Голдсмит Оливия. Крутой парень

   Он решил, что закроется в кабинете и велит секретарше объявлять посетителей. Но когда он повернулся, чтобы пройти к рабочему столу, он увидел Кэрол, уютно устроившуюся на кофейном пуфике.
   — Доброе утро, мистер Супермен, — сказала она, улыбаясь. — Ты сегодня герой дня.
   Ужас! После всего, что он уже пережил сегодня, это было слишком.
   — Доброе утро, — спокойно сказал он и сел за стол. — Чем могу быть полезен?
   — Я сегодня улетаю домой. Я хотела тебе сказать, что было приятно познакомиться с бесполым трудоголиком Сиэтла.
   Кэрол опять улыбнулась.
   — Я не… — начал Джон, но она встала и приложила палец к губам.
   — Ты не должен ничего объяснять, Джонни, — надменно сказала она. — Все парни ведут себя одинаково. Держись!
   Кэрол подошла ближе к его столу и показала на оставленную для него записку.
   — Если судить по этому, тебе следовало тратить больше времени на «Парсифаль», чем на меня и других девушек.
   Джон посмотрел на листок. Это было послание от Дейва, координатора его отдела. Во втором абзаце прописными буквами было напечатано: «Провал». Джон оттолкнулся и отъехал на кресле от стола. Кэрол пошла к двери.
   — Удачи тебе! — сказала она. — Может быть, встретимся когда-нибудь в аэропорту.

* * *

   Наконец этот чудовищный день закончился. Джон вышел из офиса и направился к своему велосипеду, но там его ждала Трейси. Заметив ее, Джон развернулся и пошел обратно к входу в «Микрокон».
   — Джон, не уходи! Ну пожалуйста! — крикнула Трейси и побежала за ним. — Я хочу все объяснить и извиниться.
   Он покачал головой:
   — Я не знал, что ты лгунья.
   — Джон, клянусь тебе. Я собиралась попросить у тебя разрешения, прежде чем…
   — Попросить разрешения издеваться надо мной? — перебил он. — Не думаю, чтобы я позволил это даже тебе.
   — Послушай! Маркус отказался от этой идеи несколько месяцев назад. Я хотела…
   — Но когда Маркус передумал, ты кинулась ему на шею?
   — Маркус обещал, что не будет печатать…
   — Что ты о себе возомнила? — возмущенно спросил Джон. — Кто дал тебе право вмешиваться в чужую жизнь?
   Он не мог поверить в такую жестокость. Трейси использовала его, чтобы к ней переехал Фил!
   — Но ты же сам меня попросил, — напомнила Трейси.
   Это правда. О чем он думал тогда?
   — Ты знаешь, — сказал Джон, — наверное, Молли была права. Ты слишком тупая, чтобы быть умной. Может быть, я просил тебя совсем о другом? Может быть, я хотел выяснить гораздо более важный вопрос, а не то, почему меня продинамила Саманта.
   — Что? Что ты хотел выяснить?
   Джон повернулся и пошел прочь. Ему хотелось, чтобы она растворилась в воздухе, исчезла навсегда. Но Трейси следовала за ним словно тень. Только не это! Ему не нужны были свидетели его переживаний.
   — Ты семь лет была моим лучшим другом, и ты не знала, о чем я спрашиваю? И почему?
   — Если тебе была нужна я, почему ты не сказал мне об этом? — защищалась Трейси. — Я не умею читать чужие мысли.
   Это было слишком несправедливо.
   — Как я мог? Сколько раз я слышал, что ты любишь меня, но не в том смысле? — Боль и ярость сводили его с ума. — Ты хоть представляешь, как это оскорбительно? Думаешь, я бы выдержал, если бы снова услышал это от тебя? — спросил Джон. — Ты оказалась достаточно умна, чтобы разыграть этот фарс, и девушки начали бросаться на меня. Ты превратила меня в современный вариант моего отца. И еще написала эту статью, которая сделала меня клоуном, над которым смеется весь Сиэтл. Но у тебя не хватило сообразительности, чтобы понять истинный смысл моей просьбы. Что ты за писатель, если ты не понимаешь контекста?
   Слезы катились по ее щекам. Тем самым щекам, которые он покрывал поцелуями.
   — Джон, я люблю тебя. И я занималась с тобой любовью…
   — Только после того, как изменила меня. И половина девушек Сиэтла переспала со мной.
   Джон наконец открыл замок на цепи, которой был привязан его велосипед. Трейси осторожно тронула его за руку, но Джон оттолкнул ее так резко, что ей пришлось попятиться.
   — Раньше я был для тебя нехорош. Ты не замечала меня, принимала меня как должное. Тогда ты не хотела заниматься со мной любовью.
   Трейси опустила голову и закрыла лицо руками. Наплевать, какой несчастной она выглядит. Джон не раз видел, как она рыдала из-за разных идиотов, с которыми встречалась. Наконец Трейси тихо сказала:
   — Мне кажется, я всегда хотела заниматься с тобой любовью. Ты единственный человек, который меня знает, Джон. Но я была дурой. И я, наверное, боялась. Знаешь, как много значили для меня наши полуночные встречи? Знаешь, как я любила их? Как я любила тебя?
   Джон повернулся к ней.
   — А что скажет Фил? — спросил он.
   Трейси подняла голову и виновато посмотрела на него. Мгновенно все его надежды развеялись: Джон знал ее наизусть. Он понял, что Трейси сделала что-то очень плохое. Несмотря на его обвинения, она не была лгуньей. Может быть, статья и была ошибкой. Но что скрывается за ее испуганным видом? Что она сделала за последние сутки?
   — С кем ты спала сегодня ночью, Трейси? — спросил Джон.
   Трейси опустила голову, но он успел заметить краску на ее лице. Джон понял, что не ошибся.
   — С Филом, но я… Но он только… Мы не… — бормотала она.
   Джон больше не желал слышать ни слова. Она снова предала его.
   — Я был одинок, Трейси. И теперь я снова предпочитаю одиночество.
   Джон сел на велосипед и уехал.

