Страница:
– Чуть позже я настрою телевизор, чтобы вы могли смотреть прошлые и будущие передачи, – пообещала девушка.
– Что? – не понял я.
– Профессор считает, что вы сами не справитесь с настройкой, – отчаянно покраснев, сказала Инна. Сразу было видно – врала. – Я настрою Ти Ви так, что вы будете смотреть программы по полному трафику. У нас все-таки самая льготная система подключения!
Я не понял буквально ничего. То есть слова все были понятны, но как можно настроить телевизор, чтобы смотреть вчерашние программы или, того пуще, завтрашние? Первое возможно с помощью видеомагнитофона, а вот второе…
– У вас трансляция идет по Интернету? – уточнил я.
Инна вздрогнула и потупилась.
– Да. Как вы догадались?
– Не придумал ничего лучшего. Да и раньше такое было возможно. А как еще можно смотреть фильмы, которые в программе стоят на завтра, если они не загружены заранее в память компьютера? По-моему, ничего сложного.
– Не скажите. Я бы никогда не догадалась, – вздохнула Инна. – Вы очень умный!
Лесть была грубой, но, как ни странно, приятной. Может быть потому, что девчонка говорила искренне.
– Кое-где программы можно смотреть только в реальном времени, – объяснила Инна, вертя в руках бублик управления телевизором. – И те фильмы, что уже прошли, – только с рекламными вставками. Но мы платим хорошие деньги, и рекламы у нас вообще нет.
– Это неплохо, – кивнул я, пожалев, однако, что не узнаю из рекламы о том, что творится в мире сейчас. Как бы ни глупа была реклама, по ней можно отлично судить об обществе.
– Да, – мило улыбнулась Инна. Видно, телевизор смотреть любила.
– А гулять мне можно? – спросил я.
– По этажу – сколько угодно. Здесь – карантинная зона. За пределы этажа выходить не рекомендуется. Да у вас и не получится – карточки доступа к лифту нет.
– Да, конечно, – кивнул я.
Мы еще посмотрим, что у меня получится.
Как только обаятельная и восторженная медсестра ушла, измерив мне давление и температуру, я хорошенько осмотрел спальню и отправился исследовать территорию этажа. В окна ничего увидеть не удалось. Волнистое стекло пропускало свет, но через него нельзя было различить даже силуэты. И такие стекла были здесь повсюду.
«Этажом» мое узилище назвать было трудно. Из комнаты можно было попасть в длинный коридорчик. В нем было еще несколько дверей. Сначала я полагал, что это тоже палаты. Но, заглянув за первую дверь, обнаружил тренажерный зал. Другая скрывала небольшой санузел. Третья – просторную ванную комнату с ванной и душевой кабинкой. Четвертая комната была полностью пуста. Ни мебели, ни приборов. Упирался коридор в лифт. Рядом с ним не оказалось даже привычной кнопки. Только прорезь для карточки.
Впрочем, проявлять излишнее любопытство к лифту пока не стоило. Может быть, все прояснится без моего деятельного участия? Хотя, очень непохоже…
Я принял ванну. Когда тело погружалось в воду, почувствовался резкий запах дезинфицирующих веществ. Вряд ли так пахла вода. Запах, скорее всего, исходил от меня.
На полке рядом с раковиной я обнаружил электрическую бритву на батарейках и побрился. На ощупь моя щетина соответствовала трехдневной. Бриться без зеркала было трудно. Каково же было мое удивление, когда, дернув за шнурок, я вдруг раздвинул шторки и увидел зеркало, неизвестно зачем упрятанное за пластиком!
Из зеркала на меня смотрел свежий, симпатичный мужчина. Ни лишнего жира, ни худобы. Никакой измотанности – будто бы только с курорта. Я, несомненно. Только выглядевший куда лучше, чем в последние несколько лет. Неужели лежание в коме пошло на пользу? Ох, странно все это!
Когда я дернул другой шнурок, открылся еще один встроенный в стену шкафчик. В нем было и несколько пузырьков одеколона, и крем после бритья, и шампунь, и обычное мыло! А я – то тер щеки руками, предварительно зачерпнув жидкого мыла, стоящего на раковине. Это было не слишком удобно… Помимо моющих и косметических средств в шкафчике лежали расческа и зубная щетка, маленькие ножницы и пилка для ногтей.
Осмотрев одеколоны, я выбрал «Кензо» – не самый дорогой, но для меня наиболее приятный. Красиво жить не запретишь, что и говорить! Может быть, это все-таки личный медицинский блок какого-нибудь олигарха, знакомого Леонида? Да и ладно – на одеколоне не обеднеет!
Свежий и довольный, я надел прежнюю пижаму и вернулся в спальню. Там повернулся к закрепленной в углу микрокамере, которую приметил, когда осматривал комнату. Вполне понятно, что пациент должен быть все время под наблюдением. И зачем держать около каждого сиделку? Достаточно оборудовать пост слежения с несколькими экранами.
Подняв голову, я помахал рукой и сказал в камеру:
– Хочу видеть профессора Варшавского!
Через десять минут запыхавшийся Варшавский стоял в дверях моей комнаты.
– Да, – ответил я, отметив про себя странное обращение «гражданин». Прежде он называл меня «господином», что более приемлемо в цивилизованном обществе. Уж не в колонии ли с вежливыми надзирателями я очутился?
– Что же?
– Одежду, – улыбнулся я. – Свою одежду. Как-то неприлично в пижаме разгуливать. Здесь девушки появляются, да и вообще, в пижаме я чувствую себя не вполне удобно.
– Девушки сюда зайти не могут. Так же, как и юноши, – утешил меня Варшавский. – Не пойму только, почему вы обращаетесь с просьбой об одежде ко мне?
– Насколько я понимаю, вы здесь главный.
– Да, почти так, – согласился профессор. – Правда, я главный по лечению… Хорошо, я распоряжусь насчет одежды. Какую вы предпочитаете?
– У вас разная есть? На выбор? – спросил я.
– В общем-то да, – не поняв легкого сарказма, ответил Варшавский.
– Я бы предпочел свою. Ту, которая была на мне.
Проверка была простой и ничего в общем-то не доказывала. Может быть, одежда и сохранилась. А может, ее порезали на лоскуты, снимая с бесчувственного тела. Я не знал, зачем прошу именно свою одежду. Наверное, мне действительно было жаль хорошего костюма.
– Ваша одежда утрачена, – скорбно объявил Варшавский. – Мы пошьем по вашему заказу любую. Или предоставим то, что есть в ассортименте в магазинах. Что бы вы хотели?
