Что ты сказал? Или я не расслышал?
   Мерриз усмехнулся и пробормотал на Древнем языке:
   – Ты замечательно глупый и болтливый кобольд… Я сказал, что Элоис не исчезли. Они до сих пор правят этим миром, хотя и не столь явным образом, как это было ранее… – он услышал как Карм, сердито шипя себе под нос, защелкал когтями по камням.
   – Не исчезали… Он говорит это так спокойно, словно видел их собственными глазами… При этом еще и оскорбляет меня, не принимая во внимание тот факт, что я старше как минимум на тысячу лет… Ну и как выглядят демоны Элоис, умник?
   – Как люди, Карм. Они выглядят как люди. Собственно говоря, мы и есть они. Отчасти…

Глава 60

   Император сидел у окна на и не отрываясь смотрел на сплошную завесу мокрого снега, непрерывным потоком стекающую с серых небес. Снег налипал на узкий карниз неопрятной ноздреватой массой тут же обваливающейся под собственной тяжестью, и налипал вновь. Селин, поеживаясь, подошел ближе к окну и посмотрел вниз. Он увидел размытые бурые пятна, в которых едва угадывались очертания городских кварталов. Генерал вздохнул, потер лицо руками и отвернулся от окна, но в сырой холодной комнате, залитой серым безжизненным светом, смотреть было не на что, и тогда он стал смотреть на императора.
   Конрад все также не мигая смотрел широко раскрытыми глазами на падающий снег. Его лицо казалось спокойным, и даже безмятежным, но от этой безмятежности в лице правителя Селину становилось страшно. Впрочем, этот страх был поверхностным, едва касающимся сознания, и не шел ни в какой сравнение с тем, что ему довелось испытать этой ночью. Генерал почувствовал необходимость что-то сказать, но бросив взгляд на седой локон, выбивающийся из-под черной повязки лучника на голове императора, решил пока промолчать. Конрад, словно почувствовав его взгляд, чуть повернул голову и едва разжимая губы, обронил:
   – Пахнет корицей…
   Селин втянул ноздрями воздух, но почувствовал лишь запах собственного пота и сырой штукатурки.
   Конрад печально улыбнулся и прошептал:
   – Не старайтесь, генерал… Вы ничего не почувствуете. Этот запах преследует меня с самого детства, с той поры, когда старая Шамум, моя нянька, водила меня за руку на дворцовую кухню. Там меня угощали восхитительными булочками с корицей, их вкус был совсем иным, чем у тех, что подавали к столу в большом зале дворца. Почему-то этот запах возникает именно тогда, когда мне плохо, он возникает и тянет меня обратно в детство… Хочется укрыться большим надежным одеялом, отгородить им себя от всех страхов и переживаний, забиться с головой, затаиться и ждать, когда ужасная, рыскающая в кладовке тварь пробежит мимо, и надеяться на то, что храбрый стражник за дверью непременно увидит ее, догонит и зарубит огромным блестящим мечом. Под какое одеяло мне укрыться сейчас, генерал? – Конрад поднял на Селина голубые немигающие глаза, в которых застыла непередаваемая боль, – Кто защитит меня от тварей, рыскающих повсюду? На что можно надеяться, во что можно верить в этом мире? Я чувствую себя беспомощным, и не знаю за чем укрыться на этот раз…
   Селин с трудом отвел взгляд и уставился в стену. Не смотря на холод, он почувствовал странный душный жар где-то внутри. Жар поднимался от живота вверх, стесняя дыхание.
   Конрад опять повернулся к окну.
   – Я чувствую себя обманутым и одиноким, генерал… Еще вчера я знал о том, каким приблизительно будет каждый наступающий день. Я собирал свои мечты, лелеял их и предварял в жизнь в расчете на то ясное будущее, в котором не было бы места скребущимся в закоулках тварям. Он ведь меня предупреждал, а я посчитал Фердинанда безумцем, спятившим от ненависти и длительного одиночного заключения. Я не придал значения его словам – и кто из нас теперь безумец? Чудовище, принявшее облик человека или я, простой смертный, волею судеб вставший во главе империи… Он исчез, когда его предсказание воплотилось в реальность, исчез, как исчезли мои надежды и мечты… Слишком многое случилось в эту ночь, генерал. Пожалуй, мы прошли точку в которой соединился мир из прошлого, мир существующий за Пределами, и наш, несовершенный и такой неуютный мир людей, в котором люди оказывается не только не являются венцом творения Господа, а служат всего лишь крошечным дополнением в виде мозаики, венчающей чудовищный монолит, уходящий корнями в бесконечные пучины времени…
   И неясно, отныне, кто более влияет на судьбы Лаоры – люди, несущие в своих руках сталь, или древние чудовища, которым безразличны все наши глупые игры во власть.