Глава 39

   Мать Джона неустанно повторяла два совершенно бесполезных совета: «Позвони Трейси, Джонатан, — говорила она. — И заведи себе собаку. Например, доброго золотистого ретривера».
   — Я не хочу звонить ей. Я хочу, чтобы ее убило молнией, — пробормотал он с полным ртом.
   — Как тебе не стыдно, Джонатан Делано! — воскликнула мать, но отступила.
   Время шло, но душевная боль не ослабевала. Ему уже не было так стыдно. Многие парни даже завидовали его известности и пытались подражать его стилю. Чтобы покончить с этим, он вернулся к старым удобным штанам и микроконовским майкам. К черту фокусы со стильными шмотками.
   Но он не мог избавиться от боли. Однажды вечером в полном отчаянии он поднял трубку телефона. Джон долго боролся с собой, но он боялся еще одной бессонной ночи. Джон не позвонил Трейси. Он позвонил Элисон. Она, казалось, обрадовалась ему.
   Было уже так поздно, что нельзя было притвориться, что он приглашает ее на ужин, поэтому он пригласил ее выпить. «Именно так говорят крутые парни, когда хотят переспать с девушкой, — подумал Джон. — А может быть, они просто предлагают переспать?» Этого он не знал. Но он знал: ему нужно выпить и ему нужна компания.
   Джон встретился с Элисон в «Рико». К ее приходу он уже принял пару порций «Южного комфорта». Джон начал с «Деварса», но скотч обжег ему горло. Тогда он перешел на «Южный комфорт» в память об отце, хотя тот еще не умер. Джон не понимал, как этот вкус может кому-то нравиться, но после нескольких бокалов был готов признать, что в выборе его отца есть определенная логика. На вкус пойло напоминало растворитель для краски, но действовало эффективно. При этом Джон не был пьян. Чтобы на время забыть предательство Трейси и ее пари с Филом, требовалось не меньше бутылки ликера — или растворителя, не важно.
   Джон смотрел на дно бокала и размышлял, знал ли он когда-нибудь настоящую Трейси. Ту Трейси, которая использовала его, чтобы к ней переехал Фил.
   Фил! Джон заказал еще ликера. Он хотел бы поставить холодный бокал на свой горячий лоб, но вместо этого сделал большой глоток. Может быть, если бы Трейси выбрала кого-нибудь другого, ему было бы легче. Но Фил — настоящий идиот, претенциозный, самовлюбленный и, если уж говорить всю правду, недалекий. Джон поклялся, что никогда не увидит Трейси снова, но он был уверен, что видел Фила в коридоре «Микрокона». Вряд ли это правда, но если окажется, что Фил действительно там работает, Джон пообещал себе вытряхнуть кишки из этого придурка.
   Когда Джон дошел до состояния, когда ему захотелось напиться, он увидел сквозь дно бокала приближающуюся к нему Элисон. Все мужчины поворачивали головы ей вслед. Элисон была прекрасна, Джон это знал. Красивее, чем Трейси. Намного красивее, чем Трейси, повторил он себе. Элисон выше, и грудь у нее больше.
   Любой мужчина в баре мечтал прикоснуться к этой груди, но сегодня он единственный, кому это разрешено. Если только он не перепьет «Южного комфорта».
   — Привет, — сказала Элисон, кладя ему руку на плечо.
   Все остальные парни, все Филы и неудачники, почувствовали разочарование. Джон знал, каково им. Беда в том, что ему была безразлична его победа.
   — Чем отравишься? — спросил он, как всегда спрашивал его отец.
   Джон заказал Элисон «Абсолют» со льдом, но надеялся, что она не будет слишком увлекаться. Ей еще предстояло везти их к нему на квартиру, подниматься с ним по лестнице, раздеваться и снимать одежду с него. К черту, чуть не заявил он вслух. Он поведет эту красотку к себе домой. К черту Трейси и ее дурацкие правила!

