- Да, мысль на самом деле была просто счастливая, - напрягая все мышцы лица в вежливо - заинтересованную полуулыбку, ответил я.
   На самом деле мне почему-то не очень хотелось общаться с Шуляевым именно на эту тему. И не только потому, что с первой минуты знакомства я испытывал неясную неприязнь к нему, - в конце концов это чисто физиономистическое. Жутко, знаете ли, не люблю пухлых прилизанных белолицых господ с маленькими глазками, когда надо, легко изображающих на лице воплощенное дружелюбие, когда надо же, презрительно вас совершенно не замечающих, как давеча у себя в кабинете в начале встречи.
   Но была и еще одна причина, по которой слова в этот момент прямо-таки не лезли из меня. В течение всего долгого и проникновенного рассказа мсье Сержа о злоключениях Ольги Апостоловой и об истории ее поисков потерянного племянника - моего деда и, в результате, меня самого, в одном или двух местах что-то резануло мой слух. Резануло, и прошло, но неприятное ощущение какой-то нестыковочки осталось. Сейчас же, после слов Шуляева о том, как они меня искали-искали, расплывчатое до того ощущение опять вернулось. Правда, ни на чем конкретном сосредоточится оно не успело, так как вернулись официанты с выпивкой и закусками. Голод - не тетка и, дав слово разобраться со своими ощущениями позже, я с высоты исторических эмпиреев приземлил себя за стол.
   Пока на том конце стола при помощи официанта открывали бутылку, нюхали пробку, дегустировали вино на донышке бокала и совершали прочие шаманские таинства, Шуляев отпустил нашего халдея, и сам разлил коньяк в пузатые рюмки. Мы чокнулись, и выпили. К тому времени же, когда мсье Серж, предварительно глазами испросив согласия тетки Эльмиры, одобрительно кивнул официанту, и тот принялся наливать в их бокалы по промышленной дозе густо-красного Шато, мы с Шуляевым хлопнули уже и по второй. Божественный напиток, заедаемый зернистой икоркой, окончательно примирил меня с не вполне симпатичным мне собутыльником. Все напряжение минувшего дня вступило в закономерную реакцию с алкогольным катализатором и вылилось на меня теплой волной полнейшей счастливой расслабухи. Я чувствовал на своем лице идиотическую слащавую улыбку, но ничего не мог и не хотел с собой поделать. Мне было хорошо. Шуляев продолжал что-то мне рассказывать; увлеченно беседовали, потягивая красненькое, мсье Серж и тетка Эльмирой. Но я никого их не слышал, а голоса воспринимал, как приятное жужжание какого-то большого пчелиного роя. В голове, как кассета, поставленная на воспроизведение одной и той же песни, по двадцатому уже кругу крутилась мысль: "Какие симпатичные люди, какие прекрасные люди..." Тетку Эльмиру в этот момент я просто обожал, лениво коря себя за то, что на самом-то деле считал все-таки ее старой сумасбродкой; Серж Бернштейн - просто классный старикан, и даже к Шуляеву никаких отрицательных эмоций я больше не испытывал. Мы выпили еще, после чего мои глаза стали сами собой закрываться. В голове все плыло и перетекало. Я, совершенно наплевав на этикет, переместился из-за стола в удобное кресло, стоявшее в углу кабинета, и комфортно развалился в нем. Никто не обратил на этот мой демарш никакого внимания, только Шуляев, не вставая со стула, с двумя бокалами в руках прямо на нем переехал тоже ко мне в угол, оставаясь моим визави.
   - Глеб, Глеб, ты слышишь меня? - донесся до меня сквозь дрему его голос. - Послушай, проснись, это важно!
   - Мальчик устал, - прогудел откуда-то совсем издалека теткин голос. Да и времени уже двенадцатый час.
   "Двенадцатый час, пора спать", - медленно подумал я, на самом деле засыпая, но тут Шуляев принялся так энергично трясти меня за плечо, что я мигом пришел в чувство.
   - Глеб, скажи мне, у тебя все в порядке с загранпаспортом, он не прострочен, или срок его действия не истекает, к примеру, через неделю? продолжая потряхивать меня за плечо, допытывал меня Шуляев.
