Михаил как-то заметил, что Сашка может маскировки ради забиться и в сусличью норку. Сам-то он сказал это с подковыркой, но Сашка воспринял сказанное как комплимент, потому что хороший снайпер — это не тот, кого никто не видит, но тот, который видит все. Пусть даже из сусличьей норки.
Особенно азартно подкалывали они друг друга в самолете, по пути к цели, а потом жара обоим укротила языки, отбила желание болтать и трепать друг другу нервы. Тем более что развлечений предусмотрено не было. Гвоздев запретил курить, запретил передвигаться в полный рост. Только дежурства, состоявшие во многочасовом лежании на пузе, тупом вглядывании в степь.
Джума, на которого жесткие правила отряда не распространялись, поначалу нашел для себя развлечение: он прихватил с собой плеер и, не обремененный дежурствами, валялся на пригорке, слушая музыку. Остальные поглядывали на него с завистью и облегченно вздохнули, когда батарейки в плеере сели. С этого момента Джума затосковал, как и все остальные.
На пятые сутки их пребывания в степи днем, после обеда, Олег, несший дежурство на восточном направлении, внезапно узрел у самого горизонта какую-то движущуюся точку. Он тут же поднял тревогу. Гвоздев прилег рядом с ним и посмотрел вдаль.
— Не будем дергаться, — медленно проговорил он. — Пусть подойдет поближе. И тогда мы все увидим.
Олег согласно кивнул, хотя ему очень хотелось попросить у Гвоздя бинокль и разглядеть передвигающийся объект в деталях. Но сдержался, потому что знал — блики солнца на линзах могут быть замечены издалека, и тогда вся их конспирация накроется медным тазом.
— Мишка и Саня, усилить бдительность на западном направлении, — сказал Гвоздь. — Серега, ты держись рядом с Джумой. Чтобы успеть вовремя его выключить.
— Угу, — кивнул Серега и пополз к Джуме, который сидел у подножия холма и что-то уныло чертил ножом на земле.
Через некоторое время стало ясно, что это не автомобиль. Слишком медленно и странно — будто вихляясь из стороны в сторону — он двигался, не оставляя за собой обычного в таких случаях следа пыли. Еще через какое-то время Гвоздев с иронией посмотрел на Олега и сообщил:
— За это ты даже благодарности не получишь. Это козел.
Олег не удержался, чтобы не съязвить:
— Как это вы на таком расстоянии невооруженным глазом определили? А может, коза?
— Непринципиальная разница, — заметил Гвоздев. — Позови Джуму, он лучше меня в этом разбирается. Мне местная фауна совершенно не интересна. Меня от нее тошнит.
Однообразный пустынный пейзаж, иссушающая жара и пыльные ветры осточертели всем. Блуждающий по степи одинокий козел оказался хоть каким-то развлечением.
Сашка тут же поспорил с Михаилом насчет происхождения козла. Снайпер утверждал, что это дикий козел, а Михаил настаивал на том, что животное отбилось от стада. Конец дискуссии положил незаметно подобравшийся Гвоздев.
— Хватит орать на всю степь, — сказал он. — Приказываю считать козла агентом противника, выдвигающимся к нашей точке с намерением разведать обстановку. Поэтому вести себя на порядок тише и незаметнее.
— То есть у него рога как антенны работают? — усмехнулся Сашка.
— Давайте его пристрелим, — предложил Михаил. — И съедим.
— Мы его пальцем не тронем, — ответил Гвоздев. — Разрешаю убить козла только в том случае, если он проникнет в наше расположение и попытается совершить диверсионный или террористический акт. Вывести из строя аппарат спутниковой связи или напасть на командира. То есть на меня.
— Козел не дурак, — сказал Сашка. — Он сюда не пойдет.
И он оказался прав. Умный козел побродил еще минут сорок в пределах видимости, а потом скрылся. Диверсионные и террористические акты, очевидно, не входили в его планы.
— Джума, как ты думаешь, — спросил Михаил у казаха, — это дикий козел или домашний?
— Это мираж, — вздохнул Джума. — Одинокий козел, бродящий вдали от жилища, — дурная примета. Уж лучше это будет мираж.
И он зевнул. Последнее время его постоянно тянуло в сон.
— А что конкретно плохого в этом козле? — спросил Михаил. — Денег не будет, погода испортится, жена бросит?
— А, не помню, — махнул рукой Джума. — Отец мне давно про это рассказывал. Что плохая примета — помню, а к чему конкретно — не помню...
Он растянулся на горячей земле, подложив ладони под небритую щеку. Михаил сидел рядом на корточках, смотрел на дремлющего проводника, на высушенную землю, а перед глазами у него вставали совсем иные картины, совсем другие пейзажи, совсем другие лица...
— Вижу! — громко произнес Сашка, и все посторонние образы и слова исчезли из головы. Михаил метнулся к снайперу, прищурил глаза и увидел, как под ослепительно белым солнцем возникает темная точка, стремительно приближающаяся к их укрытию и оставляющая за собой длинный, словно змеиный хвост пыли.
Гвоздев оказался рядом, справа. Он всмотрелся и удовлетворенно кивнул:
— Самое оно...
Через несколько минут Олег известил, что нечто похожее на автомобиль приближается и с его стороны.
Гвоздев улыбнулся. Повезло именно его группе. Теперь «Вербе» предстояло показать себя в деле.
7
8
9
10
11
12
Особенно азартно подкалывали они друг друга в самолете, по пути к цели, а потом жара обоим укротила языки, отбила желание болтать и трепать друг другу нервы. Тем более что развлечений предусмотрено не было. Гвоздев запретил курить, запретил передвигаться в полный рост. Только дежурства, состоявшие во многочасовом лежании на пузе, тупом вглядывании в степь.
Джума, на которого жесткие правила отряда не распространялись, поначалу нашел для себя развлечение: он прихватил с собой плеер и, не обремененный дежурствами, валялся на пригорке, слушая музыку. Остальные поглядывали на него с завистью и облегченно вздохнули, когда батарейки в плеере сели. С этого момента Джума затосковал, как и все остальные.
