Страница:
— Когда вы видели его в последний раз?
— Восемнадцатого или девятнадцатого сентября.
— То есть за несколько дней до убийства?
— Да.
— Когда вы снова вспомнили о нем?
— В тот день, когда вы пришли ко мне и попросили показать его. Я увидела, что револьвер исчез.
— Перекрестный допрос, — сказал Мейсон, повернувшись к прокурорам.
На этот раз поднялся Гамильтон Бюргер. Обычно он редко принимал участие в допросе свидетелей Мейсона, поскольку тому, как правило, удавалось выиграть дело еще до того, как прокурор закончит работу со своими свидетелями, и при этом нередко опирался на показания свидетелей обвинения.
— Какой револьвер дал вам обвиняемый?
— Что значит — какой?
— Назовите фирму изготовителя. Это был кольт, «смит-и-вессон», «каррингтон-и-ричардсон»?
Девушка покачала головой.
— Я не знаю, мистер Бюргер.
— Не знаете марки?
— Нет, сэр.
— Не знаете серийного номера?
— Нет, сэр. Я даже не подозревала, что револьверы имеют номера!
— Тем не менее, когда мистер Мейсон предъявил вам оружие, которое является вещественным доказательством — «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, номер К—424967, — и спросил, тот ли это револьвер, который одолжил вам поверенный, вы ответили утвердительно, не так ли?
— С виду это тот самый револьвер, который дал мне мистер Даттон. Кроме того, я доверилась мистеру Мейсону.
— А много ли револьверов вы держали в руках, мисс Эллис? — усмехнулся Бюргер.
— Только один.
— И вы не обратили внимания на его номер?
— Нет, сэр.
— Вы даже не знаете, где этот номер должен располагаться?
— Нет, сэр.
— Вы говорите, что он выглядел так же, как этот револьвер? — С этими словами Гамильтон Бюргер протянул девушке вещественное доказательство номер один.
— Да.
— Точно так же?
— Насколько я разбираюсь, абсолютно так же.
— А вы знаете, как делаются эти револьверы?
— Что вы имеете в виду?
— Все детали изготавливаются манекенами, а сборка производится вручную.
— Возможно, что и так.
— А вы знаете, что сотни, тысячи — да что там! — сотни тысяч револьверов этой марки и этой модели похожи друг на друга, как близнецы?
— Я… я полагаю, что да.
— Не заметили ли вы на револьвере, переданном вам поверенным, какой-нибудь особенности, которая отличает его от других?
— Нет.
— Так что, если бы у обвиняемого было полдюжины револьверов и он просто передал бы один из них вам, а другой оставил бы у себя, вы не смогли бы отличить один от другого?
— Я… нет. Я не могу узнать этот револьвер.
— Подводя итог всему вышесказанному, можно говорить о том, что обвиняемый дал вам револьвер. Но вы не знаете, что он дал именно этот револьвер.
— Не могу этого утверждать.
— В таком случае, мисс, после принесения вами присяги лучше не утверждать чего-либо, в чем вы не совсем уверены.
Видя, что девушка растерялась, Бюргер снова пошел в атаку:
— Не приходил ли обвиняемый в ваш дом, перед тем как вы обнаружили пропажу револьвера?
— Да, приходил.
— Не входил ли он в ту комнату, где вы хранили револьвер? Подумайте хорошенько, прежде чем ответить.
— Он дрался с Фредом Хедли. — Где?
— В моем доме.
— Я имею в виду, где именно?
— Драка закончилась в моей спальне.
— В вашей спальне!
— Да.
— Там, где вы хранили револьвер?
— Да, сэр.
— И обвиняемый тоже был там?
— Да, сэр.
— Когда происходила эта драка?
— Вечером двадцать первого сентября.
— В день убийства?
— Да.
— Итак, в тот вечер, когда произошло убийство, ваш поверенный нашел способ попасть в вашу комнату, а затем быстро удалился. Впоследствии вы обнаружили пропажу револьвера. Правильно?
— Не совсем так…
— Отвечайте: да или нет, — перебил девушку Бюргер.
— Да.
— У меня все, — бросил Бюргер, возвращаясь на свое место.
— Еще один вопрос, — вмешался тотчас Мейсон. — Кто начал драку?
— Фред Хедли.
— Кто первый забежал в ту комнату, где был револьвер?
— Фред Хедли.
— И у меня все, благодарю вас, — сказал Мейсон, улыбаясь. — Защита просит предоставить слово обвиняемому, советнику по капиталовложениям Керри Даттону.
Наклонившись к своему клиенту, Мейсон прошептал:
— Теперь все зависит только от вас. Если выдержите удар, вы спасены: в противном случае вас осудят.
Даттон кивнул и пошел к скамье свидетелей. Закончив необходимые формальности, он оказался лицом к лицу с Перри Мейсоном. Мейсон очень искусно направлял допрос, заставляя Даттона рассказать о своих занятиях, об отношениях с отцом Дезире, который сделал его опекуном дочери.
Затем адвокат спросил:
— Какова стоимость ценных бумаг, которые перешли в ваше распоряжение?
— Примерно сто тысяч долларов.
— И каков срок действия поручительства?
— До момента, когда наследнице исполнится двадцать семь лет.
— В завещании покойного Темплтона Эллиса указано, что цель опеки — защита интересов мисс Эллис от нее самой, поскольку она излишне доверчива и абсолютно не разбирается в финансовых вопросах. Я прав?
— Да.
— Вы когда-либо обсуждали с мисс Эллис свою стратегию управления ее деньгами?
— Да, сэр.
— Давайте вспомним ваш первый разговор на эту тему. — Мейсон поднял указательный палец левой руки вверх. — Что вы ей сказали?
— Я сообщил ей, какой доход сможет обеспечить ей этот капитал, если его правильно разместить. Сказал, что ей придется привыкать к более скромной жизни и что она, скорее всего, выйдет замуж раньше, чем закончится срок поручительства. Я предложил мисс Эллис выделять ей на месяц сумму, приблизительно равную сумме ежемесячных вложений за четыре года. С этими деньгами она могла бы себе позволить хорошую одежду, путешествия, общение с равными ей по достатку и положению людьми…
— Одним словом, — закончил эту мысль Мейсон, — мисс Эллис могла бы быть аппетитным товаром на рынке невест.
Даттон смутился.
— Я этого не говорил, — попытался возразить он. Мейсон пропустил эти слова мимо ушей.
— Так сколько денег вы давали в среднем мисс Эллис в год?
— Приблизительно двадцать четыре тысячи долларов.
— Какую сумму сейчас составляет остаток по поручительству?
