Геммел Дэвид. Волк среди теней

   — Вовсе нет, Зедеки. Я ведь просто указал на возможные против этого возражения. Не будучи вожаком, я ведь не могу предсказать, что решит каждый.
   — В таком случае, что подразумевают все эти слова?
   — Да что жизнь редко бывает проста. Нам хотелось бы быть добрыми соседями, и мы надеемся, что сможем вести торговлю с живущими поблизости людьми. Однако до сих пор у нас не было никаких дел с вами, так, может быть, нам следует выждать и поближе узнать друг друга?
   — И тогда оружие будет возвращено?
   — И тогда мы продолжим обсуждение, — ответил Гриффин, улыбаясь.
   — Мистер Гриффин, наши люди превосходят вас численностью примерно в тысячу раз. Мы не привыкли, чтобы нам отказывали в наших пожеланиях.
   — Но ведь я не отказываю, мистер Зедеки, это было бы дерзостью с моей стороны.
   Зедеки допил чай и оглядел селение. Его взгляд воина тотчас оценил расположение примерно двадцати поваленных там и сям толстых деревьев. Каждое могло служить надежным укрытием для стрелков, причем нападающие оказались бы под смертоносным огнем, а их выстрелы не достигали бы цели.
   — Это вы спланировали такие оборонительные сооружения? — спросил Зедеки.
   — Нет, — сказал Гриффин. — Я простой проводник караванов. Но у нас есть люди опытные и искусные в таких делах. Им приходилось встречаться с самыми разными разбойниками.
   — Что же, позвольте поблагодарить вас за ваше гостеприимство, мистер Гриффин. Я был бы рад, если бы вы оказали мне честь посетить мой дом. Ехать недалеко, и, быть может, мы могли бы подробнее обсудить все эти принципы?
   Глаза Гриффина сузились, но он улыбнулся теплейшей улыбкой.
   — О, вы поистине любезны! И я с удовольствием принимаю ваше приглашение… но не сейчас. Как видите, мы еще только строим наши дома, и с моей стороны было бы неприлично воспользоваться вашим гостеприимством, не имея возможности отплатить тем же. Видите ли, таков один из наших обычаев: всегда за все отплачивать непременно тем же.
   Зедеки кивнул и встал.
   — Прекрасно, я вернусь, когда вы… устроитесь.
   — Мы будем вам очень рады.
   Зедеки сел в седло.
   — Когда я вернусь, то потребую назад нашу собственность.
   — Новым друзьям негоже говорить о требованиях, — ответил Гриффин. — Если вы вернетесь с миром, мы сможем договориться. Если нет, часть вашей собственности будет вам возвращена со скоростью, которая вас, возможно, не очень устроит.
   — Мне кажется, мы поняли друг друга, мистер Гриффин, но, по‑моему, вы недооцениваете силу исчадий Ада. Мы ведь не горстка разбойников‑налетчиков, как вы их называете. Мы — нация.
   Когда он уехал, Мадден, Берк и другие столпились вокруг Гриффина.
   — Как ты это толкуешь, Грифф? — спросил Малер, низенький лысеющий фермер. Гриффин был знаком с ним тридцать лет.
   — Как ни посмотри — ничего хорошего. Я думаю, нам лучше отправиться дальше на запад.
   — Так земля же тут отличная, — возразил Малер. — Как раз такая, о какой мы всегда думали.
   — Мы думали найти ее там, где нет разбойников, — сказал Гриффин. — А то, на что мы наткнулись, может быть в сотни раз хуже. Он сказал правду: нас в сравнении с ними — горстка. Ты видел их шлемы? Это же воины. И называют себя исчадиями Ада. Я не слишком верующий, но такое название мне не нравится. И даже подумать страшно, что, возможно, за ним кроется.
   — Ну, я бежать не собираюсь, — сказал Мадден. — Я уже пустил здесь корни.
   — И я отсюда никуда! — заявил Малер.
   Гриффин обвел взглядом остальных. Они дружно кивали.
   Поздно вечером, сидя с Донной Тейбард под яркой луной, он почувствовал, как отчаяние окутывает его черной пеленой.