На пятые сутки их пребывания в степи днем, после обеда, Олег, несший дежурство на восточном направлении, внезапно узрел у самого горизонта какую-то движущуюся точку. Он тут же поднял тревогу. Гвоздев прилег рядом с ним и посмотрел вдаль.
— Не будем дергаться, — медленно проговорил он. — Пусть подойдет поближе. И тогда мы все увидим.
Олег согласно кивнул, хотя ему очень хотелось попросить у Гвоздя бинокль и разглядеть передвигающийся объект в деталях. Но сдержался, потому что знал — блики солнца на линзах могут быть замечены издалека, и тогда вся их конспирация накроется медным тазом.
— Мишка и Саня, усилить бдительность на западном направлении, — сказал Гвоздь. — Серега, ты держись рядом с Джумой. Чтобы успеть вовремя его выключить.
— Угу, — кивнул Серега и пополз к Джуме, который сидел у подножия холма и что-то уныло чертил ножом на земле.
Через некоторое время стало ясно, что это не автомобиль. Слишком медленно и странно — будто вихляясь из стороны в сторону — он двигался, не оставляя за собой обычного в таких случаях следа пыли. Еще через какое-то время Гвоздев с иронией посмотрел на Олега и сообщил:
— За это ты даже благодарности не получишь. Это козел.
Олег не удержался, чтобы не съязвить:
— Как это вы на таком расстоянии невооруженным глазом определили? А может, коза?
— Непринципиальная разница, — заметил Гвоздев. — Позови Джуму, он лучше меня в этом разбирается. Мне местная фауна совершенно не интересна. Меня от нее тошнит.
Однообразный пустынный пейзаж, иссушающая жара и пыльные ветры осточертели всем. Блуждающий по степи одинокий козел оказался хоть каким-то развлечением.
Сашка тут же поспорил с Михаилом насчет происхождения козла. Снайпер утверждал, что это дикий козел, а Михаил настаивал на том, что животное отбилось от стада. Конец дискуссии положил незаметно подобравшийся Гвоздев.
— Хватит орать на всю степь, — сказал он. — Приказываю считать козла агентом противника, выдвигающимся к нашей точке с намерением разведать обстановку. Поэтому вести себя на порядок тише и незаметнее.
— То есть у него рога как антенны работают? — усмехнулся Сашка.
— Давайте его пристрелим, — предложил Михаил. — И съедим.
— Мы его пальцем не тронем, — ответил Гвоздев. — Разрешаю убить козла только в том случае, если он проникнет в наше расположение и попытается совершить диверсионный или террористический акт. Вывести из строя аппарат спутниковой связи или напасть на командира. То есть на меня.
— Козел не дурак, — сказал Сашка. — Он сюда не пойдет.
И он оказался прав. Умный козел побродил еще минут сорок в пределах видимости, а потом скрылся. Диверсионные и террористические акты, очевидно, не входили в его планы.
— Джума, как ты думаешь, — спросил Михаил у казаха, — это дикий козел или домашний?
— Это мираж, — вздохнул Джума. — Одинокий козел, бродящий вдали от жилища, — дурная примета. Уж лучше это будет мираж.
И он зевнул. Последнее время его постоянно тянуло в сон.
— А что конкретно плохого в этом козле? — спросил Михаил. — Денег не будет, погода испортится, жена бросит?
— А, не помню, — махнул рукой Джума. — Отец мне давно про это рассказывал. Что плохая примета — помню, а к чему конкретно — не помню...
Он растянулся на горячей земле, подложив ладони под небритую щеку. Михаил сидел рядом на корточках, смотрел на дремлющего проводника, на высушенную землю, а перед глазами у него вставали совсем иные картины, совсем другие пейзажи, совсем другие лица...
— Вижу! — громко произнес Сашка, и все посторонние образы и слова исчезли из головы. Михаил метнулся к снайперу, прищурил глаза и увидел, как под ослепительно белым солнцем возникает темная точка, стремительно приближающаяся к их укрытию и оставляющая за собой длинный, словно змеиный хвост пыли.
Гвоздев оказался рядом, справа. Он всмотрелся и удовлетворенно кивнул:
— Самое оно...
Через несколько минут Олег известил, что нечто похожее на автомобиль приближается и с его стороны.
Гвоздев улыбнулся. Повезло именно его группе. Теперь «Вербе» предстояло показать себя в деле.
7
Директор подпер подбородок сложенными руками и задумался. Перед ним лежали несколько последних листов из папки, и в этих листах было запротоколировано, как замечательно спланированная операция летит прямо под откос.
Было отдано два приказания: насчет сеанса связи с группой «Верба» и насчет формирования команды поддержки в Барнауле. Руководитель операции, генерал МВД, лично отдал оба и остался в своем кабинете ждать рапорта о выполнении, хотя время было уже позднее — конец рабочего дня. Все больше мужчин и женщин торопливо сбегали по ступенькам вниз, в метро, чтобы помчаться домой, прочь от контор и офисов. Генерал же оставался в кабинете, поскольку у его рабочего дня не было начала и не было конца. Была только деловая целесообразность. Сейчас было целесообразно убедиться, что оба приказания выполнены, а следовательно, все идет как нужно.
Ему позвонил дежурный офицер-связист и сказал, что группа «Верба» на связь не выходит. Возможно, какие-то проблемы со спутником, но...
— Повторяйте вызов постоянно, — сказал тогда руководитель операции, и офицер ответил: «Есть».
Вызов повторялся на протяжении сорока минут. Потом снова позвонил дежурный и бесстрастным голосом сообщил, что связи нет.
Было приказано связаться с первыми двумя группами и предупредить их о том, что с группой «Верба», возможно, возникла «тревожная ситуация». «Астре» и «Бамбуку» велели оставаться на месте, усилить бдительность и быть готовыми к эвакуации.
Связь с «Астрой» и «Бамбуком» была благополучно осуществлена, и это значило, что дело не в спутнике. Могла, конечно, случиться и неисправность в самом аппарате спутниковой связи, но это слишком хорошо звучало, чтобы быть правдой.
И тогда был отдан приказ поднять по тревоге команду поддержки, что была собрана на аэродроме под Барнаулом. Им велели вылететь на точку группы «Верба» и разобраться на месте.
В Барнауле в это время была ночь.
