Страница:
Однако очень часто, и даже почти всегда, приходя в гости, мне приходится вставать на стул. И – находить применение своим способностям. Причин этому несколько: как правило, хозяева дома – то есть хозяйки дома – готовят из рук вон; сердце у меня отзывчивое; хвастлив я до необычайности; в гостях бывает – особенно поначалу, покуда не сели – столь скучно, что говорят о литературе… Поэтому я предпочитаю улизнуть на кухню.
Быка за рога. Правила поведения на чужой кухне:
1. Внимательно обозри кухонный инвентарь! Кухонный инвентарь автохтонов разительно может отличаться от твоего собственного. Как печь-голландка от крематория.
2. Набор пряностей (осторожно с пряностями) может не соответствовать твоему представлению о съедобности, и поэтому лучше сразу же спросить: здесь в банке с надписью «дуст» у вас что, сахар или все-таки соль? И если это все-таки соль, то какая она – английская?
3. То, что вы принимаете на выезде за киви, может оказаться совсем не киви и шмыгнуть в норку.
4. Не всё в холодильнике и в чулане – особенно в иностранной стране – съедобно. Не всё, что съедобно в иностранной стране, удобоваримо. А что удобоваримо в иностранной стране – лучше пусть изгадит сама хозяйка дома.
Привожу на всякий трагический случай две вполне жизненные истории, имевшие место быть на выезде.
История о пользе изучения иностранных языков, особенно родного. Перед отъездом в Страну Молока и Меда (землю есть буду, решил я в предвкушении репатриации) коренному языку обучаться было некогда (я прощался с родиной, и процесс затягивался, бутылки сдавать, если кто помнит, не успевали), поэтому, обнаружив себя в хамсинчик на чужой кухне – это уже когда хозяин дома трижды съездил за добавкой по случаю моей привальной, причем последний раз попытался открыть не собственный скромный фордик, а, совсем даже наоборот, совершенно непохожий на олимовский фордик ватиковский, то есть старожильский, подъемный кран, – обнаружив себя на кухне в состоянии изрядной интоксикации с симптомами дегидрации организма до невыговариваемости, я решил приготовить себе освежающий напиток из водички с сиропчиком. Лимонным сиропчиком, потому что на бутылке был нарисован лимон. Ну что вам сказать? Следующие двое суток знакомства с родиной я выдувал радужные пузыри, поскольку то, что я принимал за сиропчик, оказалось средством для мытья посуды, хотя лимон был нарисован чрезвычайно достоверно.
Второй трагический случай имел место в Соединенных Штатах Америки, где я полностью подорвал свою репутацию как кулинара, так и кавалера (кабальеро). Поставим вопрос ребром: Кто-нибудь ласкал армянку, перенесшую ветрянку? «Уединенное». Дневник писателя. 1989 год. А армянку американского происхождения? Мне не довелось. Короче, в квартире (студио) очаровательной дизайнерши, начитанной во всех отношениях, куда меня привел на предмет завтрака мой бостонский друг и где я уже под благосклонным жгучим оком хозяйки (это когда мой чичероне-надоедала после многократных намеков таки убрался из нашего теплеющего общества), в домашних тапках бывшего мужа хозяйки дома, принялся готовить ужин с видом на завтрак, завтрашнего, безусловно счастливого дня разделенной – да еще как! – любви, я опрометчиво поджарил грибы шампиньоны на средстве для удаления волос, как я теперь понимаю, усов, бакенбардов и пуха с лядвий, как я понимаю, очень темпераментной хозяйки дома. На мои робкие оправдания, что, мол, во-первых, эпиляционные средства не бывают такого разлива (один галлон), а во-вторых, там не были нарисованы череп и кости, – вовремя не попробовавшая моего кухарства грибы с телячьей печенкой армяно-бостонка, не попробовавшая под вздорным предлогом, что грибы не бывают зеленого цвета, а печенка – сиреневого, также спросила, почему у грибов выпали споры, на что, признаться, мне нечего было ответить, а цветовой гаммой я был и сам потрясен… Короче говоря, ночевал я тоже под грибком, в местном садике для негров.
Из всего вышесказанного следует сделать простой и не неожиданный вывод, что сперва следует осмотреть арсенал и лишь потом ввязываться в битву с годными средствами. Предлагаю меню легкого ужина на выезде.
В кастрюлю с подсоленным кипятком – не расчленяя – брокколи. На сковороду с раскаленным растительным маслом – цельные индюшачьи, как вы уже догадались, печенки. Не соля, не перча! Но всё время переворачивая деревянной лопаточкой, дабы не подгорело и ровно обжарилось: проблема поджаривания индюшачьей печенки начинающему кулинару может показаться надуманной, однако индюшачья печенка с одной стороны легко подгорает, а с другой стороны и внутри остается ярко-красно-сырой.
Пережарить лук с пшеничной мукой – до хруста, но не до обугливания! Развести полстакана майонеза отваром из-под брокколи (брокколи отвариваются кустом на медленном огне не более 25 минут. Ежели соцветия слишком нежные, то не более 15 минут. За стебель не беспокойтесь – ствол всё равно не едят).
Разведенный майонез (в майонез следует добавить соль и хорошо бы небольшое количество натурального лимонного сока, скажем, две чайные ложки) изливается на уже подготовленную, то есть обжаренную печень и пассерованный лук. Но ваша задача не только подать мгновенно приготовленное и вполне съедобное блюдо, но и ошеломить. Посему: цельное древо брокколи выкладывается на блюдо, куда предварительно слит соус, то есть сок, выделенный печенкой при поджарке в смеси с жиром и отпустившим себя майонезом (развернувшимся майонезом).
Извлеченные из жаркого цельные индюшачьи печенки выкладываются в ветви броккольного древа. Если у вас было время, достаточное для того, чтобы отварить два-три яйца вкрутую, следует эти яйца нарезать на кружочки и также поместить в недра капусты. Все восхищены.
