— Я думаю, что, если мы в оставшиеся два с половиной часа не найдем эту сумку, хреново нам придется. То есть сначала заложникам...
— Не надо никого хоронить заранее, — посоветовал Бондарев. — И куда, интересно знать, черти понесли эту Селиванову?
19
20
21
22
— Не надо никого хоронить заранее, — посоветовал Бондарев. — И куда, интересно знать, черти понесли эту Селиванову?
19
Наташа начала догадываться о том, что происходит что-то неладное, когда на ее вопрос: «А куда мы едем?» — никто не дал вразумительного ответа. Они просто проигнорировали Наташин вопрос.
Машина неслась по пустынным улицам города, поднимая облака пыли. Окна «Дэу» были открыты, и пыль попадала внутрь. Наташа закашлялась, водитель ухмыльнулся:
— Зато не душно.
— Куда едем-то? — снова спросила Наташа.
— Приедем, увидишь, — улыбнулся ее сосед и похлопал здоровенной ладонью по Наташиной коленке. Это ей не понравилось... И она подумала о том, что надо было все-таки вбежать в дом и запереться. Или, по крайней мере, надеть джинсы, чтобы всякие придурки не хватали за голые коленки.
Машина выехала на окружную дорогу, свернула на пустырь, огороженный с двух сторон полуразрушенной кирпичной стеной.
— Приехали, — сообщил водитель и затормозил. — Вылезай...
Наташа быстро, со скрытой радостью выскочила из машины. Здесь уже не было ограничивающих ее дверей и потолка. Здесь она чувствовала себя в большей безопасности.
Однако это продолжалось недолго. Пока она не увидела Алика. Он лежал на земле, бледный, неподвижный, с закрытыми глазами. Над ним стояли еще двое парней. Один — поздоровее, другой — невысокий, длинноволосый, с маленькими злобными глазками.
Наташа подумала, что ее решение выйти из дома и сесть в машину может стать ее самой большой ошибкой в жизни. Вокруг нее было открытое пространство, но сумеет ли она убежать от четверых парней?
— Наташа, — услышала она тихий голос. Алик прошептал ее имя едва разлипающимися губами. Лысый резким движением поставил его на ноги и сжал сзади шею пальцами, удерживая Алика в вертикальном положении.
— Вы! — Она рванулась к Лысому, но Брежнев схватил ее за руку, и это было похоже на сомкнувшиеся челюсти капкана. — Что вы с ним сделали! Сволочи!
— Мы задавали ему вопросы, — сказал Приколист. — Он молчал. Поэтому у него такой бледный вид.
— Ты, подруга, не дергайся, а скажи, откуда баксы взяла, — напрямую заявил Слепой. — Иначе с тобой будет такой же разговор. Или даже хуже.
— Какие баксы? Что вам еще надо, уроды?! — Она кричала, пока Брежневу не надоело ее слушать. Тогда он отпустил Наташину руку, да еще толкнул девушку в спину. Та не удержалась на ногах и упала, ободрав колени и локти.
Тогда она замолчала. Она не ожидала, что дело зайдет дальше угроз. Да еще так быстро. Боль была ощутимой, и оставалось только ужасаться при мысли о том, как чувствует себя Алик. Выглядел он полумертвым.
— Мы не шутим с тобой, — предупредил Приколист. — И мы торопимся. Поэтому расскажи нам, где взяла столько баксов, — и можешь сваливать на все четыре стороны. А не скажешь — мы найдем способы развязать одному из вас язык.
— Например, вот так, — сказал Лысый, доставая нож. Он выщелкнул лезвие и приставил его к горлу Алика.
— Или вот так, — продолжил Брежнев, быстрым движением схватив Наташу за край платья и рванув к себе. Девушка дернулась, и ткань затрещала.
— Отпусти, козел! — яростно выкрикнула Наташа, но Брежнев и не подумал слушаться. Платье было коротким, и когда он намотал ткань на свой кулак, Наташа оказалась прижатой вплотную к нему. Брежнев наклонил голову и оценивающе посмотрел на обнажившееся бедро девушки. И тут же получил оплеуху от Наташи. Руке стало больно — она вложила в удар все свои силы.
— Ты думаешь, что раз ты баба, так тебя и тронуть нельзя? — зашептал Брежнев, для которого эта оплеуха значила меньше, чем комариный укус. — Раз ты такая смазливая, то с тобой будут церемониться? Так ты думаешь?
И он ударил Наташу по лицу наотмашь. Девушка отлетела на несколько шагов и упала навзничь, на несколько секунд потеряв сознание. Приколист посмотрел на раскинутые в падении загорелые гладкие ноги и подмигнул Брежневу:
— Может, начнешь? Откроешь сезон?
— Пошла она на хер! — недовольно ответил Брежнев, вытирая кровь с кулака. — Давайте заканчивать, мужики, что-то мы тут застряли, а толку никакого...
Лысый воспринял его слова как руководство к действию. Он встряхнул Алика за шиворот, убедился, что тот пришел в сознание, и подтащил парня к распростертой на земле Наташе.
— Видишь? Видишь, до чего ты достукался своим упрямством?
— Гады, — прошептал Алик.
— Где баксы? — Лысый показал Алику сверкающее лезвие ножа. — Говори, сука, иначе мы твоей бабе сейчас косметическую операцию сделаем!
Алик видел нож, видел, как тонкая полоска крови стекает по подбородку на Наташину шею и течет дальше, на грудь...
Этой красной ленточки, грозившей опоясать все тело девушки, он испугался больше, чем ножа, и больше, чем боли.
— Не трогайте ее, — прошептал он. — Я вам все покажу...
И он виновато посмотрел на Наташу. Он чувствовал себя предателем. Он украл ее мечту. Он украл ее будущее.
Хотя, возможно, спас ей жизнь.
Возможно.
Машина неслась по пустынным улицам города, поднимая облака пыли. Окна «Дэу» были открыты, и пыль попадала внутрь. Наташа закашлялась, водитель ухмыльнулся:
— Зато не душно.
— Куда едем-то? — снова спросила Наташа.
— Приедем, увидишь, — улыбнулся ее сосед и похлопал здоровенной ладонью по Наташиной коленке. Это ей не понравилось... И она подумала о том, что надо было все-таки вбежать в дом и запереться. Или, по крайней мере, надеть джинсы, чтобы всякие придурки не хватали за голые коленки.
Машина выехала на окружную дорогу, свернула на пустырь, огороженный с двух сторон полуразрушенной кирпичной стеной.
— Приехали, — сообщил водитель и затормозил. — Вылезай...