Было отдано два приказания: насчет сеанса связи с группой «Верба» и насчет формирования команды поддержки в Барнауле. Руководитель операции, генерал МВД, лично отдал оба и остался в своем кабинете ждать рапорта о выполнении, хотя время было уже позднее — конец рабочего дня. Все больше мужчин и женщин торопливо сбегали по ступенькам вниз, в метро, чтобы помчаться домой, прочь от контор и офисов. Генерал же оставался в кабинете, поскольку у его рабочего дня не было начала и не было конца. Была только деловая целесообразность. Сейчас было целесообразно убедиться, что оба приказания выполнены, а следовательно, все идет как нужно.
Ему позвонил дежурный офицер-связист и сказал, что группа «Верба» на связь не выходит. Возможно, какие-то проблемы со спутником, но...
— Повторяйте вызов постоянно, — сказал тогда руководитель операции, и офицер ответил: «Есть».
Вызов повторялся на протяжении сорока минут. Потом снова позвонил дежурный и бесстрастным голосом сообщил, что связи нет.
Было приказано связаться с первыми двумя группами и предупредить их о том, что с группой «Верба», возможно, возникла «тревожная ситуация». «Астре» и «Бамбуку» велели оставаться на месте, усилить бдительность и быть готовыми к эвакуации.
Связь с «Астрой» и «Бамбуком» была благополучно осуществлена, и это значило, что дело не в спутнике. Могла, конечно, случиться и неисправность в самом аппарате спутниковой связи, но это слишком хорошо звучало, чтобы быть правдой.
И тогда был отдан приказ поднять по тревоге команду поддержки, что была собрана на аэродроме под Барнаулом. Им велели вылететь на точку группы «Верба» и разобраться на месте.
В Барнауле в это время была ночь.
8
Одна машина приближалась с юго-востока, другая — с северо-запада. Судя по очертаниям, это были джипы.
В эти минуты, что оставались «Вербе» до вступления в дело, Гвоздев никому ничего не объяснял и не напоминал, потому что все уже было сказано. Инструкции были даны на взлетной полосе в Москве и повторены в самолете. Большего не требовалось.
— Мы имеем дело с двумя преступными группировками, — говорил им человек в штатском, чье лицо было совершенно незапоминающимся, усредненным, будто бы он вообще не имел его. Гвоздеву было ясно, что безликость эта не врожденная, а приобретена в результате продолжительных тренировок. Подбор костюма, прически, набор стандартных мимических движений — и вы забываете человека, как только он уходит из поля вашего зрения. У него не было отличительных черт, за которые можно было уцепиться.
— Одна из них контролирует северные районы, занимается контрабандой, — серым, бесцветным голосом вещал инструктор. — Вторая — контролирует юг, плантации конопли, мака. Чтобы вторые могли продать свой товар к нам, сюда, они вынуждены сотрудничать, хотя терпеть друг друга их главари не могут. И никогда не встречаются. Встречаются их представители. Это обычно происходит в степях, которые считаются нейтральной территорией. И те, и другие прибывают в условленные места практически без охраны. Там обсуждаются цены на сезон и количество наркотиков, которые южане продадут северянам. Нам удалось узнать три точки, в каждой из которых может произойти такая встреча. В каждую из точек будет направлена группа наших людей. Вы — группа «три». Мы не знаем точной даты, у нас нет гарантий, что встреча вообще состоится. Могут возникнуть новые обстоятельства. Тем не менее вы должны подготовиться к встрече и ждать. День, два, неделю — сколько понадобится. Пока не будет дан приказ об эвакуации. И еще — для казахских властей все вы — сотрудники милиции. Вы разыскиваете беглого российского гражданина. Если кто-то узнает, что мы проводим силовые операции на чужой территории, будет скандал. Такого случиться не должно.
— Поэтому, как только начнется акция, — продолжал в самолете Гвоздев, — Серега сразу же отключает проводника, оттаскивает его в укрытие, вкатывает снотворное, чтобы тот не очухался до самого конца. Запомните, нас интересуют живые люди. Живые и способные разговаривать, давать информацию. Поэтому не переусердствуйте. Итак, диспозиция следующая. Мы располагаемся на склоне этого холма. — Он ткнул пальцем в карту. — Это, конечно, холм только по степным меркам, но тем не менее. Наша маскировка должна заставить их подъехать вплотную друг к другу. Мы не будем гоняться за ними по степи. Они сближаются, я подаю сигнал, и тогда снайперы выключают водителей машин и бьют по колесам, чтобы застопорить всю эту компанию. Потом в течение минуты-двух мы ведем жесткий огонь по оставшимся. Чтобы произвести впечатление и как следует напугать. У них должно создаться ощущение, что их поджидал в засаде целый взвод. Потом резко прекращаем стрельбу, и я делаю предложение о сдаче. Если следует отказ, мы уничтожаем полностью тех, кто приехал с юга, и окружаем северных. Если еще один отказ, то придется хватать их врукопашную. Нам нужны живые. Нас послали не за трупами. Дальше. Как только мы получили пленных, начинается их немедленная обработка. Психологический и физический нажим, угрозы вплоть до крайней степени. Они должны начать говорить еще там. Допрашивать буду я, но на всякий случай запомните: нас интересуют их контакты в приграничных российских городах, их связи на таможне, на железных дорогах. Нам надо знать механизм переправки наркотиков на нашу сторону границы и их дальнейшего распространения. Эту информацию могут дать северные: поэтому в первую очередь нас интересуют они. Сумеем взять южных — колите и их. Всякая информация ценна, если самим не пригодится, так потом продадим казахам...
Гвоздев еще долго объяснял технику захвата и допроса, поминутно повторяя, что бандитов надо брать живыми, и глядя при этом почему-то на Михаила.
— А я что, убиваю их, что ли, все время? — не выдержал тот.
— Тебе труднее всех сдерживать себя, — заметил Гвоздев. — Ты с трудом останавливаешься после того, как разойдешься. Поэтому я на тебя и смотрю. И еще, — он обвел взглядом группу, — долго там рассиживаться после акции нельзя. Кто знает, может, за каждой из машин, что приедет на встречу, приволочется еще сотня головорезов и будет ждать в степи на расстоянии выстрела. Как только мы начнем, они рванутся к точке. Поэтому — сразу после того как взяли пленных, Олег выходит на связь и вызывает вертолет.
