Страница:
– Позволь жене позаботиться о тебе, – напутствовала его Мэри. Она понимала гэльский, на котором разговаривали остальные, но сама предпочитала говорить на родном шотландском диалекте. – Она ждет тебя. Лучше иди в дом через кухонную дверь.
– Ма, – начал было Родерик, но Мэри сердито ткнула его локтем в бок.
– В кухонном буфете найдешь бинты и целебную мазь, – добавила она. – Виски там же, на полке. Твоя красавица жена позаботится о тебе.
– Очень хорошо, – проворчал Коннор.
Он вовсе не собирался показывать рану жене. Во-первых, не хотел волновать ее, а во-вторых, не желал выслушивать женские причитания. Если бы Софи заинтересовалась не его раной, а им самим, что ж, он нашел бы в себе силы не разочаровать ее. «По крайней мере к утру», – решил Киннолл, немного подумав.
Он закрыл ворота за семейством Мюррей, хотя те еще продолжали ожесточенно спорить, потом задвинул засов и направился к дому. Выпроводив друзей, Коннор повеселел, но рана по-прежнему причиняла страшную боль.
Киннолл не любил быть в центре внимания и с детства ненавидел, когда над ним тряслись. Суета и квохтанье выводили его из себя. Даже истекая кровью, он не желал признавать, что нуждается в помощи, что болен и слаб, что проклятая английская пуля все-таки достала его. При мысли об этом Коннор готов был реветь от бешенства.
Собаки тоже подняли суету, прыгали вокруг хозяина и жалобно скулили. Окружив Коннора, они тыкались мордами ему в ноги, повизгивали, лизали ладони. Серый волкодав прижался к хозяину, предлагая опереться на его мощную холку. Осторожно, чтобы не споткнуться о вертящихся под ногами терьеров, Коннор положил руку на шею старому псу и побрел к дому, стараясь не слишком наваливаться на верного волкодава.
Держась рукой за бок и тяжело дыша, он в полной темноте с трудом пересек двор. Одному Богу известно, как ему удалось взобраться на проклятый холм перед замком, но теперь Коннор был почти у цели. Оставалось лишь преодолеть лестницу, а там его ждала постель. «В конце концов, можно выспаться и на теплом кухонном полу», решил он.
На черном фоне стены отчетливо выделялся светлый прямоугольник кухонной двери. Еще несколько шагов, и Коннор, пошатываясь, переступил порог.
Кухня оказалась пустой, хотя в очаге все еще горел огонь. У самого очага стоял деревянный чан с горячей водой. Вместе с горячим паром до Коннора донесся нежный цветочный запах.
«Благослови Господь Мэри за то, что оставила ванну, полную горячей воды, да еще с цветочным ароматом», – подумал Киннолл.
Обычно он купался в холодном озере или речке, а то и наскоро обливался водой из ручья. Как и многие горцы, Коннор любил чистоту и не считал, что частые купания вредят здоровью. В Глендуне деревянный чан с горячей водой приберегали для холодных зимних вечеров. Увидев его посреди кухни, Коннор решил, что Мэри приготовила ванну для Софи, а та оставила после себя горячую воду для мужа. Приятная неожиданность. Ведь именно этого ему и хотелось сейчас больше всего на свете – смыть с себя грязь, кровь и усталость.
Коннор подошел к буфету, достал бинты, мазь и плеснул в оловянную кружку немного виски из маленького бочонка, который Мэри хранила на полке. Сделав первый глоток, он отнес вещи к чану с водой.
Коннор попробовал воду рукой и решил, что она недостаточно горяча для него. Заметив ведро с кипятком, заботливо оставленное Мэри у очага, он рывком поднял его и скривился от боли, но все же добавил воды в ванну.
Потом начал медленно раздеваться. Каждое усилие давалось ему с трудом и причиняло жгучую боль. Сначала Коннор стянул с себя башмаки и шерстяные чулки, потом скинул плед и снял окровавленную рубашку. Он размотал прикрывавшую бок тряпицу и попытался осмотреть рану. Пуля лишь скользнула по телу, задела кожу и мышцы, но не затронула кость.
Коннор с глухим стоном погрузился в горячую воду. Чан был совсем маленьким для него. Согнув ноги в коленях, Коннор смог окунуться в воду по грудь. Вначале теплая вода обожгла рану, но постепенно боль утихла, сменившись приятным чувством покоя. Коннор опустился в воду еще ниже и закрыл глаза.
Софи забыла свой волшебный кристалл. Спеша на кухню с лампой в руке, она вспомнила, что оставила серебряную цепочку и кулон рядом с чаном, когда принимала ванну. Теперь девушка торопливо бежала по коридору, одетая в просторное домашнее платье из розового дамасского шелка. Грубый каменный пол холодил ее босые ноги. Софи достала одежду из сундука леди Киннолл, ведь собственных вещей у нее не было. Оставалось либо ждать, пока Коннор добудет ее гардероб из Данкриффа, либо она сама покинет Глендун. А это вполне могло случиться.
Софи вошла в полутемную кухню и направилась к чану с водой, ища глазами на полу серебряную цепочку с кулоном. Услышав плеск воды, она обернулась и увидела рядом с собой темноволосую голову и широкие плечи Коннора.
– О! – На мгновение она застыла, глядя во все глаза на обнаженное тело мужа. Капельки воды блестели на его мускулистых плечах и торчавших из воды коленях, а намокшие волосы черными кольцами рассыпались по плечам.
– А, миссис Макферсон. – Коннор насмешливо поднял брови, зачерпнул ладонью воду и снова вылил ее в чан. – Не хотите ко мне присоединиться?
– Я уже приняла ванну, – сухо заметила Софи. Больше всего ей сейчас хотелось повернуться и убежать, но она заставила себя остаться и храбро встретить взгляд мужа.
– У вас влажные волосы. Они похожи на темное золото. – Коннор склонил голову набок, любуясь Софи. Его открытое восхищение и неожиданное внимание тронули Софи, а ласковый голос заставил ее затрепетать.
Не отвечая, она провела рукой по мокрым волосам. Ее сердце глухо колотилось в груди. Великолепное мощное тело Коннора так и притягивало взгляд. Казалось, от него исходит какая-то особая, необыкновенная сила. Внезапно осознав, что уже давно пристально разглядывает мужа, Софи поспешно отвела глаза.
– Я… я оставила здесь свой кулон и вернулась, чтобы его найти. – Она смущенно уставилась в пол, а затем опустилась на колени. – Я положила его сюда, но теперь не вижу.
Коннор протянул руку и пошарил по полу, стараясь помочь Софи. Его пальцы нащупали подол ее платья и коснулись босой ступни. От этого случайного прикосновения Софи бросило в жар. Рука Коннора взлетела вверх и ненадолго задержалась на спине девушки. Сквозь тонкий шелк платья Софи ощутила приятное тепло его ладони.
– А где Мэри и Родерик? – Софи удивленно огляделась.
– Я отослал их домой.
– А-а.
