Гарлок Дороти. Роковые тайны

   – Потому что ты тут самая красивая.
   – Ну-ну!
   – Я не вру.
   – Слышала я много врак. Слушай, а как ты выглядишь на самом деле, без этой грязи на лице?
   – Сам не знаю. Я уже давно не умывался. – Пальцы Пистолета начали инстинктивно расчесывать бороду.
   – Похоже, у тебя какая-нибудь гадость на подбородке, поэтому ты его и скрываешь.
   – А ты знавала таких людей?
   – Да. – Она вперилась в него взглядом. – Ты что, думаешь залезть мне под юбку?
   – Я что, не человек, чтобы не думать об этом? Но, черт побери, я не похотливый лось, – сказал он, презрительно фыркая.
   – И не вздумай пытаться. Если не я, то Колин тебя пристрелит. Не Колин, так мистер Толлмен.
   – О Господи, мисс Триш. Я убью любого, кто попытается обесчестить тебя.
   – Чего ради ты об этом думаешь? Я ведь всего лишь негритянка.
   – Не говори так! Ты белая, как и я. Под кожей мы все одинаковы.
   – Ты имеешь в виду – под одеялом…
   – Я так не говорил! Поначалу я обратил внимание, какая ты красивая. Затем красота отошла на второй план. Меня восхитило твое отношение к Колину и малышам и как ты встала на пути этого Реншоу. – Он яростно переворошил костер, и искры взметнулись к небу.
   После затянувшейся паузы Триш сказала:
   – Это ничего не меняет. Зачем ты здесь?
   – Я… я думал, мне удастся поговорить с тобой. Я хотел это сделать с того дня, как увидел тебя в городе. Я… хотел поухаживать за тобой. Ну вот, я сказал, и можешь теперь смеяться надо мной сколько душе угодно, – закончил он сердито.
   – Кончай. Вовсе я не смеюсь. Просто не хочу, чтобы за мной ухаживали. Кроме того, я не люблю болтать, а, как полагаю, ухаживание в этом и состоит.
   – Уф! Никогда не видел столь напыщенной девчонки.
   – Я не девчонка. Я – женщина.
   – Но выглядишь как девчонка.
   – В июле мне будет двадцать. Там, откуда я прибыла, это считается солидным возрастом для женщины.
   – А откуда ты?
   – Из Орлеана, – ответила она и замолчала.
   – Сколько времени ты прожила у миссис Эдди?
   – Не твое дело.
   – Я спрошу Колина.
   – Пристрелю, если спросишь!
   – Да, это на тебя похоже. – Он подобрал с земли палку и кинул ее в догорающий костер.
   – А сколько тебе лет?
   – Почему ты спрашиваешь?
   – Просто пытаюсь поддержать беседу. Можешь не отвечать. По мне, будь хоть таким древним, как эти холмы.
   – Мне двадцать пять. Я на пять лет старше тебя.
   – Не могу в это поверить.
   – Мужчина должен сделать выбор: или стать сильным как бык, или смириться с тем, что тебя убьют. И вот я жив. – Он ткнул себя кулаком в грудь для выразительности.
   – Чего ты так волнуешься? Сходишь с ума, потому что жив? – Внезапно она хихикнула. Пытаясь приглушить смех, закрыла рот ладошкой.
   Пистолет на миг смутился:
   – Ты меня злишь больше, чем кто-либо, и я тебе сверну шею.
   – Лучше не пробуй. У меня кинжал. – Она приподняла юбку, и он увидел тонкое лезвие, привязанное к икре.
   – Боже всемогущий! Да ты себе ногу отрежешь, если упадешь на эту штуку. Кинжал должен быть в ножнах.
   – Не волнуйся, все будет в порядке.
   Пистолет вытащил свой нож из ножен, висевших на поясе. Он подержал его на ладони, затем ровно поставил на указательном пальце. Потом он схватил шляпу, сплющил тулью и швырнул Триш на колени:
   – Швырни-ка шляпу в сторону от палаток. Триш запустила шляпу, как диск. И тогда Пистолет метнул нож. Он пронзил шляпу, и она упала на землю. Когда Симмонс принес шляпу назад, лезвие ножа еще торчало в тулье.