— А проводник? — спросил деловито Олег. — Его с собой возьмем? Он же снотворным накачан.
— Если все получится тихо-мирно и уходим спокойно, то никаких проблем нет, просто оставляем его в укрытии. Придет в себя, сядет в джип и поедет домой.
— А если будем уходить с боем?
— Тогда... Тогда и поглядим, — сказал Гвоздев. — Но с собой в Москву мы его не потащим. Я же сказал — казахи не должны знать о том, что нам действительно здесь нужно. Получается, что мы похищаем их граждан. Им это не понравится.
— Тоже мне, граждане, — фыркнул Михаил. — Подонки...
— Подонки с казахскими паспортами, — уточнил Гвоздев.
Михаил вспомнил это гвоздевское определение, когда подонки с казахскими паспортами на американских джипах лихо подкатывали к месту своей встречи. Михаил стоял в своем персональном окопе — выкопанной в его полный, метр восемьдесят, рост неширокой яме, из которой подъезжающим не была видна даже его голова. Так он надеялся. И так утверждая Гвоздев, который четыре дня назад проверял все окопы, отойдя в степь и смотря на своих замаскировавшихся людей со стороны.
Как Гвоздев и говорил, местом встречи был холм, даже два холма. Опять-таки холмами они могли считаться только по степным меркам. Но на фоне степи эти два бугорка, покрытые низким белесым кустарником, действительно возвышались.
Машины стали понемногу сбрасывать скорость, подруливая к холмам так, будто собирались остановиться друг напротив друга на пятачке между возвышениями рельефа, скрытые, насколько вообще можно скрыться в степи.
Если только заранее не вырыть себе яму метр восемьдесят глубиной.
В эти минуты, что оставались «Вербе» до вступления в дело, Гвоздев никому ничего не объяснял и не напоминал, потому что все уже было сказано. Инструкции были даны на взлетной полосе в Москве и повторены в самолете. Большего не требовалось.
— Мы имеем дело с двумя преступными группировками, — говорил им человек в штатском, чье лицо было совершенно незапоминающимся, усредненным, будто бы он вообще не имел его. Гвоздеву было ясно, что безликость эта не врожденная, а приобретена в результате продолжительных тренировок. Подбор костюма, прически, набор стандартных мимических движений — и вы забываете человека, как только он уходит из поля вашего зрения. У него не было отличительных черт, за которые можно было уцепиться.
— Одна из них контролирует северные районы, занимается контрабандой, — серым, бесцветным голосом вещал инструктор. — Вторая — контролирует юг, плантации конопли, мака. Чтобы вторые могли продать свой товар к нам, сюда, они вынуждены сотрудничать, хотя терпеть друг друга их главари не могут. И никогда не встречаются. Встречаются их представители. Это обычно происходит в степях, которые считаются нейтральной территорией. И те, и другие прибывают в условленные места практически без охраны. Там обсуждаются цены на сезон и количество наркотиков, которые южане продадут северянам. Нам удалось узнать три точки, в каждой из которых может произойти такая встреча. В каждую из точек будет направлена группа наших людей. Вы — группа «три». Мы не знаем точной даты, у нас нет гарантий, что встреча вообще состоится. Могут возникнуть новые обстоятельства. Тем не менее вы должны подготовиться к встрече и ждать. День, два, неделю — сколько понадобится. Пока не будет дан приказ об эвакуации. И еще — для казахских властей все вы — сотрудники милиции. Вы разыскиваете беглого российского гражданина. Если кто-то узнает, что мы проводим силовые операции на чужой территории, будет скандал. Такого случиться не должно.
— Поэтому, как только начнется акция, — продолжал в самолете Гвоздев, — Серега сразу же отключает проводника, оттаскивает его в укрытие, вкатывает снотворное, чтобы тот не очухался до самого конца. Запомните, нас интересуют живые люди. Живые и способные разговаривать, давать информацию. Поэтому не переусердствуйте. Итак, диспозиция следующая. Мы располагаемся на склоне этого холма. — Он ткнул пальцем в карту. — Это, конечно, холм только по степным меркам, но тем не менее. Наша маскировка должна заставить их подъехать вплотную друг к другу. Мы не будем гоняться за ними по степи. Они сближаются, я подаю сигнал, и тогда снайперы выключают водителей машин и бьют по колесам, чтобы застопорить всю эту компанию. Потом в течение минуты-двух мы ведем жесткий огонь по оставшимся. Чтобы произвести впечатление и как следует напугать. У них должно создаться ощущение, что их поджидал в засаде целый взвод. Потом резко прекращаем стрельбу, и я делаю предложение о сдаче. Если следует отказ, мы уничтожаем полностью тех, кто приехал с юга, и окружаем северных. Если еще один отказ, то придется хватать их врукопашную. Нам нужны живые. Нас послали не за трупами. Дальше. Как только мы получили пленных, начинается их немедленная обработка. Психологический и физический нажим, угрозы вплоть до крайней степени. Они должны начать говорить еще там. Допрашивать буду я, но на всякий случай запомните: нас интересуют их контакты в приграничных российских городах, их связи на таможне, на железных дорогах. Нам надо знать механизм переправки наркотиков на нашу сторону границы и их дальнейшего распространения. Эту информацию могут дать северные: поэтому в первую очередь нас интересуют они. Сумеем взять южных — колите и их. Всякая информация ценна, если самим не пригодится, так потом продадим казахам...
Гвоздев еще долго объяснял технику захвата и допроса, поминутно повторяя, что бандитов надо брать живыми, и глядя при этом почему-то на Михаила.
— А я что, убиваю их, что ли, все время? — не выдержал тот.
— Тебе труднее всех сдерживать себя, — заметил Гвоздев. — Ты с трудом останавливаешься после того, как разойдешься. Поэтому я на тебя и смотрю. И еще, — он обвел взглядом группу, — долго там рассиживаться после акции нельзя. Кто знает, может, за каждой из машин, что приедет на встречу, приволочется еще сотня головорезов и будет ждать в степи на расстоянии выстрела. Как только мы начнем, они рванутся к точке. Поэтому — сразу после того как взяли пленных, Олег выходит на связь и вызывает вертолет.