   — Я надеялся, что Авалон будет краем мира изобилия. У меня была мечта, Донна. И она так близка к тому, чтобы сбыться. Чумные Земли — безлюдные, доступные, богатые, зеленые… Но теперь я начинаю понимать, что их недаром назвали Чумными.
   — Но ты же взял над ними верх, Грифф!
   — У меня предчувствие, что они могут вернуться тысячным отрядом, если захотят.
   Донна пересела к нему на колени, обвила рукой его шею. Он рассеянно положил руку на выпуклость ее живота, и она чмокнула его в лоб.
   — Ты что‑нибудь придумаешь!
   Он засмеялся.
   — Ты слишком уж доверяешь…
   — …простому проводнику караванов, — докончила она за него.
   — Вот именно.
   Однако нападения, которого он опасался, не произошло. Шли недели, и их дома были почти достроены. Но каждый день на гребнях холмов показывались рогатые всадники на темных конях и наблюдали за переселенцами. Вначале это выматывало нервы, но вскоре семьи привыкли к всадникам на горизонте.
   Прошел месяц, прежде чем новая смерть всполошила селение. Юноша по имени Карвер отправился на холмы на охоту, чтобы пополнить запас мяса, и не вернулся.
   Мадден нашел его труп через двое суток. У него выкололи глаза, его лошадь убили. Все его вещи остались при нем, но адское ружье исчезло.
   На следующий день приехал Зедеки. На этот раз один.
   — Как будто кого‑то из ваших убили, — сказал он.
   — Да.
   — В холмах появились налетчики, и мы их ищем. Вашим людям пока лучше оставаться в пределах долины.
   — В этом не будет надобности, — заявил Гриффин.
   — Мне бы не хотелось, чтобы были еще смерти, ‑сказал Зедеки.
   — Мне тоже.
   — Как вижу, твой дом почти достроен. Прекрасное жилище!
   Гриффин выбрал место для дома под защитой холма и сложил фундамент из камней. Ладно пригнанные бревна стен увенчивала крутая крыша.
   — Мы будем рады, если ты разделишь с нами полуденную трапезу, — пригласил Гриффин.
   — Благодарю, но не могу.
   Он вскоре уехал, и Гриффину очень не понравилось, что он даже не упомянул о возвращении оружия.
   Три дня спустя Гриффин выехал из поселка с ружьем поперек седла и пистолетом у пояса. Он направился к плато на западе, где были замечены пасущиеся толстороги. На ходу он изучал ружье, которое одолжил ему Мадден. Это было адское оружие, с коротким стволом, тяжелое. Ствол был на пружине, и, по словам Маддена, после каждого выстрела, когда отдача отбрасывала приклад, в патронник загонялся новый патрон. Гриффину не нравилось ни ощущение ружья в руках, ни его вид — никакого сравнения с четкой изящной формой его кремневого ружья. Однако отрицать достоинства магазинного ружья он не мог, и охотно воспользовался предложением Маддена.
   Гриффин направил лошадь на северо‑восток и спешился в середине полянки на широком уступе, откуда открывался вид на долину. Слева и справа от него у стволов высоких сосен густые кусты смыкались, но укрытый от слишком уж яркого солнца Гриффин осматривал долину с высоты, ощущая себя царем. Вскоре он услышал лошадиный топот, приближающийся с севера, взял ружье, взвел затвор, прислонил оружие к валуну и сел.
   На поляну выехали четверо исчадий с пистолетами в руках.
   — Ищете налетчиков? — добродушно осведомился Гриффин.
   — Отойди от оружия, — сказал один из них. Гриффин не тронулся с места и посмотрел говорившему в глаза. Чернобородый, богатырского сложения, а в выражении Лица — ни тени теплоты или дружелюбия.
   — Как понимаю, — сказал Гриффин, — вы намерены убить меня, как убили мальчика Карвера?
   Бородач угрюмо усмехнулся.
   — Поначалу он говорил очень задиристо, но под конец упрашивал и умолял. Как будешь и ты.
   — Вполне возможно, — сказал Гриффин. — Но раз я сейчас умру, ты не скажешь мне, почему?