* * *

   Элисон застонала, и Джон немного изменил положение.
   — О, Джонни… — снова простонала она.
   Джон остановился, и Элисон удивленно открыла глаза.
   — Не Джонни, — сказал он. — Называй меня Джон.
   Но у него уже пропало желание проходить эту дистанцию во второй раз. Достаточно одного раза. Это был отменный секс, посвященный памяти разочарованных парней из бара. Жесткий секс с примесью горечи, который ничего не значит для партнеров. Самое обидное, что ей это понравилось. Джон скатился с нее.
   Ему было стыдно. Он еще хуже, чем его отец. Насколько Джон знал, Чак никогда не спал с женщинами для того, чтобы наказать их. Джон не мог вылезти из постели, но не из-за того, что испытывал сексуальное опустошение.
   Элисон бродила по его квартире. Вот когда Джон понял всю мудрость этого правила: никогда не приводить их к себе домой. Может быть, попросить ее уйти? Или это уже слишком?
   — Значит, ты работаешь в «Микроконе» чуть ли не с самого начала? — полюбопытствовала Элисон.
   — Не совсем, — ответил Джон. — Я хочу сказать, что я не основатель.
   — Но у тебя, наверное, уже много акций, — заметила Элисон. — И другие привилегии.
   — Да, — ответил Джон, размышляя, не сказать ли ей, что он заболел. Это даже не ложь. Но уйдет ли она после этого?
   — Ты знаешь, а у Маркуса нет никаких прав в газете, — сказала ему Элисон. — И он не входит в совет директоров.
   Она что, говорит об этом слизняке из редакции Трейси?
   — Правда? — спросил он, притворяясь заинтересованным. — Это тот парень, который приставал к Трейси?
   Элисон бросила на него удивленный взгляд.
   — Он к ней тоже приставал? Вот козел. Я собиралась даже на него жаловаться. Но думаю, что теперь, когда Трейси помолвлена, Маркус оставит ее в покое. Его не интересуют замужние женщины.
   — Помолвлена? — повторил Джон. Его сердце остановилось, и он задохнулся. — Трейси помолвлена?!
   — Разве ты не знал? — удивилась Элисон. — Я думала, что вы с ней близкие друзья.
   Элисон вернулась в постель и положила руку на его пах. Никакой реакции не последовало.
   — Это не важно, — сказала она ласково. — Я считаю, что секс — это не самое важное.
   Элисон обняла Джона и прижалась к нему своим прекрасным телом. Он равнодушно лежал рядом. Трейси помолвлена с Филом. Бас-гитарист не присоединился к сонму придурков, которых она переросла. Он станет плохим первым мужем и, может быть, даже отцом ее детей. От этой мысли ему стало так плохо, что он застонал.