Ах да! Чуть не забыл! Сие блюдо очень желательно предварить несколькими салатами поэкзотичнее. Например, салатом из вышеупомянутого киви, сырого репчатого лука, соленых и маринованных огурцов, корнишонов, жареного кунжута и соевого соуса!
Салат из грейпфрута (или помелло), кукурузы, крутых яиц, редиса, листьев зеленого салата и свежих грибов практически не нуждается в комментариях. Но всё же.
Можно приготовить и горячий салат из красных перцев и помидоров.
Салатами мы, как выяснилось, стол оснастили. Следует позаботиться о десерте.
Обвалять наструганные на кружочки толщиной не более полусантиметра бананы в муке с сахаром и солью (можно использовать сухари или мацовую муку), предварительно окунув во взбитое с водой сырое яйцо (лучше один белок), быстро обжарить до корочки в раскаленном масле или маргарине, полить сдобренными вышеперечисленными пряностями, смесью шоколадной пасты со спиртом или коньяком и перед подачей на стол поджечь!
Еще проще. Подать обычные груши из компота, обсушенные, обвалянные в смеси сахара с корицей и политые чем-нибудь горюченьким. И чтоб пылало. На вопрос, зачем чтоб пылало – твердо отвечаю: бишвиль йоффи (для красоты).
А вот что категорически не советую – так это ввязываться на чужой и недоброжелательной кухне в долгосрочные проекты типа копченый олений язык под соусом Алеман.
Пост, аскеза, диета
Есть у меня знакомая, очень святая дама.
Святая.
Святая несмотря на то, что, так сказать, пограничной конфессии особа. Богобоязненная дамочка.
Чуть что – постится. Чаще всего ей нельзя мяса, в остальное же время уже нельзя «халави» (молочного), потом вычеркивается скоромная рыба, и под конец вообще можно только всенощную. Но негромко. Когда я гляжу на ее спортформу, отличный цвет лица, ровное, всегда хорошее настроение, у меня прорезается аппетит – вот взять и съесть что-нибудь, назло! Но знаю, я знаю, что то бесы, бесы, конечно, бесы искушают меня! И поэтому, по уходу моей знакомой святой, я, конечно же, позволяю себе всё, но лишь по уходу дамы… Аналогично – и с представителями моего – Моисеевой Веры – гастрономического Закона: что есть, когда есть, кого нельзя есть и как раздвоено копыто. При всем моем уважении к чешуе.
Тем не менее пищевые запреты – дело нешуточное, ежедневно актуальное; и похвалюсь, у меня ни разу не возникало – клянусь! – подленького настроеньица накормить заезжего брахмана говядиной, муфтия – ветчиной, ребе – улитками, ламу – рыбой!
Не рекомендую брать греха на душу Кому нельзя, тому, значит, нельзя.
Обидно, конечно, за русскоговорящего сапиенса, не знающего подлинного вкуса Борща, в верхних слоях атмосферы которого Борща, на воздусях плавает нежнейшее облачко сметаны, снизу, со дна подсвеченное оранжевым пламенем зари. Обидно.
Слезы текут, наворачиваются слезы, ливнями текут, но улыбаюсь мужественно, сквозь грустную радугу, когда гость мрачно сообщает, что сегодня у него девятое ава и поэтому гость не разделит со мной хлеб наш насущный днесь с лимбургским гойским сыром и тем более под божоле…
Аналогично я чувствую себя в байрам. Даже еще хуже в байрам.
Многие прямо место себе не находят в байрам.
Один раз подгадало мне проводить свой Судный день в городе Магнитогорске, можете себе представить… Не утаю – по причинам скорее этическим и этническим, нежели по религиозным, пищи я в Йом Кипур не приемлю, не пью, тем более и воды; что отнюдь не считаю актом гражданского мужества, тем не менее…
Сижу я в национально пестром обществе города Магнитогорска, скромненько сижу, в кипе сижу, небритый сижу, предаюсь не сказать – возвышенным, но и не похабным, хотя и плотским размышлениям; краем уха застольные беседы аборигенов подслушивая, автоматически вычленяя из текста полезные – некстати гастрономические – советы:
С чего именно эта модификация «индейки по-рыцарски» и есть «утятя имени Магнитогорска» – оставим; верно, всё ж потому, что рецепт подслушан в этом уральском г.
И, напоминаю, в Судный день.
Сижу, присутствую, скромно улыбаюсь. Тут и разгорелся ор! Крупный. Фира Аркадьевна размахнулась пухлыми руками, наглядно показывая на себе и на людях, что, мол, утку следует обмазывать для блеску и вкусу смесью пива, яйца и сметаны (1:1/2:2) ,в то время как Сайд и Валька Совенко заявили, что, наоборот, подавать птичку след с тушеными кислыми яблоками, а начинку ее следует усовершенствовать отрубками-бочонками свиных, естественно, сосисок…
Мне было что сказать! Я сглотнул йом-кипурскую слюну и заявил, что об сметане не может быть и речи (что, кстати, не при данной рецептуре будет сказано, не есть истина в последней инстанции). Что, далее заявил я, присутствие, не вслух сказать, сосисок, может, конечно, и оттенит букет, но может, конечно, и перебить вкус: не индейка ж! Утка ж! Это в индейку можно, и даже нужно вбивать что-то вроде охотничьих сосисок (ну хорошо, колбасок «кабанос»), не говоря о простых, и что – яблоки в данной композиции слишком бароккальны и даже избыточно маньеристичны. И шли бы вы…
К чему я веду? А к тому я веду, что всегда почему-то хочется, что нельзя. Между прочим, на следующий день мои гостеприимцы, следуя моему ультиматуму, поставили весь г. Магнитогорск вверх дном, но искомые для «утки по-магнитогорски» ингредиенты были изысканы, и я ее создал, эту утку! Строго по изысканной рецептуре! Без никаких пустяшных колбасок. Без этой истерики с тушеными яблоками. Нет! Сухо, скупо, элегантно. С гарниром рассыпчатой пшенной каши и жменью клюквы в гарнитур…
И к тому я веду, что, в конце концов, запреты религиозно-патриотического свойства пусть не легко, но возможно обойти. Например: сухие искусственные сливки (парве) хоть и плохонько, но заменяют сметану, а при подаче к холодному заливному мясу, языку или рыбе имитация сметаны – в сметанно-хреновом соусе – вообще мало уличима. (Хуже – с горячими блюдами.) Итак, сметанно-хреновый соус для митнагедов:
В принципе, я против русскоязычного обычая подменять сметану в блюдах славянских кухонь майонезом, верней тем, что местная промышленность втюхивает нам за «майонез». За майонезами следует пройти дистанцию от Тулузы до Антверпена. С посадкой – попробовать – на годик в Париже.