   Я напряг размякшие мозги, с трудом силясь сообразить, чего от меня хотят, пока, наконец, не въехал, что адвокат пытается обсудить со мной процедуру моего отъезда в Швейцарию. Я не без труда собрал глаза в кучку.
   - Все в порядке, мы совсем недавно все заменили загранпаспорта, - с минутной задержкой ответил я, под "мы" имея ввиду себя, Галину и Юльку. - А вот как обстоит дело у тети Эльмиры, я не знаю.
   - Я никуда не поеду, если ты это имеешь ввиду, - включилась в нашу беседу тетка, как будто тут и была. - Наследник - ты, тебе и ехать. К тому же ты ведь знаешь, с моим сердцем перелеты противопоказаны.
   Ничего такого про нее я, разумеется, не знал.
   - Сердце у тебя большое и доброе, - умудрился в тему пошутить я, заслужив в ответ теткину улыбку.
   - К сожалению, слишком большое, - театрально прижав руки к груди, ответила тетушка, и пояснила: - У меня расширена аорта.
   - Ага! Так что, ты поедешь один? - допытывался Шуляев.
   - Ну почему один? - ответила ему за меня тетушка. - Наверное, с женой, с Галей. Да, Глеб?
   - У нее же первое сентября на носу, ты знаешь. И Юльку куда? - больше самого себя, чем тетку, спросил я.
   - И Юленьку берите с собой, - с энтузиазмом заявила тетка.
   - Так, хорошо, - прервал наш семейный диалог Шуляев. - Друзья, получить швейцарскую визу - дело небыстрое, а мы должны отправили тебя до конца следующей недели, потому, что потом мсье Сержа не будет в Женеве. Нужно быстро определиться, в каком составе ты едешь, и в понедельник до обеда забросить ко мне в офис паспорта и фотокарточки для виз, о'кей? Сможете завтра где-то все сфотографироваться?
   - Конечно, - секунду поскрипев мозгами, ответил я.
   Фотографироваться не придется, фотокарточек полно дома со времени последней эпопеи с загранпаспортами. Задача только в том, чтобы без Галины их найти.
   - Отлично, - потер руки Шуляев. - Заодно подпишете все необходимые формы. Во сколько примерно вы будете?
   Так, раз что-то подписывать, значит, Галина должна сама быть? Значит, завтра все-таки шлепать за ними на дачу?
   - Прямо с утра, - пообещал я, хоть мне еще ничего самому не было ясно. - Кстати, во сколько у видных московских адвокатов начинается утро?
   Шуляев весело рассмеялся:
   - Поздно начинается, особенно по понедельникам. Но Яна будет, как всегда, к десяти. Она все сделает, я ее предупрежу. Вы с ней, кажется, уже знакомы.
   "Ага, значит эту брюнетку ростом с Эйфелеву башню зовут Яна, - отметил про себя я. - Интересно, она у этого жука только как секретарша, или и для других целей тоже?" Словно в подтверждение моих подозрений, "этот жук" Шуляев мерзенько осклабился.
   - У вас очень хорошая секретарша, Вадим Львович, - опять настолько же неожиданно, насколько и органично втекла в наш диалог тетка Эльмира, и сразу снова обратилась к своему собеседнику: - Так о какой, как вы сказали клаузуле вы говорили, Серж?
   Ого, она его называет уже просто по имени! Во тетка дает! "Кстати, о чем это они там?" - привлеченный незнакомым словом, заинтересовался я.
   - Клаузула - в интересующем нас контексте - это юридический термин, означающий наличие в официальном документе какой-либо оговорки, - с энтузиазмом продолжил было свой прерванный рассказ мсье Серж, но тут произошло неожиданное.
   Шуляев, видимо, полностью разочаровавшись во мне как в партнере по части выпить, в этот момент как раз делал из своего бокала добрый глоток. Но давно известно, что пьянство в одиночку - губительно. В подтверждение этой истины коньяк, видимо, попал Шуляеву не в то горло, и адвокат вдруг согнулся пополам и страшно закашлялся. Благородный напиток полился у него изо рта и из носа так, что я еле успел убрать ноги, чтобы не попало на брюки. Я кинулся на помощь и принялся хлопать Шуляева по спине. Подскочила с неожиданной резвостью тетка Эльмира, и даже мсье Серж участливо приподнялся на стуле. Но Шуляев уже был в норме и вытирал платком нос и налившиеся слезами глаза.