Узнав, что они с Коннором совсем одни в пустынном доме, ее сердце забилось вдвое быстрее. Софи не могла оторвать глаз от обнаженного мужа. В отблесках пламени его зеленые глаза казались необычайно яркими. Казалось, он весь соткан из одних мускулов и сухожилий. Влажная от воды кожа блестела в золотистом свете очага, а лицо поражало своей строгой красотой. Короткая темная борода оттеняла изящно очерченные скулы и подбородок. Глядя на соблазнительный изгиб «го губ, Софи с трепетом вспомнила нежные и страстные поцелуи Коннора.
– Вас так долго не было, – смущенно проговорила Софи. – Я начала тревожиться. Почему-то я никак не могла избавиться от странного чувства, что с вами случилось несчастье. Но, слава Богу, у вас все хорошо.
– Цел и невредим, – прошептал Коннор.
Он погрузился глубже в воду, запрокинул голову и закрыл глаза, и Софи услышала его вздох, тяжелый и усталый.
– Что-то не так? – спросила она.
Не открывая глаз, он поморщился и махнул рукой.
– Просто устал.
Софи снова оглядела пол и заметила в темноте слабое мерцание. Подняв с пола кулон, она набросила на шею цепочку и попыталась застегнуть, но руки ее дрожали и никак не могли справиться с застежкой. Девушка нетерпеливо фыркнула.
– Повернитесь, – мягко предложил Коннор, протягивая руки. Софи повиновалась, повернувшись к мужу спиной и опустив голову. Легкими теплыми пальцами Коннор коснулся Софи и застегнул цепочку, а потом принялся гладить и ласкать ее шею.
Софи закрыла глаза, наслаждаясь нежным прикосновением его рук, его божественным запахом. Влажными от воды пальцами он скользнул вниз, к спине Софи, помогая сбросить усталость и напряжение, о которых девушка даже не подозревала.
– О! – выдохнула она.
– Вам приятно? – прошептал Коннор.
– Да. – При мысли о том, куда могут завести эти волнующие прикосновения, Софи охватила дрожь. Неужели она опять готова броситься в объятия Коннора?
«О да», – призналась Софи самой себе, и на мгновение ее сердце испуганно дрогнуло. Бессмысленно обманывать себя. Страсть к приключениям уступила место иной страсти. Софи отчаянно хотелось прижаться к Коннору, почувствовать нежность его рук, ощутить тяжесть его тела. Теперь она знала: за молчаливой сдержанностью Киннолла скрывается тонкая, возвышенная, благородная душа. Софи жаждала вновь открыть для себя этого непостижимого и удивительного мужчину.
– Софи. – Низкий бархатный голос проникал в душу. – Софи. – Он посмотрел ей в глаза. – Вы… нужны мне.
– Да? – шепнула она.
С глухим стоном Коннор выпрямился, и Софи увидела в воде темную струйку крови. На боку у Коннора под ребрами теперь виднелась длинная рана.
– О Господи, Коннор!
– Это ерунда. Но как раз сейчас мне почему-то чертовски больно. – Он неуверенно взглянул на Софи. – Я собирался сам заняться раной, но раз вы здесь… лучше воспользоваться вашей помощью. Тут рядом есть бинты и мазь.
Софи склонилась над ним.
– Позвольте мне взглянуть. – Она подняла руку Коннора, чтобы осмотреть его бок.
Рана была неглубокой, но достаточно страшной на вид, и Софи невольно вздрогнула. Чуть ниже ребер стройный мускулистый торс Коннора пересекал безобразный багровый разрез.
Софи внимательно осмотрела края разреза. Теперь рана уже не казалась ей такой пугающей и ужасной. Шелковый рукав ее платья намок, но Софи этого не замечала. Она задумчиво положила руку на крепкое, мускулистое плечо Коннора.
– Я знала… почувствовала, что вы ранены.
– И вы не ошиблись, миссис Макферсон.
– Как это случилось?
– Пуля.
Множество вопросов так и вертелось у нее на языке. Софи безумно хотелось выспросить подробности и высказать вслух все свои тревоги и опасения. Ей даже хотелось отругать Коннора, но внутреннее чутье подсказало, что лучше сейчас промолчать.
– Восхитительная девочка, – прошептал Коннор.
Софи придвинулась ближе к мужу, и золотистые локоны рассыпались у нее по плечам.
– Дайте-ка я снова взгляну, – строго сказала она. Коннор послушно поднял руку и оперся о край чана, а Софи склонилась над ним, чтобы рассмотреть рану в тусклом свете очага. Широкие рукава ее платья насквозь промокли, и струйки воды стекали прямо на юбку.
– Вашу рану нужно зашить. Не знаю, смогу ли я это сделать. – Софи с сомнением покачала головой.
– Вам много приходилось вышивать прежде? Нет? Тогда лучше не пробовать на мне, – произнес Коннор, медленно растягивая слова. – Рана чистая. Пуля прошла насквозь, а не застряла в теле.
– Слава Богу. – Софи смущенно опустила глаза. – Значит, Господь и ангелы для чего-то сохранили вам жизнь.
«Для меня», – хотела сказать она, но так и не решилась.
– По крайней мере, Всевышний не покарал меня за то, что я уложил в постель монашку, – усмехнулся Коннор. – Посмотрите, девочка моя, края раны почти сошлись. Если туго наложить бинты, а потом вести себя тихо день или два, рана и сама прекрасно заживет.
Глаза Софи насмешливо сверкнули.
– А вы сможете вести себя тихо, Коннор Макферсон?
Глава 27
– Ма, – начал было Родерик, но Мэри сердито ткнула его локтем в бок.
– В кухонном буфете найдешь бинты и целебную мазь, – добавила она. – Виски там же, на полке. Твоя красавица жена позаботится о тебе.
– Очень хорошо, – проворчал Коннор.
Он вовсе не собирался показывать рану жене. Во-первых, не хотел волновать ее, а во-вторых, не желал выслушивать женские причитания. Если бы Софи заинтересовалась не его раной, а им самим, что ж, он нашел бы в себе силы не разочаровать ее. «По крайней мере к утру», – решил Киннолл, немного подумав.
Он закрыл ворота за семейством Мюррей, хотя те еще продолжали ожесточенно спорить, потом задвинул засов и направился к дому. Выпроводив друзей, Коннор повеселел, но рана по-прежнему причиняла страшную боль.
Киннолл не любил быть в центре внимания и с детства ненавидел, когда над ним тряслись. Суета и квохтанье выводили его из себя. Даже истекая кровью, он не желал признавать, что нуждается в помощи, что болен и слаб, что проклятая английская пуля все-таки достала его. При мысли об этом Коннор готов был реветь от бешенства.
Собаки тоже подняли суету, прыгали вокруг хозяина и жалобно скулили. Окружив Коннора, они тыкались мордами ему в ноги, повизгивали, лизали ладони. Серый волкодав прижался к хозяину, предлагая опереться на его мощную холку. Осторожно, чтобы не споткнуться о вертящихся под ногами терьеров, Коннор положил руку на шею старому псу и побрел к дому, стараясь не слишком наваливаться на верного волкодава.
