Гарлок Дороти. Роковые тайны

   – Джон хочет собрать людей. Вы можете пойти туда.
   Эдди посмотрела на спящую девушку, затем на Пистолета.
   – Спасибо, – искренне поблагодарила она. Эдди выбралась на солнце и поискала взглядом детей. Увидев голубое платьице Джейн Энн, она направилась туда и обнаружила малышей, сидящих на ящике возле полевой кухни. Повар разделывал дикую индейку. Дети получили ножки.
   – Смотри, мамочка. – Широкая улыбка озарила веснушчатое лицо Диллона. – Смотри, это мистер Вессел дал мне. – Держа желтую ножку, он потянул сухожилие и с восхищением смотрел, как сгибаются пальцы.
   – И у меня так, – счастливо пискнула Джейн Энн.
   – Это очень… интересно. А теперь идемте со мной. Вы уже достаточно надоели мистеру Весселу.
   – Ничего они не надоели, – возразил Билл и вонзил здоровенный нож в грудь птицы.
   – Спасибо, что накормили и присмотрели за ними.
   – Как чувствует себя девушка?
   – Она ранена, но поправится. Билл Вессел покачал головой.
   – То, что случилось, за пределами моего понимания, – осторожно заметил он, глядя на детей. Билл положил куски индейки на чугунную сковородку и накрыл крышкой. Вымыв руки в тазике, он вынул карманные часы и приоткрыл крышку. – Все в порядке, Диллон, теперь пора. – Вессел полез в фургон и вернулся с большим колокольчиком. – Я сказал Диллону, что он может созвать людей.
   – И я? – спросила Джейн Энн.
   – Угу, и ты, мисс.
   Этот пухлый коротышка предстал перед Эдди теперь в другом свете. Горькое чувство от первого знакомства исчезло.
   Улыбающийся Диллон старательно звенел в колокольчик. Он был тяжелый, и скоро мальчик устал. Билл взял у него колокольчик и передал Джейн Энн. Она тоже продержалась недолго, и тогда Билл сам стал громко звонить.
   Люди постепенно стали собираться, оторвавшись от различных дел. Эдди с детьми направились к своему фургону, но их остановили крики Колина. Зрелище, представшее перед ее глазами, было куда грандиознее, чем парад, устроенный во Фрипоинте по случаю окончания войны.
   Во главе процессии на великолепных лошадях ехали мужчина в темном костюме и женщина, сидевшая в седле боком. На ней была зеленая амазонка, а копну белых волос венчала зеленая шляпка с плюмажем. Позади них двигались шесть солдат в колонне по двое. На некотором расстоянии за солдатами следовала другая небольшая группа всадников. Они подъехали к деревьям, остановились и, посовещавшись, спешились.
   Пастухи и погонщики глазели на пришельцев. Тишина нарушалась лишь плачем козодоя да скорбным курлыканьем голубя.
   Джон отошел от полевой кухни и поднял руку. Когда внимание людей переключилось на него, он заговорил:
   – В начале каждого путешествия я рассказываю о предстоящем маршруте и правилах, действующих, пока мы не достигнем места назначения. Почти все здесь присутствующие проделывали со мной этот путь раньше, и вы знаете, что я не потерплю пьянства во время движения или в лагере. Один пьяный может послужить причиной смерти полдюжины из вас. Всякий, кто будет замечен в пьянстве, подлежит изгнанию, где бы мы ни находились.
   Мы будем делать от восьми до десяти миль в день, в дальнейшем я надеюсь на двенадцать – пятнадцать. Пастухи должны будить лагерь в три утра. После этого они ложатся спать, а другие запрягают лошадей за тридцать – сорок пять минут. В десять часов привал и еда. Животных поить и кормить. Устранение поломок – во время полуденной стоянки.
   В середине второй половины дня снова начинаем движение и едем до самого заката. На ночь фургоны ставим в круг – это будет своего рода крепость на случай атаки. Одновременно и загон для табуна на случай непогоды. Излюбленное время для нападения – утром, во время сборов. Индейцы или бандиты стараются застать врасплох, использовать смятение и беспорядок. Разбивка лагеря вечером – другая возможность для них. В такое время следует быть особенно наблюдательным.
