— Когда вы видели его в последний раз?
   — Восемнадцатого или девятнадцатого сентября.
   — То есть за несколько дней до убийства?
   — Да.
   — Когда вы снова вспомнили о нем?
   — В тот день, когда вы пришли ко мне и попросили показать его. Я увидела, что револьвер исчез.
   — Перекрестный допрос, — сказал Мейсон, повернувшись к прокурорам.
   На этот раз поднялся Гамильтон Бюргер. Обычно он редко принимал участие в допросе свидетелей Мейсона, поскольку тому, как правило, удавалось выиграть дело еще до того, как прокурор закончит работу со своими свидетелями, и при этом нередко опирался на показания свидетелей обвинения.
   — Какой револьвер дал вам обвиняемый?
   — Что значит — какой?
   — Назовите фирму изготовителя. Это был кольт, «смит-и-вессон», «каррингтон-и-ричардсон»?
   Девушка покачала головой.
   — Я не знаю, мистер Бюргер.
   — Не знаете марки?
   — Нет, сэр.
   — Не знаете серийного номера?
   — Нет, сэр. Я даже не подозревала, что револьверы имеют номера!
   — Тем не менее, когда мистер Мейсон предъявил вам оружие, которое является вещественным доказательством — «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, номер К—424967, — и спросил, тот ли это револьвер, который одолжил вам поверенный, вы ответили утвердительно, не так ли?
   — С виду это тот самый револьвер, который дал мне мистер Даттон. Кроме того, я доверилась мистеру Мейсону.
   — А много ли револьверов вы держали в руках, мисс Эллис? — усмехнулся Бюргер.
   — Только один.
   — И вы не обратили внимания на его номер?
   — Нет, сэр.
   — Вы даже не знаете, где этот номер должен располагаться?
   — Нет, сэр.
   — Вы говорите, что он выглядел так же, как этот револьвер? — С этими словами Гамильтон Бюргер протянул девушке вещественное доказательство номер один.
   — Да.
   — Точно так же?
   — Насколько я разбираюсь, абсолютно так же.
   — А вы знаете, как делаются эти револьверы?
   — Что вы имеете в виду?
   — Все детали изготавливаются манекенами, а сборка производится вручную.
   — Возможно, что и так.
   — А вы знаете, что сотни, тысячи — да что там! — сотни тысяч револьверов этой марки и этой модели похожи друг на друга, как близнецы?
   — Я… я полагаю, что да.
   — Не заметили ли вы на револьвере, переданном вам поверенным, какой-нибудь особенности, которая отличает его от других?
   — Нет.
   — Так что, если бы у обвиняемого было полдюжины револьверов и он просто передал бы один из них вам, а другой оставил бы у себя, вы не смогли бы отличить один от другого?
   — Я… нет. Я не могу узнать этот револьвер.
   — Подводя итог всему вышесказанному, можно говорить о том, что обвиняемый дал вам револьвер. Но вы не знаете, что он дал именно этот револьвер.
   — Не могу этого утверждать.
   — В таком случае, мисс, после принесения вами присяги лучше не утверждать чего-либо, в чем вы не совсем уверены.
   Видя, что девушка растерялась, Бюргер снова пошел в атаку:
   — Не приходил ли обвиняемый в ваш дом, перед тем как вы обнаружили пропажу револьвера?
   — Да, приходил.
   — Не входил ли он в ту комнату, где вы хранили револьвер? Подумайте хорошенько, прежде чем ответить.
   — Он дрался с Фредом Хедли. — Где?
   — В моем доме.
   — Я имею в виду, где именно?
   — Драка закончилась в моей спальне.
   — В вашей спальне!
   — Да.
   — Там, где вы хранили револьвер?
   — Да, сэр.
   — И обвиняемый тоже был там?
   — Да, сэр.
   — Когда происходила эта драка?
   — Вечером двадцать первого сентября.
   — В день убийства?
   — Да.