— А проводник? — спросил деловито Олег. — Его с собой возьмем? Он же снотворным накачан.
— Если все получится тихо-мирно и уходим спокойно, то никаких проблем нет, просто оставляем его в укрытии. Придет в себя, сядет в джип и поедет домой.
— А если будем уходить с боем?
— Тогда... Тогда и поглядим, — сказал Гвоздев. — Но с собой в Москву мы его не потащим. Я же сказал — казахи не должны знать о том, что нам действительно здесь нужно. Получается, что мы похищаем их граждан. Им это не понравится.
— Тоже мне, граждане, — фыркнул Михаил. — Подонки...
— Подонки с казахскими паспортами, — уточнил Гвоздев.
Михаил вспомнил это гвоздевское определение, когда подонки с казахскими паспортами на американских джипах лихо подкатывали к месту своей встречи. Михаил стоял в своем персональном окопе — выкопанной в его полный, метр восемьдесят, рост неширокой яме, из которой подъезжающим не была видна даже его голова. Так он надеялся. И так утверждая Гвоздев, который четыре дня назад проверял все окопы, отойдя в степь и смотря на своих замаскировавшихся людей со стороны.
Как Гвоздев и говорил, местом встречи был холм, даже два холма. Опять-таки холмами они могли считаться только по степным меркам. Но на фоне степи эти два бугорка, покрытые низким белесым кустарником, действительно возвышались.
Машины стали понемногу сбрасывать скорость, подруливая к холмам так, будто собирались остановиться друг напротив друга на пятачке между возвышениями рельефа, скрытые, насколько вообще можно скрыться в степи.
Если только заранее не вырыть себе яму метр восемьдесят глубиной.
9
Солнце висело в небе раскаленным добела диском, испуская слепящие и обжигающие лучи, спасения от которых не было нигде.
— Черт, — прошептал Михаил и слегка потянулся, разминая затекшие мышцы. Сейчас он жалел, что перед операцией постригся наголо — капли пота, не удерживаемые волосами, без конца стекали по лбу, заставляя Михаила морщиться и удивленно чертыхаться, задаваясь вопросом: откуда же в нем столько воды? Солнце выжимало его, будто тряпку. И это продолжалось уже пятый день.
Он был готов терпеть и терпел все внешние неудобства: жару, пыль, ветер, испепеляющее солнце, Сашкины подковырки... С этим можно было смириться. Но когда собственное тело становится неконтролируемым, исторгая все новые и новые дозы пота, — это уже слишком.
Особенно досадно было то, что Сашка — и это Михаил знал наверняка — от жары так не страдал. Если бы Михаил чуть высунул голову из своего укрытия и посмотрел бы влево, то он, вероятно, разглядел бы торчащую из «сусличьей норки» голову снайпера, который наверняка легкомысленно жевал какую-нибудь травинку, поглаживал приклад своей винтовки и не обращал на солнце никакого внимания.
«Тихо, как на кладбище, — подумал Михаил. — Скорее бы уж...»
Не доехав до холмов метров сто — сто двадцать, джипы остановились. Михаил не слышал ни шагов, ни разговоров. Машины просто стояли.
Хуже всего, если их заметили. Расстояние до джипов еще слишком большое, чтобы можно было вести прицельный огонь. Но Михаил успокаивал себя мыслью, что если бы бандиты действительно что-то усмотрели, то немедленно рванули бы назад, а не сидели в джипах с выключенными двигателями.
По шее Михаила ползали какие-то насекомые, но он не решался шевельнуться, безмолвно терпя передвижения маленьких сволочей по своей красной, обгоревшей шее.
Раздался свист. Михаил напрягся, сжав приклад и почувствовав, что мышцы живота подобрались, как это всегда бывало с ним в случае опасности. Свист, видимо, означал, что все в порядке. Сразу раздался характерный напористый рев моторов, звук, настолько чужеродный для этих мест, что легко улавливался ухом с большого расстояния и отличатся от звуков естественного происхождения.
А сейчас моторы ревели совсем близко, пугали диких козлов, если таковые находились где-то поблизости.
Оба источника звука приближались к Михаилу — один спереди, другой сзади. За Михаилом так же, по уши в земле, поджидали джип Олег и Серега. Гвоздевская позиция располагалась чуть в стороне. Командир хотел видеть всю картину в целом, чтобы своевременно выбрать момент для начала акции.
Это были секунды чрезвычайного напряжения слуха и зрения. Расслаблялся только Джума — согласно гвоздевскому плану, Серега отключил казаха, как только было замечено приближение первого джипа. Джуму оттащили в укрытие, сделали инъекцию снотворного, которая должна была обеспечить проводнику «Вербы» сорок-пятьдесят минут крепкого сна. Настолько крепкого, чтобы не слышать шум происходящего.
А там тем временем начиналось нечто похожее на ад.
— Черт, — прошептал Михаил и слегка потянулся, разминая затекшие мышцы. Сейчас он жалел, что перед операцией постригся наголо — капли пота, не удерживаемые волосами, без конца стекали по лбу, заставляя Михаила морщиться и удивленно чертыхаться, задаваясь вопросом: откуда же в нем столько воды? Солнце выжимало его, будто тряпку. И это продолжалось уже пятый день.
Он был готов терпеть и терпел все внешние неудобства: жару, пыль, ветер, испепеляющее солнце, Сашкины подковырки... С этим можно было смириться. Но когда собственное тело становится неконтролируемым, исторгая все новые и новые дозы пота, — это уже слишком.
Особенно досадно было то, что Сашка — и это Михаил знал наверняка — от жары так не страдал. Если бы Михаил чуть высунул голову из своего укрытия и посмотрел бы влево, то он, вероятно, разглядел бы торчащую из «сусличьей норки» голову снайпера, который наверняка легкомысленно жевал какую-нибудь травинку, поглаживал приклад своей винтовки и не обращал на солнце никакого внимания.
«Тихо, как на кладбище, — подумал Михаил. — Скорее бы уж...»
Не доехав до холмов метров сто — сто двадцать, джипы остановились. Михаил не слышал ни шагов, ни разговоров. Машины просто стояли.