– Черные туфли. Джинсы. Клетчатую рубашку – хорошо бы парочку. Свитер. Носки. Ну и белье, конечно.
– Какого цвета джинсы? – уточнил профессор.
– Синие, пожалуй, – вздохнул я. – Можно цвета хаки. Какие будут.
– Свитер?
– Да любой. Что-нибудь модное, раз вы исполняете все желания…
– Модное? – недоверчиво переспросил профессор.
– Ладно, классическое, – смягчился я. Мало ли какая нынче мода? Может быть, с дыркой на пупке ходят?
– Вам все принесут в ближайшее время, – пообещал Варшавский. – Тем более, ничего особенного вы не просите.
– А размеры? – спросил я.
– Размеры ваши нам отлично известны, – объявил профессор. – И впредь, если будут какие-то бытовые проблемы, приглашайте, пожалуйста, коменданта. Меня вызывайте в случае ухудшения здоровья и навязчивых идей…
Профессор тонко дал понять, что всякой ерундой он заниматься не склонен. Обиделся, наверное. Ну и ладно. Нужно было представить мне сразу весь персонал. А Инна, понятное дело, вопрос с одеждой решить не могла.
– Одежу вам принесла, – объявила женщина лет семидесяти в синем халате. – Вот оно как, значит. Меряйте, если что не по нраву – обратно пришлете. Позовете Нину, я и приду.
– Спасибо, Нина. Вы комендантом здесь будете?
– Уборщица я, – ответила женщина. – Комендант в отъезде на два дня, мне ключи оставил. Что убрать надо будет – тоже меня зовите. Из деревни я, с севера. Приятно на такого человека, как вы, посмотреть. Да…
– И мне на вас посмотреть приятно, – улыбнулся я. – Только чем же я вам понравился? Мы ведь незнакомы еще.
– Обращением, – довольно улыбнулась женщина. Старого обращения теперь и не встретишь, разве что в деревнях. Да и ели вон – костей и корок на пол не бросали, жир изо рта на скатерть не тек. Редкость по нынешним временам…
Я слегка удивился, что хороший тон заключается уже в том, что не бросают корок на пол, но решил, что пожилая женщина слегка преувеличивает.
– Еще раз спасибо, – поблагодарил я ее.
Пакет с одеждой я унес в пустую комнату. Переодеваться на виду у дежурного, следящего за пациентами во все глаза, не хотелось.
Варшавский не поскупился. Он прислал мне синие и темно-зеленые джинсы очень приличного качества. Три рубашки – в синюю, зеленую и бежевую клетку, два свитера – один тонкий, золотистый, другой потеплее, синий. И вполне приличные черные туфли. В отдельном мешочке лежали носки и трусы.
Этикетки на одежде ни о чем мне не говорили. Таких фирм я не знал. Но странного в этом ничего не было. Мало ли какая одежда есть в мире!
Я оделся, отдав предпочтение зелено-золотым тонам. Расчесался. И остался собой доволен. Внутренний голос, однако, тут же оборвал самодовольные нотки моего бодрствующего сознания:
– Попал неизвестно куда, а радуешься приличным тряпкам! Думай, что с тобой происходит!
Но думалось не очень хорошо. Я включил телевизор.
По программе «Природа» показывали крокодила, подстерегающего жертву в мутной воде. Крокодил лежал, подобно заиленному бревну. Камера ездила вокруг, рептилия лениво косила глазом в объектив. Жертва долго не появлялись, и крокодил, наверное, размышлял – не схватить ли ему оператора.
На канале с художественными фильмами шел ковбойский фильм. Пышногрудые девушки, танцующие в салуне, были весьма привлекательны. Я посмотрел на них и загрустил. Вспомнил об Инне – надо же, каких симпатичных медсестер держат в этом странном санатории! И Инна появилась, катя перед собой столик с обедом.
Увидев меня, девушка сделала шаг назад и широко открыла глаза.
– Что случилось? – спросил я.
– Ничего… – Она потупилась. – Я принесла обед.
И все-таки что-то было не так. Иначе почему она от меня шарахнулась?
Обед был еще лучше завтрака. Бутылка красного вина, селедочница с разделанной селедкой, картофельное пюре с отбивной, овощной салат, несколько кусков сыра, поджаренный хлеб.
– Не составишь мне компанию? – спросил я.
– Что вы, что вы! – Девушка густо покраснела. – Кушайте!
– Покушать-то я покушаю, а вот пить одному – это алкоголизм. Только не нужно говорить, что на работе нельзя!
– Нельзя. – Инна снова уставилась в пол.
– А мне нельзя одному.
– Желание гостя – высший приоритет, – выдала вдруг девушка. – Но здесь только один бокал!
– Не беда. В ванной я видел стакан, – заметил я.
Девушка сорвалась было за ним, но я усадил ее на стул и принес посуду сам. Налил вина, быстро отложил на тарелку с сыром несколько кусочков селедки, кусочек мяса, немного зелени и пододвинул Инне.
– За твое здоровье, – предложил я. – Потому что мне, как я понял, уже ничего не грозит.
Я поднялся, собираясь выпить, и тут девушка попыталась тоже вскочить на ноги.
– За женщин пьют стоя, – объяснил я. – Они при этом сидят.
Инна приосанилась и посмотрела мне в глаза, подняв бокал. Я улыбнулся и выпил свой бокал до дна. Девушка с аппетитом пригубила вино, попробовала сыра, закусила селедкой. Скорее всего, она еще не обедала.
– Как все вкусно! – воскликнула она. – А вина такого я вообще ни разу в жизни не пробовала.
– По-моему, обычное красное вино, – удивился я. – Впрочем, я не знаток. Может, и правда какой-то элитный сбор?
Глаза девушки задорно заблестели.
– Хорошо вам говорить… Обычное красное вино… А я вообще красного никогда не пила. Только один раз – белое.
– Кто же тебе мешает? Девушка вздохнула.
– Возраст, наверное.
– Ты настолько молода? Инна промолчала.
– А что ты обычно пьешь? Воду?
– Всякие газированные коктейли с ароматизаторами. Вы, наверное, таких и не пробовали никогда. Гадость в основном.
– Почему же я коктейли не пробовал? – удивился я. – «Отвертку» пил.
– О! – рассмеялась девушка. – У вас хороший вкус!
– Не надо издеваться. И вообще, можешь говорить мне «ты», – предложил я. – Мы уже давно знакомы. И я не так стар, как может показаться.