   – Проклятие! – воскликнула Триш. – Ты испортил шляпу.
   – Будет отверстие для проветривания.
   – А я могу научиться?
   – Без сомнения. И будешь проделывать это лучше меня. Ты легче и резче – это важно при метании ножа. Я тебе покажу кое-какие приемчики… когда-нибудь.
   – Не делай мне одолжения.
   – Не беспокойся. Научишься метать нож, сможешь спасти кого-нибудь из малышей от змеи. – Он сделал вид, что сердится, нахлобучил шляпу и ушел туда, где устроил свою постель.
   Пистолет улыбался.
 
   Эдди просидела в ванне, пока вода не остыла. Она намылила себя с головы до ног сладко пахнущим мылом и вымыла волосы. Вытеревшись и высушив полотенцем волосы, надела ночную сорочку и поверх нее платье. Она не смогла застегнуть корсаж, поэтому придерживала его руками. Явились мальчики опорожнить и унести ванну. Эдди спряталась за дверью и, только когда они вышли, вздохнула с облегчением.
   От теплой воды она расслабилась, нервы ее успокоились. Эдди не боялась Джона, но страшилась того, что должно было произойти между ними. Что ж, она будет ласкова с ним, думала Эдди, вытирая волосы полотенцем. Этому человеку она многим обязана. Хотелось только, чтобы все быстро закончилось.
   Прикрутив лампу, Эдди села у окна и стала смотреть на улицу. Впечатление потрясающее. На ферме в это время уже спали, странно было видеть прогуливающихся людей и слышать музыку, доносящуюся из салунов.
   Звуки пианино и скрипки смешивались с мужскими голосами и пьяным хохотом. До нее донеслись громкоголосые вопли и стук каблуков по тротуару. Это гуляки переходили из одного салуна в другой. Она подумала о Триш и детях, оставшихся в лагере, и ей стало интересно, что бы они сказали о происходящем.
   Эдди скучала по ним, но не так сильно, как ожидала. Когда покидала их, стоявших кучкой у палаток, ей пришлось собрать все силы, чтобы не заплакать. Миссис Сайкс однажды сказала ей, что дети иногда ночью перестают дышать. И это ее тревожило, пока Диллон не подрос и не начал ходить.
   Эдди представила себе, как дети обрадуются, когда Джон вручит им подарки. У Джейн Энн никогда не было такой куклы, Диллон не подозревает о существовании оловянных солдатиков, а для Колина нож будет просто потрясением. Эдди видела, что Джон купил коробку леденцов. Она пыталась протестовать, но он подмигнул приказчику, и тогда она догадалась: Джон хочет сделать детям сюрприз.
   Эдди расчесывала почти высохшие волосы, когда раздался тихий стук в дверь, а затем ключ повернулся в замке. Эдди встала, сердце ее бешено заколотилось.
   Вошел Джон, ища взглядом Эдди в полутемной комнате. Увидев ее, он повернулся и запер дверь.
   – Славно пахнет.
   – Это мыло… и пудра.
   – Вижу, ванну унесли.
   – Да. Я дернула за шнур, и мальчишки пришли. Спасибо тебе за ванну.
   – Не надо благодарить меня, Эдди. – Он повесил шляпу и подошел к ней.
   – Я смотрела в окно, – быстро проговорила она. – Отсюда хорошо видно другую гостиницу.
   Джон приблизился к ней. Его рука коснулась ее волос, и она начала дрожать.
   – Волосы у тебя почти высохли.
   – Я собиралась заплести их.
   – Зачем?
   – Иначе к утру они спутаются. – Эдди задыхалась, как будто ей пришлось пробежать милю.
   – Утром я помогу тебе их распутать. – Джон положил руки ей на плечи. – Не нервничай, Эдди.
   – Я не нервничаю.
   – Нет, нервничаешь. Я чувствую, как ты дрожишь, как бьется от испуга твое сердце. – Джон опустил голову так, что его щека прижалась к ее уху. Он обнял Эдди и прижал к себе.
   Они замерли. Эдди смотрела в окно, но ничего не видела.
