— Обвинение готово, — сказал прокурор.
— Защита готова, — подтвердил Мейсон.
— Приглашайте свидетелей, — произнес судья, взглянув в сторону Джофри Страуна. Этот известный юрист, сравнительно недавно занявший важный пост в городской прокуратуре, не один раз высказывал желание «сойтись» в зале суда с Мейсоном, чтобы «посмотреть, кто кого». Первым был вызван Гарри Боулс.
— Вот уж кому действительно место за решеткой, — наклонившись к Мейсону, вполголоса произнес Нили.
Словно угадав чувства, обуревающие молодого адвоката, Джофри Страун язвительно улыбнулся и, дождавшись, когда свидетель присягнет и назовет себя, задал первый вопрос:
— Свидетель Боулс, были ли вы знакомы со Стивеном Меррилом?
— Да, сэр.
— Вы знаете, что с ним сейчас?
— Да, сэр. Он мертв.
— Видели ли вы тело Стивена Меррила?
— Да, сэр, видел. — Где?
— В городском морге.
— Вы опознали тело?
— Да.
— Я кончил, — повернулся к Мейсону Страун. Мейсон с улыбкой посмотрел на Боулса.
— Сколько времени вы были знакомы со Стивеном Меррилом?
— Совсем недолго. Так случилось, что мы поселились в одном доме.
— Мистер Боулс, приходилось ли вам встречаться с покойным в то время, когда тот называл себя Стонтоном Вестером Гладеном?
— Протестую: вопрос некорректный, маловажный и не относящийся к делу, — вмешался Страун.
— Это перекрестный допрос, ваша честь, — сказал Мейсон, подняв взгляд на судью.
— Хочу вам напомнить, — строго произнес судья Киппен, наклонившись вперед и поверх очков глядя на Мейсона, — что мы проводим предварительный допрос. Это не обычное судебное разбирательство. Сегодняшнее слушание имеет только одну цель: оно должно помочь нам выяснить, действительно ли совершение преступления имело место, и если да, то возможно ли считать участницей этого преступления обвиняемую. Таким образом, суд не намерен принимать протесты, касающиеся мелких и незначительных деталей, но, с другой стороны, мы не можем позволить превращать допрос в спектакль. Я всячески приветствую дискуссию, освещающую существенные вопросы разбираемого дела, но любые попытки превратить зал суда в театральные подмостки будут немедленно пресекаться, от кого бы они ни исходили. Протест отклоняется. Свидетель, отвечайте адвокату.
— Встречались ли вы с покойным в то время, когда он именовался Стонтоном Вестером Гладеном? — повторил Мейсон.
— Нет, сэр. За день до смерти он сказал мне, что когда-то называл себя так.
— У меня все, — произнес Мейсон.
— Еще вопросы? — проговорил судья, обращаясь к прокурору.
— Нет, ваша честь.
— Свидетель может идти. Кто следующий?
— Вильям Фэррон.
Фэррона привели к присяге, и, встав перед судьей, он рассказал, как разговаривал с Эвелин Багби в кафе «Джошуа» той ночью, когда предположительно было совершено преступление.
— Подсудимая сообщила вам какие-то факты?
— Да.
— Было ли это сообщение сделано свободно и по доброй воле?
— Оно было сделано в присутствии ее адвоката, — улыбнулся Фэррон.
— Мистера Перри Мейсона?
— Да.
— Что она вам сообщила?
Фэррон подробно пересказал историю, услышанную от Эвелин, а потом описал свою поездку на место происшествия и события, случившиеся после того, как были обнаружены сломанная заградительная решетка и машина с телом.
— У меня все, — произнес прокурор.
— Вопросов нет, — отозвался Мейсон.
— Вызывается сержант Голкомб, — провозгласил Страун.
Принеся присягу, сержант важно прошествовал к креслу. Всем своим видом он показывал, что ему есть что рассказать. Отвечая на вопросы Страуна, он объяснил, что является сотрудником городского полицейского управления и что по звонку шерифа он отправился осматривать тело убитого.
— Что вы увидели, когда прибыли на место?
— Шел дождь. Машина все еще валялась в ущелье. Меня встретили помощники шерифа и полицейские фотографы.
— Что вы сделали?
— Спустился и осмотрел тело. Потом, после того как убитого сфотографировали, мы вытащили его наверх. Я указал помощникам шерифа на некоторые детали, значительные по моему мнению, и объяснил, на что им следует обратить внимание.
— Что это за детали?
— Ну, например, положение выключателя, регулирующего яркость фар.
— Что вы можете сказать об этом выключателе?
— Он не был повернут.
— Вы описываете сейчас положение выключателя в машине, найденной на дне ущелья?
— Да, конечно.
— Фары не горели?
— Нет.
— И выключатель не был повернут.
— Не был.
— Имели ли вы возможность побеседовать с обвиняемой после совершения преступления?
— Да, сэр.
— Принуждали ли вы ее к даче каких-либо показаний?
— Нет, сэр.
— Вы ей угрожали?
— Нет, сэр.
— Все, что сообщила вам обвиняемая, она рассказала по доброй воле?
— Да.
— Вы просили ее описать состояние фар на автомобиле, который хотел столкнуть ее с дороги?
— Да, конечно, сэр.
— Что она сказала?
— Она сказала, что фары были включены, что свет их падал ей в зеркальце, отражался от него и очень мешал ей оценивать ситуацию на дороге.
— Получили ли вы в свое распоряжение оружие, с помощью которого было совершено преступление?
— Да.
— Кто передал его вам?
— Перри Мейсон, адвокат подсудимой.
— Где находилось оружие?
— На сиденье его автомобиля.
— Сколько было времени, когда вы получили это оружие?
— Около одиннадцати вечера.
— Где это произошло?
— Адвокат подъехал к «Горной Короне» — там работала подсудимая, и мистер Мейсон, по-видимому, хотел с ней повидаться прежде, чем…
— Нас не интересуют ваши умозаключения, — перебил его Страун, — вы как полицейский должны знать: главное — это факты. Продолжайте и расскажите нам, что произошло.
— В общем, я попросил у мистера Мейсона револьвер, который ему дала подсудимая, когда они сидели все вместе в ресторане.
— Отдал ли вам мистер Мейсон этот револьвер?
— Да, сэр. По-моему, он сказал, что оружие у него с собой, и повернулся к машине. Тогда я открыл дверцу и достал револьвер.
— Где он сейчас?
— У меня.
— В каком состоянии находилось оружие в то время, когда оно было передано вам?