Наташа быстро, со скрытой радостью выскочила из машины. Здесь уже не было ограничивающих ее дверей и потолка. Здесь она чувствовала себя в большей безопасности.
Однако это продолжалось недолго. Пока она не увидела Алика. Он лежал на земле, бледный, неподвижный, с закрытыми глазами. Над ним стояли еще двое парней. Один — поздоровее, другой — невысокий, длинноволосый, с маленькими злобными глазками.
Наташа подумала, что ее решение выйти из дома и сесть в машину может стать ее самой большой ошибкой в жизни. Вокруг нее было открытое пространство, но сумеет ли она убежать от четверых парней?
— Наташа, — услышала она тихий голос. Алик прошептал ее имя едва разлипающимися губами. Лысый резким движением поставил его на ноги и сжал сзади шею пальцами, удерживая Алика в вертикальном положении.
— Вы! — Она рванулась к Лысому, но Брежнев схватил ее за руку, и это было похоже на сомкнувшиеся челюсти капкана. — Что вы с ним сделали! Сволочи!
— Мы задавали ему вопросы, — сказал Приколист. — Он молчал. Поэтому у него такой бледный вид.
— Ты, подруга, не дергайся, а скажи, откуда баксы взяла, — напрямую заявил Слепой. — Иначе с тобой будет такой же разговор. Или даже хуже.
— Какие баксы? Что вам еще надо, уроды?! — Она кричала, пока Брежневу не надоело ее слушать. Тогда он отпустил Наташину руку, да еще толкнул девушку в спину. Та не удержалась на ногах и упала, ободрав колени и локти.
Тогда она замолчала. Она не ожидала, что дело зайдет дальше угроз. Да еще так быстро. Боль была ощутимой, и оставалось только ужасаться при мысли о том, как чувствует себя Алик. Выглядел он полумертвым.
— Мы не шутим с тобой, — предупредил Приколист. — И мы торопимся. Поэтому расскажи нам, где взяла столько баксов, — и можешь сваливать на все четыре стороны. А не скажешь — мы найдем способы развязать одному из вас язык.
— Например, вот так, — сказал Лысый, доставая нож. Он выщелкнул лезвие и приставил его к горлу Алика.
— Или вот так, — продолжил Брежнев, быстрым движением схватив Наташу за край платья и рванув к себе. Девушка дернулась, и ткань затрещала.
— Отпусти, козел! — яростно выкрикнула Наташа, но Брежнев и не подумал слушаться. Платье было коротким, и когда он намотал ткань на свой кулак, Наташа оказалась прижатой вплотную к нему. Брежнев наклонил голову и оценивающе посмотрел на обнажившееся бедро девушки. И тут же получил оплеуху от Наташи. Руке стало больно — она вложила в удар все свои силы.
— Ты думаешь, что раз ты баба, так тебя и тронуть нельзя? — зашептал Брежнев, для которого эта оплеуха значила меньше, чем комариный укус. — Раз ты такая смазливая, то с тобой будут церемониться? Так ты думаешь?
И он ударил Наташу по лицу наотмашь. Девушка отлетела на несколько шагов и упала навзничь, на несколько секунд потеряв сознание. Приколист посмотрел на раскинутые в падении загорелые гладкие ноги и подмигнул Брежневу:
— Может, начнешь? Откроешь сезон?
— Пошла она на хер! — недовольно ответил Брежнев, вытирая кровь с кулака. — Давайте заканчивать, мужики, что-то мы тут застряли, а толку никакого...
Лысый воспринял его слова как руководство к действию. Он встряхнул Алика за шиворот, убедился, что тот пришел в сознание, и подтащил парня к распростертой на земле Наташе.
— Видишь? Видишь, до чего ты достукался своим упрямством?
— Гады, — прошептал Алик.
— Где баксы? — Лысый показал Алику сверкающее лезвие ножа. — Говори, сука, иначе мы твоей бабе сейчас косметическую операцию сделаем!
Алик видел нож, видел, как тонкая полоска крови стекает по подбородку на Наташину шею и течет дальше, на грудь...
Этой красной ленточки, грозившей опоясать все тело девушки, он испугался больше, чем ножа, и больше, чем боли.
— Не трогайте ее, — прошептал он. — Я вам все покажу...
И он виновато посмотрел на Наташу. Он чувствовал себя предателем. Он украл ее мечту. Он украл ее будущее.
Хотя, возможно, спас ей жизнь.
Возможно.
20
Дом Селивановых был пуст. Записка, найденная в одной из комнат, гласила: «Что-то случилось с Аликом. Ушла к нему. Наташа».
— Кто такой Алик? — Бондарев посмотрел на майора, а тот развел руками. — Найдите ее родителей, узнайте, кто такой Алик.
Он посмотрел на часы. Время неумолимо утекало, но ничего не происходило. Не было сумки, не было Селивановой. Не было Шустрова.
В двенадцать на милицейской машине привезли родителей Наташи Селивановой. Те растерянно смотрели на заполонивших дом людей и были напуганы исчезновением дочери не меньше, чем мэр — захватом своих детей в заложники. Наташина мать минут десять смотрела в записку, прежде чем сообразила, о каком Алике идет речь.
Через пять минут милиционеры стучали в калитку дома Алика, но та была закрыта. Перелезли через забор, но это незаконное вторжение в частные владения не принесло результатов — в доме никого не было. В отличие от Наташи Алик не оставил своим родителям даже записки.
В половине двенадцатого, устав от бестолкового сидения в селивановской кухне, Бондарев сказал:
— Ладно, будем считать, что мы ее не нашли.
— Что? — вздрогнул майор. — Еще полтора часа!
— Предположим, что полтора часа прошли, а у нас нет сумки. С чем мы пойдем на встречу? Будем взывать к милосердию? А, майор? Сможете объяснить троим убийцам, что сумки с миллионом долларов у нас нет и, следовательно, им надо бесплатно отпустить детей?
— Я объясню, но вряд ли они откликнутся на мою просьбу.
— Верно. Значит, надо думать о других вариантах.
— Например?
— Плохо, что у вас нет снайперов, — вздохнул Бондарев.
— А у вас?
— Наши сейчас летят сюда на вертолете. Надеюсь, что летят.
— Что будем делать?
— Для начала найдите синюю спортивную сумку. С надписью «Мальборо».
— А потом набить ее долларами?
— Если они у вас есть.
— А если нет?
— Хороший вопрос. Если бы еще был на него ответ... Я мог бы предложить набить сумку «куклами», а сверху сыпануть настоящих долларов, если такие сыщутся в городе.
— Я думаю, мэр наскребет. И что дальше?