Держась рукой за бок и тяжело дыша, он в полной темноте с трудом пересек двор. Одному Богу известно, как ему удалось взобраться на проклятый холм перед замком, но теперь Коннор был почти у цели. Оставалось лишь преодолеть лестницу, а там его ждала постель. «В конце концов, можно выспаться и на теплом кухонном полу», решил он.
На черном фоне стены отчетливо выделялся светлый прямоугольник кухонной двери. Еще несколько шагов, и Коннор, пошатываясь, переступил порог.
Кухня оказалась пустой, хотя в очаге все еще горел огонь. У самого очага стоял деревянный чан с горячей водой. Вместе с горячим паром до Коннора донесся нежный цветочный запах.
«Благослови Господь Мэри за то, что оставила ванну, полную горячей воды, да еще с цветочным ароматом», – подумал Киннолл.
Обычно он купался в холодном озере или речке, а то и наскоро обливался водой из ручья. Как и многие горцы, Коннор любил чистоту и не считал, что частые купания вредят здоровью. В Глендуне деревянный чан с горячей водой приберегали для холодных зимних вечеров. Увидев его посреди кухни, Коннор решил, что Мэри приготовила ванну для Софи, а та оставила после себя горячую воду для мужа. Приятная неожиданность. Ведь именно этого ему и хотелось сейчас больше всего на свете – смыть с себя грязь, кровь и усталость.
Коннор подошел к буфету, достал бинты, мазь и плеснул в оловянную кружку немного виски из маленького бочонка, который Мэри хранила на полке. Сделав первый глоток, он отнес вещи к чану с водой.
Коннор попробовал воду рукой и решил, что она недостаточно горяча для него. Заметив ведро с кипятком, заботливо оставленное Мэри у очага, он рывком поднял его и скривился от боли, но все же добавил воды в ванну.
Потом начал медленно раздеваться. Каждое усилие давалось ему с трудом и причиняло жгучую боль. Сначала Коннор стянул с себя башмаки и шерстяные чулки, потом скинул плед и снял окровавленную рубашку. Он размотал прикрывавшую бок тряпицу и попытался осмотреть рану. Пуля лишь скользнула по телу, задела кожу и мышцы, но не затронула кость.
Коннор с глухим стоном погрузился в горячую воду. Чан был совсем маленьким для него. Согнув ноги в коленях, Коннор смог окунуться в воду по грудь. Вначале теплая вода обожгла рану, но постепенно боль утихла, сменившись приятным чувством покоя. Коннор опустился в воду еще ниже и закрыл глаза.
Софи забыла свой волшебный кристалл. Спеша на кухню с лампой в руке, она вспомнила, что оставила серебряную цепочку и кулон рядом с чаном, когда принимала ванну. Теперь девушка торопливо бежала по коридору, одетая в просторное домашнее платье из розового дамасского шелка. Грубый каменный пол холодил ее босые ноги. Софи достала одежду из сундука леди Киннолл, ведь собственных вещей у нее не было. Оставалось либо ждать, пока Коннор добудет ее гардероб из Данкриффа, либо она сама покинет Глендун. А это вполне могло случиться.
Софи вошла в полутемную кухню и направилась к чану с водой, ища глазами на полу серебряную цепочку с кулоном. Услышав плеск воды, она обернулась и увидела рядом с собой темноволосую голову и широкие плечи Коннора.
– О! – На мгновение она застыла, глядя во все глаза на обнаженное тело мужа. Капельки воды блестели на его мускулистых плечах и торчавших из воды коленях, а намокшие волосы черными кольцами рассыпались по плечам.
– А, миссис Макферсон. – Коннор насмешливо поднял брови, зачерпнул ладонью воду и снова вылил ее в чан. – Не хотите ко мне присоединиться?
– Я уже приняла ванну, – сухо заметила Софи. Больше всего ей сейчас хотелось повернуться и убежать, но она заставила себя остаться и храбро встретить взгляд мужа.
– У вас влажные волосы. Они похожи на темное золото. – Коннор склонил голову набок, любуясь Софи. Его открытое восхищение и неожиданное внимание тронули Софи, а ласковый голос заставил ее затрепетать.
Не отвечая, она провела рукой по мокрым волосам. Ее сердце глухо колотилось в груди. Великолепное мощное тело Коннора так и притягивало взгляд. Казалось, от него исходит какая-то особая, необыкновенная сила. Внезапно осознав, что уже давно пристально разглядывает мужа, Софи поспешно отвела глаза.
– Я… я оставила здесь свой кулон и вернулась, чтобы его найти. – Она смущенно уставилась в пол, а затем опустилась на колени. – Я положила его сюда, но теперь не вижу.
Коннор протянул руку и пошарил по полу, стараясь помочь Софи. Его пальцы нащупали подол ее платья и коснулись босой ступни. От этого случайного прикосновения Софи бросило в жар. Рука Коннора взлетела вверх и ненадолго задержалась на спине девушки. Сквозь тонкий шелк платья Софи ощутила приятное тепло его ладони.
– А где Мэри и Родерик? – Софи удивленно огляделась.
– Я отослал их домой.
– А-а.
Узнав, что они с Коннором совсем одни в пустынном доме, ее сердце забилось вдвое быстрее. Софи не могла оторвать глаз от обнаженного мужа. В отблесках пламени его зеленые глаза казались необычайно яркими. Казалось, он весь соткан из одних мускулов и сухожилий. Влажная от воды кожа блестела в золотистом свете очага, а лицо поражало своей строгой красотой. Короткая темная борода оттеняла изящно очерченные скулы и подбородок. Глядя на соблазнительный изгиб «го губ, Софи с трепетом вспомнила нежные и страстные поцелуи Коннора.
– Вас так долго не было, – смущенно проговорила Софи. – Я начала тревожиться. Почему-то я никак не могла избавиться от странного чувства, что с вами случилось несчастье. Но, слава Богу, у вас все хорошо.
– Цел и невредим, – прошептал Коннор.
Он погрузился глубже в воду, запрокинул голову и закрыл глаза, и Софи услышала его вздох, тяжелый и усталый.
– Что-то не так? – спросила она.
Не открывая глаз, он поморщился и махнул рукой.
– Просто устал.
Софи снова оглядела пол и заметила в темноте слабое мерцание. Подняв с пола кулон, она набросила на шею цепочку и попыталась застегнуть, но руки ее дрожали и никак не могли справиться с застежкой. Девушка нетерпеливо фыркнула.
– Повернитесь, – мягко предложил Коннор, протягивая руки. Софи повиновалась, повернувшись к мужу спиной и опустив голову. Легкими теплыми пальцами Коннор коснулся Софи и застегнул цепочку, а потом принялся гладить и ласкать ее шею.
Софи закрыла глаза, наслаждаясь нежным прикосновением его рук, его божественным запахом. Влажными от воды пальцами он скользнул вниз, к спине Софи, помогая сбросить усталость и напряжение, о которых девушка даже не подозревала.
– О! – выдохнула она.
– Вам приятно? – прошептал Коннор.
– Да. – При мысли о том, куда могут завести эти волнующие прикосновения, Софи охватила дрожь. Неужели она опять готова броситься в объятия Коннора?
