Страница:
Но Этру понесли тяжкое наказание за свой поступок. Оружие вышло из-под контроля, большинство из демонов погибло, а сам Вернигор был близок к бездне, и ему пришлось просить помощи у владык. Хозяева Дома Света приняли умирающего ренегата, вернули ему силы и отправили в одну из далеких комнат, совершенствовать свои умения в абсолютной пустоте.
Оружие Вернигора было потеряно, деяния Этру постепенно стирались из памяти существ, населяющих Лаору, изменения внесенные Элоис в сущность этого мира, уже некому было исправить. Так по всем землям Лаоры, ту тут, то там шумели черные леса, населенные жуткими созданиями, звенели ветрами бездонные каньоны, грозили осыпающимися ледниками ужасные вершины.
Этим миром стали править Великие Баньши. Одни из первых существ, созданных Этру на землях Лаоры. Именно им Вернигор поведал многие секреты о тайнах этого мира, одарив их искусством изменения сущности окружающего. Баньши воздвигли прекрасные замки, проложили дороги, освоили воздух и море. Они делились своими знаниями с младшими расами – с эльфами, гномами, гремлинами и троллями. Люди появились на этих землях позже всех, на них мало обращали внимания, они были слабы, жили мало, плохо учились и создавали проблемы своей глупостью и жестокостью. Часть людей взяли под свою опеку многочисленные огры, другая часть прибилась к эльфам и гномам, но большинство же сбившись в стаи, селилось в южных лесах и предгорьях, подальше от развитой цивилизации.
Баньши правили Лаорой много веков – это было спокойное время, время созидания и процветания. Но в пике своего расцвета цивилизация Баньши, вдруг покачнулась, как от невидимого удара. Великие Баньши стали погибать. Они умирали от неизвестных эпидемий, среди них начались раздоры, приведшие к кровопролитным войнам, их ученые вдруг обратились к новой теории о превосходстве этой древней расы над остальными. Начался геноцид. Баньши уничтожали эльфов и гномов, истребляли огров целыми прайдами, и обрушивали пещеры кобольдов. Они стали меняться внешне – из прекрасных воздушных созданий баньши превращались в злобных безжалостных чудовищ, наводивших ужас одним своим видом.
Так началась эпоха Мести и Возвращения. Так в этот мир вернулись Элоис. Нет, не пока не сами демоны, а их предвестники, жалкие подобия. Во время войны за обладание Лаорой, пока Вернигор трудился над своим чудовищным оружием, Элоис искали способ остаться на полюбившихся им землях. И они нашли этот способ…
Использую тела баньши, они из поколения в поколение развивали свои личинки, и каждая из них переползала в следующий плод, затем в следующий. Процесс оказался долгим. Демоны очень сложные создания, и для восстановления одной особи понадобились, долгие неудачные эксперименты, многие века и многие поколения баньши. Вылупившиеся из тел баньши демоны зачастую оказывались совсем не теми существами, в процессе развитие нарушалось, и появившаяся тварь была всего лишь частицей могущественного существа, облеченной в странную оболочку. Демоны возвращались, они сражались между собою, как сражаются между собой рогатые личинки рыбоглота, оставшиеся в мутной луже после отлива. Они уничтожали слабейших и неполноценных особей, и тянулись к будущей власти над этим миром.
Часть из баньши, оставшаяся неприкосновенной, развязала новую опустошительную войну, теперь уже против своих измененных сородичей, войну против нарождающейся армии Элоис. В этой войне погиб весь цвет цивилизации баньши. Элоис не хватило всего несколько поколений, для того чтобы полностью возродится, но некоторые из них уже вышли в мир и стали заселять свои тайные убежища новыми союзниками. Несколько ученых баньши нашли способ защитить себя и приступили к поискам возможностей отражения наступающих демонов. И они отыскали оружие Вернигора. Отыскали это оружие раньше, чем до него успели добраться Элоис. Это был конец вторжению демонов, и конец цивилизации баньши. У Пограничных Гор, там где начинается каньон, прозванный людьми Языком Смерти, у подножия монолита Колл-Мей-Нарат, ученые баньши нашли замок, где укрывались Элоис. Они применили оружие Вернигора и уничтожили демонов, а затем – уничтожили и всех своих соплеменников, и покинули земли Лаоры через свои порталы, порталы ведущие в никуда…
Это случилось много тысячелетий назад. Гномы и гремлины восстановили разрушенный войной мир, восстановили замки и дороги. На земли Лаоры вернулись эльфы и огры, кобольды выкопались из своих подземелий, пришли из тайных убежищ тролли. Всех этих существ война коснулась лишь косвенно, заставив прятаться многие годы и возносить молитвы Вернигору во спасение. Историю о том, как с севера хлынули орды высоких белолицых людей, столь отличающихся от тех полудиких созданий, прячущихся в лесах Лаоры, ты знаешь…
Из сказанного мной ты можешь сделать определенные выводы, а можешь и не сделать. Но это всего лишь история, не забывай об этом. Я появился на свет, когда мои соплеменники уже позабыли, как в действительности выглядели Великие Баньши, и эту историю я узнал от наших мудрецов, и звучала она более, как аллегорическое предостережение нам, гномам.
Мерриз молча сидел и обдумывал каждое услышанное слово, стараясь выделить суть. В низком камине потрескивали дрова, старый гном напротив него, закончив речь, выложил на стол еще несколько внушительных грибов с синими шляпками и принялся их очищать.
– У меня, пожалуй, есть к тебе еще вопросы, мудрый Фат… – Мерриз склонился ближе к камину и протянул руки к огню. Гном сверкнул желтыми глазами и улыбнулся.
– У тебя есть вопросы, но у тебя нет времени задавать их…
Мерриз вздрогнул и прислушался. Ему показалось, что где-то рядом, шуршат травою невидимые ужасные создания. Он встряхнул головой, отгоняя страшные предчувствия, и спросил:
– Я могу спросить тебя, как все это соотносится с тем, что сейчас происходит с людьми? Ты считаешь, что Демоны Элоис возвращаются в этот мир, используя наши тела?
– Что-то влечет их сюда, человек. Влечет их в эти земли. Возможно, что все так и есть, и возвращение демонов не за горами.
– Что тогда представляют из себя артефакты, называемые Звездами Вернигора?
– Звезды… Это ключи. После того, как баньши покинули этот мир, гномы бережно собрали все, что осталось от их могущества, все осколки. Среди этих осколков были инструменты, создание которых приписывают самому Вернигору. И эти звезды тоже.