   — Итак, в тот вечер, когда произошло убийство, ваш поверенный нашел способ попасть в вашу комнату, а затем быстро удалился. Впоследствии вы обнаружили пропажу револьвера. Правильно?
   — Не совсем так…
   — Отвечайте: да или нет, — перебил девушку Бюргер.
   — Да.
   — У меня все, — бросил Бюргер, возвращаясь на свое место.
   — Еще один вопрос, — вмешался тотчас Мейсон. — Кто начал драку?
   — Фред Хедли.
   — Кто первый забежал в ту комнату, где был револьвер?
   — Фред Хедли.
   — И у меня все, благодарю вас, — сказал Мейсон, улыбаясь. — Защита просит предоставить слово обвиняемому, советнику по капиталовложениям Керри Даттону.
   Наклонившись к своему клиенту, Мейсон прошептал:
   — Теперь все зависит только от вас. Если выдержите удар, вы спасены: в противном случае вас осудят.
   Даттон кивнул и пошел к скамье свидетелей. Закончив необходимые формальности, он оказался лицом к лицу с Перри Мейсоном. Мейсон очень искусно направлял допрос, заставляя Даттона рассказать о своих занятиях, об отношениях с отцом Дезире, который сделал его опекуном дочери.
   Затем адвокат спросил:
   — Какова стоимость ценных бумаг, которые перешли в ваше распоряжение?
   — Примерно сто тысяч долларов.
   — И каков срок действия поручительства?
   — До момента, когда наследнице исполнится двадцать семь лет.
   — В завещании покойного Темплтона Эллиса указано, что цель опеки — защита интересов мисс Эллис от нее самой, поскольку она излишне доверчива и абсолютно не разбирается в финансовых вопросах. Я прав?
   — Да.
   — Вы когда-либо обсуждали с мисс Эллис свою стратегию управления ее деньгами?
   — Да, сэр.
   — Давайте вспомним ваш первый разговор на эту тему. — Мейсон поднял указательный палец левой руки вверх. — Что вы ей сказали?
   — Я сообщил ей, какой доход сможет обеспечить ей этот капитал, если его правильно разместить. Сказал, что ей придется привыкать к более скромной жизни и что она, скорее всего, выйдет замуж раньше, чем закончится срок поручительства. Я предложил мисс Эллис выделять ей на месяц сумму, приблизительно равную сумме ежемесячных вложений за четыре года. С этими деньгами она могла бы себе позволить хорошую одежду, путешествия, общение с равными ей по достатку и положению людьми…
   — Одним словом, — закончил эту мысль Мейсон, — мисс Эллис могла бы быть аппетитным товаром на рынке невест.
   Даттон смутился.
   — Я этого не говорил, — попытался возразить он. Мейсон пропустил эти слова мимо ушей.
   — Так сколько денег вы давали в среднем мисс Эллис в год?
   — Приблизительно двадцать четыре тысячи долларов.
   — Какую сумму сейчас составляет остаток по поручительству?
   — Порядка двухсот пятидесяти тысяч долларов, включая ценные бумаги и наличность.
   Судья Альварадо подался вперед:
   — Сколько, вы сказали?
   — Около двухсот пятидесяти тысяч долларов, ваша честь.
   — Но каким же образом это могло произойти? Вы получили сто тысяч и потратили девяносто шесть…
   — Да, ваша честь. Но завещание мистера Эллиса разрешало мне продавать и покупать ценности и делать с ними все, что я сочту выгодным для его дочери.
   — И вы получили такой доход?
   — Именно так, ваша честь. За вычетом налогов.
   — Можно сказать, что вы оказались виртуозом по части выгодного вложения капитала!
   — Вы сообщили наследнице о доходах, обеспеченных вами для нее таким образом? — спросил Мейсон.
   — Нет.
   — Почему?
   — Возражаю! — перебил его Бюргер. — Причины умолчания неинтересны и не имеют отношения к делу.
   — Возражение принимается, — сказал судья. — Свидетель ответил, что он не информировал наследницу о доходах. Этого нам достаточно.