«О да», – призналась Софи самой себе, и на мгновение ее сердце испуганно дрогнуло. Бессмысленно обманывать себя. Страсть к приключениям уступила место иной страсти. Софи отчаянно хотелось прижаться к Коннору, почувствовать нежность его рук, ощутить тяжесть его тела. Теперь она знала: за молчаливой сдержанностью Киннолла скрывается тонкая, возвышенная, благородная душа. Софи жаждала вновь открыть для себя этого непостижимого и удивительного мужчину.
– Софи. – Низкий бархатный голос проникал в душу. – Софи. – Он посмотрел ей в глаза. – Вы… нужны мне.
– Да? – шепнула она.
С глухим стоном Коннор выпрямился, и Софи увидела в воде темную струйку крови. На боку у Коннора под ребрами теперь виднелась длинная рана.
– О Господи, Коннор!
– Это ерунда. Но как раз сейчас мне почему-то чертовски больно. – Он неуверенно взглянул на Софи. – Я собирался сам заняться раной, но раз вы здесь… лучше воспользоваться вашей помощью. Тут рядом есть бинты и мазь.
Софи склонилась над ним.
– Позвольте мне взглянуть. – Она подняла руку Коннора, чтобы осмотреть его бок.
Рана была неглубокой, но достаточно страшной на вид, и Софи невольно вздрогнула. Чуть ниже ребер стройный мускулистый торс Коннора пересекал безобразный багровый разрез.
Софи внимательно осмотрела края разреза. Теперь рана уже не казалась ей такой пугающей и ужасной. Шелковый рукав ее платья намок, но Софи этого не замечала. Она задумчиво положила руку на крепкое, мускулистое плечо Коннора.
– Я знала… почувствовала, что вы ранены.
– И вы не ошиблись, миссис Макферсон.
– Как это случилось?
– Пуля.
Множество вопросов так и вертелось у нее на языке. Софи безумно хотелось выспросить подробности и высказать вслух все свои тревоги и опасения. Ей даже хотелось отругать Коннора, но внутреннее чутье подсказало, что лучше сейчас промолчать.
– Восхитительная девочка, – прошептал Коннор.
Софи придвинулась ближе к мужу, и золотистые локоны рассыпались у нее по плечам.
– Дайте-ка я снова взгляну, – строго сказала она. Коннор послушно поднял руку и оперся о край чана, а Софи склонилась над ним, чтобы рассмотреть рану в тусклом свете очага. Широкие рукава ее платья насквозь промокли, и струйки воды стекали прямо на юбку.
– Вашу рану нужно зашить. Не знаю, смогу ли я это сделать. – Софи с сомнением покачала головой.
– Вам много приходилось вышивать прежде? Нет? Тогда лучше не пробовать на мне, – произнес Коннор, медленно растягивая слова. – Рана чистая. Пуля прошла насквозь, а не застряла в теле.
– Слава Богу. – Софи смущенно опустила глаза. – Значит, Господь и ангелы для чего-то сохранили вам жизнь.
«Для меня», – хотела сказать она, но так и не решилась.
– По крайней мере, Всевышний не покарал меня за то, что я уложил в постель монашку, – усмехнулся Коннор. – Посмотрите, девочка моя, края раны почти сошлись. Если туго наложить бинты, а потом вести себя тихо день или два, рана и сама прекрасно заживет.
Глаза Софи насмешливо сверкнули.
– А вы сможете вести себя тихо, Коннор Макферсон?
Глава 27
– Только не с вами, – прошептал Коннор.
Он протянул руку и коснулся влажных волос Софи, откинув золотистые пряди с ее лба. Девушка вздохнула и закрыла глаза. Коннор нежно погладил ее по щеке, но Софи внезапно вздрогнула и выпрямилась.
– Нет, мы не должны. Вам нужен покой. Рана кровоточит. Я достану бинты и чистую рубашку…
– Замолчи, – шепнул он, притягивая ее к себе. Его захлестнуло чувство, которому он не мог противиться, каким бы глупым и безрассудным оно ни было. Ему хотелось обнять Софи, коснуться ее кожи, волос. – Замолчи и иди ко мне.
Коннор наклонился к ней, жадно прижался губами к ее губам, погрузив пальцы в густую массу ее волос, все еще влажных после купания. Оторвавшись от губ жены, он принялся осыпать страстными поцелуями все ее лицо. Девушка застонала, потянулась к нему и едва не упала в чан с водой.
Коннор обхватил жену за талию, перебросил через край чана и усадил к себе на колени. Его усталые мышцы и рана на боку тотчас отозвались болью, но теплая вода ее смягчила. Вода окутала Софи и выплеснулась из чана на каменный пол. Коннор крепко прижал девушку к себе.
Софи обвила руками шею мужа и крепко поцеловала его, отчего жажда Коннора лишь усилилась. Его язык скользнул по ее губам. Никогда прежде Коннор не испытывал такого всепоглощающего желания, никогда прежде страсть не затмевала его разум. Все его существо жаждало Софи. Он готов был овладеть ею немедленно, вопреки доводам рассудка, и она отвечала ему с той же отчаянной, безрассудной страстью.
Коннор погладил мокрое шелковое платье Софи, залез руками под рубашку и обхватил ее грудь. Софи тихонько застонала, когда муж нащупал пальцами ее сосок. Вода выплескивалась из чана, рубашка и платье девушки промокли насквозь, но влюбленные ничего не замечали.
Мокрая одежда мешала Коннору, и он сорвал с жены платье, стянул рубашку, бросив на пол рядом с чаном. Теперь обнаженная грудь Софи с возбужденными сосками, нежными, как две жемчужины, касалась его кожи. И Коннор почувствовал такой ошеломляющий восторг, который раньше никогда не испытывал, когда Софи выгнулась и застонала в его руках, желание стало почти нестерпимым.
Софи скользила руками по его коже под водой, слегка касаясь плеч, груди, живота, бедер, гладила и ласкала, даря неимоверное наслаждение. Когда ее пальцы обхватили восставшую плоть Коннора, он замер.
Приникнув губами к его губам, Софи слегка шевельнула бедрами, и сердце Коннора едва не выскочило из груди. Он хрипло застонал. В следующий миг Софи резко выпрямилась и отпрянула, словно ее окатили ледяной водой.
– О Господи, мне так жаль! Боже, мне очень жаль! – Она поспешно выскочила из чана, расплескав воду и оцарапав бедро о край. Обнаженная и прелестная в своей наготе, она торопливо схватила мокрую рубашку, прикрылась ею и опустилась на колени рядом с чаном. – Пожалуйста, простите меня.
– За что? – Коннор перегнулся через край чана, держась рукой за бок. Боль от раны терпеть было намного легче, чем жгучее желание, которое могла утолить лишь одна-единственная женщина.
Увидев в воде его возбужденную плоть, Софи тихо ахнула и бросила в чан рубашку.
Коннор рассмеялся. Он с улыбкой оглядел Софи, протянул руку и коснулся ее лица.