Глава 40

   Трейси смотрела из окна на закрытое серыми облаками небо Сиэтла. Вдруг в плотной пелене появился просвет, и золотые лучи волшебно преобразили картину. Но скоро разорванные клочья облаков снова сошлись, сначала затуманив, а затем окончательно закрыв солнце.
   Трейси не позволила себе вздохнуть — Лаура замечала ее вздохи и не жалела комментариев, — поэтому снова наклонилась и окунула свой валик в ведерко с краской.
   Новая квартира Лауры становилась все симпатичнее, если не считать лиловых стен спальни, окраской которых они как раз и занимались. Но Трейси слишком радовалась энтузиазму подруги, чтобы критиковать выбор цвета. Лаура всерьез увлеклась ремонтом. «Домашний очаг» стал ее любимым местом отдыха. Она уже встречалась с копом, с которым познакомилась в этом магазине, с продавцом и с консультантом лакокрасочного отдела. С последним она целовалась в отделе джакузи.
   — Ты любишь его за то, что он дает скидки, — дразнила ее Трейси.
   Но Лаура довольно скоро выяснила, что он не разведен с женой, а просто живет отдельно, и бросила его, как горячую картофелину. Трейси провела крест-накрест валиком по стене, как ее учила Лаура. Затем сморщила нос, потому что заметила у себя на руке тысячи лиловых пятнышек.
   — Ты набрала на валик слишком много краски, — сказала Лаура, которая красила другую стену. Она посмотрела на Трейси и покачала головой. — Ты никогда не станешь Кандинским.
   — Ну и что? — ответила Трейси. — Я никогда не хотела играть на скрипке.
   Она закатила глаза и заработала валиком. На этот раз почти вся краска осталась на стене. Свет, просачивавшийся в окно, отбрасывал на подруг лиловые тени. Нет, этот цвет решительно не годился для спальни. Если только новый приятель, которого Лаура подыщет себе в «Домашнем очаге», не окажется дальтоником со справкой.
   — Тебе надо найти работу, — сказала Лаура.
   Она стояла к Трейси спиной и смотрела на стену, водя по ней валиком вверх и вниз, вверх и вниз.
   — Я пытаюсь написать роман, — напомнила подруге Трейси. — Поверь мне, это серьезная работа.
   Как начинающий писатель, Трейси делала первые шаги. Она училась жить по новому расписанию: утром писать, после обеда редактировать. Это был роман о девушке из Энсино, у которой рано умерла мать. Трейси не собиралась Писать свою биографию, но ей было легче описывать то, что она знала досконально.
   — Я понимаю и горжусь тобой. Я заговорила о работе не потому, что считаю тебя ленивой, — сказала подруга. — Я считаю, что тебе надо появляться на людях.
   — Еще немного, и ты заставишь меня отвечать на объявления о знакомствах, — отрезала Трейси и опустила валик в ведерко так энергично, что забрызгала ручку. — Ох, — поморщилась она и принялась стирать краску бумажным полотенцем.
   Лаура повернулась к ней и продолжила, не обращая внимания на пролитую краску.
   — Когда ты сидела и тосковала, я же не вмешивалась, — сказала она Трейси. — Разве я говорила тебе, что не стоит лежать каждую ночь одной, как дохлый лосось после нереста?
   Действительно, Лаура вела себя на редкость тактично — может быть, она просто была занята? Проходили дни и недели. Трейси старалась вспомнить и забыть каждую деталь и каждую секунду их встречи с Джоном. Когда он сказал, что любит ее и всегда любил, начался удивительный волшебный танец. Так случается только во сне: ты надеваешь пуанты и понимаешь, что не только умеешь танцевать, но и знаешь наизусть каждое движение из па-де-де «Лебединого озера». Они с Джоном двигались как одно целое. Каждое прикосновение было естественно, неожиданно и прекрасно.