– Тридцать лет, – отрапортовала девушка.
– Ну, тридцать мне было до всех этих событий, – повернул я разговор в интересующее меня русло. – Я ведь еще в коме лежал…
– А, в коме… Это не важно, – протянула девушка, но вдруг спохватилась и закрыла себе рот ладошкой. – Давайте не будем об этом, ладно? И вообще, я такая пьяная… Меня теперь с работы уволят. Скажут, объедаешь нашего гостя.
– Я им не позволю. Только говори мне «ты».
– Хорошо, Евгений, – торжественно заявила Инна, поднявшись. – Ты не представляешь, какая это честь для меня!
– Да какая тут честь? – рассмеялся я.
– Еще бы – известнейший писатель, – начала она и задумалась, не зная, как сформулировать мысль дальше. – Можно сказать – легенда…
Я рассмеялся еще громче.
– Если человек, выпустивший три книги, известнейший писатель…
– Три книги? – переспросила медсестра. – Нет, что вы… Впрочем, я опять болтаю лишнее! Я пойду…
– Счастливо, – улыбнулся я. – Приходи чаще. Девушка ушла, не очень твердо ступая – словно и вправду напилась допьяна. Я выпил еще стакан вина, съел все мясо и взглянул на экран телевизора, где закончился ковбойский фильм и началась «Бриллиантовая рука». Изображение вдруг на секунду померкло, и на экране высветилась мигающая надпись:
– Воронов, беги оттуда! Беги в город!
Потом фильм вернулся на экран, а я подумал – уж не померещилось ли? Хотя мне и не хотелось больше смотреть телевизор, я остался у экрана. И примерно через двадцать минут мое терпение было вознаграждено. Изображение снова погасло, а на экране появилась надпись:
– Карточку с деньгами найдешь там, где покупал ананас во время своего последнего приезда в Москву. Под днищем мусорной урны. Код активации соответствует дню, когда ты сломал ногу.
При всей бредовости сообщения я восхитился советом. Даже если послание будет перехвачено, вряд ли многие знают, где я покупал ананас за год до поездки на злополучный день рождения. И день, когда я ломал ногу в седьмом классе. В биографии о нем не пишут, а сам я его запомнил на всю жизнь.
Откуда, однако же, все это известно анонимному доброжелателю, хотел бы я знать? Собственно, когда я покупал этот ананас, то был один. И никому потом об этом не рассказывал. Выходит, за мной тогда был «хвост»? Странно. И еще более странно будет, если я действительно найду какую-то карточку в нужном месте.
Я сделал вид, что вообще не смотрю на экран, а разглядываю собственные туфли. Искоса я все же поглядывал на телевизор. Но больше никаких сообщений на экране не увидел.
– Надо примерить и синие джинсы, – сказал я вслух словно бы про себя, а на самом деле – для наблюдавшего за мной дежурного. Взял пакет и вышел из спальни. По дороге незаметно прихватил с собой столовый нож – на всякий случай.
В ванной я забрал и положил в пакет электробритву на аккумуляторах, одеколон, зубную щетку и пасту. Банальное воровство, но все это мне еще может сильно пригодиться. Особенно если домой нужно будет добираться кружными путями.
Подумав, я вернулся в комнату за стулом. Мне, как больному, тяжело примерять одежду без мебели! И неудобно – снятые вещи даже некуда положить!
Но на самом деле переодеваться я, конечно, не собирался. Поудобнее взяв стул за две ножки, двумя другими я ударил в стекло. Неплохо бы и осмотреться! Лишний звон, лишний шум – да всегда можно оправдаться, что стекло я локтем зацепил.
Однако же стекло не вылетело со звоном. Оно лишь треснуло в нескольких местах и стало мягким, как разбитый триплекс[1]. Я аккуратно расширил ножкой стула отверстие. Всего несколько кусочков стекла упали вниз, не наделав много шума. А я наконец увидел «волю».
Высокое здание располагалось в густом сосновом лесу. На горизонте виднелись дымы большого города. На улице стояло лето, что отчасти подтверждало версию, будто со мной не все было в порядке. Да только насчет десяти лет не очень верилось.
Моя палата находилась примерно на высоте десятого этажа. Не очень-то спрыгнешь, из окна не спустишься. Разве что можно вылезти на крышу. Но этот вариант оставим напоследок. Собственно, зачем мне на крышу?
Из проделанной мной дыры в стекле была виден главный вход – широкие стеклянные Двери, к которым вели десять высоких ступенек. Рядом с дверями стояла стеклянная будка, в которой дежурил охранник. Бетонная дорожка уводила куда-то за здание. Туда на моих глазах проехал грузовик довольно странной обтекаемой формы. Наверное, позади здания был еще и запасной, служебный выход.
Вооружившись этой ценной информацией, я направился к лифту. Не боги горшки обжигают. Дождусь, когда кто-то приедет, если не смогу вызвать лифт сам. И воспользуюсь карточкой этого приехавшего. Если, конечно, это будет не Инна.
Я поковырял штукатурку вокруг – нет, не отодрать коробку от стены, а то можно было бы замкнуть контакты накоротко. Наверное, она заделана и не штукатуркой вовсе, а каким-то сверхпрочным бетоном. Или твердой смолой.
Не надеясь добиться какого-то определенного результата, а скорее от безысходности я сунул в щель нож. Коробка тихонько пискнула, а в шахте глухо загудел лифт. Совпадение? Или мои манипуляции кто-то заметил? Собственно, чего мне бояться? Я ведь не арестант!
Нож я, однако, спрятал в задний карман джинсов. А пакет положил на пол. Посмотрим, кто сюда приедет и зачем.
Лифт подошел секунд через двадцать. Открылись двери. Кабина была пуста.
Я поспешно шагнул внутрь. Вместо кнопок – такие же рады щелей, как и для вызова лифта. Используя полученный опыт, сунул нож в самую нижнюю. Можно, конечно, подождать, пока кто-то вызовет лифт. Но кто его вызовет и куда? И что я ему скажу по прибытии? Лучше самому управлять событиями.
Двери закрылись, кабина пошла вниз. Рассматривая панель управления, я сообразил, что отправил лифт на нулевой этаж, а не на первый. Что ж, это еще лучше – из подсобных помещений всегда проще выбраться во двор.
Лифт остановился, и из-за разъехавшихся створок мне стала видна компания каких-то панков с ярко раскрашенными волосами, разгружавших виденный мной сверху грузовик. Яркие белые коробки из пластика громоздились вдоль стен. Из грузовика доставали такие же.