— А дальше... Попробуем всучить им эту сумку. Нам ведь важно вывести детей из-под прицела, так?
— Согласен, — кивнул майор.
— Попытаемся добиться хотя бы этого.
— Может, мне предложить себя в качестве заложника? — вдруг сказал майор. — Они отпустят детей, а я займу их место...
— Когда они увидят, что в сумке — «липа», они вас убьют, — пожал плечами Бондарев. — Риск благородное дело. В отличие от самоубийства. А вы хотите заняться именно самоубийством.
— А если положить в сумку какой-нибудь сюрприз? Дымовую шашку? Банку с нервно-паралитическим газом?
— Или противотанковую мину, — продолжил Бондарев. — Мне нравится ход ваших мыслей, майор. Только и те трое ребят — не клинические идиоты. Наверняка они устроят встречу на открытом воздухе, где от газа не будет никакого толку. Нет, давайте ограничимся синей сумкой. И некоторым количеством купюр зеленого оттенка. Можете размножить их на ксероксе. Есть у вас цветной ксерокс?
— Нет у нас цветного ксерокса, — сказал майор. — Да и времени у нас нет на печатание фальшивых денег.
Выглядел майор в этот момент усталым и подавленным. Он не был готов к тому вихрю событий, что обрушились на Новоудельск. Пожалуй, и никто не был готов.
Но Бондарев считал, что сила человека и состоит в том, чтобы преодолевать внезапные и непредсказуемые явления. Смирять вспышки хаоса и возвращаться к размеренному привычному бытию. Раз за разом. Год за годом.
Он хотел сказать что-то подобное майору, но такие отвлеченные рассуждения вряд ли ободрят начальника новоудельской милиции, у которого не было цветного ксерокса, не было снайперов, не было достаточного количества служебных машин.
Тем не менее майор Казаков, пусть и с печальным выражением лица, собирался схлестнуться с внезапно обрушившимся на его город несчастьем.
— Надо подобрать людей, — сказал майор Бондареву и встал из-за стола. — Времени мало осталось. Что сможем — сделаем. А там — будет видно.
Он молодцевато сбежал по ступеням селивановского дома. Бондарев последовал за ним, думая, что захолустной дремы в майоре остается все меньше и меньше.
Только будет ли этого достаточно для спасения детей?
— Кто такой Алик? — Бондарев посмотрел на майора, а тот развел руками. — Найдите ее родителей, узнайте, кто такой Алик.
Он посмотрел на часы. Время неумолимо утекало, но ничего не происходило. Не было сумки, не было Селивановой. Не было Шустрова.
В двенадцать на милицейской машине привезли родителей Наташи Селивановой. Те растерянно смотрели на заполонивших дом людей и были напуганы исчезновением дочери не меньше, чем мэр — захватом своих детей в заложники. Наташина мать минут десять смотрела в записку, прежде чем сообразила, о каком Алике идет речь.
Через пять минут милиционеры стучали в калитку дома Алика, но та была закрыта. Перелезли через забор, но это незаконное вторжение в частные владения не принесло результатов — в доме никого не было. В отличие от Наташи Алик не оставил своим родителям даже записки.
В половине двенадцатого, устав от бестолкового сидения в селивановской кухне, Бондарев сказал:
— Ладно, будем считать, что мы ее не нашли.
— Что? — вздрогнул майор. — Еще полтора часа!
— Предположим, что полтора часа прошли, а у нас нет сумки. С чем мы пойдем на встречу? Будем взывать к милосердию? А, майор? Сможете объяснить троим убийцам, что сумки с миллионом долларов у нас нет и, следовательно, им надо бесплатно отпустить детей?
— Я объясню, но вряд ли они откликнутся на мою просьбу.
— Верно. Значит, надо думать о других вариантах.
— Например?
— Плохо, что у вас нет снайперов, — вздохнул Бондарев.
— А у вас?
— Наши сейчас летят сюда на вертолете. Надеюсь, что летят.
— Что будем делать?
— Для начала найдите синюю спортивную сумку. С надписью «Мальборо».
— А потом набить ее долларами?
— Если они у вас есть.
— А если нет?
— Хороший вопрос. Если бы еще был на него ответ... Я мог бы предложить набить сумку «куклами», а сверху сыпануть настоящих долларов, если такие сыщутся в городе.
— Я думаю, мэр наскребет. И что дальше?
— А дальше... Попробуем всучить им эту сумку. Нам ведь важно вывести детей из-под прицела, так?
— Согласен, — кивнул майор.
— Попытаемся добиться хотя бы этого.
— Может, мне предложить себя в качестве заложника? — вдруг сказал майор. — Они отпустят детей, а я займу их место...
— Когда они увидят, что в сумке — «липа», они вас убьют, — пожал плечами Бондарев. — Риск благородное дело. В отличие от самоубийства. А вы хотите заняться именно самоубийством.
— А если положить в сумку какой-нибудь сюрприз? Дымовую шашку? Банку с нервно-паралитическим газом?
— Или противотанковую мину, — продолжил Бондарев. — Мне нравится ход ваших мыслей, майор. Только и те трое ребят — не клинические идиоты. Наверняка они устроят встречу на открытом воздухе, где от газа не будет никакого толку. Нет, давайте ограничимся синей сумкой. И некоторым количеством купюр зеленого оттенка. Можете размножить их на ксероксе. Есть у вас цветной ксерокс?
— Нет у нас цветного ксерокса, — сказал майор. — Да и времени у нас нет на печатание фальшивых денег.
Выглядел майор в этот момент усталым и подавленным. Он не был готов к тому вихрю событий, что обрушились на Новоудельск. Пожалуй, и никто не был готов.
Но Бондарев считал, что сила человека и состоит в том, чтобы преодолевать внезапные и непредсказуемые явления. Смирять вспышки хаоса и возвращаться к размеренному привычному бытию. Раз за разом. Год за годом.
Он хотел сказать что-то подобное майору, но такие отвлеченные рассуждения вряд ли ободрят начальника новоудельской милиции, у которого не было цветного ксерокса, не было снайперов, не было достаточного количества служебных машин.
Тем не менее майор Казаков, пусть и с печальным выражением лица, собирался схлестнуться с внезапно обрушившимся на его город несчастьем.
— Надо подобрать людей, — сказал майор Бондареву и встал из-за стола. — Времени мало осталось. Что сможем — сделаем. А там — будет видно.
Он молодцевато сбежал по ступеням селивановского дома. Бондарев последовал за ним, думая, что захолустной дремы в майоре остается все меньше и меньше.
Только будет ли этого достаточно для спасения детей?