   - Мои извинения, друзья, - произнес он, складывая платок и убирая его в карман. - Теперь я знаю, что такое слишком много выпить.
   Я неожиданно для самого себя громко расхохотался. Черт, а адвокат не только над другими но и над собой посмеяться может! Явный плюс ему в моих глазах. Но мой смех никто не поддержал. Тетка сочувственно гладила Шуляева по плечу, а тот в свою очередь как-то странно смотрел на Бернштейна. Мне даже показалось, что в течение тех нескольких секунд, что длился этот взгляд, между ними произошел некий немой, но при этом вполне отчетливый диалог, понятный только им двоим.
   - Да, много пить вредно, - серьезным тоном произнес мсье Серж, зачем-то тоже вынул платок и принялся вытирать им рот.
   - Боже, уже начало первого! - тут же, как по сигналу, подхватилась тетушка Эльмира. - Глеб, мальчик, не пора ли нам?
   - А на посошок? - как будто финал вечера - дело решенное, воскликнул оживший Шуляев.
   - Мой посошок всегда при мне, - демонстрируя свою трость с набалдашником, задребезжал в несколько неестественном смехе Бернштейн.
   Его шутку поддержали все. Улыбнулся и я, но мне было как-то не по себе. Что-то странное и непонятное мне произошло только что. Я опять почувствовал себя за болвана. Но тут в бокалы опять разлили вино и коньяк. Шуляев, поостерегшись, себе плеснул чуть, мне же долил содержимое бутылки до конца. Я не возражал - не допить такой нектар богов было преступлением. Выпили и начали прощаться. Мсье Серж и тетка Эльмира только что не обнимались, как будто были знакомы тысячу лет. Меня же последняя ударная доза коньяка снова погрузила в расслабленное состояние, и я поручкался с Бернштейном более, чем вяло. "До встречи в Женеве!" - сказал он мне на прощание, и мы втроем покинули кабинет.
   На улице было уже не по-летнему свежо. Я поежился, зевнул и начал осматриваться в поисках какого-нибудь средства передвижения а-ля частник. Но тут выяснилось, что Шуляев живет где-то по Профсоюзной, и без проблем подбросит тетушку на своем Мерседесе с водителем до дома. А поскольку оказалось, что для каждого из нас предусмотрительно было заказано по таксомотору, то разрешилась и моя транспортная проблема. По знаку ливреистого швейцара под козырек отеля, урча, подкатил неведомо откуда взявшийся черный английский метрокэб, с виду похожий на мини-катафалк.
   - Вполне можно было бы прокатиться и на чем-нибудь попроще, - проворчал я, соображая, во сколько обойдется мне поездка на этом катафалке, но Шуляев толкнул меня в бок, и успокоил классической фразой из анекдота советского периода:
   - Халява, сэр!
   - Это хорошо, а то я еще не вступил в права наследования, - ответил я.
   - Слушай, Глеб, перестань выделываться, - пьяненько задышал мне в ухо, интимно обняв за шею, Шуляев. - С твоими бабками вопрос - решенный. Даже в Женеву ты летишь, по сути, уже за свой счет. Кстати, в Швейцарию глупо лететь одному, или там с женой. Визу сделаем в лучшем виде! Если не с кем, хочешь, уступлю тебе Яну, а?
   И Шуляев гаденько подмигнул мне. Не с моим, конечно, кобеляжным опытом ломаться, как целочке, но меня немного передернуло. Может быть, потому, что подтвердились мои предположения про мультифункциональность Шуляевской серетарши?
   - Я подумаю над твоим любезным предложением, - ответил я Шуляев, с трудом удержав себя от того, чтобы назло адвокату сразу не согласиться.
   Мы попрощались с адвокатом и расцеловались с тетушкой, условившись созвониться завтра, и я помахал ручкой увозившему их Мерседесу. Отчего-то вздохнулось. Я забрался в огромные недра метрокэба.
   - У вас нет на кассете песенки Игги Попа "В катафалке"? - постучал я в стеклянную перегородку, разделяющую пассажирский салон от кабины водителя.