– Какие двери открывают эти ключи, Фат?
– Я не знаю этого точно, человек. Но возможно, это ключи от хранилищ баньши.
– Хранилищ, в которых можно найти то самое оружие?
Гном пристально посмотрел на Мерриза и отложил нож в сторону.
– Возможно. Возможно что оружие баньши до сих пор хранится где-то. Только запомни, человек – земля Лаоры может не выдержать еще одного такого удара. Запомни и то, что все кто применял оружие Вернигора, заплатили за это слишком тяжелую цену. Я не хочу, чтобы Элоис вернулись на эти земли, я хочу, чтобы они были уничтожены раз и навсегда, и тогда, возможно мы сможем вернуться на свои земли. Но цена, которую предстоит заплатить за это, может перевесить все. С другой стороны, если демоны доберутся до оружия раньше – они будут непобедимы, и этот мир постигнет ужасная участь – все мы превратимся в игрушки для бесконечных и безжалостных экспериментов, и будем страдать вечно…
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Оружие Вернигора было потеряно, деяния Этру постепенно стирались из памяти существ, населяющих Лаору, изменения внесенные Элоис в сущность этого мира, уже некому было исправить. Так по всем землям Лаоры, ту тут, то там шумели черные леса, населенные жуткими созданиями, звенели ветрами бездонные каньоны, грозили осыпающимися ледниками ужасные вершины.
Этим миром стали править Великие Баньши. Одни из первых существ, созданных Этру на землях Лаоры. Именно им Вернигор поведал многие секреты о тайнах этого мира, одарив их искусством изменения сущности окружающего. Баньши воздвигли прекрасные замки, проложили дороги, освоили воздух и море. Они делились своими знаниями с младшими расами – с эльфами, гномами, гремлинами и троллями. Люди появились на этих землях позже всех, на них мало обращали внимания, они были слабы, жили мало, плохо учились и создавали проблемы своей глупостью и жестокостью. Часть людей взяли под свою опеку многочисленные огры, другая часть прибилась к эльфам и гномам, но большинство же сбившись в стаи, селилось в южных лесах и предгорьях, подальше от развитой цивилизации.
Баньши правили Лаорой много веков – это было спокойное время, время созидания и процветания. Но в пике своего расцвета цивилизация Баньши, вдруг покачнулась, как от невидимого удара. Великие Баньши стали погибать. Они умирали от неизвестных эпидемий, среди них начались раздоры, приведшие к кровопролитным войнам, их ученые вдруг обратились к новой теории о превосходстве этой древней расы над остальными. Начался геноцид. Баньши уничтожали эльфов и гномов, истребляли огров целыми прайдами, и обрушивали пещеры кобольдов. Они стали меняться внешне – из прекрасных воздушных созданий баньши превращались в злобных безжалостных чудовищ, наводивших ужас одним своим видом.
Так началась эпоха Мести и Возвращения. Так в этот мир вернулись Элоис. Нет, не пока не сами демоны, а их предвестники, жалкие подобия. Во время войны за обладание Лаорой, пока Вернигор трудился над своим чудовищным оружием, Элоис искали способ остаться на полюбившихся им землях. И они нашли этот способ…
Использую тела баньши, они из поколения в поколение развивали свои личинки, и каждая из них переползала в следующий плод, затем в следующий. Процесс оказался долгим. Демоны очень сложные создания, и для восстановления одной особи понадобились, долгие неудачные эксперименты, многие века и многие поколения баньши. Вылупившиеся из тел баньши демоны зачастую оказывались совсем не теми существами, в процессе развитие нарушалось, и появившаяся тварь была всего лишь частицей могущественного существа, облеченной в странную оболочку. Демоны возвращались, они сражались между собою, как сражаются между собой рогатые личинки рыбоглота, оставшиеся в мутной луже после отлива. Они уничтожали слабейших и неполноценных особей, и тянулись к будущей власти над этим миром.
Часть из баньши, оставшаяся неприкосновенной, развязала новую опустошительную войну, теперь уже против своих измененных сородичей, войну против нарождающейся армии Элоис. В этой войне погиб весь цвет цивилизации баньши. Элоис не хватило всего несколько поколений, для того чтобы полностью возродится, но некоторые из них уже вышли в мир и стали заселять свои тайные убежища новыми союзниками. Несколько ученых баньши нашли способ защитить себя и приступили к поискам возможностей отражения наступающих демонов. И они отыскали оружие Вернигора. Отыскали это оружие раньше, чем до него успели добраться Элоис. Это был конец вторжению демонов, и конец цивилизации баньши. У Пограничных Гор, там где начинается каньон, прозванный людьми Языком Смерти, у подножия монолита Колл-Мей-Нарат, ученые баньши нашли замок, где укрывались Элоис. Они применили оружие Вернигора и уничтожили демонов, а затем – уничтожили и всех своих соплеменников, и покинули земли Лаоры через свои порталы, порталы ведущие в никуда…
Это случилось много тысячелетий назад. Гномы и гремлины восстановили разрушенный войной мир, восстановили замки и дороги. На земли Лаоры вернулись эльфы и огры, кобольды выкопались из своих подземелий, пришли из тайных убежищ тролли. Всех этих существ война коснулась лишь косвенно, заставив прятаться многие годы и возносить молитвы Вернигору во спасение. Историю о том, как с севера хлынули орды высоких белолицых людей, столь отличающихся от тех полудиких созданий, прячущихся в лесах Лаоры, ты знаешь…
Из сказанного мной ты можешь сделать определенные выводы, а можешь и не сделать. Но это всего лишь история, не забывай об этом. Я появился на свет, когда мои соплеменники уже позабыли, как в действительности выглядели Великие Баньши, и эту историю я узнал от наших мудрецов, и звучала она более, как аллегорическое предостережение нам, гномам.
Мерриз молча сидел и обдумывал каждое услышанное слово, стараясь выделить суть. В низком камине потрескивали дрова, старый гном напротив него, закончив речь, выложил на стол еще несколько внушительных грибов с синими шляпками и принялся их очищать.
– У меня, пожалуй, есть к тебе еще вопросы, мудрый Фат… – Мерриз склонился ближе к камину и протянул руки к огню. Гном сверкнул желтыми глазами и улыбнулся.
– У тебя есть вопросы, но у тебя нет времени задавать их…
Мерриз вздрогнул и прислушался. Ему показалось, что где-то рядом, шуршат травою невидимые ужасные создания. Он встряхнул головой, отгоняя страшные предчувствия, и спросил:
– Я могу спросить тебя, как все это соотносится с тем, что сейчас происходит с людьми? Ты считаешь, что Демоны Элоис возвращаются в этот мир, используя наши тела?
