Геммел Дэвид. Волк среди теней

   — Неподалеку, Бетик.
   — Приятная комната, — сказал исчадие Ада, кивая на оружие.
   — Тебя умиротворяет их вид?
   Он пожал плечами.
   — Они напоминают мне о моем родном доме.
   — О комнате, выходящей окном на виноградник?
   — Да. Откуда ты знаешь?
   — Два года назад ты оказал гостеприимство моему другу.
   — Как его звали?
   — Езра.
   — Мне неизвестен никто с таким именем.
   — Он перелез через ограду твоего сада, когда за ним охотились, и спрятался среди твоих лоз. А когда явились охотники, ты сказал, что ни в доме, ни в саду никого нет, и отослал их.
   — А, да! Такой коротышка с испуганными глазами.
   — Да. Человек великой храбрости, ибо он знал великий страх.
   — Что с ним произошло дальше?
   — Три месяца спустя его поймали и сожгли.
   — Последнее время костры запаляют часто. Он поклонялся старому темному богу, ведь так?
   — Да.
   — Исчадия Ада выжгут эту секту каленым железом.
   — Быть может, Бетик. Но почему ты ему помог?
   — Я не религиозный человек.
   — А какой?
   — Просто человек.
   — Ты знаешь, что можешь умереть, если останешься с Шэнноу?
   — Наши пути скоро разойдутся.
   — А ведь без тебя его ждет неудача.
   Бетик поднял кубок с красным вином и осушил его до дна.
   — Что ты стараешься мне сказать?
   — Ты чувствуешь, что ты у Шэнноу в долгу?
   — За что?
   — За спасение твоей жизни.
   — Нет.
   — Ты назвал бы себя его другом?
   — Быть может.
   — Значит, он тебе нравится?
   Бетик ничего не ответил.
   — Кто ты, женщина? — спросил он потом.
   — Я Руфь.
   — Почему всадники нас не увидели?
   — Сюда нет доступа злу.
   — Но я же здесь!
   — Ты спас Езру.
   — И Шэнноу здесь.
   — Он взыскует Иерусалима.
   — Что это за место?
   — Для тебя, Бетик, оно Альфа или Омега, или начало, или конец.
   — Начало чего? Конец чего?
   — Это решать тебе. Выбор должен сделать ты.
   Села взбежал по ступенькам за своими друзьями и вошел в маленькую комнату. Седая женщина улыбнулась и раскрыла ему свои объятия.
   — Добро пожаловать домой, Села.
   И на него нахлынула безмерная радость.
   На следующий день Руфь провела Шэнноу через длинную залу, мимо накрытых для завтрака столов на козлах в круглую библиотеку, всю в полках с книгами от пола до сводчатого потолка. В центре стоял круглый стол. Седая женщина села к нему и сделала знак Шэнноу сесть рядом.
   — Здесь есть все, что вам когда‑либо хотелось узнать, мистер Шэнноу, но вы должны решить, что именно будете искать.
   Его глаза скользнули по ярусам книг, в них появилось что‑то вроде страха, принося с собой холодную дрожь.
   — Это все истинные книги? — спросил он.
   — Нет. Среди них есть выдуманные истории. Есть теории. Некоторые правдивы отчасти или близки к правде. Большинство же указывает путь к истине тем, у кого есть глаза, чтобы видеть.
   — Мне просто нужна истина.
   — Чтобы ее вложили тебе в руки, подобно совершенной и безупречной жемчужине?
   — Да.
   — Неудивительно, что ты взыскуешь Иерусалима.
   — Вы смеетесь надо мной, госпожа?
   — Нет, мистер Шэнноу. Все, что мы делаем здесь, предназначено для того, чтобы наставить и помочь. Эта комната была сделана для вас, сотворена для вас. Она не существовала, пока вы в нее не вошли, и перестанет существовать, едва вы ее покинете.
   — И какое время я могу в ней оставаться?
   — Один час.
   — За час все эти книги я не могу прочесть.
   — Совершенно верно.
   — Так к чему было затрудняться? Как я могу почерпнуть все эти знания, если у меня нет на то времени?