— В том же состоянии, что и сейчас.
— Что касается барабана револьвера, в нем было четыре заряженных отделения и два пустых?
— Именно так, сэр.
— Таким образом, вы утверждаете, что револьвер находится сейчас в том же состоянии, в каком он был, когда вы его получили?
— Да, сэр.
— Вы можете поклясться в этом?
— Конечно, сэр.
— Ваша честь, я прошу принять это оружие в качестве вещественного доказательства номер один.
— Я бы хотел задать еще несколько вопросов, относящихся к этому револьверу, — проговорил Мейсон.
— Пожалуйста.
— Вы говорите, что оружие сейчас находится в том же состоянии, что и раньше.
— Да, сэр.
— Вы ничего в нем не меняли?
— Мы его не трогали. — Голос Голкомба звучал вызывающе.
— Вы отдавали револьвер в отделение баллистики, не так ли?
— Да, сэр.
— И вы знаете, что там из него был произведен контрольный выстрел? Вы присутствовали при этом?
— Да, сэр.
— Для того, чтобы выстрелить из револьвера, из барабана необходимо было вынуть заряды?
— Ну да, конечно. Патроны — это тоже улика. Нам надо было доказать, что пуля, убившая этого парня, ничем не отличалась от тех, которые остались в барабане. Поэтому мы не собирались использовать эти заряды.
— Вы совершенно правы, — продолжал Мейсон, — следовательно, вы разрядили револьвер, произвели контрольный выстрел и вложили обратно вынутые патроны?
— Так оно и было.
— Кто этим занимался?
— Я сам.
— Не могли бы вы объяснить, откуда вам известно, что патроны сейчас в тех же отделениях, что и раньше?
— Но… но какая, собственно, разница?
— Таким образом, когда вы утверждаете, что оружие находится в том же самом состоянии, что и во время передачи его вам, вы имеете в виду, что в основном в нем ничего не было изменено?
— Пожалуй, так.
— Не пытались ли вы идентифицировать револьвер по его номеру?
— Конечно.
— И что вы обнаружили?
Судья Киппен собрался было что-то возразить, но передумал, проговорил только:
— Пожалуй, вы правы, Мейсон. Со стороны адвоката вопрос действительно закономерен.
— Спасибо, ваша честь, — ответил Мейсон. — В принципе защита могла бы опротестовать некоторые выводы полиции как недостаточно наглядно обоснованные, но пока я не вижу необходимости ни вызывать продавца из магазина в Ньюпорт-Бич, ни просить представить выписку из картотеки шерифа. Я вполне доверяю добросовестности сержанта Голкомба.
— Весьма признателен, — саркастически улыбнулся Голкомб.
— Мне было бы чрезвычайно интересно услышать от сержанта рассказ о результатах его поиска. Итак, сержант, что вам удалось обнаружить?
— Мы установили, что этот револьвер был продан некоему Мэрвиллу Алдриху. Он купил его в магазине спортивных товаров. Мистер Алдрих имел разрешение на ношение оружия и использование его в целях самообороны. Он хранил револьвер в машине, откуда тот и был украден.
— Подождите, — вмешался судья Киппен, — я не вижу необходимости в более подробном изложении фактов. Мистер Алдрих присутствует на сегодняшнем заседании, господин прокурор?
— Да, ваша честь.
— Я думаю, мы предложим ему самому рассказать нам о том, что произошло.
— Хорошо, ваша честь.
— Мне бы хотелось тогда заслушать сейчас показания свидетеля Алдриха, — проговорил Мейсон.
— Я не имею ничего против, — произнес Страун, — мы можем вызвать мистера Алдриха. Он будет выступать в качестве свидетеля обвинения. Должен заметить, однако, что я не вижу никакой необходимости нарушать порядок допроса и прерывать выступление сержанта Голкомба. Что же касается револьвера, то для того, чтобы он был признан вещественным доказательством, достаточно двух условий: он должен был находиться у обвиняемой и из него должен был быть убит Стивен Меррил.
— Я хочу выслушать мнение защиты, — взглянув на Мейсона, произнес судья Киппен.
— Позиция обвинения вполне понятна, — проговорил Мейсон, — мне хотелось бы, однако, высказать два замечания. Первое: обвиняющей стороной не было доказано, что револьвер — то самое оружие, из которого совершили убийство. И второе: мы не можем с уверенностью утверждать, что этот револьвер был у обвиняемой.
— О чем вы говорите? — прервал его Страун. — Вы же сами отдали револьвер Голкомбу?
— Сержант достал револьвер из моей машины. Обвиняемая при этом не присутствовала.
— Вы ее представляете?
— Я представляю ее интересы. Но как бы там ни было, сержант не спросил у меня ничего об этом револьвере. Возможно, ситуация прояснится, если сержант Голкомб ответит еще на несколько дополнительных вопросов. — Приветливо улыбнувшись Голкомбу, Мейсон продолжал: — Послушайте, сержант, когда я подъехал к «Горной Короне», вы подошли и предложили отдать револьвер, который я получил от мисс Багби, не правда ли?
— Да. По-моему, я сказал тогда, чтобы вы вернули револьвер, из которого было совершено убийство.
— Может быть, вы помните, что произошло потом: вы оттолкнули меня от машины и взяли тот револьвер, который сейчас предлагается в качестве вещественного доказательства.
— Вы тянули время, а я не мог ждать. Мне ничего не оставалось, как…
— Мне кажется, нам не обязательно останавливаться на подробностях, не имеющих прямого отношения к сути дела, — вновь вмешался судья Киппен. — Почему вы так настойчиво возвращаетесь к этой проблеме, мистер Мейсон? Разве в этом деле роль защиты не сводится к тому, чтобы доказать, что убийство было оправданно — то, что подсудимая стреляла, по-видимому, ни у кого сомнения не вызывает.
— Мне бы хотелось, — проговорил Мейсон, — иметь доказательства того, что револьвер, представленный сержантом Голкомбом, то самое оружие, которым было совершено преступление.
— Могу я узнать, зачем вам понадобились эти доказательства? — Судья Киппен был явно удивлен. — Вам прекрасно известно, мистер Мейсон, что в любом деле существуют факты, бесспорность которых признается обеими сторонами.
— Револьвер прошел экспертизу. Мне было бы любопытно узнать ее результаты. Я прошу всего-навсего сообщить нам, к какому выводу пришли специалисты, сравнив контрольную пулю с пулей, найденной в теле жертвы. Это даст мне возможность выбрать нужную линию защиты.