Хуже всего, если их заметили. Расстояние до джипов еще слишком большое, чтобы можно было вести прицельный огонь. Но Михаил успокаивал себя мыслью, что если бы бандиты действительно что-то усмотрели, то немедленно рванули бы назад, а не сидели в джипах с выключенными двигателями.
По шее Михаила ползали какие-то насекомые, но он не решался шевельнуться, безмолвно терпя передвижения маленьких сволочей по своей красной, обгоревшей шее.
Раздался свист. Михаил напрягся, сжав приклад и почувствовав, что мышцы живота подобрались, как это всегда бывало с ним в случае опасности. Свист, видимо, означал, что все в порядке. Сразу раздался характерный напористый рев моторов, звук, настолько чужеродный для этих мест, что легко улавливался ухом с большого расстояния и отличатся от звуков естественного происхождения.
А сейчас моторы ревели совсем близко, пугали диких козлов, если таковые находились где-то поблизости.
Оба источника звука приближались к Михаилу — один спереди, другой сзади. За Михаилом так же, по уши в земле, поджидали джип Олег и Серега. Гвоздевская позиция располагалась чуть в стороне. Командир хотел видеть всю картину в целом, чтобы своевременно выбрать момент для начала акции.
Это были секунды чрезвычайного напряжения слуха и зрения. Расслаблялся только Джума — согласно гвоздевскому плану, Серега отключил казаха, как только было замечено приближение первого джипа. Джуму оттащили в укрытие, сделали инъекцию снотворного, которая должна была обеспечить проводнику «Вербы» сорок-пятьдесят минут крепкого сна. Настолько крепкого, чтобы не слышать шум происходящего.
А там тем временем начиналось нечто похожее на ад.
10
В характеристике Михаила Шустрова, что была подшита в его личное дело, верно говорилось: имеет боевой опыт. Только все равно ожидание момента, когда из безопасного укрытия надо будет выскочить под пули и убивать врагов как можно быстрее, чтобы они не успели убить тебя, — это ожидание и опытного бойца заставляет нервничать. Особенно если это долгое ожидание.
Михаилу почудилось, что прошло больше часа, прежде чем снова завелись моторы джипов. Зато потом все происходило очень быстро.
Гвоздев подал сигнал не голосом, а автоматной очередью по колесам джипа. Михаил услышал знакомый звук командирского оружия сбоку и немедленно выскочил из своей ямы, будто чертик из табакерки. Выскочил не полностью, а лишь головой и руками, упер локти в землю и полоснул очередью из «ОЦ-12» по шинам того джипа, что медленно, словно неуверенно, двигался на них с Сашкой. Девятимиллиметровые кусочки свинца разорвали резину покрышек в клочья, разбежались по лобовому стеклу паутинки трещин от аккуратного отверстия, проделанного снайперской пулей Сашки. Джип начал поворачивать и замер, осел после второй очереди, пробившей задние колеса. Михаил пустил длинную серию свинцовых гостей по борту машины, но низко, чтобы если и задеть кого, то по ногам.
Кто-то из сидевших в джипе толкнулся было в дверцу, но Сашка мгновенно отреагировал — будто стоял рядом и молоточком стукнул по стеклу дверцы. Человек дернулся назад и повалился на сиденья, больше не предпринимая попыток выбраться наружу.
Все эти секунды Михаил слышал звук гвоздевского автомата, словно музыкант в оркестре — первую скрипку, что выводит главную тему. И как только Гвоздев перестал стрелять. Михаил убрал палец со спускового крючка.
— Даю десять секунд, чтобы вылезти из машин и лечь на землю! — заорал Гвоздев. — Оружие в сторону! Даже и не думайте рыпаться, иначе мокрого места от вас не останется!
Он повторил это еще и на казахском, для совсем непонятливых. Казахский командира был не слишком хорош. Арабский он знал лучше.
Пока Гвоздев излагал свои предложения. Михаил не сводил глаз с джипа и менял рожок в автомате. Кто его знает, этих сволочей... Может, сдадутся, а может, захотят поиграть в кошки-мышки. Ну-ну. Они еще не знают, с кем имеют дело.
— Я начинаю отсчет! — крикнул Гвоздев. — По счету «ноль» вы начнете гореть заживо в своих тачках! Десять! Девять!
Михаил направил ствол автомата на дверцу джипа. Пули легко пройдут насквозь и приласкают тех, кто сейчас скрючился на полу машины, лихорадочно соображая — настал ли для них час, именуемый «все, приехали», или оставлен еще последний слабый шанс.
— Восемь! Семь!
Какое-то непонятное движение в машине. Михаил положил палец на спуск.
— Шесть! Пять! Четыре!
«Что-то они там замышляют, — зло подумал Михаил. — Наверняка не сдадутся, гады. Придется выкуривать их оттуда... Лишние сложности. Саданули бы сейчас из гранатомета, вот и все дела».
— Три! — услышал он голос Гвоздева. А потом уже другим тоном: — Ну вот, так-то лучше... На землю, на землю!
«На той стороне сдаются!» — понял Михаил. Секунду спустя открылась дверца и в том джипе, что держали на прицеле он и Сашка. Оттуда медленно выполз бородатый мужик в бледно-зеленой, выгоревшей на солнце майке. Именно выполз, он передвигался на двух руках по песку, волоча за собой перебитые ноги и тихонько подвывая от боли. Потом появился усатый тип, одетый слишком шикарно для пустыни — кожаный пиджак, белая майка, белые широкие штаны и толстая золотая цепь на шее. Он не выглядел раненым и, стараясь сохранять солидность, неторопливо и чинно опустился сначала на колени, а потом уже распластался на земле лицом вниз. Третьим был маленький худой казах с окровавленной головой. Он бросил перед собой автомат Калашникова и лег между бородачом и «кожаным пиджаком».
Как только маленький казах выпустил из рук оружие, Михаил вылез из ямы и побежал к джипу, держа автомат наперевес, все еще оставаясь готовым к стрельбе, оставаясь готовым при малейшем подозрительном движении отпрыгнуть в сторону, покатиться по земле, одновременно режа из автомата всех, кто окажется перед ним.
Так что лучше мужикам из джипа не делать резких движений.