– Господи! – Его ладонь ласкающим движением скользнула, по плечу Софи и замерла на ее груди. – Ты так прекрасна, девочка. Ты опьяняешь, словно виски со сливками и медом. Я не могу устоять. Не могу насытиться. Это мне следует извиниться перед тобой, – взял ее за руку, поднес к губам и поцеловал ее нежные пальцы, а потом прижался губами к ее ладони. По телу Софи прошла дрожь, а Кон нора снова пронзило желание. – Я не могу утолить свою жажду.
Коннор резко встал и потянул за собой Софи, заставив ее подняться на ноги. Потом переступил через край чана и замер, любуясь восхитительными округлыми формами Софи, ее стройной, изящной фигурой. Притянув к себе девушку, он сжал ее в объятиях. Их бедра соприкоснулись, и Коннора будто опалило огнем.
– Ваша рана… – выдохнула Софи. – Вдруг она откроется? – Софи испуганно оттолкнула мужа, отступив на шаг, потом достала из чана рубашку и бросила ее Коннору.
Мокрая ткань вместо живой горячей плоти мгновенно охладила его пыл. Нет, совсем не этого он хотел.
«Что ж, по крайней мере, у одного из нас достало здравого смысла», – подумал Коннор, разглядывая струйку крови, сочившуюся из раны. Он зажал рану ладонью и выпрямился. Неглубокая и неопасная, но рана все же причиняла сильную боль и страшно мешала, особенно в эту минуту.
– Тогда возьмите бинты, и мы займемся раной, – предложил Коннор.
Не в силах удержаться, он снова притянул к себе Софи и поцеловал. Эта женщина была создана для него. Никогда и ни с кем не испытывал Коннор ничего подобного.
Ее губы раскрылись навстречу его губам, и Коннора охватила дрожь.
– Это безумие. Что же мы делаем? – в ужасе прошептала Софи.
– Если вы не знаете…
– Я знаю, что вам нужно немедленно перевязать рану, – пролепетала Софи.
– Мне нужно нечто большее чем перевязка, женщина! – прорычал Коннор. – И немедленно.
Софи высвободилась из объятий мужа, и Коннор окинул ее восхищенным взглядом. Она смущенно потупилась, но, казалось, совсем не возражала, что разглядывают ее нагое тело. Очаг по-прежнему горел, отдавая тепло, и в отблесках пламени кожа Софи отливала золотом. Голодный взгляд Коннора выдавал переполнявшее его желание, но завораживающая утонченная красота Софи заставила его замереть от восторга.
В следующий миг она схватила льняную простыню, поспешно завернулась в нее и заметалась по кухне в поисках бинтов, горшочка с мазью и кружки с виски. Коннор стоял и ждал, сгорая от желания.
– Поднимите руки и стойте смирно, – скомандовала Софи.
Коннор молча повиновался. Озорные искры в его глазах вызвали застенчивую и ласковую улыбку Софи, но не заставили ее отложить в сторону бинты и отбросить простыню, как хотелось бы Коннору.
Софи оторвала кусок полотна, пытаясь приложить к ране, и Коннор невольно содрогнулся. Она молча протянула ему кружку, он сделал глоток, и виски приятно обожгло горло. Она взяла кружку из его рук и глотнула сама, а затем окунула в виски кусок тряпицы.
– Эй! – запротестовал было Коннор, но Софи проворно промокнула рану тряпицей. Киннолл с шумом втянул воздух сквозь сжатые зубы и отвернулся, пытаясь побороть жгучую боль.
Софи приложила к ране мазь, и в кухне тотчас запахло миндальным маслом, базиликом и лавандой. Взяв самый длинный кусок полотна, Софи ловко обмотала им живот мужа, соорудив крепкую удобную повязку, а затем завязала и подогнула концы.
– Ну вот, – улыбнулась она, встав рядом с Коннором. – А теперь для вас главное – это хорошо себя вести.
– Позже, – хрипло выдохнул он, взял жену за плечи и поцеловал. Шея ее выгнулась, грудь приподнялась. Коннор не смог спокойно на это смотреть. Он принялся осыпать поцелуями ее лицо, шею, плечи, а потом нетерпеливо сорвал с жены простыню и швырнул ее на пол. Тело его запылало.
Ноги Софи подгибались от слабости, но она нашла в себе силы взять мужа за руку и подвести к деревянной скамье рядом с очагом. Она хотела, чтобы Коннор сел и отдохнул, но тот вовсе не собирался этого делать.
Прислонившись спиной к теплой от огня каменной стене, Коннор потянул за собой Софи, обхватил ее за талию и усадил к себе на колени. Теперь она сидела к нему лицом, широко разведя длинные стройные ноги. Коннор гладил ее спину, целовал и ласкал грудь, а Софи, трепещущая от блаженства, тихо стонала в его объятиях. Нежный запах ее тела смешался с запахом лаванды, доводя Коннора до исступления. Ему хотелось наброситься на Софи и овладеть ею, но он ждал, пока Софи захочет этого всем сердцем, всей душой. А чтобы это получить, надо было запастись терпением и нежностью. При мысли об этом по телу Коннора пробежала сладостная дрожь предвкушения.
Скользнув пальцами по гладкому бедру Софи, он нашел ее лоно, влажное и теплое. Софи вскрикнула и выгнулась дугой. Вцепившись в плечи мужа, она рванулась вверх и погрузилась в густую гриву его волос. Коннор обхватил нежный розовый сосок, и Софи вся затрепетала, а бедра ее раскрылись, умоляя.
Коннор подхватил жену и исступленно рванулся ей навстречу. Их тела слились и начали двигаться в страстном, бешеном ритме. Коннору казалось, что в жилах его течет расплавленный огонь. Кровь стучала в висках, дыхание с хрипом вырывалось из груди.
Софи обвила руками шею мужа, обхватила ногами его торс, выгибаясь и замирая, уступая его натиску и нападая, качаясь на волнах наслаждения, взмывая вверх и погружаясь вниз. Неимоверное блаженство затопило Коннора. Его тело продолжало двигаться в древнем магическом танце любви, наполняя душу восторженным изумлением. Потрясенный силой этого чувства, он со всей ясностью понял, что нашел свою любовь и хотел бы остаться с ней навсегда.
И вот он снова вернулся к тому, с чего начал, сел на скамью, прислонившись спиной к каменной стене, и держал на руках свою ненаглядную жену, нежную и трепещущую после упоительной близости. Но что-то неуловимо изменилось в нем. Коннор знал, что никогда уже не станет прежним.
Склонив голову к Софи, он долго так сидел, задумчивый и молчаливый. Для него уже не было пути назад, да он и не хотел возвращаться к тому горькому и одинокому существованию, которое еще совсем недавно составляло его жизнь.
Коннор наклонился к Софи и почувствовал, что боль в боку немного утихла. И тогда он потянулся к ней, ласковой, любящей, нежной. Сейчас она была похожа на чудесный огонек, сияющий во тьме и освещающий ему путь.