   Руфь наклонилась к нему и взяла его за руку.
   — Мы создали ее не для того, чтобы мучить вас, Йон. Слишком много вложено в нее усилий. Сядьте и подумайте. Не напрягайтесь.
   — Вы не можете хотя бы подсказать мне, где искать?
   — Нет, так как я не знаю, чего вы ищите.
   — Я хочу найти Бога.
   Руфь ласково пожала его руку.
   — Вы думаете, он прячется от вас?
   — Я имел в виду другое. Я старался жить по воле Его. Понимаете? У меня нет ничего. Я не хочу ничего. И все же… я не обрел удовлетворения.
   — Я скажу вам кое‑что, Йон. Даже прочитав все эти книги, познав все тайны мироздания, тем не менее удовлетворения вы не обрели бы. Ведь вы видите себя тем, кем увидел вас Бетик: садовником Бога, выпалывающим сорняки, но всегда недостаточно быстро, недостаточно чисто, недостаточно безупречно.
   — Вы хотите сказать, что защищать слабых ‑дурно?
   — Я не судья.
   — Так что же вы? Что это за место?
   — Я сказала вам вчера вечером. Здесь нет ангелов, Йон. Мы люди.
   — Вы все время говорите «мы», но я не видел тут никого, кроме вас.
   — Здесь живут четыреста человек, но они не хотят, чтобы их видели. Таков их выбор.
   — Так это сон? — спросил он безнадежно.
   — Нет. Поверьте мне.
   — Я верю вам, Руфь, верю. Я верю всему, что вы говорите… но это мне ничуть не помогает. Снаружи за мной ведут охоту, и женщине, которую я люблю, угрожает страшная опасность. Есть человек, которого я дал обет уничтожить. Я знаю, что ненавижу его — но здесь ненависть кажется чем‑то ничтожным.
   — Вы говорите про того, кто называет себя Аваддоном?
   — Да.
   — Человек пустой внутри.
   — Его воины зверски убили Каритаса и тех, кто был с ним. Женщин, детей.
   — И теперь вы пытаетесь убить его?
   — Да. Как Бог Воинств повелел Иисусу Навину убить нечестивых.
   Руфь выпустила его руку и откинулась на спинку кресла.
   — Вы говорите об уничтожении Гая и тридцати двух городов. «Падших в тот день мужей и жен, всех жителей Гая, было двенадцать тысяч. Иисус не опускал руки своей… доколе не предал заклятию всех жителей Гая».
   — Да, та самая Книга Иисуса Навина, на которую ссылался Аваддон, и прочел стих из нее. И он сказал, что все свои законы построил по образу действий сынов Израилевых.
   — Это ранило вас, Йон, для чего и было сказано.
   — Но как могло это меня не ранить? Он был прав. Если бы я жил в те дни и увидел бы, как завоеватели убивают женщин и детей, я бы сражался с ними, как только мог. Какая разница между детьми Гая и детьми в поселке Каритаса?
   — Никакой, — сказала Руфь.
   — Значит, Аваддон был прав.
   — Это решать вам.
   — Мне необходимо знать, что думаете вы, Руфь. Ведь я знаю, что в вас нет зла. Ответьте мне.
   — Я не могу идти вашим путем, Йон, и не берусь сказать вам, что считалось правым и неправым пять тысяч лет назад. Я противостою Аваддону иначе. Он служит Князю Лжи, Владыке Обмана. Здесь наш ответ — истина Любви, Каритас, Йон.
   — Любовь не отражает пули и ножи.
   — Да.
   — Так какая от нее польза?
   — Она преображает сердца и души.
   — Исчадий?
   — Вопреки сожжениям и убийствам, среди исчадий у нас есть более двухсот обращенных. И число это увеличивается с каждым днем.
   — А как вам удавалось их обращать?
   — Мои друзья отправляются отсюда к исчадиям и живут среди них.
   — По доброй воле?
   — Да.
   — Их убивают?
   — Многие умерли. Другие умрут.
   — Но вашей силой вы могли бы сокрушить Аваддона и спасти их жизни.