21
— Вот здесь. — Алик показал пальцем на рощицу за гаражами.
— Вот так бы и сразу, — довольно промурлыкал Приколист, поворачивая машину направо. Он хотел подъехать к скопищу чахлых деревьев не со стороны гаражей, а от окраины, чтобы не привлекать внимания.
«Дэу» съехала с асфальта и вторглась на территорию рощи, медленно продвигаясь вперед, пока это было возможно. Наконец машина встала перед двумя тонкими осинами.
Алика вытолкнули из машины. Следом вылезли Приколист, Лысый, Брежнев и Слепой, которому приходилось тащить Наташу. Девушка, хотя и пришла в сознание, чувствовала себя плохо, ноги ее заплетались. Слепой прошел несколько метров от машины и опустил Наташу на землю, прислонив спиной к дереву.
Она апатично наблюдала за происходящим. Алик то и дело посматривал в ее сторону, но Наташа не реагировала на него, и Алик думал, что она презирает его за предательство.
«Ничего, я потом ей постараюсь объяснить», — решил Алик. Он прикинул расстояние от гаражей, посмотрел на недавнее костровище и ткнул пальцем в землю.
— Здесь.
— Смотри, пацан, — предупредил его Брежнев, доставая из багажника машины короткую саперную лопатку. — Если там ни хрена нету, мы тебя самого в эту яму закопаем.
— Должно быть здесь, — сказал Алик, и лопата вгрызлась в иссушенную землю.
Брежнев работал быстро и эффективно. Не прошло и трех минут, как он довольно крякнул, увидев в земле ручки синей спортивной сумки.
— Что, есть? — подскочил к нему Приколист. — Вот оно! — Он не выдержал и стал помогать Брежневу руками. Тот оттолкнул его.
— Уйди, пока пальцы не оттяпал!
— Пожалуйста. — Приколист встал и отряхнул руки. — Я хотел как лучше... — Он повернулся к Алику и широко улыбнулся. — Ничего, не переживай. В мире много денег. Когда-нибудь и тебе достанется.
— Спроси его, откуда он эти взял? — прокряхтел Брежнев. Он вытаскивал сумку из земли и чувствовал, что весит она прилично.
— Откуда ты ее взял? — спросил Приколист, но Алик даже не повернул головы в его сторону, и Приколист махнул рукой.
— Вот и она, — выдохнул Брежнев и поставил сумку на землю. — Можно любоваться.
Лысый и Слепой заинтересованно окружили его, а Приколист даже встал на четвереньки, чтобы не пропустить волнующий момент.
Алик подумал, что ему надо было вызваться самому откапывать сумку, вытащить автомат и... Хотя вряд ли. Обращаться с таким оружием он не умел. Припугнуть? Но эти четверо наверняка не испугались бы автомата в его дрожащей руке.
Он подошел к Наташе и сел рядом.
— Как ты? — спросил он, беря ее вялую руку.
— Нормально, — девушка шмыгнула носом. — Только кровь все еще идет.
— Прости, что я сказал им про деньги, — пробормотал Алик. — Я испугался за тебя.
— Я тоже за себя испугалась, — кивнула Наташа. — Ты правильно сделал.
— Серьезно? — Он даже обрадовался, хотя ситуация была малоподходящей для радости.
От ямы доносились удивленные восклицания и веселый мат — там тоже царила радость.
Она была прервана громким требовательным голосом:
— Никому не двигаться! Руки за голову!
Алик повернулся на звук и увидел, как от гаражей по склону к ним спускаются двое милиционеров. Один, невысокий, широкоплечий старшина, держал в руке «ТТ», а второй, совсем молодой, стриженный наголо младший сержант, лихорадочно расстегивал кобуру.
«Это почти как в кино, — подумал Алик. — В нужный момент появляются наши и мочат всех злодеев. Только что стоило появиться нашим чуть пораньше?»
— Одно движение — и я стреляю, — выкрикнул старшина.
— Я тоже, — прошептал Брежнев и положил руку на рукоять «борза», который он уже освободил от обертки.
Приколист глубоко и часто задышал, не сводя глаз с расстегнутой синей сумки.
— Я хочу домой, — тихо сказала Наташа и положила голову Алику на плечо.
— Вот так бы и сразу, — довольно промурлыкал Приколист, поворачивая машину направо. Он хотел подъехать к скопищу чахлых деревьев не со стороны гаражей, а от окраины, чтобы не привлекать внимания.
«Дэу» съехала с асфальта и вторглась на территорию рощи, медленно продвигаясь вперед, пока это было возможно. Наконец машина встала перед двумя тонкими осинами.
Алика вытолкнули из машины. Следом вылезли Приколист, Лысый, Брежнев и Слепой, которому приходилось тащить Наташу. Девушка, хотя и пришла в сознание, чувствовала себя плохо, ноги ее заплетались. Слепой прошел несколько метров от машины и опустил Наташу на землю, прислонив спиной к дереву.
Она апатично наблюдала за происходящим. Алик то и дело посматривал в ее сторону, но Наташа не реагировала на него, и Алик думал, что она презирает его за предательство.
«Ничего, я потом ей постараюсь объяснить», — решил Алик. Он прикинул расстояние от гаражей, посмотрел на недавнее костровище и ткнул пальцем в землю.
— Здесь.
— Смотри, пацан, — предупредил его Брежнев, доставая из багажника машины короткую саперную лопатку. — Если там ни хрена нету, мы тебя самого в эту яму закопаем.
— Должно быть здесь, — сказал Алик, и лопата вгрызлась в иссушенную землю.
Брежнев работал быстро и эффективно. Не прошло и трех минут, как он довольно крякнул, увидев в земле ручки синей спортивной сумки.
— Что, есть? — подскочил к нему Приколист. — Вот оно! — Он не выдержал и стал помогать Брежневу руками. Тот оттолкнул его.
— Уйди, пока пальцы не оттяпал!
— Пожалуйста. — Приколист встал и отряхнул руки. — Я хотел как лучше... — Он повернулся к Алику и широко улыбнулся. — Ничего, не переживай. В мире много денег. Когда-нибудь и тебе достанется.
— Спроси его, откуда он эти взял? — прокряхтел Брежнев. Он вытаскивал сумку из земли и чувствовал, что весит она прилично.
— Откуда ты ее взял? — спросил Приколист, но Алик даже не повернул головы в его сторону, и Приколист махнул рукой.
— Вот и она, — выдохнул Брежнев и поставил сумку на землю. — Можно любоваться.
Лысый и Слепой заинтересованно окружили его, а Приколист даже встал на четвереньки, чтобы не пропустить волнующий момент.