   Тот не понял моего мрачного юмора.
   - Нет, к сожалению. Хотите, включу Авторадио, - приветливо откликнулся молодой парень в фирменной таксистской кепке.
   - Лучше уж милицейскую волну, - пробурчал в ответ я.
   Водитель весело рассмеялся каламбуру, и мы отбыли.
   Глава 6. Что такое одиночество
   Воскресенье
   Большую часть ночи я спал, как обрубленный. Утром же, после того, как рассвело, меня начало похмельно потряхивать, и я принялся крутиться и ворочаться, то всплывая из состояния тяжелого оцепенения, то опять погружаясь в него, как в ледяную ванну. Когда я, наконец, разлепил глаза, и с трудом сфокусировал взгляд на часах на стене, более длинная из двух стрелок как раз чуть сместилась вправо от положения "вертикально вверх", приоткрыв свою более короткую и толстую сестрицу. Боже, начало первого! И Боже, как болит голова! Вроде и выпили то - тьфу, пару бутылок шипучки на всех, да ноль семь коньяку мы пополам с Шуляевым. Ну, пусть мне досталось побольше, потому что тому под конец приплохело, - все равно не доза, приходилось и вдвое принимать на грудь. Вот что значит - перенервничавши да с устатку. Правда, наверное, приехав уже во втором часу ночи домой, все-таки не нужно было допивать все, что обнаружилось в холодильнике. Хорошо, что это "все" оказалось всего лишь бутылкой пива и граммами ста водки. Соорудил себе, блин, коктейльчик! Теперь вот пожинай плоды своих изысканий по смешению всевозможных алкогольных напитков в собственном желудке! Да, но почему такая несправедливость, - льешь гадость в желудок, а болит потом голова? Вяло скрипя больными мозгами над этим парадоксом, я натужно встал с кровати.
   Душ и чищенье зубов несколько улучшили мое самочувствие. Теперь начало жутко хотеться есть. Вот чего тебе вчера не елось, когда стол ломился от вкусностей, приготовленных лучшим шеф-поваром Москвы? Я притащился на кухню и занялся поисками съестного. Хотя ясно было, что все запасы Галина увезла на дачу, а в магазине я не был, я все-таки тщился найти в пустом, как коробка из-под обуви, холодильнике, хоть какой-нибудь харч. Но ищущий да обрящет! Я был вознагражден маленьким куском плесневелого сыра и еще более скромным по размеру хвостом копченой колбасы. Скромный улов, но что делать! Еще бы хлеба кусок, и можно было соорудить вполне приличный бутерброд, которым в студенческие годы был бы сыт целый день. Хлеба не было, но зато в хлебнице лежал порядком подзасохший пирожок, видимо, принесенный из садика и не доеденный Юлькой. Пирожок был надкушен с одного конца, и было видно, что внутри у него какой-то джем химически - красного цвета. Чем не хлеб? Я соединил вместе сыр, колбасу и пирожок, и молча сжевал это произведение антикулинарного искусства со странным вкусом плесневелого джема, запив его холодным чаем, оставшимся в Галининой чашке от вчерашнего завтрака. Голодные спазмы отступили, зато сразу кинуло в холодный пот и затошнило. Черт, надо же было умудриться так перебрать! Я доплелся до спальни, опять завалился в постель и в изнеможении закрыл глаза. Но теперь полезли еще и мысли.