   — В этом лишь часть истины, Йон. Истинная сила приходит, только когда выучиваешься не применять ее. В этом одна из Тайн. Но час прошел, и вам пора отправляться в путь.
   — Но я не узнал ничего!
   — Время покажет. Мальчик, Села, останется здесь с нами.
   — Он хочет этого?
   — Да. Вы можете попрощаться с ним.
   — Без него мы с Бетиком проскакали бы мимо вас, как зелоты?
   — Да.
   — Потому что сюда нет доступа злу?
   — Боюсь, что так.
   — В таком случае кое‑что я узнал.
   — Воспользуйся своим знанием во благо.
   Следом за Руфью Шэнноу вернулся в свою комнату и увидел свою одежду — выстиранную и выглаженную. Он переоделся и хотел было выйти, но седая женщина остановила его:
   — Вы забыли свои пистолеты, Йон Шэнноу.
   Они лежали на полу, где он их оставил, и он нагнулся взять их. Едва его пальцы коснулись пояса, как гармония духа исчезла. Он застегнул пояс и вышел за дверь. Бетик ждал рядом с лошадьми, а рядом с ним стоял Села. На мальчике было белое одеяние. Увидев Шэнноу, он улыбнулся.
   — Я должен остаться тут, — сказал он, — прости меня.
   — Прощать нечего, малый. Ты будешь здесь в безопасности.
   Он быстро вскочил в седло и поехал прочь от строений. Бетик держался рядом с ним. Через несколько минут он оглянулся — ничего, кроме безлюдной равнины.
   — Странное место — мир, — сказал Бетик.
   — Куда ты подевался?
   — Был с этой женщиной, с Руфью.
   — Что она сказала тебе?
   — Наверное, меньше, чем тебе. И знаешь что? Лучше бы мы этого места не находили.
   — Аминь, — ответил Шэнноу.
   Они обогнули озеро с сосновым лесом по берегам. Дальше, гряда за грядой поднимались каменистые холмы. Шэнноу натянул поводья и осмотрелся.
   — Если они здесь, ты их не увидишь, — заметил Бетик.
   Шэнноу тронул мерина каблуками, и они осторожно поднялись на гребень. Под ними простирался конец равнины, переходивший в предгорья. Никаких следов или признаков, которые указывали бы на присутствие зелотов.
   — Ты знаешь их манеру действовать, — сказал Шэнноу. — Что они сделали, когда потеряли наш след?
   — Они к такому не привыкли, Шэнноу. Вселились в орла или коршуна и обшарили все окрестности квадрат за квадратом. Так как строения они увидеть не могли, то, вероятно, разбились на исходные звенья, чтобы обшарить все до гор.
   — Так где же они?
   — Провалиться мне, не знаю.
   — Я предпочту не показываться на открытом месте.
   — Конечно. Будем просто сидеть здесь на фоне неба, пока они нас не обнаружат!
   Шэнноу ухмыльнулся и пустил мерина по склону вниз. Час они ехали по волнистой равнине, которую, как оказалось, повсюду пересекали узкие овражки, будто по ней какой‑то гигант прошелся чудовищными граблями. В одном из овражков они наткнулись на огромную выгнутую кость, длиной футов в пятнадцать. Шэнноу спешился и пустил мерина пастись. В диаметре кость достигала по меньшей мере восьми дюймов. Бетик подошел к нему, и вдвоем им удалось ее поднять.
   — Не хотел бы я повстречаться с этим чудищем, когда оно было живым, — заметил исчадие.
   Они бросили кость и осмотрели землю вокруг. Да, из травы торчала еще кость, а затем среди высоких стеблей Бетик разглядел и третью в десяти шагах вправо.
   — Смахивает на остатки грудной клетки, — сказал Шэнноу.
   А еще через тридцать шагов Бетик наткнулся на еще более внушительный обломок, причем усаженный зубами. Они принялись его откапывать, и оказалось, что кость имеет форму огромного клина.
   — Тебе когда‑нибудь приходилось видеть подобную пасть? — спросил Бетик. — Или хотя бы слышать о таких?
   — Села говорил, что здесь водятся чудовища, что его отец их видел.
   Бетик оглянулся.
   — От головы до грудной клетки в нем было не меньше тридцати футов. Какие же огромные у него должны быть ноги!
   Они поискали, но никаких конечностей не обнаружили.
   — Может, их растащили волки? — предположил Бетик.
   Шэнноу покачал головой.
   — Кости ног по толщине превосходили ребра не меньше, чем вдвое. Нет, они где‑то тут.
   — Так кости‑то наполовину ушли под землю. И ноги могут быть еще глубже.
   — Нет. Погляди на изгиб кости, которая торчит из травы. Оно умерло брюхом вверх, не то мы нашли бы сверху позвонки.
   — Одна из тайн жизни, — заключил Бетик. — Поехали!
   Шэнноу стряхнул землю с ладоней и сел в седло.
   — Ненавижу тайны, — сказал он. — Ног ведь должно быть четыре. Жаль, что у меня нет времени откопать его целиком!
   — Да уж, без труда не вытащить и рыбки из пруда! — сказал Бетик. — Ну, едем же!
   Они выехали из овражка, но тут Шэнноу натянул поводья и повернул мерина обратно.
   — Ну, что еще? — спросил Бетик.
   Шэнноу подъехал к самому краю и посмотрел вниз. Ему были хорошо видны гигантская челюсть и обломки ребер.
   — По‑моему, ты разгадал тайну, Бетик. Это рыба!
   — Ну, рад, что не подцепил ее на крючок. Не смеши меня, Шэнноу! Во‑первых, это была бы всем рыбам рыба, а во‑вторых, как бы она оказалась посреди равнины, где и речки‑то нет?
   — Библия повествует о гигантской рыбе — она проглотила одного из пророков. Он побыл у нее в брюхе и остался жив. Внутри этой грудной клетки уместятся свободно десять человек. И у рыб нет ног!
   — Ну, ладно, это рыба. Тайну ты разгадал, так поехали?
   — Однако ты ведь сам спросил, а как она могла попасть сюда?
   — Не знаю, Шэнноу, и не хочу знать.
   — Каритас говорил мне, что во время Падения Мира моря вылились и поглотили земли и города. Вот приливная волна и могла принести сюда эту рыбу.
   — Если так, то где же море? Куда оно делось?
   — Ты прав. Как ты и сказал, в этом тайна.
   — Я в восторге, что мы во всем разобрались. Так едем?
   — Неужели тебе совсем не свойственно любопытство, Бетик?
   Исчадие наклонился в седле вперед.
   — Очень и очень свойственно, мой друг. Мне очень любопытно было бы узнать, где сейчас находятся тридцать шесть безупречно обученных убийц. Возможно, тебе покажется странным, что меня это настолько занимает!
   Шэнноу снял шляпу и вытер пот с внутреннего края полей. Солнце стояло над самой головой — только миновал полдень — и небо было безоблачным. Его взгляд привлекло темное пятнышко: высоко над ними кружил орел.
   — Большую часть моей жизни, Бетик, — сказал он, — за мной охотились. Это неотъемлемое обстоятельство моего существования. Разбойники скоро услышали про меня, и мое описание переходило из уст в уста. Я не мог предугадать, когда именно из теней вылетит пуля или стрела, или блеснет нож. И довольно скоро стал фаталистом. Маловероятно, что я умру в своей постели в почтенной старости, ибо моя жизнь зависит от моей быстроты, зоркости и силы. Все это когда‑нибудь ослабеет, но до тех пор меня в этом мире будет интересовать очень многое — то, чего я не понимаю, но что, я уверен, имеет какое‑то отношение к тому, чем мы стали.
   Бетик помотал головой.
   — Ну, спасибо, что ты поделился со мной своей философией. Что до меня, так я еще молод, в самом расцвете лет, и очень хочу когда‑нибудь стать самым древним стариком, каких только видывал мир. И мне начинает казаться, что Руфь была права. Если я останусь с тобой, то наверняка умру. Так что, думаю, нам пришло время проститься.
   Шэнноу улыбнулся.
   — Вероятно, ты прав. Но жаль расстаться в такой спешке. Вон там как будто удобное место для ночлега. Не провести ли нам вместе последний вечер?
   Бетик посмотрел туда, куда указывал палец Шэнноу — на кольцо камней на высоком уступе. Исчадие вздохнул и пустил лошадь рысью. Земля внутри кольца была плоской, а у края уступа оказалась каменная колода, полная воды. Бетик спешился и расседлал лошадь. Завтра он предоставит Иерусалимца той судьбе, какую ему назначил его темный бог.
   Незадолго до сумерек Шэнноу разжег костер, не слушая возражений Бетика — как бы дым не выдал их! — вскипятил чай, выпил, а потом завернулся в одеяло, подложил под голову седло и привалился к каменному обрыву.
   — И для этого тебе нужно было мое общество? ‑спросил Бетик.
   — Ложись спать. Завтра тебе предстоит ехать очень долго.
   Бетик закутал плечи в одеяло и сел у костра. В бок ему впился торчавший из обрыва камень, он выломал его и вскоре заснул чутким сном.
   Над холмами поднялась луна, одинокая сова пронеслась над кольцом камней и скрылась во мраке. Прошел час, и вверх по склону медленно поднялись шесть теней. У камней они остановились. Вожак вошел внутрь кольца и указал на каменный обрыв, с которым оно соприкасалось с другой стороны. Трое бесшумно двинулись туда, а остальные, крадучись, подобрались к Бетику у костра.
   С высоты двадцати футов над биваком, укрывшись позади скалы, Шэнноу следил за их приближением. Его пистолеты нацелились в двоих, которые подходили к Бетику. Он спустил курки, расцвели два огненных цветка, и пистолеты подпрыгнули у него в руках. Первый из двоих опрокинулся навзничь, захлебываясь собственной кровью, второго, когда пуля вошла ему в мозг, отшвырнуло вбок.
   Бетик перекатился, сбрасывая одеяло и прицеливаясь. Третий нападающий выстрелил, едва он шевельнулся, и пуля взметнула пыль в нескольких дюймах правее Бетика. Его пистолет рявкнул в ответ, и зелот упал на спину.
   Тем временем Шэнноу навел пистолеты на тех, кто добрался до его одеяла. Двое выстрелили в его, как они полагали, спящее тело, и осколок одного из камней под одеялом рикошетом впился в бедро стрелявшего. Теперь, упав на колени, он пытался зажать рану, из которой хлестала кровь. Бетик кинулся вперед, нырнул, перекатился и встал на одно колено, одновременно выстрелив. Шэнноу уложил предпоследнего, но последний стремительно ринулся к склону. Бетик выстрелил дважды, промахнулся и помчался в погоню.
   Зелот почти достиг подножия холма, когда услышал, что Бетик его нагоняет. Он обернулся, выстрелил, и пуля просвистела над ухом Бетика. Бетик прицелился, спустил курок, но раздался лишь сухой щелчок. Он снова взвел затвор, попытался снова выстрелить. Но обойма была пуста. Зелот ухмыльнулся и поднял свой пистолет…
   В центре его лба появилась дырочка, и его затылок разлетелся вдребезги.
   Зелот рухнул на землю. Бетик стремительно обернулся и увидел Шэнноу над склоном. Иерусалимец стоял на коленях, сжимая пистолет обеими руками. Бетик выругался и побежал к месту их ночлега.
   — Шлюхин ты сын! — бушевал он. — Приготовил меня в жертву, будто козла!
   — Я думал, тебе следует выспаться.
   — Не заговаривай мне зубы, Шэнноу, ты все так и задумал. Когда ты залез на эту проклятую скалу?
   — Примерно тогда, когда ты захрапел.
   — Не отпускай шуточки! Они тебе не к лицу. Я мог бы умереть в эту ночь!
   Шэнноу сделал шаг вперед, в лунном луче его глаза хищно блестели.
   — Но ты же не умер, Бетик. А если урок нуждается в растолковывании, так слушай. Читая мне наставления, ты не заметил, что над нами целый час кружил орел. И не заметил, как солнечный луч вспыхнул на металле к западу от нас перед тем, как мы наткнулись на кости. Что и послужило одной из причин, почему я так задержался в овраге. Ты силач, Бетик, и храбрый воин. Но на тебя никогда не вели охоту. Ты говоришь слишком много, а видишь слишком мало. Умрешь, если останешься со мной? Без меня ты и дня не протянешь!
   Глаза Бетика сверкнули, и он поднял пистолет.
   — Ты бы прежде зарядил его, малый, — посоветовал Шэнноу, направляясь к своим одеялам и седлу.

7

 
   Джейкоб Мадден скорчился на склоне холма над лагерем исчадий и смотрел, как люди внизу сооираются к ужину. В лагере было почти двести человек, и за последние двое суток он пришел к выводу, что еще пятьдесят несут дозор в окрестностях.
   Гриффин попросил его понаблюдать за состоянием дисциплины в лагере, и Мадден волей‑неволей убедился, что она не оставляет желать лучшего. На берегу речки в два ряда стояли двадцать восемь шатров. С подветренной стороны была выкопана отхожая канава, а весь лагерь окружал земляной вал высотой фута в четыре. По ночам по валу расхаживали шесть часовых, сменявшихся каждые три часа. Три коновязи находились к северу от отхожей канавы, а под кухни были отведены шатры в противоположном конце лагеря. Эта четкая организованность произвела на Маддена большое впечатление. Мадден, искусный охотник, оставался незамеченным без труда. Бородатый фермер надежно спрятал свою лошадь, а к лагерю не подходил ближе чем на шестьдесят ярдов. Свою разведку он вел со всеми предосторожностями и большим терпением.
   Однако утром в лагерь приехали новые шестеро, и, едва увидев их, Мадден ощутил нарастающую тревогу. По виду они словно бы ничем не отличались от других исчадий‑конников: та же темная броня с изображением козлиной головы, те же плащи из черной кожи и высокие сапоги. Но шлемы этих закрывали все лицо, кроме глаз. По какой‑то причине, которую Маддену никак не удавалось нащупать, при виде их у него мурашки забегали по коже, и его охватило безрассудно‑жгучее желание подобраться к их шатру и узнать о них побольше.
   С сугубой осторожностью Мадден прополз по‑пластунски вниз по склону и укрылся в густых кустах, полностью замаскировавших его долговязую худую, фигуру. Лежа над лагерем, он с тревогой пытался разгадать загадку этих всадников. Один из них повернул голову и словно бы уставился прямо на него сквозь плотную завесу листвы. Мадден лежал совершенно неподвижно, ни разу не шелохнувшись, и все‑таки ему чудилось, что тот его увидел. Здравый смысл — а им Мадден был наделен в избытке — убеждал его, что он практически невидимка, и все же… все же…
   Он ждал неизбежного нападения, но ничего не произошло. Нет, тот никак не мог его увидеть! И все‑таки его никак не покидала уверенность в обратном.
   Он не обращал внимания на то, как сырость земли постепенно пропитывала его одежду, и вспоминал свою ферму под Ольоном. Отличная была ферма, и Рейчел, его жена, родила там их первенца. Но разбойники вынудили их уехать оттуда — уже четвертый дом, который им пришлось покинуть.
   Джейкоб Мадден отличался недюжинной силой, но ее одной было мало, чтобы противостоять кочующим шайкам убийц, которые налетали на край за краем, подобно саранче. Два его дома сожгли, а третий забрали себе Даниил Кейд и его подручные. Сгорая от стыда, Мадден уложил свои пожитки в старый фургон и отправился на север.
   Он бы ушел в холмы, чтобы начать партизанскую войну, если бы не Рейчел и их сыновья. А потому он бежал и старался не замечать разочарования, скользившего во взглядах его мальчиков.
   Но больше он не побежит! Гриффин купил его рассказом об Авалоне — крае, где нет разбойников, богатом зеленом крае, где почва до того плодородна, что семена дают всходы, едва ее коснувшись. Его ребята подросли, уже почти готовы сами постоять за себя в свирепом мире, и Мадден чувствовал, что настало время снова стать мужчиной.