– Что-то влечет их сюда, человек. Влечет их в эти земли. Возможно, что все так и есть, и возвращение демонов не за горами.
– Что тогда представляют из себя артефакты, называемые Звездами Вернигора?
– Звезды… Это ключи. После того, как баньши покинули этот мир, гномы бережно собрали все, что осталось от их могущества, все осколки. Среди этих осколков были инструменты, создание которых приписывают самому Вернигору. И эти звезды тоже.
– Какие двери открывают эти ключи, Фат?
– Я не знаю этого точно, человек. Но возможно, это ключи от хранилищ баньши.
– Хранилищ, в которых можно найти то самое оружие?
Гном пристально посмотрел на Мерриза и отложил нож в сторону.
– Возможно. Возможно что оружие баньши до сих пор хранится где-то. Только запомни, человек – земля Лаоры может не выдержать еще одного такого удара. Запомни и то, что все кто применял оружие Вернигора, заплатили за это слишком тяжелую цену. Я не хочу, чтобы Элоис вернулись на эти земли, я хочу, чтобы они были уничтожены раз и навсегда, и тогда, возможно мы сможем вернуться на свои земли. Но цена, которую предстоит заплатить за это, может перевесить все. С другой стороны, если демоны доберутся до оружия раньше – они будут непобедимы, и этот мир постигнет ужасная участь – все мы превратимся в игрушки для бесконечных и безжалостных экспериментов, и будем страдать вечно…
Глава 24
– Твое имя, бон?
Старший торговый мастер был широк в плечах, смугл и быстр в движениях. Он сидел за столом в пустой таверне, опираясь локтем черного камзола на огромную раскрытую книгу, и с нетерпением поглядывал на очередного соискателя. Рядом со столом темнела лужа крови. У окна, поигрывая широким морским ножом, прохаживался рослый воин в кожаной безрукавке.
Бон-соискатель, обрюзгший, изуродованный страшными шрамами пожилой мужчина в рваном балахоне, стоял опираясь на костыль посреди зала, и глядя одним заплывшим глазом на торгового мастера, хрипло проговорил:
– Мое имя – брат Иени…
– Священник? – торговый мастер нехорошо улыбнулся и бросил быстрый взгляд на лужу крови.
Соискатель пошамкал разбитыми губами.
– Странствующий монах…
Торговый мастер подергал себя за изумрудную серьгу, вздохнул, взял перо и раскрыл книгу.
– Нам нет дела до вашей церкви, бон… Но мне сказали, что ты владеешь грамотой? Это правда?
Монах покачнулся и пробормотал:
– Позвольте мне присесть, господин, я болен…
Мужчина за столом почесал себя пером за ухом и покосился на воина у окна. Тот невозмутимо выковыривал острием ножа грязь из-под ногтей. Наконец, он отложил нож yна подоконник, и внимательно глядя на свой мизинец, равнодушно прогудел усталым басом:
– Бон должен говорить – "господин старший торговый мастер"… Бон не имеет права сидеть в присутствии старшего торгового мастера. Такое право имеют только дети, женщины и старшие по званию. Отвечать на вопросы надо быстро и четко. – Воин поднял на монаха равнодушные пустые глаза. – Еще раз не ответишь господину старшему торговому мастеру – и я отрежу тебе правое ухо…
Мужчина за столом удовлетворительно хмыкнул, затем перегнулся через стол, и сплюнул.
– Надеюсь, ты понял? Еще раз задам тебе вопрос… Ты грамотный?
Монах, кривя изувеченное лицо, прохрипел:
– Да, господин старший торговый мастер.
– Уже лучше. Ты владеешь письменностью и умеешь считать?
– Да, господин старший торговый мастер.
– Сколько языков ты знаешь?
Монах на мгновенье задумался.
– Все шесть основных языков Лаоры, господин старший торговый мастер. И еще несколько северных наречий.
Торговый мастер довольно крякнул, вытащил из-под книги лист пергамента и быстро проговорил.
– Ты знаешь, что в случае обмана тебя ждет смерть? Для работы на галерах ты уже не годишься… – он сказал это на одном из сложных гортанных наречий, которым пользуются охотники северных стран.
– Да, господин старший торговый мастер. Я хорошо знаю это…
Торговый мастер обмакнул перо в сосуд с жидкостью каракатицы и сделал запись на листе.
– Ты годишься для службы Великому Торговому Дому. Если ты будешь расторопен и сообразителен – можешь быстро получить продвижение по службе. А я бы советовал быть тебе как можно расторопней, не смотря на твои травмы. Кто тебя так изувечил, бон?
Монах вздрогнул всем телом и быстро ответил:
– Разбойники, господин старший торговый мастер…
– Разбойники, говоришь? Чем же странствующий нищий монах мог заинтересовать разбойников? Ты лжешь мне, бон? – Торговый мастер пристально посмотрел на монаха.
Монах отрицательно закрутил головой.
– Нет, господин старший торговый мастер… Это были дезертиры из армии герцога. Они отобрали мои пожитки, хлеб, соль и воду…
Мужчина за столом добавил в лист еще несколько закорючек и поморщился:
– А на руках у этих дезертиров было по четыре пальца, каждый с огромным когтем на конце, да? Я повидал на свете столько ран, бон, что уже давно могу безошибочно определить, отчего появился тот или иной шрам… Мне плевать, зачем ты выгораживаешь лесного зверя, которому ты по всей видимости был предназначен на обед, но мне не плевать на то, что ты лжешь. Три удара плетьми… Впрочем… Нет. – Он исподлобья глянул на монаха и добавил еще запись, – И пока остановимся на этом… В следующий раз, если я узнаю, что ты солгал – пойдешь на корм двурогам. Вот свиток с твоими обязанностями перед Великим Торговым Домом, бон. Отправишься немедля на третью пристань и разыщешь там Виктора Боссала, торгового мастера. Ты будешь работать у него в команде, твоя плата – восемь медных колец в неделю. Из них два кольца будут удерживаться в казну Великого Торгового Дома, одно кольцо – в казну клана Диагур, и еще одно кольцо ты будешь отдавать своему торговому мастеру, в знак благодарности за обучение. Пока кто-нибудь из женщин не выберет тебя в мужья – будешь платить каждую луну по пять монет в казну клана. Еще по пять колец будешь платить, пока не обзаведешься наследником. Это твоя плата Великому Торговому Дому. В свое свободное время ты можешь заниматься проповедями, мне плевать, но не забывай выполнять свой долг. У каждого подданного Великого Торгового Дома есть долг. Я бы тоже предпочел сейчас вести свой корабль через бушующие волны, а вместо этого занимаюсь распределением таких вот ублюдков, как ты… Ты понял меня, бон? Впрочем, если ты проявишь себя как настойчивый и усердный подданный, твоя ставка увеличится, и когда-нибудь, возможно, я с радостью приму тебя в свою команду. А теперь проваливай… Хотя… – Торговый мастер с брезгливо осмотрел изувеченное лицо и руки монаха, и добавил, – С тебя капает какое-то дерьмо… Поэтому сегодня ты можешь бесплатно посетить нашего лекаря. Он даст тебе нужных мазей. Все, пошел вон! Давайте сюда следующего подонка…
Старший торговый мастер был широк в плечах, смугл и быстр в движениях. Он сидел за столом в пустой таверне, опираясь локтем черного камзола на огромную раскрытую книгу, и с нетерпением поглядывал на очередного соискателя. Рядом со столом темнела лужа крови. У окна, поигрывая широким морским ножом, прохаживался рослый воин в кожаной безрукавке.