Самая разумная тактика – не вступать в разговоры. Я был в цивильной одежде, а не в арестантской робе. Поэтому молча прошествовал мимо странных грузчиков в широко распахнутые ворота и по бетонной дорожке начал углубляться в парк, лежавший позади здания. Подальше от главного входа и дороги. Естественно, я не оглядывался. Шел по своим делам. Меня никто не окликнул. Да и зачем я мог понадобиться грузчикам? У них были свои дела.
Отойдя метров триста, я уронил пакет и нагнулся за ним. Это дало возможность посмотреть назад. Погони не наблюдалось. Здание еще можно было увидеть, но вряд ли кто-то следил за мной из окна. Я свернул в лес и ускорил шаг.
Где нахожусь, я не имел представления. Предположительно – в Подмосковье. Но в каком именно Подмосковье? Места эти я знал только теоретически. Когда-то бывал в Долгопрудном, когда-то проезжал на поезде мимо бесчисленных дач. Надо пробираться в столицу, но каким образом? В какую сторону?
Между тем солнце неуклонно опускалось к горизонту. Вот оно коснулось верхушек дальних деревьев, и в лесу стало почти темно.
Что происходит сейчас в нашем санатории добровольно-принудительного содержания? Меня хватились? Ищут? Что ж, ищите, ищите. Вряд ли найдете в такой чаще. На месте ведь я стоять не буду. И с каждым пройденным километром площадь поиска расширяется все сильнее. Ведь вы не знаете, в какую сторону я иду! Я и сам этого не знаю!
Выйдя к небольшому ручью, я снял туфли и джинсы, прошел метров двести по дну, вышел из воды на противоположный берег и резко изменил направление движения. Маловероятно, что меня будут искать с собаками. Да если и так, что они учуют – запах моих новых туфель? Но перестраховаться не мешало.
Солнце зашло. Небо стало серым, мрачным. Что ж, если пойдет дождь, меня точно не найдут. Правда, ночевать в лесу будет неуютно. Ну да ладно…
Я уже выработал план действий на завтра. Рано или поздно я выйду на железнодорожное полотно. По километровым столбикам определюсь, в какой стороне Москва. И сяду на электричку. Или даже пойду вдоль железной дороги. А в столице разберусь, что к чему. Постараюсь найти друзей, родственников. Да и рядом с одной из станций метро, в известном только мне месте меня должна ожидать кредитная карточка. Если, конечно, сообщение, что появилось на экране телевизора, не было галлюцинацией.
Определившись с планом, я выбрал елку погуще, под которой росла трава помягче. Выбирать пришлось на ощупь – в лесу стало совсем темно. Сменив красивый бежевый свитер на теплый синий, я улегся на нагревшуюся после жаркого дня землю и заснул. Снилась мне всякая дребедень. Огромные лаборатории, резервуары с ледяной и кипящей водой, мерцающие тысячами огней панели, компьютерные экраны. От этих снов на душе становилось тоскливо. Просыпаясь, я тоже не находил покоя.
Не исключено, что меня давно уже ищут. Родственники, друзья, коллеги… Не мог же я просто так пропасть на несколько месяцев? В то, что прошло десять лет, как утверждал Варшавский, я не верил. Так не бывает. Зачем только он придумал эту ерунду? Да затем, чтобы удержать меня на месте!
Елки стали реже, и я, как и надеялся, вышел к железнодорожному пути. Точнее, увидел путь с холма. Проблема заключалась в том, что на путь нельзя было выйти – он был обнесен трехметровым бетонным забором с колючей проволокой наверху. И вместо двух рельсов на бетонном полотне лежал лишь один!
Зрелище железной дороги с одним рельсом мне совсем не понравилось. Я успокоил себя тем, что это, наверное, знаменитая монорельсовая дорога Москва – Санкт-Петербург. Ее вроде бы собирались строить. Вот, наверное, частично уже и построили.
Раздалось шипение, переходящее в оглушительный свист, и по рельсу вдруг скользнула красно-голубая тень. Если это был поезд, то он несся со скоростью не меньше четырехсот километров в час. Я не смог даже разглядеть, сколько в нем вагонов!
Солнце карабкалось выше, а я шагал вдоль бетонной ограды. Поймают здесь – еще примут за террориста. Хоть я и без взрывчатки и без оружия, такие объекты лучше обходить стороной.
Свист и гул земли за оградой раздавались еще два раза. Суперэкспресс на Питер ходил подозрительно часто. А потом забор вдруг сразу закончился, и я оказался около станции. Высокое стеклянное здание, несколько будочек. Людей по утреннему времени маловато. На перроне – компания броско одетых молодых людей с крашеными волосами да два крепких мужика – то ли военные, то ли милиционеры, то ли охранники… Не разберешь – форма непонятная.
Монорельсовый путь отгорожен решетчатым заборчиком метра в полтора высотой. В нескольких местах – проемы с турникетами. Турникеты закрыты основательными шлагбаумами. Надо полагать, когда кто-то вставляет в щель кредитную карточку или проездной билет, проход открывается.
До станции я добрался. Но как уехать? Да и в какой стороне Москва? Желания сдаться милиции я теперь не испытывал. Может быть, обратиться к молодым людям? Скорее всего, они безобидные неформалы. Почему бы и не спросить их, что это за станция, как отсюда уехать в Москву? Странно, вообще говоря, что название станции на стеклянном вокзале не написано…
Я подошел к молодым людям. Три парня, одна девушка. Лица какие-то туповатые. Зато одежда по попугайски броская. Один парень с сережкой в носу, девушка – с тремя серьгами в ухе и одной в губе. Волосы – ярко окрашенные. У двоих парней жесткие патлы торчат в разные стороны, у третьего стрижка короткая. Почти лысый. Девчонка – с мелкими косичками.
– Что? – не понял я.
– Профессор считает, что вы сами не справитесь с настройкой, – отчаянно покраснев, сказала Инна. Сразу было видно – врала. – Я настрою Ти Ви так, что вы будете смотреть программы по полному трафику. У нас все-таки самая льготная система подключения!
Я не понял буквально ничего. То есть слова все были понятны, но как можно настроить телевизор, чтобы смотреть вчерашние программы или, того пуще, завтрашние? Первое возможно с помощью видеомагнитофона, а вот второе…
– У вас трансляция идет по Интернету? – уточнил я.
Инна вздрогнула и потупилась.