   От всех нас потребуется много усилий, чтобы благополучно добраться до места назначения. У нас лучшие фургоны из Сент-Луиса и лучший погонщик, Дэл Ролли. Клив Старк, мой помощник, проделал этот путь во много раз больше, чем я. Он знает свое дело. Слушайтесь его. Если мы доберемся, не потеряв людей и фургоны, вас ждет премия.
   Я готов в любое время выслушать ваши предложения или жалобы. Еще одно. С нами лучший от Миссисипи до Скалистых гор повар. Время от времени вам будет попадаться дичь. Мы ничего не убиваем сверх того, что съедаем. Когда Биллу понадобится свежее мясо, он скажет.
   Заканчивая речь, Джон подумал, упоминать ли ему про отряд Ван-Винкля. Если они присоединятся к каравану, людям следует об этом знать. Пока он раздумывал, люди стали разбиваться на группки и расходиться по фургонам. Джон направился к своим, но его остановил судья:
   – На одно слово, Толлмен.
   – Валяйте.
   – Наедине, если позволите.
   Джон и судья отошли в тень от одного из грузовых фургонов.
   – Что решили делать? – резко спросил Джон.
   – У меня нет иного выбора, кроме как идти с вами.
   – Вы можете подождать здесь другого каравана. В этом сезоне будет еще один-два.
   – Я не могу больше ждать. Я опаздываю к месту службы.
   – Тогда наймите проводника в Форт-Смите.
   – Я думал, что мне это удалось.
   – Пистолет Симмонс? Зачем вы позволили этим ослам в форме оскорбить его? Он никуда не поведет вас без моего каравана. К тому же Симмонс осознает грозящую всем нам опасность.
   – Я правильно понял, что день начинается в три утра?
   – Да. Каждый фургон весит три тонны. Животные не могут тащить такую тяжесть по жаре.
   – Для нас вы не делаете поблажки?
   – Почему я должен это делать, судья? Вы бы мне уж точно не дали. – Джон поднял руку и помахал проходившей мимо Эдди. – Иди сюда, дорогая. – Эдди подошла к ним. Он взял ее за руку и притянул к себе. – Это моя жена, миссис Толлмен. Дорогая, а это судья Ван-Винкль.
   – Как поживаете, сэр? – Эдди протянула руку.
   – Мадам. – Судья снял шляпу, а затем пожал ей руку.
   У Эдди создалось впечатление, что мысли судьи были далеко отсюда.
   – Простите меня. – Она взглянула на Джона. – Диллон ускользнул, а я не хочу, чтобы он сновал возле возбужденных лошадей.
   – Тогда разыщи его. Немного погодя я найду тебя.
   Эдди ушла. Скоро она увидела, как сын бежит к солдатам со скоростью, на какую он только был способен. Эдди поспешила за ним и схватила его как раз тогда, когда он остановился перед офицером, стоявшим рядом с женщиной.
   – Ты проклятый янки? – спросил мальчик военного. Его слова услышали погонщики, которые покатились от смеха.
   – Диллон! Нельзя так говорить. – Она схватила сына за руку и приготовилась извиняться. Но когда посмотрела в лицо офицера, все мысли улетучились. Перед ней стоял Керби, ее муж. Ее мертвый муж. То же лицо, те же глаза. Правда, появились усы и бородка. Светлые волнистые волосы стали длиннее. Плечи шире, и выглядел он старше. Но это был Керби.
   – Не тревожьтесь, мэм. Меня называли похуже, чем проклятым янки.
   Голос с явным северным акцентом принадлежал Керби.
   Эдди уставилась на него. Он смотрел ей прямо в глаза, не узнавая.
   – У вас чудный мальчик, – наконец произнес он.
   – Да, это мой. – Эдди повернулась и потянула Диллона за собой, направляясь к своему фургону, чтобы спрятаться. В глазах у нее потемнело.
   – Ты покорил эту бедняжку, Кайл. Она не могла отвести от тебя глаз. Должна ли я ревновать?