   — Что — почему?
   — Почему вы действуете таким образом? Зедеки сказал мне, что у вас есть войско. Неужто мои поселенцы вас пугают?
   — Я был бы рад объяснить тебе это, потому что был бы рад сам узнать. А ответ такой: нам приказано не нападать… пока. Но любой из вас, кто выходит за пределы долины, — законная дичь. А ты вышел за них.
   — Ну, что же! — заметил Гриффин, оставаясь сидеть. — Похоже, настало время умереть.
   В кустах загремели выстрелы, и двое всадников слетели с седел. Гриффин схватил свое ружье и всадил три пули в грудь чернобородого. Пуля рикошетом отлетела от валуна рядом с ним, и он прицелился в четвертого всадника, но у того в виске появилась дырочка, а в кустах раздался выстрел. Лошадь вздыбилась, и он скатился с седла. В ушах Гриффина зазвенело от наступившей тишины, и тут из кустов выбрались Мадден, Берк и Малер.
   — Ты был прав, Грифф, ничего хорошего, — сказал Берк. — Может, время убраться отсюда?
   — Не уверен, что они дадут нам уехать, — ответил Гриффин. — Мы в ловушке. Поселок распланирован с расчетом, и его легче оборонять, чем движущиеся фургоны. Тем не менее нам его не удержать.
   — Так что ты предлагаешь?
   — Прости, старина, но сейчас мне ничего на ум не приходит. На сегодня нам хватит дела. Заберите их оружие и патроны, а тела спрячьте в кустах. Отведите туда их лошадей и тоже убейте. Я не хочу, чтобы исчадия узнали, что мы понимаем, в какой опасности находимся.
   — Долго нам морочить их, Грифф, не удастся, — сказал Берк.
   — Знаю.
 
   Полночь уже миновала, когда Гриффин наконец бесшумно проскользнул в хижину. Огонь в очаге погас, но большая комната еще хранила воспоминания о жарком пламени. Он сбросил войлочную куртку. Мягко ступая по бревенчатому полу, приоткрыл дверь в комнату Эрика. Мальчик спокойно спал. Гриффин вернулся к очагу и откинулся в старом кожаном кресле, которое провез через половину континента. Он очень устал, спину разламывало. Кое‑как стянув сапоги, он уставился на кучу золы. В комнате не было холодно, но он опустился на колени, положил растопку и вновь развел огонь.
   «Ты что‑нибудь придумаешь!» — сказала ему Донна.
   Но в голову ничего не шло, и это его бесило.
   Кон Гриффин, простой проводник караванов! В это свое смиренное звание он кутался, как в плащ, — оно было полезно во многих отношениях. Всю жизнь ему встречались люди, способные повести за собой других, и он рано научился распознавать подоплеку их силы. Многие опирались на находчивость и харизму, а они, казалось, всегда тесно переплетались с удачей. Ему харизма ниспослана не была, и весь свой немалый ум он обратил на то, чтобы научиться вести людей за собой по‑иному. Не знающие Гриффина будут видеть лишь тяжеловесного, могучего, медлительного человека — простого проводника караванов. С течением времени они — если бы им была свойственна наблюдательность — начали бы замечать, что тревожащие его проблемы исчезают как бы сами собой по мере осуществления его планов. Они увидели бы, как люди приходят к Гриффину со своими бедами — и наблюдали бы, как их трудности рассеиваются, подобно утреннему туману. А истинно проницательный наблюдатель понял бы, что Гриффин в отличие от эффектных вождей‑златоустов завоевывает уважение тем, что сделал себя глазом урагана, оазисом спокойствия среди бурь жизни. Очень редко вызывающе воинственный, никогда не повышающий голоса, всегда знающий, что следует делать… — Кон Гриффин очень гордился образом, который сотворил для себя.
   И вот теперь, когда он особенно нуждался в этом образе, ему ничего не приходило в голову.
   Он подбросил поленьев в очаг и откинулся на спинку кресла.