   Трейси где-то прочла, что женщины так устроены, что забывают боль, испытанную во время родов. Иначе они никогда не отважились бы рожать еще раз. Трейси не знала, правда ли это, но она, наоборот, не могла вспомнить радость от свидания с Джоном, потому что боль утраты заглушала все остальные чувства. Она ругала себя, проклинала Маркуса, обвиняла Фила, пока потихоньку, по капельке не начала оставлять прошлое в прошлом. Трейси не жалела, что потеряла работу в «Сиэтл тайме». Ее не пугал мизерный доход. Она даже не переживала, что начала тратить деньги, которые оставила ей мама. Трейси впервые порадовало, что у нее они есть.
   — Мне не нужна работа, я не смогу писать, если пойду работать, — в тысячный раз повторила Трейси Лауре. — Мне хватит денег до конца года, а к тому времени я закончу роман.
   — Зато если ты найдешь работу, которая не потребует от тебя умственных усилий, ты сможешь лучше писать и продержишься два года. Вдруг тебе потребуется больше времени, чтобы создать свой шедевр.
   Лаура улыбнулась, взяла кисть и провела линию под самым потолком. Трейси восхитилась, как ровно у нее получилось. Лаура была достаточно высокой — или потолки достаточно низкими, — и ей даже не нужна была лестница.
   — Мне кажется, тебе лучше пойти мыться, — сказала Лаура.
   — Почему? Разве я плохо крашу? — возразила Трейси.
   — Нет, но должен прийти Фил, а вы, по-моему, не хотели бы встречаться.
   — Это точно.
   Лаура довольно много общалась с Филом, по крайней мере, так казалось Трейси, которая вообще не виделась ни с кем, кроме подруги. С другой стороны, у нее было не так много друзей или даже просто знакомых в Сиэтле. Но она здесь угнездилась. Очень милая квартирка — не считая лиловой спальни — и хорошая работа в «Хижине Джаббы». Трейси не была там с тех пор, как поссорилась с Джоном, но Лаура подробно рассказывала ей последние новости. Похоже, Джон тоже перестал ходить в «Хижину», если только Лаура ничего от нее не утаивала.
   Трейси была рада, что Фил приходит к Лауре. Во-первых, потому что чувствовала себя виноватой перед ним, а во-вторых, была счастлива, что можно на законных основаниях отложить валик.
   — Знаешь, если у вас с Филом что-то получится, я буду только рада. У нас с ним все кончено.
   — Да нет, мы всего лишь друзья, — пошутила Лаура. — Мы встречаемся раз в неделю, чтобы пожаловаться друг другу на жизнь. Сначала у него не очень-то получалось, но постепенно он втянулся.
   — Мы с Джоном тоже так начинали.
   Трейси вспомнила разговоры с Джоном, но тут же задвинула эти мысли в дальний угол памяти, как делала сто раз в день.
   — Все равно, — настаивала Лаура, — я считаю, что ты должна поработать официанткой. Нам как раз требуется девушка. На неполный день. Я тебя устрою. Ты получишь массу деталей для романа. И чаевые совсем не плохие.
   — Чаевые! — возмутилась Трейси. — О чем ты говоришь? Я давно уже не студентка, Лаура. Я не собираюсь работать за чаевые.
   Лаура загнала Трейси в ванную и вручила ей мыло.
   — Тогда прими совет: смой эти брызги, пока они не засохли. И делай все, что я тебе говорю. Я всегда права.
   Трейси в ответ только возмущенно фыркнула.