— Понимаю, — проговорил судья, — возможно, вы и правы. Мистер Страун, у вас, без сомнения, есть доказательства, представленные баллистическим отделом, почему бы вам не ознакомить нас с заключением экспертов и покончить раз и навсегда с этим спорным вопросом? Потом, доказав, что револьвер действительно находился у обвиняемой, вы сможете…
— Дело в том, — прервал его Страун, — что пуля, найденная в теле, сильно повреждена. С одной стороны она почти полностью расплющена, а другая была слегка деформирована, когда пулю извлекали из головы жертвы.
— Вы хотите сказать, что она не может быть идентифицирована? — спросил судья.
— Видите ли, я… Могу ли я задать еще несколько вопросов сержанту? Надеюсь, после этого ситуация несколько прояснится.
— Задайте.
— Я признаю, что, по-видимому, поторопился предложить в качестве вещественного доказательства револьвер, но думаю, что мне позволено будет предложить вниманию суда еще два-три свидетельства, настолько очевидных, что они, по-моему, не нуждаются в специальных доказательствах. Сержант Голкомб, скажите, принесли ли вы с собой наволочку, которая закрывала голову покойного?
— Да, сэр, принес.
Сержант Голкомб открыл портфель и достал из него наволочку, в нескольких местах испачканную пятнами засохшей крови.
— Ответьте, пожалуйста, сержант Голкомб, нашли ли вы на этой наволочке какую-нибудь метку?
— Да, сэр.
— Вы выяснили, кому принадлежит эта метка?
— Да, сэр.
— Вы нашли какое-либо другое белье, помеченное так же?
— Да, сэр.
— Где?
— В «Горной Короне», в бельевой.
— Вы осмотрели кровать обвиняемой?
— Осмотрел, сэр.
— Когда?
— Почти сразу после того, как приехал в ресторан.
— Что вы обнаружили?
— На кровати было две подушки. Одна в наволочке, другая — без.
— Скажите, пожалуйста, когда была надета наволочка на голову покойного, до или после смерти?
— Она была надета после смерти.
— Одну минуту, — произнес судья Киппен, — это собственное предположение свидетеля, а не изложение фактов, и защита…
— Защита не возражает, ваша честь, — вмешался Мейсон, — мы согласны выслушивать любые выводы обвинения, если только они не искажают факты.
— Вы согласны? — изумленно переспросил судья. Подавшись вперед и недоверчиво глядя на Мейсона.
Страун произнес:
— Вы хотите сказать, что допускаете эту возможность? Вы думаете, что наволочка могла быть надета после смерти?
— Я считаю допустимым ваш вопрос, вот и все, — пожал плечами Мейсон, — вы можете делать любые умозаключения. Я просто заявил суду, что не собираюсь опротестовывать выводы, которые делаются в строгом соответствии с фактами.
Страун, все так же удивленно глядя на Мейсона, вновь откинулся на спинку кресла.
— Продолжайте, — бросил судья, — отвечайте на вопрос.
— Ну так вот. На наволочке была дыра. Это не отверстие, пробитое пулей. Вокруг нет никаких следов пороха. В то же время на голове убитого прекрасно заметны несколько пороховых пятен. Мы проверили: чтобы получить такие пятна, револьвер нужно держать примерно в двадцати дюймах от цели.
— Какой револьвер вы использовали, проводя этот эксперимент?
— Как какой? Вот этот самый.
— Другими словами, — произнес судья Киппен, — вы исходите из того, что преступление было совершено именно этим оружием?
— В этом нет никаких сомнений, ваша честь, — проговорил Страун, — лишь в результате досадного недоразумения пуля, найденная в голове жертвы, не может быть идентифицирована так же легко, как и остальные.
Однако если мне позволят продолжить допрос, я надеюсь доказать суду бесспорность моего утверждения.
— Продолжайте, — разрешил судья.
— Итак, вы утверждаете, что наволочка была надета после смерти, не так ли, сержант?
— Да, именно так.
— Об этом вам говорит отсутствие на наволочке пороховых пятен?
— Да. К тому же отверстие не похоже на пулевое.
— У вас есть другие доказательства?
— Да.
— Какие?
— Когда наволочку надевали, преступнику пришлось слегка повернуть ее — он старался, чтобы прорези пришлись как раз напротив глаз. Другими словами, сначала она оделась немного криво, и ему пришлось ее поправлять. Таким образом, на внутренней стороне наволочки осталось пятно — словно изогнутая кровавая дорожка. Это единственный способ объяснить происхождение пятна. Взгляните сами, его очень хорошо видно.
— Покажите мне наволочку, — попросил судья. Вывернув ее наизнанку и тщательно рассмотрев, он кивнул.
— Несмотря на то, что свидетель излагает лишь свои собственные выводы, сделанные на основе фактов, сами факты налицо, и похоже, что заключения свидетеля могут быть признаны бесспорными.
— Не имею ничего против, ваша честь, — весело проговорил Мейсон.
— Это невозможно! — не выдержал Страун. — Если вы допускаете это положение, то о какой защите может идти речь!
— Тихо, тихо, господа, — произнес судья, — не стоит горячиться. Ситуация действительно не простая. Один из важнейших вопросов, который, как представляется, должен был в первую очередь заинтересовать защиту, не привлек никакого внимания мистера Мейсона. С другой стороны, совершенно незначительная проблема показалась адвокату достойной самого пристального рассмотрения.
— Я всего-навсего настаиваю на том, что у моей клиентки есть права, которые должны быть соблюдены.
— Да-да, понимаю, — проговорил судья, — однако вы сами пока ничего не сказали нам по поводу этого револьвера. Вы действительно считаете, что выстрел был произведен не из него?
— В данный момент мне не хотелось бы высказывать свое мнение на этот счет, ваша честь.
— Не беспокойтесь, — торжествующе взглянув на Мейсона, произнес Страун, — у нас есть доказательства. Сержант, — он вновь повернулся к Голкомбу, — в револьвере, о котором идет речь, не хватает двух патронов?
— Совершенно верно, сэр.
— В заключении полиции сказано, что одна пуля попала в голову Стивена Меррила. Что вы можете сказать о другой?
— Она попала в деревянный столб, расположенный на краю довольно глубокой канавы.
— Не могли бы вы описать место, в котором она была найдена?