— Порядка двухсот пятидесяти тысяч долларов, включая ценные бумаги и наличность.
Судья Альварадо подался вперед:
— Сколько, вы сказали?
— Около двухсот пятидесяти тысяч долларов, ваша честь.
— Но каким же образом это могло произойти? Вы получили сто тысяч и потратили девяносто шесть…
— Да, ваша честь. Но завещание мистера Эллиса разрешало мне продавать и покупать ценности и делать с ними все, что я сочту выгодным для его дочери.
— И вы получили такой доход?
— Именно так, ваша честь. За вычетом налогов.
— Можно сказать, что вы оказались виртуозом по части выгодного вложения капитала!
— Вы сообщили наследнице о доходах, обеспеченных вами для нее таким образом? — спросил Мейсон.
— Нет.
— Почему?
— Возражаю! — перебил его Бюргер. — Причины умолчания неинтересны и не имеют отношения к делу.
— Возражение принимается, — сказал судья. — Свидетель ответил, что он не информировал наследницу о доходах. Этого нам достаточно.
— Мистер Эллис учредил это опекунство с целью защитить мисс Эллис от нее самой? — спросил Мейсон.
— Да.
— Думаете ли вы, что, узнав о своем новом состоянии, мисс Эллис может потратить его таким образом, что это будет противоречить воле ее отца?
— Ваша честь, ваша честь! — горячо запротестовал Бюргер. — Этот вопрос грозит увести нас от проблемы, которая интересует суд!
— Совершенно справедливо! — согласился судья. — Предлагаю защите задавать вопросы по существу.
Взгляды, которыми обменялись присяжные, словно говорили: «Нас на мякине не проведешь!» Мейсон изменил тактику:
— Вы знакомы с человеком по имени Фред Хедли?
— Да.
— Каковы его отношения с мисс Эллис?
— Однажды она представила его мне как своего жениха.
— Вы не одобряете этот брак?
— Нет.
— По какой причине?
— Возражаю! — взорвался Бюргер. — Суду это не интересно.
— Я начал понимать, к чему клонит защита, — сказал судья. — Возражение отвергнуто. Свидетель может отвечать.
— Да по той причине, что я считал Фреда Хедли охотником за деньгами мисс Эллис.
— И не из-за него ли вы скрывали от мисс Дезире Эллис истинные размеры ее состояния? Минуточку, — оборвал Мейсон сам себя, заметив, что Гамильтон Бюргер поднимается, чтобы снова заявить протест. — Я по-другому сформулирую вопрос. Не повлияла ли мысль о том, что мистер Хедли намеревается воспользоваться деньгами мисс Эллис, на ваше решение не разглашать информацию о деньгах, которыми располагает ваша подопечная? Отвечайте, пожалуйста: да или нет?
— Возражаю! — прокричал Бюргер. — Суд это не интересует.
— Возражение отклоняется! — остановил его судья.
— Да, сэр, — произнес Даттон. Мейсон продолжил допрос:
— В числе ценных бумаг, полученных вами по поручительству, были акции компании «Стир ридж ойл»?
— Были.
— Что вы с ними сделали?
— Я их продал.
— Известили ли вы об этом мисс Эллис?
— Нет.
— Что вообще мисс Эллис знала об этих акциях?
— Она была в них очень заинтересована. Дело в том, что мисс Эллис ознакомилась с брошюрой, в которой рассказывалось о блестящих перспективах компании. Кроме того, ей было известно, что ее отец считал акции «Стир ридж ойл» очень ценными.
— Высказывала ли мисс Эллис какие-нибудь пожелания относительно этих акций?
— Да. Она просила меня сохранить их.
— И вы продали их вопреки ее пожеланиям?
— Да.
— Что вы сделали с вырученными деньгами?
— Через некоторое время я вновь перекупил эти акции.
— Почему?
— Потому что из частных источников узнал о предстоящем повышении курса этих акций.
— И как много акций вам удалось купить?
— Двадцать тысяч.
— Вы вошли в контакт с Роджером Палмером по поводу этих акций?
— Да. Я говорил с ним по телефону.
— О чем?
— Палмер просил меня встретиться с Дезире Эллис и похлопотать о том, чтобы она передала ему свои полномочия, как владелица крупного пакета акций. Он говорил с ней об этом, но она послала его ко мне.
— И чего именно он добивался?
— Он просил меня встретиться с ним, причем обстоятельства встречи и содержание разговора держать в секрете.
— Встречу организовывали вы?
— Палмер предложил мне сделку: я передаю ему полномочия по управлению двадцатью тысячами акций «Стир ридж ойл компани» и еще пять тысяч долларов наличными, а он предоставляет мне компрометирующие материалы на Фреда Хедли, что сделает невозможным его брак с мисс Эллис. Я согласился на это свидание.
— Что произошло потом?
— Палмер попросил меня двадцать первого сентября позвонить по телефону, который, как он сказал, был номером временно арендуемого им автомата, а тот, кто ответит по этому номеру, даст мне указания, что делать дальше.
— И вы позвонили?
— Да.
— И что вам сказали?
— Мне сообщили номер другого автомата, по которому я должен был позвонить.
— С вами разговаривал Палмер?
— Не знаю. Мне ответил мужчина, который старался говорить высоким голосом, а может быть, это на самом деле была женщина. Не возьмусь утверждать. Сначала мне показалось, будто это был мужчина, а чем больше времени прошло, тем меньше я в этом уверен.
— Вы позвонили по другому номеру?
— Да.
— И что было дальше?
— Незнакомый мне голос сказал, что я должен как можно скорее отправиться к седьмой лунке на поле для игры в гольф загородного «Барклай-клуба», что случилось недоразумение, и человек, с которым я собирался встретиться, вынужден был уехать несколько минут назад.
— О деньгах речи не было?
— Да, он напомнил мне, чтобы я не забыл взять с собой пять тысяч долларов, обещанные в обмен на его сведения.
— Во время телефонного разговора вы заметили свидетеля мистера Фултона, которого допрашивали перед вами?
— Да, но я не подозревал, что он имеет какой-то интерес к моей персоне. Я принял его за человека, который просто хотел позвонить по телефону. Он подошел к кабине, сделал мне какие-то знаки, а я знаками же попросил его отойти.
— Вы не подумали, что он за вами следит?
— Нет, абсолютно…
— Вы вышли из телефонной кабины в крайне обеспокоенном состоянии, сели в машину и помчались на огромной скорости, не обращая внимания на светофоры. Так было дело?
— Думаю, моя нервозность объясняется тем, что я невольно нарушил сразу несколько неписаных законов чести…
— Вы направились к загородному клубу?
— Да.
— Вы член этого клуба?