   Донна Тейбард, очнувшись от тревожного сна, услышала треск сырых дров в огне. Спустив ноги с широкой кровати, она натянула шерстяное платье и бесшумно вышла в большую комнату. Гриффин ее не услышал, и она немного постояла, глядя на него — в красноватом свете его рыжие волосы казались совсем огненными.
   — Кон!
   — Прости! Я разбудил тебя?
   — Нет. Мне снились сны. Такие странные! Что произошло?
   — Исчадия убили Карвера. Это мы узнали твердо.
   — Мы слышали выстрелы.
   — Никто из наших ранен не был.
   Донна налила воды в большой медный чайник и повесила его над огнем.
   — Тебя что‑то тревожит? — спросила она.
   — Я не вижу выхода и чувствую себя зайцем в силке, который ждет, когда придет охотник.
   Донна неожиданно рассмеялась, и Гриффин посмотрел на ее лицо, освещенное огнем. Она казалась более молодой и до невозможности красивой.
   — Почему ты смеешься?
   — Никогда не встречала мужчины, более непохожего на зайца. Ты похож на медведя — огромного, большого, мягонького бурого медведя.
   Он тоже засмеялся, и несколько минут они просидели в молчании. Донна заварила душистые травы, и пока они пили чай у огня, исчадия Ада и все их угрозы, казалось, отодвинулись далеко‑далеко.
   — Сколько их там? — неожиданно спросила Донна.
   — Исчадий? Не знаю. Джейкоб в первый вечер попробовал выследить их, но они его заметили, и он повернул назад.
   — Так как же ты можешь что‑то планировать, если не знаешь, сколько у тебя врагов?
   — Будь я проклят! — пробормотал Гриффин, и с его души свалился камень. — Зедеки сказал, что их тысячи, и я ему поверил. Но ведь это же не значит, что они все здесь! Ты права, Донна, я был последним дураком! — Гриффин натянул сапоги и поцеловал ее.
   — Куда ты?
   — Мы возвращались по одиночке, на случай, если они несут дозор и по ночам. Джейкоб, наверное, уже добрался домой, и мне надо с ним поговорить.
   Натянув свою темную куртку, он вышел в ночной мрак и прошел через расчистку к хижине Маддена. Ставни на окнах были закрыты, но в щели пробивался золотистый свет, и Гриффин постучал в дверь.
   Через секунду она открылась, и высокий бородатый Мадден спросил:
   — Все в порядке?
   — Да. Ты уж извини, что я тебя беспокою так поздно, — сказал Гриффин, пуская в ход неторопливую тяжеловесную манеру выражаться, которую от него ожидали. — Но по‑моему, время обдумать наши планы.
   — Входи, — сказал Мадден.
   Комната была поменьше, чем в доме Гриффина, но в остальном они мало отличались. Посередине ‑большой стол со скамьями, у правой стены — сложенный из камней очаг, а по его сторонам — два тяжелых кресла с богатой резьбой. Они сели в кресла, и Гриффин наклонился вперед.
   — Джейкоб, мне надо знать, сколько всего исчадий здесь по соседству с нами. Полезно бы также узнать что‑то о местности, о местоположении их лагеря, ну и прочее.
   — Хочешь, чтобы я разведал?
   Гриффин поколебался. Оба знали, насколько опасна подобная разведка, и Гриффин остро чувствовал, что просит Джейкоба Маддена рискнуть жизнью.
   — Да, — сказал он. — Это очень важно. Разведай все, что они делают, какая у них дисциплина, ну, словом, все.
   Мадден кивнул.
   — А кто будет обрабатывать мое поле?
   — Я пригляжу, чтобы все было сделано.
   — А моя семья?
   Гриффин понял недоговоренный вопрос.
   — Как моя собственная, Джейкоб. Я позабочусь о них.
   — Ну, ладно.
   — Еще одно. Сколько стволов мы забрали?
   Мадден прикинул.
   — Тридцать три ружья, двадцать семь… нет, двадцать восемь пистолетов.
   — Мне надо знать, сколько у нас к ним патронов. Но это подождет до завтра.
   — Не больше чем двадцать патронов на ствол.
   — Да, не больше. Будь осторожен, Джейкоб.