— Да, сэр. У меня с собой фотография. Ее сделали на следующий день, когда стало посветлее. Видите, на столбе довольно глубокая дыра. Пулю мы вытащили — она в превосходном состоянии. Я не специалист, но я присутствовал на экспертизе и могу вам сказать…
— Эксперты сами выскажут свое мнение, — прервал его Страун, — вы не можете дать нам компетентное заключение.
— Но я полицейский, и мне знакомы…
— Да-да, конечно, — проговорил Страун, — прежде чем будет вызван сотрудник баллистического отдела, я хотел бы заслушать ваши показания относительно этой пули. На ней, как вы видите, выгравированы какие-то знаки. Вам понятен их смысл?
— Да, сэр.
— Зачем они нужны?
— Они дают возможность идентифицировать пулю.
— Где эта пуля была вами найдена?
— Я достал ее из деревянной опоры ограды, изображенной на фотографии.
— Спасибо. Я думаю, нам пора пригласить следующего свидетеля. Я предлагаю принять револьвер в качестве вещественного доказательства номер один, фотографию — в качестве вещественного доказательства номер два, пулю — в качестве вещественного доказательства номер три.
— Подождите, — обратился Мейсон к сержанту, приготовившемуся встать со свидетельского кресла, — господин прокурор, могу я задать несколько вопросов мистеру Голкомбу? Мне хотелось бы еще немного побеседовать с ним об этой пуле.
— Прошу вас, мистер Мейсон.
— Когда вы впервые заметили пулю в столбе?
— Пуля в столбе вообще не видна, мистер Мейсон, чтобы ее разглядеть, ее надо сначала достать. У меня не было с собой инструментов.
— Когда вы впервые заметили в столбе пулевое отверстие?
— Сразу же после прибытия на место. В револьвере не хватало двух патронов, значит, где-то поблизости должна была валяться вторая пуля. Я подумал, что она могла попасть в какой-нибудь предмет и там застрять. Тогда-то я и обратил внимание на пробоину в столбе.
— И больше вы не искали?
— Где?
— Вы больше не осматривали место происшествия?
— Нет, почему же, осматривал. Но после того как пуля нашлась, делать там особенно было нечего.
— Спасибо, у меня все, — проговорил Мейсон.
— Я бы попросил сержанта Голкомба уступить свидетельское место Александру Рэдфилду, — произнес Страун. — Мистер Рэдфилд — эксперт из отдела баллистики.
— Да, пожалуйста, — одобрил судья.
Мистер Рэдфилд оказался высоким и худым молодым человеком со скуластым лицом и сероватыми глазами навыкате. Он двигался осторожно, а говоря, тщательно подбирал слова, словно боясь сказать что-нибудь лишнее. Произнеся присягу, он представился как специалист в области идентификации оружия. После этого Джофри Страун задал свой первый вопрос:
— Перед вами пуля, которую передал нам сержант Голкомб. Она фигурирует среди вещественных доказательств под номером три. Видели ли вы раньше эту пулю, и если да, то где вы ее видели?
— Видел, сэр. Первый раз — на месте преступления. В столбе была дыра, и сержант Голкомб извлек из нее эту пулю.
— Не могли бы вы указать нам на этой карте место, где находился столб?
Свидетель взял карту и поставил крестик в левом ее углу.
— Эта карта официальный документ, — проговорил Страун, — вернее, это копия с официальной карты. Я полагаю, никто не будет протестовать против предложения присоединить ее к вещественным доказательствам, обозначив номером четыре.
— Защита согласна, — произнес Мейсон. Наклонившись к Нили, Мейсон прошептал: — Заявите хоть один протест. Пусть они знают, что вы тоже ведете это дело.
— Лучше не надо, — шепотом ответил Нили, — я боюсь выступить невпопад. Вы так мастерски расправляетесь с этим прокурором — он буквально не знает, с какой стороны ждать удара.
— Протест может быть любым, — настаивал Мейсон, — не мешайте им описывать моменты, значимые для существа дела, — не важно, благоприятны эти свидетельства для обвиняемой или нет. Но если мы знаем, что какое-либо их заявление противоречит фактам, — смело протестуйте. Пусть дело перестанет казаться им таким очевидным, заставим их задуматься и пересмотреть свою позицию. В конце концов, в зале сидит и смотрит на вас ваша невеста, да и репортеры будут рады любому неожиданному повороту событий.
— Хорошо, я попробую, — согласился Нили, — дерните меня за пиджак, если начну говорить что-нибудь не то.
Между тем допрос свидетеля продолжался.
— Вы безусловно знаете, что это за револьвер. Это так называемый «кольт-кобра». Мы хотели бы поместить его среди вещественных доказательств под номером один.
— Да, сэр.
— Вы производили контрольный выстрел из этого револьвера?
— Да, сэр.
— Опишите эту процедуру, мистер Рэдфилд.
— Во время произведения контрольного выстрела дуло револьвера было вставлено в коробку с паклей, так что пуля застревает в ней, оставаясь при этом неповрежденной.
— Что происходит потом?
— Затем производится анализ пули.
— Какова цель этого анализа?
— Его цель — выявление характерных отметин на поверхности пули. Они подразделяются на две группы: общего свойства и индивидуального.
— Что значит «общего свойства»?
— Это царапины, которые появляются на пуле при прохождении через внутреннюю поверхность ствола. Все они имеют характерную ширину и глубину и слагаются в определенный рисунок. Отметины общего свойства позволяют узнать марку и калибр оружия, из которого был произведен выстрел.
— А что такое «индивидуальные характеристики»?
— Это углубления, появляющиеся на пуле из-за неровности ствола. Невозможно представить себе идеально гладкую поверхность, и, разумеется, ствол каждого револьвера по-своему шероховат. То или иное сочетание этих выступов или углублений встречается только однажды, таким образом, каждый ствол оставляет на пуле свои микроскопические отпечатки, по которым она может быть безошибочно идентифицирована.
— Скажите, было ли произведено сравнение контрольной пули с пулей, извлеченной из столба ограды?
— Да, конечно, сэр.
— Что вы можете сказать о результатах этого анализа?
— Мы провели экспертизу общих свойств, равно как и индивидуальных. Как специалист, я могу со всей уверенностью заявить: оба выстрела сделаны из одного и того же оружия.
— А пуля, найденная в теле жертвы? Ее доставили к вам в лабораторию?
— Да, сэр.
— Вы имели возможность осмотреть ее?
— Должен сказать, что она оказалась в достаточной степени повреждена. Состояние ее не позволяет провести детальный анализ, но можно утверждать, что и на этот раз стреляли из револьвера того же типа — кольта тридцать восьмого калибра.