– Да. Как вы догадались?
– Не придумал ничего лучшего. Да и раньше такое было возможно. А как еще можно смотреть фильмы, которые в программе стоят на завтра, если они не загружены заранее в память компьютера? По-моему, ничего сложного.
– Не скажите. Я бы никогда не догадалась, – вздохнула Инна. – Вы очень умный!
Лесть была грубой, но, как ни странно, приятной. Может быть потому, что девчонка говорила искренне.
– Кое-где программы можно смотреть только в реальном времени, – объяснила Инна, вертя в руках бублик управления телевизором. – И те фильмы, что уже прошли, – только с рекламными вставками. Но мы платим хорошие деньги, и рекламы у нас вообще нет.
– Это неплохо, – кивнул я, пожалев, однако, что не узнаю из рекламы о том, что творится в мире сейчас. Как бы ни глупа была реклама, по ней можно отлично судить об обществе.
– Да, – мило улыбнулась Инна. Видно, телевизор смотреть любила.
– А гулять мне можно? – спросил я.
– По этажу – сколько угодно. Здесь – карантинная зона. За пределы этажа выходить не рекомендуется. Да у вас и не получится – карточки доступа к лифту нет.
– Да, конечно, – кивнул я.
Мы еще посмотрим, что у меня получится.
Как только обаятельная и восторженная медсестра ушла, измерив мне давление и температуру, я хорошенько осмотрел спальню и отправился исследовать территорию этажа. В окна ничего увидеть не удалось. Волнистое стекло пропускало свет, но через него нельзя было различить даже силуэты. И такие стекла были здесь повсюду.
«Этажом» мое узилище назвать было трудно. Из комнаты можно было попасть в длинный коридорчик. В нем было еще несколько дверей. Сначала я полагал, что это тоже палаты. Но, заглянув за первую дверь, обнаружил тренажерный зал. Другая скрывала небольшой санузел. Третья – просторную ванную комнату с ванной и душевой кабинкой. Четвертая комната была полностью пуста. Ни мебели, ни приборов. Упирался коридор в лифт. Рядом с ним не оказалось даже привычной кнопки. Только прорезь для карточки.
Впрочем, проявлять излишнее любопытство к лифту пока не стоило. Может быть, все прояснится без моего деятельного участия? Хотя, очень непохоже…
Я принял ванну. Когда тело погружалось в воду, почувствовался резкий запах дезинфицирующих веществ. Вряд ли так пахла вода. Запах, скорее всего, исходил от меня.
На полке рядом с раковиной я обнаружил электрическую бритву на батарейках и побрился. На ощупь моя щетина соответствовала трехдневной. Бриться без зеркала было трудно. Каково же было мое удивление, когда, дернув за шнурок, я вдруг раздвинул шторки и увидел зеркало, неизвестно зачем упрятанное за пластиком!
Из зеркала на меня смотрел свежий, симпатичный мужчина. Ни лишнего жира, ни худобы. Никакой измотанности – будто бы только с курорта. Я, несомненно. Только выглядевший куда лучше, чем в последние несколько лет. Неужели лежание в коме пошло на пользу? Ох, странно все это!
Когда я дернул другой шнурок, открылся еще один встроенный в стену шкафчик. В нем было и несколько пузырьков одеколона, и крем после бритья, и шампунь, и обычное мыло! А я – то тер щеки руками, предварительно зачерпнув жидкого мыла, стоящего на раковине. Это было не слишком удобно… Помимо моющих и косметических средств в шкафчике лежали расческа и зубная щетка, маленькие ножницы и пилка для ногтей.
Осмотрев одеколоны, я выбрал «Кензо» – не самый дорогой, но для меня наиболее приятный. Красиво жить не запретишь, что и говорить! Может быть, это все-таки личный медицинский блок какого-нибудь олигарха, знакомого Леонида? Да и ладно – на одеколоне не обеднеет!
Свежий и довольный, я надел прежнюю пижаму и вернулся в спальню. Там повернулся к закрепленной в углу микрокамере, которую приметил, когда осматривал комнату. Вполне понятно, что пациент должен быть все время под наблюдением. И зачем держать около каждого сиделку? Достаточно оборудовать пост слежения с несколькими экранами.
Подняв голову, я помахал рукой и сказал в камеру:
– Хочу видеть профессора Варшавского!
Через десять минут запыхавшийся Варшавский стоял в дверях моей комнаты.
* * *
– Вы что-то хотели, гражданин Воронов? – как-то судорожно улыбнувшись, спросил профессор.– Да, – ответил я, отметив про себя странное обращение «гражданин». Прежде он называл меня «господином», что более приемлемо в цивилизованном обществе. Уж не в колонии ли с вежливыми надзирателями я очутился?
– Что же?
– Одежду, – улыбнулся я. – Свою одежду. Как-то неприлично в пижаме разгуливать. Здесь девушки появляются, да и вообще, в пижаме я чувствую себя не вполне удобно.
– Девушки сюда зайти не могут. Так же, как и юноши, – утешил меня Варшавский. – Не пойму только, почему вы обращаетесь с просьбой об одежде ко мне?
– Насколько я понимаю, вы здесь главный.
– Да, почти так, – согласился профессор. – Правда, я главный по лечению… Хорошо, я распоряжусь насчет одежды. Какую вы предпочитаете?
– У вас разная есть? На выбор? – спросил я.
– В общем-то да, – не поняв легкого сарказма, ответил Варшавский.
– Я бы предпочел свою. Ту, которая была на мне.
Проверка была простой и ничего в общем-то не доказывала. Может быть, одежда и сохранилась. А может, ее порезали на лоскуты, снимая с бесчувственного тела. Я не знал, зачем прошу именно свою одежду. Наверное, мне действительно было жаль хорошего костюма.
– Ваша одежда утрачена, – скорбно объявил Варшавский. – Мы пошьем по вашему заказу любую. Или предоставим то, что есть в ассортименте в магазинах. Что бы вы хотели?
– Черные туфли. Джинсы. Клетчатую рубашку – хорошо бы парочку. Свитер. Носки. Ну и белье, конечно.
– Какого цвета джинсы? – уточнил профессор.
– Синие, пожалуй, – вздохнул я. – Можно цвета хаки. Какие будут.
– Свитер?
– Да любой. Что-нибудь модное, раз вы исполняете все желания…
– Модное? – недоверчиво переспросил профессор.
– Ладно, классическое, – смягчился я. Мало ли какая нынче мода? Может быть, с дыркой на пупке ходят?