— Да.
— Вы знаете, что за вами ехали следом почти до самого «Барклай-клуба»?
— Нет, сэр.
— Что было дальше?
— Я припарковал машину, достал ключ и открыл здание клуба. Я поискал ночного вахтера, но его нигде не было. Тогда я поспешил к условленному месту.
— Вы знали, где находится седьмая лунка?
— Да.
— Что вы делали потом?
— Я вышел на поле, огляделся, но никого не увидел. В конце концов я заметил что-то черное, лежавшее на земле. Подошел поближе, это было тело человека, Роджера Палмера.
— Вы сразу же узнали его?
— До этого я его ни разу не видел. Мы только разговаривали по телефону.
— Сколько раз?
— Первый раз, когда он просил Дезире передать ему полномочия, и она адресовала его ко мне. После этого Палмер звонил мне еще несколько раз, когда предлагал купить сведения, очерняющие Фреда Хедли.
— В котором часу вы прибыли в «Барклай-клуб»?
— Без нескольких минут десять.
— Что вы делали после того, как обнаружили труп?
— Я хотел убедиться, что он мертв.
— Когда вы убедились, что произошло потом?
— Рядом с моей правой ногой лежал какой-то твердый предмет. Я нагнулся и поднял его. Это оказался револьвер.
— Как вы с ним поступили?
— Я узнал в нем свой собственный револьвер, и меня охватила паника.
— И дальше?
— Я выехал из клуба, по дороге выбросил револьвер в сточную трубу, надеясь, что его там не найдут, и направился в Мексику. Добравшись до Энсенады, я остановился в мотеле «Сиеста дель Тарде» под именем Фрэнк Керри.
— Фрэнк — это одно из ваших имен?
— Да, мое полное имя Фрэнк Керри Даттон.
— Вы сказали, что узнали свой револьвер?
— Я подумал, что это мой.
— Тот, который вы дали мисс Эллис?
— Да.
— Вы пытались защитить Дезире Эллис в…
— Возражаю, — раздался голос Гамильтона Бюргера. — Вопрос неуместный, несущественный, неприличный, имеющий целью привести судебное разбирательство к беспочвенным прениям.
— Поддерживаю, — кивнул судья Альварадо. Мейсон только пожал плечами.
— Перекрестный допрос.
Окружной прокурор Гамильтон Бюргер, скрывая свои истинные чувства под маской изысканной любезности, приблизился к свидетелю и сказал:
— У меня к вам несколько вопросов, мистер Даттон. Необходимо прояснить некоторые подробности этого дела для обвинения и для присяжных. Надеюсь, у вас нет возражений?
— Конечно, пожалуйста! — ответил Даттон, приятно удивленный любезностью прокурора. Мейсон предупредил, что Бюргер использует любую возможность, чтобы разорвать свою жертву в клочки.
— Начнем с обнаружения тела… Вы добрались до седьмой лунки, если я не ошибаюсь, через одну, может быть, через две минуты после десяти часов вечера?
— Да.
— На щитке вашей машины есть часы?
— Да.
— Они точные?
— Да, я проверяю их по радио.
— Я полагаю, вы человек пунктуальный?
— Стараюсь.
— Поскольку вы очень торопились, можно предположить, что вы неоднократно посматривали на часы, после того как вышли из телефонной кабины и направились в клуб? — Низкий голос прокурора в сочетании с подчеркнутой вежливостью оказывал завораживающее воздействие.
— Да. Останавливая машину у входа в клуб, я заметил, что было двадцать два часа одна минута.
— Хорошо. Сколько времени вам понадобилось, чтобы дойти до седьмой лунки?
— Думаю, минуты три.
— Значит, вы были у лунки в четыре или пять минут одиннадцатого?
— Да.
— И столько же времени вам понадобилось, чтобы вернуться от лунки в здание клуба?
— Да.
— Вы слышали показания сыщика Фултона о том, что вы вышли из здания клуба в двадцать два часа двадцать две минуты?
— Да, сэр.
— Вы заметили случайно, во сколько вернулись в машину?
— Нет. Я был очень взволнован. Но я помню, что взглянул на часы, когда остановился у сточной трубы.
— И который был час? Даттон улыбнулся.
— Честно говоря, я забыл, мистер Бюргер. И я не думаю, что это имеет какое-то значение. Хотя мне кажется, было около двадцати пяти минут одиннадцатого. Правда, я не очень уверен.
— А почему вы посмотрели на часы?
— Ну, это же обыденное, автоматическое действие. Можно сказать, рефлекс.
— Да, да, конечно, — кивнул Гамильтон Бюргер. И затем неожиданно добавил: — А кстати, вы к тому времени уже решили, что поедете в Энсенаду?
— Да, я думал об этом.
— Значит, — словно бы невзначай спросил Бюргер, — вы, по-видимому, посмотрели на часы, чтобы засечь, сколько времени у вас уйдет на дорогу?
— Ну да, наверное…
— Пока все вполне правдоподобно. Когда вы подошли в начале одиннадцатого к седьмой лунке, вы предполагали увидеть там Роджера Палмера?
— Да, сэр.
— Небо было достаточно ясным, чтобы позволить вам ориентироваться?
— Да, ночь была лунная.
— Значит, если бы Палмер ждал вас на месте, вы смогли бы различить его силуэт?
— Да, сэр. Думаю, он бы меня первым заметил.
— Вы были удивлены, не увидев его?
— Да. Именно поэтому я и сделал несколько шагов, разглядывая землю вокруг.
— Землю? — переспросил Бюргер. — Вы искали человека, с которым у вас было назначено свидание, на земле?
— Не увидев его, я подумал: что-то случилось, может быть, он плохо себя почувствовал…
— Понимаю. Итак, придя на место и не обнаружив Палмера, вы тут же занялись его поисками на земле…
— Я не сказал «тут же».
— Этого вы не сказали, но это очевидно… Не увидев силуэта Палмера на фоне неба, вы начали искать его на земле… В десять часов пять минут?
— Да.
— Вы меня простите, мистер Даттон, я просто хочу быть с вами откровенным. Мне нужно, чтобы присяжные как следует разобрались со всеми обстоятельствами этого дела.
— Да, конечно, я понимаю.
— Вы огляделись и увидели тело, которое лежало на земле?
— Не сразу.
— Нет? Сколько же вам понадобилось времени, чтобы отыскать его? Десять, двадцать секунд?
— Не знаю, может, восемь, может, десять.
— Допустим, — сказал прокурор. — А теперь я хотел бы попросить вас сойти со свидетельского места и сделать кружок по залу. А я вам скажу, когда будет десять секунд.