* * *

   Лаура привела в «Хижину Джаббы» расстроенную и взъерошенную Трейси и подтолкнула ее к Молли. Трейси явно действовала по принуждению.
   — Вам нужна официантка? — спросила Трейси.
   — Ага, так же, как мне нужна задница пошире, — любезно ответила Молли. — В чем дело? Тебе нужна работа?
   — Но меня как бы уволили, а босс сказал, что я ушла сама, и теперь я не знаю, если я никуда не устроюсь…
   Молли подняла правую руку, показывая, что с нее достаточно. В левой у нее была майка с логотипом «Хижина Джаббы». Она отдала майку Трейси и сказала:
   — По крайней мере, меню ты знаешь наизусть.
   — Видишь, я говорила тебе, — сказала Лаура Трейси.
   — Говорила что? — не поняла Трейси.
   — Ты берешь Трейси? — спросила Лаура.
   — Могу попробовать, — ответила Молли и вздохнула. — Прощай мечта попасть в десятку лучших ресторанов, но где наша не пропадала.
   Молли нанимает ее на работу?
   — А мне не надо поговорить с директором? Или еще с кем-нибудь? — спросила Трейси. — Ну, у меня совсем нет опыта…
   — Не беспокойся, за это тебе тоже достанется, моя овечка. Надеюсь, тебе будут давать такие же чаевые, какие ты давала мне, — сказала Молли с иронией. — Разве не очевидно, что у нас нет директора? — спросила она.
   — Значит, ты владелица «Хижины»? Я не знала…
   — Золотко, мир полон вещей, о которых ты не знаешь, но я вижу, что ты начала учиться. — Молли немного помолчала. — С Джоном все кончено?
   Трейси кивнула.
   — Мы с ним…
   — Не продолжай. — Молли повернулась к Лауре. — Ты опоздала. Кухня не может ждать. И у нас кончились помидоры.
   — Нет проблем.
   Лаура ослепительно улыбнулась Молли и показала Трейси поднятые вверх большие пальцы.
   Трейси посмотрела в окно. Почки на деревьях давно превратились в зеленые листья, а она даже не заметила. Она все еще работала в «Хижине», когда листья пожелтели, потом опали, а через месяц деревья покрылись инеем. Наступила холодная одинокая зима.