   – Я хочу, чтобы ты ревновала меня к каждой женщине, посмотревшей на меня, – мягко сказал он и стиснул пальцы женщины. – Тогда я буду знать, что ты действительно любишь меня.
   Эти двое были так увлечены собой, что не заметили подошедшего судью, пока он не заговорил:
   – Кайл, мы готовы выступить?
   – Вы идете с ним?
   – По крайней мере сейчас. Надеюсь, позже мы сможем самостоятельно двинуться на Форт-Гибсон. Клянусь Господом, когда я доберусь до Санта-Фе, то разделаюсь с этим ублюдком. Он поймет, кто из нас на самом деле главный, а кто нет.
 
   Караван двигался вдоль Арканзас-Ривер. Эдди сидела рядом с Триш. Дрожь внутри нее не унималась. Теперь она ощутила приступ ярости: «Как Керби Гайд посмел остаться в живых?!» Инстинкт говорил ей, что этот офицер-янки – Керби Гайд, ее муж, отец ее сына. Но Эдди мучили вопросы. Керби вступил в армию конфедератов. Он тогда вернулся домой из города и объявил, что записался. Как он мог внезапно объявиться в обличье офицера-янки?
   Эдди отчаянно пыталась припомнить хоть кого-то, кто вступил в армию одновременно с Керби. Она была так несчастна тогда, так подавлена одиночеством, что месяцами ни с кем не общалась, не считая соседей. Разум подсказывал: этот капитан просто похож на Керби. Она слышала, что у каждого где-то есть двойник. Может быть, у Керби был брат-близнец, о котором она не знала?
   Во время их короткой совместной жизни Керби говорил, что у него нет родственников. Однажды он обмолвился о дяде в Джонсборо. Когда она стала расспрашивать, Керби сказал, что у них не сложились отношения. Именно в Джонсборо Эдди послала Керби письмо, в котором сообщала о рождении сына. О Господи! Если офицер и есть Керби, как он мог смотреть на Диллона, свою плоть и кровь, и не признавать его? Эдди вспомнила, что Керби помрачнел, когда она сообщила ему о возможной беременности. А она была так счастлива и хотела поделиться с ним доброй вестью. Теперь Эдди понимала, что Керби не смог бы стать хорошим отцом. Он был эгоистичным, лживым; и хотя поначалу упорно трудился, чтобы завоевать ее расположение и утвердиться на ферме, позднее разленился.
   Эдди размышляла о том, что же ей делать, если капитан был Керби Гайдом, значит, ее брак с Джоном недействителен. Сказать ли Джону сейчас или подождать, пока у нее будут какие-то доказательства? Доказательства! Как же ей доказать? Он откажется. И выставит ее в смешном свете.
 
   На закате фургоны составили в круг. Как объяснил Хантли, место для лагеря обычно выбирают днем разведчики. На эту стоянку прибыли с опозданием, поскольку много времени ушло на переход вброд притока Арканзас-Ривер. Фургоны поставили в круг не из-за того, что боялись нападения, а потому, что Джон хотел, чтобы табун привык к такому маневру.
   Триш проспала весь день. Стоило ей проснуться, как Эдди давала ей еще каплю опия. Диллон и Джейн Энн долго забавлялись индюшачьей костью, за что Эдди мысленно благодарила Билла. Вторую половину дня детишки провели на сиденье рядом с возницей.
   Когда фургон остановился, Эдди охватил страх столкнуться лицом к лицу с тем, кто, возможно, был ее мужем. Но, спустившись, она увидела, что отряд судьи разбил лагерь неподалеку и ей не грозит встреча с капитаном. От нее не ускользнуло, что Григорио с винтовкой стал сторожить их фургон.
   В течение дня Эдди и дети использовали помойное ведро, припасенное заботливым прежним владельцем фургона для своей семьи. До темноты его нужно было опорожнить. Диллон и Джейн Энн сбежали с Колином, который обещал присмотреть за ними. Эдди осталась одна. Достав ведро из фургона, она поспешила к зарослям на берегу ручейка.
   – Миссис Эдди! Подождите! – В голосе Симмонса слышались настойчивые нотки. Эдди увидела, как он приближается к ней.