Даттон начал прохаживаться кругами. Наконец Бюргер остановил его:
— Десять секунд. Теперь представьте, что вы начали ходить от седьмой лунки. Тело Палмера лежит внутри сделанного вами круга?
Ну, возможно, там я обошел больший круг.
— Может быть, вы прохаживались двадцать секунд, после того как стали приглядываться?
— Пожалуй, даже тридцать.
— Тридцать — самый больший срок?
— Да, сэр, думаю, да.
— Прекрасно. Значит, вы обошли круг за тридцать секунд, пока не наткнулись на тело?
— Я увидел что-то темное на земле и толкнул этот предмет ногой.
— И поняли, что это человеческое тело?
— Да, сэр.
— И вы тотчас опустились на колени возле него?
— Да.
— Я буду считать с запасом. В десять часов шесть минут вы оказались на коленях около трупа… Вы согласны?
— Да.
Что вы сделали после этого? Убедились, что он мертв? Для этого вам хватило десяти секунд?
— Приблизительно.
— А потом?
— Я поспешил, чтобы позвонить в полицию, но споткнулся обо что-то, лежавшее в траве… Нагнувшись, я понял, что это револьвер, мой револьвер…
— Вы были уверены, что это именно ваш револьвер?
— Я был почти убежден в этом.
— И тогда?
— Тогда я понял, что попал в чрезвычайно щекотливое положение…
— Я бы сказал… как нельзя более щекотливое положение!!!
— Да, сэр.
— И вам захотелось немного подумать, прежде чем что-либо предпринимать?
— Совершенно верно.
— И наконец вы решили как можно скорее покинуть место происшествия и не сообщать полиции, что обнаружили труп?
— Да, сэр.
— Приняв это решение, вы быстро вернулись в здание клуба, пробежали через него насквозь, вскочили в свою машину и рванули прочь на предельной скорости?
— Да, сэр.
— Мы знаем, что вы выехали в двадцать две минуты одиннадцатого. Тело вы обнаружили в десять часов шесть минут. Таким образом, между двумя этими событиями прошло пятнадцать минут. Целых пятнадцать минут, мистер Даттон!
— Я не имел понятия, как долго это продолжалось.
— Неопровержимые доказательства свидетельствуют, что это продолжалось именно так долго, мистер Даттон. Вы стояли на коленях возле трупа Роджера Пал-мера целых пятнадцать минут.
— Не может быть!
— Что еще вы делали?
— Ничего.
— Пятнадцать минут, четверть часа. Что вы пытались сделать, мистер Даттон?
— Я старался привести в порядок свои мысли.
— И утаить некоторые факты?
— Нет, вовсе нет!
— Вы отдаете себе отчет, что револьвер является важной уликой?
— О да, конечно!
— И тем не менее вы унесли его с собой и спрятали в сточной трубе… Вы хотели скрыть эту улику!
— Да, пожалуй…
— В таком случае не притворяйтесь, будто вы не способны спрятать вещественное доказательство преступления. Именно поэтому я вас спрашиваю во второй раз: что вы делали в течение этой четверти часа?
— Не знаю…
— Теперь скажите: было темно?
— Да, но светила луна.
— Но земля была темная?
— Ну, не совсем.
— Но тем не менее вы не сразу разглядели тело?
— Я увидел что-то черное.
— Только что вы сказали, что вам потребовалось от двадцати до тридцати секунд, чтобы обнаружить тело.
— Нет, поменьше… Я возвращаюсь к своему первому утверждению: секунд восемь — десять.
— Вы хотите изменить показания?
— Я думаю, это вы настаиваете на том, что мне потребовалось тридцать секунд. Я же сказал: больше, чем десять секунд. Возможно, двадцать. А вы предположили, что все тридцать для полной уверенности.
— Да, да, конечно, — с легкостью согласился Гамильтон Бюргер. — Значит, ваша собственная оценка времени — двадцать секунд?
— Да, сэр.
— Но сейчас вы говорите, что вам хватило десяти секунд?
— У меня же не было с собой секундомера!
Тем не менее вы под присягой сказали, что вы ходили кругами дольше десяти секунд. Примерно двадцать секунд.
— Да, правильно.
— А теперь вы настаиваете на том, что это потребовало меньше десяти секунд.
— Возможно.
— Так где же истина? — Голос Гамильтона Бюргера сорвался на крик. — Десять или двадцать секунд?
— Скорее все-таки десять. Прокурор удовлетворенно кивнул.
— Когда вы подобрали револьвер, вы подумали, что он ваш?
— Да.
— Почему?
— Да потому, что это был «смит-и-вессон» той же модели.
— А как вы разглядели, что это «смит-и-вессон»? Я знаю, небо было ясное, но все же?
— У меня был карманный электрический фонарик.
— Что?! — вскричал Бюргер, как будто Даттон сознался в совершении преступления.
— У меня был карманный фонарик, — повторил Даттон.
— А почему вы до сих пор не сказали о нем?
— Потому что меня никто не спрашивал.
— В самом деле? Существуют, видимо, и другие предметы, совершенно невинные, о которых вы не упомянули только потому, что никто вас о них не спросил?
— Но я не считаю ношение фонарика противозаконным. А вы?
— Нет, но если у вас был электрический фонарик, то почему вы не воспользовались им, когда искали тело на земле?
— В этом не было необходимости, вот и все.
— Даже чтобы осветить человека, когда вы его нашли?
— Мне не нужен был свет, чтобы понять, что он мертв.
— А для того, чтобы опознать его?
— Я не был знаком с Роджером Палмером и никогда его не видел, только говорил с ним по телефону.
— Вы просто предположили, что это именно он?
— Да.
— Но это мог быть и кто-то другой?
— Да.
— И вы не проявили любопытства и не посмотрели на него при свете?
— Нет.
— Другими словами, вы знали, чей это труп, мистер Даттон, не правда ли?
— Нет, я только предполагал, что это он.
— Но когда вы нашли револьвер, вы осмотрели его с помощью фонарика, да?
— Да.
— Для того чтобы убедиться, что это действительно ваш револьвер? Вы посмотрели на его номер?
— Да, кажется, посмотрел.
— И вы заметили, что одного патрона не хватает?
— Да.
— И что вы сделали?
— Я протер его носовым платком.
— Но вы ведь стерли с него все отпечатки пальцев, в том числе и чужие, если они на нем были?!
— Боюсь, что да, сэр.
— И после этого вы нам рассказываете, что не способны утаить улики?
— О нет, великий Боже!
— Тогда зачем вы обтерли этот револьвер?
— Я не хотел, чтобы на нем остались мои отпечатки.
— Почему?
— Я боялся, что меня обвинят в этом преступлении.
