— Твой выход.
Тот усмехнулся, но смех его не был искренним:
— Первый и последний.
Он подхватил синюю сумку и зашагал к Малышу. На майоре была голубая форменная рубашка с короткими рукавами, брюки и фуражка. Он шел и левой рукой беспрестанно вытирал пот с лица.
Он должен был приблизиться к Малышу почти вплотную и бросить сумку к ногам бандита. Потом — совершенно мотивированно — снять фуражку и еще раз вытереть вспотевший лоб. Однако к днищу фуражки был прикреплен маленький «браунинг» из коллекции Бондарева.
— Жарко сегодня, — жалостливым тоном произнес майор. Малыш не ответил. Он смотрел на сумку, и у майора возникло предчувствие, что маленький круглолицый человечек с автоматом в руках увидел, что это не та сумка, и в следующую секунду автоматная очередь разорвет майору внутренности.
Малыш смерил взглядом остановившегося перед ним милиционера, положил палец на спусковой крючок и сказал:
— Очень жарко.
23
24
25
Стадия пятая:
1
2
Тот усмехнулся, но смех его не был искренним:
— Первый и последний.
Он подхватил синюю сумку и зашагал к Малышу. На майоре была голубая форменная рубашка с короткими рукавами, брюки и фуражка. Он шел и левой рукой беспрестанно вытирал пот с лица.
Он должен был приблизиться к Малышу почти вплотную и бросить сумку к ногам бандита. Потом — совершенно мотивированно — снять фуражку и еще раз вытереть вспотевший лоб. Однако к днищу фуражки был прикреплен маленький «браунинг» из коллекции Бондарева.
— Жарко сегодня, — жалостливым тоном произнес майор. Малыш не ответил. Он смотрел на сумку, и у майора возникло предчувствие, что маленький круглолицый человечек с автоматом в руках увидел, что это не та сумка, и в следующую секунду автоматная очередь разорвет майору внутренности.
Малыш смерил взглядом остановившегося перед ним милиционера, положил палец на спусковой крючок и сказал:
— Очень жарко.
23
Все дело было в памяти. В плохой памяти старшины Ахмедова. Не то чтобы Ахмедов страдал склерозом, нет, он прекрасно помнил все необходимые даты и цифры, касающиеся его самого и его семьи: дни рождения, годовщины свадеб, адреса, суммы долгов и так далее. Он забывал другое — оперативную информацию, которую ему сообщали перед заступлением на дежурство.
Начальство об этом догадывалось, но предпочитало делать вид, что все нормально. Тем не менее в напарники Ахмедову дали двадцатилетнего пацана, который вообще ничего не соображал по работе, зато имел прекрасную память. В обычной обстановке эти двое хорошо дополняли друг друга.
Но только не в тот день.
— В вашу сторону движется автомобиль «Дэу», — прохрипел динамик в машине. — Необходимо задержать... Утренняя ориентировка...
— Это что за утренняя ориентировка? — недовольно спросил Ахмедов, нажимая на педаль газа. — Это про поезд? Про мужика в синей майке, который там стрелял?
— Нет, это про какую-то Селиванову Наталью Ивановну, — возразил напарник. Ахмедов покосился на его розовые щечки, которые можно было брить не чаще раза в год, и хмыкнул.
— Это все-таки про мужика, — буркнул он, выворачивая руль вправо. — Про которого говорили, что он особо опасен. Сказали, что можно стрелять в него без предупреждения. Иначе он сам тебя пристрелит.
— Да? — Напарник, ни разу в жизни не стрелявший из боевого оружия в людей, заволновался.
— Он в поезде одного мужика замочил, — напомнил Ахмедов. — Или двух. Короче говоря, не зевай, когда мы его догоним...
На повороте Ахмедов увидел стоящую впереди «Дэу» и резко подал назад.
— В лоб мы на него не пойдем, — объяснил он напарнику свои действия. — Зайдем с другой стороны.
Ахмедов задом выехал к гаражам и заглушил мотор.
— Пошли! — Он выскочил из машины, расстегивая кобуру. — Тот мужик был высокий, в синей майке...
— Я помню, — торопливо отозвался напарник. Он уже не настаивал на своей версии по поводу Селивановой.
— Никому не двигаться! Руки за голову! — закричал Ахмедов, сбегая по склону вниз. — Одно движение — и я стреляю! — Его палец уже лежал на спусковом крючке пистолета.
Напарник спешил за ним, расстегивая кобуру. Его немного смутило количество людей, находившихся в рощице невдалеке от «Дэу». Четверо мужиков, почему-то сгрудившихся вокруг какой-то ямы. Да еще в стороне парень с девчонкой. Ни в одной ориентировке такого перечня разыскиваемых лиц не было.
Напарник растерялся и предоставил Ахмедову, как более опытному, полную свободу действий.
Ахмедов же с удовлетворением заметил, что на одном из четверых парней надета синяя майка. Еще там было что-то насчет орла... И у этого тоже на майке был орел. И надпись «Монтана». Ахмедов направил пистолет в его сторону, готовясь при малейшем движении продырявить опасного преступника.
— Всем лечь на землю! — закричал Ахмедов. — Вы окружены!
— Он что, спятил? — тихо произнес Лысый. — Что еще за окружение?
— Я ему не отдам деньги, — нервно ухватившись за сумку, сказал Приколист.
— Я тоже. — Брежнев держал руку на «борзе».
— Мужики. — Слепой с опаской погладывал на оружие в руках милиционеров. — У нас такая куча денег... Надо им отстегнуть по пачке — и все дела. Зачем лезть на рожон, когда все можно решить миром...
— Не дергайся! — снова крикнул Ахмедов. Он подходил все ближе и поэтому нервничал все больше.
— Я этому козлу ни копейки не дам, — прошептал Брежнев. — Они у меня сейчас уберутся отсюда, как... Они нас на пушку берут, они не будут стрелять. А у нас тут такая штука, которая раз в жизни только попадается... — И он просунул указательный палец под скобу «борза».
— Расслабься, болван! — прикрикнул Слепой. — Сейчас я все улажу, — и он поднялся на ноги, держа в руке пачку долларов.
Синяя майка с надписью «Монтана» была именно на нем. Ахмедов выстрелил, потом еще и еще, чтобы уж наверняка.
Слепой уронил деньги и повалился на землю.
— Суки! — Брежнев вскочил, поднял «борз» и нажал курок, не отпуская его до тех пор, пока магазин не опустел. Ахмедов испуганно присел и выпустил остаток обоймы, почти не целясь. Его напарник стрелял, как в тире, задерживая дыхание перед каждым выстрелом и тратя по две пули на каждую очередную цель.
А целиться ему было легко, потому что все трое — Брежнев, Лысый и Приколист — находились рядом и еще не успели разбежаться.
Потом пуля из «борза», одна из последних, ударила ахмедовскому напарнику в голень. Он вскрикнул и неловко сел, удивленно глядя на свою левую ногу, которая вдруг перестала его слушаться.
Брежнев единственный из всех остался на ногах. Он посмотрел на тело Слепого, из-под которого уже натекла целая лужа крови. На Приколиста, который смотрел в небо мутными глазами. На Лысого, который лежал на земле, зажав простреленное плечо и истошно крича: «Не стреляйте! Не стреляйте! Я сдаюсь!»
Он перевел взгляд на замолкший «борз» в своей руке, и в следующую секунду ахмедовский напарник собрался с силами и нажал на курок, отправив две пули Брежневу в живот.
«Борз» выпал из ослабевших пальцев, и сам Брежнев подпиленным деревом повалился на сумку с деньгами, которую он так яростно защищал.
В наступившей относительной тишине ахмедовский напарник крикнул, перекрывая стоны Лысого:
— Товарищ старшина! Кто из них был этот... преступник! Кого мы преследовали?! Я не знал, в кого стрелять! Я стрелял во всех подряд! Вы же сказали — без предупреждения.
Он почти плакал, и старшина, поднимаясь с земли и удивляясь, как это его не зацепили в этом побоище, сказал:
— Ты лучше это... Ты лучше заткнись. Пока. Чего уж тут орать. Поздно орать-то.
Старшина побрел вверх по склону, вызвать «Скорую помощь» и подмогу. Его сопровождали причитания напарника:
— Господи, да зачем же меня в милиционеры-то понесло... Откуда я знал, что надо будет стрелять! По людям!
— А ты что думал — по кошкам? — презрительно бросил, не оборачиваясь, Ахмедов.
Они совсем забыли про пару, что сидела у дерева, чуть в стороне от ямы. Наташа обхватила голову руками и закрыла глаза. Так она сидела все время, пока длилась перестрелка. И она долго не могла поверить в то, что выстрелы стихли. Она думала, что оглохла и потому ничего не слышит.
Она убрала ладони от ушей и открыла глаза. Вокруг были деревья. Светило солнце. Где-то шумели машины. Незнакомый голос сзади жаловался на жизнь. Алик сидел рядом. Чуть впереди, на сумке и рядом с ней, лежали четыре человека. Из них только один подавал признаки жизни.
И Наташа снова закрыла глаза.
Начальство об этом догадывалось, но предпочитало делать вид, что все нормально. Тем не менее в напарники Ахмедову дали двадцатилетнего пацана, который вообще ничего не соображал по работе, зато имел прекрасную память. В обычной обстановке эти двое хорошо дополняли друг друга.
Но только не в тот день.
— В вашу сторону движется автомобиль «Дэу», — прохрипел динамик в машине. — Необходимо задержать... Утренняя ориентировка...
— Это что за утренняя ориентировка? — недовольно спросил Ахмедов, нажимая на педаль газа. — Это про поезд? Про мужика в синей майке, который там стрелял?
— Нет, это про какую-то Селиванову Наталью Ивановну, — возразил напарник. Ахмедов покосился на его розовые щечки, которые можно было брить не чаще раза в год, и хмыкнул.
— Это все-таки про мужика, — буркнул он, выворачивая руль вправо. — Про которого говорили, что он особо опасен. Сказали, что можно стрелять в него без предупреждения. Иначе он сам тебя пристрелит.
— Да? — Напарник, ни разу в жизни не стрелявший из боевого оружия в людей, заволновался.
— Он в поезде одного мужика замочил, — напомнил Ахмедов. — Или двух. Короче говоря, не зевай, когда мы его догоним...
На повороте Ахмедов увидел стоящую впереди «Дэу» и резко подал назад.
— В лоб мы на него не пойдем, — объяснил он напарнику свои действия. — Зайдем с другой стороны.
Ахмедов задом выехал к гаражам и заглушил мотор.
— Пошли! — Он выскочил из машины, расстегивая кобуру. — Тот мужик был высокий, в синей майке...
— Я помню, — торопливо отозвался напарник. Он уже не настаивал на своей версии по поводу Селивановой.
— Никому не двигаться! Руки за голову! — закричал Ахмедов, сбегая по склону вниз. — Одно движение — и я стреляю! — Его палец уже лежал на спусковом крючке пистолета.
Напарник спешил за ним, расстегивая кобуру. Его немного смутило количество людей, находившихся в рощице невдалеке от «Дэу». Четверо мужиков, почему-то сгрудившихся вокруг какой-то ямы. Да еще в стороне парень с девчонкой. Ни в одной ориентировке такого перечня разыскиваемых лиц не было.
Напарник растерялся и предоставил Ахмедову, как более опытному, полную свободу действий.
Ахмедов же с удовлетворением заметил, что на одном из четверых парней надета синяя майка. Еще там было что-то насчет орла... И у этого тоже на майке был орел. И надпись «Монтана». Ахмедов направил пистолет в его сторону, готовясь при малейшем движении продырявить опасного преступника.
— Всем лечь на землю! — закричал Ахмедов. — Вы окружены!
— Он что, спятил? — тихо произнес Лысый. — Что еще за окружение?
— Я ему не отдам деньги, — нервно ухватившись за сумку, сказал Приколист.
— Я тоже. — Брежнев держал руку на «борзе».
— Мужики. — Слепой с опаской погладывал на оружие в руках милиционеров. — У нас такая куча денег... Надо им отстегнуть по пачке — и все дела. Зачем лезть на рожон, когда все можно решить миром...
— Не дергайся! — снова крикнул Ахмедов. Он подходил все ближе и поэтому нервничал все больше.
— Я этому козлу ни копейки не дам, — прошептал Брежнев. — Они у меня сейчас уберутся отсюда, как... Они нас на пушку берут, они не будут стрелять. А у нас тут такая штука, которая раз в жизни только попадается... — И он просунул указательный палец под скобу «борза».
— Расслабься, болван! — прикрикнул Слепой. — Сейчас я все улажу, — и он поднялся на ноги, держа в руке пачку долларов.
Синяя майка с надписью «Монтана» была именно на нем. Ахмедов выстрелил, потом еще и еще, чтобы уж наверняка.
Слепой уронил деньги и повалился на землю.
— Суки! — Брежнев вскочил, поднял «борз» и нажал курок, не отпуская его до тех пор, пока магазин не опустел. Ахмедов испуганно присел и выпустил остаток обоймы, почти не целясь. Его напарник стрелял, как в тире, задерживая дыхание перед каждым выстрелом и тратя по две пули на каждую очередную цель.
А целиться ему было легко, потому что все трое — Брежнев, Лысый и Приколист — находились рядом и еще не успели разбежаться.
Потом пуля из «борза», одна из последних, ударила ахмедовскому напарнику в голень. Он вскрикнул и неловко сел, удивленно глядя на свою левую ногу, которая вдруг перестала его слушаться.
Брежнев единственный из всех остался на ногах. Он посмотрел на тело Слепого, из-под которого уже натекла целая лужа крови. На Приколиста, который смотрел в небо мутными глазами. На Лысого, который лежал на земле, зажав простреленное плечо и истошно крича: «Не стреляйте! Не стреляйте! Я сдаюсь!»
Он перевел взгляд на замолкший «борз» в своей руке, и в следующую секунду ахмедовский напарник собрался с силами и нажал на курок, отправив две пули Брежневу в живот.
«Борз» выпал из ослабевших пальцев, и сам Брежнев подпиленным деревом повалился на сумку с деньгами, которую он так яростно защищал.
В наступившей относительной тишине ахмедовский напарник крикнул, перекрывая стоны Лысого:
— Товарищ старшина! Кто из них был этот... преступник! Кого мы преследовали?! Я не знал, в кого стрелять! Я стрелял во всех подряд! Вы же сказали — без предупреждения.
Он почти плакал, и старшина, поднимаясь с земли и удивляясь, как это его не зацепили в этом побоище, сказал:
— Ты лучше это... Ты лучше заткнись. Пока. Чего уж тут орать. Поздно орать-то.
Старшина побрел вверх по склону, вызвать «Скорую помощь» и подмогу. Его сопровождали причитания напарника:
— Господи, да зачем же меня в милиционеры-то понесло... Откуда я знал, что надо будет стрелять! По людям!
— А ты что думал — по кошкам? — презрительно бросил, не оборачиваясь, Ахмедов.
Они совсем забыли про пару, что сидела у дерева, чуть в стороне от ямы. Наташа обхватила голову руками и закрыла глаза. Так она сидела все время, пока длилась перестрелка. И она долго не могла поверить в то, что выстрелы стихли. Она думала, что оглохла и потому ничего не слышит.
Она убрала ладони от ушей и открыла глаза. Вокруг были деревья. Светило солнце. Где-то шумели машины. Незнакомый голос сзади жаловался на жизнь. Алик сидел рядом. Чуть впереди, на сумке и рядом с ней, лежали четыре человека. Из них только один подавал признаки жизни.
И Наташа снова закрыла глаза.
24
— Очень жарко, — сказал Малыш, держа палец на спусковом крючке автомата. — Что там у вас в сумке? Бомба?
— Это ваша сумка, — заметил майор. — Вам лучше знать, что в ней.
— Я боюсь, вы что-нибудь туда добавили. — Малыш скорбно поджал губы. — Какой-нибудь фокус. Ментовский фокус. Слишком у вас было испуганное лицо, когда вы несли сумку.
— Это не испуганное лицо, — криво усмехнулся майор. — Это сожалеющее лицо. Мне жалко отдавать такие деньги.
— Ха-ха, — сказал Малыш без тени улыбки. — Расстегните замок. Сами. Чтобы я не волновался.
— Как скажете, — майор облизал пересохшие губы. И присел.
Когда он это сделал, фуражка, отягощенная пистолетом, вдруг стала сползать на затылок, грозя упасть и обнаружить неприятный для Малыша сюрприз.
Майор похолодел, резким движением расстегнул «молнию» и быстро вскочил, успев рукой поддержать падающую фуражку.
— Держите, — сказал он и пинком пододвинул сумку к Малышу, потом снял фуражку, держа ее дном к себе. И стал вытирать пот. — Очень жарко, — снова сказал он Малышу.
Тот кивнул, оглянулся на Музыканта. Посмотрел в сторону гаишной будки.
А потом резко вскинул автомат, целясь в лицо майору. Тот едва удержался, чтобы не выстрелить прямо через фуражку.
Позже он подумал, что, возможно, так и следовало сделать. Тогда, вероятно, все сложилось бы иначе.
— В чем дело? — спросил майор, глядя в дуло автомата, чуть покачивавшееся в пяти сантиметрах от кончика его носа. — Что-то не так?
— Какого черта? — быстро и, как показалось майору, испуганно проговорил Малыш. — Зачем вы собираете сюда всех своих людей?! Хотите, чтобы дети погибли?! Мы не шутим!
— Каких еще своих людей? — не понял майор.
— Посмотрите сами!
Майор оглянулся и с удивлением увидел, что к тем двум машинам, на которых приехали он и его команда, подкатывает третья. И если первые две намеренно были сугубо гражданскими по виду, то третья имела полную милицейскую боевую раскраску: бело-синие цвета плюс включенная мигалка на крыше.
— Минуточку, — сказал майор. — Что-то случилось. Я пойду выясню.
И на глазах изумленного Малыша он взял сумку, повернулся и побежал назад. Он уже понял, что происходит. Из остановившейся милицейской машины вышли несколько людей в форме. И худенькая девушка в коротком синем платье. Она была какая-то помятая и бледноватая на вид. Потом из машины появилась синяя спортивная сумка с надписью «Мальборо».
Майор почувствовал, как сердечная боль, терзавшая его с самого утра, с момента, когда ему сообщили о появлении на площади перед ГУВД окровавленной женщины, эта боль утихает, растворяется, уходит в никуда...
По крайней мере, ему хотелось верить, что боль уходит и этот кошмар заканчивается.
Он подбежал к своим людям с радостной, широкой, какой-то детской улыбкой. Он верил, что все вот-вот кончится. Надо просто взять сумку и отнести ее Малышу.
— Вот это Селиванова, — услышал он. — Сумка была у нее. Почти у нее.
— Хорошо, — бросил на ходу майор, нахлобучил фуражку на голову, потом задумался и бросил ее в сторону. Схватил сумку и побежал назад к Малышу.
И детям, которые выглядывали из-за его спины большими испуганными глазами. За все время майор не услышал от них ни единого звука.
— Стоп, — сказал Малыш, и майор замер на месте.
— Что за фигня? — спросил Малыш, и у майора появилось нехорошее предчувствие. — Это что еще за фокусы? — Малыш ткнул стволом автомата в сторону сумки.
— Это не фокус, — проговорил майор, стараясь оставаться спокойным. — Это ваша сумка. В ней ваши деньги.
— Интересно, — сказал Малыш. — А что тогда было в сумке, которую вы хотели мне только что подсунуть? Что там было?
— Маленькая путаница у нас тут вышла. — Майор понимал, что прикидываться идиотом в подобной ситуации — не лучший выход. Но ничего другого не оставалось. — Перепутали сумки...
— Вы что?! — внезапным и страшным басом заревел Малыш. — Вы что, не поняли?! Или я непонятно написал?! Я написал — это не шутка!
На последних словах Музыкант, не меняя общего положения тела, опустил «ремингтон» и выстрелил в голову телохранителю мэровских детей.
Майор еще никогда не видел такого. В голову мужчины будто бы попал снаряд. Голова была — и ее не стало. Кровавые ошметки разлетелись по асфальту.
— Вот, — сказал Малыш, показывая назад, словно у него на затылке были глаза. — Вот вам последнее предупреждение. Это не шутки. Я убил много мужчин за свою жизнь. Я убил несколько женщин. И если понадобится, я убью этих детей.
Дочь мэра в голос зарыдала.
— Так что, — Малыш обвел всех взглядом, — не надо больше путаниц. Сумку!
Майор осторожно шагнул вперед.
— Стоп! — рявкнул Малыш.
Майор остановился. Сердце снова защемило.
— Не ты. Та девчонка. — Малыш ткнул стволом в сторону Наташи. — Пусть она поднесет сумку.
Майор отступил назад и посмотрел назад. Девушка что-то говорила, очевидно, возражала, пыталась даже сопротивляться, но ее вытолкнули к майору.
Он протянул ей сумку и сказал:
— На, неси.
Девушка покачала головой.
— Я больше к ней не притронусь. Я больше не...
Майор схватил ее за руку и надел сумку Наташе на плечо. Потом подтолкнул ее вперед.
— Иди, — сказал он. — Иди, потому что так надо.
— Я не нарочно взяла тогда сумку, — пробормотала девушка. — Так случилось, и я...
— Раз взяла, неси до конца.
Майор отошел еще на два шага назад. Наташа посмотрела перед собой и увидела маленького круглолицего казаха, того, из поезда. В руках у него был автомат. За ним на асфальте сидели двое детей, мальчик и девочка, почему-то прикованные к канистре.
Наташа посмотрела в глаза этим детям и поняла, что майор прав.
Раз взявшись — иди до конца.
Она глубоко вздохнула и сделала первый шаг. Ремень сумки резал плечо. Поклажа казалась ей непомерно тяжелой — куда тяжелее, чем в ту ночь, когда она бежала прочь от поезда, пробираясь темными улочками к гаражу Алика.
В конце концов она преодолела это бесконечное расстояние между нею и маленьким казахом. Поставила перед ним сумку.
— Открой, — скомандовал Малыш. Она повиновалась. Наклонилась и раскрыла сумку. Взяла одну пачку денег и продемонстрировала ее казаху.
— Хорошо, — сказал тот. — Закрывай.
Наташа закрыла замок и выпрямилась. Теперь она увидела, что и Малыш тоже волнуется. Он ожесточенно жевал свои полные губы, словно это должно было помочь ему в его размышлениях.
Потом он сказал:
— Возьми сумку.
Наташа снова взялась за свое проклятие — синюю спортивную сумку, из-за которой на ее глазах уже погибли несколько человек. Она не знала, сколько смертей было до этого, она не знала, сколько их еще будет.
— А теперь я буду отходить к машине, — сказал Малыш. — А ты иди за мной. Медленно. Я делаю шаг, и ты делаешь шаг. Вплотную ко мне. Поняла?
Наташа кивнула.
— Пошли, — скомандовал он, и они двинулись этакой парой экстравагантных танцоров, один из которых привык танцевать с оружием, а другая — с багажом. Двигались они так синхронно, будто долгими часами отрабатывали этот танец.
— Мы уходим, — крикнул Малыш. — Все в порядке. Просто не хочу больше фокусов...
Шагов через двадцать, когда они поравнялись с детьми, Малыш скомандовал «Стоп» и протянул Наташе нож.
— Перережь веревки, — сказал он, не отрывая глаз от людей, стоявших у машин. И не спуская дула автомата.
— Готово. — Наташа протянула ему нож.
— Продолжаем. А вы не двигайтесь! — крикнул Малыш милиционерам. — Еще немного потерпите! Держите себя в руках!
Тем временем Музыкант отпихнул Джуму от колеса, потом проделал то же самое с трупом охранника. Когда Малыш и Наташа приблизились к джипу, Музыкант нырнул в машину и включил зажигание.
— Хорошо, — пропыхтел Малыш. — Еще один важный момент.
Он громко сказал что-то по-казахски, и из гаишной будки показался высокий мужчина в солнцезащитных очках. Он прихрамывал и тащил на плече автомат.
— Полный комплект, — удовлетворенно сказал Бондарев, наблюдая эту сцену. — Можете расслабиться, майор. Вам остается помахать ручкой.
— Я не против, — улыбнулся майор и подозвал милиционеров, чтобы те приготовились отцеплять детей от канистры, как только джип тронется.
Бондарев, майор Казаков, мэр Новоудельска и семеро милиционеров смотрели, как хромой бандит ковыляет к джипу.
И они не видели того, что происходило за их спинами.
— Это ваша сумка, — заметил майор. — Вам лучше знать, что в ней.
— Я боюсь, вы что-нибудь туда добавили. — Малыш скорбно поджал губы. — Какой-нибудь фокус. Ментовский фокус. Слишком у вас было испуганное лицо, когда вы несли сумку.
— Это не испуганное лицо, — криво усмехнулся майор. — Это сожалеющее лицо. Мне жалко отдавать такие деньги.
— Ха-ха, — сказал Малыш без тени улыбки. — Расстегните замок. Сами. Чтобы я не волновался.
— Как скажете, — майор облизал пересохшие губы. И присел.
Когда он это сделал, фуражка, отягощенная пистолетом, вдруг стала сползать на затылок, грозя упасть и обнаружить неприятный для Малыша сюрприз.
Майор похолодел, резким движением расстегнул «молнию» и быстро вскочил, успев рукой поддержать падающую фуражку.
— Держите, — сказал он и пинком пододвинул сумку к Малышу, потом снял фуражку, держа ее дном к себе. И стал вытирать пот. — Очень жарко, — снова сказал он Малышу.
Тот кивнул, оглянулся на Музыканта. Посмотрел в сторону гаишной будки.
А потом резко вскинул автомат, целясь в лицо майору. Тот едва удержался, чтобы не выстрелить прямо через фуражку.
Позже он подумал, что, возможно, так и следовало сделать. Тогда, вероятно, все сложилось бы иначе.
— В чем дело? — спросил майор, глядя в дуло автомата, чуть покачивавшееся в пяти сантиметрах от кончика его носа. — Что-то не так?
— Какого черта? — быстро и, как показалось майору, испуганно проговорил Малыш. — Зачем вы собираете сюда всех своих людей?! Хотите, чтобы дети погибли?! Мы не шутим!
— Каких еще своих людей? — не понял майор.
— Посмотрите сами!
Майор оглянулся и с удивлением увидел, что к тем двум машинам, на которых приехали он и его команда, подкатывает третья. И если первые две намеренно были сугубо гражданскими по виду, то третья имела полную милицейскую боевую раскраску: бело-синие цвета плюс включенная мигалка на крыше.
— Минуточку, — сказал майор. — Что-то случилось. Я пойду выясню.
И на глазах изумленного Малыша он взял сумку, повернулся и побежал назад. Он уже понял, что происходит. Из остановившейся милицейской машины вышли несколько людей в форме. И худенькая девушка в коротком синем платье. Она была какая-то помятая и бледноватая на вид. Потом из машины появилась синяя спортивная сумка с надписью «Мальборо».
Майор почувствовал, как сердечная боль, терзавшая его с самого утра, с момента, когда ему сообщили о появлении на площади перед ГУВД окровавленной женщины, эта боль утихает, растворяется, уходит в никуда...
По крайней мере, ему хотелось верить, что боль уходит и этот кошмар заканчивается.
Он подбежал к своим людям с радостной, широкой, какой-то детской улыбкой. Он верил, что все вот-вот кончится. Надо просто взять сумку и отнести ее Малышу.
— Вот это Селиванова, — услышал он. — Сумка была у нее. Почти у нее.
— Хорошо, — бросил на ходу майор, нахлобучил фуражку на голову, потом задумался и бросил ее в сторону. Схватил сумку и побежал назад к Малышу.
И детям, которые выглядывали из-за его спины большими испуганными глазами. За все время майор не услышал от них ни единого звука.
— Стоп, — сказал Малыш, и майор замер на месте.
— Что за фигня? — спросил Малыш, и у майора появилось нехорошее предчувствие. — Это что еще за фокусы? — Малыш ткнул стволом автомата в сторону сумки.
— Это не фокус, — проговорил майор, стараясь оставаться спокойным. — Это ваша сумка. В ней ваши деньги.
— Интересно, — сказал Малыш. — А что тогда было в сумке, которую вы хотели мне только что подсунуть? Что там было?
— Маленькая путаница у нас тут вышла. — Майор понимал, что прикидываться идиотом в подобной ситуации — не лучший выход. Но ничего другого не оставалось. — Перепутали сумки...
— Вы что?! — внезапным и страшным басом заревел Малыш. — Вы что, не поняли?! Или я непонятно написал?! Я написал — это не шутка!
На последних словах Музыкант, не меняя общего положения тела, опустил «ремингтон» и выстрелил в голову телохранителю мэровских детей.
Майор еще никогда не видел такого. В голову мужчины будто бы попал снаряд. Голова была — и ее не стало. Кровавые ошметки разлетелись по асфальту.
— Вот, — сказал Малыш, показывая назад, словно у него на затылке были глаза. — Вот вам последнее предупреждение. Это не шутки. Я убил много мужчин за свою жизнь. Я убил несколько женщин. И если понадобится, я убью этих детей.
Дочь мэра в голос зарыдала.
— Так что, — Малыш обвел всех взглядом, — не надо больше путаниц. Сумку!
Майор осторожно шагнул вперед.
— Стоп! — рявкнул Малыш.
Майор остановился. Сердце снова защемило.
— Не ты. Та девчонка. — Малыш ткнул стволом в сторону Наташи. — Пусть она поднесет сумку.
Майор отступил назад и посмотрел назад. Девушка что-то говорила, очевидно, возражала, пыталась даже сопротивляться, но ее вытолкнули к майору.
Он протянул ей сумку и сказал:
— На, неси.
Девушка покачала головой.
— Я больше к ней не притронусь. Я больше не...
Майор схватил ее за руку и надел сумку Наташе на плечо. Потом подтолкнул ее вперед.
— Иди, — сказал он. — Иди, потому что так надо.
— Я не нарочно взяла тогда сумку, — пробормотала девушка. — Так случилось, и я...
— Раз взяла, неси до конца.
Майор отошел еще на два шага назад. Наташа посмотрела перед собой и увидела маленького круглолицего казаха, того, из поезда. В руках у него был автомат. За ним на асфальте сидели двое детей, мальчик и девочка, почему-то прикованные к канистре.
Наташа посмотрела в глаза этим детям и поняла, что майор прав.
Раз взявшись — иди до конца.
Она глубоко вздохнула и сделала первый шаг. Ремень сумки резал плечо. Поклажа казалась ей непомерно тяжелой — куда тяжелее, чем в ту ночь, когда она бежала прочь от поезда, пробираясь темными улочками к гаражу Алика.
В конце концов она преодолела это бесконечное расстояние между нею и маленьким казахом. Поставила перед ним сумку.
— Открой, — скомандовал Малыш. Она повиновалась. Наклонилась и раскрыла сумку. Взяла одну пачку денег и продемонстрировала ее казаху.
— Хорошо, — сказал тот. — Закрывай.
Наташа закрыла замок и выпрямилась. Теперь она увидела, что и Малыш тоже волнуется. Он ожесточенно жевал свои полные губы, словно это должно было помочь ему в его размышлениях.
Потом он сказал:
— Возьми сумку.
Наташа снова взялась за свое проклятие — синюю спортивную сумку, из-за которой на ее глазах уже погибли несколько человек. Она не знала, сколько смертей было до этого, она не знала, сколько их еще будет.
— А теперь я буду отходить к машине, — сказал Малыш. — А ты иди за мной. Медленно. Я делаю шаг, и ты делаешь шаг. Вплотную ко мне. Поняла?
Наташа кивнула.
— Пошли, — скомандовал он, и они двинулись этакой парой экстравагантных танцоров, один из которых привык танцевать с оружием, а другая — с багажом. Двигались они так синхронно, будто долгими часами отрабатывали этот танец.
— Мы уходим, — крикнул Малыш. — Все в порядке. Просто не хочу больше фокусов...
Шагов через двадцать, когда они поравнялись с детьми, Малыш скомандовал «Стоп» и протянул Наташе нож.
— Перережь веревки, — сказал он, не отрывая глаз от людей, стоявших у машин. И не спуская дула автомата.
— Готово. — Наташа протянула ему нож.
— Продолжаем. А вы не двигайтесь! — крикнул Малыш милиционерам. — Еще немного потерпите! Держите себя в руках!
Тем временем Музыкант отпихнул Джуму от колеса, потом проделал то же самое с трупом охранника. Когда Малыш и Наташа приблизились к джипу, Музыкант нырнул в машину и включил зажигание.
— Хорошо, — пропыхтел Малыш. — Еще один важный момент.
Он громко сказал что-то по-казахски, и из гаишной будки показался высокий мужчина в солнцезащитных очках. Он прихрамывал и тащил на плече автомат.
— Полный комплект, — удовлетворенно сказал Бондарев, наблюдая эту сцену. — Можете расслабиться, майор. Вам остается помахать ручкой.
— Я не против, — улыбнулся майор и подозвал милиционеров, чтобы те приготовились отцеплять детей от канистры, как только джип тронется.
Бондарев, майор Казаков, мэр Новоудельска и семеро милиционеров смотрели, как хромой бандит ковыляет к джипу.
И они не видели того, что происходило за их спинами.
25
Музыкант держал левую ногу на педали газа, а сам высунулся в открытую дверцу, держа «ремингтон» наготове.
Малыш жестами поторапливал Странноглазого, потом открыл заднюю дверцу и сказал Наташе:
— Поставь сумку туда.
Наташа приподняла сумку обеими руками, поставила ее на пол джиповского салона и стала толкать вглубь.
— Хорошо ставь, хорошо, — командовал Малыш. — Подальше задвинь. Так. Теперь садись в машину.
— Я с вами никуда не поеду. — Наташа сразу дернулась назад, но Малыш слегка хлопнул ее прикладом по спине.
— Садись, — повторил он. — Проедем с полкилометра и высадим тебя. Подстрахуемся, чтобы не стреляли по машине.
— Что у вас там происходит? — крикнул Бондарев и шагнул вперед. — Мы не договаривались, что девушка поедет с вами. Оставьте ее!
— Мы отъедем на безопасное расстояние и высадим ее, — ответил Малыш. — Она нам не нужна, не беспокойтесь... Мы все — женатые солидные мужчины.
— Сволочь узкоглазая! — прошипел мэр, вспомнив, что сделали с его женой эти солидные мужчины. — И что, они вот так запросто уедут?!
— Не знаю, — ответил Бондарев. — Вертолет с моими ребятами на подлете. Казахи тоже в курсе, постараются встретить их на границе. У этих ребят будет интересное путешествие...
— Хорошо бы с вертолета по ним ракетой! — мстительно сказал мэр. — Чтобы только воронка осталась!
— Хорошо бы, — согласился майор и повернулся к своим. — Пригото...
Он даже не понял, что произошло. Кто-то закричал, заревел мотор, и бело-синие «Жигули» пронеслись мимо, сбив одного из милиционеров и едва не переехав мэра. Круто вильнув возле детей — девочка испуганно завизжала, — «Жигули» врезались в бок джипа. В воздухе повис долгий пронзительный крик, потом грохнул выстрел, еще один, потом джип дернулся с места, ударил задом «Жигули» и стал разгоняться, все быстрее и быстрее уходя в степь.
Бондарев среагировал первым. Он выхватил пистолет из кобуры и кинулся к детям. Те были целы. Бондарев схватил ручку канистры зубами, взял детей под мышки и оттащил их к милицейским машинам.
Майор, опередив остальных, уже бежал впереди, к покореженным «Жигулям». В машине никого не было. Майор обошел машину и увидел лежащего на асфальте человека. Это был Странноглазый. Правое стекло в его очках было разбито пулей, из глазницы вытекала кровь.
— В сторону, — вдруг услышал майор. В бок ему уперлось дуло автомата. Малыш с окровавленной головой отпихнул майора, запрыгнул в «Жигули» и, яростно матерясь, нажал на газ.
Машина медленно тронулась с места и поехала в степь. Почему-то майор не стал стрелять ей вслед. Это сделали другие. Милиционеры часто и много палили из пистолетов, и майор видел, как разбилось заднее стекло в «Жигулях». Но не больше. Малыш упрямо гнал машину вслед джипу.
Сзади подошел Бондарев, посмотрел на мертвого бандита. На уходящую вдаль пару машин.
— Если в «Жигулях» этот, маленький, то кто в джипе? — спросил майор. — Тот, с ружьем? Они что, переругались? Или девчонка? А кто тогда вылетел на «Жигулях» оттуда? — Майор показал пальцем назад. — Что вообще происходит?
— Кто вылетел на «Жигулях»? — Бондарев покачал головой. Он не привык оставаться в дураках, но сейчас происходило нечто подобное. — Есть такой человек. Подсказать фамилию?
— Шустров?!
— Я все думал, когда же он объявится и наложит свою руку на сумочку... Дождался.
— Так надо организовать погоню! Там голая степь впереди, они будут как на ладони... Где ваш чертов вертолет?!
— По-моему, — Бондарев прислушался, — это именно он.
Десять минут спустя майор Казаков, взобравшись на крышу заброшенного поста ГАИ, смотрел, как по желто-серой равнине, оставляя за собой шлейфы пыли, мчатся две машины — «Крайслер» впереди, «Жигули» сзади, а в акварельно-голубом небе, наполняя воздух ровным могучим гулом, за ними следует вертолет.
Майору пришла в голову глупая мысль, что все это очень красиво смотрится. Со стороны. С крыши старого поста ГАИ.
Шум моторов удалялся и стихал, и после того, как этот звук окончательно затерялся вдали, в Новоудельск снова пришли покой и тишина.
Малыш жестами поторапливал Странноглазого, потом открыл заднюю дверцу и сказал Наташе:
— Поставь сумку туда.
Наташа приподняла сумку обеими руками, поставила ее на пол джиповского салона и стала толкать вглубь.
— Хорошо ставь, хорошо, — командовал Малыш. — Подальше задвинь. Так. Теперь садись в машину.
— Я с вами никуда не поеду. — Наташа сразу дернулась назад, но Малыш слегка хлопнул ее прикладом по спине.
— Садись, — повторил он. — Проедем с полкилометра и высадим тебя. Подстрахуемся, чтобы не стреляли по машине.
— Что у вас там происходит? — крикнул Бондарев и шагнул вперед. — Мы не договаривались, что девушка поедет с вами. Оставьте ее!
— Мы отъедем на безопасное расстояние и высадим ее, — ответил Малыш. — Она нам не нужна, не беспокойтесь... Мы все — женатые солидные мужчины.
— Сволочь узкоглазая! — прошипел мэр, вспомнив, что сделали с его женой эти солидные мужчины. — И что, они вот так запросто уедут?!
— Не знаю, — ответил Бондарев. — Вертолет с моими ребятами на подлете. Казахи тоже в курсе, постараются встретить их на границе. У этих ребят будет интересное путешествие...
— Хорошо бы с вертолета по ним ракетой! — мстительно сказал мэр. — Чтобы только воронка осталась!
— Хорошо бы, — согласился майор и повернулся к своим. — Пригото...
Он даже не понял, что произошло. Кто-то закричал, заревел мотор, и бело-синие «Жигули» пронеслись мимо, сбив одного из милиционеров и едва не переехав мэра. Круто вильнув возле детей — девочка испуганно завизжала, — «Жигули» врезались в бок джипа. В воздухе повис долгий пронзительный крик, потом грохнул выстрел, еще один, потом джип дернулся с места, ударил задом «Жигули» и стал разгоняться, все быстрее и быстрее уходя в степь.
Бондарев среагировал первым. Он выхватил пистолет из кобуры и кинулся к детям. Те были целы. Бондарев схватил ручку канистры зубами, взял детей под мышки и оттащил их к милицейским машинам.
Майор, опередив остальных, уже бежал впереди, к покореженным «Жигулям». В машине никого не было. Майор обошел машину и увидел лежащего на асфальте человека. Это был Странноглазый. Правое стекло в его очках было разбито пулей, из глазницы вытекала кровь.
— В сторону, — вдруг услышал майор. В бок ему уперлось дуло автомата. Малыш с окровавленной головой отпихнул майора, запрыгнул в «Жигули» и, яростно матерясь, нажал на газ.
Машина медленно тронулась с места и поехала в степь. Почему-то майор не стал стрелять ей вслед. Это сделали другие. Милиционеры часто и много палили из пистолетов, и майор видел, как разбилось заднее стекло в «Жигулях». Но не больше. Малыш упрямо гнал машину вслед джипу.
Сзади подошел Бондарев, посмотрел на мертвого бандита. На уходящую вдаль пару машин.
— Если в «Жигулях» этот, маленький, то кто в джипе? — спросил майор. — Тот, с ружьем? Они что, переругались? Или девчонка? А кто тогда вылетел на «Жигулях» оттуда? — Майор показал пальцем назад. — Что вообще происходит?
— Кто вылетел на «Жигулях»? — Бондарев покачал головой. Он не привык оставаться в дураках, но сейчас происходило нечто подобное. — Есть такой человек. Подсказать фамилию?
— Шустров?!
— Я все думал, когда же он объявится и наложит свою руку на сумочку... Дождался.
— Так надо организовать погоню! Там голая степь впереди, они будут как на ладони... Где ваш чертов вертолет?!
— По-моему, — Бондарев прислушался, — это именно он.
Десять минут спустя майор Казаков, взобравшись на крышу заброшенного поста ГАИ, смотрел, как по желто-серой равнине, оставляя за собой шлейфы пыли, мчатся две машины — «Крайслер» впереди, «Жигули» сзади, а в акварельно-голубом небе, наполняя воздух ровным могучим гулом, за ними следует вертолет.
Майору пришла в голову глупая мысль, что все это очень красиво смотрится. Со стороны. С крыши старого поста ГАИ.
Шум моторов удалялся и стихал, и после того, как этот звук окончательно затерялся вдали, в Новоудельск снова пришли покой и тишина.
Стадия пятая:
Город Мертвых
1
Одно за другим приходили в Москву краткие донесения Бондарева, в которых сообщалось об исчезновении Шустрова, о взятых в заложники детях мэра... Потом пришло уже подписанное не Бондаревым, а каким-то другим человеком сообщение о том, что Шустров вроде бы появился, и Бондарев преследует его в степных районах...
Потом наступила информационная пауза, продолжавшаяся несколько суток.
Директор смотрел в окно и видел суету большого города — бесконечная полоса машин тянулась по проспекту в обе стороны. Директор думал совсем о другом.
В тысячах километров к югу отсюда не было машин. Один человек встречался на сотню километров. Когда наступала ночь — тьму нарушали только звезды и луна.
Степь казалась Директору невероятно пустым, невероятно бессмысленным местом. Там никто не живет, там ничто не растет.
Идеальное место для сведения счетов с жизнью. Со своей собственной и с жизнями других людей, если таковые окажутся рядом.
Директор не выдержал и набрал номер информационного подразделения, осуществляющего связь с Бондаревым.
— Есть что-нибудь для меня? — спросил он.
— Нет, пока ничего нет.
Степь казалась Директору неестественно тихим местом, где не произносится ни слова и где люди теряют дар речи.
Далеким таинственным местом, где так легко затеряться навсегда.
Потом наступила информационная пауза, продолжавшаяся несколько суток.
Директор смотрел в окно и видел суету большого города — бесконечная полоса машин тянулась по проспекту в обе стороны. Директор думал совсем о другом.
В тысячах километров к югу отсюда не было машин. Один человек встречался на сотню километров. Когда наступала ночь — тьму нарушали только звезды и луна.
Степь казалась Директору невероятно пустым, невероятно бессмысленным местом. Там никто не живет, там ничто не растет.
Идеальное место для сведения счетов с жизнью. Со своей собственной и с жизнями других людей, если таковые окажутся рядом.
Директор не выдержал и набрал номер информационного подразделения, осуществляющего связь с Бондаревым.
— Есть что-нибудь для меня? — спросил он.
— Нет, пока ничего нет.
Степь казалась Директору неестественно тихим местом, где не произносится ни слова и где люди теряют дар речи.
Далеким таинственным местом, где так легко затеряться навсегда.
2
Первой мыслью Шустрова, после того как «Крайслер», будто вырвавшийся из клетки хищник, с ревом вынесся на открытое пространство степи, было: «Как все просто!»
Еще несколько часов назад он мучился сомнениями, размышляя и рассчитывая свои ходы. Достичь своего казалось настолько сложным, что однажды Шустров даже подумал о том, чтобы все бросить и податься на юг. Там он не пропадет — человек, стреляющий с двух рук в движении, умеющий резать глотки маникюрными ножницами и в одиночку сдерживать наступление роты — такой всегда заработает свою сотню баксов. И какая разница, откуда перевести матери деньги?! Можно из Новоудельска, а можно и из Стамбула.
Однако он потом в деталях вспомнил, что пришлось ему сделать ради обладания синей сумкой с надписью «Мальборо», прикинул, сколько времени ему придется трудиться по локоть в крови, чтобы восстановить утраченную сумму.
И он подумал о времени. Оно подстегивало его. Он хотел оправдаться перед матерью сейчас, не дожидаясь нового шанса.
И он решил попробовать. И ему сразу стало везти. Он подслушал разговор милиционеров, сидя возле поленницы в селивановском дворе. Мозг сразу заработал в бешеном темпе, соединяя известное в цепочку последовательных событий и восполняя пробелы между фактами.
От селивановского дома Михаил переместился к площади перед зданием городского Управления внутренних дел. Когда в начале первого две машины отъезжали к назначенному месту встречи, Шустров был непрошеным третьим в колонне. На угнанной «Ниве» он неспешно двигался тем же маршрутом, не приближаясь слишком, но и не теряя машины из виду.
Когда ему стала ясна цель этого небольшого путешествия, он свернул с дороги, бросил «Ниву» и далее пробирался ползком, пока не занял наблюдательный пункт метрах в ста от будки ГАИ.
Увидев синюю сумку в руках майора, он почувствовал участившееся сердцебиение и улыбнулся. Однако, присмотревшись, он с удивлением заметил, что это другая сумка, внешне соответствующая всем признакам настоящей — размеры, цвет, «Мальборо» белыми буквами. Однако Шустрова, проведшего с драгоценной поклажей в обнимку около суток, было не провести.
Он недоумевал до тех пор, пока на сумасшедшей скорости к двум милицейским машинам не подскочила третья, с включенной мигалкой. Она резко затормозила, и оттуда менты вытащили какую-то девчонку, а потом... А потом появилась сумка! Настоящая!
Шустров едва не заорал от охватившего его дикого восторга. Он сжал кулаки и треснул ими по земле, уткнувшись в которую лежал, разглядывая из-за чахлых кустиков непонятные события у старого поста ГАИ.
Да, собственно, ему было наплевать на подробности происходящего. Он видел сумку и видел, как ее понесли к «Крайслеру», перед которым маячил невысокий кругленький мужичок с автоматом.
Менты словно ослепли и оглохли, уставившись в ту сторону, куда медленно уходила сумка. Михаил не собирался прощаться со своим — он уже давно считал сумку своей — имуществом.
Он подобрался к задней машине, бело-синим «Жигулям», коснулся кончиками пальцев шеи водителя и уложил его обмякшее тело на соседнее сиденье. Вынул из кобуры милиционера пистолет и взвел курок, включил зажигание и резко дал вперед. Все оказалось так просто. Он пролетел сквозь толпу растерянных милиционеров, как нож через масло. На асфальте перед ним вдруг оказались какие-то дети, он едва успел объехать их, вывернул руль влево и с металлическим хрустом втиснулся своим бортом в борт джипа.
Удерживая рулевое колесо лишь левой рукой, Михаил вскинул правую в направлении Музыканта, который истошно вопил от боли в сломанной ноге. Шустров выстрелил ему в голову, прекратив страдания несчастного. Вторая пуля швырнула наземь Странноглазого. Малыш с автоматом куда-то исчез — Шустров надеялся, что сумел сбить его машиной.
Еще несколько часов назад он мучился сомнениями, размышляя и рассчитывая свои ходы. Достичь своего казалось настолько сложным, что однажды Шустров даже подумал о том, чтобы все бросить и податься на юг. Там он не пропадет — человек, стреляющий с двух рук в движении, умеющий резать глотки маникюрными ножницами и в одиночку сдерживать наступление роты — такой всегда заработает свою сотню баксов. И какая разница, откуда перевести матери деньги?! Можно из Новоудельска, а можно и из Стамбула.
Однако он потом в деталях вспомнил, что пришлось ему сделать ради обладания синей сумкой с надписью «Мальборо», прикинул, сколько времени ему придется трудиться по локоть в крови, чтобы восстановить утраченную сумму.
И он подумал о времени. Оно подстегивало его. Он хотел оправдаться перед матерью сейчас, не дожидаясь нового шанса.
И он решил попробовать. И ему сразу стало везти. Он подслушал разговор милиционеров, сидя возле поленницы в селивановском дворе. Мозг сразу заработал в бешеном темпе, соединяя известное в цепочку последовательных событий и восполняя пробелы между фактами.
От селивановского дома Михаил переместился к площади перед зданием городского Управления внутренних дел. Когда в начале первого две машины отъезжали к назначенному месту встречи, Шустров был непрошеным третьим в колонне. На угнанной «Ниве» он неспешно двигался тем же маршрутом, не приближаясь слишком, но и не теряя машины из виду.
Когда ему стала ясна цель этого небольшого путешествия, он свернул с дороги, бросил «Ниву» и далее пробирался ползком, пока не занял наблюдательный пункт метрах в ста от будки ГАИ.
Увидев синюю сумку в руках майора, он почувствовал участившееся сердцебиение и улыбнулся. Однако, присмотревшись, он с удивлением заметил, что это другая сумка, внешне соответствующая всем признакам настоящей — размеры, цвет, «Мальборо» белыми буквами. Однако Шустрова, проведшего с драгоценной поклажей в обнимку около суток, было не провести.
Он недоумевал до тех пор, пока на сумасшедшей скорости к двум милицейским машинам не подскочила третья, с включенной мигалкой. Она резко затормозила, и оттуда менты вытащили какую-то девчонку, а потом... А потом появилась сумка! Настоящая!
Шустров едва не заорал от охватившего его дикого восторга. Он сжал кулаки и треснул ими по земле, уткнувшись в которую лежал, разглядывая из-за чахлых кустиков непонятные события у старого поста ГАИ.
Да, собственно, ему было наплевать на подробности происходящего. Он видел сумку и видел, как ее понесли к «Крайслеру», перед которым маячил невысокий кругленький мужичок с автоматом.
Менты словно ослепли и оглохли, уставившись в ту сторону, куда медленно уходила сумка. Михаил не собирался прощаться со своим — он уже давно считал сумку своей — имуществом.
Он подобрался к задней машине, бело-синим «Жигулям», коснулся кончиками пальцев шеи водителя и уложил его обмякшее тело на соседнее сиденье. Вынул из кобуры милиционера пистолет и взвел курок, включил зажигание и резко дал вперед. Все оказалось так просто. Он пролетел сквозь толпу растерянных милиционеров, как нож через масло. На асфальте перед ним вдруг оказались какие-то дети, он едва успел объехать их, вывернул руль влево и с металлическим хрустом втиснулся своим бортом в борт джипа.
Удерживая рулевое колесо лишь левой рукой, Михаил вскинул правую в направлении Музыканта, который истошно вопил от боли в сломанной ноге. Шустров выстрелил ему в голову, прекратив страдания несчастного. Вторая пуля швырнула наземь Странноглазого. Малыш с автоматом куда-то исчез — Шустров надеялся, что сумел сбить его машиной.