Они и не делали. Просто смотрели на подбегавших к ним людей. А бородач и не смотрел даже, прикрыл глаза и лежал недвижно, бледный и жалкий. Вытекавшая из его ран кровь быстро впитывалась в песок.
Михаил первым делом отшвырнул от маленького казаха автомат, потом ткнул ствол в загривок «кожаному пиджаку», аккурат под цепочку.
— Где твое оружие? Быстро!
— В машине осталось, — пробормотал «пиджак». Михаил быстро его ощупал — чист, не соврал. Сашка обыскал бородача и удовлетворенно кивнул: не опасен.
Трое мужчин лежали на земле, а четвертый сидел в джипе, уткнувшись простреленной головой в приборную доску. Сиденья были усыпаны битым стеклом и залиты кровью.
В этот момент могло показаться, что все у них получилось. Они взяли пленных, даже больше, чем нужно. Они быстро и четко провернули операцию. Они — молодцы.
Так могло показаться в тот момент. Несколько минут спустя все уже было по-другому.
Михаилу почудилось, что прошло больше часа, прежде чем снова завелись моторы джипов. Зато потом все происходило очень быстро.
Гвоздев подал сигнал не голосом, а автоматной очередью по колесам джипа. Михаил услышал знакомый звук командирского оружия сбоку и немедленно выскочил из своей ямы, будто чертик из табакерки. Выскочил не полностью, а лишь головой и руками, упер локти в землю и полоснул очередью из «ОЦ-12» по шинам того джипа, что медленно, словно неуверенно, двигался на них с Сашкой. Девятимиллиметровые кусочки свинца разорвали резину покрышек в клочья, разбежались по лобовому стеклу паутинки трещин от аккуратного отверстия, проделанного снайперской пулей Сашки. Джип начал поворачивать и замер, осел после второй очереди, пробившей задние колеса. Михаил пустил длинную серию свинцовых гостей по борту машины, но низко, чтобы если и задеть кого, то по ногам.
Кто-то из сидевших в джипе толкнулся было в дверцу, но Сашка мгновенно отреагировал — будто стоял рядом и молоточком стукнул по стеклу дверцы. Человек дернулся назад и повалился на сиденья, больше не предпринимая попыток выбраться наружу.
Все эти секунды Михаил слышал звук гвоздевского автомата, словно музыкант в оркестре — первую скрипку, что выводит главную тему. И как только Гвоздев перестал стрелять. Михаил убрал палец со спускового крючка.
— Даю десять секунд, чтобы вылезти из машин и лечь на землю! — заорал Гвоздев. — Оружие в сторону! Даже и не думайте рыпаться, иначе мокрого места от вас не останется!
Он повторил это еще и на казахском, для совсем непонятливых. Казахский командира был не слишком хорош. Арабский он знал лучше.
Пока Гвоздев излагал свои предложения. Михаил не сводил глаз с джипа и менял рожок в автомате. Кто его знает, этих сволочей... Может, сдадутся, а может, захотят поиграть в кошки-мышки. Ну-ну. Они еще не знают, с кем имеют дело.
— Я начинаю отсчет! — крикнул Гвоздев. — По счету «ноль» вы начнете гореть заживо в своих тачках! Десять! Девять!
Михаил направил ствол автомата на дверцу джипа. Пули легко пройдут насквозь и приласкают тех, кто сейчас скрючился на полу машины, лихорадочно соображая — настал ли для них час, именуемый «все, приехали», или оставлен еще последний слабый шанс.
— Восемь! Семь!
Какое-то непонятное движение в машине. Михаил положил палец на спуск.
— Шесть! Пять! Четыре!
«Что-то они там замышляют, — зло подумал Михаил. — Наверняка не сдадутся, гады. Придется выкуривать их оттуда... Лишние сложности. Саданули бы сейчас из гранатомета, вот и все дела».
— Три! — услышал он голос Гвоздева. А потом уже другим тоном: — Ну вот, так-то лучше... На землю, на землю!
«На той стороне сдаются!» — понял Михаил. Секунду спустя открылась дверца и в том джипе, что держали на прицеле он и Сашка. Оттуда медленно выполз бородатый мужик в бледно-зеленой, выгоревшей на солнце майке. Именно выполз, он передвигался на двух руках по песку, волоча за собой перебитые ноги и тихонько подвывая от боли. Потом появился усатый тип, одетый слишком шикарно для пустыни — кожаный пиджак, белая майка, белые широкие штаны и толстая золотая цепь на шее. Он не выглядел раненым и, стараясь сохранять солидность, неторопливо и чинно опустился сначала на колени, а потом уже распластался на земле лицом вниз. Третьим был маленький худой казах с окровавленной головой. Он бросил перед собой автомат Калашникова и лег между бородачом и «кожаным пиджаком».
Как только маленький казах выпустил из рук оружие, Михаил вылез из ямы и побежал к джипу, держа автомат наперевес, все еще оставаясь готовым к стрельбе, оставаясь готовым при малейшем подозрительном движении отпрыгнуть в сторону, покатиться по земле, одновременно режа из автомата всех, кто окажется перед ним.
Так что лучше мужикам из джипа не делать резких движений.
Они и не делали. Просто смотрели на подбегавших к ним людей. А бородач и не смотрел даже, прикрыл глаза и лежал недвижно, бледный и жалкий. Вытекавшая из его ран кровь быстро впитывалась в песок.
Михаил первым делом отшвырнул от маленького казаха автомат, потом ткнул ствол в загривок «кожаному пиджаку», аккурат под цепочку.
— Где твое оружие? Быстро!
— В машине осталось, — пробормотал «пиджак». Михаил быстро его ощупал — чист, не соврал. Сашка обыскал бородача и удовлетворенно кивнул: не опасен.
Трое мужчин лежали на земле, а четвертый сидел в джипе, уткнувшись простреленной головой в приборную доску. Сиденья были усыпаны битым стеклом и залиты кровью.
В этот момент могло показаться, что все у них получилось. Они взяли пленных, даже больше, чем нужно. Они быстро и четко провернули операцию. Они — молодцы.
Так могло показаться в тот момент. Несколько минут спустя все уже было по-другому.