Прикосновение смычка к струнам несло покой и умиротворение. Коннор почувствовал, как музыка заполняет его и течет легким и вольным потоком. Он начал играть, и мелодия, сотканная из темноты ночи, завладела им, подчинила себе. Казалось, музыка обладает собственной душой, а руки Коннора, скрипка и смычок лишь помогают ей явиться на свет и наполнить радостью этот мир. Музыка дарила Коннору очищение. Как туманная дымка, прошлое таяло, а настоящее начинало играть яркими красками, и будущее казалось вполне возможным.
С закрытыми глазами Коннор видел сейчас перед собой лицо Софи, ее улыбку, смех, слезы. Это чувство часто приходило к нему, особенно когда он играл печальные мелодии и элегии. Коннор любил и был любим.
Он не думал о нотах. Руки его двигались сами собой, мысли текли легко и свободно. Музыка накатывала волнами, звуки неслись куда-то ввысь, подобно порывам ветра, взмывали к высоким горам и опадали в сумеречную глубину долин.
Коннор играл, прислушиваясь к неспешному, плавному напеву, рождавшемуся в его душе. Софи царила в его мыслях, и пленительная мелодия спешила рассказать о восхитительных округлостях ее тела, гладкой линии бедра, упоительному изгибу спины, нежной выпуклости груди, изящной хрупкости шеи. Коннор касался смычком струн так же нежно и самозабвенно, как ласкал бы тело Софи. Он целиком растворился в своей игре и забыл обо всем, отдаваясь блаженному чувству единения с музыкой.
Когда затихли последние звуки, Коннор отложил смычок и скрипку и обернулся. Софи стояла на ступенях лестницы и смотрела на него во все глаза. Ветер играл ее золотистыми волосами.
– Так это ты? – прошептала она. – Призрак Глендуна? – Коннор кивнул. Он остался стоять у перил, пока Софи поднималась к нему. Ветер надувал рукава его рубашки, развевал складки пледа, трепал темные волосы. – Это было прекрасно! – восторженно выдохнула Софи. – Мелодия оживает, когда ты играешь.
Коннор смущенно пожал плечами:
– Я прихожу сюда и играю, чтобы отпугнуть нежданных гостей. Только и всего.
– Мэри говорила, что призрак, который поселился здесь, заставляет солдат держаться подальше от замка. Но твоя музыка такая чудесная. Она должна заманивать сюда любопытных, которым не терпится послушать еще.
– Внизу холмов голос скрипки превращается в ужасный кошачий визг, если верить Нейлу и Эндрю, – криво усмехнулся Коннор. – Шум водопада искажает звук, придает ему что-то призрачное.
– В голосе твоей скрипки действительно есть что-то призрачное. Но меня притягивает этот звук. В стенах замка он вовсе не кажется таким пугающим. Напротив, твоя музыка невыразимо прекрасна. Каждый раз, услышав ее, я испытывала желание подняться сюда, но ни разу так и не осмелилась. И вовсе не музыка, а боязнь наткнуться на настоящее привидение гнала меня в постель.
Коннор ласково улыбнулся:
– Значит, я нашла в себе мужество, хотя, как мне кажется, ты всегда была храброй. – Он нежно погладил жену по щеке и уже поднял скрипку, чтобы убрать ее в футляр, но Софи взмолилась:
– О, пожалуйста, сыграй еще! Мне так хочется послушать. Ты можешь сыграть рил или джигу? Тебе когда-нибудь приходилось такое играть на вечеринках с музыкой и танцами?
– Приходилось, но не часто. Пожалуй, для меня скрипка – форма уединения. – Коннор снова приложил к плечу инструмент, взмахнул смычком, а потом начал легко выстукивать ногой такт, ожидая, когда придет мелодия. Он выбрал для Софи джигу с простым и веселым ритмом. Девушка сразу заулыбалась, раскачиваясь и хлопая в такт музыке. Коннор сделал несколько шагов, ступая по обломкам камней, и повернулся, чтобы взглянуть сквозь пролом в стене на предрассветное свинцовое небо, тяжело повисшее над горами. Когда песня закончилась, он опустил скрипку и посмотрел на жену.
Она улыбалась, обхватив себя руками. Дамасский шелк ее платья красиво развевался на ветру.
– Где ты научился играть? В Париже, когда ходил в школу? Или к тебе специально приглашали учителя музыки?
Коннор отрицательно качнул головой.
– учился импровизировать и подбирать музыку на слух у дяди, а тот учился играть у своего отца, печально известного Джеймса Макферсона, моего двоюродного деда. Ты никогда не слышала о нем? Нет? В его жилах текла цыганская кровь. Он был хорошим скрипачом, а также прославленным разбойником и вором. Тебе доводилось слышать «Похоронную песнь Макферсона»? – Он сыграл для Софи несколько тактов печальной трогательной мелодии и снова опустил смычок. – Джейми Макферсона поймали и приговорили к повешению за разбой. Накануне казни он написал эту песню и сыграл ее для толпы, собравшейся, чтобы увидеть, как его повесят. Он растрогал всех до слез, предложив отдать скрипку тому, кто покажет свою храбрость и возьмет ее из его рук, но никто не отважился. За несколько мгновений до того, как палач должен был накинуть петлю ему на шею, Джейми разломил скрипку пополам. По Иронии судьбы беднягу помиловали, но приказ не успели доставить вовремя. Главный судья, заклятый враг Джейми, заметил приближающегося всадника и велел перевести городские часы на несколько минут вперед. Вот так Макферсон умер за несколько минут до известия о помиловании.
Он протянул руку и коснулся влажных волос Софи, откинув золотистые пряди с ее лба. Девушка вздохнула и закрыла глаза. Коннор нежно погладил ее по щеке, но Софи внезапно вздрогнула и выпрямилась.
– Нет, мы не должны. Вам нужен покой. Рана кровоточит. Я достану бинты и чистую рубашку…
– Замолчи, – шепнул он, притягивая ее к себе. Его захлестнуло чувство, которому он не мог противиться, каким бы глупым и безрассудным оно ни было. Ему хотелось обнять Софи, коснуться ее кожи, волос. – Замолчи и иди ко мне.
Коннор наклонился к ней, жадно прижался губами к ее губам, погрузив пальцы в густую массу ее волос, все еще влажных после купания. Оторвавшись от губ жены, он принялся осыпать страстными поцелуями все ее лицо. Девушка застонала, потянулась к нему и едва не упала в чан с водой.
Коннор обхватил жену за талию, перебросил через край чана и усадил к себе на колени. Его усталые мышцы и рана на боку тотчас отозвались болью, но теплая вода ее смягчила. Вода окутала Софи и выплеснулась из чана на каменный пол. Коннор крепко прижал девушку к себе.
Софи обвила руками шею мужа и крепко поцеловала его, отчего жажда Коннора лишь усилилась. Его язык скользнул по ее губам. Никогда прежде Коннор не испытывал такого всепоглощающего желания, никогда прежде страсть не затмевала его разум. Все его существо жаждало Софи. Он готов был овладеть ею немедленно, вопреки доводам рассудка, и она отвечала ему с той же отчаянной, безрассудной страстью.
Коннор погладил мокрое шелковое платье Софи, залез руками под рубашку и обхватил ее грудь. Софи тихонько застонала, когда муж нащупал пальцами ее сосок. Вода выплескивалась из чана, рубашка и платье девушки промокли насквозь, но влюбленные ничего не замечали.