Алик подумал, что ему надо было вызваться самому откапывать сумку, вытащить автомат и... Хотя вряд ли. Обращаться с таким оружием он не умел. Припугнуть? Но эти четверо наверняка не испугались бы автомата в его дрожащей руке.
Он подошел к Наташе и сел рядом.
— Как ты? — спросил он, беря ее вялую руку.
— Нормально, — девушка шмыгнула носом. — Только кровь все еще идет.
— Прости, что я сказал им про деньги, — пробормотал Алик. — Я испугался за тебя.
— Я тоже за себя испугалась, — кивнула Наташа. — Ты правильно сделал.
— Серьезно? — Он даже обрадовался, хотя ситуация была малоподходящей для радости.
От ямы доносились удивленные восклицания и веселый мат — там тоже царила радость.
Она была прервана громким требовательным голосом:
— Никому не двигаться! Руки за голову!
Алик повернулся на звук и увидел, как от гаражей по склону к ним спускаются двое милиционеров. Один, невысокий, широкоплечий старшина, держал в руке «ТТ», а второй, совсем молодой, стриженный наголо младший сержант, лихорадочно расстегивал кобуру.
«Это почти как в кино, — подумал Алик. — В нужный момент появляются наши и мочат всех злодеев. Только что стоило появиться нашим чуть пораньше?»
— Одно движение — и я стреляю, — выкрикнул старшина.
— Я тоже, — прошептал Брежнев и положил руку на рукоять «борза», который он уже освободил от обертки.
Приколист глубоко и часто задышал, не сводя глаз с расстегнутой синей сумки.
— Я хочу домой, — тихо сказала Наташа и положила голову Алику на плечо.
22
Они позвонили в половине первого, за десять минут до истечения срока. Голос в трубке, неторопливый, с явным акцентом, назвал место.
— Будьте там через десять минут. Если все честно, все уйдут целые. Если попробуете фокусы — пожалеете.
— Я понял, — сказал майор и повесил трубку. Он оглядел четверых своих людей, которые были выбраны для этого дела, и неожиданно подмигнул им. — Только не сходите с ума, ребята. И не нервничайте. И если уж дело дойдет до стрельбы — то попадайте. И желательно — не своим в задницу. Все, инструктаж закончен.
Они поехали на двух машинах: в первой майор, Бондарев и два милиционера. Во второй — мэр и еще двое сотрудников управления. Они были в штатском.
Синяя сумка, на которой около часа назад было выведено слово «Мальборо», стояла на коленях мэра. Сумка содержала около тысячи настоящих долларов мелкими купюрами и пачек пятьдесят зеленой резаной бумаги.
Мэра бил озноб, несмотря на тридцатипятиградусную жару. На небе не было ни облачка.
— Что это за место, куда мы едем? — спросил Бондарев майора.
— Хорошее место, — ответил тот. — Вам понравится. Вы бы сказали, что они правильно выбрали место. На выезде из города. Там раньше был пост ГАИ, но знаете, как сейчас все происходит, нужда в нем отпала. Стоит заброшенная коробка. Мальчишки в нее забираются. Алкаши ночуют. Сразу за этой будкой — степь. А мы подъезжаем тоже по открытому месту.
— Знаешь что, — сказал Бондарев неторопливо, используя последнюю возможность для спокойного разговора, потому что на месте встречи нервы будут напряжены у всех. — Я никогда не настраиваю себя на хороший исход. Я не говорю себе: все будет отлично, прорвемся... Я настраиваюсь на худшее. На самое худшее.
— И что?
— Каждый раз я получаю приятный сюрприз.
— Посоветуй мэру такую философию, — хмыкнул майор. — Ему надо настраиваться на то, что он мог потерять жену и детей, а жена все-таки выжила. И поэтому он должен быть счастлив. Скажи ему.
— Я не для мэра это говорю. Для тебя. Чтобы ты не слишком убивался, если что-то не заладится.
— Ну, если меня не убьют, я не буду сильно убиваться, — пошутил майор. Он достал пистолет, взвел курок и поставил на предохранитель. — Вот так.
— Нам сигналят, — обернулся водитель. — По-моему, приказывают остановиться.
Бондарев привстал и увидел впереди маленького человечка, который помахивал автоматом вверх-вниз.
— Ты прав, — сказал Бондарев водителю. — Тормози.
Машина остановилась, и майор уже собрался вылезти наружу, когда запищала рация. Выслушав сообщение, майор повернулся к Бондареву и немного растерянно произнес:
— Ну вот. Видели ту машину, на которой уехала Селиванова. Наш патруль отправился на преследование. Что будем делать?
— А что изменилось? — пожал плечами Бондарев. — Кто его знает, сколько они будут гоняться за машиной, есть ли в этой машине Селиванова и скажет ли она, где сумка? Одни вопросы... Наше время истекло, майор. Вылезай.
Все шестеро покинули машины. С противоположной стороны тоже было шесть человек, при виде которых мэр дернулся было вперед, но был оттащен за руки. У Бондарева даже появилось желание запереть его в машине.
Бондарев чувствовал себя несколько неуютно, поскольку знал, что для него самого эта история не будет иметь никаких последствий. А вот для майора Казакова последствия могут оказаться фатальными, при том что он, Бондарев, подготовлен к таким ситуациям куда лучше, чем Казаков, и объективно его вина в гибели детей будет куда больше. Хотя какое уж там больше — меньше... Просто — вина.
Бондарев раздвинул стоявших почему-то шеренгой милиционеров и неспешно направился вперед.
Первым стоял Малыш. У него был автомат Калашникова с укороченным стволом, но все равно выглядевший непомерно большим в руках этого человечка.
Метрах в тридцати за Малышом стоял тот самый, многократно описанный Джумой, красный «Крайслер». В джипе сидел Музыкант, положив на сгиб руки «ремингтон».
Машина была развернута поперек дороги, и у переднего колеса, закрывая телом покрышку, сидел крупный мужчина лет сорока, чья белая рубашка была залита кровью, а лицо представляло нечто темное и пугающее. Светлые усы и глаза едва виднелись через засохшую кровь. Вокруг головы избитого охранника вились мухи.
У заднего колеса сидел человек, увидев которого Бондарев несколько удивился. Он думал, что больше никогда не увидит Джуму, отбывшего на поезде к себе на родину. Но Джума был здесь, он выглядел немного лучше охранника, но все равно было понятно, что парню здорово досталось.
Руки у обоих мужчин находились за спиной, очевидно связанные, хотя для охранника такие меры предосторожности были излишними. Он даже не пытался пошевелиться.