— Восемнадцатого или девятнадцатого сентября.
— То есть за несколько дней до убийства?
— Да.
— Когда вы снова вспомнили о нем?
— В тот день, когда вы пришли ко мне и попросили показать его. Я увидела, что револьвер исчез.
— Перекрестный допрос, — сказал Мейсон, повернувшись к прокурорам.
На этот раз поднялся Гамильтон Бюргер. Обычно он редко принимал участие в допросе свидетелей Мейсона, поскольку тому, как правило, удавалось выиграть дело еще до того, как прокурор закончит работу со своими свидетелями, и при этом нередко опирался на показания свидетелей обвинения.
— Какой револьвер дал вам обвиняемый?
— Что значит — какой?
— Назовите фирму изготовителя. Это был кольт, «смит-и-вессон», «каррингтон-и-ричардсон»?
Девушка покачала головой.
— Я не знаю, мистер Бюргер.
— Не знаете марки?
— Нет, сэр.
— Не знаете серийного номера?
— Нет, сэр. Я даже не подозревала, что револьверы имеют номера!
— Тем не менее, когда мистер Мейсон предъявил вам оружие, которое является вещественным доказательством — «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, номер К—424967, — и спросил, тот ли это револьвер, который одолжил вам поверенный, вы ответили утвердительно, не так ли?
— С виду это тот самый револьвер, который дал мне мистер Даттон. Кроме того, я доверилась мистеру Мейсону.
— А много ли револьверов вы держали в руках, мисс Эллис? — усмехнулся Бюргер.
— Только один.
— И вы не обратили внимания на его номер?
— Нет, сэр.
— Вы даже не знаете, где этот номер должен располагаться?
— Нет, сэр.
— Вы говорите, что он выглядел так же, как этот револьвер? — С этими словами Гамильтон Бюргер протянул девушке вещественное доказательство номер один.
— Да.
— Точно так же?
— Насколько я разбираюсь, абсолютно так же.
— А вы знаете, как делаются эти револьверы?
— Что вы имеете в виду?
— Все детали изготавливаются манекенами, а сборка производится вручную.
— Возможно, что и так.
— А вы знаете, что сотни, тысячи — да что там! — сотни тысяч револьверов этой марки и этой модели похожи друг на друга, как близнецы?
— Я… я полагаю, что да.
— Не заметили ли вы на револьвере, переданном вам поверенным, какой-нибудь особенности, которая отличает его от других?
— Нет.
— Так что, если бы у обвиняемого было полдюжины револьверов и он просто передал бы один из них вам, а другой оставил бы у себя, вы не смогли бы отличить один от другого?
— Я… нет. Я не могу узнать этот револьвер.
— Подводя итог всему вышесказанному, можно говорить о том, что обвиняемый дал вам револьвер. Но вы не знаете, что он дал именно этот револьвер.
— Не могу этого утверждать.
— В таком случае, мисс, после принесения вами присяги лучше не утверждать чего-либо, в чем вы не совсем уверены.
Видя, что девушка растерялась, Бюргер снова пошел в атаку:
— Не приходил ли обвиняемый в ваш дом, перед тем как вы обнаружили пропажу револьвера?
— Да, приходил.
— Не входил ли он в ту комнату, где вы хранили револьвер? Подумайте хорошенько, прежде чем ответить.
— Он дрался с Фредом Хедли. — Где?
— В моем доме.
— Я имею в виду, где именно?
— Драка закончилась в моей спальне.
— В вашей спальне!
— Да.
— Там, где вы хранили револьвер?
— Да, сэр.
— И обвиняемый тоже был там?
— Да, сэр.
— Когда происходила эта драка?
— Вечером двадцать первого сентября.
— В день убийства?
— Да.
— Итак, в тот вечер, когда произошло убийство, ваш поверенный нашел способ попасть в вашу комнату, а затем быстро удалился. Впоследствии вы обнаружили пропажу револьвера. Правильно?
— Не совсем так…
— Отвечайте: да или нет, — перебил девушку Бюргер.
— Да.
— У меня все, — бросил Бюргер, возвращаясь на свое место.
— Еще один вопрос, — вмешался тотчас Мейсон. — Кто начал драку?
— Фред Хедли.
— Кто первый забежал в ту комнату, где был револьвер?
— Фред Хедли.
— И у меня все, благодарю вас, — сказал Мейсон, улыбаясь. — Защита просит предоставить слово обвиняемому, советнику по капиталовложениям Керри Даттону.
Наклонившись к своему клиенту, Мейсон прошептал:
— Теперь все зависит только от вас. Если выдержите удар, вы спасены: в противном случае вас осудят.
Даттон кивнул и пошел к скамье свидетелей. Закончив необходимые формальности, он оказался лицом к лицу с Перри Мейсоном. Мейсон очень искусно направлял допрос, заставляя Даттона рассказать о своих занятиях, об отношениях с отцом Дезире, который сделал его опекуном дочери.
Затем адвокат спросил:
— Какова стоимость ценных бумаг, которые перешли в ваше распоряжение?
— Примерно сто тысяч долларов.
— И каков срок действия поручительства?
— До момента, когда наследнице исполнится двадцать семь лет.
— В завещании покойного Темплтона Эллиса указано, что цель опеки — защита интересов мисс Эллис от нее самой, поскольку она излишне доверчива и абсолютно не разбирается в финансовых вопросах. Я прав?
— Да.
— Вы когда-либо обсуждали с мисс Эллис свою стратегию управления ее деньгами?
— Да, сэр.
— Давайте вспомним ваш первый разговор на эту тему. — Мейсон поднял указательный палец левой руки вверх. — Что вы ей сказали?
— Я сообщил ей, какой доход сможет обеспечить ей этот капитал, если его правильно разместить. Сказал, что ей придется привыкать к более скромной жизни и что она, скорее всего, выйдет замуж раньше, чем закончится срок поручительства. Я предложил мисс Эллис выделять ей на месяц сумму, приблизительно равную сумме ежемесячных вложений за четыре года. С этими деньгами она могла бы себе позволить хорошую одежду, путешествия, общение с равными ей по достатку и положению людьми…
— Одним словом, — закончил эту мысль Мейсон, — мисс Эллис могла бы быть аппетитным товаром на рынке невест.
Даттон смутился.
— Я этого не говорил, — попытался возразить он. Мейсон пропустил эти слова мимо ушей.
— Так сколько денег вы давали в среднем мисс Эллис в год?
— Приблизительно двадцать четыре тысячи долларов.
— Какую сумму сейчас составляет остаток по поручительству?
— Порядка двухсот пятидесяти тысяч долларов, включая ценные бумаги и наличность.