Мокрая одежда мешала Коннору, и он сорвал с жены платье, стянул рубашку, бросив на пол рядом с чаном. Теперь обнаженная грудь Софи с возбужденными сосками, нежными, как две жемчужины, касалась его кожи. И Коннор почувствовал такой ошеломляющий восторг, который раньше никогда не испытывал, когда Софи выгнулась и застонала в его руках, желание стало почти нестерпимым.
Софи скользила руками по его коже под водой, слегка касаясь плеч, груди, живота, бедер, гладила и ласкала, даря неимоверное наслаждение. Когда ее пальцы обхватили восставшую плоть Коннора, он замер.
Приникнув губами к его губам, Софи слегка шевельнула бедрами, и сердце Коннора едва не выскочило из груди. Он хрипло застонал. В следующий миг Софи резко выпрямилась и отпрянула, словно ее окатили ледяной водой.
– О Господи, мне так жаль! Боже, мне очень жаль! – Она поспешно выскочила из чана, расплескав воду и оцарапав бедро о край. Обнаженная и прелестная в своей наготе, она торопливо схватила мокрую рубашку, прикрылась ею и опустилась на колени рядом с чаном. – Пожалуйста, простите меня.
– За что? – Коннор перегнулся через край чана, держась рукой за бок. Боль от раны терпеть было намного легче, чем жгучее желание, которое могла утолить лишь одна-единственная женщина.
Увидев в воде его возбужденную плоть, Софи тихо ахнула и бросила в чан рубашку.
Коннор рассмеялся. Он с улыбкой оглядел Софи, протянул руку и коснулся ее лица.
– Господи! – Его ладонь ласкающим движением скользнула, по плечу Софи и замерла на ее груди. – Ты так прекрасна, девочка. Ты опьяняешь, словно виски со сливками и медом. Я не могу устоять. Не могу насытиться. Это мне следует извиниться перед тобой, – взял ее за руку, поднес к губам и поцеловал ее нежные пальцы, а потом прижался губами к ее ладони. По телу Софи прошла дрожь, а Кон нора снова пронзило желание. – Я не могу утолить свою жажду.
Коннор резко встал и потянул за собой Софи, заставив ее подняться на ноги. Потом переступил через край чана и замер, любуясь восхитительными округлыми формами Софи, ее стройной, изящной фигурой. Притянув к себе девушку, он сжал ее в объятиях. Их бедра соприкоснулись, и Коннора будто опалило огнем.
– Ваша рана… – выдохнула Софи. – Вдруг она откроется? – Софи испуганно оттолкнула мужа, отступив на шаг, потом достала из чана рубашку и бросила ее Коннору.
Мокрая ткань вместо живой горячей плоти мгновенно охладила его пыл. Нет, совсем не этого он хотел.
«Что ж, по крайней мере, у одного из нас достало здравого смысла», – подумал Коннор, разглядывая струйку крови, сочившуюся из раны. Он зажал рану ладонью и выпрямился. Неглубокая и неопасная, но рана все же причиняла сильную боль и страшно мешала, особенно в эту минуту.
– Тогда возьмите бинты, и мы займемся раной, – предложил Коннор.
Не в силах удержаться, он снова притянул к себе Софи и поцеловал. Эта женщина была создана для него. Никогда и ни с кем не испытывал Коннор ничего подобного.
Ее губы раскрылись навстречу его губам, и Коннора охватила дрожь.
– Это безумие. Что же мы делаем? – в ужасе прошептала Софи.
– Если вы не знаете…
– Я знаю, что вам нужно немедленно перевязать рану, – пролепетала Софи.
– Мне нужно нечто большее чем перевязка, женщина! – прорычал Коннор. – И немедленно.
Софи высвободилась из объятий мужа, и Коннор окинул ее восхищенным взглядом. Она смущенно потупилась, но, казалось, совсем не возражала, что разглядывают ее нагое тело. Очаг по-прежнему горел, отдавая тепло, и в отблесках пламени кожа Софи отливала золотом. Голодный взгляд Коннора выдавал переполнявшее его желание, но завораживающая утонченная красота Софи заставила его замереть от восторга.
В следующий миг она схватила льняную простыню, поспешно завернулась в нее и заметалась по кухне в поисках бинтов, горшочка с мазью и кружки с виски. Коннор стоял и ждал, сгорая от желания.
– Поднимите руки и стойте смирно, – скомандовала Софи.
Коннор молча повиновался. Озорные искры в его глазах вызвали застенчивую и ласковую улыбку Софи, но не заставили ее отложить в сторону бинты и отбросить простыню, как хотелось бы Коннору.
Софи оторвала кусок полотна, пытаясь приложить к ране, и Коннор невольно содрогнулся. Она молча протянула ему кружку, он сделал глоток, и виски приятно обожгло горло. Она взяла кружку из его рук и глотнула сама, а затем окунула в виски кусок тряпицы.
– Эй! – запротестовал было Коннор, но Софи проворно промокнула рану тряпицей. Киннолл с шумом втянул воздух сквозь сжатые зубы и отвернулся, пытаясь побороть жгучую боль.
Софи приложила к ране мазь, и в кухне тотчас запахло миндальным маслом, базиликом и лавандой. Взяв самый длинный кусок полотна, Софи ловко обмотала им живот мужа, соорудив крепкую удобную повязку, а затем завязала и подогнула концы.
– Ну вот, – улыбнулась она, встав рядом с Коннором. – А теперь для вас главное – это хорошо себя вести.
– Позже, – хрипло выдохнул он, взял жену за плечи и поцеловал. Шея ее выгнулась, грудь приподнялась. Коннор не смог спокойно на это смотреть. Он принялся осыпать поцелуями ее лицо, шею, плечи, а потом нетерпеливо сорвал с жены простыню и швырнул ее на пол. Тело его запылало.
Ноги Софи подгибались от слабости, но она нашла в себе силы взять мужа за руку и подвести к деревянной скамье рядом с очагом. Она хотела, чтобы Коннор сел и отдохнул, но тот вовсе не собирался этого делать.
Прислонившись спиной к теплой от огня каменной стене, Коннор потянул за собой Софи, обхватил ее за талию и усадил к себе на колени. Теперь она сидела к нему лицом, широко разведя длинные стройные ноги. Коннор гладил ее спину, целовал и ласкал грудь, а Софи, трепещущая от блаженства, тихо стонала в его объятиях. Нежный запах ее тела смешался с запахом лаванды, доводя Коннора до исступления. Ему хотелось наброситься на Софи и овладеть ею, но он ждал, пока Софи захочет этого всем сердцем, всей душой. А чтобы это получить, надо было запастись терпением и нежностью. При мысли об этом по телу Коннора пробежала сладостная дрожь предвкушения.
Скользнув пальцами по гладкому бедру Софи, он нашел ее лоно, влажное и теплое. Софи вскрикнула и выгнулась дугой. Вцепившись в плечи мужа, она рванулась вверх и погрузилась в густую гриву его волос. Коннор обхватил нежный розовый сосок, и Софи вся затрепетала, а бедра ее раскрылись, умоляя.