   – Не заходите в кусты, пока я не осмотрю их, – сурово приказал Пистолет, после чего въехал в заросли крыжовника среди ив.
   Поставив ведро на землю, Эдди пыталась заслонить его юбкой. От смущения она покраснела. Казалось, прошла вечность, прежде чем появился Пистолет:
   – Не заходите дальше чем на десять футов. Я подожду здесь.
   – Спасибо, мистер Симмонс. – Смущенная, Эдди поспешила к чаще.
   Когда она вернулась, Пистолет проводил ее к фургону:
   – Джон поставил караульного.
   – Я видела.
   – Мисс Триш проснулась?
   – Нет, но, когда проснется, я бы хотела, чтобы она поела.
   – Как думаете, сможет она рассказать нам, что с ней случилось?
   – Не знаю. Но это точно не Эллис Реншоу.
   – Может быть, кто-то из его близких? Я пытаюсь выяснить, кто же из этих тупиц оказался так удачлив, что смог к нам подкрасться незамеченным. Никто не видел никаких незнакомцев вокруг каравана.
   – Триш сказала, что помнит все как в тумане.
   Когда они подошли к фургону, Пистолет достал из седельной сумки сверток:
   – Когда мисс Триш проснется, отдайте это ей. – Он протянул купленные в городе пояс с ножнами. – Это для ее стилета.
   Эдди взяла подарок и посмотрела на Симмонса. Без бороды Пистолет выглядел значительно моложе, лицо у него было симпатичное, даже привлекательное. И он весьма деликатный человек.
   – Вы… знаете про Триш…
   – Я слышал о ней во Фрипоинте. Но это ничего не значит. Что такое кровь в конце концов? И чем кровь Реншоу лучше?
   – Вы… неравнодушны к ней?
   – Да, мэм.
   – Вы бы женились на ней?
   – Если она за меня пойдет, я был бы счастлив.
   – Она гордая, как павлин.
   – Да, в ней больше гордости, чем разума. – Когда Пистолет улыбался, на его щеках появлялись ямочки.
   Эдди коснулась его руки:
   – Счастливого вам ухаживания.
   – Спасибо, мэм.

Глава 23

   Эдди возблагодарила Бога за то, что на свете есть Колин и Билл. Колин отвел Диллона и Джейн Энн к походной кухне, где Билл покормил их, пока готовил ужин на всех. Вернувшись, Колин принес им с Триш покушать.
   Триш проснулась с такой головной болью, что не могла есть. Ее вырвало. Эдди дала ей еще снотворного, и девушка снова заснула.
   При тусклом свете фонаря Эдди вымыла и уложила детишек. Она не хотела признаться себе в том, что до предела вымотана.
   Эдди вылезла из фургона, зная, что где-то в темноте Пистолет и Колин стоят на страже. Симмонс был потрясен нападением на Триш. Он признался Эдди, что считал дело с Реншоу законченным, после того как их искупали в ручье. Но ошибся. В результате чего Триш чуть не поплатилась жизнью.
   В лагере быстро узнали о покушении, вызвавшем гнев и возмущение. Напасть на женщину! Джон сказал, что, если негодяя найдут, не в его власти будет предотвратить самосуд.
   Эдди стояла у фургона, разглядывая сквозь темноту огни лагеря Ван-Винкля. Пистолет поведал ей, что у дамы служанка – цветная, а у судьи личный слуга – негр. Эти люди были из того мира, о котором она ничего не знала. Мир слуг, красивой одежды, богатых домов. Оттуда пришел Керби? Если да, то почему он бродил по дорогам Арканзаса, ища работу?
   Больше всего Эдди тревожила мысль о необходимости рассказать Джону о том, что ее первый муж, возможно, не похоронен в могиле возле Джонсборо и посему их брак незаконен.
   Мистер Кэш сказал ей тогда, что весть о смерти Керби принес офицер конфедератов. С его стороны было крайне жестоко сообщать вдове о смерти мужа, если он не был в этом уверен.