   — В этом можешь не сомневаться. Я теперь же и отправлюсь.
   — Молодчина! — Гриффин встал и вышел из хижины. Луну затянули облака, и он споткнулся о бревно укрытия, больно ушибив голень. Миновал несуразную хижину Этана Пикока. Коротышка‑книжник вел бурный спор с Аароном Фелпсом. Гриффин ухмыльнулся: некоторые вещи не меняются даже среди самых гибельных опасностей.
   Войдя в свою хижину, он увидел, что Донна все еще сидит у очага, пустыми глазами глядя на огонь.
   — Тебе надо бы поспать, — сказал он, но она не услышала. — Донна? — он опустился рядом с ней на колени. Глаза у нее были широко раскрыты, зрачки казались огромными, хотя в них и отражался яркий огонь. Он потрогал ее за плечо, но она не шевельнулась. Не зная, как поступить, он остался на месте, нежно ее поддерживая. Через некоторое время она вздохнула, и голова ее склонилась. Он подхватил ее на руки и усадил в кресло. Она замигала, и ее взгляд стал осмысленным.
   — А, это ты, Кон! — сказала она сонно.
   — Тебе снились сны?
   — Я… я не знаю. Так странно!
   — Расскажи!
   — Пить хочу, — сказала она, откинула голову на спинку и закрыла глаза.
   Он налил воды в кружку, и несколько секунд она ее прихлебывала.
   — С тех самых пор, как мы добрались сюда, — сказала она, — мне снились необыкновенные, странные сны. С каждым проходившим днем они становились все яснее, и теперь я уже не знаю, сны ли это. Я как бы вхожу в них.
   — Так расскажи мне, — повторил он.
   Она выпрямилась и допила кружку.
   — Ну, сегодня я видела Йона Шэнноу на горном склоне. Он сидел рядом с исчадием. Они разговаривали, но слова были неясным бормотанием. Потом я увидела, как Йон вытаскивает пистолет… и вдруг — медведь. Но тут я словно скатилась со склона в какое‑то каменное здание. Там было много исчадий, а на середине стоял мужчина, высокий и красивый. Он увидел меня, из него повалил дым, он превратился в чудовище и погнался за мной. Меня охватил ужас, но тут кто‑то подошел ко мне и сказал, чтобы я не боялась. Он был очень невысокий — тот самый, которого я видела с Йоном в селении, когда он был ранен. Его зовут Каритас. Древнее имя, которое некогда означало Любовь, сказал он мне, а дымное чудовище не могло нас найти. И я перенеслась куда‑то еще и увидела огромный золотой корабль, но моря нигде не было. Корабль стоял на вершине горы, а Каритас засмеялся и сказал, что это Ковчег. Тут все мои сны перепутались, и я увидела, как тысячи исчадий скачут к Ривердейлу, а Эш Берри пригвожден к дереву. Ужасно!
   — Ты рассказала все? — спросил Гриффин.
   — Почти. Я увидела, как Джейкоб ползет через кусты вблизи от каких‑то шатров, но тут же я оказалась внутри шатра, и там кружком сидели шесть мужчин. Они знали, что Джейкоб приближается, и ждали его.
   — Это не мог быть Джейкоб, он еще только сейчас собирается на разведку.
   — Тогда останови его, Кон. Эти — не такие, как другие исчадия. Они — зло, одно зло.
   Гриффин выбежал за дверь, бросился через расчистку, но в окнах хижины Маддена было темно. Гриффин побежал к загону позади нее. Лошади Маддена там не оказалось.
   Он почувствовал, как его охватывает паника и свирепо подавил ее.
   Потом вернулся к Донне и взял ее руки в свои.
   — Ты говорила, что можешь видеть тех, кто тебе близок, где бы они ни находились. Ты можешь увидеть Джейкоба?
   Она закрыла глаза.
   Ее мысли затуманились, и перед ней возникло лицо Йона Шэнноу.
   Он ехал на серо‑стальном мерине по горной тропе, которая вела вниз, в глубокую долину, усеянную озерами. У берегов озер плескались тысячи птиц, их стаи кружились в небе. Позади Шэнноу ехал исчадие с черной, расчесанной натрое бородой, а за ним темноволосый мальчик лет пятнадцати.