— Защита готова, — подтвердил Мейсон.
— Приглашайте свидетелей, — произнес судья, взглянув в сторону Джофри Страуна. Этот известный юрист, сравнительно недавно занявший важный пост в городской прокуратуре, не один раз высказывал желание «сойтись» в зале суда с Мейсоном, чтобы «посмотреть, кто кого». Первым был вызван Гарри Боулс.
— Вот уж кому действительно место за решеткой, — наклонившись к Мейсону, вполголоса произнес Нили.
Словно угадав чувства, обуревающие молодого адвоката, Джофри Страун язвительно улыбнулся и, дождавшись, когда свидетель присягнет и назовет себя, задал первый вопрос:
— Свидетель Боулс, были ли вы знакомы со Стивеном Меррилом?
— Да, сэр.
— Вы знаете, что с ним сейчас?
— Да, сэр. Он мертв.
— Видели ли вы тело Стивена Меррила?
— Да, сэр, видел. — Где?
— В городском морге.
— Вы опознали тело?
— Да.
— Я кончил, — повернулся к Мейсону Страун. Мейсон с улыбкой посмотрел на Боулса.
— Сколько времени вы были знакомы со Стивеном Меррилом?
— Совсем недолго. Так случилось, что мы поселились в одном доме.
— Мистер Боулс, приходилось ли вам встречаться с покойным в то время, когда тот называл себя Стонтоном Вестером Гладеном?
— Протестую: вопрос некорректный, маловажный и не относящийся к делу, — вмешался Страун.
— Это перекрестный допрос, ваша честь, — сказал Мейсон, подняв взгляд на судью.
— Хочу вам напомнить, — строго произнес судья Киппен, наклонившись вперед и поверх очков глядя на Мейсона, — что мы проводим предварительный допрос. Это не обычное судебное разбирательство. Сегодняшнее слушание имеет только одну цель: оно должно помочь нам выяснить, действительно ли совершение преступления имело место, и если да, то возможно ли считать участницей этого преступления обвиняемую. Таким образом, суд не намерен принимать протесты, касающиеся мелких и незначительных деталей, но, с другой стороны, мы не можем позволить превращать допрос в спектакль. Я всячески приветствую дискуссию, освещающую существенные вопросы разбираемого дела, но любые попытки превратить зал суда в театральные подмостки будут немедленно пресекаться, от кого бы они ни исходили. Протест отклоняется. Свидетель, отвечайте адвокату.
— Встречались ли вы с покойным в то время, когда он именовался Стонтоном Вестером Гладеном? — повторил Мейсон.
— Нет, сэр. За день до смерти он сказал мне, что когда-то называл себя так.
— У меня все, — произнес Мейсон.
— Еще вопросы? — проговорил судья, обращаясь к прокурору.
— Нет, ваша честь.
— Свидетель может идти. Кто следующий?
— Вильям Фэррон.
Фэррона привели к присяге, и, встав перед судьей, он рассказал, как разговаривал с Эвелин Багби в кафе «Джошуа» той ночью, когда предположительно было совершено преступление.
— Подсудимая сообщила вам какие-то факты?
— Да.
— Было ли это сообщение сделано свободно и по доброй воле?
— Оно было сделано в присутствии ее адвоката, — улыбнулся Фэррон.
— Мистера Перри Мейсона?
— Да.
— Что она вам сообщила?
Фэррон подробно пересказал историю, услышанную от Эвелин, а потом описал свою поездку на место происшествия и события, случившиеся после того, как были обнаружены сломанная заградительная решетка и машина с телом.
— У меня все, — произнес прокурор.
— Вопросов нет, — отозвался Мейсон.
— Вызывается сержант Голкомб, — провозгласил Страун.
Принеся присягу, сержант важно прошествовал к креслу. Всем своим видом он показывал, что ему есть что рассказать. Отвечая на вопросы Страуна, он объяснил, что является сотрудником городского полицейского управления и что по звонку шерифа он отправился осматривать тело убитого.
— Что вы увидели, когда прибыли на место?
— Шел дождь. Машина все еще валялась в ущелье. Меня встретили помощники шерифа и полицейские фотографы.
— Что вы сделали?
— Спустился и осмотрел тело. Потом, после того как убитого сфотографировали, мы вытащили его наверх. Я указал помощникам шерифа на некоторые детали, значительные по моему мнению, и объяснил, на что им следует обратить внимание.
— Что это за детали?
— Ну, например, положение выключателя, регулирующего яркость фар.
— Что вы можете сказать об этом выключателе?
— Он не был повернут.
— Вы описываете сейчас положение выключателя в машине, найденной на дне ущелья?
— Да, конечно.
— Фары не горели?
— Нет.
— И выключатель не был повернут.
— Не был.
— Имели ли вы возможность побеседовать с обвиняемой после совершения преступления?
— Да, сэр.
— Принуждали ли вы ее к даче каких-либо показаний?
— Нет, сэр.
— Вы ей угрожали?
— Нет, сэр.
— Все, что сообщила вам обвиняемая, она рассказала по доброй воле?
— Да.
— Вы просили ее описать состояние фар на автомобиле, который хотел столкнуть ее с дороги?
— Да, конечно, сэр.
— Что она сказала?
— Она сказала, что фары были включены, что свет их падал ей в зеркальце, отражался от него и очень мешал ей оценивать ситуацию на дороге.
— Получили ли вы в свое распоряжение оружие, с помощью которого было совершено преступление?
— Да.
— Кто передал его вам?
— Перри Мейсон, адвокат подсудимой.
— Где находилось оружие?
— На сиденье его автомобиля.
— Сколько было времени, когда вы получили это оружие?
— Около одиннадцати вечера.
— Где это произошло?
— Адвокат подъехал к «Горной Короне» — там работала подсудимая, и мистер Мейсон, по-видимому, хотел с ней повидаться прежде, чем…
— Нас не интересуют ваши умозаключения, — перебил его Страун, — вы как полицейский должны знать: главное — это факты. Продолжайте и расскажите нам, что произошло.
— В общем, я попросил у мистера Мейсона револьвер, который ему дала подсудимая, когда они сидели все вместе в ресторане.
— Отдал ли вам мистер Мейсон этот револьвер?
— Да, сэр. По-моему, он сказал, что оружие у него с собой, и повернулся к машине. Тогда я открыл дверцу и достал револьвер.
— Где он сейчас?
— У меня.
— В каком состоянии находилось оружие в то время, когда оно было передано вам?