Судья Альварадо подался вперед:
— Сколько, вы сказали?
— Около двухсот пятидесяти тысяч долларов, ваша честь.
— Но каким же образом это могло произойти? Вы получили сто тысяч и потратили девяносто шесть…
— Да, ваша честь. Но завещание мистера Эллиса разрешало мне продавать и покупать ценности и делать с ними все, что я сочту выгодным для его дочери.
— И вы получили такой доход?
— Именно так, ваша честь. За вычетом налогов.
— Можно сказать, что вы оказались виртуозом по части выгодного вложения капитала!
— Вы сообщили наследнице о доходах, обеспеченных вами для нее таким образом? — спросил Мейсон.
— Нет.
— Почему?
— Возражаю! — перебил его Бюргер. — Причины умолчания неинтересны и не имеют отношения к делу.
— Возражение принимается, — сказал судья. — Свидетель ответил, что он не информировал наследницу о доходах. Этого нам достаточно.
— Мистер Эллис учредил это опекунство с целью защитить мисс Эллис от нее самой? — спросил Мейсон.
— Да.
— Думаете ли вы, что, узнав о своем новом состоянии, мисс Эллис может потратить его таким образом, что это будет противоречить воле ее отца?
— Ваша честь, ваша честь! — горячо запротестовал Бюргер. — Этот вопрос грозит увести нас от проблемы, которая интересует суд!
— Совершенно справедливо! — согласился судья. — Предлагаю защите задавать вопросы по существу.
Взгляды, которыми обменялись присяжные, словно говорили: «Нас на мякине не проведешь!» Мейсон изменил тактику:
— Вы знакомы с человеком по имени Фред Хедли?
— Да.
— Каковы его отношения с мисс Эллис?
— Однажды она представила его мне как своего жениха.
— Вы не одобряете этот брак?
— Нет.
— По какой причине?
— Возражаю! — взорвался Бюргер. — Суду это не интересно.
— Я начал понимать, к чему клонит защита, — сказал судья. — Возражение отвергнуто. Свидетель может отвечать.
— Да по той причине, что я считал Фреда Хедли охотником за деньгами мисс Эллис.
— И не из-за него ли вы скрывали от мисс Дезире Эллис истинные размеры ее состояния? Минуточку, — оборвал Мейсон сам себя, заметив, что Гамильтон Бюргер поднимается, чтобы снова заявить протест. — Я по-другому сформулирую вопрос. Не повлияла ли мысль о том, что мистер Хедли намеревается воспользоваться деньгами мисс Эллис, на ваше решение не разглашать информацию о деньгах, которыми располагает ваша подопечная? Отвечайте, пожалуйста: да или нет?
— Возражаю! — прокричал Бюргер. — Суд это не интересует.
— Возражение отклоняется! — остановил его судья.
— Да, сэр, — произнес Даттон. Мейсон продолжил допрос:
— В числе ценных бумаг, полученных вами по поручительству, были акции компании «Стир ридж ойл»?
— Были.
— Что вы с ними сделали?
— Я их продал.
— Известили ли вы об этом мисс Эллис?
— Нет.
— Что вообще мисс Эллис знала об этих акциях?
— Она была в них очень заинтересована. Дело в том, что мисс Эллис ознакомилась с брошюрой, в которой рассказывалось о блестящих перспективах компании. Кроме того, ей было известно, что ее отец считал акции «Стир ридж ойл» очень ценными.
— Высказывала ли мисс Эллис какие-нибудь пожелания относительно этих акций?
— Да. Она просила меня сохранить их.
— И вы продали их вопреки ее пожеланиям?
— Да.
— Что вы сделали с вырученными деньгами?
— Через некоторое время я вновь перекупил эти акции.
— Почему?
— Потому что из частных источников узнал о предстоящем повышении курса этих акций.
— И как много акций вам удалось купить?
— Двадцать тысяч.
— Вы вошли в контакт с Роджером Палмером по поводу этих акций?
— Да. Я говорил с ним по телефону.
— О чем?
— Палмер просил меня встретиться с Дезире Эллис и похлопотать о том, чтобы она передала ему свои полномочия, как владелица крупного пакета акций. Он говорил с ней об этом, но она послала его ко мне.
— И чего именно он добивался?
— Он просил меня встретиться с ним, причем обстоятельства встречи и содержание разговора держать в секрете.
— Встречу организовывали вы?
— Палмер предложил мне сделку: я передаю ему полномочия по управлению двадцатью тысячами акций «Стир ридж ойл компани» и еще пять тысяч долларов наличными, а он предоставляет мне компрометирующие материалы на Фреда Хедли, что сделает невозможным его брак с мисс Эллис. Я согласился на это свидание.
— Что произошло потом?
— Палмер попросил меня двадцать первого сентября позвонить по телефону, который, как он сказал, был номером временно арендуемого им автомата, а тот, кто ответит по этому номеру, даст мне указания, что делать дальше.
— И вы позвонили?
— Да.
— И что вам сказали?
— Мне сообщили номер другого автомата, по которому я должен был позвонить.
— С вами разговаривал Палмер?
— Не знаю. Мне ответил мужчина, который старался говорить высоким голосом, а может быть, это на самом деле была женщина. Не возьмусь утверждать. Сначала мне показалось, будто это был мужчина, а чем больше времени прошло, тем меньше я в этом уверен.
— Вы позвонили по другому номеру?
— Да.
— И что было дальше?
— Незнакомый мне голос сказал, что я должен как можно скорее отправиться к седьмой лунке на поле для игры в гольф загородного «Барклай-клуба», что случилось недоразумение, и человек, с которым я собирался встретиться, вынужден был уехать несколько минут назад.
— О деньгах речи не было?
— Да, он напомнил мне, чтобы я не забыл взять с собой пять тысяч долларов, обещанные в обмен на его сведения.
— Во время телефонного разговора вы заметили свидетеля мистера Фултона, которого допрашивали перед вами?
— Да, но я не подозревал, что он имеет какой-то интерес к моей персоне. Я принял его за человека, который просто хотел позвонить по телефону. Он подошел к кабине, сделал мне какие-то знаки, а я знаками же попросил его отойти.
— Вы не подумали, что он за вами следит?
— Нет, абсолютно…
— Вы вышли из телефонной кабины в крайне обеспокоенном состоянии, сели в машину и помчались на огромной скорости, не обращая внимания на светофоры. Так было дело?
— Думаю, моя нервозность объясняется тем, что я невольно нарушил сразу несколько неписаных законов чести…
— Вы направились к загородному клубу?
— Да.
— Вы член этого клуба?
— Да.