   Донна уже собралась вернуться, когда ей душу ожег ледяной ужас. Она взмыла высоко над деревьями и увидела ИХ менее, чем в четверти мили позади Шэнноу — тридцать всадников на высоких конях. На них были черные плащи и шлемы, скрывавшие лица, и они быстро сокращали расстояние. Небо потемнело, и Донна увидела, что ее обволакивает туча, которая сгустилась, затвердела в два кожистых крыла, и они сомкнулись над ней.
   Она закричала, попыталась вырваться, но тихий, почти ласковый голос прошептал ей на ухо:
   «Ты моя, Донна Тейбард, и станешь совсем моей, когда я пожелаю».
   Крылья развернулись, она упорхнула, как испуганный воробей, и выпрямилась в кресле.
   — Ты видела Джейкоба? — спросил Гриффин.
   — Нет, — прошептала она. — Я видела Дьявола и Йона Шэнноу.
   Села поравнялся с Шэнноу и указал вниз, где в долине на берегу речки виднелась группа построек. К ним подъехал Бетик.
   — Наверное, я спал на ходу, — сказал Шэнноу. ‑Я раньше их не замечал.
   Бетик нахмурился.
   — Я знаю, что внимательно осмотрел долину. И, конечно, увидел бы их.
   Шэнноу дернул поводья, и мерин затрусил вниз по склону. Однако не проехали они и ста шагов, как до них донесся топот лошадей, летящих галопом. Шэнноу спрыгнул с седла и увел мерина за высокие кусты. Бетик и Села последовали за ним. В просветы между ветками они смотрели, как мимо промчались всадники в черных плащах.
   — Как это они не заметили места, где мы свернули с тропы? — задумчиво произнес Бетик. — Странно!
   — Сколько ты их насчитал?
   — Мне не нужно было считать. Шесть звеньев, то есть тридцать шесть противников, таких искушенных в любом виде боя, что нам и думать нечего справиться с ними.
   Шэнноу ничего не сказал и направил мерина вниз по склону. Строения были из ошкуренных бревен, выбеленных временем. За ними виднелся луг, где паслись дойные коровы. Шэнноу въехал в квадратный двор и спешился.
   — А где же люди? — спросил Бетик, подходя к нему.
   Шэнноу снял широкополую шляпу и повесил ее на луку седла. Солнце спускалось за холмы на западе, и он очень устал. Двенадцать ступенек вели к длинной двери строения, перед которым они стояли, и Шэнноу направился к ней. Дверь отворилась, из нее вышла пожилая женщина в белой одежде и низко поклонилась. Короткие седые волосы и синие глаза — такой глубокой синевы, что казались почти фиолетовыми.
   — Добро пожаловать, — сказала женщина.
   Они, трое, услышали гром копыт, обернулись и увидели, что со склона прямо на них несутся исчадия. Руки Шэнноу опустились на пистолеты, но женщина сказала властно:
   — Не беритесь за оружие. Подождите.
   Шэнноу замер. Всадники промчались мимо строений, не глядя ни направо, ни налево. Иерусалимец смотрел им вслед, пока они не скрылись в северном направлении.
   Он резко повернулся к женщине, но прежде, чем успел открыть рот, она сказала:
   — Разделите с нами вечернюю трапезу, мистер Шэнноу, — и, повернувшись, исчезла за дверью.
   — Вот что, Шэнноу, — сказал Бетик, подходя к нему, — мне это место очень не нравится.
   — Тут такая красота, — сказал Села. — Неужто ты ее не чувствуешь? Такая гармония! Тут нет страха.
   — Есть! — буркнул Бетик. — Вот тут, — добавил он, ударив себя по груди. — Почему они проехали мимо?
   — Они нас не видели, — сказал Шэнноу.
   — Чушь! Не могли не увидеть!
   — Как мы не могли не увидеть эти дома?
   — От этого, Шэнноу, все выглядит только хуже, а не лучше.