Глава 41

   Джон вел Лаки по Пайк-Плейс-маркету. В воздухе чувствовалась весна, и людей потянуло на улицу. Лаки с таким интересом нюхала воздух, как будто попала в новый мир. Джон не замечал женщин, которые поворачивались, чтобы посмотреть на него. Его последняя ночь с Элисон поставила жирную точку в истории любовных побед. Он не отвечал на звонки Саманты и Рут. Даже Бет наконец перестала звонить. Джон погрузился в работу, но было слишком поздно, и «Парсифаль» спасти не удалось. Он пережил свою первую профессиональную неудачу в одиночестве.
   Джон привязал Лаки к загородке между уличными столиками. Это было необязательно: собака могла бы ждать его целый день, не важно, привязанная или нет. Джон пошел за кофе.
   Стоя в очереди, он заметил, что цены под пирожными и стаканами с напитками написаны на клеящихся листочках. Джон погладил один из них пальцем, затем покачал головой. Он не позволял себе думать о Трейси. У него хватило силы воли, чтобы следовать этому правилу. Сначала одиночество поглотило его, как туман над заливом. Джон не любил вспоминать, сколько ночей он провел у мамы, пытаясь пережить этот кризис. Мама ничего не обсуждала с ним и не задавала вопросов. Она настойчиво предлагала только одно:
   — Сходи в питомник потерявшихся животных.
   Джон получил кофе и липкую булочку, которую собирался разделить с Лаки. Собака безумно обрадовалась его возвращению и завиляла всей задней частью туловища. Когда он отвязал поводок и повернулся, чтобы идти, он заметил Бет, сидящую в одиночестве за одним из столиков. Джон мог бы избежать встречи, но в этот момент, несмотря на Лаки, одиночество стало для него просто невыносимым. Джон подошел к Бет.
   — Можно? — спросил он.
   Бет подняла голову.
   — Конечно. Как дела, Джонни?
   — Джон. Просто Джон, — сказал он. — А это Лаки.
   — Я и не знала, что у тебя есть собака.
   — Она у меня недавно. Мои дела нормально, а как твои?
   — Да все по-старому, все по-старому, — ответила Бет. Она отпила немного кофе. — В редакции стало скучно. На Маркуса завели дело за сексуальное преследование Элисон, а без Трейси…
   — Трейси не работает в «Сиэтл таймс»? — спросил Джон. Он запрещал себе читать статьи в газете, чтобы не наткнуться на ее фамилию.
   — Разве ты не знаешь, что она ушла? — спросила Бет.
   — Нет. — Джон изо всех сил пытался удержаться от дальнейших расспросов, но не смог. — Когда она выходит замуж? — спросил он, пристыженный и испуганный потерей самоконтроля. Он не может позволить себе вернуться в то состояние, из которого с трудом вышел совсем недавно.
   — Элисон?
   — Нет, Трейси, — с трудом выговорил он.
   В последний раз Джон произносил ее имя у нее дома, он пообещал себе, что никогда больше не произнесет его. Его мама перестала спрашивать, как дела у Трейси. Хотя, надо признать, она никогда не спрашивала, что между ними произошло.
   — Я знаю, что они с Филом были помолвлены.
   — Не больше минуты, — сказала Бет, поморщившись. — Они разошлись.
   Джон старался сохранить невозмутимость, но у него от этих новостей кружилась голова. Он не услышал несколько слов и включился, когда Бет говорила:
   — …и Трейси работает в «Хижине Джаббы». По крайней мере, работала, когда я видела ее там последний раз.
   У него произошло переполнение памяти: слишком много информации за один прием. Джон решил, что не расслышал.
   — Кем она работает? — спросил он. Может быть, это шутка?
   — Я не знаю точно, — сказала Бет. — Думаю, ты можешь сам выяснить. Я знаю, как она к тебе относится.
   — Что ты знаешь?
   — Успокойся. Она уже сто лет влюблена в тебя. Она просто не знала этого. Понимаешь, в некоторых вещах я совсем не дура.
   — Она любит меня? — спросил Джон.
   — Никто не будет семь лет встречаться с парнем, если не любит его, — объяснила Бет. — И ты все еще любишь ее. Может быть, вам пора помириться?
   — Я абсолютный идиот, — сказал он Бет.