   Так, что же произошло вчера в твоей жизни, дядя Глеб? Нечто настолько огромное и всеобъемлющее, что и в жизнь-то твою предшествующую и настоящую не умещается. Может быть, начинает происходить просто новая жизнь? Новая жизнь - как заманчиво звучит! А что? С такими - то деньжищами можно совершенно круто и радикально все изменить. Новая квартира, дача, то есть загородный дом - нет проблем! Машина, две, три - это вообще мелочь, говорить не приходится. Новая работа? А зачем мне теперь работа? Отдать эту работу, то есть, так сказать, бизнес, компаньону Гохе, и вся недолга. А самому просто положить деньги в рост в какую-нибудь надежную компанию, или самому заняться, ну, к примеру, игрой на бирже. А, может быть, вообще не надо ничем заниматься? Может, ну ее вообще к черту? Взять, да и свалить совсем, не только из этой страны, а вообще от этой цивилизации? Ото всех работ, забот, обязанностей, машин, шмоток, телевидения, президентов, людей и прочего? На какой-нибудь одинокий атолл посреди Тихого океана, как на заставке на твоем компьютере, а? Да, хорошо бы, конечно, но только как совместить атолл и семью? Юльке на следующий год в школу, а это однозначно подразумевает проживание в городе. Галина же - вообще максимально урбанизированное дитя современной цивилизации, фигушки она поедет куда-нибудь от своей школы, мамы и подруг, особенно при таких возможностях. Надо же, а Галина ведь и не знает еще ничего! Вот ведь упрямь! Могла бы хоть позвонить, спросить, как прошла встреча? Но нет, если моя женушка уверовала, что тетка Эльмира - выжившая из ума прожектерка, то, значит, так оно и есть. Ну, так пусть сидит в неведении на любезной ее сердцу даче, собирает урожай! Постой, а как же быть с ее поездкой в Швейцарию? Ведь чтобы ей завтра быть со мной с утра на Якиманке и подписывать бумаги, надо сейчас, не взирая на тошноту и головняк, вставать, одеваться, и лететь за ними на дачу. Да нет, во первых, я просто не в состоянии, а во-вторых, с какой стати? Ведь моя поездка в Женеву - не развлекуха, а чисто деловая и очень спешная. Успеет еще полюбоваться на швейцарские красоты моя благоверная. Как это ей объяснить? Да никак - не звонит, и не надо. В односторонней связи, как известно, есть свои преимущества. А вот кому надо срочно позвонить, так это тетушке Эльмире. Вот кто на самом деле мой ангел-хранитель! Сначала нянькалась с моим отцом, а когда умерла мать, еще и со мной. И вот теперь она еще и сделала меня богатым. Господи, получается, что кроме факта рождения всем остальным по сути я обязан никому другому, как моей тетке! Пересиливая дурноту, я встал с постели, взял телефон и набрал теткин номер.
   Тетушка сняла трубку сразу, как будто сидела у аппарата.
   - Глеб, мальчик, как ты там? - раздался обеспокоенный голос тетки. Почему так долго не звонил, тебе нехорошо?
   Прям в корень зрит тетка.
   - Да, теть Эльмир, маленько перебрал вчера на радостях, только проснулся, - соврал я. - Как ты себя чувствуешь?
   - Пр-р-рекрасно! - по-испански грассируя звук "р", ответила тетка. Вадим Львович прекрасно довез меня на своем лимузине, я прекрасно спала и вообще все очень хорошо.
   Как хорошо слышать, что у кого-то буквально все прекрасно.
   - Тетя Эльмира, я хотел тебе сказать, что..., - начал было я, но тетка осекла меня.
   - Не надо ничего говорить, деточка, я все понимаю. Я сделала то, что была должна, что я обещала отцу, твоему деду. Это все в честь его памяти. И я очень горда, что мы имеем право носить такую фамилию, и что ты князь, хочешь ты этого или нет.
   Ее голос дрожал, но я не сдавался:
   - Я хотел сказать, что я считаю, что половина этих денег принадлежит тебе, и...
   - Мне ничего не надо, - опять прервала меня она. - У меня все есть. Вот если бы ты мне дал немного денег, я смогла бы заняться поисками могилы твоего деда и поставить там памятник ему.
   - Ну хорошо, хорошо, - сдался я на милость непреклонной тетки. - Мы еще поговорим на эту тему, ладно?
   - На эту, и на любую другую, мой мальчик. Но пока ты, пожалуйста, занимайся документами, визами и прочим, чтобы без задержек поехать в Швейцарию и вступить в наши права. Я знаю твою рассеянность, это у тебя наследственное. Обещаешь?