11
Вылетевший из Барнаула вертолет на предельно низкой высоте пересек границу и взял курс на точку «три». Позднее, когда казахская служба ПВО заметит нахождение в своем воздушном пространстве русского вертолета и направит соответствующий запрос в Москву, там, уже готовые к этому вопросу, ответят, что военный вертолет в темное время суток из-за неисправности в навигационных приборах сбился с курса.
Инцидент не получит дальнейшего развития, поскольку через час после вторжения русский вертолет повернет обратно и совершит посадку на аэродроме той самой военной базы, откуда совершил вылет. Десяти спецназовцам, которым прошедший час ожидания показался столь же долгим, сколько Михаилу — минутная пауза в движении джипов к холмам, — так и не пришлось покинуть борт, чтобы оказать помощь группе «Верба».
Чернота степной ночи, чернота внизу, там, где должна была быть земля, — вот то единственное, что увидели пилоты. Ни огонька в радиусе нескольких километров от предположительного местонахождения группы «Верба». Несколько раз пилоты уже собирались на свой страх и риск посадить вертолет, хотя рельеф местности скрывала тьма. Но командир спецназовцев, единственный из десяти, кто обладал полнотой информации по создавшейся ситуации, в конце концов запретил садиться. Что происходит внизу — было не понятно и не видно. Вертолет же представлял собой прекрасную мишень. Если кто-то сумел ликвидировать группу «Верба» (а почему же еще она не отзывается на вызов по спутниковой связи и световые сигналы с вертолета?), то почему бы этому «кому-то» не взорвать и вертолет для компании?
В Москве эти соображения не вызвали замечаний. Повторный вылет вертолета был назначен на пять часов утра. Как только начнет светать.
Инцидент не получит дальнейшего развития, поскольку через час после вторжения русский вертолет повернет обратно и совершит посадку на аэродроме той самой военной базы, откуда совершил вылет. Десяти спецназовцам, которым прошедший час ожидания показался столь же долгим, сколько Михаилу — минутная пауза в движении джипов к холмам, — так и не пришлось покинуть борт, чтобы оказать помощь группе «Верба».
Чернота степной ночи, чернота внизу, там, где должна была быть земля, — вот то единственное, что увидели пилоты. Ни огонька в радиусе нескольких километров от предположительного местонахождения группы «Верба». Несколько раз пилоты уже собирались на свой страх и риск посадить вертолет, хотя рельеф местности скрывала тьма. Но командир спецназовцев, единственный из десяти, кто обладал полнотой информации по создавшейся ситуации, в конце концов запретил садиться. Что происходит внизу — было не понятно и не видно. Вертолет же представлял собой прекрасную мишень. Если кто-то сумел ликвидировать группу «Верба» (а почему же еще она не отзывается на вызов по спутниковой связи и световые сигналы с вертолета?), то почему бы этому «кому-то» не взорвать и вертолет для компании?
В Москве эти соображения не вызвали замечаний. Повторный вылет вертолета был назначен на пять часов утра. Как только начнет светать.
12
Гвоздев быстро сбежал по склону холма.
— Сколько у вас тут? — торопливо спросил он. — Трое?
— Трое, — подтвердил Михаил. — Из них двое раненых. Один в ноги.
— Будешь колоть, кончай того, с ногами, чтобы остальных проняло, — негромко посоветовал Гвоздев. — В той машине двое, но оба целые, только царапины...
— Классно сработали, — не выдержал Михаил, одновременно хваля и командира, который — конечно же — организатор и руководитель победы.
— Классно, — пробормотал Гвоздев. — Психология, мать ее... Они бы ни за что не вылезли сами по себе. Я смотрю, что они забились под сиденья, друг друга не видят, да и ляпнул, что, мол, так-то лучше, вылезайте, не стесняйтесь... Каждый подумал про другого, что тот первым сдался. Вроде как и не стыдно теперь...
— Ничего себе! — восхитился командирской смекалкой Михаил. — А я-то подумал, что на вашей стороне первыми полезли, а потом уж и наши...
— Нет, — покачал головой Гвоздев. — По-моему, ваши даже раньше среагировали. На пару секунд, не больше...
И вот тут случилось. Они только что стояли, довольные, даже слишком, своей победой, своим умом, своей меткостью. Они были суперменами, пришедшими на чужую землю и в пять минут завоевавшими ее.
Потом грохнул взрыв. Гвоздев и Михаил инстинктивно повалились наземь, потом вскочили, озираясь по сторонам, вскидывая оружие. Высокий ноющий звук, полный непереносимого страдания, стал для них ориентиром, как и оседающий полупрозрачным занавесом песок, за которым медленно вырисовывались возле расстрелянного джипа скорчившиеся фигуры. Это случилось.
— Сколько у вас тут? — торопливо спросил он. — Трое?
— Трое, — подтвердил Михаил. — Из них двое раненых. Один в ноги.
— Будешь колоть, кончай того, с ногами, чтобы остальных проняло, — негромко посоветовал Гвоздев. — В той машине двое, но оба целые, только царапины...
— Классно сработали, — не выдержал Михаил, одновременно хваля и командира, который — конечно же — организатор и руководитель победы.
— Классно, — пробормотал Гвоздев. — Психология, мать ее... Они бы ни за что не вылезли сами по себе. Я смотрю, что они забились под сиденья, друг друга не видят, да и ляпнул, что, мол, так-то лучше, вылезайте, не стесняйтесь... Каждый подумал про другого, что тот первым сдался. Вроде как и не стыдно теперь...
— Ничего себе! — восхитился командирской смекалкой Михаил. — А я-то подумал, что на вашей стороне первыми полезли, а потом уж и наши...
— Нет, — покачал головой Гвоздев. — По-моему, ваши даже раньше среагировали. На пару секунд, не больше...
И вот тут случилось. Они только что стояли, довольные, даже слишком, своей победой, своим умом, своей меткостью. Они были суперменами, пришедшими на чужую землю и в пять минут завоевавшими ее.
Потом грохнул взрыв. Гвоздев и Михаил инстинктивно повалились наземь, потом вскочили, озираясь по сторонам, вскидывая оружие. Высокий ноющий звук, полный непереносимого страдания, стал для них ориентиром, как и оседающий полупрозрачным занавесом песок, за которым медленно вырисовывались возле расстрелянного джипа скорчившиеся фигуры. Это случилось.