– Вам все принесут в ближайшее время, – пообещал Варшавский. – Тем более, ничего особенного вы не просите.
– А размеры? – спросил я.
– Размеры ваши нам отлично известны, – объявил профессор. – И впредь, если будут какие-то бытовые проблемы, приглашайте, пожалуйста, коменданта. Меня вызывайте в случае ухудшения здоровья и навязчивых идей…
Профессор тонко дал понять, что всякой ерундой он заниматься не склонен. Обиделся, наверное. Ну и ладно. Нужно было представить мне сразу весь персонал. А Инна, понятное дело, вопрос с одеждой решить не могла.
* * *
Не прошло и получаса, как в коридоре послышались шаркающие шаги. Я сел на кровать и с интересом посмотрел на вошедшую.– Одежу вам принесла, – объявила женщина лет семидесяти в синем халате. – Вот оно как, значит. Меряйте, если что не по нраву – обратно пришлете. Позовете Нину, я и приду.
– Спасибо, Нина. Вы комендантом здесь будете?
– Уборщица я, – ответила женщина. – Комендант в отъезде на два дня, мне ключи оставил. Что убрать надо будет – тоже меня зовите. Из деревни я, с севера. Приятно на такого человека, как вы, посмотреть. Да…
– И мне на вас посмотреть приятно, – улыбнулся я. – Только чем же я вам понравился? Мы ведь незнакомы еще.
– Обращением, – довольно улыбнулась женщина. Старого обращения теперь и не встретишь, разве что в деревнях. Да и ели вон – костей и корок на пол не бросали, жир изо рта на скатерть не тек. Редкость по нынешним временам…
Я слегка удивился, что хороший тон заключается уже в том, что не бросают корок на пол, но решил, что пожилая женщина слегка преувеличивает.
– Еще раз спасибо, – поблагодарил я ее.
Пакет с одеждой я унес в пустую комнату. Переодеваться на виду у дежурного, следящего за пациентами во все глаза, не хотелось.
Варшавский не поскупился. Он прислал мне синие и темно-зеленые джинсы очень приличного качества. Три рубашки – в синюю, зеленую и бежевую клетку, два свитера – один тонкий, золотистый, другой потеплее, синий. И вполне приличные черные туфли. В отдельном мешочке лежали носки и трусы.
Этикетки на одежде ни о чем мне не говорили. Таких фирм я не знал. Но странного в этом ничего не было. Мало ли какая одежда есть в мире!
Я оделся, отдав предпочтение зелено-золотым тонам. Расчесался. И остался собой доволен. Внутренний голос, однако, тут же оборвал самодовольные нотки моего бодрствующего сознания:
– Попал неизвестно куда, а радуешься приличным тряпкам! Думай, что с тобой происходит!
Но думалось не очень хорошо. Я включил телевизор.
По программе «Природа» показывали крокодила, подстерегающего жертву в мутной воде. Крокодил лежал, подобно заиленному бревну. Камера ездила вокруг, рептилия лениво косила глазом в объектив. Жертва долго не появлялись, и крокодил, наверное, размышлял – не схватить ли ему оператора.
На канале с художественными фильмами шел ковбойский фильм. Пышногрудые девушки, танцующие в салуне, были весьма привлекательны. Я посмотрел на них и загрустил. Вспомнил об Инне – надо же, каких симпатичных медсестер держат в этом странном санатории! И Инна появилась, катя перед собой столик с обедом.
Увидев меня, девушка сделала шаг назад и широко открыла глаза.
– Что случилось? – спросил я.
– Ничего… – Она потупилась. – Я принесла обед.
И все-таки что-то было не так. Иначе почему она от меня шарахнулась?
Обед был еще лучше завтрака. Бутылка красного вина, селедочница с разделанной селедкой, картофельное пюре с отбивной, овощной салат, несколько кусков сыра, поджаренный хлеб.
– Не составишь мне компанию? – спросил я.
– Что вы, что вы! – Девушка густо покраснела. – Кушайте!
– Покушать-то я покушаю, а вот пить одному – это алкоголизм. Только не нужно говорить, что на работе нельзя!
– Нельзя. – Инна снова уставилась в пол.
– А мне нельзя одному.
– Желание гостя – высший приоритет, – выдала вдруг девушка. – Но здесь только один бокал!
– Не беда. В ванной я видел стакан, – заметил я.
Девушка сорвалась было за ним, но я усадил ее на стул и принес посуду сам. Налил вина, быстро отложил на тарелку с сыром несколько кусочков селедки, кусочек мяса, немного зелени и пододвинул Инне.
– За твое здоровье, – предложил я. – Потому что мне, как я понял, уже ничего не грозит.
Я поднялся, собираясь выпить, и тут девушка попыталась тоже вскочить на ноги.
– За женщин пьют стоя, – объяснил я. – Они при этом сидят.
Инна приосанилась и посмотрела мне в глаза, подняв бокал. Я улыбнулся и выпил свой бокал до дна. Девушка с аппетитом пригубила вино, попробовала сыра, закусила селедкой. Скорее всего, она еще не обедала.
– Как все вкусно! – воскликнула она. – А вина такого я вообще ни разу в жизни не пробовала.
– По-моему, обычное красное вино, – удивился я. – Впрочем, я не знаток. Может, и правда какой-то элитный сбор?
Глаза девушки задорно заблестели.
– Хорошо вам говорить… Обычное красное вино… А я вообще красного никогда не пила. Только один раз – белое.
– Кто же тебе мешает? Девушка вздохнула.
– Возраст, наверное.
– Ты настолько молода? Инна промолчала.
– А что ты обычно пьешь? Воду?
– Всякие газированные коктейли с ароматизаторами. Вы, наверное, таких и не пробовали никогда. Гадость в основном.
– Почему же я коктейли не пробовал? – удивился я. – «Отвертку» пил.
– О! – рассмеялась девушка. – У вас хороший вкус!
– Не надо издеваться. И вообще, можешь говорить мне «ты», – предложил я. – Мы уже давно знакомы. И я не так стар, как может показаться.
– Тридцать лет, – отрапортовала девушка.
– Ну, тридцать мне было до всех этих событий, – повернул я разговор в интересующее меня русло. – Я ведь еще в коме лежал…
– А, в коме… Это не важно, – протянула девушка, но вдруг спохватилась и закрыла себе рот ладошкой. – Давайте не будем об этом, ладно? И вообще, я такая пьяная… Меня теперь с работы уволят. Скажут, объедаешь нашего гостя.