Бон-соискатель, обрюзгший, изуродованный страшными шрамами пожилой мужчина в рваном балахоне, стоял опираясь на костыль посреди зала, и глядя одним заплывшим глазом на торгового мастера, хрипло проговорил:
– Мое имя – брат Иени…
– Священник? – торговый мастер нехорошо улыбнулся и бросил быстрый взгляд на лужу крови.
Соискатель пошамкал разбитыми губами.
– Странствующий монах…
Торговый мастер подергал себя за изумрудную серьгу, вздохнул, взял перо и раскрыл книгу.
– Нам нет дела до вашей церкви, бон… Но мне сказали, что ты владеешь грамотой? Это правда?
Монах покачнулся и пробормотал:
– Позвольте мне присесть, господин, я болен…
Мужчина за столом почесал себя пером за ухом и покосился на воина у окна. Тот невозмутимо выковыривал острием ножа грязь из-под ногтей. Наконец, он отложил нож yна подоконник, и внимательно глядя на свой мизинец, равнодушно прогудел усталым басом:
– Бон должен говорить – "господин старший торговый мастер"… Бон не имеет права сидеть в присутствии старшего торгового мастера. Такое право имеют только дети, женщины и старшие по званию. Отвечать на вопросы надо быстро и четко. – Воин поднял на монаха равнодушные пустые глаза. – Еще раз не ответишь господину старшему торговому мастеру – и я отрежу тебе правое ухо…
Мужчина за столом удовлетворительно хмыкнул, затем перегнулся через стол, и сплюнул.
– Надеюсь, ты понял? Еще раз задам тебе вопрос… Ты грамотный?
Монах, кривя изувеченное лицо, прохрипел:
– Да, господин старший торговый мастер.
– Уже лучше. Ты владеешь письменностью и умеешь считать?
– Да, господин старший торговый мастер.
– Сколько языков ты знаешь?
Монах на мгновенье задумался.
– Все шесть основных языков Лаоры, господин старший торговый мастер. И еще несколько северных наречий.
Торговый мастер довольно крякнул, вытащил из-под книги лист пергамента и быстро проговорил.
– Ты знаешь, что в случае обмана тебя ждет смерть? Для работы на галерах ты уже не годишься… – он сказал это на одном из сложных гортанных наречий, которым пользуются охотники северных стран.
– Да, господин старший торговый мастер. Я хорошо знаю это…
Торговый мастер обмакнул перо в сосуд с жидкостью каракатицы и сделал запись на листе.
– Ты годишься для службы Великому Торговому Дому. Если ты будешь расторопен и сообразителен – можешь быстро получить продвижение по службе. А я бы советовал быть тебе как можно расторопней, не смотря на твои травмы. Кто тебя так изувечил, бон?
Монах вздрогнул всем телом и быстро ответил:
– Разбойники, господин старший торговый мастер…
– Разбойники, говоришь? Чем же странствующий нищий монах мог заинтересовать разбойников? Ты лжешь мне, бон? – Торговый мастер пристально посмотрел на монаха.
Монах отрицательно закрутил головой.
– Нет, господин старший торговый мастер… Это были дезертиры из армии герцога. Они отобрали мои пожитки, хлеб, соль и воду…
Мужчина за столом добавил в лист еще несколько закорючек и поморщился:
– А на руках у этих дезертиров было по четыре пальца, каждый с огромным когтем на конце, да? Я повидал на свете столько ран, бон, что уже давно могу безошибочно определить, отчего появился тот или иной шрам… Мне плевать, зачем ты выгораживаешь лесного зверя, которому ты по всей видимости был предназначен на обед, но мне не плевать на то, что ты лжешь. Три удара плетьми… Впрочем… Нет. – Он исподлобья глянул на монаха и добавил еще запись, – И пока остановимся на этом… В следующий раз, если я узнаю, что ты солгал – пойдешь на корм двурогам. Вот свиток с твоими обязанностями перед Великим Торговым Домом, бон. Отправишься немедля на третью пристань и разыщешь там Виктора Боссала, торгового мастера. Ты будешь работать у него в команде, твоя плата – восемь медных колец в неделю. Из них два кольца будут удерживаться в казну Великого Торгового Дома, одно кольцо – в казну клана Диагур, и еще одно кольцо ты будешь отдавать своему торговому мастеру, в знак благодарности за обучение. Пока кто-нибудь из женщин не выберет тебя в мужья – будешь платить каждую луну по пять монет в казну клана. Еще по пять колец будешь платить, пока не обзаведешься наследником. Это твоя плата Великому Торговому Дому. В свое свободное время ты можешь заниматься проповедями, мне плевать, но не забывай выполнять свой долг. У каждого подданного Великого Торгового Дома есть долг. Я бы тоже предпочел сейчас вести свой корабль через бушующие волны, а вместо этого занимаюсь распределением таких вот ублюдков, как ты… Ты понял меня, бон? Впрочем, если ты проявишь себя как настойчивый и усердный подданный, твоя ставка увеличится, и когда-нибудь, возможно, я с радостью приму тебя в свою команду. А теперь проваливай… Хотя… – Торговый мастер с брезгливо осмотрел изувеченное лицо и руки монаха, и добавил, – С тебя капает какое-то дерьмо… Поэтому сегодня ты можешь бесплатно посетить нашего лекаря. Он даст тебе нужных мазей. Все, пошел вон! Давайте сюда следующего подонка…
Глава 25
Город был сер, уныл, хлопал рваными полотнищами навесов, скрипел несмазанными дверями и отвратительно вонял гарью и тухлятиной. На встречу Аттону, укрываясь от моросящего дождя плетеными циновками, брели понурые крестьяне, возвращающиеся с рыночной площади. Они вели под уздцы низкорослых мохноногих оленей, запряженных в скрипящие телеги. Стражники в дешевых кольчугах прятались под навесами, щипали за ляжки проходящих мимо крестьянок и пили пиво.