   – Ты будешь сидеть тут, пока волосы не высохнут? – спросил Джон и, не ожидая ответа, предложил: – У тебя платье поверх ночной рубашки. Я потушу лампу, и ты снимешь его.
   Он отпустил ее. Эдди сняла платье и повесила его на крючок. Ночная рубашка была очень скромной, рукава до локтей. Эдди надеялась, что ворот застегнут до самой шеи.
   Из окна лился мягкий свет. Эдди направилась к окну, но Джон, сидевший в кресле, поймал ее за руку и усадил к себе на колени. Она прильнула к нему.
   – Положи голову мне на плечо. Тебе будет удобней.
   – Я… никогда раньше не сидела у мужчины на коленях.
   – А я никогда не держал женщины у себя на коленях, так что мы в равном положении.
   Она потерлась носом о его щеку и склонила голову к нему на плечо. Эдди ощутила резкий запах и догадалась, что он брился у парикмахера. Ей припомнилось, как Керби тратил последние деньги на стрижку и бритье.
   Пальцы Джона гладили ее шею. Эдди было так приятно, что она едва не замурлыкала от удовольствия.
   – У тебя был трудный день. – Пробормотав это, он согнул ногу в колене, чтобы она могла устроиться поудобнее. – Я надеялся, что дела не дадут тебе скучать по детям.
   – Я не очень скучаю.
   – Ты ведь не беспокоилась, а?
   – На самом деле нет. Больше всего меня волнует Триш. Она спрашивала меня, останется ли Симмонс с ними. Думаю, если что-то случится, она у него попросит помощи.
   Он прошептал ей на ухо:
   – Им следует привыкать друг к другу.
   Джон глубоко вздохнул. Держать в объятиях нежную, сладко пахнущую женщину – большое испытание для мужчины. Его плоть затрепетала.
   – Ты виделся с судьей?
   – Да. Не будь с ним юной леди, я бы велел ему катиться своей дорогой.
   – Он тебе не понравился?
   – Несносный всезнайка.
   – А леди – его жена?
   – Племянница. Славная, но по виду белоручка.
   – Стыдись, – ласково сказала Эдди. – Если она не умеет пахать или стрелять, это еще не означает, что она никчемный человек.
   – А ты можешь все это делать?
   – Конечно. Я управляюсь с плугом. А как, ты думаешь, мы с Триш работали в поле? И, – она хихикнула, – однажды я попала белке в глаз, но случайно. Целилась в другую белку.
   Джон рассмеялся:
   – Эдди, ты чудо. – Как бы желая подчеркнуть сказанное, он поцеловал ее волосы. – Я сказал судье, что мы выезжаем послезавтра и он может присоединиться, если захочет.
   – Он все еще хочет ехать с нами?
   – На сегодня да. Но подожди, когда судья узнает, что мы встаем в три утра, движемся шесть – восемь часов, отдыхаем и снова отправляемся в путь, да он заревет, как пойманный кабан.
   – Почему ты не сказал ему это сегодня?
   – Может быть, когда он разберется, что к чему, то кинется в Форт-Гибсон и будет ждать другой караван.
   Наступила тишина. Эта женщина его жена. Жена. Он будет любить и защищать ее всегда, пока их не разлучит смерть. Джон хотел Эдди. Он не стремился только удовлетворить свою страсть. Больше всего на свете Джон хотел, чтобы и она возжелала его. Проклятие!
   Джон гладил ее волосы, и если бы не это движение руки да тяжелые удары его сердца, Эдди решила бы, что он уснул.
   – Ты хочешь перейти в постель?
   Она подняла голову и посмотрела на него. Потом дотронулась до его лица, касаясь пальцами усов.
   – Джон, я не юная девушка. И знаю, что ждет меня в супружеской постели. Ты дал мне все и…
   Джон отнял ее руки от своего лица:
   – Я не хочу, чтобы ты отдалась мне из чувства благодарности. Я буду ждать, когда придет время и ты захочешь меня.
   Эдди соскользнула с колен Джона и встала рядом. Хотелось плакать. Надо было сказать, как ей посчастливилось, что она стала его женой. Нехорошо получилось. Но слово не воробей, вылетит – не поймаешь. В комнате воцарилась напряженная тишина.