   Конечно, ей следовало бы радоваться, что Керби жив. Но сразу же появилась другая мысль – как может человек смотреть на собственного сына и не признавать его? И у Керби, и у Диллона были светлые волосы. Впрочем, позже волосы мальчика могут и потемнеть.
   Мысли Эдди были прерваны Джоном:
   – Симмонс?
   – Да?
   – Иди спать. Я побуду здесь остаток ночи.
   – Представится случай, и мы вздернем одного из этих проклятых Реншоу.
   – Раньше не было повода. Теперь есть.
   – Надеюсь, он еще покажется.
   – Он мог удрать.
   – Колин будет спать рядом со мной под тем фургоном впереди. У него отличный слух. Он может расслышать…
   Голос Пистолета затих.
   Эдди проведала Триш и вылезла из фургона, когда ее окликнул Джон:
   – Эдди? Как Триш?
   – Все еще спит.
   – Иди сюда, радость моя. Я мало тебя сегодня видел. – Он спустил ее на землю и прикрутил фитиль фонаря, висевшего на борту фургона. – Не хочу, чтобы все в лагере видели, как я целую жену.
   Эдди обняла мужа и прижалась к нему, наслаждаясь родным мужским запахом. Джон держал ее крепко, она чувствовала его мощное сердцебиение. Им было радостно в объятиях друг друга.
   Вспомнив дневные события, Эдди еще крепче обняла Толлмена. Только рядом с мужем она чувствовала себя в безопасности.
   Джон поцеловал ее в ухо. Она приникла к нему всем телом.
   – Я не могу отпустить тебя! Я не в силах отпустить тебя! – прошептала она.
   – Что ты сказала, милая? Если ты говоришь ласковые слова, я хочу их слышать. – Он тихо рассмеялся.
   – Я рада тебя видеть. Я знаю, что на тебе большая ответственность, и я… благодарна за то время, что ты можешь побыть со мной. – Ее голос становился все тише.
   – Так будет ближайшие семь-восемь недель. Я не смогу выкроить для тебя даже несколько часов.
   – Я… горжусь тобой.
   – И я тобой горжусь, миссис Толлмен. Я хочу поцеловать тебя. Ведь я ждал этого целый день.
   Джон поцеловал Эдди с жадностью, от которой у нее захватило дух. Дрожь пробежала по всему телу.
   – Ляжем, любовь моя. Я хочу обнимать и… любить тебя…
   – Я… должна быть с Триш.
   – Позже. Сейчас ты мне нужна.
   – Я всегда буду любить тебя, – в отчаянии произнесла Эдди. А внутренний голос шептал: «Он хочет тебя. Ты ему нужна. Не противься своему желанию, и у тебя останутся сладкие воспоминания». К удивлению и ужасу, по щеке пробежала слеза, следом другая.
   – Триш… может проснуться. – Она сделала еще одну попытку быть праведницей.
   – Мы ее услышим.
   Эдди позволила Джону увести себя на постель под фургоном, которую она разложила для него одного. Не думая уже ни о чем, сняла платье и сорочку, пока он тоже раздевался. Только когда они легли, Джон заметил слезы у нее на щеках. Он замер.
   – Эдди, милая, почему ты плачешь? – спросил он. – Тебе не хочется…
   – Да нет! Ничего подобного! Просто сегодня так много произошло.
   – Я подумал, может быть, ты сожалеешь, что выскочила за меня. – Джон почти шептал ей на ухо. – Я буду любить тебя так, что ты позабудешь о случившемся. Ты забудешь все, останемся только ты и я.
   И скоро всю ее охватило откровенное желание. Страстными поцелуями она стала покрывать его лицо. Сильные грубые руки Джона гладили ее нежные плечи, грудь, бедра.
   Движимая воспоминанием о потрясающем наслаждении, Эдди позволила руке скользнуть вниз между ног и стиснуть восставшую плоть.
   Джон был потрясен. Дивная, любящая, отдающая себя жена восхитила, смутила и даже напугала его. Он оценил этот порыв. Джон приподнялся и погрузился в нее. Эдди забыла обо всем, кроме него.