Аттон понял, что за ним следят, как только миновал городские ворота. Он не стал спешиваться, а продолжил свой путь по узким улицам верхом, покрикивая время от времени на зазевавшихся. Те, кто следил за ним, быстро перемещались в толпе, но явно не поспевали, и вскоре отстали. Но тем не менее, Аттон был на стороже. Он вглядываясь в лица встречных, отмечал всякое движение рядом, и когда нужная ему улица привела к древней, глубоко осевшей в землю корчме, он уже знал, что двое оборванцев, громко выясняющих отношения в переулке – на самом деле быстрые и довольно умелые воины, а старуха, копающаяся в груде воняющих отбросов, вовсе не нищая, искривленная болезнью пожилая женщина.
У самых ворот корчмы он спешился, привязал лошадей и огляделся. Бродяги по-прежнему, громко выкрикивая, таскали друг друга за грудки, а старуха, что-то невнятно бормоча, все глубже зарывалась в помойку. Аттон наклонился, поднял с земли приличного размера камень, и что есть силы запустил в горбатую спину, и тут же бросился вперед. Старуха громко всхлипнула и повалилась носом в грязь. Аттон, держа наготове боевой нож, уже стоял над ней. Он перевернул смердящее тело на спину одним движением. Из-под тряпок на него со страхом смотрели молодые серые глаза. Аттон легко ткнул острием в туда, где должно было быть горло, и почувствовав затылком движении за спиной, мгновенно вытащил меч и не глядя выбросил назад руку. Позади кто-то зашипел от боли. Аттон, не опуская ножа, медленно повернул голову. Острие меча упиралось в грудь одному из бродяг. Он стоял на цыпочках, выпучив от боли глаза и кусая губы. Рядом с ним, держа правую руку под обносками и растерянно моргая, топтался второй бродяга. Аттон молча убрал оружие и осмотрелся по сторонам. В окнах домов уже мелькали бледные овалы любопытных лиц.
– Вы плохо выполняете свою работу, парни. Я мог бы вас убить… – Аттон сделал паузу и смерил своих соглядаев презрительным взглядом. Молодой воин, изображавший старуху, пошатываясь поднялся, прижимая руку к горлу. Двое бродяг осторожно попятились назад.
– Проваливайте, и доложите тому, кто вас послал, что я прибыл, и дайте знак тем вонючкам, что прячутся на крышах с луками, чтобы проваливали, иначе я рассержусь и повыбиваю из них все дерьмо…
Аттон неторопливо направился к лошадям, наблюдая, как двое бродяг немедленно бросились наутек, и тут же растворились в подворотнях. Тот, что был старухой, сбросил на землю тряпки и фальшивый горб, и оказался невысоким плотным юношей, в приличных кожаных доспехах и дорогих тяжелых ботинках. Аттон, усмехаясь про себя, посмотрел, как парень ковыляет к входу в корчму, и крикнул:
– Эй, подожди!
Парень остановился и нехотя обернулся. Аттон порылся в кармане, нашел медную монету и подкинул ее на ладони.
– После того, как сообщишь своему хозяину, возвращайся. Постережешь моих коней, а заодно насыплешь им овса. Овес вон в тех торбах. Надеюсь, это можно тебе доверить? – Аттон улыбнулся и положил кольцо на седло. – Это твоя плата, если ты не хочешь, конечно, что бы я отрубил тебе пальцы на память о нашей встрече…
Аттон понял, что за ним следят, как только миновал городские ворота. Он не стал спешиваться, а продолжил свой путь по узким улицам верхом, покрикивая время от времени на зазевавшихся. Те, кто следил за ним, быстро перемещались в толпе, но явно не поспевали, и вскоре отстали. Но тем не менее, Аттон был на стороже. Он вглядываясь в лица встречных, отмечал всякое движение рядом, и когда нужная ему улица привела к древней, глубоко осевшей в землю корчме, он уже знал, что двое оборванцев, громко выясняющих отношения в переулке – на самом деле быстрые и довольно умелые воины, а старуха, копающаяся в груде воняющих отбросов, вовсе не нищая, искривленная болезнью пожилая женщина.
У самых ворот корчмы он спешился, привязал лошадей и огляделся. Бродяги по-прежнему, громко выкрикивая, таскали друг друга за грудки, а старуха, что-то невнятно бормоча, все глубже зарывалась в помойку. Аттон наклонился, поднял с земли приличного размера камень, и что есть силы запустил в горбатую спину, и тут же бросился вперед. Старуха громко всхлипнула и повалилась носом в грязь. Аттон, держа наготове боевой нож, уже стоял над ней. Он перевернул смердящее тело на спину одним движением. Из-под тряпок на него со страхом смотрели молодые серые глаза. Аттон легко ткнул острием в туда, где должно было быть горло, и почувствовав затылком движении за спиной, мгновенно вытащил меч и не глядя выбросил назад руку. Позади кто-то зашипел от боли. Аттон, не опуская ножа, медленно повернул голову. Острие меча упиралось в грудь одному из бродяг. Он стоял на цыпочках, выпучив от боли глаза и кусая губы. Рядом с ним, держа правую руку под обносками и растерянно моргая, топтался второй бродяга. Аттон молча убрал оружие и осмотрелся по сторонам. В окнах домов уже мелькали бледные овалы любопытных лиц.
– Вы плохо выполняете свою работу, парни. Я мог бы вас убить… – Аттон сделал паузу и смерил своих соглядаев презрительным взглядом. Молодой воин, изображавший старуху, пошатываясь поднялся, прижимая руку к горлу. Двое бродяг осторожно попятились назад.
– Проваливайте, и доложите тому, кто вас послал, что я прибыл, и дайте знак тем вонючкам, что прячутся на крышах с луками, чтобы проваливали, иначе я рассержусь и повыбиваю из них все дерьмо…
Аттон неторопливо направился к лошадям, наблюдая, как двое бродяг немедленно бросились наутек, и тут же растворились в подворотнях. Тот, что был старухой, сбросил на землю тряпки и фальшивый горб, и оказался невысоким плотным юношей, в приличных кожаных доспехах и дорогих тяжелых ботинках. Аттон, усмехаясь про себя, посмотрел, как парень ковыляет к входу в корчму, и крикнул:
– Эй, подожди!