Глава 18

   Не зная, как сгладить впечатление от сказанного ею, Эдди обошла кровать и скользнула под простыню. Вытянулась на спине и уставилась в потолок, прислушиваясь к шагам Джона. Наконец он разделся и лег рядом ней.
   – У меня нет ночной рубашки, Эдди. Во время путешествия я сплю в штанах. Дома же сплю голым.
   – Не надо менять свои привычки ради меня, – тихо ответила она.
   – Не хочу, чтобы ты подумала, будто я собираюсь наскочить на тебя.
   – Я так не думаю.
   – Ночь покажется нам очень длинной, если мы будем лежать, боясь дотронуться друг до друга. Я бы хотел обнять тебя…
   – И я бы того же хотела.
   Джон осторожно притянул Эдди к себе, и она, прижавшись к нему всем телом, положила голову на его плечо.
   – Так лучше, не правда ли?
   – Надо было заплести волосы, а то они лезут тебе в лицо.
   Джон взял ее длинные шелковые волосы и закрыл ими свою голую грудь. Он поймал руку Эдди, прижал к своему сердцу и накрыл ладонью:
   – А так тебе нравится?
   Эдди лежала не шевелясь, наслаждаясь близостью обнаженного мужского тела, вдыхая его запах. Вопреки ожиданию она не чувствовала никакого страха.
   – Это вполне… приятно, – наконец отозвалась она.
   – Я верю, мы будем счастливы, Эдди.
   Она ощутила легкое ласковое прикосновение усов к своему лбу, когда он говорил.
   – Надеюсь. Надеюсь не разочаровать тебя.
   – Со временем мы полюбим друг друга. – Волнуясь, он ждал ответа.
   – Один мой старый друг говорил мне, что сначала человек должен понравиться, затем наступает дружба. Если суждено, то потом появляется любовь.
   – Это разумно. Ты мне нравишься. Очень многое в тебе мне нравится.
   – Ты тоже мне нравишься.
   – А что тебе во мне нравится? Я не красавец. За день могу не произнести и трех слов.
   – Вот уж не подумала бы. Ты много болтал со мной.
   – Может быть, это оттого, что с тобой легко разговаривать. Так что тебе во мне нравится?
   – Ну… например, твоя внешность. – От смущения она уткнулась лицом в его шею.
   – Ты смеешься надо мной!
   – Да нет же. У тебя прекрасная фигура, ты выделяешься в толпе.
   – Это из-за моей одежды. Дома я не буду столь заметен.
   – Ты любишь детей, добр с ними, – продолжила она. – Временами ты кажешься суровым, но на самом деле это не так. Я знаю: случись беда – и ты будешь рядом. Но не это самое главное, – поспешно добавила она. – Ты умеешь хорошо торговаться, иначе не видеть бы мне добрых мулов от мистера Бердселла.
   – Эдди, ты уверена, что говоришь обо мне? – Джон засмеялся – видно было, что он очень доволен. – У тебя что, с головой не в порядке?
   «О Господи, откуда она взялась? Эми ее наверняка полюбит».
   – Завтра утром я, наверное, не смогу надеть шляпу.
   Он снова рассмеялся и обнял Эдди. Но тут его возбужденная плоть соприкоснулась с ее бедром. Эдди сделала вид, что ничего не заметила, однако Джон тут же отодвинулся.
   – Знаешь, о ком я думаю, когда гляжу на тебя? – Ей было легко говорить с ним в темноте.
   – Я боюсь спросить.
   Эдди начала смеяться и не могла остановиться. Она уткнулась в его плечо. Джон погладил ее по затылку, локонам. Эдди продолжала смеяться.
   – У меня ощущение, что мне не понравится твой ответ, – сказал он, прижав губы к ее виску. – Кого я тебе напоминаю, что это вызывает такой смех?
   – Я собиралась сказать… Квазимодо. Чтобы… поддразнить тебя. Забавно. Если и есть кто-то, столь непохожий на Квазимодо, то это ты.
   – Квазимодо? Горбун? Что ж, Эсмеральда, очень мило с твоей стороны. – «Мне досталось сокровище!» Джон пощекотал ее под ребрами, и Эдди взвизгнула. – Ты не думала, что я догадаюсь, о ком ты говорила, не так ли?