– Я им не позволю. Только говори мне «ты».
– Хорошо, Евгений, – торжественно заявила Инна, поднявшись. – Ты не представляешь, какая это честь для меня!
– Да какая тут честь? – рассмеялся я.
– Еще бы – известнейший писатель, – начала она и задумалась, не зная, как сформулировать мысль дальше. – Можно сказать – легенда…
Я рассмеялся еще громче.
– Если человек, выпустивший три книги, известнейший писатель…
– Три книги? – переспросила медсестра. – Нет, что вы… Впрочем, я опять болтаю лишнее! Я пойду…
– Счастливо, – улыбнулся я. – Приходи чаще. Девушка ушла, не очень твердо ступая – словно и вправду напилась допьяна. Я выпил еще стакан вина, съел все мясо и взглянул на экран телевизора, где закончился ковбойский фильм и началась «Бриллиантовая рука». Изображение вдруг на секунду померкло, и на экране высветилась мигающая надпись:
– Воронов, беги оттуда! Беги в город!
Потом фильм вернулся на экран, а я подумал – уж не померещилось ли? Хотя мне и не хотелось больше смотреть телевизор, я остался у экрана. И примерно через двадцать минут мое терпение было вознаграждено. Изображение снова погасло, а на экране появилась надпись:
– Карточку с деньгами найдешь там, где покупал ананас во время своего последнего приезда в Москву. Под днищем мусорной урны. Код активации соответствует дню, когда ты сломал ногу.
При всей бредовости сообщения я восхитился советом. Даже если послание будет перехвачено, вряд ли многие знают, где я покупал ананас за год до поездки на злополучный день рождения. И день, когда я ломал ногу в седьмом классе. В биографии о нем не пишут, а сам я его запомнил на всю жизнь.
Откуда, однако же, все это известно анонимному доброжелателю, хотел бы я знать? Собственно, когда я покупал этот ананас, то был один. И никому потом об этом не рассказывал. Выходит, за мной тогда был «хвост»? Странно. И еще более странно будет, если я действительно найду какую-то карточку в нужном месте.
Я сделал вид, что вообще не смотрю на экран, а разглядываю собственные туфли. Искоса я все же поглядывал на телевизор. Но больше никаких сообщений на экране не увидел.
* * *
Бежать я намеревался и без советов неведомых, хорошо осведомленных доброхотов. Чем быстрее – тем лучше. «На воле», как оказалось, у меня были доброжелатели. Стало быть, нужно выбираться из «госпиталя», ехать домой. А там уже смотреть что почем.– Надо примерить и синие джинсы, – сказал я вслух словно бы про себя, а на самом деле – для наблюдавшего за мной дежурного. Взял пакет и вышел из спальни. По дороге незаметно прихватил с собой столовый нож – на всякий случай.
В ванной я забрал и положил в пакет электробритву на аккумуляторах, одеколон, зубную щетку и пасту. Банальное воровство, но все это мне еще может сильно пригодиться. Особенно если домой нужно будет добираться кружными путями.
Подумав, я вернулся в комнату за стулом. Мне, как больному, тяжело примерять одежду без мебели! И неудобно – снятые вещи даже некуда положить!
Но на самом деле переодеваться я, конечно, не собирался. Поудобнее взяв стул за две ножки, двумя другими я ударил в стекло. Неплохо бы и осмотреться! Лишний звон, лишний шум – да всегда можно оправдаться, что стекло я локтем зацепил.
Однако же стекло не вылетело со звоном. Оно лишь треснуло в нескольких местах и стало мягким, как разбитый триплекс[1]. Я аккуратно расширил ножкой стула отверстие. Всего несколько кусочков стекла упали вниз, не наделав много шума. А я наконец увидел «волю».
Высокое здание располагалось в густом сосновом лесу. На горизонте виднелись дымы большого города. На улице стояло лето, что отчасти подтверждало версию, будто со мной не все было в порядке. Да только насчет десяти лет не очень верилось.
Моя палата находилась примерно на высоте десятого этажа. Не очень-то спрыгнешь, из окна не спустишься. Разве что можно вылезти на крышу. Но этот вариант оставим напоследок. Собственно, зачем мне на крышу?
Из проделанной мной дыры в стекле была виден главный вход – широкие стеклянные Двери, к которым вели десять высоких ступенек. Рядом с дверями стояла стеклянная будка, в которой дежурил охранник. Бетонная дорожка уводила куда-то за здание. Туда на моих глазах проехал грузовик довольно странной обтекаемой формы. Наверное, позади здания был еще и запасной, служебный выход.
Вооружившись этой ценной информацией, я направился к лифту. Не боги горшки обжигают. Дождусь, когда кто-то приедет, если не смогу вызвать лифт сам. И воспользуюсь карточкой этого приехавшего. Если, конечно, это будет не Инна.
* * *
Коробочка рядом с лифтом, в которой имелась тонкая щель для карточки, выглядела неприступной. Ни болтиков, ни съемных панелей… Монолитный кусок металла, вмурованный в стену.Я поковырял штукатурку вокруг – нет, не отодрать коробку от стены, а то можно было бы замкнуть контакты накоротко. Наверное, она заделана и не штукатуркой вовсе, а каким-то сверхпрочным бетоном. Или твердой смолой.
Не надеясь добиться какого-то определенного результата, а скорее от безысходности я сунул в щель нож. Коробка тихонько пискнула, а в шахте глухо загудел лифт. Совпадение? Или мои манипуляции кто-то заметил? Собственно, чего мне бояться? Я ведь не арестант!
Нож я, однако, спрятал в задний карман джинсов. А пакет положил на пол. Посмотрим, кто сюда приедет и зачем.
Лифт подошел секунд через двадцать. Открылись двери. Кабина была пуста.
Я поспешно шагнул внутрь. Вместо кнопок – такие же рады щелей, как и для вызова лифта. Используя полученный опыт, сунул нож в самую нижнюю. Можно, конечно, подождать, пока кто-то вызовет лифт. Но кто его вызовет и куда? И что я ему скажу по прибытии? Лучше самому управлять событиями.
Двери закрылись, кабина пошла вниз. Рассматривая панель управления, я сообразил, что отправил лифт на нулевой этаж, а не на первый. Что ж, это еще лучше – из подсобных помещений всегда проще выбраться во двор.
Лифт остановился, и из-за разъехавшихся створок мне стала видна компания каких-то панков с ярко раскрашенными волосами, разгружавших виденный мной сверху грузовик. Яркие белые коробки из пластика громоздились вдоль стен. Из грузовика доставали такие же.