Посередине между Малышом и джипом стояла канистра с бензином. По обе стороны от нее сидели дети мэра — девочка лет двенадцати и мальчик лет десяти. Они не пошевелились, увидев подъезжающие машины и выходящего оттуда отца. И Бондарев понял почему. Правая рука девочки и левая рука мальчика были пристегнуты наручниками к ручке канистры. Бондарев наклонил голову и увидел, что от канистры к джипу ведет влажная бензиновая дорожка. Он также увидел сигарету в зубах Музыканта.
Но и это было не все. На шее каждого из детей, словно зловещее ожерелье, была подвешена ручная граната. От двух колец тянулись две веревки, прикрепленные другим концом к джипу. И дети не шевелились, словно кролики, загипнотизированные удавом.
И последнее, что отметил Бондарев, была старая будка ГАИ, стоявшая на обочине дороги. Дверь в нее была прикрыта, за выбитым стеклом таилась темнота. Бондарев решил, что там должен быть еще один человек, иначе зачем устраивать встречу именно здесь.
Закончив обзор местности, Бондарев обернулся к милиционерам и заговорил спокойным, рассудительным голосом, будто бы все, что они видели, не выходило за рамки обыденности. Он хотел заставить их понять, что это — их работа. Не повод впадать в истерику, не причина бессильно опустить руки, а просто работа. Которую надо сделать, потому что никто другой ее не сделает.
— Их всего лишь трое, — сказал он. — Третий в будке. Их меньше, чем нас, но они хорошо подготовились. Если тот урод в джипе уронит сигарету, то канистра с бензином взорвется. Если дети хотя бы чуть шевельнутся, им поотрывает головы. Если машина тронется с места — случится то же самое. Они хорошо подготовились. Поэтому мы делаем вид, что готовы выполнить любые их условия. И нечего морщиться, и нечего хмурить брови и строить из себя крутых парней. Это не решение проблемы. Майор Казаков предложит им кое-что для обмена. Им это кое-что не понравится. Но пока они это поймут, пройдет секунда. Или две. За это время мы должны что-то сделать. То, что мне приходит в голову, — вещь простая, но, наверное, единственно возможная. Кто-то из вас, не меньше двух человек, должны броситься к детям, перерезать веревки, потом схватить детей в охапку и принести их сюда вместе с канистрой. Наручники будем снимать потом.
— А эти трое? Они будут смотреть, как мы убегаем?
— Нет, они будут стрелять вам в спины, — спокойно пояснил Бондарев. — По-моему, на вас бронежилеты? Или это противогрыжевый бандаж?
— Против пистолетов эти бронежилеты потянут, — заметил один из милиционеров. — А вот если в меня попадут из такой штуки, как у того парня, — он показал на Музыканта, — то от этого бронежилета будет столько же толку, сколько от дырявого зонта в дождливую погоду.
— А ты думал, что после того, как ты наденешь погоны, всегда будет светить солнце? Короче, трое оттаскивают детей. Остальные ведут огонь по машине и будке.
— А мне что-нибудь осталось? — поинтересовался майор, вытирая платком пот со лба и шеи.
— Самая малость. Вам придется взять сумку с так называемыми деньгами, отнести ее тем ребятам и присутствовать при том, как они ее откроют и убедятся, что их попытались надуть:
— И все?
— После того как они обнаружат обман, постарайтесь застрелить одного из них раньше, чем застрелят вас.
— Одного?
— Если вы успеете застрелить всех, мы будем вам очень признательны.
— А что с теми мужиками? — милиционер показал на Джуму и охранника. — Вы про них ничего не сказали. А если начнется перестрелка, то им достанется...
— Будем считать, что им не повезло, — сказал Бондарев. — В такой ситуации, как наша, нельзя спасти всех. И если надо кем-то пожертвовать, то я предпочитаю жертвовать этими двумя и спасать детей. Не потому, что они дети мэра. А потому, что они дети. Еще вопросы?
— Больше вопросов нет, — сказал милиционер. — Но, по-моему, эти ребята хотят что-то сказать.
— Они? — Бондарев обернулся к Малышу. — Всегда пожалуйста.
Между Малышом и Бондаревым было метров двадцать пять, и Бондарев прошел почти половину, прежде чем Малыш предупредительно покачал стволом автомата.
Бондарев остановился и поднял руки вверх, показывая, что он безоружен. На самом деле это было не совсем так. Небольшой черный предмет, прицепленный на нагрудный карман бондаревской рубашки и напоминавший внешним видом авторучку, являлся на самом деле однозарядным огнестрельным оружием. У Бондарева в его вещмешке валялось достаточно всяких игрушек такого типа, и иногда, как, например, сейчас, они оказывались кстати.
Да и без «стрелялки» Бондарев бы смог в секунду свернуть шею Малышу. Если бы не дети.
— Мы прибыли, — сказал он Малышу.
— Уже двенадцать сорок три, — возразил Малыш. — Вы опоздали.
— Это что-то меняет? Мы будем препираться из-за минут или будем решать наши дела?
— Дела, — кивнул Малыш. — У нас очень важные дела. Да и у вас тоже. Вы привезли сумку?
— Конечно.
— Покажите.
— Прежде чем мы покажем вашу вещь — снимите с детей гранаты. Это перебор.
— Нет никакого перебора, — хмуро сказал Малыш. — Вот когда у нас крадут нашу вещь, убивают при этом наших людей, а мне приходится тащиться за этой вещью черт знает куда — это перебор. Может, вы думаете, что мне все это в кайф? Воровать детей и приковывать их к канистре с бензином — я до этого не от хорошей жизни дошел.
— Обойдемся без автобиографии? — предложил Бондарев.
— Я просто хочу, чтобы вы все тут поняли. — Малыш сплюнул на асфальт и взглянул на выстроившихся за спиной Бондарева милиционеров. — Мы тут не от хорошей жизни.
— Я уже слышал.
— У меня друга вчера убили. Я забрал его из вашего вонючего морга, чтобы вы знали. Я должен вернуть эту вещь домой. Иначе будет плохо.
— Кому?
— Всем. Мне, моей жене, моим братьям. Моему хозяину. Потому что второй раз он не сможет собрать такую сумму, и товар уплывет к другим. Мой хозяин этого не потерпит и начнет войну. Погибнут двадцать или сорок человек, прежде чем все успокоится. Вот чего стоит эта сумка. Чтоб вы знали — если оставите сумку у себя, погибнут и наши люди, но погибнут и ваши дети. Нравится вам такой расклад? Возьмете грех на душу?
— А с чего вы взяли, что сумка у нас? Вы сперва гнались за другим человеком.