— Вы знаете, что за вами ехали следом почти до самого «Барклай-клуба»?
— Нет, сэр.
— Что было дальше?
— Я припарковал машину, достал ключ и открыл здание клуба. Я поискал ночного вахтера, но его нигде не было. Тогда я поспешил к условленному месту.
— Вы знали, где находится седьмая лунка?
— Да.
— Что вы делали потом?
— Я вышел на поле, огляделся, но никого не увидел. В конце концов я заметил что-то черное, лежавшее на земле. Подошел поближе, это было тело человека, Роджера Палмера.
— Вы сразу же узнали его?
— До этого я его ни разу не видел. Мы только разговаривали по телефону.
— Сколько раз?
— Первый раз, когда он просил Дезире передать ему полномочия, и она адресовала его ко мне. После этого Палмер звонил мне еще несколько раз, когда предлагал купить сведения, очерняющие Фреда Хедли.
— В котором часу вы прибыли в «Барклай-клуб»?
— Без нескольких минут десять.
— Что вы делали после того, как обнаружили труп?
— Я хотел убедиться, что он мертв.
— Когда вы убедились, что произошло потом?
— Рядом с моей правой ногой лежал какой-то твердый предмет. Я нагнулся и поднял его. Это оказался револьвер.
— Как вы с ним поступили?
— Я узнал в нем свой собственный револьвер, и меня охватила паника.
— И дальше?
— Я выехал из клуба, по дороге выбросил револьвер в сточную трубу, надеясь, что его там не найдут, и направился в Мексику. Добравшись до Энсенады, я остановился в мотеле «Сиеста дель Тарде» под именем Фрэнк Керри.
— Фрэнк — это одно из ваших имен?
— Да, мое полное имя Фрэнк Керри Даттон.
— Вы сказали, что узнали свой револьвер?
— Я подумал, что это мой.
— Тот, который вы дали мисс Эллис?
— Да.
— Вы пытались защитить Дезире Эллис в…
— Возражаю, — раздался голос Гамильтона Бюргера. — Вопрос неуместный, несущественный, неприличный, имеющий целью привести судебное разбирательство к беспочвенным прениям.
— Поддерживаю, — кивнул судья Альварадо. Мейсон только пожал плечами.
— Перекрестный допрос.
Окружной прокурор Гамильтон Бюргер, скрывая свои истинные чувства под маской изысканной любезности, приблизился к свидетелю и сказал:
— У меня к вам несколько вопросов, мистер Даттон. Необходимо прояснить некоторые подробности этого дела для обвинения и для присяжных. Надеюсь, у вас нет возражений?
— Конечно, пожалуйста! — ответил Даттон, приятно удивленный любезностью прокурора. Мейсон предупредил, что Бюргер использует любую возможность, чтобы разорвать свою жертву в клочки.
— Начнем с обнаружения тела… Вы добрались до седьмой лунки, если я не ошибаюсь, через одну, может быть, через две минуты после десяти часов вечера?
— Да.
— На щитке вашей машины есть часы?
— Да.
— Они точные?
— Да, я проверяю их по радио.
— Я полагаю, вы человек пунктуальный?
— Стараюсь.
— Поскольку вы очень торопились, можно предположить, что вы неоднократно посматривали на часы, после того как вышли из телефонной кабины и направились в клуб? — Низкий голос прокурора в сочетании с подчеркнутой вежливостью оказывал завораживающее воздействие.
— Да. Останавливая машину у входа в клуб, я заметил, что было двадцать два часа одна минута.
— Хорошо. Сколько времени вам понадобилось, чтобы дойти до седьмой лунки?
— Думаю, минуты три.
— Значит, вы были у лунки в четыре или пять минут одиннадцатого?
— Да.
— И столько же времени вам понадобилось, чтобы вернуться от лунки в здание клуба?
— Да.
— Вы слышали показания сыщика Фултона о том, что вы вышли из здания клуба в двадцать два часа двадцать две минуты?
— Да, сэр.
— Вы заметили случайно, во сколько вернулись в машину?
— Нет. Я был очень взволнован. Но я помню, что взглянул на часы, когда остановился у сточной трубы.
— И который был час? Даттон улыбнулся.
— Честно говоря, я забыл, мистер Бюргер. И я не думаю, что это имеет какое-то значение. Хотя мне кажется, было около двадцати пяти минут одиннадцатого. Правда, я не очень уверен.
— А почему вы посмотрели на часы?
— Ну, это же обыденное, автоматическое действие. Можно сказать, рефлекс.
— Да, да, конечно, — кивнул Гамильтон Бюргер. И затем неожиданно добавил: — А кстати, вы к тому времени уже решили, что поедете в Энсенаду?
— Да, я думал об этом.
— Значит, — словно бы невзначай спросил Бюргер, — вы, по-видимому, посмотрели на часы, чтобы засечь, сколько времени у вас уйдет на дорогу?
— Ну да, наверное…
— Пока все вполне правдоподобно. Когда вы подошли в начале одиннадцатого к седьмой лунке, вы предполагали увидеть там Роджера Палмера?
— Да, сэр.
— Небо было достаточно ясным, чтобы позволить вам ориентироваться?
— Да, ночь была лунная.
— Значит, если бы Палмер ждал вас на месте, вы смогли бы различить его силуэт?
— Да, сэр. Думаю, он бы меня первым заметил.
— Вы были удивлены, не увидев его?
— Да. Именно поэтому я и сделал несколько шагов, разглядывая землю вокруг.
— Землю? — переспросил Бюргер. — Вы искали человека, с которым у вас было назначено свидание, на земле?
— Не увидев его, я подумал: что-то случилось, может быть, он плохо себя почувствовал…
— Понимаю. Итак, придя на место и не обнаружив Палмера, вы тут же занялись его поисками на земле…
— Я не сказал «тут же».
— Этого вы не сказали, но это очевидно… Не увидев силуэта Палмера на фоне неба, вы начали искать его на земле… В десять часов пять минут?
— Да.
— Вы меня простите, мистер Даттон, я просто хочу быть с вами откровенным. Мне нужно, чтобы присяжные как следует разобрались со всеми обстоятельствами этого дела.
— Да, конечно, я понимаю.
— Вы огляделись и увидели тело, которое лежало на земле?
— Не сразу.
— Нет? Сколько же вам понадобилось времени, чтобы отыскать его? Десять, двадцать секунд?
— Не знаю, может, восемь, может, десять.
— Допустим, — сказал прокурор. — А теперь я хотел бы попросить вас сойти со свидетельского места и сделать кружок по залу. А я вам скажу, когда будет десять секунд.