Парень остановился и нехотя обернулся. Аттон порылся в кармане, нашел медную монету и подкинул ее на ладони.
– После того, как сообщишь своему хозяину, возвращайся. Постережешь моих коней, а заодно насыплешь им овса. Овес вон в тех торбах. Надеюсь, это можно тебе доверить? – Аттон улыбнулся и положил кольцо на седло. – Это твоя плата, если ты не хочешь, конечно, что бы я отрубил тебе пальцы на память о нашей встрече…
Глава 26
"Когда в твой дом среди ночи, потрясая оружием и факелами врываются мрачные молчаливые фигуры в черных плащах, это означает только одно – наконец-то ты понадобился этой империи. Жуткий монстр государственной власти обратил на тебя свой всевидящей взор, и далее уже не особенно важно, вернешься ли ты утром домой в холодную постель, дрожа от ужаса и отвращения за содеянное, и прижимая к груди мешочек с мелкими монетами, или сгинешь в казематах башни Всевышнего Милосердия, пытаясь доказать свою невиновность и непричастность. Все это будет неважно. Отныне ты будешь всего лишь смазкой для этого механизма подавления…"
Виктория, поеживаясь от холода, поднималась по узким ступенькам вслед за своими конвоирами. Ей не дали толком одеться, она едва успела накинуть на плечи шерстяной плащик и подцепить узкий пояс, и сейчас страдала от промозглой сырости. Все остальное ее волновало очень мало – она давно была готова к такому варианту развития событий, ей лишь немного было жаль своих телохранителей, однако их смерть дала ей чуть-чуть времени, и Виктория успела укрыть наиболее ценные для нее вещи в тайник, обнаружить и вскрыть который будет очень непросто.
Поднимающийся сзади солдат иногда беззлобно подталкивал ее в спину, прикосновение его ледяной ладони было очень неприятно, поэтому Виктория старалась не задерживаться в узких проходах, несмотря на то, что подъем освещался лишь коптящими факелами, развешенными на стенах через равные промежутки, а ступеньки под ногами были отвратительно скользкими. Иногда то тут, то там в мерцающем свете факела можно было увидеть толстые прутья клеток, перегораживающих проходы, и бледные пятна лиц, провожающих их процессию черными провалами глаз.
Виктория имела некоторые представления о внутреннем устройстве Башни Милосердия, а потому предполагала, что ее ведут в комнаты для "легких" допросов, расположенные на самом верху, в то время как пыточные располагались в подвалах башни. Тем не менее, она ни в коем случае не обольщалась, и готовилась к самому худшему. При всем при этом она была совершенно спокойно, тут уж сказались годы, проведенные под постоянной угрозой ареста, и теперь она даже чувствовала какое-то облегчение. Сейчас ее больше волновало другое – она не выполнила главную цель, к которой шла все эти годы, а теперь она могла сгинуть, так и не достигнув, того к чему так долго стремилась.
Наконец, конвой остановился у невысокой железной двери. Один из солдат, подсвечивая себе факелом, отодвинул хорошо смазанные засовы и открыл дверь. Викторию ввели в совершенно пустую, теплую, на удивление сухую и опрятную комнату без окон, стены которой были даже побелены. Впрочем, кое-где Виктория заметила тщательно затертые темные потеки. В противоположной стене была такая же низкая железная дверь с засовом. Один из солдат прошел к двери и несколько раз постучал. Открылось маленькое окошечко, блеснули глаза, вслед за этим дверь приоткрылась и в комнату, низко пригибаясь, проник пожилой толстый тюремщик, в старом обтрюханом мундире. Он молча оглядел Викторию с ног до головы, презрительно фыркнул в нечесаные бакенбарды и указал солдатам на дверь.
– Принесите стол и стулья.
Солдаты молча втащили низкий стол и два грубых табурета, с небрежно намалеванными белой краской номерами. Они установили стол посреди комнаты, и тюремщик, изобразив галантный жест, указал Виктории на табурет. Виктория молча уселась, сложив руки на коленях, и на всякий случай зло произнесла:
– Я требую объяснений!
Тюремщик широко улыбнулся, продемонстрировав остатки гнилых зубов, и обратился к солдатам.
– Все свободны. Связывать девушку нет никакой необходимости, она из благоразумных. Ее ждет долгая беседа, а потому – отправляйтесь вниз, в казармы, и ждите когда вас вызовут.
Солдаты молча развернулись и вышли, оставив их наедине. Тюремщик, глядя на Викторию сверху вниз, задумчиво почесал бакенбарду и проговорил, как будто самому себе:
– И что же такого совершила эта славная госпожа? Очень, очень интересно… Какая восхитительная кожа… Я думаю, что наш гранд-палач подберет этой коже замечательные оттенки… Я бы пришел посмотреть на это, даже пропустив ежедневное посещение таверны. Впрочем, о чем это я? С госпожой хочет побеседовать одна о-о-очень важная персона. Возможно, что после это беседы палач так и не дождется это милое тело в своей замечательной пыточной камере.
Виктория молча смотрела ему в глаза, и думала о том, что у такого грузного, обильно потеющего человека должна быть масса тяжких недугов, и что скорее всего он очень скоро умрет, от удара или от разрыва печени, изъеденной алкоголем.
Тюремщик, пятясь задом и не сводя с Виктории масляных глаз, добрался до двери, тихонько постучал и отошел в сторону. Дверь медленно открылась и в комнату, едва не сложившись вдове, прошел очень высокий, мощного телосложения мужчина в новом генеральском мундире. У порога он выпрямился, тщательно разгладил густые черные усы и внимательно посмотрел на Виктории стальными беспощадными глазами. Под этим взглядом Виктория внутренне вздрогнула и почувствовала, как ее от пяток и до самых кончиков волос ее наполняет неприятное вязкое чувство страха. Она немедленно взяла себя в руки и расправив по плечам прямые волосы, учтиво улыбнулась и произнесла с вызовом:
– Ну, наконец-то, я вижу истинного виновника этого безобразия. Сам генерал Селин, собственной персоной! Кто еще может стоят за этим? Убить охрану, поднять среди ночи бедную женщину, протащить ее чуть ли не голышом через весь город под конвоем до зубов вооруженных солдат, на потеху бродягам и пьяницам… А знаете ли, господин генерал, что произойдет завтра, когда герцог Альфина не обнаружит у изголовья своего ложа букета бернальских венцалий, заказанных им для того чтобы найти примирение со своей молодой женой? И ваша, супруга, между прочим, тоже останется без бюртских тюльпанов и желтых лилий… У меня могущественные покровители в этой Империи, генерал. – Виктория, наконец, справилась со своим страхом и с вызовом посмотрела Селину в глаза.