 
   На четвертый день после отъезда из Ван-Берена они устроились на ночевку в долине на берегу небольшого притока Арканзас-Ривер. Эдди уже свыклась с тем, что ей не надо готовить для своей семьи, потому что они ели вместе со всеми. Правда, последние два дня они с Колином пытались чем-то помочь душке Вильяму. Этот пузатый коротышка стал их добрым приятелем. Днем Эдди чистила картошку для супа и готовила коржи для хлебного пирога на ужин. Душка Вильям, как она его в шутку теперь называла, открыто радовался их обществу. Колин освободил Пако от работы на кухне, за что он был ему весьма благодарен.
   Триш поправлялась быстрее телом, чем духом. На другое утро после нападения она пришла в себя, но отказалась повидаться с Симмонсом и покинуть фургон, хотя кровоподтеки на лице заметно уменьшились. Сама мысль, что ее выпороли, доставляла Триш невероятные страдания, и она даже не позволяла Эдди обрабатывать рубцы на руках и ногах. Говорить о нападении она отказывалась.
   Было уже темно, когда Триш вылезла из фургона с винтовкой в руке. Колин принес еду, которую она съела без радости, потому что горло все еще болело. При мысли о том, как хлыст разрезает воздух и впивается в тело, ее пробирал страх.
   Она присела на траву, опершись спиной на колесо. Через несколько минут из темноты выступил Пистолет. Триш знала, что он тут, она заметила его еще из фургона, и ей было приятно.
   – Мисс Триш, это я, Пистолет.
   – Я знаю. Кто еще мог выскочить из темноты, словно ошпаренная кошка?
   – Как ты себя чувствуешь?
   – Достаточно хорошо, чтобы вмазать белке в глаз.
   – Ну ты заливаешь!
   – Если ты и так все знаешь сам, то чего спрашиваешь?
   – Ты еще не совсем поправилась, чтобы задать кому-нибудь жару.
   – Ты меня не знаешь.
   – Я знаю, что ты упряма как осел.
   – А ты само совершенство.
   – Чего ты все ворчишь?! – воскликнул Пистолет. – Временами ощетиниваешься, будто рысь.
   – Если я ворчливая, упрямая, свирепая рысь, то чего ради ты тут торчишь? Уматывай к себе. Я не просила оставаться.
   – Нравится тебе это или нет, но я останусь.
   – Чего ты обрился? Просыпаюсь и вижу, как на меня таращится голая морда. Я уже хотела ткнуть ножом, но разглядела твой дурацкий жилет.
   – Если ты проснулась, так почему не дала знать?
   – Хотела посмотреть, не чувствуешь ли ты себя виноватым.
   – Ты тоже хороша.
   – Ну довольно.
   – А ты спала, когда я поцеловал тебя?
   – Что? – Триш дернула головой так резко, что задохнулась от боли.
   – Ну, ну, ладно тебе, – сказал Пистолет со смешком. – Я пошутил.
   – Скверные у тебя шутки.
   – Миссис Эдди отдала тебе ножны?
   – Да.
   – Чего не носишь?
   – Да этого ремня хватит три раза вокруг меня обернуть.
   – Черт! Давай я тебе его обрежу и проделаю еще дырки.
   – Я бы и не подумала. – Она обратила к нему свои золотистые глаза. – Да, не могу больше называть тебя бородачом. Ради чего ты побрился? – переспросила она.
   – Чтобы ты видела, какой у меня подбородок!
   – Шуточки все шутишь.
   – Кроме того, я бреюсь каждую весну. На этот раз не успел.
   – Наверное, только тогда и моешься.
   – Нет. Моюсь на Рождество, если сильно чешусь. – Сдавленный смешок придал ему уверенности. – Принеси ремень и ножны. Я хочу, чтобы нож всегда был при тебе.
   Не проронив ни слова, она забралась в фургон. Пистолет ждал, всматриваясь в темноту.
   Она без труда нашла в темноте подарок, почти сразу же вернулась и швырнула его Пистолету, как будто он ничего для нее не значил.
   – Вот. Напрасно ждешь благодарностей.
   – Дьявол! Я не прошу благодарности. Оберни вокруг талии, чтобы было удобно, и я намечу дырки. – Триш попыталась надеть ремень, не выпуская винтовки. – И положи ружье. Застрелишь себя или меня.