Коли маргарины еще канают под сливочное масло (тоже, к сожаленью, лишь в холодном виде), то псевдополубратья сметана и майонез подлинного гурмэ удручают. Кстати, о маргаринах: ежели в рецептуре значится, что обжарить на сливочном масле, – допустимо обжарить в смеси очень хорошо рафинированного растительного масла с маргаринами не молочного привкуса. Пропорция 1:2. В холодные же блюда – патэ, «замазки», бутербродные смеси, яичные салаты и т. п. – при подмене следует вводить маргарин в количестве вдвое меньшем, чем сливочное масло.
Привожу созданный мной рецепт паштета, назовем – «Рабанесса».
Между прочим, патэ «рабанесса» и подобные мясные, рыбные и овощные массы, при кейтеринге не богатых, но многолюдных торжеств, толпищ и сборищ, – неоценимы. На капищах, ристалищах и торжищах. «Рабанессой» и иже с ней наполняются лодочки из крутых яиц, розетки отварных овощей, сердца артишоков, тарталетки, канапе и т. п. микроемкости и микроплоскости разового пользования по системе «ам – и в рот».
Но не о том, не о том, а о том, что «если кто-то осмеливается, – пишет фра Лоренцо Балла в трактате „De voluptate“ („О наслаждении“, 1431), – пищу бранить и уклоняться от пищи, то, на мой взгляд, он больше хвалит смерть, чем жизнь, и сам должен быть изморен постом (как раз тем, что одобряет), и я молю, – добавляет Лоренцо в духе раннего гуманизма, или, как выражается теперь молодежь, „весьма гуманитарно“, – чтобы он вообще погиб от голода» (глава 25 – «О вкусе и прежде всего о пище»). Прав ты, тысячу раз прав, архиправ, достопочтенный Лоренцо: «Излишне говорить о тех, которые не имеют средств к жизни, как, например, о гаромантах и многих южных народах (NB!), питающихся саранчой, или о северных, о которых говорит Вергилий: „И молоко пьет, смешанное с конской кровью…“«. Точка, конец цитаты.
Как принять в доме гимнософиста, диетика, шамана, ешиботника, йога, на худой конец?
– Исподволь, через знакомых штинкиров (стукачей) и сикофантов, надлежит выяснить однозначно: что экзотический фигурант-гость лопает, а чего в рот не берет.
– Следует позаботиться о гожести посуды, кошерности инвентаря, желательности наличия или отсутствия незамужней прислуги.
– Следует выяснить, представителя какой конфессии (тантризм? реформизм? сыроедение? гербалайф?) особенно не желает видеть за вашим столом гость.
– Траву едят все. Собранную еврейскими руками, естественно, не на седьмой год и не в шабес.
– Всегда следует отказаться от первой, второй и последней рюмки. Они, как правило, плохо идут.
– «То, что можно верующему еврею, можно всему человечеству» – вредное, хотя и очень популярное заблуждение Бен-Гуриона. Всё, что можно, не обязательно можно худеющему борцу сумо, кормящей матери, диабетику, подшитому абстиненту.
– Постясь сам, будь потолерантнее с народом.
– Не скармливай другому то, чего ни за какие коврижки не стал бы есть сам.
– Причудливые посты и изысканные диеты влетают в копеечку. Сие касается как диет парамедицинских, так и епитимий.
– Никогда не следует дразнить гастрономическое воображение гостя именно тем, что он в данный момент любит (поросенок жареный), но именно тем, что именно ему именно в данный момент – именно нельзя!
Если не куражиться, то парадоксально, но хорошая кухня – это как раз кухня ограничений и запретов; дабы долго не распространяться на эту схоластическую тему, достаточно представить себе табу на свежие огурцы. Пару раз в жизни доводилось мне жить и готовить, постясь самым тривиальным образом. Аскекза, пост, епитимья…
Ну об Ном Кипуре в городе Магнитогорске я уже поведал. (О, как хрустела магнитогорская утка, как скворчала! Даже в рецептуре.) Стоит разово упомянуть и об неоднократных разах, годах и явлениях, когда причиной довольно строгого поста имелась некоторая стесненность в средствах, чего греха таить…
О, яичница по-ирландски!!!
О!
Записывайте: выдать повару: яйцо – 1; хлеб черственький белый – 1 пруса (ломтик); масло сливочное коровье – 0,010 кило. Это еще не всё. Прогреть тарелку. Осторожно специальной фамильной хватательной лопаточкой подхватить яичницу по-ирландски со сковороды! Переместить в центр тарелки. Естественно, скатерть – хрустящая, свечи – в серебре (серебро в шандале), в хрустале – левкои, в волосах – камелии, Шуберт – на воде, Моцарт – в птичьем гаме.
Яичницу по-ирландски (сокращенно «яппи») следует сожрать, особенно не привлекая особенного внимания. Особенно окружающих. Запить чаем, повезет – сладким. Понюхать левкой.