   — Мистер Эллис учредил это опекунство с целью защитить мисс Эллис от нее самой? — спросил Мейсон.
   — Да.
   — Думаете ли вы, что, узнав о своем новом состоянии, мисс Эллис может потратить его таким образом, что это будет противоречить воле ее отца?
   — Ваша честь, ваша честь! — горячо запротестовал Бюргер. — Этот вопрос грозит увести нас от проблемы, которая интересует суд!
   — Совершенно справедливо! — согласился судья. — Предлагаю защите задавать вопросы по существу.
   Взгляды, которыми обменялись присяжные, словно говорили: «Нас на мякине не проведешь!» Мейсон изменил тактику:
   — Вы знакомы с человеком по имени Фред Хедли?
   — Да.
   — Каковы его отношения с мисс Эллис?
   — Однажды она представила его мне как своего жениха.
   — Вы не одобряете этот брак?
   — Нет.
   — По какой причине?
   — Возражаю! — взорвался Бюргер. — Суду это не интересно.
   — Я начал понимать, к чему клонит защита, — сказал судья. — Возражение отвергнуто. Свидетель может отвечать.
   — Да по той причине, что я считал Фреда Хедли охотником за деньгами мисс Эллис.
   — И не из-за него ли вы скрывали от мисс Дезире Эллис истинные размеры ее состояния? Минуточку, — оборвал Мейсон сам себя, заметив, что Гамильтон Бюргер поднимается, чтобы снова заявить протест. — Я по-другому сформулирую вопрос. Не повлияла ли мысль о том, что мистер Хедли намеревается воспользоваться деньгами мисс Эллис, на ваше решение не разглашать информацию о деньгах, которыми располагает ваша подопечная? Отвечайте, пожалуйста: да или нет?
   — Возражаю! — прокричал Бюргер. — Суд это не интересует.
   — Возражение отклоняется! — остановил его судья.
   — Да, сэр, — произнес Даттон. Мейсон продолжил допрос:
   — В числе ценных бумаг, полученных вами по поручительству, были акции компании «Стир ридж ойл»?
   — Были.
   — Что вы с ними сделали?
   — Я их продал.
   — Известили ли вы об этом мисс Эллис?
   — Нет.
   — Что вообще мисс Эллис знала об этих акциях?
   — Она была в них очень заинтересована. Дело в том, что мисс Эллис ознакомилась с брошюрой, в которой рассказывалось о блестящих перспективах компании. Кроме того, ей было известно, что ее отец считал акции «Стир ридж ойл» очень ценными.
   — Высказывала ли мисс Эллис какие-нибудь пожелания относительно этих акций?
   — Да. Она просила меня сохранить их.
   — И вы продали их вопреки ее пожеланиям?
   — Да.
   — Что вы сделали с вырученными деньгами?
   — Через некоторое время я вновь перекупил эти акции.
   — Почему?
   — Потому что из частных источников узнал о предстоящем повышении курса этих акций.
   — И как много акций вам удалось купить?
   — Двадцать тысяч.
   — Вы вошли в контакт с Роджером Палмером по поводу этих акций?
   — Да. Я говорил с ним по телефону.
   — О чем?
   — Палмер просил меня встретиться с Дезире Эллис и похлопотать о том, чтобы она передала ему свои полномочия, как владелица крупного пакета акций. Он говорил с ней об этом, но она послала его ко мне.
   — И чего именно он добивался?
   — Он просил меня встретиться с ним, причем обстоятельства встречи и содержание разговора держать в секрете.
   — Встречу организовывали вы?
   — Палмер предложил мне сделку: я передаю ему полномочия по управлению двадцатью тысячами акций «Стир ридж ойл компани» и еще пять тысяч долларов наличными, а он предоставляет мне компрометирующие материалы на Фреда Хедли, что сделает невозможным его брак с мисс Эллис. Я согласился на это свидание.
   — Что произошло потом?