   – У меня только две руки, – отрезала она. Пистолет прислонил свое ружье к фургону и вырвал у нее ремень. Встав на колени перед Триш, он обернул его вокруг ее стройной талии.
   – Где тебе удобно? – резко спросил он. Она сдвинула ремень вниз:
   – Вот тут… болван!
   – Мне нужен свет, – пожаловался он.
   – Не будет тебе никакого света.
   – Я уже видел эту отметину на лице. Думаешь, стала некрасивая, и не хочешь, чтобы я тебя видел.
   Триш окаменела. Только через минуту Пистолет понял, что эта реплика была лишней. Она отвернула лицо. Триш восприняла слова Симмонса не столь легко, как он предполагал. Ее молчание, холодное и отчужденное, сдавило его со всех сторон. Ему казалось, что он пнул щенка или наступил на цыпленка. Так Пистолет стоял одну или две минуты, а затем заговорил, едва осознавая свои слова:
   – Я сейчас намечу, а завтра все сделаю. У Ролли есть шило для кожи. Я возьму и проделаю еще отверстия. Я тебе говорил, что я тут выменял у одного парня нож? Чуть меньше и легче моего. Как раз для тебя. Тот, что ты носишь, удобен, но не слишком хорош для метания. Недостаточно тяжел. Думаю, тебе надо научиться. К тому времени, когда доберемся до Санта-Фе, сможешь пригвоздить муху к стене.
   Она не отозвалась. Пистолет не понял, обрадовал ли он ее.
   Он не привык много говорить, а на Триш не похоже, чтобы она не нашлась с остроумным ответом. Симмонс переступил с ноги на ногу и оглядел лагерь, девушка безмолвствовала. Молчание так затянулось, что Пистолет начал приходить в отчаяние.
   – Триш, ты для меня важнее всего в жизни. Я скорее отрежу себе правую руку, прежде чем скажу или сделаю что-то против тебя.
   И на этот крик души не последовало ответа. Стук сердца отзывался в его голове. И вдруг Пистолет услышал тихий звук. Он понял, что Триш плачет. Пистолет робко коснулся ее щеки. Она была мокрой.
   – Боже мой, Триш, какой же я дурак! Я не умею разговаривать с женщинами. Я не хотел тебя обидеть. Ты самая прекрасная девушка из тех, что я видел в жизни.
   – Это не так. Я бы хотела быть безобразной, как… как задница мула.
   – Тогда что? Что тебя так расстроило? Я все устрою, если это в моих силах.
   Послышалось глухое, мучительное рыдание. Затем Триш выдавила слова, потрясшие Симмонса:
   – Я… так… боюсь!
   – Ах… не надо! Не надо! – Симмонс развел руки, и она кинулась к нему на грудь. Он крепко обнял ее, как бы защищая.
   – Дорогая, сладкая моя девочка. Моя девочка… – вполголоса успокаивал ее Пистолет. – Теперь тебе ничто не угрожает.
   – Он… вернется. На этом не остановится.
   – Никто не посмеет тебя тронуть. Никто. – Пистолет прижимал ее и гладил по голове.
   – Я думала, он не найдет меня. Это было так давно…
   – Ты можешь мне сказать, кто это был? Я сердце вырву у этого ублюдка.
   – Я поняла, что это он, когда увидела отметины. Мне не показалось.
   Поверх головы Триш Пистолет заметил Эдди со всей семьей. Он подхватил ружье и, приобняв Триш одной рукой, подтолкнул ее к фургону.
   – Джон и Эдди возвращаются, – прошептал он ей на ухо. – Останься со мной. Пожалуйста, еще немного. – Приняв ее молчание за согласие, крикнул Джону: – Триш со мной. Мы немного прогуляемся.
   – Я слышу. Веди себя как полагается.
   Пистолет боялся, что Триш сбежит. Но она осталась в кольце его рук и прошла вместе с ним к соседнему фургону.
   – Ты позволишь мне подсадить тебя?
   – Я не калека, сама могу влезть. – Опершись ногой о спицу колеса, она взобралась на сиденье.