— Он потерял сумку. — Малыш усмехнулся. — Вот, наверное, расстроился этот шакал. Он начал всю историю и остался без сумки. Вон тот маленький милиционерчик нам рассказал. — Малыш показал на Джуму. — Мы выцепили его на вокзале, когда он уже собирался домой. Слегка надавили на него, и он рассказал все, что знал. Рассказал, что за тем шакалом мы гонимся вместе — и ты, и я. Что шакал этот потерял сумку. И что сумка в городе. Разве не так? Ты же сказал, что привез ее с собой.
— Привез, — согласился Бондарев. — Так что насчет гранат?
— Даже не проси. Я не хочу смерти детишкам, но я хочу получить назад свое. Как только это произойдет, я сам сниму с них наручники.
— Ладно. — Бондарев развел руками. — Как скажешь. Все козыри у тебя...
Он неспешно вернулся к своим и сказал майору:
— Будьте там через десять минут. Если все честно, все уйдут целые. Если попробуете фокусы — пожалеете.
— Я понял, — сказал майор и повесил трубку. Он оглядел четверых своих людей, которые были выбраны для этого дела, и неожиданно подмигнул им. — Только не сходите с ума, ребята. И не нервничайте. И если уж дело дойдет до стрельбы — то попадайте. И желательно — не своим в задницу. Все, инструктаж закончен.
Они поехали на двух машинах: в первой майор, Бондарев и два милиционера. Во второй — мэр и еще двое сотрудников управления. Они были в штатском.
Синяя сумка, на которой около часа назад было выведено слово «Мальборо», стояла на коленях мэра. Сумка содержала около тысячи настоящих долларов мелкими купюрами и пачек пятьдесят зеленой резаной бумаги.
Мэра бил озноб, несмотря на тридцатипятиградусную жару. На небе не было ни облачка.
— Что это за место, куда мы едем? — спросил Бондарев майора.
— Хорошее место, — ответил тот. — Вам понравится. Вы бы сказали, что они правильно выбрали место. На выезде из города. Там раньше был пост ГАИ, но знаете, как сейчас все происходит, нужда в нем отпала. Стоит заброшенная коробка. Мальчишки в нее забираются. Алкаши ночуют. Сразу за этой будкой — степь. А мы подъезжаем тоже по открытому месту.
— Знаешь что, — сказал Бондарев неторопливо, используя последнюю возможность для спокойного разговора, потому что на месте встречи нервы будут напряжены у всех. — Я никогда не настраиваю себя на хороший исход. Я не говорю себе: все будет отлично, прорвемся... Я настраиваюсь на худшее. На самое худшее.
— И что?
— Каждый раз я получаю приятный сюрприз.
— Посоветуй мэру такую философию, — хмыкнул майор. — Ему надо настраиваться на то, что он мог потерять жену и детей, а жена все-таки выжила. И поэтому он должен быть счастлив. Скажи ему.
— Я не для мэра это говорю. Для тебя. Чтобы ты не слишком убивался, если что-то не заладится.
— Ну, если меня не убьют, я не буду сильно убиваться, — пошутил майор. Он достал пистолет, взвел курок и поставил на предохранитель. — Вот так.
— Нам сигналят, — обернулся водитель. — По-моему, приказывают остановиться.
Бондарев привстал и увидел впереди маленького человечка, который помахивал автоматом вверх-вниз.
— Ты прав, — сказал Бондарев водителю. — Тормози.
Машина остановилась, и майор уже собрался вылезти наружу, когда запищала рация. Выслушав сообщение, майор повернулся к Бондареву и немного растерянно произнес:
— Ну вот. Видели ту машину, на которой уехала Селиванова. Наш патруль отправился на преследование. Что будем делать?
— А что изменилось? — пожал плечами Бондарев. — Кто его знает, сколько они будут гоняться за машиной, есть ли в этой машине Селиванова и скажет ли она, где сумка? Одни вопросы... Наше время истекло, майор. Вылезай.
Все шестеро покинули машины. С противоположной стороны тоже было шесть человек, при виде которых мэр дернулся было вперед, но был оттащен за руки. У Бондарева даже появилось желание запереть его в машине.
Бондарев чувствовал себя несколько неуютно, поскольку знал, что для него самого эта история не будет иметь никаких последствий. А вот для майора Казакова последствия могут оказаться фатальными, при том что он, Бондарев, подготовлен к таким ситуациям куда лучше, чем Казаков, и объективно его вина в гибели детей будет куда больше. Хотя какое уж там больше — меньше... Просто — вина.
Бондарев раздвинул стоявших почему-то шеренгой милиционеров и неспешно направился вперед.
Первым стоял Малыш. У него был автомат Калашникова с укороченным стволом, но все равно выглядевший непомерно большим в руках этого человечка.
Метрах в тридцати за Малышом стоял тот самый, многократно описанный Джумой, красный «Крайслер». В джипе сидел Музыкант, положив на сгиб руки «ремингтон».
Машина была развернута поперек дороги, и у переднего колеса, закрывая телом покрышку, сидел крупный мужчина лет сорока, чья белая рубашка была залита кровью, а лицо представляло нечто темное и пугающее. Светлые усы и глаза едва виднелись через засохшую кровь. Вокруг головы избитого охранника вились мухи.
У заднего колеса сидел человек, увидев которого Бондарев несколько удивился. Он думал, что больше никогда не увидит Джуму, отбывшего на поезде к себе на родину. Но Джума был здесь, он выглядел немного лучше охранника, но все равно было понятно, что парню здорово досталось.
Руки у обоих мужчин находились за спиной, очевидно связанные, хотя для охранника такие меры предосторожности были излишними. Он даже не пытался пошевелиться.
Посередине между Малышом и джипом стояла канистра с бензином. По обе стороны от нее сидели дети мэра — девочка лет двенадцати и мальчик лет десяти. Они не пошевелились, увидев подъезжающие машины и выходящего оттуда отца. И Бондарев понял почему. Правая рука девочки и левая рука мальчика были пристегнуты наручниками к ручке канистры. Бондарев наклонил голову и увидел, что от канистры к джипу ведет влажная бензиновая дорожка. Он также увидел сигарету в зубах Музыканта.
Но и это было не все. На шее каждого из детей, словно зловещее ожерелье, была подвешена ручная граната. От двух колец тянулись две веревки, прикрепленные другим концом к джипу. И дети не шевелились, словно кролики, загипнотизированные удавом.
И последнее, что отметил Бондарев, была старая будка ГАИ, стоявшая на обочине дороги. Дверь в нее была прикрыта, за выбитым стеклом таилась темнота. Бондарев решил, что там должен быть еще один человек, иначе зачем устраивать встречу именно здесь.