Самая разумная тактика – не вступать в разговоры. Я был в цивильной одежде, а не в арестантской робе. Поэтому молча прошествовал мимо странных грузчиков в широко распахнутые ворота и по бетонной дорожке начал углубляться в парк, лежавший позади здания. Подальше от главного входа и дороги. Естественно, я не оглядывался. Шел по своим делам. Меня никто не окликнул. Да и зачем я мог понадобиться грузчикам? У них были свои дела.
Отойдя метров триста, я уронил пакет и нагнулся за ним. Это дало возможность посмотреть назад. Погони не наблюдалось. Здание еще можно было увидеть, но вряд ли кто-то следил за мной из окна. Я свернул в лес и ускорил шаг.
* * *
Проблуждав по лесу около двух часов, я начал понимать бесперспективность своего побега. Документов и денег у меня не было. Средств связи – тоже.Где нахожусь, я не имел представления. Предположительно – в Подмосковье. Но в каком именно Подмосковье? Места эти я знал только теоретически. Когда-то бывал в Долгопрудном, когда-то проезжал на поезде мимо бесчисленных дач. Надо пробираться в столицу, но каким образом? В какую сторону?
Между тем солнце неуклонно опускалось к горизонту. Вот оно коснулось верхушек дальних деревьев, и в лесу стало почти темно.
Что происходит сейчас в нашем санатории добровольно-принудительного содержания? Меня хватились? Ищут? Что ж, ищите, ищите. Вряд ли найдете в такой чаще. На месте ведь я стоять не буду. И с каждым пройденным километром площадь поиска расширяется все сильнее. Ведь вы не знаете, в какую сторону я иду! Я и сам этого не знаю!
Выйдя к небольшому ручью, я снял туфли и джинсы, прошел метров двести по дну, вышел из воды на противоположный берег и резко изменил направление движения. Маловероятно, что меня будут искать с собаками. Да если и так, что они учуют – запах моих новых туфель? Но перестраховаться не мешало.
Солнце зашло. Небо стало серым, мрачным. Что ж, если пойдет дождь, меня точно не найдут. Правда, ночевать в лесу будет неуютно. Ну да ладно…
Я уже выработал план действий на завтра. Рано или поздно я выйду на железнодорожное полотно. По километровым столбикам определюсь, в какой стороне Москва. И сяду на электричку. Или даже пойду вдоль железной дороги. А в столице разберусь, что к чему. Постараюсь найти друзей, родственников. Да и рядом с одной из станций метро, в известном только мне месте меня должна ожидать кредитная карточка. Если, конечно, сообщение, что появилось на экране телевизора, не было галлюцинацией.
Определившись с планом, я выбрал елку погуще, под которой росла трава помягче. Выбирать пришлось на ощупь – в лесу стало совсем темно. Сменив красивый бежевый свитер на теплый синий, я улегся на нагревшуюся после жаркого дня землю и заснул. Снилась мне всякая дребедень. Огромные лаборатории, резервуары с ледяной и кипящей водой, мерцающие тысячами огней панели, компьютерные экраны. От этих снов на душе становилось тоскливо. Просыпаясь, я тоже не находил покоя.
* * *
Под утро стало совсем холодно. Поэтому с первыми лучами солнца я поднялся, слегка размялся, побрился без зеркала позаимствованной в институте бритвой и побрел вперед. Хотелось есть, хотелось пить. Я уже не надеялся добраться до столицы, решил сдаться в руки первому попавшемуся милиционеру. Авось мое похищение организовала частная лавочка, а не государство. Хотя в доброжелательных милиционеров я не очень-то верил, может быть, они все же отправят меня домой.Не исключено, что меня давно уже ищут. Родственники, друзья, коллеги… Не мог же я просто так пропасть на несколько месяцев? В то, что прошло десять лет, как утверждал Варшавский, я не верил. Так не бывает. Зачем только он придумал эту ерунду? Да затем, чтобы удержать меня на месте!
Елки стали реже, и я, как и надеялся, вышел к железнодорожному пути. Точнее, увидел путь с холма. Проблема заключалась в том, что на путь нельзя было выйти – он был обнесен трехметровым бетонным забором с колючей проволокой наверху. И вместо двух рельсов на бетонном полотне лежал лишь один!
Зрелище железной дороги с одним рельсом мне совсем не понравилось. Я успокоил себя тем, что это, наверное, знаменитая монорельсовая дорога Москва – Санкт-Петербург. Ее вроде бы собирались строить. Вот, наверное, частично уже и построили.
Раздалось шипение, переходящее в оглушительный свист, и по рельсу вдруг скользнула красно-голубая тень. Если это был поезд, то он несся со скоростью не меньше четырехсот километров в час. Я не смог даже разглядеть, сколько в нем вагонов!
Солнце карабкалось выше, а я шагал вдоль бетонной ограды. Поймают здесь – еще примут за террориста. Хоть я и без взрывчатки и без оружия, такие объекты лучше обходить стороной.
Свист и гул земли за оградой раздавались еще два раза. Суперэкспресс на Питер ходил подозрительно часто. А потом забор вдруг сразу закончился, и я оказался около станции. Высокое стеклянное здание, несколько будочек. Людей по утреннему времени маловато. На перроне – компания броско одетых молодых людей с крашеными волосами да два крепких мужика – то ли военные, то ли милиционеры, то ли охранники… Не разберешь – форма непонятная.
Монорельсовый путь отгорожен решетчатым заборчиком метра в полтора высотой. В нескольких местах – проемы с турникетами. Турникеты закрыты основательными шлагбаумами. Надо полагать, когда кто-то вставляет в щель кредитную карточку или проездной билет, проход открывается.
До станции я добрался. Но как уехать? Да и в какой стороне Москва? Желания сдаться милиции я теперь не испытывал. Может быть, обратиться к молодым людям? Скорее всего, они безобидные неформалы. Почему бы и не спросить их, что это за станция, как отсюда уехать в Москву? Странно, вообще говоря, что название станции на стеклянном вокзале не написано…
Я подошел к молодым людям. Три парня, одна девушка. Лица какие-то туповатые. Зато одежда по попугайски броская. Один парень с сережкой в носу, девушка – с тремя серьгами в ухе и одной в губе. Волосы – ярко окрашенные. У двоих парней жесткие патлы торчат в разные стороны, у третьего стрижка короткая. Почти лысый. Девчонка – с мелкими косичками.