Генерал что-то раздраженно буркнул толстяку и тот немедленно исчез за дверью. Селин прошел через комнату и уселся напротив Виктории. Табурет жалобно скрипнул под его весом. Генерал сипло задышал, раздувая ноздри, его мужественное лицо пошло пятнами, было заметно, что Селин изо всех сил старается сдержать себя.
– Помолчите, госпожа Виктория, окажите мне любезность…
Виктория прикусила кончик языка и опустила глаза.
– У меня есть слишком серьезные обвинения против вас, и даже если все цветы этой империи завянут к джайлларским свинам, я могу сделать так, что вы немедля отправитесь по этой лестнице вниз, туда где вам подробно объяснят, как надо держать себя в присутствии начальника охраны престола и все остальное тоже. И я почему-то думаю, что встреча с гранд-палачом Картавым Дорино, пойдет вам только на пользу. Итак?
Виктория грустно улыбнулась и смиренно произнесла.
– Прошу прощения, генерал. Я готова вас выслушать…
Селин опять расправил усы, словно собираясь с мыслями и неторопливо начал:
– Вы удивительная личность, госпожа Виктория, в девичестве Димей, а по мужу – Пита. Возможно вас удивит, насколько много нам известно о вашей жизни. И до того, как вы приехали в Вивлен, и во время вашего пребывания в столице. Могу заметить, что вами интересовался еще старый канцлер, упокойся его душа у ног Иллара. Точнее скажем, Россенброк более интересовался вашим отцом, Стефаном Димеем, по прозвищу "Серый". Великим целителем и ученым, сожженном на костре Истребителями Зла, по обвинению в ереси. Можете мне поверить, что старый канцлер очень хотел спасти вашего отца, но, к сожалению, не успел. Мне известно, что Тайной Канцелярией была организована операция для его спасения, но инквизиция опередила их. Впрочем, вернемся к вам. У Стефана не было учеников, не было сына, которому он мог бы передать свое мастерство, и он не доверял своей единственной дочери. Не так ли?
Виктория мрачно усмехнулась и ответила:
– Вы затронули старую рану, генерал и причинили мне сильную боль. Быть может вам лучше пытать меня?
– О… Я слышу от этой женщины странные слова… Впрочем, не буду извинятся. Несмотря на то, что ваш отец так и не стал вас учить, вы помогали ему во всем и вопреки воле отца, стали настоящим лекарем. Пожалуй, можно без преувеличения сказать, что во многом вы превзошли своего отца. При всем своем, казалось бы, презрительном отношении, старый Димей, тем не менее, любил вас. Очень. И почувствовав, что над его головой сгущаются тучи, отослал вас в Маэнну, выдав замуж за одного из преподавателей университета. Истребители Зла жестоко расправились с вашим отцом, а в Маэнне вам запретили практику под страхом каторги. Женщина-врач была никому не нужна. Но вы не прекращали лечить людей, совершенствую свои навыки. Вы начали новую, двойную жизнь – вы помогали покалеченным преступникам, поднимали на ноги смертельно раненых убийц, грабителей и контрабандистов. Вас с радостью принял в свои объятья Тихий Дом. Ваш муж, господин Пита, после свадьбы прожил недолго, всего два года и оставил вам приличное состояние, и вы отправились в столицу, преследую какую-то свою цель. И я кажется знаю, что это за цель. Вы желаете смерти епископу Корраде, который собственноручно пытал вашего отца, и для которого смерть Стефана Серого стала толчком для продвижения по церковной лестнице наверх, не так ли?
Виктория, поеживаясь от холода, поднималась по узким ступенькам вслед за своими конвоирами. Ей не дали толком одеться, она едва успела накинуть на плечи шерстяной плащик и подцепить узкий пояс, и сейчас страдала от промозглой сырости. Все остальное ее волновало очень мало – она давно была готова к такому варианту развития событий, ей лишь немного было жаль своих телохранителей, однако их смерть дала ей чуть-чуть времени, и Виктория успела укрыть наиболее ценные для нее вещи в тайник, обнаружить и вскрыть который будет очень непросто.
Поднимающийся сзади солдат иногда беззлобно подталкивал ее в спину, прикосновение его ледяной ладони было очень неприятно, поэтому Виктория старалась не задерживаться в узких проходах, несмотря на то, что подъем освещался лишь коптящими факелами, развешенными на стенах через равные промежутки, а ступеньки под ногами были отвратительно скользкими. Иногда то тут, то там в мерцающем свете факела можно было увидеть толстые прутья клеток, перегораживающих проходы, и бледные пятна лиц, провожающих их процессию черными провалами глаз.
Виктория имела некоторые представления о внутреннем устройстве Башни Милосердия, а потому предполагала, что ее ведут в комнаты для "легких" допросов, расположенные на самом верху, в то время как пыточные располагались в подвалах башни. Тем не менее, она ни в коем случае не обольщалась, и готовилась к самому худшему. При всем при этом она была совершенно спокойно, тут уж сказались годы, проведенные под постоянной угрозой ареста, и теперь она даже чувствовала какое-то облегчение. Сейчас ее больше волновало другое – она не выполнила главную цель, к которой шла все эти годы, а теперь она могла сгинуть, так и не достигнув, того к чему так долго стремилась.
Наконец, конвой остановился у невысокой железной двери. Один из солдат, подсвечивая себе факелом, отодвинул хорошо смазанные засовы и открыл дверь. Викторию ввели в совершенно пустую, теплую, на удивление сухую и опрятную комнату без окон, стены которой были даже побелены. Впрочем, кое-где Виктория заметила тщательно затертые темные потеки. В противоположной стене была такая же низкая железная дверь с засовом. Один из солдат прошел к двери и несколько раз постучал. Открылось маленькое окошечко, блеснули глаза, вслед за этим дверь приоткрылась и в комнату, низко пригибаясь, проник пожилой толстый тюремщик, в старом обтрюханом мундире. Он молча оглядел Викторию с ног до головы, презрительно фыркнул в нечесаные бакенбарды и указал солдатам на дверь.