Закончив обзор местности, Бондарев обернулся к милиционерам и заговорил спокойным, рассудительным голосом, будто бы все, что они видели, не выходило за рамки обыденности. Он хотел заставить их понять, что это — их работа. Не повод впадать в истерику, не причина бессильно опустить руки, а просто работа. Которую надо сделать, потому что никто другой ее не сделает.
— Их всего лишь трое, — сказал он. — Третий в будке. Их меньше, чем нас, но они хорошо подготовились. Если тот урод в джипе уронит сигарету, то канистра с бензином взорвется. Если дети хотя бы чуть шевельнутся, им поотрывает головы. Если машина тронется с места — случится то же самое. Они хорошо подготовились. Поэтому мы делаем вид, что готовы выполнить любые их условия. И нечего морщиться, и нечего хмурить брови и строить из себя крутых парней. Это не решение проблемы. Майор Казаков предложит им кое-что для обмена. Им это кое-что не понравится. Но пока они это поймут, пройдет секунда. Или две. За это время мы должны что-то сделать. То, что мне приходит в голову, — вещь простая, но, наверное, единственно возможная. Кто-то из вас, не меньше двух человек, должны броситься к детям, перерезать веревки, потом схватить детей в охапку и принести их сюда вместе с канистрой. Наручники будем снимать потом.
— А эти трое? Они будут смотреть, как мы убегаем?
— Нет, они будут стрелять вам в спины, — спокойно пояснил Бондарев. — По-моему, на вас бронежилеты? Или это противогрыжевый бандаж?
— Против пистолетов эти бронежилеты потянут, — заметил один из милиционеров. — А вот если в меня попадут из такой штуки, как у того парня, — он показал на Музыканта, — то от этого бронежилета будет столько же толку, сколько от дырявого зонта в дождливую погоду.
— А ты думал, что после того, как ты наденешь погоны, всегда будет светить солнце? Короче, трое оттаскивают детей. Остальные ведут огонь по машине и будке.
— А мне что-нибудь осталось? — поинтересовался майор, вытирая платком пот со лба и шеи.
— Самая малость. Вам придется взять сумку с так называемыми деньгами, отнести ее тем ребятам и присутствовать при том, как они ее откроют и убедятся, что их попытались надуть:
— И все?
— После того как они обнаружат обман, постарайтесь застрелить одного из них раньше, чем застрелят вас.
— Одного?
— Если вы успеете застрелить всех, мы будем вам очень признательны.
— А что с теми мужиками? — милиционер показал на Джуму и охранника. — Вы про них ничего не сказали. А если начнется перестрелка, то им достанется...
— Будем считать, что им не повезло, — сказал Бондарев. — В такой ситуации, как наша, нельзя спасти всех. И если надо кем-то пожертвовать, то я предпочитаю жертвовать этими двумя и спасать детей. Не потому, что они дети мэра. А потому, что они дети. Еще вопросы?
— Больше вопросов нет, — сказал милиционер. — Но, по-моему, эти ребята хотят что-то сказать.
— Они? — Бондарев обернулся к Малышу. — Всегда пожалуйста.
Между Малышом и Бондаревым было метров двадцать пять, и Бондарев прошел почти половину, прежде чем Малыш предупредительно покачал стволом автомата.
Бондарев остановился и поднял руки вверх, показывая, что он безоружен. На самом деле это было не совсем так. Небольшой черный предмет, прицепленный на нагрудный карман бондаревской рубашки и напоминавший внешним видом авторучку, являлся на самом деле однозарядным огнестрельным оружием. У Бондарева в его вещмешке валялось достаточно всяких игрушек такого типа, и иногда, как, например, сейчас, они оказывались кстати.
Да и без «стрелялки» Бондарев бы смог в секунду свернуть шею Малышу. Если бы не дети.
— Мы прибыли, — сказал он Малышу.
— Уже двенадцать сорок три, — возразил Малыш. — Вы опоздали.
— Это что-то меняет? Мы будем препираться из-за минут или будем решать наши дела?
— Дела, — кивнул Малыш. — У нас очень важные дела. Да и у вас тоже. Вы привезли сумку?
— Конечно.
— Покажите.
— Прежде чем мы покажем вашу вещь — снимите с детей гранаты. Это перебор.
— Нет никакого перебора, — хмуро сказал Малыш. — Вот когда у нас крадут нашу вещь, убивают при этом наших людей, а мне приходится тащиться за этой вещью черт знает куда — это перебор. Может, вы думаете, что мне все это в кайф? Воровать детей и приковывать их к канистре с бензином — я до этого не от хорошей жизни дошел.
— Обойдемся без автобиографии? — предложил Бондарев.
— Я просто хочу, чтобы вы все тут поняли. — Малыш сплюнул на асфальт и взглянул на выстроившихся за спиной Бондарева милиционеров. — Мы тут не от хорошей жизни.
— Я уже слышал.
— У меня друга вчера убили. Я забрал его из вашего вонючего морга, чтобы вы знали. Я должен вернуть эту вещь домой. Иначе будет плохо.
— Кому?
— Всем. Мне, моей жене, моим братьям. Моему хозяину. Потому что второй раз он не сможет собрать такую сумму, и товар уплывет к другим. Мой хозяин этого не потерпит и начнет войну. Погибнут двадцать или сорок человек, прежде чем все успокоится. Вот чего стоит эта сумка. Чтоб вы знали — если оставите сумку у себя, погибнут и наши люди, но погибнут и ваши дети. Нравится вам такой расклад? Возьмете грех на душу?
— А с чего вы взяли, что сумка у нас? Вы сперва гнались за другим человеком.
— Он потерял сумку. — Малыш усмехнулся. — Вот, наверное, расстроился этот шакал. Он начал всю историю и остался без сумки. Вон тот маленький милиционерчик нам рассказал. — Малыш показал на Джуму. — Мы выцепили его на вокзале, когда он уже собирался домой. Слегка надавили на него, и он рассказал все, что знал. Рассказал, что за тем шакалом мы гонимся вместе — и ты, и я. Что шакал этот потерял сумку. И что сумка в городе. Разве не так? Ты же сказал, что привез ее с собой.
— Привез, — согласился Бондарев. — Так что насчет гранат?
— Даже не проси. Я не хочу смерти детишкам, но я хочу получить назад свое. Как только это произойдет, я сам сниму с них наручники.
— Ладно. — Бондарев развел руками. — Как скажешь. Все козыри у тебя...
Он неспешно вернулся к своим и сказал майору: