— Что вы на меня так смотрите?
— Тоже хочу знать, сколько было женщин у Валерия Меладзе, — ответила Наташа.
Соседка по купе насупилась: она не терпела, когда ей мешали заниматься чем-то приятным, а в данном случае — чтением «СПИД-инфо». Она задумалась, стоит ли дать соплячке гневную отповедь на тему «не приставай к незнакомым людям» или просто проигнорировать наличие этой пигалицы напротив. Победила первая точка зрения, и накрашенные полные губы уже раскрылись для произнесения необходимых слов, но тут динамик поездного радио кашлянул, взвизгнул, затрещал, а затем вдруг разразился маршем «Прощание славянки», причем звучало это словно сквозь подушку или как если бы трансляцию пытались заглушить специальными приборами неизвестные враги.
Дама в завивке застыла с открытым ртом, а парень в майке вздрогнул и открыл глаза. Повел он себя как-то странно: обвел быстрым пристальным взглядом купе, встал, вышел в проход, глянул в обе стороны и вернулся на свое место. Теперь он привалился спиной к стенке, скрестил руки на груди и повернул голову к окну.
Наташе такие причуды соседа не понравились, тем более что она заметила — парень в майке только изображал, будто любуется красотами степной природы за окном, а на самом деле то и дело настороженно косился в сторону прохода.
«Нервный какой-то», — опасливо рассудила Наташа. Подумав, что такие мускулы в сочетании с такими нервами могут быть опасны для окружающих, она постепенно отодвинулась от соседа на край полки, а затем как бы невзначай переместилась на боковую нижнюю полку, благо там оба места были свободны.
Тут она почувствовала себя спокойнее.
2
3
4
5
6
— Тоже хочу знать, сколько было женщин у Валерия Меладзе, — ответила Наташа.
Соседка по купе насупилась: она не терпела, когда ей мешали заниматься чем-то приятным, а в данном случае — чтением «СПИД-инфо». Она задумалась, стоит ли дать соплячке гневную отповедь на тему «не приставай к незнакомым людям» или просто проигнорировать наличие этой пигалицы напротив. Победила первая точка зрения, и накрашенные полные губы уже раскрылись для произнесения необходимых слов, но тут динамик поездного радио кашлянул, взвизгнул, затрещал, а затем вдруг разразился маршем «Прощание славянки», причем звучало это словно сквозь подушку или как если бы трансляцию пытались заглушить специальными приборами неизвестные враги.
Дама в завивке застыла с открытым ртом, а парень в майке вздрогнул и открыл глаза. Повел он себя как-то странно: обвел быстрым пристальным взглядом купе, встал, вышел в проход, глянул в обе стороны и вернулся на свое место. Теперь он привалился спиной к стенке, скрестил руки на груди и повернул голову к окну.
Наташе такие причуды соседа не понравились, тем более что она заметила — парень в майке только изображал, будто любуется красотами степной природы за окном, а на самом деле то и дело настороженно косился в сторону прохода.
«Нервный какой-то», — опасливо рассудила Наташа. Подумав, что такие мускулы в сочетании с такими нервами могут быть опасны для окружающих, она постепенно отодвинулась от соседа на край полки, а затем как бы невзначай переместилась на боковую нижнюю полку, благо там оба места были свободны.
Тут она почувствовала себя спокойнее.
2
В Степном было мало машин, и в основном это были старые модели советских времен — «Жигули», «Запорожцы», «Москвичи». Единственная в городе «девятка» принадлежала директору местного магазина. Начальник станции довольствовался «Волгой». На этом фоне появление в Степном иномарки, а именно джипа, не должно было остаться незамеченным, даже если водитель постарался его спрятать, оставив в укромном месте. В Степном было не так много укромных мест, и заинтересованные люди могли обыскать их за считаные минуты.
Таким образом, было совершенно естественным, что те, кто искал, нашли то, что искали.
Потрепанный временем и степными ветрами джип стоял во дворе покосившегося одноэтажного домика на окраине Степного. Забор был невысоким — стоило уцепиться за его верх и чуть подтянуться, чтобы увидеть машину. Это и было сделано.
Потом последовал удар ногой в калитку. Та с жалобным скрипом распахнулась, пропуская во двор неказистого домика четверых молодых мужчин. Собака, до этого лежавшая в будке, тявкнула было на непрошеных гостей, но тот, что шел первым, скорчил в ответ зверскую рожу и так рявкнул на бедное животное, что оно тут же скрылось в своем убежище, не оправдав прибитую к калитке табличку «Осторожно, злая собака».
Тот из четверых, что шел последним, закрыл за собой калитку. Гости осмотрели джип и снаружи, и внутри, а затем подошли к открытому настежь окну дома. Из окна с любопытством поглядывал на происходящее в его дворе старик с темным от загара лицом и белой окладистой бородой. Опершись локтями на подоконник, он спокойно отнесся к тому, что четверо вплотную приблизились к нему.
Видя, что гости настроены серьезно, старик закрыл потрепанную книжку в мягкой обложке, которую читал до их появления. Предварительно он заложил недочитанную страницу бумажкой от шоколадного батончика.
— Слушаю вас внимательно, — сказал старик. В оконном проеме он выглядел будто какой-то чиновник, а четверо смотрелись пришедшими к нему на прием просителями, нерешительно мнущимися у окошка.
Заговорил самый маленький из четверых — ему приходилось задирать вверх подбородок, чтобы смотреть старику в глаза. Невысокий, кругленький, смуглый, с маленькими раскосыми глазками, он выплюнул изо рта жвачку, яростно почесал за ушами, кинул еще один взгляд в сторону джипа и спросил:
— Это чья тачка, старый? Твоя, что ли?
— А положим, что и моя, — невозмутимо ответил старик, хотя не было ничего в этом дворе более несовместимого, чем седовласый старец в окошке с белыми занавесочками и кактусами в горшках и джип — грязный, слегка побитый, но тем не менее стоящий не одну тысячу долларов.
Маленький захихикал, потирая круглые гладкие щеки, по которым словно никогда не проходилась бритва. Из-за этого он иногда казался странным, не по годам полным ребенком.
— Шоколадки любишь? — сквозь смех спросил маленький, кивнув на закладку в стариковской книжке. — Зубки не заболят?
— А мне без толку уже беречься, — заметил старик. — Что с зубами меня похоронят, что без зубов — разница невеликая...
— Может быть... А вот с ушами тебя похоронят или без, тут уже есть разница, да?
— Может, и есть. Да тоже не больно серьезная.
— Да ну? Ты просто какой-то пофигист, дед, — даже с каким-то восхищением произнес маленький. — А тебе все равно — сдохнуть в положенный срок или прямо сейчас? — Он мотнул круглой стриженой головой в сторону стоящего рядом длинного узколицего парня, нижняя челюсть которого постоянно была чуть отвисшей, будто парень был не в себе. По жесту маленького узколицый казах жестом циркача извлек откуда-то складной нож, выщелкнул лезвие и одним лишь движением кисти отправил нож в полет.
Старик высунулся из окна и посмотрел, как дрожит рукоять воткнувшегося в стену ножа.
— А могла бы эта самая штука торчать у тебя в башке, дед, — пояснил маленький. — Ты уж лучше не выёживайся, а по-быстрому колись: откуда тачка, кто тебе ее притаранил...
— Иначе в башку, говоришь? — Старик дотронулся желтым ногтем до середины изборожденного морщинами лба.
— Запросто, дедуля. — Маленький ехидно усмехнулся и скрестил полные ручонки на груди. Трое остальных стояли за его спиной, мрачно глядя на старика.
— Ну ладно, ладно, что ж делать, — вздохнул дед, видя, что гости настроены серьезно. — Ну, допустим, не моя машина... И что теперь?
— Это мы и так знаем, — засмеялся маленький. — Мы даже знаем, что она появилась в твоем дворе сегодня утром.
— А раз вы такие умные, так чего же допытываетесь у старика? Да еще ножички свои швыряете куда ни попало?
— Кто тебе поставил во двор эту тачку?
— Парень какой-то.
— Какой парень?
— Почем же мне знать? Постучался парень. Говорит: «Можно мне машину у тебя во дворе поставить, дедушка?»
— А ты и рад до смерти?
— Не до смерти. Но рад. Потому как пенсию задерживают, и лишние копейки никогда не помешают.
— То есть он тебе заплатил?
— Ясное дело.
— И что сказал?
— Сказал, присмотри, дед, за моей машиной.
— И долго ты должен за ней смотреть?
— Этого он не сказал. Добавил только, что если он не появится, то могу машину себе забрать. Может, пошутил, а может...
— Как он выглядел? На морду как он смотрелся? Усатый, бородатый, лысый?
— Не, не лысый. Стриженый. Молодой такой парень. Одно могу сказать — не местный.
— А вещи у него с собой были?
— Вещи? — Старик задумался, и в эти мгновения все четверо неотрывно смотрели на него, ожидая слов, которые готовился произнести бородатый хозяин дома, и напряжение в четырех парах глаз было таким, словно от слов старика зависели судьбы всего человечества.
— Сумка была. Синяя такая, — наконец изрек старик. — Вот с ней он и подался...
— Куда подался?
— А я откуда знаю? Вышел со двора, да и подался...
— Ладно. — Маленький повернулся к остальным и быстро затараторил по-казахски. Все более заинтересовывавшийся визитерами старик лег животом на подоконник, прислушиваясь к разговору. До его ослабленного годами слуха донеслось что-то вроде: «Сумканы... вокзал кай жерде... канша...»[1]
— Ладно, — снова сказал маленький, уже не глядя на старика, и торопливо зашагал к калитке. Остальные потянулись за ним, только узколицый подошел к окну. Старик стал быстро сползать по подоконнику назад в комнату, ожидая от типа с отвисшей челюстью самого худшего, но тот всего лишь выдернул из стены свой нож, убрал его в карман и поспешил к калитке, бросив старику через плечо:
— Рахмет, аке[2].
— Всегда пожалуйста, — сказал старик и, спохватившись, крикнул вслед уходящим: — А машину-то берете? Эй, орлы?
— Оставь себе, — ответил на ходу маленький.
— Ну, спасибо, — удивленно произнес старик.
Покрутив головой, он вышел во двор, закрыл за гостями калитку, поставил чайник на огонь и вернулся к прерванному занятию: раскрыл книжку и продолжил чтение вслух — так легче воспринималось написанное.
— ...вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять меч с земли, и чтобы убивали, дан ему большой меч...
Мало кто приезжал в Степной, но пару лет назад занесло в городок проповедников-баптистов, что подарили деду Библию. С тех пор он почти каждый день читал ее, не всегда понимая смысл, но ощущая одно — произнесение вслух священных текстов наполнило его жизнь каким-то непоколебимым покоем, так что свирепые казахи могли сколько угодно метать ножи в стену. Нарушить спокойное течение жизни этого дома им было не под силу.
Но это и не входило в планы четверых мужчин, только что покинувших двор престарелого читателя Библии. У них самих был утрачен покой, и, видимо, на долгий срок.
Едва не бегом они ринулись к своей машине — а это был совершенно диковинный для Степного новый джип «Крайслер», темно-красный, сверкающий на солнце, будто только что из автосалона, будто не пришлось джипу за последние сутки хорошенько побегать по степи.
Заревел двигатель, громче и мощнее ста восьмидесяти лошадей, и джип рванул с места, оставив после себя облако пыли.
Старик услышал этот звук и покачал головой:
— Ну и дела...
Не часто с ним в течение одного дня случалось такое количество событий. Пожалуй, что и не было никогда такого.
Однако это было еще не все.
Таким образом, было совершенно естественным, что те, кто искал, нашли то, что искали.
Потрепанный временем и степными ветрами джип стоял во дворе покосившегося одноэтажного домика на окраине Степного. Забор был невысоким — стоило уцепиться за его верх и чуть подтянуться, чтобы увидеть машину. Это и было сделано.
Потом последовал удар ногой в калитку. Та с жалобным скрипом распахнулась, пропуская во двор неказистого домика четверых молодых мужчин. Собака, до этого лежавшая в будке, тявкнула было на непрошеных гостей, но тот, что шел первым, скорчил в ответ зверскую рожу и так рявкнул на бедное животное, что оно тут же скрылось в своем убежище, не оправдав прибитую к калитке табличку «Осторожно, злая собака».
Тот из четверых, что шел последним, закрыл за собой калитку. Гости осмотрели джип и снаружи, и внутри, а затем подошли к открытому настежь окну дома. Из окна с любопытством поглядывал на происходящее в его дворе старик с темным от загара лицом и белой окладистой бородой. Опершись локтями на подоконник, он спокойно отнесся к тому, что четверо вплотную приблизились к нему.
Видя, что гости настроены серьезно, старик закрыл потрепанную книжку в мягкой обложке, которую читал до их появления. Предварительно он заложил недочитанную страницу бумажкой от шоколадного батончика.
— Слушаю вас внимательно, — сказал старик. В оконном проеме он выглядел будто какой-то чиновник, а четверо смотрелись пришедшими к нему на прием просителями, нерешительно мнущимися у окошка.
Заговорил самый маленький из четверых — ему приходилось задирать вверх подбородок, чтобы смотреть старику в глаза. Невысокий, кругленький, смуглый, с маленькими раскосыми глазками, он выплюнул изо рта жвачку, яростно почесал за ушами, кинул еще один взгляд в сторону джипа и спросил:
— Это чья тачка, старый? Твоя, что ли?
— А положим, что и моя, — невозмутимо ответил старик, хотя не было ничего в этом дворе более несовместимого, чем седовласый старец в окошке с белыми занавесочками и кактусами в горшках и джип — грязный, слегка побитый, но тем не менее стоящий не одну тысячу долларов.
Маленький захихикал, потирая круглые гладкие щеки, по которым словно никогда не проходилась бритва. Из-за этого он иногда казался странным, не по годам полным ребенком.
— Шоколадки любишь? — сквозь смех спросил маленький, кивнув на закладку в стариковской книжке. — Зубки не заболят?
— А мне без толку уже беречься, — заметил старик. — Что с зубами меня похоронят, что без зубов — разница невеликая...
— Может быть... А вот с ушами тебя похоронят или без, тут уже есть разница, да?
— Может, и есть. Да тоже не больно серьезная.
— Да ну? Ты просто какой-то пофигист, дед, — даже с каким-то восхищением произнес маленький. — А тебе все равно — сдохнуть в положенный срок или прямо сейчас? — Он мотнул круглой стриженой головой в сторону стоящего рядом длинного узколицего парня, нижняя челюсть которого постоянно была чуть отвисшей, будто парень был не в себе. По жесту маленького узколицый казах жестом циркача извлек откуда-то складной нож, выщелкнул лезвие и одним лишь движением кисти отправил нож в полет.
Старик высунулся из окна и посмотрел, как дрожит рукоять воткнувшегося в стену ножа.
— А могла бы эта самая штука торчать у тебя в башке, дед, — пояснил маленький. — Ты уж лучше не выёживайся, а по-быстрому колись: откуда тачка, кто тебе ее притаранил...
— Иначе в башку, говоришь? — Старик дотронулся желтым ногтем до середины изборожденного морщинами лба.
— Запросто, дедуля. — Маленький ехидно усмехнулся и скрестил полные ручонки на груди. Трое остальных стояли за его спиной, мрачно глядя на старика.
— Ну ладно, ладно, что ж делать, — вздохнул дед, видя, что гости настроены серьезно. — Ну, допустим, не моя машина... И что теперь?
— Это мы и так знаем, — засмеялся маленький. — Мы даже знаем, что она появилась в твоем дворе сегодня утром.
— А раз вы такие умные, так чего же допытываетесь у старика? Да еще ножички свои швыряете куда ни попало?
— Кто тебе поставил во двор эту тачку?
— Парень какой-то.
— Какой парень?
— Почем же мне знать? Постучался парень. Говорит: «Можно мне машину у тебя во дворе поставить, дедушка?»
— А ты и рад до смерти?
— Не до смерти. Но рад. Потому как пенсию задерживают, и лишние копейки никогда не помешают.
— То есть он тебе заплатил?
— Ясное дело.
— И что сказал?
— Сказал, присмотри, дед, за моей машиной.
— И долго ты должен за ней смотреть?
— Этого он не сказал. Добавил только, что если он не появится, то могу машину себе забрать. Может, пошутил, а может...
— Как он выглядел? На морду как он смотрелся? Усатый, бородатый, лысый?
— Не, не лысый. Стриженый. Молодой такой парень. Одно могу сказать — не местный.
— А вещи у него с собой были?
— Вещи? — Старик задумался, и в эти мгновения все четверо неотрывно смотрели на него, ожидая слов, которые готовился произнести бородатый хозяин дома, и напряжение в четырех парах глаз было таким, словно от слов старика зависели судьбы всего человечества.
— Сумка была. Синяя такая, — наконец изрек старик. — Вот с ней он и подался...
— Куда подался?
— А я откуда знаю? Вышел со двора, да и подался...
— Ладно. — Маленький повернулся к остальным и быстро затараторил по-казахски. Все более заинтересовывавшийся визитерами старик лег животом на подоконник, прислушиваясь к разговору. До его ослабленного годами слуха донеслось что-то вроде: «Сумканы... вокзал кай жерде... канша...»[1]
— Ладно, — снова сказал маленький, уже не глядя на старика, и торопливо зашагал к калитке. Остальные потянулись за ним, только узколицый подошел к окну. Старик стал быстро сползать по подоконнику назад в комнату, ожидая от типа с отвисшей челюстью самого худшего, но тот всего лишь выдернул из стены свой нож, убрал его в карман и поспешил к калитке, бросив старику через плечо:
— Рахмет, аке[2].
— Всегда пожалуйста, — сказал старик и, спохватившись, крикнул вслед уходящим: — А машину-то берете? Эй, орлы?
— Оставь себе, — ответил на ходу маленький.
— Ну, спасибо, — удивленно произнес старик.
Покрутив головой, он вышел во двор, закрыл за гостями калитку, поставил чайник на огонь и вернулся к прерванному занятию: раскрыл книжку и продолжил чтение вслух — так легче воспринималось написанное.
— ...вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять меч с земли, и чтобы убивали, дан ему большой меч...
Мало кто приезжал в Степной, но пару лет назад занесло в городок проповедников-баптистов, что подарили деду Библию. С тех пор он почти каждый день читал ее, не всегда понимая смысл, но ощущая одно — произнесение вслух священных текстов наполнило его жизнь каким-то непоколебимым покоем, так что свирепые казахи могли сколько угодно метать ножи в стену. Нарушить спокойное течение жизни этого дома им было не под силу.
Но это и не входило в планы четверых мужчин, только что покинувших двор престарелого читателя Библии. У них самих был утрачен покой, и, видимо, на долгий срок.
Едва не бегом они ринулись к своей машине — а это был совершенно диковинный для Степного новый джип «Крайслер», темно-красный, сверкающий на солнце, будто только что из автосалона, будто не пришлось джипу за последние сутки хорошенько побегать по степи.
Заревел двигатель, громче и мощнее ста восьмидесяти лошадей, и джип рванул с места, оставив после себя облако пыли.
Старик услышал этот звук и покачал головой:
— Ну и дела...
Не часто с ним в течение одного дня случалось такое количество событий. Пожалуй, что и не было никогда такого.
Однако это было еще не все.
3
Вопреки первому впечатлению дама с «химией» на голове оказалась вовсе не злой стервой. Это выяснилось, когда стали разносить чай.
— Подсаживайся ко мне, — предложила женщина, доставая сумку солидных размеров, пахнущую съестным.
— Что вы, спасибо, — немного удивленно сказала Наташа.
— Не стесняйся, у меня тут слишком много всего, — настаивала женщина. На столе один за другим появлялись целлофановые пакеты, в которых угадывались курица, вареные яйца, помидоры, булка, полпалки копченой колбасы и еще какие-то баночки. Наташа подумала, что это действительно «слишком много», но разделять трапезу не торопилась, поскольку помнила о своей собственной набитой доверху сумке.
— Тебе как раз надо поправляться, — продолжала уговоры женщина. — Это я на диете, а тебе можно...
Но тут же она, похоже, напрочь забыла о диете и принялась поглощать свои припасы, любезно разрешив Наташе полистать «СПИД-инфо». По радио хрипела «Виа Гра» — кассету крутили уже по второму разу, и плохое качество записи нисколько не огорчало даму с «химией», которая негромко мурлыкала в такт музыке, успевая при этом еще и обсасывать куриные косточки.
Наташе при такой жаре была противна сама мысль о еде, и она неторопливо листала страницы газеты на своей боковой полке. Наверное, парень в майке тоже не был голоден. Он отказался от чая и проигнорировал предложение соседки угоститься колбасой и яйцами. Парень в синей майке посмотрел на Наташу, решил, что та окончательно перебралась на новое место, переложил свой матрас с верхней полки на нижнюю, застелил его простыней и улегся сверху, не раздевшись.
Наташа бросила на соседа взгляд поверх страниц и убедилась, что парень только прикидывается спящим: его веки чуть дрожали. Он был напряжен. Он явно чего-то ждал или чего-то опасался. Оставалось только сожалеть о неудачном соседстве.
И еще одно — чтобы окончательно отдалиться от подозрительного соседа, стоило перетащить сумку с третьей полки купе на боковые места. Но чтобы сделать это, нужно было встать на нижнюю полку, то есть потревожить прикидывающегося спящим соседа. А этого Наташа делать не хотела.
Оставалось изредка поглядывать на свою поклажу, стоявшую рядом с багажом соседа — синего цвета спортивной сумкой, на боку которой грязно-белыми буквами было написано «Мальборо».
Наташа утешала себя тем, что ехать оставалось не так долго — в ее родной Новоудельск поезд прибывал в половине второго ночи. От железнодорожного вокзала пятнадцать минут на маршрутном такси — и дома. Теткины пирожки не успеют испортиться.
— Подсаживайся ко мне, — предложила женщина, доставая сумку солидных размеров, пахнущую съестным.
— Что вы, спасибо, — немного удивленно сказала Наташа.
— Не стесняйся, у меня тут слишком много всего, — настаивала женщина. На столе один за другим появлялись целлофановые пакеты, в которых угадывались курица, вареные яйца, помидоры, булка, полпалки копченой колбасы и еще какие-то баночки. Наташа подумала, что это действительно «слишком много», но разделять трапезу не торопилась, поскольку помнила о своей собственной набитой доверху сумке.
— Тебе как раз надо поправляться, — продолжала уговоры женщина. — Это я на диете, а тебе можно...
Но тут же она, похоже, напрочь забыла о диете и принялась поглощать свои припасы, любезно разрешив Наташе полистать «СПИД-инфо». По радио хрипела «Виа Гра» — кассету крутили уже по второму разу, и плохое качество записи нисколько не огорчало даму с «химией», которая негромко мурлыкала в такт музыке, успевая при этом еще и обсасывать куриные косточки.
Наташе при такой жаре была противна сама мысль о еде, и она неторопливо листала страницы газеты на своей боковой полке. Наверное, парень в майке тоже не был голоден. Он отказался от чая и проигнорировал предложение соседки угоститься колбасой и яйцами. Парень в синей майке посмотрел на Наташу, решил, что та окончательно перебралась на новое место, переложил свой матрас с верхней полки на нижнюю, застелил его простыней и улегся сверху, не раздевшись.
Наташа бросила на соседа взгляд поверх страниц и убедилась, что парень только прикидывается спящим: его веки чуть дрожали. Он был напряжен. Он явно чего-то ждал или чего-то опасался. Оставалось только сожалеть о неудачном соседстве.
И еще одно — чтобы окончательно отдалиться от подозрительного соседа, стоило перетащить сумку с третьей полки купе на боковые места. Но чтобы сделать это, нужно было встать на нижнюю полку, то есть потревожить прикидывающегося спящим соседа. А этого Наташа делать не хотела.
Оставалось изредка поглядывать на свою поклажу, стоявшую рядом с багажом соседа — синего цвета спортивной сумкой, на боку которой грязно-белыми буквами было написано «Мальборо».
Наташа утешала себя тем, что ехать оставалось не так долго — в ее родной Новоудельск поезд прибывал в половине второго ночи. От железнодорожного вокзала пятнадцать минут на маршрутном такси — и дома. Теткины пирожки не успеют испортиться.
4
Жара и приносящиеся то и дело из степи пыльные ветра вводили жителей Степного независимо от возраста и занимаемой должности в состояние вялого равнодушного созерцания. Неподалеку от мэрии на лавочке сидел милиционер, утомленный солнцем, и лениво обмахивался форменной фуражкой, когда рядом остановился высокий загорелый мужчина.
«Не местный», — подумал милиционер, не прекращая двигать рукой.
— Сержант, — произнес мужчина голосом жестким, как гусеницы танка. Милиционер инстинктивно едва не подпрыгнул с лавки, чтобы вытянуться по стойке «смирно», но вовремя спохватился — чужак был одет в штатское.
— Сержант, не спите, — сказал мужчина, и милиционер понял, что время его послеобеденного отдыха закончилось.
— А в чем дело? — самоуверенным тоном начал милиционер, но чужак прервал его, и стальная интонация сбила с сержанта благодушие в один миг.
— Дело в том, что нельзя блюстителю порядка спать в центре города. Это во-первых. А во-вторых, блюститель порядка уже должен знать, что случилось в этом городе.
— А что случилось? — озабоченно спросил милиционер, поднимаясь с лавки. Он надел фуражку и обнаружил, что ее козырек смотрит чужаку чуть ниже кадыка.
— А ты не знаешь, сержант? Это плохо, — жестко сказал чужак, скрестив руки на груди и глядя на милиционера сверху вниз.
— Э-э-э... А кто ты такой, чтобы говорить мне, что хорошо, а что плохо? — нашелся наконец разморенный жарой и медленно соображающий милиционер.
— Я именно тот человек, который будет тебе говорить, что хорошо и что плохо, — отчеканил чужак. — А чтобы у тебя не было сомнений в этом, отправляйся-ка вон туда, — он ткнул пальцем в сторону мэрии, где также располагалось и городское управление внутренних дел. — Приведи мне своего начальника. Я буду с ним беседовать.
Почему-то у сержанта не возникло сомнений насчет того, имеет ли чужак право так помыкать им, а также пожелает ли начальник городской милиции покинуть кабинет с кондиционером и выйти на улицу, чтобы пообщаться с незнакомцем.
— Вперед, сержант, — сказал чужак, и сержант подумал, что таким голосом, вероятно, отдают приказ «На штурм!», «В атаку!» или что-то в этом роде. И он бросился к дверям мэрии.
Пять минут спустя он выскочил обратно, но уже вместе с начальником. Тот волновался, но пытался это скрыть. Подойдя почти строевым шагом к чужаку, начальник спросил:
— Это вы?
— А то кто же, — усмехнулся чужак. — Ну, докладывай, что у вас тут случилось?
— У нас? — Начальник с подозрением покосился на сержанта («Неужели этот придурок успел что-то ляпнуть?» Хотя что он мог ляпнуть, если самым распространенным преступлением в Степном были пьяные драки между супругами? Насколько понимал начальник, чужака интересовало несколько другое). — У нас вообще-то все тихо и мирно, — осторожно начал начальник. — Кривая преступности за первое полугодие пошла вниз, а по сравнению с прошлым годом...
— Ты меня с кем-то спутал, — сказал приезжий своим вызывающим дрожь голосом. — Мне твои бумажки и показатели на хрен не нужны.
— А что же тогда мы можем...
— Так ты не в курсе, капитан?
— Нет, мне просто сообщили, что надо оказывать всемерное содействие, а что конкретно делать — я без понятия.
— Ладно, — махнул рукой чужак. — Оказывай свое содействие.
— Так что вы хотели...
— Я хочу знать, что сегодня случилось в вашем городе.
— Случилось? А разве что-то случилось? — Капитан снова подозрительно покосился на милиционера. — Шамшиев, разве что-то случилось? Какое-то ЧП? Почему я не в курсе?
— Да я ничего, — пожал плечами Шамшиев. — Ни о чем таком не слышат...
— Что-то должно было случиться, — уверенно сказал чужак. — Если вы это не заметили, то это заметили другие люди. Остается найти этих людей.
— Каких людей? — непонимающе посмотрел на чужака снизу вверх капитан.
— Людей с широко открытыми глазами. Которые замечают все странное. Все новое. У вас маленький городишко. Кругом степь. Поезда ходят редко. Все друг друга знают. Если появляется новый человек, его сразу же замечают. Тем более если этот человек отличается от других.
— Чем же он может отличаться?
— Он спешит. Очень спешит.
— И все?
— Нет, не все. У вас в городе очень мало машин, насколько я успел заметить.
— Точно, — кивнул капитан, — десятка два на ходу. Я их все знаю, — гордо заявил он.
— Я тоже их знаю, — подал голос Шамшиев, всем своим видом показывая, что в этом знании нет ничего особенного. — У нас все знают, у кого какая машина...
— Вот об этом и речь, — кивнул чужак. — И если бы вдруг здесь появилась новая машина, ее бы заметили мгновенно. Так?
— Конечно, — согласился капитан. — Шамшиев, ты видел сегодня какие-нибудь подозрительные машины?
— Нет, — замотал головой милиционер.
— Это неудивительно, — сказал чужак, и Шамшиев потупил взор. — Значит, надо найти людей, которые видели.
— А какая марка машины? — Капитан достал блокнот и ручку, приготовившись записывать.
— Это джип, — сказал приезжий. — Или два джипа.
— А откуда у нас тут взялись? — удивленно спросил Шамшиев. — Вдруг! Сразу! Два джипа!
— Из степи, — пояснил приезжий. — Оттуда. — Он махнул рукой на юг.
— Если они ехали через степь, то им первым делом понадобился бы бензин, — рассудил Шамшиев.
— И то верно! — подхватил капитан, радуясь, что наконец-то смог оказать приезжему «всемерное содействие».
— А бензоколонка у нас всего одна, — продолжил Шамшиев. — Больше им заправиться негде было...
— Отлично, — сказал приезжий и поднял с асфальта свой рюкзак военного образца. — Поехали на бензоколонку.
— Проще пешком дойти, — сообщил Шамшиев и торопливо зашагал впереди, показывая путь.
— Что хорошо в маленьких городках, — уже на ходу сказал приезжий, — так это то, что все как на ладони. Еще бы построить башню, типа пожарной каланчи, как раньше делали, да посадить на верхушку этой башни милиционера, например, Шамшиева. Увидел где непорядок — засвистел в свисток, погрозил дубинкой — вот и все дела.
— Нет, меня не надо на башню, — чуть поморщившись, отказался Шамшиев. — Я высоты боюсь. Я уж лучше так, по старинке, понизу, по земле...
«Не местный», — подумал милиционер, не прекращая двигать рукой.
— Сержант, — произнес мужчина голосом жестким, как гусеницы танка. Милиционер инстинктивно едва не подпрыгнул с лавки, чтобы вытянуться по стойке «смирно», но вовремя спохватился — чужак был одет в штатское.
— Сержант, не спите, — сказал мужчина, и милиционер понял, что время его послеобеденного отдыха закончилось.
— А в чем дело? — самоуверенным тоном начал милиционер, но чужак прервал его, и стальная интонация сбила с сержанта благодушие в один миг.
— Дело в том, что нельзя блюстителю порядка спать в центре города. Это во-первых. А во-вторых, блюститель порядка уже должен знать, что случилось в этом городе.
— А что случилось? — озабоченно спросил милиционер, поднимаясь с лавки. Он надел фуражку и обнаружил, что ее козырек смотрит чужаку чуть ниже кадыка.
— А ты не знаешь, сержант? Это плохо, — жестко сказал чужак, скрестив руки на груди и глядя на милиционера сверху вниз.
— Э-э-э... А кто ты такой, чтобы говорить мне, что хорошо, а что плохо? — нашелся наконец разморенный жарой и медленно соображающий милиционер.
— Я именно тот человек, который будет тебе говорить, что хорошо и что плохо, — отчеканил чужак. — А чтобы у тебя не было сомнений в этом, отправляйся-ка вон туда, — он ткнул пальцем в сторону мэрии, где также располагалось и городское управление внутренних дел. — Приведи мне своего начальника. Я буду с ним беседовать.
Почему-то у сержанта не возникло сомнений насчет того, имеет ли чужак право так помыкать им, а также пожелает ли начальник городской милиции покинуть кабинет с кондиционером и выйти на улицу, чтобы пообщаться с незнакомцем.
— Вперед, сержант, — сказал чужак, и сержант подумал, что таким голосом, вероятно, отдают приказ «На штурм!», «В атаку!» или что-то в этом роде. И он бросился к дверям мэрии.
Пять минут спустя он выскочил обратно, но уже вместе с начальником. Тот волновался, но пытался это скрыть. Подойдя почти строевым шагом к чужаку, начальник спросил:
— Это вы?
— А то кто же, — усмехнулся чужак. — Ну, докладывай, что у вас тут случилось?
— У нас? — Начальник с подозрением покосился на сержанта («Неужели этот придурок успел что-то ляпнуть?» Хотя что он мог ляпнуть, если самым распространенным преступлением в Степном были пьяные драки между супругами? Насколько понимал начальник, чужака интересовало несколько другое). — У нас вообще-то все тихо и мирно, — осторожно начал начальник. — Кривая преступности за первое полугодие пошла вниз, а по сравнению с прошлым годом...
— Ты меня с кем-то спутал, — сказал приезжий своим вызывающим дрожь голосом. — Мне твои бумажки и показатели на хрен не нужны.
— А что же тогда мы можем...
— Так ты не в курсе, капитан?
— Нет, мне просто сообщили, что надо оказывать всемерное содействие, а что конкретно делать — я без понятия.
— Ладно, — махнул рукой чужак. — Оказывай свое содействие.
— Так что вы хотели...
— Я хочу знать, что сегодня случилось в вашем городе.
— Случилось? А разве что-то случилось? — Капитан снова подозрительно покосился на милиционера. — Шамшиев, разве что-то случилось? Какое-то ЧП? Почему я не в курсе?
— Да я ничего, — пожал плечами Шамшиев. — Ни о чем таком не слышат...
— Что-то должно было случиться, — уверенно сказал чужак. — Если вы это не заметили, то это заметили другие люди. Остается найти этих людей.
— Каких людей? — непонимающе посмотрел на чужака снизу вверх капитан.
— Людей с широко открытыми глазами. Которые замечают все странное. Все новое. У вас маленький городишко. Кругом степь. Поезда ходят редко. Все друг друга знают. Если появляется новый человек, его сразу же замечают. Тем более если этот человек отличается от других.
— Чем же он может отличаться?
— Он спешит. Очень спешит.
— И все?
— Нет, не все. У вас в городе очень мало машин, насколько я успел заметить.
— Точно, — кивнул капитан, — десятка два на ходу. Я их все знаю, — гордо заявил он.
— Я тоже их знаю, — подал голос Шамшиев, всем своим видом показывая, что в этом знании нет ничего особенного. — У нас все знают, у кого какая машина...
— Вот об этом и речь, — кивнул чужак. — И если бы вдруг здесь появилась новая машина, ее бы заметили мгновенно. Так?
— Конечно, — согласился капитан. — Шамшиев, ты видел сегодня какие-нибудь подозрительные машины?
— Нет, — замотал головой милиционер.
— Это неудивительно, — сказал чужак, и Шамшиев потупил взор. — Значит, надо найти людей, которые видели.
— А какая марка машины? — Капитан достал блокнот и ручку, приготовившись записывать.
— Это джип, — сказал приезжий. — Или два джипа.
— А откуда у нас тут взялись? — удивленно спросил Шамшиев. — Вдруг! Сразу! Два джипа!
— Из степи, — пояснил приезжий. — Оттуда. — Он махнул рукой на юг.
— Если они ехали через степь, то им первым делом понадобился бы бензин, — рассудил Шамшиев.
— И то верно! — подхватил капитан, радуясь, что наконец-то смог оказать приезжему «всемерное содействие».
— А бензоколонка у нас всего одна, — продолжил Шамшиев. — Больше им заправиться негде было...
— Отлично, — сказал приезжий и поднял с асфальта свой рюкзак военного образца. — Поехали на бензоколонку.
— Проще пешком дойти, — сообщил Шамшиев и торопливо зашагал впереди, показывая путь.
— Что хорошо в маленьких городках, — уже на ходу сказал приезжий, — так это то, что все как на ладони. Еще бы построить башню, типа пожарной каланчи, как раньше делали, да посадить на верхушку этой башни милиционера, например, Шамшиева. Увидел где непорядок — засвистел в свисток, погрозил дубинкой — вот и все дела.
— Нет, меня не надо на башню, — чуть поморщившись, отказался Шамшиев. — Я высоты боюсь. Я уж лучше так, по старинке, понизу, по земле...
5
Закончив с ужином, дама завалилась спать. Парень в майке продолжал прикидываться дремлющим, и лишь Наташа сидела за столиком, листая «СПИД-инфо» уже по второму разу, потому что других занятий не было, а ложиться спать не имело смысла — скоро Новоудельск. Стоянка там была короткой — шесть минут, поэтому полагаться на то, что проводница разбудит в нужное время, было рискованным.
«Дома отосплюсь, — подумала Наташа, перелистывая разноцветные страницы. — На то и каникулы, чтобы отсыпаться». Тем более что это лето было последним беззаботным летом в ее жизни. На следующий год она заканчивала школу, а следовательно, впереди вставал призрак неизбежной нервотрепки с экзаменами — сначала выпускные в школе, а потом вступительные. Наташа помнила, как тяжело все это далось старшей сестре Валентине, которая уже два года как училась в Волгоградском педагогическом. Но если Валентина еще имела перед собой более или менее ясную цель, то у Наташи за год до окончания школы в мыслях царила такая неразбериха, что родители и классная руководительница ужаснулись бы, если в узнали. К счастью, они не знали. На их расспросы Наташа с неизменно глубокомысленным видом отвечала: «Конечно, буду поступать!»
Однако никаких подробностей при этом не сообщала, так как и сама не знала, куда ее занесет через год и чем она собирается заниматься после школы.
«Ничего, как-нибудь образуется, — успокаивала она себя, — время еще есть». Точно она знала одно — из Новоудельска надо сваливать. К этому ее, как двумя годами раньше и Валентину, исподволь подталкивали мать с отцом, желавшие поскорее отправить дочерей в самостоятельную жизнь и хотя бы остаток лет провести в собственное удовольствие. К этому ее подталкивала и сама жизнь в Новоудельске — однообразная, скучная, предсказуемая. В последнее время Наташа стала ловить себя на мысли, что завидует уходящим на север поездам, тем, что увозили людей к большим городам. Поезда проносились мимо, и Наташе казалось, что вот так — с ревом и грохотом — мимо проносится жизнь, оставляя ее прозябать в этой глуши. Пока Наташа еще могла с этим смириться — но провести здесь лучшие годы жизни? Никогда! На зимние каникулы она ездила к сестре в Волгоград и поняла, что ей просто необходимо вырваться из Новоудельска. Пример сестры более чем убеждал, хотя Валентина и жила не в Москве и не в Париже, а в общежитии Волгоградского педагогического университета. Но и это было потрясающе! Как показалось Наташе, Волгоград был раз в сто больше Новоудельска, в сто раз интереснее и веселее. Здесь ярче сияли витрины магазинов, громче играла музыка, здесь можно было пройтись по набережной и увидеть огромную реку — зрелище особенно впечатляющее для Наташи, выросшей среди степей.
И еще здесь была свобода. Свобода жить, как хочешь. Возвращаясь позже домой, Наташа потрясение рассуждала: «Если жизнь настолько лучше в Волгограде, то что же тогда происходит, скажем, в Питере? В Москве?» Ей вдруг стало больно и обидно, что красивая, сверкающая жизнь проходит мимо нее, такой молодой, привлекательной, неглупой. Это было несправедливо! Она хотела вырваться из дома и устремиться в далекую и прекрасную, как мечта, жизнь больших городов, хотела так, как не хотела ничего в жизни!
Сейчас, поздним вечером, в плацкартном вагоне поезда, который вез ее в Новоудельск, — снова, снова в Новоудельск, и никуда больше! — Наташа тоже думала об этом. Случайно или нет, но ее пальцы раскрыли «СПИД-инфо» на полосе, где серия цветных фотографий иллюстрировала статью о новой квартире модной телесериальной актрисы. Ванная комната, судя по снимкам, была размером с зал в квартире, где жила Наташа с родителями. Только в этом зале не было мрамора и таких светильников, как на фотографиях.
Наташа резким движением закрыла газету и едва удержалась от того, чтобы не скомкать ее и зашвырнуть под стол. Но она сдержалась, как сдерживала свою нелюбовь к родному городу все последние годы.
Наташа аккуратно положила газету на столик у изголовья похрапывающей дамы с «химией».
Вскоре в вагоне погас свет. Осталось лишь дежурное освещение больничного бледно-синего тона, отчего лица спящих пассажиров сразу приняли нездоровый цвет.
— В Новоудельске выходите? — спросила Наташу проводница, проходя мимо.
— Да.
— Прибываем в половине второго, — сообщила проводница то, что Наташа и так знала, зевнула и пошла дальше по вагону, поглядывая, чтобы не оплатившие постель пассажиры коварно не стянули под себя пыльные рваные матрацы.
В наступившем полумраке не было видно, заснул ли странноватый Наташин сосед или по-прежнему прикидывается спящим. Впрочем, за своими тоскливыми мыслями Наташа и думать забыла о парне в синей майке, что лежал неподвижно на спине, вытянув руки вдоль тела.
А парню в синей майке с двуглавым орлом и надписью «Россия» тем более было не до нее.
«Дома отосплюсь, — подумала Наташа, перелистывая разноцветные страницы. — На то и каникулы, чтобы отсыпаться». Тем более что это лето было последним беззаботным летом в ее жизни. На следующий год она заканчивала школу, а следовательно, впереди вставал призрак неизбежной нервотрепки с экзаменами — сначала выпускные в школе, а потом вступительные. Наташа помнила, как тяжело все это далось старшей сестре Валентине, которая уже два года как училась в Волгоградском педагогическом. Но если Валентина еще имела перед собой более или менее ясную цель, то у Наташи за год до окончания школы в мыслях царила такая неразбериха, что родители и классная руководительница ужаснулись бы, если в узнали. К счастью, они не знали. На их расспросы Наташа с неизменно глубокомысленным видом отвечала: «Конечно, буду поступать!»
Однако никаких подробностей при этом не сообщала, так как и сама не знала, куда ее занесет через год и чем она собирается заниматься после школы.
«Ничего, как-нибудь образуется, — успокаивала она себя, — время еще есть». Точно она знала одно — из Новоудельска надо сваливать. К этому ее, как двумя годами раньше и Валентину, исподволь подталкивали мать с отцом, желавшие поскорее отправить дочерей в самостоятельную жизнь и хотя бы остаток лет провести в собственное удовольствие. К этому ее подталкивала и сама жизнь в Новоудельске — однообразная, скучная, предсказуемая. В последнее время Наташа стала ловить себя на мысли, что завидует уходящим на север поездам, тем, что увозили людей к большим городам. Поезда проносились мимо, и Наташе казалось, что вот так — с ревом и грохотом — мимо проносится жизнь, оставляя ее прозябать в этой глуши. Пока Наташа еще могла с этим смириться — но провести здесь лучшие годы жизни? Никогда! На зимние каникулы она ездила к сестре в Волгоград и поняла, что ей просто необходимо вырваться из Новоудельска. Пример сестры более чем убеждал, хотя Валентина и жила не в Москве и не в Париже, а в общежитии Волгоградского педагогического университета. Но и это было потрясающе! Как показалось Наташе, Волгоград был раз в сто больше Новоудельска, в сто раз интереснее и веселее. Здесь ярче сияли витрины магазинов, громче играла музыка, здесь можно было пройтись по набережной и увидеть огромную реку — зрелище особенно впечатляющее для Наташи, выросшей среди степей.
И еще здесь была свобода. Свобода жить, как хочешь. Возвращаясь позже домой, Наташа потрясение рассуждала: «Если жизнь настолько лучше в Волгограде, то что же тогда происходит, скажем, в Питере? В Москве?» Ей вдруг стало больно и обидно, что красивая, сверкающая жизнь проходит мимо нее, такой молодой, привлекательной, неглупой. Это было несправедливо! Она хотела вырваться из дома и устремиться в далекую и прекрасную, как мечта, жизнь больших городов, хотела так, как не хотела ничего в жизни!
Сейчас, поздним вечером, в плацкартном вагоне поезда, который вез ее в Новоудельск, — снова, снова в Новоудельск, и никуда больше! — Наташа тоже думала об этом. Случайно или нет, но ее пальцы раскрыли «СПИД-инфо» на полосе, где серия цветных фотографий иллюстрировала статью о новой квартире модной телесериальной актрисы. Ванная комната, судя по снимкам, была размером с зал в квартире, где жила Наташа с родителями. Только в этом зале не было мрамора и таких светильников, как на фотографиях.
Наташа резким движением закрыла газету и едва удержалась от того, чтобы не скомкать ее и зашвырнуть под стол. Но она сдержалась, как сдерживала свою нелюбовь к родному городу все последние годы.
Наташа аккуратно положила газету на столик у изголовья похрапывающей дамы с «химией».
Вскоре в вагоне погас свет. Осталось лишь дежурное освещение больничного бледно-синего тона, отчего лица спящих пассажиров сразу приняли нездоровый цвет.
— В Новоудельске выходите? — спросила Наташу проводница, проходя мимо.
— Да.
— Прибываем в половине второго, — сообщила проводница то, что Наташа и так знала, зевнула и пошла дальше по вагону, поглядывая, чтобы не оплатившие постель пассажиры коварно не стянули под себя пыльные рваные матрацы.
В наступившем полумраке не было видно, заснул ли странноватый Наташин сосед или по-прежнему прикидывается спящим. Впрочем, за своими тоскливыми мыслями Наташа и думать забыла о парне в синей майке, что лежал неподвижно на спине, вытянув руки вдоль тела.
А парню в синей майке с двуглавым орлом и надписью «Россия» тем более было не до нее.
6
На бензоколонке заправлял пузатый мужик в шортах. Появление в его владениях гостей, пусть даже и в милицейской форме, заправщика обрадовало, и он немедленно вывалился наружу из своей будки, прихлебывая на ходу пиво из банки.
— Здорово, начальники, — приветствовал он Шамшиева, капитана и долговязого незнакомца.
— Здорово, Макс, — сказал Шамшиев. — Как дела?
— Так себе, — пожал плечами заправщик.
— Здесь был джип. Не из города, — сказал чужак, минуя всякие церемонии.
— Да, был. А откуда вы знаете? — удивился заправщик.
— Знаем, — важно произнес капитан. — Ты давай, рассказывай.
— Что рассказывать?
— Все.
— Приехал джип, — начал заправщик, — вон оттуда. — Он махнул рукой в степь.
— Сколько там было людей?
— Вроде четверо.
— Никого из них не знаешь?
— Никого, — замотал головой заправщик. — Не наши, не местные...
— Русские, казахи? На вид что они собой представляют?
— Ну, тут вам проще простого будет. Если вы их ищете, то быстро найдете. Рожи очень специфические, — сообщил заправщик и покачал головой, будто вспоминал людей из джипа, соглашаясь с собственными словами. — Все четверо — узкоглазые. Может, казахи, может, киргизы... Один такой маленький, кругленький. Не ходит, а перекатывается с места на место. Трое остальных нормального роста. Один сидел в солнцезащитных очках, другой воткнул себе в уши наушники от плеера и вроде как в отключке был. А третий будто немного не в себе — челюсть нижняя отвисла, как у идиота. — Заправщик состроил гримасу, показывая, как именно отвисла челюсть у человека из джипа.
— Здорово, начальники, — приветствовал он Шамшиева, капитана и долговязого незнакомца.
— Здорово, Макс, — сказал Шамшиев. — Как дела?
— Так себе, — пожал плечами заправщик.
— Здесь был джип. Не из города, — сказал чужак, минуя всякие церемонии.
— Да, был. А откуда вы знаете? — удивился заправщик.
— Знаем, — важно произнес капитан. — Ты давай, рассказывай.
— Что рассказывать?
— Все.
— Приехал джип, — начал заправщик, — вон оттуда. — Он махнул рукой в степь.
— Сколько там было людей?
— Вроде четверо.
— Никого из них не знаешь?
— Никого, — замотал головой заправщик. — Не наши, не местные...
— Русские, казахи? На вид что они собой представляют?
— Ну, тут вам проще простого будет. Если вы их ищете, то быстро найдете. Рожи очень специфические, — сообщил заправщик и покачал головой, будто вспоминал людей из джипа, соглашаясь с собственными словами. — Все четверо — узкоглазые. Может, казахи, может, киргизы... Один такой маленький, кругленький. Не ходит, а перекатывается с места на место. Трое остальных нормального роста. Один сидел в солнцезащитных очках, другой воткнул себе в уши наушники от плеера и вроде как в отключке был. А третий будто немного не в себе — челюсть нижняя отвисла, как у идиота. — Заправщик состроил гримасу, показывая, как именно отвисла челюсть у человека из джипа.