   Взошла луна, облив склоны серебряным светом. Мадден посмотрел налево — там, уставившись на него, сидел кролик. Он улыбнулся и прищелкнул пальцами, но кролик не шелохнулся. Мадден вновь обратил взгляд на лагерь, где по валу уже расхаживали часовые. Он осторожно приподнялся, сел и расправил плечи. Кролик застыл на прежнем месте, Мадден подобрал камушек и швырнул его в зверька. Кролик отпрыгнул, заморгал, увидел его и шмыгнул в кусты.
   Шорох в ветвях у него над головой заставил его взглянуть вверх. На суку сидела коричневато‑серая сова. Неудивительно, что кролик сбежал, подумал Мадден.
   Дело шло к полуночи, и он выбрался из кустов, готовясь спуститься к лагерю. Внезапно перед ним возникла мерцающая фигура. Мадден попятился. Фигура стала одетым в белое старичком с круглым приветливым лицом и зубами почти чересчур белыми и ровными.
   Мадден выхватил пистолет и взвел курок. Старичок указал на Маддена, посмотрел на лагерь и отрицательно покачал головой.
   — Кто ты? — шепнул Мадден. Вместо ответа старичок показал на восток, за лагерный вал. Мадден взглянул туда и увидел, что в лес прокрадывается воин в черном плаще. Старичок показал на запад, и Мадден среди теней увидел еще двух исчадий.
   Они его окружают! Он был прав! Они его заметили с самого начала!
   Призрачная фигура исчезла, Мадден попятился и побежал к лощине, где укрыл свою лошадь. Он перепрыгивал валуны и поваленные деревья. С каждым шагом паника все больше овладевала им.
   — Сохраняй спокойствие! — снова прозвучал голос у него в мозгу. Он чуть не упал, но удержался на ногах и остановился возле толстого дуба, прижав ладонь к коре. Дыхание превратилось в судорожные всхлипы, и он почти ничего не слышал, кроме стука своего сердца и грохота в ушах.
   — Сохраняй спокойствие, — повторил голос. ‑Паника тебя убьет!
   Он выждал, пока не стал дышать ровно. Шляпа упала с его головы, и он нагнулся за ней.
   В ствол ударила пуля, полетели обломки коры, Мадден упал и перекатился в кусты. Опираясь на локти, он отполз в более безопасное место, скрытое густой порослью. Вторая пуля оцарапала ему ухо.
   — Убей сову! — шепнул голос.
   Мадден перевернулся на спину и на суку над собой увидел коричневато‑серую сову. Он выхватил пистолет, прицелился… но сова взвилась в воздух. Мадден заморгал. Птица знала! Снова выстрел совсем рядом. Мадден отполз к дереву. В нем закипала ярость, вытесняя панику и страх.
   Много лет его гоняли с места на место, угрожали ему всяческие разбойники. И вот они думают, что он у них в руках — просто еще один земледелец, чтобы замучить его и убить! Мадден обошел дерево, пригнулся как мог ниже и перебежал под другое прикрытие. Слева раздались два выстрела, он упал, перекатился на другой бок и выстрелил вправо и влево на вспышки. Раздался вопль. Мадден вскочил и побежал, и тут заговорили другие пистолеты. Жгучий удар в бедро — и он упал. Из кустов выпрыгнула черная фигура, Мадден выстрелил ей в голову, и она исчезла. Поднявшись на ноги, Мадден нырнул в кусты. Над его головой на сук бесшумно опустилась сова, но Мадден ее ждал: его пуля разорвала ее в клочья, и перья медленно спланировали на его распростертое тело.
   — Доберись до своей лошади, — шепнул голос. — У тебя на это меньше минуты.
   Со стоном Мадден заставил себя встать. Из раны в бедре текла кровь, но кость задета не была. Он захромал в лощину и кое‑как взгромоздился в седло. Сорвав поводья с ветки, повернул лошадь и галопом вылетел из лощины. Тут ему в нижнюю часть спины ударила пуля — словно его заклеймили раскаленным железом. Пригнувшись в седле, он пустил лошадь карьером на запад.