   – Да… не думала…
   – Твой муж вовсе не невежественная деревенщина, миссис Толлмен. Знай, у нас дома полное собрание сочинений Гюго. Сначала нам мама читала, затем, когда мы подросли, стали читать сами.
   – Ты… обманываешь меня? – спросила Эдди, когда наконец кончила хохотать.
   – Нет. Впрочем, да. Я был уверен, что ты собиралась назвать Сэма Хьюстона, Джимми Боди или Хатклиффа, – ответил он со счастливым смешком.
   – Ни в коем случае не Хатклифф! Может быть, Сэм Хьюстон. Когда я смотрю на тебя, то думаю о Хоке из «Последнего из могикан».
   – Так? О Хоке? Он герой. Спасает девиц, оказавшихся в трудных ситуациях. Никогда не пристает к ним. А я, наоборот, с удовольствием пощекотал бы тебя.
   – Не надо! Пожалуйста! Со мной могут произойти ужасные вещи.
   – А что случается с тобой, когда тебя целуют? – спросил он внезапно напряженным голосом. Намеренно или случайно его руки оказались у нее на груди.
   – Не то, что при… щекотании.
   Голос ее сник, и она обратила к нему лицо. Сердце учащенно билось. Все тело было охвачено возбуждением. Ее ладонь, зажатая между рукой и телом Джона, ощущала удары его сердца.
   Джон обнимал Эдди крепко, но нежно. Казалось, прошла вечность, прежде чем его губы скользнули вдоль ее щеки ко рту. Он издал стон и начал целовать мягкие приоткрытые губы. Затем, как будто не мог насытиться, жадно впился ей в рот и стиснул в объятиях.
   Она не была готова к такому повороту событий.
   – Ты женщина, созданная для поцелуев, Эдди Толлмен, – хрипло сказал Джон, отрываясь от ее губ. – Ты как цветущий сад.
   Он снова нашел ее рот и проник в него с яростной нежностью. Его руки опустились вниз, на ягодицы.
   Эдди решила сказать ему, что она зрелая женщина и не боится отдаться. Она хотела открыть рот, но было поздно. Джон с необыкновенной страстью впился ей в губы.
   – Эдди, радость моя! – шептал он между поцелуями. Он хотел, чтобы их плоти слились. «Она не шлюха, – устыдил Джон себя. – Она знает меня меньше недели». – Я стараюсь остановиться. – У него перехватило дыхание. – Но ты такая сладкая… сладкая, нежная. Я хочу ласкать тебя… везде.
   – Ты можешь это сделать. – Она еще теснее прижалась к нему.
   – Нет. – Он отстранился. – Ты не должна принуждать себя.
   «Ох Господь Всемогущий! – в смятении подумала Эдди. – Я люблю его! Как это могло произойти?»
   Она пристально вгляделась в его лицо.
   – Если бы я тебя не хотела, ты бы это почувствовал, – сердито сказала Эдди и спрятала лицо у него на груди. Она стиснула кулак и ударила Джона в плечо. – Смотри, что ты наделал! Я выставила себя перед тобой полной идиоткой.
   Джон был озадачен. Он увидел, что она плачет:
   – Эдди, дорогая. Я не понимаю, о чем ты говоришь.
   – Я… разочаровала тебя, – вырвалось у нее между всхлипываниями.
   – Как тебе в голову пришла такая странная мысль?
   Дрожащими пальцами он убрал волосы у нее со щек. Наступило долгое молчание. Когда она вновь заговорила, то с трудом подбирала слова:
   – Потому что… потому что я вела себя… как сука во время течки. Вот почему! Настоящие леди так не поступают. Подобным образом ведут себя лишь шлюхи.
   Как только Джон понял, что она хочет сказать, он глубоко вздохнул.
   – Откуда у тебя эти мысли? – переспросил он. – Какого дьявола, милая?! Я остановился, потому что желаю, чтобы между нами все происходило по взаимному согласию.