   — Палмер попросил меня двадцать первого сентября позвонить по телефону, который, как он сказал, был номером временно арендуемого им автомата, а тот, кто ответит по этому номеру, даст мне указания, что делать дальше.
   — И вы позвонили?
   — Да.
   — И что вам сказали?
   — Мне сообщили номер другого автомата, по которому я должен был позвонить.
   — С вами разговаривал Палмер?
   — Не знаю. Мне ответил мужчина, который старался говорить высоким голосом, а может быть, это на самом деле была женщина. Не возьмусь утверждать. Сначала мне показалось, будто это был мужчина, а чем больше времени прошло, тем меньше я в этом уверен.
   — Вы позвонили по другому номеру?
   — Да.
   — И что было дальше?
   — Незнакомый мне голос сказал, что я должен как можно скорее отправиться к седьмой лунке на поле для игры в гольф загородного «Барклай-клуба», что случилось недоразумение, и человек, с которым я собирался встретиться, вынужден был уехать несколько минут назад.
   — О деньгах речи не было?
   — Да, он напомнил мне, чтобы я не забыл взять с собой пять тысяч долларов, обещанные в обмен на его сведения.
   — Во время телефонного разговора вы заметили свидетеля мистера Фултона, которого допрашивали перед вами?
   — Да, но я не подозревал, что он имеет какой-то интерес к моей персоне. Я принял его за человека, который просто хотел позвонить по телефону. Он подошел к кабине, сделал мне какие-то знаки, а я знаками же попросил его отойти.
   — Вы не подумали, что он за вами следит?
   — Нет, абсолютно…
   — Вы вышли из телефонной кабины в крайне обеспокоенном состоянии, сели в машину и помчались на огромной скорости, не обращая внимания на светофоры. Так было дело?
   — Думаю, моя нервозность объясняется тем, что я невольно нарушил сразу несколько неписаных законов чести…
   — Вы направились к загородному клубу?
   — Да.
   — Вы член этого клуба?
   — Да.
   — Вы знаете, что за вами ехали следом почти до самого «Барклай-клуба»?
   — Нет, сэр.
   — Что было дальше?
   — Я припарковал машину, достал ключ и открыл здание клуба. Я поискал ночного вахтера, но его нигде не было. Тогда я поспешил к условленному месту.
   — Вы знали, где находится седьмая лунка?
   — Да.
   — Что вы делали потом?
   — Я вышел на поле, огляделся, но никого не увидел. В конце концов я заметил что-то черное, лежавшее на земле. Подошел поближе, это было тело человека, Роджера Палмера.
   — Вы сразу же узнали его?
   — До этого я его ни разу не видел. Мы только разговаривали по телефону.
   — Сколько раз?
   — Первый раз, когда он просил Дезире передать ему полномочия, и она адресовала его ко мне. После этого Палмер звонил мне еще несколько раз, когда предлагал купить сведения, очерняющие Фреда Хедли.
   — В котором часу вы прибыли в «Барклай-клуб»?
   — Без нескольких минут десять.
   — Что вы делали после того, как обнаружили труп?
   — Я хотел убедиться, что он мертв.
   — Когда вы убедились, что произошло потом?
   — Рядом с моей правой ногой лежал какой-то твердый предмет. Я нагнулся и поднял его. Это оказался револьвер.
   — Как вы с ним поступили?
   — Я узнал в нем свой собственный револьвер, и меня охватила паника.
   — И дальше?
   — Я выехал из клуба, по дороге выбросил револьвер в сточную трубу, надеясь, что его там не найдут, и направился в Мексику. Добравшись до Энсенады, я остановился в мотеле «Сиеста дель Тарде» под именем Фрэнк Керри.
   — Фрэнк — это одно из ваших имен?
   — Да, мое полное имя Фрэнк Керри Даттон.
   — Вы сказали, что узнали свой револьвер?
   — Я подумал, что это мой.
   — Тот, который вы дали мисс Эллис?
   — Да.