Глава 42

   Джон сидел за столиком у окна, прикрывая лицо раскрытым меню. Лаки лежала на улице под скамейкой. Джону бросились в глаза клейкие листочки в меню, на которых были написаны дополнительные блюда. Бет, наверное, права. Эти листочки в меню показались ему прекраснее желтых нарциссов на весеннем лугу. Сердце забилось сильнее. Он заметил Трейси, которая приняла заказ, налила кофе и вытерла стол.
   Джону было тяжело на это смотреть. За все годы их знакомства он ни разу не видел, чтобы Трейси сложила салфетку. Сейчас он испытывал то, что ученые-психологи называют «диссонанс сознания» — конфликт внутренних представлений с действительностью. Но за последние двое суток Джон обнаружил много различий между тем, что представлял себе, и тем, что было на самом деле.
   После того как он поговорил с Бет, Джон пошел домой и попытался выяснить, что же на самом деле произошло — а не что он думал, что произошло, — между ним и Трейси. Проще всего было предположить, что Элисон соврала насчет помолвки Трейси с Филом. Сделала она это нарочно, чтобы развести их, или нет, Джон не знал и никогда уже не узнает. Зато он нашел Фила, и хотя ему пришлось поступиться своей гордостью, Джон был уверен, что гордость Фила пострадала не меньше.
   Фил сидел в крошечной кабинке и, наверное, почувствовал себя униженным, когда все головы повернулись в его сторону, пытаясь понять, зачем один из небожителей спустился к ничтожному клерку. Фил с горечью подтвердил слова Бет.
   Трейси подошла к его столу.
   — Могу я принять заказ?
   Джон опустил меню и посмотрел на нее. Трейси застыла от удивления, но храбро смотрела ему в лицо. Их глаза встретились, и все, что она чувствовала по отношению к Джону, было написано у нее на лице.
   — Что ты здесь делаешь? — спросила Трейси.
   — Нет, что ты здесь делаешь?
   — Я здесь работаю. Моя карьера в газете не удалась.
   — Я слышал, ты была помолвлена с Филом?
   — Это тоже не получилось. Я не хочу выходить замуж только потому, что потеряла надежду на счастье.
   Трейси прикусила нижнюю губу, словно наказывая ее за лишние слова. Она опустил глаза в свой блокнот. Джон видел, с каким трудом она пытается держать себя в руках.
   — Могу я принять заказ? — спросила Трейси.
   — «Адам и Ева на плоту», — сказал ей Джон.
   Трейси вздрогнула, как от удара. Она разорвала заказ и на минуту отвернулась. Джон не понимал, что происходит. Когда Трейси снова повернулась к нему, она возмущенно сказала:
   — Это нечестно! Я знаю, что обидела тебя, но мне нужна эта работа. А ты меня дразнишь…
   — Я не дразню тебя, — ответил Джон очень мягко. — Скажи, ты потеряла надежду на счастье с кем?
   — А ты не догадываешься? — выпалила Трейси, бросила свой блокнот и попыталась уйти, но Джон успел поймать ее за руку. Она попробовала вырваться, но он повернул ее к себе лицом. Трейси опустила глаза, наполненные слезами.
   — Правда, у нее красивые глаза? Я ни у кого еще таких не видел, — сказал он подошедшей к столу Молли.
   — Прекрати издеваться надо мной! — крикнула Трейси, и из ее глаз потекли слезы. Она снова попыталась вырваться.
   — Будь милым, — сказала ему Молли. — С нее уже хватит крутых парней.
   — Так когда ты выходишь замуж? — спросил Джон.
   Молли погрозила Лауре, которая выскочила из кухни, не будучи в состоянии пропустить самое интересное.
   Трейси повернулась к Джону:
   — Я же сказала тебе: я не выхожу за Фила.
   — Конечно, — согласился он. — Ты выходишь за меня.
   Трейси замерла, и Джон успел подумать, как прекрасна и совершенна каждая линия ее тела. Если бы он сам создавал ее, он не изменил бы ни одной черточки.
   — Ты выходишь за меня. — На этот раз он вложил в эти слова всю свою любовь.
   — Правда? — спросила Трейси, и Джон увидел, как изменилось ее лицо, как будто в безжизненном мраморе заструилась кровь и оживила его.
   — Конечно, ты выходишь за него, глупышка, — не выдержала Лаура.
   — Вы оба ненормальные, — сказала им Молли, притворно хмурясь. — Но думаю, что вы двое поладите. Во всем этом огромном городе нет никого, кто согласился бы связаться с кем-нибудь из вас.
   — Правда? — опять спросила Трейси. Она сморгнула слезы. — Но почему?
   — Потому что ты любишь меня, — сообщил ей Джон. — И всегда любила. И только теперь поняла это, — сказал он, объясняя одновременно ей и себе.
   Трейси вытерла лицо тыльной стороной ладони. Джон подал ей салфетку и продолжил:
   — И потому, что у нас будут прекрасные дети. Я буду потрясающим отцом, а ты замечательной матерью. И потому, что мы оба любим Сиэтл и хотим жить здесь всю жизнь. И потому, что у наших детей будет самая лучшая бабушка на свете, моя мама давно мечтает растить внуков.
   Трейси обняла Джона.
   — Этих причин достаточно, — сказала она.
   Трейси прижалась к нему, и Джон вдохнул ее запах — уже забытый и такой знакомый. Ей было так уютно. Джон обнял ее, и стало еще лучше.
   — Я люблю тебя, Джонатан, — сказала Трейси.
   — Я всегда любил тебя, — ответил ей Джон. И это было правдой. — И всегда буду любить.