   – Я… не хотела, чтобы ты останавливался. Но…
   – Дорогая… – Он поцеловал ее в лоб, как ребенка. – Почему ты не подала мне знак, что тебе нравится, когда тебя целуют, ласкают, любят? Этого не надо стыдиться. – Она промолчала. – Это тебе Керби сказал, что леди должна лежать, как бревно? – Эдди продолжала молчать, и Джона охватила ярость. – Если он тебе такое говорил, то он глупый и невежественный сукин сын!
   Джон обнял Эдди. Он сжал ее так крепко, что она едва могла дышать. Джон вытер слезы на ее щеках:
   – У тебя красивые глаза. Никогда таких не видел и не желаю, чтобы ты плакала. Дорогая, для женщины естественно хотеть близости с мужчиной.
   Эдди крепко зажмурилась. Они лежали так тихо, что она чувствовала биение его сердца. Когда Эдди заговорила, слова вырывались вперемежку со всхлипами:
   – Я… не знаю, что со мной. Думаю, я… люблю тебя.
   Джон затаил дыхание.
   – Лапочка! Я надеялся… что когда-нибудь это случится.
   – Но это произошло слишком быстро!
   – Иногда так бывает. Я влюбился в тебя, когда увидел в лавке. Что-то подтолкнуло меня поехать на ферму.
   – Ты не можешь…
   – Не могу любить тебя? Почему?
   – Потому что я… обыкновенная. И у меня трое детей.
   – Эдди, любовь моя, ты весьма необыкновенна. Никогда не встречал женщины, которая вызывала бы во мне такие чувства или с которой я хотел бы быть… все время. А дети – это как подарок.
   Его объятия были столь крепкими, что она ему поверила. Их губы встретились. Она отреагировала на поцелуй сразу же. Губы раздвинулись, по всему телу пробежала дрожь, ее руки обхватили его шею. Ими овладела страсть. Джона воспламенял и возбуждал запах ее кожи, волос.
   Он начал исследовать ее тело. Рубашка была сброшена, так что Эдди даже этого не осознала. Она страстно целовала Джона. Эдди возбуждали нежные прикосновения его загрубевших пальцев, гладящих ее грудь. Она сгорала от желания. В экстазе Эдди закрыла глаза.
   – Дотронься до меня, дорогая, – нежно прошептал Джон, продвигая ее ладонь к низу своего живота.
   Она гладила его плечи, грудь, плоский живот, упругие ягодицы. От этих ласк дыхание Джона стало прерывистым и быстрым. Его шепот заглушался поцелуями. Он сжал ее грудь в своей ладони, затем наклонил голову и взял сосок в рот.
   Это были сладостные моменты, она даже представить не могла, что такое возможно. Джон не спешил, был деликатен, его ласковые руки и теплый рот творили чудеса. Она выгнулась навстречу ему и раздвинула бедра. Он вошел в нее. Ее кровь бешено закипела, в голове стучали слова: «Я люблю тебя… я люблю тебя».
   Она слышала его приглушенные стоны, доносящиеся как бы издалека, наслаждение достигло пика, и она не воспринимала ничего, кроме собственных ощущений. Эдди приникла к нему, захлестнутая волной чувств.
   – Эдди, милая, я…
   Джон не договорил. Он начал двигаться внутри нее в лихорадочном ритме. Их дыхание смешалось. В этом парении они яростно держались друг за друга.
   – О Господи! – вырвался крик у Джона, и он стиснул ее, прижимая к себе.
   Голова Эдди затуманилась, сердце учащенно билось. Она была полна Джоном. Он уронил голову ей на плечо. Сердце ее переполнилось любовью к нему.
   Джон перекатился на спину и потянул ее за собой, не разжимая объятий, не выходя из нее. Он был ошеломлен той быстротой и искренностью, с которой она отдалась ему.
   – Сердце мое, как тебе эта сторона супружеской жизни? Господи, сердце у меня стучит, как у загнанного мула. Я хотел, чтобы тебе было хорошо.
   – Все прошло великолепно. Как будто я на какое-то время покинула собственное тело. Я не знала, что это может быть столь приятно.
   – Всегда говори мне о своих ощущениях. Его плоть внутри нее набухла и вновь отвердела.
   Миг он колебался, выжидая, не отстранится ли она. Затем, сделав быстрый вдох, задвигался в медленном исступленном ритме любви.
   Кончиком языка Эдди проникла в рот Джона. Ответом на это сладостное вторжение был тихий стон наслаждения. В ней вновь вспыхнуло пламя. Оно разгоралось все больше и больше. Наслаждение было столь глубоким, что ее засосало в водоворот, в котором, как ей казалось, она должна была утонуть.
   И вот наступил сладкий миг наслаждения.
   Когда Джон откинулся на кровать, Эдди повернулась к нему. Происшедшее между ними вызвало у нее бурю эмоций.
   Джон затаил дыхание. Эдди калачиком свернулась рядом с ним. Они обнялись. Она была счастлива, как никогда в жизни.
   Эдди попала в рай.

Глава 19

   Днем Джон и Эдди встретились с датчанином и купили у него фургон, который он построил для себя, жены и четверых детишек. Фургон был большой и вместительный, с кухонным ящиком у заднего борта. Откидная стенка служила и крышкой, и столом.
   В ящике имелась вся необходимая кухонная утварь: чугунный котел на два галлона воды с двумя скобами, чтобы вешать над огнем; сковорода с длинной ручкой, печь-голландка с тяжелой заслонкой для выпечки, кофейник, столовые приборы и даже встроенная колонка.
   К боковым стенкам фургона на высоте в три фута прибиты доски, образующие настил. На него уложен матрас. Джон объяснил, что так делаются верхние нары. Под ними лежал еще один матрас.
   По бокам фургона были прикреплены свернутые тяжелые занавеси. Они разворачивались, образовывая палатку.
   Над фургоном возвышались четыре дуги, покрытые парусиной с пологом сзади.
   Снаружи имелись карманы для бочонка, ведра, керосиновой лампы, топора, щетки, корыта и других необходимых вещей.
   Вчерашние покупки уже были доставлены из магазина Пула. Глядя на все это, Эдди очень радовалась. Джон представил ее датчанину, и она выразила соболезнования по поводу смерти его жены.
   Когда тот ушел, Джон схватил Эдди за руку:
   – Тебе понравилось?
   – Великолепно. Но каково этому человеку. Ты видишь, он вложил сердце в этот фургон.
   – Мы ему хорошо заплатили. Он может отвезти семью к друзьям и родственникам, и у него еще достаточно останется, чтобы начать жизнь сначала. Знаешь, что мне больше всего нравится?
   – Кухонный ящик?
   – Его я даже не заметил. – Джон улыбнулся. – Мне понравилось, что ночью мы сможем остаться одни. Дети будут спать в фургоне, а мы опустим занавеси и окажемся в отдельной палатке.
   Щеки Эдди порозовели. Она прикрыла глаза, и он ущипнул ее за подбородок. Эдди улыбнулась ему.
   Они пошли к Люп завтракать, а по дороге остановились у конюшни. Эдди хотела попрощаться с парой любимых лошадей, служивших ей верой и правдой много лет. Она погладила их и потрепала им холки.
   – Что их ждет? – спросила она.
   – Возможно, кто-нибудь купит лошадей. Они сгодятся для легкой работы.
   – Пока, Бетси. Пока, Марта. – Эдди поспешно отвернулась и пошла с Джоном в таверну.
   Люп была такая же неугомонная, как накануне:
   – Угу, угу. Что я вижу, как здорово… Джонни, ты выглядишь словно лиса, вылезшая из курятника.
   – Ты тоже хорошо выглядишь, Люп. – Он улыбнулся ей. – Как насчет тортилий и яиц?
   – Тортильи и яйца для любовников, – съязвила она, исчезая на кухне. Люп вернулась с блюдом, которое поставила перед ними. – Ешьте, – скомандовала она. – А я иду кормить моих деточек.
   – Моя жена тоже любит овец, Люп.
   – Угу. Прежде чем уйдете, посмотрите моих крошек.
   Позже, когда они распрощались и шли назад на конюшню, где их дожидался новый фургон, Джон сказал:
   – Если ты решила не брать овец, Эдди, они могли бы найти хорошее пристанище у Люп. Ты видела, как она обходится со своими.