   — Вы пытались защитить Дезире Эллис в…
   — Возражаю, — раздался голос Гамильтона Бюргера. — Вопрос неуместный, несущественный, неприличный, имеющий целью привести судебное разбирательство к беспочвенным прениям.
   — Поддерживаю, — кивнул судья Альварадо. Мейсон только пожал плечами.
   — Перекрестный допрос.
   Окружной прокурор Гамильтон Бюргер, скрывая свои истинные чувства под маской изысканной любезности, приблизился к свидетелю и сказал:
   — У меня к вам несколько вопросов, мистер Даттон. Необходимо прояснить некоторые подробности этого дела для обвинения и для присяжных. Надеюсь, у вас нет возражений?
   — Конечно, пожалуйста! — ответил Даттон, приятно удивленный любезностью прокурора. Мейсон предупредил, что Бюргер использует любую возможность, чтобы разорвать свою жертву в клочки.
   — Начнем с обнаружения тела… Вы добрались до седьмой лунки, если я не ошибаюсь, через одну, может быть, через две минуты после десяти часов вечера?
   — Да.
   — На щитке вашей машины есть часы?
   — Да.
   — Они точные?
   — Да, я проверяю их по радио.
   — Я полагаю, вы человек пунктуальный?
   — Стараюсь.
   — Поскольку вы очень торопились, можно предположить, что вы неоднократно посматривали на часы, после того как вышли из телефонной кабины и направились в клуб? — Низкий голос прокурора в сочетании с подчеркнутой вежливостью оказывал завораживающее воздействие.
   — Да. Останавливая машину у входа в клуб, я заметил, что было двадцать два часа одна минута.
   — Хорошо. Сколько времени вам понадобилось, чтобы дойти до седьмой лунки?
   — Думаю, минуты три.
   — Значит, вы были у лунки в четыре или пять минут одиннадцатого?
   — Да.
   — И столько же времени вам понадобилось, чтобы вернуться от лунки в здание клуба?
   — Да.
   — Вы слышали показания сыщика Фултона о том, что вы вышли из здания клуба в двадцать два часа двадцать две минуты?
   — Да, сэр.
   — Вы заметили случайно, во сколько вернулись в машину?
   — Нет. Я был очень взволнован. Но я помню, что взглянул на часы, когда остановился у сточной трубы.
   — И который был час? Даттон улыбнулся.
   — Честно говоря, я забыл, мистер Бюргер. И я не думаю, что это имеет какое-то значение. Хотя мне кажется, было около двадцати пяти минут одиннадцатого. Правда, я не очень уверен.
   — А почему вы посмотрели на часы?
   — Ну, это же обыденное, автоматическое действие. Можно сказать, рефлекс.
   — Да, да, конечно, — кивнул Гамильтон Бюргер. И затем неожиданно добавил: — А кстати, вы к тому времени уже решили, что поедете в Энсенаду?
   — Да, я думал об этом.
   — Значит, — словно бы невзначай спросил Бюргер, — вы, по-видимому, посмотрели на часы, чтобы засечь, сколько времени у вас уйдет на дорогу?
   — Ну да, наверное…
   — Пока все вполне правдоподобно. Когда вы подошли в начале одиннадцатого к седьмой лунке, вы предполагали увидеть там Роджера Палмера?
   — Да, сэр.
   — Небо было достаточно ясным, чтобы позволить вам ориентироваться?
   — Да, ночь была лунная.
   — Значит, если бы Палмер ждал вас на месте, вы смогли бы различить его силуэт?
   — Да, сэр. Думаю, он бы меня первым заметил.
   — Вы были удивлены, не увидев его?
   — Да. Именно поэтому я и сделал несколько шагов, разглядывая землю вокруг.
   — Землю? — переспросил Бюргер. — Вы искали человека, с которым у вас было назначено свидание, на земле?
   — Не увидев его, я подумал: что-то случилось, может быть, он плохо себя почувствовал…
   — Понимаю. Итак, придя на место и не обнаружив Палмера, вы тут же занялись его поисками на земле…
   — Я не сказал «тут же».