— В том же состоянии, что и сейчас.
— Что касается барабана револьвера, в нем было четыре заряженных отделения и два пустых?
— Именно так, сэр.
— Таким образом, вы утверждаете, что револьвер находится сейчас в том же состоянии, в каком он был, когда вы его получили?
— Да, сэр.
— Вы можете поклясться в этом?
— Конечно, сэр.
— Ваша честь, я прошу принять это оружие в качестве вещественного доказательства номер один.
— Я бы хотел задать еще несколько вопросов, относящихся к этому револьверу, — проговорил Мейсон.
— Пожалуйста.
— Вы говорите, что оружие сейчас находится в том же состоянии, что и раньше.
— Да, сэр.
— Вы ничего в нем не меняли?
— Мы его не трогали. — Голос Голкомба звучал вызывающе.
— Вы отдавали револьвер в отделение баллистики, не так ли?
— Да, сэр.
— И вы знаете, что там из него был произведен контрольный выстрел? Вы присутствовали при этом?
— Да, сэр.
— Для того, чтобы выстрелить из револьвера, из барабана необходимо было вынуть заряды?
— Ну да, конечно. Патроны — это тоже улика. Нам надо было доказать, что пуля, убившая этого парня, ничем не отличалась от тех, которые остались в барабане. Поэтому мы не собирались использовать эти заряды.
— Вы совершенно правы, — продолжал Мейсон, — следовательно, вы разрядили револьвер, произвели контрольный выстрел и вложили обратно вынутые патроны?
— Так оно и было.
— Кто этим занимался?
— Я сам.
— Не могли бы вы объяснить, откуда вам известно, что патроны сейчас в тех же отделениях, что и раньше?
— Но… но какая, собственно, разница?
— Таким образом, когда вы утверждаете, что оружие находится в том же самом состоянии, что и во время передачи его вам, вы имеете в виду, что в основном в нем ничего не было изменено?
— Пожалуй, так.
— Не пытались ли вы идентифицировать револьвер по его номеру?
— Конечно.
— И что вы обнаружили?
Судья Киппен собрался было что-то возразить, но передумал, проговорил только:
— Пожалуй, вы правы, Мейсон. Со стороны адвоката вопрос действительно закономерен.
— Спасибо, ваша честь, — ответил Мейсон. — В принципе защита могла бы опротестовать некоторые выводы полиции как недостаточно наглядно обоснованные, но пока я не вижу необходимости ни вызывать продавца из магазина в Ньюпорт-Бич, ни просить представить выписку из картотеки шерифа. Я вполне доверяю добросовестности сержанта Голкомба.
— Весьма признателен, — саркастически улыбнулся Голкомб.
— Мне было бы чрезвычайно интересно услышать от сержанта рассказ о результатах его поиска. Итак, сержант, что вам удалось обнаружить?
— Мы установили, что этот револьвер был продан некоему Мэрвиллу Алдриху. Он купил его в магазине спортивных товаров. Мистер Алдрих имел разрешение на ношение оружия и использование его в целях самообороны. Он хранил револьвер в машине, откуда тот и был украден.
— Подождите, — вмешался судья Киппен, — я не вижу необходимости в более подробном изложении фактов. Мистер Алдрих присутствует на сегодняшнем заседании, господин прокурор?
— Да, ваша честь.
— Я думаю, мы предложим ему самому рассказать нам о том, что произошло.
— Хорошо, ваша честь.
— Мне бы хотелось тогда заслушать сейчас показания свидетеля Алдриха, — проговорил Мейсон.
— Я не имею ничего против, — произнес Страун, — мы можем вызвать мистера Алдриха. Он будет выступать в качестве свидетеля обвинения. Должен заметить, однако, что я не вижу никакой необходимости нарушать порядок допроса и прерывать выступление сержанта Голкомба. Что же касается револьвера, то для того, чтобы он был признан вещественным доказательством, достаточно двух условий: он должен был находиться у обвиняемой и из него должен был быть убит Стивен Меррил.
— Я хочу выслушать мнение защиты, — взглянув на Мейсона, произнес судья Киппен.
— Позиция обвинения вполне понятна, — проговорил Мейсон, — мне хотелось бы, однако, высказать два замечания. Первое: обвиняющей стороной не было доказано, что револьвер — то самое оружие, из которого совершили убийство. И второе: мы не можем с уверенностью утверждать, что этот револьвер был у обвиняемой.
— О чем вы говорите? — прервал его Страун. — Вы же сами отдали револьвер Голкомбу?
— Сержант достал револьвер из моей машины. Обвиняемая при этом не присутствовала.
— Вы ее представляете?
— Я представляю ее интересы. Но как бы там ни было, сержант не спросил у меня ничего об этом револьвере. Возможно, ситуация прояснится, если сержант Голкомб ответит еще на несколько дополнительных вопросов. — Приветливо улыбнувшись Голкомбу, Мейсон продолжал: — Послушайте, сержант, когда я подъехал к «Горной Короне», вы подошли и предложили отдать револьвер, который я получил от мисс Багби, не правда ли?
— Да. По-моему, я сказал тогда, чтобы вы вернули револьвер, из которого было совершено убийство.
— Может быть, вы помните, что произошло потом: вы оттолкнули меня от машины и взяли тот револьвер, который сейчас предлагается в качестве вещественного доказательства.
— Вы тянули время, а я не мог ждать. Мне ничего не оставалось, как…
— Мне кажется, нам не обязательно останавливаться на подробностях, не имеющих прямого отношения к сути дела, — вновь вмешался судья Киппен. — Почему вы так настойчиво возвращаетесь к этой проблеме, мистер Мейсон? Разве в этом деле роль защиты не сводится к тому, чтобы доказать, что убийство было оправданно — то, что подсудимая стреляла, по-видимому, ни у кого сомнения не вызывает.
— Мне бы хотелось, — проговорил Мейсон, — иметь доказательства того, что револьвер, представленный сержантом Голкомбом, то самое оружие, которым было совершено преступление.
— Могу я узнать, зачем вам понадобились эти доказательства? — Судья Киппен был явно удивлен. — Вам прекрасно известно, мистер Мейсон, что в любом деле существуют факты, бесспорность которых признается обеими сторонами.
— Револьвер прошел экспертизу. Мне было бы любопытно узнать ее результаты. Я прошу всего-навсего сообщить нам, к какому выводу пришли специалисты, сравнив контрольную пулю с пулей, найденной в теле жертвы. Это даст мне возможность выбрать нужную линию защиты.
— Понимаю, — проговорил судья, — возможно, вы и правы. Мистер Страун, у вас, без сомнения, есть доказательства, представленные баллистическим отделом, почему бы вам не ознакомить нас с заключением экспертов и покончить раз и навсегда с этим спорным вопросом? Потом, доказав, что револьвер действительно находился у обвиняемой, вы сможете…
— Дело в том, — прервал его Страун, — что пуля, найденная в теле, сильно повреждена. С одной стороны она почти полностью расплющена, а другая была слегка деформирована, когда пулю извлекали из головы жертвы.
— Вы хотите сказать, что она не может быть идентифицирована? — спросил судья.
— Видите ли, я… Могу ли я задать еще несколько вопросов сержанту? Надеюсь, после этого ситуация несколько прояснится.
— Задайте.
— Я признаю, что, по-видимому, поторопился предложить в качестве вещественного доказательства револьвер, но думаю, что мне позволено будет предложить вниманию суда еще два-три свидетельства, настолько очевидных, что они, по-моему, не нуждаются в специальных доказательствах. Сержант Голкомб, скажите, принесли ли вы с собой наволочку, которая закрывала голову покойного?
— Да, сэр, принес.
Сержант Голкомб открыл портфель и достал из него наволочку, в нескольких местах испачканную пятнами засохшей крови.
— Ответьте, пожалуйста, сержант Голкомб, нашли ли вы на этой наволочке какую-нибудь метку?
— Да, сэр.
— Вы выяснили, кому принадлежит эта метка?
— Да, сэр.
— Вы нашли какое-либо другое белье, помеченное так же?
— Да, сэр.
— Где?
— В «Горной Короне», в бельевой.
— Вы осмотрели кровать обвиняемой?
— Осмотрел, сэр.
— Когда?
— Почти сразу после того, как приехал в ресторан.
— Что вы обнаружили?
— На кровати было две подушки. Одна в наволочке, другая — без.
— Скажите, пожалуйста, когда была надета наволочка на голову покойного, до или после смерти?
— Она была надета после смерти.
— Одну минуту, — произнес судья Киппен, — это собственное предположение свидетеля, а не изложение фактов, и защита…
— Защита не возражает, ваша честь, — вмешался Мейсон, — мы согласны выслушивать любые выводы обвинения, если только они не искажают факты.
— Вы согласны? — изумленно переспросил судья. Подавшись вперед и недоверчиво глядя на Мейсона.
Страун произнес:
— Вы хотите сказать, что допускаете эту возможность? Вы думаете, что наволочка могла быть надета после смерти?
— Я считаю допустимым ваш вопрос, вот и все, — пожал плечами Мейсон, — вы можете делать любые умозаключения. Я просто заявил суду, что не собираюсь опротестовывать выводы, которые делаются в строгом соответствии с фактами.
Страун, все так же удивленно глядя на Мейсона, вновь откинулся на спинку кресла.
— Продолжайте, — бросил судья, — отвечайте на вопрос.
— Ну так вот. На наволочке была дыра. Это не отверстие, пробитое пулей. Вокруг нет никаких следов пороха. В то же время на голове убитого прекрасно заметны несколько пороховых пятен. Мы проверили: чтобы получить такие пятна, револьвер нужно держать примерно в двадцати дюймах от цели.
— Какой револьвер вы использовали, проводя этот эксперимент?
— Как какой? Вот этот самый.
— Другими словами, — произнес судья Киппен, — вы исходите из того, что преступление было совершено именно этим оружием?
— В этом нет никаких сомнений, ваша честь, — проговорил Страун, — лишь в результате досадного недоразумения пуля, найденная в голове жертвы, не может быть идентифицирована так же легко, как и остальные.
Однако если мне позволят продолжить допрос, я надеюсь доказать суду бесспорность моего утверждения.
— Продолжайте, — разрешил судья.
— Итак, вы утверждаете, что наволочка была надета после смерти, не так ли, сержант?
— Да, именно так.
— Об этом вам говорит отсутствие на наволочке пороховых пятен?
— Да. К тому же отверстие не похоже на пулевое.
— У вас есть другие доказательства?
— Да.
— Какие?
— Когда наволочку надевали, преступнику пришлось слегка повернуть ее — он старался, чтобы прорези пришлись как раз напротив глаз. Другими словами, сначала она оделась немного криво, и ему пришлось ее поправлять. Таким образом, на внутренней стороне наволочки осталось пятно — словно изогнутая кровавая дорожка. Это единственный способ объяснить происхождение пятна. Взгляните сами, его очень хорошо видно.
— Покажите мне наволочку, — попросил судья. Вывернув ее наизнанку и тщательно рассмотрев, он кивнул.
— Несмотря на то, что свидетель излагает лишь свои собственные выводы, сделанные на основе фактов, сами факты налицо, и похоже, что заключения свидетеля могут быть признаны бесспорными.
— Не имею ничего против, ваша честь, — весело проговорил Мейсон.
— Это невозможно! — не выдержал Страун. — Если вы допускаете это положение, то о какой защите может идти речь!
— Тихо, тихо, господа, — произнес судья, — не стоит горячиться. Ситуация действительно не простая. Один из важнейших вопросов, который, как представляется, должен был в первую очередь заинтересовать защиту, не привлек никакого внимания мистера Мейсона. С другой стороны, совершенно незначительная проблема показалась адвокату достойной самого пристального рассмотрения.
— Я всего-навсего настаиваю на том, что у моей клиентки есть права, которые должны быть соблюдены.
— Да-да, понимаю, — проговорил судья, — однако вы сами пока ничего не сказали нам по поводу этого револьвера. Вы действительно считаете, что выстрел был произведен не из него?
— В данный момент мне не хотелось бы высказывать свое мнение на этот счет, ваша честь.
— Не беспокойтесь, — торжествующе взглянув на Мейсона, произнес Страун, — у нас есть доказательства. Сержант, — он вновь повернулся к Голкомбу, — в револьвере, о котором идет речь, не хватает двух патронов?
— Совершенно верно, сэр.
— В заключении полиции сказано, что одна пуля попала в голову Стивена Меррила. Что вы можете сказать о другой?
— Она попала в деревянный столб, расположенный на краю довольно глубокой канавы.
— Не могли бы вы описать место, в котором она была найдена?
— Да, сэр. У меня с собой фотография. Ее сделали на следующий день, когда стало посветлее. Видите, на столбе довольно глубокая дыра. Пулю мы вытащили — она в превосходном состоянии. Я не специалист, но я присутствовал на экспертизе и могу вам сказать…
— Эксперты сами выскажут свое мнение, — прервал его Страун, — вы не можете дать нам компетентное заключение.
— Но я полицейский, и мне знакомы…
— Да-да, конечно, — проговорил Страун, — прежде чем будет вызван сотрудник баллистического отдела, я хотел бы заслушать ваши показания относительно этой пули. На ней, как вы видите, выгравированы какие-то знаки. Вам понятен их смысл?
— Да, сэр.
— Зачем они нужны?
— Они дают возможность идентифицировать пулю.
— Где эта пуля была вами найдена?
— Я достал ее из деревянной опоры ограды, изображенной на фотографии.
— Спасибо. Я думаю, нам пора пригласить следующего свидетеля. Я предлагаю принять револьвер в качестве вещественного доказательства номер один, фотографию — в качестве вещественного доказательства номер два, пулю — в качестве вещественного доказательства номер три.
— Подождите, — обратился Мейсон к сержанту, приготовившемуся встать со свидетельского кресла, — господин прокурор, могу я задать несколько вопросов мистеру Голкомбу? Мне хотелось бы еще немного побеседовать с ним об этой пуле.
— Прошу вас, мистер Мейсон.
— Когда вы впервые заметили пулю в столбе?
— Пуля в столбе вообще не видна, мистер Мейсон, чтобы ее разглядеть, ее надо сначала достать. У меня не было с собой инструментов.
— Когда вы впервые заметили в столбе пулевое отверстие?
— Сразу же после прибытия на место. В револьвере не хватало двух патронов, значит, где-то поблизости должна была валяться вторая пуля. Я подумал, что она могла попасть в какой-нибудь предмет и там застрять. Тогда-то я и обратил внимание на пробоину в столбе.
— И больше вы не искали?
— Где?
— Вы больше не осматривали место происшествия?
— Нет, почему же, осматривал. Но после того как пуля нашлась, делать там особенно было нечего.
— Спасибо, у меня все, — проговорил Мейсон.
— Я бы попросил сержанта Голкомба уступить свидетельское место Александру Рэдфилду, — произнес Страун. — Мистер Рэдфилд — эксперт из отдела баллистики.
— Да, пожалуйста, — одобрил судья.
Мистер Рэдфилд оказался высоким и худым молодым человеком со скуластым лицом и сероватыми глазами навыкате. Он двигался осторожно, а говоря, тщательно подбирал слова, словно боясь сказать что-нибудь лишнее. Произнеся присягу, он представился как специалист в области идентификации оружия. После этого Джофри Страун задал свой первый вопрос:
— Перед вами пуля, которую передал нам сержант Голкомб. Она фигурирует среди вещественных доказательств под номером три. Видели ли вы раньше эту пулю, и если да, то где вы ее видели?
— Видел, сэр. Первый раз — на месте преступления. В столбе была дыра, и сержант Голкомб извлек из нее эту пулю.
— Не могли бы вы указать нам на этой карте место, где находился столб?
Свидетель взял карту и поставил крестик в левом ее углу.
— Эта карта официальный документ, — проговорил Страун, — вернее, это копия с официальной карты. Я полагаю, никто не будет протестовать против предложения присоединить ее к вещественным доказательствам, обозначив номером четыре.
— Защита согласна, — произнес Мейсон. Наклонившись к Нили, Мейсон прошептал: — Заявите хоть один протест. Пусть они знают, что вы тоже ведете это дело.
— Лучше не надо, — шепотом ответил Нили, — я боюсь выступить невпопад. Вы так мастерски расправляетесь с этим прокурором — он буквально не знает, с какой стороны ждать удара.
— Протест может быть любым, — настаивал Мейсон, — не мешайте им описывать моменты, значимые для существа дела, — не важно, благоприятны эти свидетельства для обвиняемой или нет. Но если мы знаем, что какое-либо их заявление противоречит фактам, — смело протестуйте. Пусть дело перестанет казаться им таким очевидным, заставим их задуматься и пересмотреть свою позицию. В конце концов, в зале сидит и смотрит на вас ваша невеста, да и репортеры будут рады любому неожиданному повороту событий.
— Хорошо, я попробую, — согласился Нили, — дерните меня за пиджак, если начну говорить что-нибудь не то.
Между тем допрос свидетеля продолжался.
— Вы безусловно знаете, что это за револьвер. Это так называемый «кольт-кобра». Мы хотели бы поместить его среди вещественных доказательств под номером один.
— Да, сэр.
— Вы производили контрольный выстрел из этого револьвера?
— Да, сэр.
— Опишите эту процедуру, мистер Рэдфилд.
— Во время произведения контрольного выстрела дуло револьвера было вставлено в коробку с паклей, так что пуля застревает в ней, оставаясь при этом неповрежденной.
— Что происходит потом?
— Затем производится анализ пули.
— Какова цель этого анализа?
— Его цель — выявление характерных отметин на поверхности пули. Они подразделяются на две группы: общего свойства и индивидуального.
— Что значит «общего свойства»?
— Это царапины, которые появляются на пуле при прохождении через внутреннюю поверхность ствола. Все они имеют характерную ширину и глубину и слагаются в определенный рисунок. Отметины общего свойства позволяют узнать марку и калибр оружия, из которого был произведен выстрел.
— А что такое «индивидуальные характеристики»?
— Это углубления, появляющиеся на пуле из-за неровности ствола. Невозможно представить себе идеально гладкую поверхность, и, разумеется, ствол каждого револьвера по-своему шероховат. То или иное сочетание этих выступов или углублений встречается только однажды, таким образом, каждый ствол оставляет на пуле свои микроскопические отпечатки, по которым она может быть безошибочно идентифицирована.
— Скажите, было ли произведено сравнение контрольной пули с пулей, извлеченной из столба ограды?
— Да, конечно, сэр.
— Что вы можете сказать о результатах этого анализа?
— Мы провели экспертизу общих свойств, равно как и индивидуальных. Как специалист, я могу со всей уверенностью заявить: оба выстрела сделаны из одного и того же оружия.
— А пуля, найденная в теле жертвы? Ее доставили к вам в лабораторию?
— Да, сэр.
— Вы имели возможность осмотреть ее?
— Должен сказать, что она оказалась в достаточной степени повреждена. Состояние ее не позволяет провести детальный анализ, но можно утверждать, что и на этот раз стреляли из револьвера того же типа — кольта тридцать восьмого калибра.