Коннор подхватил жену и исступленно рванулся ей навстречу. Их тела слились и начали двигаться в страстном, бешеном ритме. Коннору казалось, что в жилах его течет расплавленный огонь. Кровь стучала в висках, дыхание с хрипом вырывалось из груди.
Софи обвила руками шею мужа, обхватила ногами его торс, выгибаясь и замирая, уступая его натиску и нападая, качаясь на волнах наслаждения, взмывая вверх и погружаясь вниз. Неимоверное блаженство затопило Коннора. Его тело продолжало двигаться в древнем магическом танце любви, наполняя душу восторженным изумлением. Потрясенный силой этого чувства, он со всей ясностью понял, что нашел свою любовь и хотел бы остаться с ней навсегда.
И вот он снова вернулся к тому, с чего начал, сел на скамью, прислонившись спиной к каменной стене, и держал на руках свою ненаглядную жену, нежную и трепещущую после упоительной близости. Но что-то неуловимо изменилось в нем. Коннор знал, что никогда уже не станет прежним.
Склонив голову к Софи, он долго так сидел, задумчивый и молчаливый. Для него уже не было пути назад, да он и не хотел возвращаться к тому горькому и одинокому существованию, которое еще совсем недавно составляло его жизнь.
Коннор наклонился к Софи и почувствовал, что боль в боку немного утихла. И тогда он потянулся к ней, ласковой, любящей, нежной. Сейчас она была похожа на чудесный огонек, сияющий во тьме и освещающий ему путь.
Прикосновение смычка к струнам несло покой и умиротворение. Коннор почувствовал, как музыка заполняет его и течет легким и вольным потоком. Он начал играть, и мелодия, сотканная из темноты ночи, завладела им, подчинила себе. Казалось, музыка обладает собственной душой, а руки Коннора, скрипка и смычок лишь помогают ей явиться на свет и наполнить радостью этот мир. Музыка дарила Коннору очищение. Как туманная дымка, прошлое таяло, а настоящее начинало играть яркими красками, и будущее казалось вполне возможным.
С закрытыми глазами Коннор видел сейчас перед собой лицо Софи, ее улыбку, смех, слезы. Это чувство часто приходило к нему, особенно когда он играл печальные мелодии и элегии. Коннор любил и был любим.
Он не думал о нотах. Руки его двигались сами собой, мысли текли легко и свободно. Музыка накатывала волнами, звуки неслись куда-то ввысь, подобно порывам ветра, взмывали к высоким горам и опадали в сумеречную глубину долин.
Коннор играл, прислушиваясь к неспешному, плавному напеву, рождавшемуся в его душе. Софи царила в его мыслях, и пленительная мелодия спешила рассказать о восхитительных округлостях ее тела, гладкой линии бедра, упоительному изгибу спины, нежной выпуклости груди, изящной хрупкости шеи. Коннор касался смычком струн так же нежно и самозабвенно, как ласкал бы тело Софи. Он целиком растворился в своей игре и забыл обо всем, отдаваясь блаженному чувству единения с музыкой.
Когда затихли последние звуки, Коннор отложил смычок и скрипку и обернулся. Софи стояла на ступенях лестницы и смотрела на него во все глаза. Ветер играл ее золотистыми волосами.
– Так это ты? – прошептала она. – Призрак Глендуна? – Коннор кивнул. Он остался стоять у перил, пока Софи поднималась к нему. Ветер надувал рукава его рубашки, развевал складки пледа, трепал темные волосы. – Это было прекрасно! – восторженно выдохнула Софи. – Мелодия оживает, когда ты играешь.
Коннор смущенно пожал плечами:
– Я прихожу сюда и играю, чтобы отпугнуть нежданных гостей. Только и всего.
– Мэри говорила, что призрак, который поселился здесь, заставляет солдат держаться подальше от замка. Но твоя музыка такая чудесная. Она должна заманивать сюда любопытных, которым не терпится послушать еще.
– Внизу холмов голос скрипки превращается в ужасный кошачий визг, если верить Нейлу и Эндрю, – криво усмехнулся Коннор. – Шум водопада искажает звук, придает ему что-то призрачное.
– В голосе твоей скрипки действительно есть что-то призрачное. Но меня притягивает этот звук. В стенах замка он вовсе не кажется таким пугающим. Напротив, твоя музыка невыразимо прекрасна. Каждый раз, услышав ее, я испытывала желание подняться сюда, но ни разу так и не осмелилась. И вовсе не музыка, а боязнь наткнуться на настоящее привидение гнала меня в постель.
Коннор ласково улыбнулся:
– Значит, я нашла в себе мужество, хотя, как мне кажется, ты всегда была храброй. – Он нежно погладил жену по щеке и уже поднял скрипку, чтобы убрать ее в футляр, но Софи взмолилась:
– О, пожалуйста, сыграй еще! Мне так хочется послушать. Ты можешь сыграть рил или джигу? Тебе когда-нибудь приходилось такое играть на вечеринках с музыкой и танцами?
– Приходилось, но не часто. Пожалуй, для меня скрипка – форма уединения. – Коннор снова приложил к плечу инструмент, взмахнул смычком, а потом начал легко выстукивать ногой такт, ожидая, когда придет мелодия. Он выбрал для Софи джигу с простым и веселым ритмом. Девушка сразу заулыбалась, раскачиваясь и хлопая в такт музыке. Коннор сделал несколько шагов, ступая по обломкам камней, и повернулся, чтобы взглянуть сквозь пролом в стене на предрассветное свинцовое небо, тяжело повисшее над горами. Когда песня закончилась, он опустил скрипку и посмотрел на жену.
Она улыбалась, обхватив себя руками. Дамасский шелк ее платья красиво развевался на ветру.
– Где ты научился играть? В Париже, когда ходил в школу? Или к тебе специально приглашали учителя музыки?
Коннор отрицательно качнул головой.
– учился импровизировать и подбирать музыку на слух у дяди, а тот учился играть у своего отца, печально известного Джеймса Макферсона, моего двоюродного деда. Ты никогда не слышала о нем? Нет? В его жилах текла цыганская кровь. Он был хорошим скрипачом, а также прославленным разбойником и вором. Тебе доводилось слышать «Похоронную песнь Макферсона»? – Он сыграл для Софи несколько тактов печальной трогательной мелодии и снова опустил смычок. – Джейми Макферсона поймали и приговорили к повешению за разбой. Накануне казни он написал эту песню и сыграл ее для толпы, собравшейся, чтобы увидеть, как его повесят. Он растрогал всех до слез, предложив отдать скрипку тому, кто покажет свою храбрость и возьмет ее из его рук, но никто не отважился. За несколько мгновений до того, как палач должен был накинуть петлю ему на шею, Джейми разломил скрипку пополам. По Иронии судьбы беднягу помиловали, но приказ не успели доставить вовремя. Главный судья, заклятый враг Джейми, заметил приближающегося всадника и велел перевести городские часы на несколько минут вперед. Вот так Макферсон умер за несколько минут до известия о помиловании.