   — Этого вы не сказали, но это очевидно… Не увидев силуэта Палмера на фоне неба, вы начали искать его на земле… В десять часов пять минут?
   — Да.
   — Вы меня простите, мистер Даттон, я просто хочу быть с вами откровенным. Мне нужно, чтобы присяжные как следует разобрались со всеми обстоятельствами этого дела.
   — Да, конечно, я понимаю.
   — Вы огляделись и увидели тело, которое лежало на земле?
   — Не сразу.
   — Нет? Сколько же вам понадобилось времени, чтобы отыскать его? Десять, двадцать секунд?
   — Не знаю, может, восемь, может, десять.
   — Допустим, — сказал прокурор. — А теперь я хотел бы попросить вас сойти со свидетельского места и сделать кружок по залу. А я вам скажу, когда будет десять секунд.
   Даттон начал прохаживаться кругами. Наконец Бюргер остановил его:
   — Десять секунд. Теперь представьте, что вы начали ходить от седьмой лунки. Тело Палмера лежит внутри сделанного вами круга?
   Ну, возможно, там я обошел больший круг.
   — Может быть, вы прохаживались двадцать секунд, после того как стали приглядываться?
   — Пожалуй, даже тридцать.
   — Тридцать — самый больший срок?
   — Да, сэр, думаю, да.
   — Прекрасно. Значит, вы обошли круг за тридцать секунд, пока не наткнулись на тело?
   — Я увидел что-то темное на земле и толкнул этот предмет ногой.
   — И поняли, что это человеческое тело?
   — Да, сэр.
   — И вы тотчас опустились на колени возле него?
   — Да.
   — Я буду считать с запасом. В десять часов шесть минут вы оказались на коленях около трупа… Вы согласны?
   — Да.
   Что вы сделали после этого? Убедились, что он мертв? Для этого вам хватило десяти секунд?
   — Приблизительно.
   — А потом?
   — Я поспешил, чтобы позвонить в полицию, но споткнулся обо что-то, лежавшее в траве… Нагнувшись, я понял, что это револьвер, мой револьвер…
   — Вы были уверены, что это именно ваш револьвер?
   — Я был почти убежден в этом.
   — И тогда?
   — Тогда я понял, что попал в чрезвычайно щекотливое положение…
   — Я бы сказал… как нельзя более щекотливое положение!!!
   — Да, сэр.
   — И вам захотелось немного подумать, прежде чем что-либо предпринимать?
   — Совершенно верно.
   — И наконец вы решили как можно скорее покинуть место происшествия и не сообщать полиции, что обнаружили труп?
   — Да, сэр.
   — Приняв это решение, вы быстро вернулись в здание клуба, пробежали через него насквозь, вскочили в свою машину и рванули прочь на предельной скорости?
   — Да, сэр.
   — Мы знаем, что вы выехали в двадцать две минуты одиннадцатого. Тело вы обнаружили в десять часов шесть минут. Таким образом, между двумя этими событиями прошло пятнадцать минут. Целых пятнадцать минут, мистер Даттон!
   — Я не имел понятия, как долго это продолжалось.
   — Неопровержимые доказательства свидетельствуют, что это продолжалось именно так долго, мистер Даттон. Вы стояли на коленях возле трупа Роджера Пал-мера целых пятнадцать минут.
   — Не может быть!
   — Что еще вы делали?
   — Ничего.
   — Пятнадцать минут, четверть часа. Что вы пытались сделать, мистер Даттон?
   — Я старался привести в порядок свои мысли.
   — И утаить некоторые факты?
   — Нет, вовсе нет!
   — Вы отдаете себе отчет, что револьвер является важной уликой?
   — О да, конечно!
   — И тем не менее вы унесли его с собой и спрятали в сточной трубе… Вы хотели скрыть эту улику!