   Шэнноу поднялся по ступенькам и вошел в дверь. Бетик пошел следом за ним. Шэнноу оказался в небольшой комнате, озаренной мягким светом белых свечей. Круглый столик был накрыт на двоих, и за одним прибором сидела седая женщина. Шэнноу обернулся, но Бетика не увидел, как и Селу.
   — Садитесь, мистер Шэнноу, и подкрепитесь.
   — Где Мои друзья?
   — С удовольствием ужинают. Не тревожьтесь, здесь никакая опасность вам не угрожает.
   Шэнноу мешали пистолеты, и, сняв пояс, он положил их на пол рядом со стулом, взглянул на свои ладони и увидел, что в них въелась грязь.
   — Можете умыться в соседней комнате, — сказала женщина.
   Шэнноу благодарно улыбнулся и открыл овальную дверь по ту сторону стола, которую до этого он как‑то не заметил. За ней оказалась металлическая ванна, полная теплой чуть надушенной воды. Он разделся и забрался в нее. Наконец, ощущая себя чистым, он выбрался из ванны и на месте своей одежды увидел белую шерстяную рубашку и серые брюки. Такая замена его нисколько не встревожила, и он надел их. Они облегали его, словно сшитые по мерке.
   Женщина по‑прежнему сидела за столом, и он опустился на стул напротив. Еда была незатейливой: тушеные овощи, свежие фрукты, родниковая вода, которая казалась вкуснее вина.
   Они ели молча, а потом женщина встала и сделала Шэнноу знак пойти за ней в соседнюю комнату. Шэнноу оказался в кабинете без окон, где два глубоких кожаных кресла были придвинуты к столику со стеклянной крышкой, на котором стояли две чашки душистого чая.
   Шэнноу подождал, пока женщина не села, а тогда сел сам и обвел взглядом стены. Они, казалось, были каменными и тем не менее мягкими на вид, будто обитые плотной тканью. На стенах висели картины, главным образом изображавшие животных — оленей и лошадей, пасущихся у подножий гор в снежных шапках.
   — Вы далеко заехали, мистер Шэнноу. И вы устали.
   — Да, очень, госпожа.
   — Вы едете в сторону Иерусалима или в противоположную?
   — Не знаю.
   — Для Каритаса вы сделали все, что смогли. Не горюйте.
   — Вы его знали?
   — О, да! Несгибаемый упрямец, но вместе с тем добрейшая душа.
   — Я обязан ему жизнью. И не сумел вернуть свой долг.
   — Он не смотрел бы на вас, как на должника. Для него, как и для нас, жизнь — не баланс долгов и уплат. Что вы чувствуете к Донне Тейбард?
   — Я сержусь… сердился. Здесь трудно ощущать гнев.
   — Не трудно, мистер Шэнноу, а невозможно.
   — Что это за место?
   — Святое убежище. Здесь нет зла.
   — Но как можно было добиться подобного?
   — Ничего не делая, мистер Шэнноу.
   — Но здесь есть сила… грозная сила…
   — Да, и в этом загадка для тех, кто имеет глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать.
   — Кто вы? Что вы такое?
   — Я Руфь.
   — Ангел?
   Тут Она улыбнулась.
   — Нет, мистер Шэнноу, я женщина.
   — Простите, но я не понимаю, хотя чувствую, что это очень важно.
   — И вы правы, но пока отдохните. Мы поговорим завтра.
   Она встала и ушла. Он услышал, как затворилась дверь, и поднялся на ноги. У дальней стены была постель, он лег на нее и уснул без сновидений.
   Бетик вошел в дверь следом за Шэнноу и оказался в круглой комнате, выкрашенной в мягкие алые тона. На стенах висело всевозможное оружие, эффектно расположенное: луки и копья, пистолеты и ружья, мечи и кинжалы — и все искуснейшей выделки.
   За овальным столиком сидела седовласая женщина, на блюде лежал большой кусок мяса, обжаренный снаружи, но внутри сырой. Бетик подошел к столику и взял серебряный нож для разделки жаркого.
   — Где Шэнноу? — спросил он, отрезая сочные ломти.