   Какая рассеянность? Но пришлось пообещать, тем более, что ее настоятельная просьба вполне соответствовала моим собственным планам. Да, кстати, надо срочно найти фотографии. Я никогда не мог понять жёниного алгоритма мышления, поэтому быстрого результата от своих поисков не ждал, но я, наверное, минут сорок переворачивал квартиру вверх дном, но тщетно. Но никакая работа не бывает напрасной и, к тому же, способствует преодолению абстиненции. Когда еще через полчаса я, истекая похмельным потом, с громким криком: "Ага-а-а!" нашел искомые квадратики фотобумаги с изображением своей физиономии в месте, где они никак не должны были находится, я одновременно обнаружил, что уже вполне пришел в себя. Так, еще только половина третьего, единственное дело на сегодня успешно сделано, а уже ничего не болит. Это значит, что надо бы чем-то заняться, - ужасно не люблю, знаете ли, бездарно растрачивать воскресные дни. Вот только чем? В смысле, дел-то по горло. Хотя бы вымыть посуду, или поменять разбитую фару на "десятке". Но на самом-то деле хочется заняться не чем-нибудь прикладным, а, что называется, для ду-ши-и-и. Так, что ну ее к черту, эту посуду с машиной! На самом деле хочется посидеть с кем-то близким, поделиться радостью. То есть, похвастаться? Да нет! Или - да? Да ну тебя к черту! Ужасно, конечно, хотелось бы пообщаться с Жанной. Вот было бы восторженных ахов и охов! Но у нас с Жанной был железный уговор - ни при каких обстоятельствах не звонить друг другу по вечерам и выходным, чтоб не подвергать ни малейшему риску благое неведение наших официальных половин. Можно, конечно, послать ей на мобилу эсэмэску, но разве в ста шестидесяти знаках минус пробелы выразишь все, что хочется сказать? Ладно, подождем до завтра. Звякнуть, что ли, Гохе? Да и этого чего отрывать от его любимых грядок, тем более, что он к, когда балдеет на своих шести сотках, всегда отключает мобильный, чтоб не мешали. С ним тоже завтра времени перетереть все в подробностях будет предостаточно. Ёлы-палы, и пообщаться-то не с кем - просто вакуум какой-то! Правильно говорят - не в деньгах счастье...
   И тут совершенно неожиданно где-то истошно заверещал мой мобильник. Я кинулся на звук, вспоминая, куда выложил его, и одновременно пытаясь угадать, кто же звонит. Первая мысль была, что это пробило все-таки Галину. Я прям зарадовался даже весь, но тут же сообразил, что Галина наверняка сначала набрала бы домой. Тогда кто же? Телефон обнаружился на зеркале в прихожей. Высветившийся на дисплее номер звонившего был мне абсолютно незнаком. Я схватил надрывающуюся мобилу и надавил зеленую клавишу.
   - Добрый день, это Глеб? - произнес в телефоне приятный женский голос.
   - Да, - ответил я, напряженно пытаясь узнать голос и не узнавая его.
   - Глеб, ты можешь разговаривать? Может быть, я не вовремя...
   Это была Таша. Но ведь она должна быть в отъезде? Ну надо же - как будто кто-то сверху, приняв во внимание мою неизбывную тоску по общению, сжалился надо мной!
   - Нет, нет, что ты! - заторопился с ответом я. - Знала бы ты, как ты вовремя! Здравствуй, Таша, я очень рад тебя слышать!
   - Как здорово, что ты узнал меня, - запел в трубке ее голос. - Я, собственно, звоню сказать, что у меня изменились планы, я никуда не уехала, и мы могли бы встретится, если ты хочешь
   Хотел ли я? Конечно и, по возможности, прямо сейчас, - и дефицит общения с близким по духу человеком был бы восполнен, а при мысли о том, чем это общение можно было бы разбавить, у меня сладко заныло в штанах. Так что же меня останавливает? Ответ был прост до банальности - деньги. Один раз оказав от широты души (или желая повыделываться?) матподдержку в размере двухсот американских дензнаков, категорически невозможно было опускать планку. А столько в кошельке у меня сейчас просто не было. "Миллионер хренов!" - грустно усмехнулся я.
   - Кстати, ты можешь не беспокоится о деньгах, - словно прочитав мои мысли, прервала паузу Талия.
   Пришлось срочно оправдываться, сбивчиво объясняя, что дело совсем не в этом, и что я просто не знал, как сказать, что хочу встретится прямо сегодня. Вроде, получилось правдоподобно.