И все-таки подлинная катастрофа разразилась с год назад, когда таки добегался сочинитель «Книги О Вкусной, Но Нездоровой Пище» и таки до гастрологического, вы будете смеяться, отделения. Добегался и лег. С довольно решительным диагнозом. (Правда, скорее, по причине не столь еды, а сколь освежающих напитков на запивочку) И соответствующим приговором бывших коллег: на диету, доктор Генделев, на диету!
Ага, сказал я, обязательно. Овощи на пару, утка под кроватью, цветы в перспективе, но много, и лавровый лист – в венках. То-сё. Соль – нет, перец – нет, о шафране не может быть и речи, мясного вкусного нельзя не только с молоком его матери, но и без молока тоже нельзя. Причем на всю оставшуюся жизнь. На всю оставшуюся жизнь, жизнь имени Шкварки Стреляющей, Гуся в Яблоках и Вредного Мужского Супа из Бычачьих Хвостов! По-бретонски! Не говоря о рюмке водки под шмат севрюги с лимончиком. (Лимончик – тоже нельзя.)
На сем было бы хорошо и жалобно поставить точку, а не многозначительное многоточие. Однако – нет. Будем честны. (До того будем честны, что на дно паровой бани ставится решетка, на решетку укладываются с отвращением репка, тыква и кабачки. Баня закрывается крышкой. Настоящим приказываю выдать повару Генделеву М. С. репку, тыкву, баню, крышку, кабачки. Соль, перец, водка – отказать!) Будем честны: на вкус – всё это звучало, как и должно было звучать: как отваренная, вернее, отпаренная моя же собственная кулинарная книга. Без соли и переплета.
Но диетической кулинарии мы посвятим отдельную главу, куда смешнее!
Да-да, оскопленный Казанова в гареме; да, козел в огороде, но в наморднике; да, лиса – идиотка, которую таки заставили есть зеленый виноград!
Нет! Еще жутчей: Гумберт Гумберт, вяжущий с ровесницами на приступочке свой собственный оренбургский платок.
Вот именно.
Урарту
Варил я. Ну, чтобы не вводить в заблуждение особенно простодушных, варил я – кухарил я «урфа-колалик». Не какой-нибудь там «колалик», простой, как стон буйвола, но самый что ни на есть «урфа-колалик»!
Что мне втемяшилось, не скажу, но однажды, в непогожий зимний иерусалимский полдень пятницы (помоему, давеча), проснулся я с мыслью: или я сварю себе «урфа-колалик», или покончу с собой, соответственно, вполне солипсически, покончив со всеми вами, мой дорогой окружающий мир, который все-таки мне – я в этом уверен – кажется. В полдень, в непогожий зимний иерусалимский. В том числе и с теми вами покончив, кто имеет представление об этой «урфе»; и с теми, кто – нет, тоже покончив.
Сон мне пред тем снился гадкий (обычай пересказывать сны, особенно гадкие, не национальный, а строго – половой; это укорененный ниже уровня инстинкта тяжелый женский обрядовый обычай, и если б не он, Б-г свидетель, я б женился гораздо счастливей и чаще; особенно – вступая в брак). Сон был про Урарту. Урарту как Урарту. Единственная отрада там (и в государстве Урарту, и во сне) – старинный армянский суп «урфа-колалик». Ни рецептура, ни технология с урартских времен не покачнулась, стоит, как Арарат в ясную погоду.
Быка за рога. Правила поведения на чужой кухне:
1. Внимательно обозри кухонный инвентарь! Кухонный инвентарь автохтонов разительно может отличаться от твоего собственного. Как печь-голландка от крематория.
2. Набор пряностей (осторожно с пряностями) может не соответствовать твоему представлению о съедобности, и поэтому лучше сразу же спросить: здесь в банке с надписью «дуст» у вас что, сахар или все-таки соль? И если это все-таки соль, то какая она – английская?
3. То, что вы принимаете на выезде за киви, может оказаться совсем не киви и шмыгнуть в норку.
4. Не всё в холодильнике и в чулане – особенно в иностранной стране – съедобно. Не всё, что съедобно в иностранной стране, удобоваримо. А что удобоваримо в иностранной стране – лучше пусть изгадит сама хозяйка дома.
Привожу на всякий трагический случай две вполне жизненные истории, имевшие место быть на выезде.
История о пользе изучения иностранных языков, особенно родного. Перед отъездом в Страну Молока и Меда (землю есть буду, решил я в предвкушении репатриации) коренному языку обучаться было некогда (я прощался с родиной, и процесс затягивался, бутылки сдавать, если кто помнит, не успевали), поэтому, обнаружив себя в хамсинчик на чужой кухне – это уже когда хозяин дома трижды съездил за добавкой по случаю моей привальной, причем последний раз попытался открыть не собственный скромный фордик, а, совсем даже наоборот, совершенно непохожий на олимовский фордик ватиковский, то есть старожильский, подъемный кран, – обнаружив себя на кухне в состоянии изрядной интоксикации с симптомами дегидрации организма до невыговариваемости, я решил приготовить себе освежающий напиток из водички с сиропчиком. Лимонным сиропчиком, потому что на бутылке был нарисован лимон. Ну что вам сказать? Следующие двое суток знакомства с родиной я выдувал радужные пузыри, поскольку то, что я принимал за сиропчик, оказалось средством для мытья посуды, хотя лимон был нарисован чрезвычайно достоверно.
Второй трагический случай имел место в Соединенных Штатах Америки, где я полностью подорвал свою репутацию как кулинара, так и кавалера (кабальеро). Поставим вопрос ребром: Кто-нибудь ласкал армянку, перенесшую ветрянку? «Уединенное». Дневник писателя. 1989 год. А армянку американского происхождения? Мне не довелось. Короче, в квартире (студио) очаровательной дизайнерши, начитанной во всех отношениях, куда меня привел на предмет завтрака мой бостонский друг и где я уже под благосклонным жгучим оком хозяйки (это когда мой чичероне-надоедала после многократных намеков таки убрался из нашего теплеющего общества), в домашних тапках бывшего мужа хозяйки дома, принялся готовить ужин с видом на завтрак, завтрашнего, безусловно счастливого дня разделенной – да еще как! – любви, я опрометчиво поджарил грибы шампиньоны на средстве для удаления волос, как я теперь понимаю, усов, бакенбардов и пуха с лядвий, как я понимаю, очень темпераментной хозяйки дома. На мои робкие оправдания, что, мол, во-первых, эпиляционные средства не бывают такого разлива (один галлон), а во-вторых, там не были нарисованы череп и кости, – вовремя не попробовавшая моего кухарства грибы с телячьей печенкой армяно-бостонка, не попробовавшая под вздорным предлогом, что грибы не бывают зеленого цвета, а печенка – сиреневого, также спросила, почему у грибов выпали споры, на что, признаться, мне нечего было ответить, а цветовой гаммой я был и сам потрясен… Короче говоря, ночевал я тоже под грибком, в местном садике для негров.
Из всего вышесказанного следует сделать простой и не неожиданный вывод, что сперва следует осмотреть арсенал и лишь потом ввязываться в битву с годными средствами. Предлагаю меню легкого ужина на выезде.
Легкий ужин на выезде
Найдите в холодильнике что-нибудь съестное, например, один килограмм индюшачьей печенки, одну луковку, один стакан сметаны (или полстакана майонеза) и здоровый пук брокколи. Если вы обнаружили все вышеперечисленное – в бой!В кастрюлю с подсоленным кипятком – не расчленяя – брокколи. На сковороду с раскаленным растительным маслом – цельные индюшачьи, как вы уже догадались, печенки. Не соля, не перча! Но всё время переворачивая деревянной лопаточкой, дабы не подгорело и ровно обжарилось: проблема поджаривания индюшачьей печенки начинающему кулинару может показаться надуманной, однако индюшачья печенка с одной стороны легко подгорает, а с другой стороны и внутри остается ярко-красно-сырой.
Пережарить лук с пшеничной мукой – до хруста, но не до обугливания! Развести полстакана майонеза отваром из-под брокколи (брокколи отвариваются кустом на медленном огне не более 25 минут. Ежели соцветия слишком нежные, то не более 15 минут. За стебель не беспокойтесь – ствол всё равно не едят).
Разведенный майонез (в майонез следует добавить соль и хорошо бы небольшое количество натурального лимонного сока, скажем, две чайные ложки) изливается на уже подготовленную, то есть обжаренную печень и пассерованный лук. Но ваша задача не только подать мгновенно приготовленное и вполне съедобное блюдо, но и ошеломить. Посему: цельное древо брокколи выкладывается на блюдо, куда предварительно слит соус, то есть сок, выделенный печенкой при поджарке в смеси с жиром и отпустившим себя майонезом (развернувшимся майонезом).
Извлеченные из жаркого цельные индюшачьи печенки выкладываются в ветви броккольного древа. Если у вас было время, достаточное для того, чтобы отварить два-три яйца вкрутую, следует эти яйца нарезать на кружочки и также поместить в недра капусты. Все восхищены.
Ах да! Чуть не забыл! Сие блюдо очень желательно предварить несколькими салатами поэкзотичнее. Например, салатом из вышеупомянутого киви, сырого репчатого лука, соленых и маринованных огурцов, корнишонов, жареного кунжута и соевого соуса!
Салат на выезде № 1
С киви снимается оволосение. Киви пластуется. Соленые огурцы нарезаются соломкой, маринованные огурцы – кружочками, а лук – тончайшими кольцами, репчатый лук ошпаривается, охлаждается – все это перемешивается, обильно поливается соевым соусом и посыпается жареным семенем. Салат острый, чрезвычайно пикантный, вкус незабываем. Салат превосходно гарнирует основное блюдо в сочетании с горячим брокколи, а также может служить вводной закуской: например, под этот салат отлично уходят простые аперитивы типа водка.Салат из грейпфрута (или помелло), кукурузы, крутых яиц, редиса, листьев зеленого салата и свежих грибов практически не нуждается в комментариях. Но всё же.
Салат на выезде № 2
Свежие шампиньоны пластаются в профиль. Редис нарезается до прозрачности, майонез слегка подразводится холодным отваром консервированной кукурузы (что подсластит майонез) и сдабривается тертыми желтками крутых яиц, белок которых ни в коем случае не крошится. Помелло расщипывается на волокна. Можно подать салат порционно, тогда следует уложить персональные порции в розетки, свернутые из листьев зеленого салата.Можно приготовить и горячий салат из красных перцев и помидоров.
Горячий салат на выезде
Нарезать перец соломкой. Помидоры нарезать крупными кружками. Вскипятить растительное масло с уксусом (пропорция три к одному), щедро присыпать чесноком и рубленой кинзой, добавить соли, коричневого сахара, гвоздики, душистого и черного перца и погрузить в кипящую смесь перец на десять минут, присоединив в последние пять минут нарезанные помидоры. Подать, как уже сообщалось, горячим, с предложением выпить за здоровье гостюющего кулинара.Салатами мы, как выяснилось, стол оснастили. Следует позаботиться о десерте.
Жареные бананы
И всего-то нужно, что гроздь бананов, две столовые ложки этой отвратительной шоколадной пасты из запасов сына хозяйки, рюмку пищевого спирта или две рюмки коньяка, шафран, гвоздика, мускатный орех. Сахар, соль, мука, одно сырое яйцо.Обвалять наструганные на кружочки толщиной не более полусантиметра бананы в муке с сахаром и солью (можно использовать сухари или мацовую муку), предварительно окунув во взбитое с водой сырое яйцо (лучше один белок), быстро обжарить до корочки в раскаленном масле или маргарине, полить сдобренными вышеперечисленными пряностями, смесью шоколадной пасты со спиртом или коньяком и перед подачей на стол поджечь!
Еще проще. Подать обычные груши из компота, обсушенные, обвалянные в смеси сахара с корицей и политые чем-нибудь горюченьким. И чтоб пылало. На вопрос, зачем чтоб пылало – твердо отвечаю: бишвиль йоффи (для красоты).
А вот что категорически не советую – так это ввязываться на чужой и недоброжелательной кухне в долгосрочные проекты типа копченый олений язык под соусом Алеман.
Пост, аскеза, диета
Несмотря на все мои предупреждения ты нюхала лотосы, в которых роились пчелы. Ну что ж! Теперь терпи…
Радажанака Анандавардхана. Дхваньялока
Есть у меня знакомая, очень святая дама.
Святая.
Святая несмотря на то, что, так сказать, пограничной конфессии особа. Богобоязненная дамочка.
Чуть что – постится. Чаще всего ей нельзя мяса, в остальное же время уже нельзя «халави» (молочного), потом вычеркивается скоромная рыба, и под конец вообще можно только всенощную. Но негромко. Когда я гляжу на ее спортформу, отличный цвет лица, ровное, всегда хорошее настроение, у меня прорезается аппетит – вот взять и съесть что-нибудь, назло! Но знаю, я знаю, что то бесы, бесы, конечно, бесы искушают меня! И поэтому, по уходу моей знакомой святой, я, конечно же, позволяю себе всё, но лишь по уходу дамы… Аналогично – и с представителями моего – Моисеевой Веры – гастрономического Закона: что есть, когда есть, кого нельзя есть и как раздвоено копыто. При всем моем уважении к чешуе.
Тем не менее пищевые запреты – дело нешуточное, ежедневно актуальное; и похвалюсь, у меня ни разу не возникало – клянусь! – подленького настроеньица накормить заезжего брахмана говядиной, муфтия – ветчиной, ребе – улитками, ламу – рыбой!
Не рекомендую брать греха на душу Кому нельзя, тому, значит, нельзя.
Обидно, конечно, за русскоговорящего сапиенса, не знающего подлинного вкуса Борща, в верхних слоях атмосферы которого Борща, на воздусях плавает нежнейшее облачко сметаны, снизу, со дна подсвеченное оранжевым пламенем зари. Обидно.
Слезы текут, наворачиваются слезы, ливнями текут, но улыбаюсь мужественно, сквозь грустную радугу, когда гость мрачно сообщает, что сегодня у него девятое ава и поэтому гость не разделит со мной хлеб наш насущный днесь с лимбургским гойским сыром и тем более под божоле…
Аналогично я чувствую себя в байрам. Даже еще хуже в байрам.
Многие прямо место себе не находят в байрам.
Один раз подгадало мне проводить свой Судный день в городе Магнитогорске, можете себе представить… Не утаю – по причинам скорее этическим и этническим, нежели по религиозным, пищи я в Йом Кипур не приемлю, не пью, тем более и воды; что отнюдь не считаю актом гражданского мужества, тем не менее…
Сижу я в национально пестром обществе города Магнитогорска, скромненько сижу, в кипе сижу, небритый сижу, предаюсь не сказать – возвышенным, но и не похабным, хотя и плотским размышлениям; краем уха застольные беседы аборигенов подслушивая, автоматически вычленяя из текста полезные – некстати гастрономические – советы:
Утка по-магнитогорски
Тушку тщательно ощипать! Выпотрошить. Острым ножом, ни в коем случае не повреждая кожи, вырезать и извлечь костный остов. Крылышки не трогать, из ножек кости можно не удалять. Извлеченное мясо грудки измельчить, смешать с нарезанными же потрохами, утиной печенкой (если не хватит – с двумя-тремя куриными печенками), маленькими цельными луковицами (белые головки зеленого лука), цельными зубцами чеснока, незначительно посолить и поперчить, перемешать с 1 столовой ложкой муки. Быстро обжарить в растительном масле на сковороде. В поджарку влить 1 стакан вдвое разведенного меда, положить пару гвоздичин. Охладить. Поджаркой туго нашпиговать полую тушку утки, дырки зашить и утку отправить в духовку на 2-2,5 часа, следя – дабы не пересушилась, а, наоборот, ровно поджарилась. За четверть часа до подачи на стол, естественно прямо с пылу с жару, обмазать для глянца утку в духовке составом: один взбитый белок, 1 чайная ложка меда, 1/4 стакана теплой воды.С чего именно эта модификация «индейки по-рыцарски» и есть «утятя имени Магнитогорска» – оставим; верно, всё ж потому, что рецепт подслушан в этом уральском г.
И, напоминаю, в Судный день.
Сижу, присутствую, скромно улыбаюсь. Тут и разгорелся ор! Крупный. Фира Аркадьевна размахнулась пухлыми руками, наглядно показывая на себе и на людях, что, мол, утку следует обмазывать для блеску и вкусу смесью пива, яйца и сметаны (1:1/2:2) ,в то время как Сайд и Валька Совенко заявили, что, наоборот, подавать птичку след с тушеными кислыми яблоками, а начинку ее следует усовершенствовать отрубками-бочонками свиных, естественно, сосисок…
Мне было что сказать! Я сглотнул йом-кипурскую слюну и заявил, что об сметане не может быть и речи (что, кстати, не при данной рецептуре будет сказано, не есть истина в последней инстанции). Что, далее заявил я, присутствие, не вслух сказать, сосисок, может, конечно, и оттенит букет, но может, конечно, и перебить вкус: не индейка ж! Утка ж! Это в индейку можно, и даже нужно вбивать что-то вроде охотничьих сосисок (ну хорошо, колбасок «кабанос»), не говоря о простых, и что – яблоки в данной композиции слишком бароккальны и даже избыточно маньеристичны. И шли бы вы…
К чему я веду? А к тому я веду, что всегда почему-то хочется, что нельзя. Между прочим, на следующий день мои гостеприимцы, следуя моему ультиматуму, поставили весь г. Магнитогорск вверх дном, но искомые для «утки по-магнитогорски» ингредиенты были изысканы, и я ее создал, эту утку! Строго по изысканной рецептуре! Без никаких пустяшных колбасок. Без этой истерики с тушеными яблоками. Нет! Сухо, скупо, элегантно. С гарниром рассыпчатой пшенной каши и жменью клюквы в гарнитур…
И к тому я веду, что, в конце концов, запреты религиозно-патриотического свойства пусть не легко, но возможно обойти. Например: сухие искусственные сливки (парве) хоть и плохонько, но заменяют сметану, а при подаче к холодному заливному мясу, языку или рыбе имитация сметаны – в сметанно-хреновом соусе – вообще мало уличима. (Хуже – с горячими блюдами.) Итак, сметанно-хреновый соус для митнагедов:
Сметанно-хреновый соус
50 г сухих сливок, пол чайной ложки сахарного песка, на кончике ножа лимонная кислота, 1 ст. ложка свеженатертого хрена, 1 ст. ложка свеженарубленного укропа и петрушки, соль, душистый молотый перец. Спросите, не добавить ли каперсы или немного маринованных корнишонов? Дерзайте.В принципе, я против русскоязычного обычая подменять сметану в блюдах славянских кухонь майонезом, верней тем, что местная промышленность втюхивает нам за «майонез». За майонезами следует пройти дистанцию от Тулузы до Антверпена. С посадкой – попробовать – на годик в Париже.
Коли маргарины еще канают под сливочное масло (тоже, к сожаленью, лишь в холодном виде), то псевдополубратья сметана и майонез подлинного гурмэ удручают. Кстати, о маргаринах: ежели в рецептуре значится, что обжарить на сливочном масле, – допустимо обжарить в смеси очень хорошо рафинированного растительного масла с маргаринами не молочного привкуса. Пропорция 1:2. В холодные же блюда – патэ, «замазки», бутербродные смеси, яичные салаты и т. п. – при подмене следует вводить маргарин в количестве вдвое меньшем, чем сливочное масло.
Привожу созданный мной рецепт паштета, назовем – «Рабанесса».
Паштет «Рабанесса»
Говяжье легкое отваривается в малом количестве воды. С кореньями. Легкого говяжьего 400 г, обжаренной куриной печенки 100 г, лука жареного 50 г, лука сырого 50 г, маргарина 75 г, один сырой желток и 4 крутых, тертый чеснок, 1/4 стакана красного вина. Черный и душистый перец, имбирь, соль по вкусу. Примечание: если масса, состоящая из легкого, маргарина, сырого лука, четырех крутых желтков, одного сырого желтка должна быть консистенции однородной пасты, то куриная обжаренная печенка, наоборот, должна быть нарублена довольно крупно, а лук, который лучше спассеровать на смальце, вообще не потревожен. И еще: вино следует вливать в уже охлажденную субстанцию патэ, а маргарин вообще ни в коем случае не в горячую, получится гадость страшная.Между прочим, патэ «рабанесса» и подобные мясные, рыбные и овощные массы, при кейтеринге не богатых, но многолюдных торжеств, толпищ и сборищ, – неоценимы. На капищах, ристалищах и торжищах. «Рабанессой» и иже с ней наполняются лодочки из крутых яиц, розетки отварных овощей, сердца артишоков, тарталетки, канапе и т. п. микроемкости и микроплоскости разового пользования по системе «ам – и в рот».
Но не о том, не о том, а о том, что «если кто-то осмеливается, – пишет фра Лоренцо Балла в трактате „De voluptate“ („О наслаждении“, 1431), – пищу бранить и уклоняться от пищи, то, на мой взгляд, он больше хвалит смерть, чем жизнь, и сам должен быть изморен постом (как раз тем, что одобряет), и я молю, – добавляет Лоренцо в духе раннего гуманизма, или, как выражается теперь молодежь, „весьма гуманитарно“, – чтобы он вообще погиб от голода» (глава 25 – «О вкусе и прежде всего о пище»). Прав ты, тысячу раз прав, архиправ, достопочтенный Лоренцо: «Излишне говорить о тех, которые не имеют средств к жизни, как, например, о гаромантах и многих южных народах (NB!), питающихся саранчой, или о северных, о которых говорит Вергилий: „И молоко пьет, смешанное с конской кровью…“«. Точка, конец цитаты.
Как принять в доме гимнософиста, диетика, шамана, ешиботника, йога, на худой конец?
– Исподволь, через знакомых штинкиров (стукачей) и сикофантов, надлежит выяснить однозначно: что экзотический фигурант-гость лопает, а чего в рот не берет.
– Следует позаботиться о гожести посуды, кошерности инвентаря, желательности наличия или отсутствия незамужней прислуги.
– Следует выяснить, представителя какой конфессии (тантризм? реформизм? сыроедение? гербалайф?) особенно не желает видеть за вашим столом гость.
– Траву едят все. Собранную еврейскими руками, естественно, не на седьмой год и не в шабес.
– Всегда следует отказаться от первой, второй и последней рюмки. Они, как правило, плохо идут.
– «То, что можно верующему еврею, можно всему человечеству» – вредное, хотя и очень популярное заблуждение Бен-Гуриона. Всё, что можно, не обязательно можно худеющему борцу сумо, кормящей матери, диабетику, подшитому абстиненту.
– Постясь сам, будь потолерантнее с народом.
– Не скармливай другому то, чего ни за какие коврижки не стал бы есть сам.
– Причудливые посты и изысканные диеты влетают в копеечку. Сие касается как диет парамедицинских, так и епитимий.
– Никогда не следует дразнить гастрономическое воображение гостя именно тем, что он в данный момент любит (поросенок жареный), но именно тем, что именно ему именно в данный момент – именно нельзя!
Если не куражиться, то парадоксально, но хорошая кухня – это как раз кухня ограничений и запретов; дабы долго не распространяться на эту схоластическую тему, достаточно представить себе табу на свежие огурцы. Пару раз в жизни доводилось мне жить и готовить, постясь самым тривиальным образом. Аскекза, пост, епитимья…
Ну об Ном Кипуре в городе Магнитогорске я уже поведал. (О, как хрустела магнитогорская утка, как скворчала! Даже в рецептуре.) Стоит разово упомянуть и об неоднократных разах, годах и явлениях, когда причиной довольно строгого поста имелась некоторая стесненность в средствах, чего греха таить…
О, яичница по-ирландски!!!
О!
Яичница по-ирландски
О! В одном ломтике белого хлеба, красиво, с помощью стакана вырезается идеально круглое отверстие. Сырое яйцо (куриное) строго делится на фракции белка и желтка, причем желток ни в коем случае не повредить! Чтоб целостен желток был. Белок взбивается в пену, лучше серебряным веничком, подсаливается. Круг вырезанного хлебного (черственького, понятно) мякиша распиливается на кубики с гранью 0, 9-1, 1 см. В 0, 005 кг отличного сливочного масла (коровье) хлебные кубики обжариваются на сковородке. В оставшихся еще 0, 005 кг сливочного масла (коровье) приготавливают саму базисную структуру блюда – в дырку от булки на сковородке медленно вливается взбитый белок (яйца, балда, понятно, куриного!), а когда оный белок утеряет прозрачность, отверстие присыпается сухарями. Поверх водружается недрожащими руками – Глаз желтка! На полминуты – умоляю не испортить драгоценных продуктов – сковороду накрыть крышкой.Записывайте: выдать повару: яйцо – 1; хлеб черственький белый – 1 пруса (ломтик); масло сливочное коровье – 0,010 кило. Это еще не всё. Прогреть тарелку. Осторожно специальной фамильной хватательной лопаточкой подхватить яичницу по-ирландски со сковороды! Переместить в центр тарелки. Естественно, скатерть – хрустящая, свечи – в серебре (серебро в шандале), в хрустале – левкои, в волосах – камелии, Шуберт – на воде, Моцарт – в птичьем гаме.
Яичницу по-ирландски (сокращенно «яппи») следует сожрать, особенно не привлекая особенного внимания. Особенно окружающих. Запить чаем, повезет – сладким. Понюхать левкой.
И все-таки подлинная катастрофа разразилась с год назад, когда таки добегался сочинитель «Книги О Вкусной, Но Нездоровой Пище» и таки до гастрологического, вы будете смеяться, отделения. Добегался и лег. С довольно решительным диагнозом. (Правда, скорее, по причине не столь еды, а сколь освежающих напитков на запивочку) И соответствующим приговором бывших коллег: на диету, доктор Генделев, на диету!
Ага, сказал я, обязательно. Овощи на пару, утка под кроватью, цветы в перспективе, но много, и лавровый лист – в венках. То-сё. Соль – нет, перец – нет, о шафране не может быть и речи, мясного вкусного нельзя не только с молоком его матери, но и без молока тоже нельзя. Причем на всю оставшуюся жизнь. На всю оставшуюся жизнь, жизнь имени Шкварки Стреляющей, Гуся в Яблоках и Вредного Мужского Супа из Бычачьих Хвостов! По-бретонски! Не говоря о рюмке водки под шмат севрюги с лимончиком. (Лимончик – тоже нельзя.)
На сем было бы хорошо и жалобно поставить точку, а не многозначительное многоточие. Однако – нет. Будем честны. (До того будем честны, что на дно паровой бани ставится решетка, на решетку укладываются с отвращением репка, тыква и кабачки. Баня закрывается крышкой. Настоящим приказываю выдать повару Генделеву М. С. репку, тыкву, баню, крышку, кабачки. Соль, перец, водка – отказать!) Будем честны: на вкус – всё это звучало, как и должно было звучать: как отваренная, вернее, отпаренная моя же собственная кулинарная книга. Без соли и переплета.
Но диетической кулинарии мы посвятим отдельную главу, куда смешнее!
Да-да, оскопленный Казанова в гареме; да, козел в огороде, но в наморднике; да, лиса – идиотка, которую таки заставили есть зеленый виноград!
Нет! Еще жутчей: Гумберт Гумберт, вяжущий с ровесницами на приступочке свой собственный оренбургский платок.
Вот именно.
Урарту
Берегите армян.
Рабби Меир Коханэ
Варил я. Ну, чтобы не вводить в заблуждение особенно простодушных, варил я – кухарил я «урфа-колалик». Не какой-нибудь там «колалик», простой, как стон буйвола, но самый что ни на есть «урфа-колалик»!
Что мне втемяшилось, не скажу, но однажды, в непогожий зимний иерусалимский полдень пятницы (помоему, давеча), проснулся я с мыслью: или я сварю себе «урфа-колалик», или покончу с собой, соответственно, вполне солипсически, покончив со всеми вами, мой дорогой окружающий мир, который все-таки мне – я в этом уверен – кажется. В полдень, в непогожий зимний иерусалимский. В том числе и с теми вами покончив, кто имеет представление об этой «урфе»; и с теми, кто – нет, тоже покончив.
Сон мне пред тем снился гадкий (обычай пересказывать сны, особенно гадкие, не национальный, а строго – половой; это укорененный ниже уровня инстинкта тяжелый женский обрядовый обычай, и если б не он, Б-г свидетель, я б женился гораздо счастливей и чаще; особенно – вступая в брак). Сон был про Урарту. Урарту как Урарту. Единственная отрада там (и в государстве Урарту, и во сне) – старинный армянский суп «урфа-колалик». Ни рецептура, ни технология с урартских времен не покачнулась, стоит, как Арарат в ясную погоду.