   — Да, пожалуй…
   — В таком случае не притворяйтесь, будто вы не способны спрятать вещественное доказательство преступления. Именно поэтому я вас спрашиваю во второй раз: что вы делали в течение этой четверти часа?
   — Не знаю…
   — Теперь скажите: было темно?
   — Да, но светила луна.
   — Но земля была темная?
   — Ну, не совсем.
   — Но тем не менее вы не сразу разглядели тело?
   — Я увидел что-то черное.
   — Только что вы сказали, что вам потребовалось от двадцати до тридцати секунд, чтобы обнаружить тело.
   — Нет, поменьше… Я возвращаюсь к своему первому утверждению: секунд восемь — десять.
   — Вы хотите изменить показания?
   — Я думаю, это вы настаиваете на том, что мне потребовалось тридцать секунд. Я же сказал: больше, чем десять секунд. Возможно, двадцать. А вы предположили, что все тридцать для полной уверенности.
   — Да, да, конечно, — с легкостью согласился Гамильтон Бюргер. — Значит, ваша собственная оценка времени — двадцать секунд?
   — Да, сэр.
   — Но сейчас вы говорите, что вам хватило десяти секунд?
   — У меня же не было с собой секундомера!
   Тем не менее вы под присягой сказали, что вы ходили кругами дольше десяти секунд. Примерно двадцать секунд.
   — Да, правильно.
   — А теперь вы настаиваете на том, что это потребовало меньше десяти секунд.
   — Возможно.
   — Так где же истина? — Голос Гамильтона Бюргера сорвался на крик. — Десять или двадцать секунд?
   — Скорее все-таки десять. Прокурор удовлетворенно кивнул.
   — Когда вы подобрали револьвер, вы подумали, что он ваш?
   — Да.
   — Почему?
   — Да потому, что это был «смит-и-вессон» той же модели.
   — А как вы разглядели, что это «смит-и-вессон»? Я знаю, небо было ясное, но все же?
   — У меня был карманный электрический фонарик.
   — Что?! — вскричал Бюргер, как будто Даттон сознался в совершении преступления.
   — У меня был карманный фонарик, — повторил Даттон.
   — А почему вы до сих пор не сказали о нем?
   — Потому что меня никто не спрашивал.
   — В самом деле? Существуют, видимо, и другие предметы, совершенно невинные, о которых вы не упомянули только потому, что никто вас о них не спросил?
   — Но я не считаю ношение фонарика противозаконным. А вы?
   — Нет, но если у вас был электрический фонарик, то почему вы не воспользовались им, когда искали тело на земле?
   — В этом не было необходимости, вот и все.
   — Даже чтобы осветить человека, когда вы его нашли?
   — Мне не нужен был свет, чтобы понять, что он мертв.
   — А для того, чтобы опознать его?
   — Я не был знаком с Роджером Палмером и никогда его не видел, только говорил с ним по телефону.
   — Вы просто предположили, что это именно он?
   — Да.
   — Но это мог быть и кто-то другой?
   — Да.
   — И вы не проявили любопытства и не посмотрели на него при свете?
   — Нет.
   — Другими словами, вы знали, чей это труп, мистер Даттон, не правда ли?
   — Нет, я только предполагал, что это он.
   — Но когда вы нашли револьвер, вы осмотрели его с помощью фонарика, да?
   — Да.
   — Для того чтобы убедиться, что это действительно ваш револьвер? Вы посмотрели на его номер?
   — Да, кажется, посмотрел.
   — И вы заметили, что одного патрона не хватает?
   — Да.
   — И что вы сделали?
   — Я протер его носовым платком.
   — Но вы ведь стерли с него все отпечатки пальцев, в том числе и чужие, если они на нем были?!
   — Боюсь, что да, сэр.
   — И после этого вы нам рассказываете, что не способны утаить улики?
   — О нет, великий Боже!
   — Тогда зачем вы обтерли этот револьвер?
   — Я не хотел, чтобы на нем остались мои отпечатки.
   — Почему?
   — Я боялся, что меня обвинят в этом преступлении.