– Принесите стол и стулья.
Солдаты молча втащили низкий стол и два грубых табурета, с небрежно намалеванными белой краской номерами. Они установили стол посреди комнаты, и тюремщик, изобразив галантный жест, указал Виктории на табурет. Виктория молча уселась, сложив руки на коленях, и на всякий случай зло произнесла:
– Я требую объяснений!
Тюремщик широко улыбнулся, продемонстрировав остатки гнилых зубов, и обратился к солдатам.
– Все свободны. Связывать девушку нет никакой необходимости, она из благоразумных. Ее ждет долгая беседа, а потому – отправляйтесь вниз, в казармы, и ждите когда вас вызовут.
Солдаты молча развернулись и вышли, оставив их наедине. Тюремщик, глядя на Викторию сверху вниз, задумчиво почесал бакенбарду и проговорил, как будто самому себе:
– И что же такого совершила эта славная госпожа? Очень, очень интересно… Какая восхитительная кожа… Я думаю, что наш гранд-палач подберет этой коже замечательные оттенки… Я бы пришел посмотреть на это, даже пропустив ежедневное посещение таверны. Впрочем, о чем это я? С госпожой хочет побеседовать одна о-о-очень важная персона. Возможно, что после это беседы палач так и не дождется это милое тело в своей замечательной пыточной камере.
Виктория молча смотрела ему в глаза, и думала о том, что у такого грузного, обильно потеющего человека должна быть масса тяжких недугов, и что скорее всего он очень скоро умрет, от удара или от разрыва печени, изъеденной алкоголем.
Тюремщик, пятясь задом и не сводя с Виктории масляных глаз, добрался до двери, тихонько постучал и отошел в сторону. Дверь медленно открылась и в комнату, едва не сложившись вдове, прошел очень высокий, мощного телосложения мужчина в новом генеральском мундире. У порога он выпрямился, тщательно разгладил густые черные усы и внимательно посмотрел на Виктории стальными беспощадными глазами. Под этим взглядом Виктория внутренне вздрогнула и почувствовала, как ее от пяток и до самых кончиков волос ее наполняет неприятное вязкое чувство страха. Она немедленно взяла себя в руки и расправив по плечам прямые волосы, учтиво улыбнулась и произнесла с вызовом:
– Ну, наконец-то, я вижу истинного виновника этого безобразия. Сам генерал Селин, собственной персоной! Кто еще может стоят за этим? Убить охрану, поднять среди ночи бедную женщину, протащить ее чуть ли не голышом через весь город под конвоем до зубов вооруженных солдат, на потеху бродягам и пьяницам… А знаете ли, господин генерал, что произойдет завтра, когда герцог Альфина не обнаружит у изголовья своего ложа букета бернальских венцалий, заказанных им для того чтобы найти примирение со своей молодой женой? И ваша, супруга, между прочим, тоже останется без бюртских тюльпанов и желтых лилий… У меня могущественные покровители в этой Империи, генерал. – Виктория, наконец, справилась со своим страхом и с вызовом посмотрела Селину в глаза.
Генерал что-то раздраженно буркнул толстяку и тот немедленно исчез за дверью. Селин прошел через комнату и уселся напротив Виктории. Табурет жалобно скрипнул под его весом. Генерал сипло задышал, раздувая ноздри, его мужественное лицо пошло пятнами, было заметно, что Селин изо всех сил старается сдержать себя.
– Помолчите, госпожа Виктория, окажите мне любезность…
Виктория прикусила кончик языка и опустила глаза.
– У меня есть слишком серьезные обвинения против вас, и даже если все цветы этой империи завянут к джайлларским свинам, я могу сделать так, что вы немедля отправитесь по этой лестнице вниз, туда где вам подробно объяснят, как надо держать себя в присутствии начальника охраны престола и все остальное тоже. И я почему-то думаю, что встреча с гранд-палачом Картавым Дорино, пойдет вам только на пользу. Итак?
Виктория грустно улыбнулась и смиренно произнесла.
– Прошу прощения, генерал. Я готова вас выслушать…
Селин опять расправил усы, словно собираясь с мыслями и неторопливо начал:
– Вы удивительная личность, госпожа Виктория, в девичестве Димей, а по мужу – Пита. Возможно вас удивит, насколько много нам известно о вашей жизни. И до того, как вы приехали в Вивлен, и во время вашего пребывания в столице. Могу заметить, что вами интересовался еще старый канцлер, упокойся его душа у ног Иллара. Точнее скажем, Россенброк более интересовался вашим отцом, Стефаном Димеем, по прозвищу "Серый". Великим целителем и ученым, сожженном на костре Истребителями Зла, по обвинению в ереси. Можете мне поверить, что старый канцлер очень хотел спасти вашего отца, но, к сожалению, не успел. Мне известно, что Тайной Канцелярией была организована операция для его спасения, но инквизиция опередила их. Впрочем, вернемся к вам. У Стефана не было учеников, не было сына, которому он мог бы передать свое мастерство, и он не доверял своей единственной дочери. Не так ли?
Виктория мрачно усмехнулась и ответила:
– Вы затронули старую рану, генерал и причинили мне сильную боль. Быть может вам лучше пытать меня?
– О… Я слышу от этой женщины странные слова… Впрочем, не буду извинятся. Несмотря на то, что ваш отец так и не стал вас учить, вы помогали ему во всем и вопреки воле отца, стали настоящим лекарем. Пожалуй, можно без преувеличения сказать, что во многом вы превзошли своего отца. При всем своем, казалось бы, презрительном отношении, старый Димей, тем не менее, любил вас. Очень. И почувствовав, что над его головой сгущаются тучи, отослал вас в Маэнну, выдав замуж за одного из преподавателей университета. Истребители Зла жестоко расправились с вашим отцом, а в Маэнне вам запретили практику под страхом каторги. Женщина-врач была никому не нужна. Но вы не прекращали лечить людей, совершенствую свои навыки. Вы начали новую, двойную жизнь – вы помогали покалеченным преступникам, поднимали на ноги смертельно раненых убийц, грабителей и контрабандистов. Вас с радостью принял в свои объятья Тихий Дом. Ваш муж, господин Пита, после свадьбы прожил недолго, всего два года и оставил вам приличное состояние, и вы отправились в столицу, преследую какую-то свою цель. И я кажется знаю, что это за цель. Вы желаете смерти епископу Корраде, который собственноручно пытал вашего отца, и для которого смерть Стефана Серого стала толчком для продвижения по церковной лестнице наверх, не так ли?