   - Представляешь, я тоже не знала, как предложить встретиться сегодня вечером, - мило защебетала Талия. - Может быть, как в прошлый раз, часов в семь у меня?
   - Хорошо, в семь, - согласился я, и не удержался, чтобы не изобразить из себя нетерпеливого Дон Жуана: - если нельзя раньше.
   - Я не успею добраться и привести себя в порядок, - начала оправдываться она, но я проявил великодушие:
   - Хорошо, хорошо, но без одной минуты семь я буду у твоих дверей, можешь открывать без звонка. Сверим часы?
   - Не будем, - ты не опоздаешь, когда бы ни пришел, - загадочно ответила Талия и отключилась, послав мне в трубку на прощание поцелуй.
   Только сейчас я понял, что во время всего разговора я стоял посредине комнаты. Я опустился на диван и задумался. Дело в том, что кроме безусловных положительных эмоций по поводу скорого и весьма приятного общения, разговор с Ташей меня еще и озадачил. Потому, что как бы ни было запутано и непонятно мне самому мое отношение к Таше, как ни странно, гораздо больше сейчас меня занимало ее отношение ко мне. Эта ее последняя загадочная фраза, - мол, приходи когда захочешь, плюс предложение исключить из наших отношений материальную составляющую, - все вместе это давало картину совершенно определенную. Помните - у Ремарковских проституток предложение встречаться без денег означало едва ли не любви, а уж глубокую симпатию - точно! Меня-то как раз присутствие в деле "материальной поддержки", как ни странно, устраивало. Потому, что пока ты платишь, все предельно ясно и - удобно. А когда в ясные и понятные вторгаются эмоции, паче того - чувства а-ля "любэ-эвь" - все, хана, пиши пропало, начинаются проблемы всякие, а там и до обязательств недалеко. И самое паршивое, что мягкий я и отзывчивый, знаете ли, на проявление ко мне чувств этих самых. И с Жанной ведь, если честно, была далеко не только моя инициатива. Не дай она прозрачно понять, что я ей не безразличен, могло и не закипеть во мне ответное, не затумань паром голову, и тогда неизвестно, завелась ли вообще карусель. "Да, тебе сейчас только втюрившейся транссексуалки для полноты ощущений и не хватает!" невесело усмехнулся я. Так, может, не ездить никуда, от греха подальше? Но воображение мгновенно нарисовало в мозгу несколько таких сцен, что ни о каком "не поеду" не стало и речи. "Просто буду держать себя на дистанции", пообещал я себе и, успокоенный, начал собираться.
   На часах было ровно три. Времени до свидания было еще валом и я, не торопясь, помылся-побрился, привел себя в порядок и потихоньку тронулся в сторону Преображенки. По дороге, воспользовавшись отсутствием очереди, помыл в автомойке "десятку", потом, дабы вытрясти из себя последние остатки похмельности, метнул пару чизбургеров в Макдоналдсе рядом с метро, но до конца так и не вытряс. Все еще ощущая тяжесть в голове и затруднение на вздохе, я заехал все-таки в магазин, и долго раздумывал, чего бы взять. Остановился на очень легком и приятном красном полусухом, рассудив, что такие вина с большой степенью вероятности должны нравиться и Таше тоже. Но все равно в знакомый двор, заросший липами, я приехал в половине седьмого, и еще двадцать минут сидел в машине, развлекаясь тем, что наблюдал за присутствовавшими-таки сегодня у подъезда старушками, изо всех сил пытавшимися разглядеть через затемненные стекла, кто это приехал к их подъезду, и почему не выходит? Не террорист ли? Без пяти семь напряжение бабушек достигло апогея и неизвестно, не позвонили бы в они следующую минуту "куда следует", не выйди я из машины. Проходя мимо старушечьего воинства, я вежливо сказал: "Ас-с-ьте!", на что бабки хором заклаянялись в ответ. Я, улыбаясь, вошел в подъезд, а бабки у меня за спиной сердито и громко зашептались: "Ну вот, наш, славянской внешности! А ты твердила - чеченцы, кавказцы!" - "А чего он так долго в машине-то сидел? Чисто шахид какой1" Я ржал над чеченцами и шахидами до самого пятого этажа.