Даттон начал прохаживаться кругами. Наконец Бюргер остановил его:
— Десять секунд. Теперь представьте, что вы начали ходить от седьмой лунки. Тело Палмера лежит внутри сделанного вами круга?
Ну, возможно, там я обошел больший круг.
— Может быть, вы прохаживались двадцать секунд, после того как стали приглядываться?
— Пожалуй, даже тридцать.
— Тридцать — самый больший срок?
— Да, сэр, думаю, да.
— Прекрасно. Значит, вы обошли круг за тридцать секунд, пока не наткнулись на тело?
— Я увидел что-то темное на земле и толкнул этот предмет ногой.
— И поняли, что это человеческое тело?
— Да, сэр.
— И вы тотчас опустились на колени возле него?
— Да.
— Я буду считать с запасом. В десять часов шесть минут вы оказались на коленях около трупа… Вы согласны?
— Да.
Что вы сделали после этого? Убедились, что он мертв? Для этого вам хватило десяти секунд?
— Приблизительно.
— А потом?
— Я поспешил, чтобы позвонить в полицию, но споткнулся обо что-то, лежавшее в траве… Нагнувшись, я понял, что это револьвер, мой револьвер…
— Вы были уверены, что это именно ваш револьвер?
— Я был почти убежден в этом.
— И тогда?
— Тогда я понял, что попал в чрезвычайно щекотливое положение…
— Я бы сказал… как нельзя более щекотливое положение!!!
— Да, сэр.
— И вам захотелось немного подумать, прежде чем что-либо предпринимать?
— Совершенно верно.
— И наконец вы решили как можно скорее покинуть место происшествия и не сообщать полиции, что обнаружили труп?
— Да, сэр.
— Приняв это решение, вы быстро вернулись в здание клуба, пробежали через него насквозь, вскочили в свою машину и рванули прочь на предельной скорости?
— Да, сэр.
— Мы знаем, что вы выехали в двадцать две минуты одиннадцатого. Тело вы обнаружили в десять часов шесть минут. Таким образом, между двумя этими событиями прошло пятнадцать минут. Целых пятнадцать минут, мистер Даттон!
— Я не имел понятия, как долго это продолжалось.
— Неопровержимые доказательства свидетельствуют, что это продолжалось именно так долго, мистер Даттон. Вы стояли на коленях возле трупа Роджера Пал-мера целых пятнадцать минут.
— Не может быть!
— Что еще вы делали?
— Ничего.
— Пятнадцать минут, четверть часа. Что вы пытались сделать, мистер Даттон?
— Я старался привести в порядок свои мысли.
— И утаить некоторые факты?
— Нет, вовсе нет!
— Вы отдаете себе отчет, что револьвер является важной уликой?
— О да, конечно!
— И тем не менее вы унесли его с собой и спрятали в сточной трубе… Вы хотели скрыть эту улику!
— Да, пожалуй…
— В таком случае не притворяйтесь, будто вы не способны спрятать вещественное доказательство преступления. Именно поэтому я вас спрашиваю во второй раз: что вы делали в течение этой четверти часа?
— Не знаю…
— Теперь скажите: было темно?
— Да, но светила луна.
— Но земля была темная?
— Ну, не совсем.
— Но тем не менее вы не сразу разглядели тело?
— Я увидел что-то черное.
— Только что вы сказали, что вам потребовалось от двадцати до тридцати секунд, чтобы обнаружить тело.
— Нет, поменьше… Я возвращаюсь к своему первому утверждению: секунд восемь — десять.
— Вы хотите изменить показания?
— Я думаю, это вы настаиваете на том, что мне потребовалось тридцать секунд. Я же сказал: больше, чем десять секунд. Возможно, двадцать. А вы предположили, что все тридцать для полной уверенности.
— Да, да, конечно, — с легкостью согласился Гамильтон Бюргер. — Значит, ваша собственная оценка времени — двадцать секунд?
— Да, сэр.
— Но сейчас вы говорите, что вам хватило десяти секунд?
— У меня же не было с собой секундомера!
Тем не менее вы под присягой сказали, что вы ходили кругами дольше десяти секунд. Примерно двадцать секунд.
— Да, правильно.
— А теперь вы настаиваете на том, что это потребовало меньше десяти секунд.
— Возможно.
— Так где же истина? — Голос Гамильтона Бюргера сорвался на крик. — Десять или двадцать секунд?
— Скорее все-таки десять. Прокурор удовлетворенно кивнул.
— Когда вы подобрали револьвер, вы подумали, что он ваш?
— Да.
— Почему?
— Да потому, что это был «смит-и-вессон» той же модели.
— А как вы разглядели, что это «смит-и-вессон»? Я знаю, небо было ясное, но все же?
— У меня был карманный электрический фонарик.
— Что?! — вскричал Бюргер, как будто Даттон сознался в совершении преступления.
— У меня был карманный фонарик, — повторил Даттон.
— А почему вы до сих пор не сказали о нем?
— Потому что меня никто не спрашивал.
— В самом деле? Существуют, видимо, и другие предметы, совершенно невинные, о которых вы не упомянули только потому, что никто вас о них не спросил?
— Но я не считаю ношение фонарика противозаконным. А вы?
— Нет, но если у вас был электрический фонарик, то почему вы не воспользовались им, когда искали тело на земле?
— В этом не было необходимости, вот и все.
— Даже чтобы осветить человека, когда вы его нашли?
— Мне не нужен был свет, чтобы понять, что он мертв.
— А для того, чтобы опознать его?
— Я не был знаком с Роджером Палмером и никогда его не видел, только говорил с ним по телефону.
— Вы просто предположили, что это именно он?
— Да.
— Но это мог быть и кто-то другой?
— Да.
— И вы не проявили любопытства и не посмотрели на него при свете?
— Нет.
— Другими словами, вы знали, чей это труп, мистер Даттон, не правда ли?
— Нет, я только предполагал, что это он.
— Но когда вы нашли револьвер, вы осмотрели его с помощью фонарика, да?
— Да.
— Для того чтобы убедиться, что это действительно ваш револьвер? Вы посмотрели на его номер?
— Да, кажется, посмотрел.
— И вы заметили, что одного патрона не хватает?
— Да.
— И что вы сделали?
— Я протер его носовым платком.
— Но вы ведь стерли с него все отпечатки пальцев, в том числе и чужие, если они на нем были?!
— Боюсь, что да, сэр.
— И после этого вы нам рассказываете, что не способны утаить улики?
— О нет, великий Боже!
— Тогда зачем вы обтерли этот револьвер?
— Я не хотел, чтобы на нем остались мои отпечатки.
— Почему?
— Я боялся, что меня обвинят в этом преступлении.