   Я должен принять решение, генерал…
   Селин склонил голову, и ощущая в груди все усиливающий жар, негромко проговорил:
   – Я готов взять все вину за происшедшее на себя и понести самое суровое наказание…
   Конрад повернулся, нахмурился и сказал:
   – Не мелите ерунды, генерал… Никто из моих верных подданных не понесет наказания… Разве вы еще не поняли? Наказание уже свершилось! И наказан я… Я, генерал… Правитель Великой Империи понес тягчайшее наказание за свою недальновидность, глупость и самоуверенность… Мое наказание находится там! – Конрад махнул рукой в сторону двери, – Подумайте об этом, генерал!
   Селин прикрыл глаза и выругался про себя. Думать о том, что находится за двумя залами к северу от башни, ему не хотелось. Но, волей-неволей, пришлось… Он вспомнил ужасный запах, изувеченный безглазый труп старухи с раздавленным черепом, чудовищные скрюченные пальцы королевы, ее расплывшееся лицо с вытянувшимися вперед челюстями, ее рубиновые глаза, и белые пульсирующие нити, опутывающие членистое, мерзко перебирающее многочисленными лапками тельце. Чувствуя, как едкая желчь толчками поднимается к горлу, Селин отвернулся к стене, прижался лбом к сырому камню и постарался взять себя в руки.
   Конрад хмуро смотрел на него.
   – Вот видите генерал… Насколько я должен быть сильнее вас, равнодушнее и циничнее вас, чтобы достояно перенести это наказание не впав при этом в бесконечное отчаяние? Я всю оставшуюся мне жизнь буду думать об этой комнате, где осталась моя женщина, оказавшаяся чудовищем, и мои дети-монстры. Я буду думать об этом и о том, что все могло быть по-другому, и я сейчас бы обнимал и ласкал двух розовощеких младенцев, а рядом со мною была бы она – самая прекрасная женщина Лаоры… Придите в себя, наконец, генерал… Я вижу как вам плохо, я знаю сколько времени вы уже на ногах, но вы пока нужны мне более, кто другой в этой проклятой империи!
   Селин закашлялся, ощупал горячее горло и кивнул.
   – Я готов, Ваше Величество!
   Конрад повернулся к окну. На его лице появилось выражение неукротимой жестокости. Теперь он более чем когда-либо походил на своего деда.
   – Все что случилось – уже случилось. Мы можем горевать, искать виновных, копаться в себе и других, но мы не сможем повернуть время вспять и нам придется смириться со всем этим и жить далее. Правила неожиданно изменились, генерал. Сейчас мы примем новые правила, а в дальнейшем, возможно, придумаем свои, и если господу будет угодно, заставим играть по этим правилам всех остальных. А пока, настоящее нуждается в коррекции, как и недавнее прошлое. Мы не станем делать скидок на неизвестные нам величины и новые формы власти, которые возможно, нам постараются навязать, а займемся делами насущными, при этом не исключая возможностей использовать то положение, в котором оказались для наших же выгод. Первое. Последствия. Покои королевы надежно замуровать, со всем… содержимым… При дворе объявить десятидневный траур в честь невесты императора, королевы Могемии и Боравии, Княгине Нестской, Великой Герцогине Аведжийской, графине Арикарры Шелоне Четырнадцатой, Мученице, оставившей этот мир во время тяжелых родов, и невыживших детей императора… имена сами придумайте… Отменить все праздники и гуляния. Предотвратить слухи. Всех, посмевших надсмехаться над горем императора, а всех также усомнившихся – в петлю. Далее. Выяснили, как бежал Фердинанд?
   – Здесь есть некоторые неясности, Ваше Величество. Изуродованное тело стражника обнаружили прямо у темницы. Очевидно, охранник сам открыл двери камеры и наружную дверь, ведущую в основной коридор тюрьмы и внутренний двор. Но тюремном дворе герцог словно бы растворился…
   – Фердинанд извел охрану своими мороками… Объявить беглого герцога главным врагом империи. За его голову назначить награду в сто колец золотом. Нет, в триста колец… За точное местонахождение – пятьдесят колец золотом. Думаю, что за такие деньги все головорезы Падрука бросятся на поиски и найдут этого ублюдка, будь он хоть самим Бароном-Погонщиком… Как покинул дворец рыцарь Долла?
   – Господин Долла имел свободу перемещения по замку и городу, и воспользовался ей, покинув дворец, вместе с младенцем Николаем. Он купил повозку и сейчас движется по Данлонскому тракту. Мы можем схватить его в любую минуту.
   Император мгновенье раздумывал, потом щелкнул пальцами и проговорил: