Увидев первую партию украшений по эскизам Васи Логинова, Онищенко в сердцах заорал на Эдика:
   - Я тебя расплющу! Это - скифское золото?! Таких, как ты, мы в тридцать седьмом к стенке ставили, за вредительство!
   - И напрасно, как всеми признано, - упрямо сказал Эдик. - Значит, именно это и есть скифское золото. Даже лучше.
   Так оно и оказалось. Спустя некоторое время полковник признал, что литье Эдика лучше скифского барахла подходит под наименование "археологическое открытие". А скифы, их давно открыли, какое же они открытие?
   Одним словом, к прибытию саркофага Тутанхамона не только Эдик, даже Пузырев, и тот был уверен в своих силах по отношению металлических изделий. Эдика распирала гордость за новую российскую культуру. Разглядывая цветные иллюстрации из присланного рекламного альбома, он бормотал Пузыреву:
   - Распилим и расплавим…это сколько же золота?! Тут, наверное, полтонны…или больше…Французу - нехилые бабки в зубы, гроб на месте, рожа у этого Тутанхамона Египетского - смотри, Иван, ничего ж сложного! будет такая же, как и была, вот эту фигню - массивная - тоже слепим…, оставим только мелочевку фараону - возни много, весу мало…
   Пузырев, однако, предполагал вначале поговорить с французом, а потом уж - пилить. Эдик настаивал - распилить, а потом поставить перед фактом. Вести предварительные переговоры - значит сбивать цену. Француз торговаться будет. Условия ставить. А если распилить - возьмет, сколько дадут.
   Пузырев сдался, решился - и после прибытия долгожданного саркофага они с Эдиком, запершись в хранилище, в две ножовки принялись его распиливать. Иначе саркофаг из хранилища было не вынести. Только по частям. Мумию фараона вынули и поставили в угол. И за дело. Вначале планировали просто расплавить ацетиленовой горелкой, но из-за технических трудностей от этой идей пришлось отказаться. Хранилище старое, вентиляция слабая, можно задохнуться и не заметить. Золото - металл мягкий, не железо, так что ножовочкой, по тихому, не торопясь…
   До прибытия основной части коллекции - массы украшений типа скипетра, короны, фигурок богов и прочего оставалась еще неделя, так что времени хватит с лихвой, чтобы устранить возможные мелкие неточности в саркофаге. Тот был снят на видеокамеру, переведен в цифры и компьютер в первый же день по прибытии. Эдик не особо доверял данным саркофага, взятым через Интернет в архивах Лувра, согласно которым в Институте стали и сплавов изготовили стенки саркофага вместе с прочими причиндалами, но оказался не прав - после введения новых данных в компьютер, тот выдал весьма коротенький список погрешностей - и то весьма мелких, вполне устранимых в течение двух дней. Погрешностей типа: у быка в углу левый рог на миллиметр короче. В целом "шкаф", "гроб", "кейс" - так называли его сотрудники НИИ - являлся полным близнецом своего золотого братца из Египта, если подходить без лупы и сантиметровой линейки.
   Вид сосредоточенно пилившего ножовкой Пузырева что-то неприятно напоминал Эдику. Никак не вспомнить. Вдруг в голове всплыла и назойливо закрутилась глупая фраза: "…пилите, Шура, они золотые…" - и он вспомнил. Как же. Их ситуация напоминает кадры из фильма "Золотой теленок", где два жулика на пустынном пляже распиливали двухпудовые железные гири, думая, что гири золотые…да, внешнее сходство имеется…, но и только…Он пилит золото…вот оно сердце Эдика вдруг замерло. Брошенный вниз взгляд обнаружил у стенки саркофага горку серых опилок…почему серых?
   - Черт! - сказал вдруг Пузырев, останавливаясь. - Это же свинец. Как понять? - Он растирал опилки в пальцах, недоуменно хмуря светлые брови.
   - Мы что? Наш саркофаг пилим? Мы перепутали?
   - Наш нераспакованный, - сказал Эдик, и сердце его ухнуло вниз. - В соседнем отсеке.
   - Может, кто-нибудь распаковал? - без надежды спросил Пузырев. Кто мог? Ключи от хранилища только у него самого.
   Все же решили посмотреть. Отперли тяжелую стальную дверь, вошли, включили освещение - и вот он: размером с большой стол, зашитый досками.
   Пузырев не мог поверить, отодрал доски, распорол брезент - блеснуло золото саркофага. Он все равно не поверил, стал примериваться ножовкой, и только нервный смех Эдика его остановил.
   - Что за подлость? - растерянно сказал Пузырев. - Где же золото?
   - Француз спер, - сказал тупо Эдик. - Видишь, Иваныч, какие мы еще серые? И насколько еще не верим людям? До Европы нам еще расти и расти. Они уже давно сперли саркофаг. Расплавили и подделали. И возят по миру свинцовую чашку с позолотой. Они думали, мы - ослы. Они нас за дикарей держат.
   - Да нет…- тяжело и угрюмо сказал Пузырев. - Думаю, дело в другом. Нас хотят подставить. - Пузырев принялся бледнеть. Сами продали, а свалят на нас. И МТС - их рук дело…
   - Не может быть, - сердито сказал Эдик. - Какой им смысл? Они же бешеные бабки на нас зарабатывают. Нельзя до такой степени не верить людям. Француз просто посмотрел на мою тощую рожу и на ваше упитанное личико и все понял. Он нам верит. Поэтому украл гроб заранее, чтобы диктовать свои условия при дележке.
   Пузырев задумался. Потом принялся багроветь.
   - А ведь верно! Этот француз, как он в Дъеппе торговался! Рехнулся от жадности. Ты, Эдик, тоже хорош…жаден до безобразия, если честно, но французу ты и в подметки не годишься. Он украл этот гроб. Прикрылся нами. И еще условия диктовать?! - Пузырева переполнял гнев. Он хватанул из горлышка коньяка, бутылку которого взял в каземат для поддержки длительной, на всю ночь, своей трудоспособности, и решительно сказал:
   - Поехали, разберемся. И морду набьем. Раз он украл, так и делиться не надо? Мы отвечаем, они с Лувром бабки ныкают? Крыса. Он мне давно не нравится. Пусть отстегивает наши три четверти.
   - Поехали, - зло сказал Эдик. Он нам в душу плюнул.
   Охранникам на входе, усиленным нарядом милиции по случаю прибытия саркофага, Пузырев приказал бдить, включил сигнализацию - и они направились к стоянке, где стоял Мерседес Пузырева. Дорогой Пузырев позвонил в гостиницу. Долго не мог дозвониться. Эдик вел машину - по случаю распиловки саркофага Пузырев отпустил своего шофера - и слушал чертыхания. Наконец, француз отозвался. Он не спал, но собирался, причем не один, как настоящий француз, поэтому энтузиазма по поводу срочной встрече не выразил. Но понимание проявил - раз надо, проблему решим, приезжайте.
   В шикарном номере француза на диване сидела полуодетая блондинка. Ну и везет французам. Только из-за нее Пузырев и не заехал Дюбуа в ухо вместо приветствия, вместо этого пригласив француза поговорить в соседнюю комнату, вежливыми словами, но неприветливым тоном.
   Эдик, глядя на блондинку, решил оправдать в глазах блондинки возможные несуразности, и сказал:
   - Мы из мафии, мадемуазель. А вы откуда, нельзя узнать? Случайно не из бюро добрых услуг?
   Блондинка хихикнула и попыталась покраснеть. Эдик поспешил за Пузыревым. Успел вовремя, французу уже некуда было отступать. Оттесненный в угол, он плюхнулся на диван, пытаясь схватить за руки Пузырева. К его счастью, Пузырев драться не умел. В школе комсомольского актива учили, видимо, врать, воровать, давать на лапу и делать вид. Пузырев умел все это делать на "отлично", а вот кулаками махал - на троечку, поэтому французская физия пока избежала сильных повреждений. Эта испуганная физия что-то лепетала, закрываясь руками, но когда пузыревская туша нависла над прижатым супостатом, собралась явно вульгарно заверещать…, но тут Эдик оттащил взбешенного начальника.
   - Успокойтесь, Иван Иваныч. Дайте негодяю шанс оправдаться.
   - Я же не думал, что вы будете ее пилить! - испуганно затараторил француз.
   - А что ты думал? - рычал Пузырев, пытаясь вырваться. - Что русские - дикари, так? Ах ты, Европа! Молиться на твой ящик будем? Где золото? Подставить нас захотел?
   - Нет, нет! - вскричал француз. - Лувр всегда вывозит копию саркофага! Я думал, вы знаете. Дело в том, что во время оккупации Франции немцы увезли саркофаг в Берлин, и там…
   - Все ясно, - Пузырев махнул рукой. - Счастье твое, что его фашисты расплавили, а то бы…
   - Нет, что вы! - удивился француз. - Они же считают себя культурной нацией. Просто саркофаг был поврежден во время бомбардировки Берлина, и с тех пор Лувр предпочитает возить копию.
   - Хочешь сказать, - начал снова закипать Пузырев, - что мы оказались хуже фашистов?!
   - Лучше, гораздо лучше! Поторопился заверить француз. - С вами можно иметь дело, не то что с этими фашистами! Ни я, ни директор Лувра не верили, что вы сходу приметесь пилить саркофаг! Я счастлив, господа! Директор Лувра, честно говоря, прислал саркофаг для того, чтобы вы примерились, так сказать…, прикинули свои возможности…неужели у вас уже изготовлена копия саркофага?!
   - Нет, он нас точно за дикарей считает! - заревел Пузырев. - Пусти меня, Эдик! Значит, мы такие тупые, что паршивую копию сделать не можем?! Прикинули! Наша копия давно пылью заросла! Пусти меня, Эд! Он мне в душу плюнул.
   - Это не я! - испугался француз. - Это директор Лувра! Это он сомневался, несмотря на все мои заверения. В другой раз мы привезем настоящий, заверяю! Господа, остальные сокровища, которые приедут на днях, настоящие. Нам будет, что делить. Половина стоимости золота - ваша.
   - Чего? А накладные расходы? А дефицит времени? - Пузырев торговаться умел, и вскоре Эдику стало скучно. Он пошел присмотреть за блондинкой из бюро добрых услуг. Вдруг услуги окажутся не совсем добрыми?
   Блондинка пила шампанское. Ее звали Иветта, и это имя Эдику как-то не приглянулось. Впрочем, имя - не главное. В последнее время Эдик рассматривал женщин с точки зрения мальчишек Коли и Вити - победит она их или нет? Кроме того, должна уметь готовить, высшее образование неплохо бы, педагогическое, стирать…
   Выяснилось, что готовить не умеет, не любит и не хочет, и вообще привыкла к ресторанам. Минус, конечно, однако терпимый - если Иветта возьмет мальчишек в ресторан, они пойдут, куда денутся, жрать-то надо. Но вдвоем с Иветтой они бы справились с мелкими мерзавцами, которые настолько заполнили квартиру, что хоть не возвращайся. Пенсионерка Марья Антоновна явно не справлялалсь, просто сил не хватало на четверых.
   Стирка для Иветты выглядела экзотикой. Она просто покупала новые вещи, а грязные выбрасывала. Тоже минус, но Иветта не плохо бы смотрелась в его квартире. Денег хватает, пусть покупает. Главное, чтобы детей любила - думал Эдик. Выяснилось, что Иветта детей не любит, что секс с детьми - это слишком, и стоит невесть сколько, но почему бы и не попробывать?
   Эдик понял, что опять ошибся в человеке, и с радостью передал блондинку Пузыреву, который забрал ее в качестве компенсации у француза, тем более, что ее добрые услуги оказались оплаченными на всю ночь. В виде трофеев Пузырев прихватил из номера Дюбуа шампанское и закуску, и велел Эдику везти их обратно в музей.
   - Француз - это просто тормоз какой-то! - жаловался обиженный Пузырев, лапая на заднем сиденье хихикающую блондинку. - Примерились, ишь ты! Мы без примерки - бац! В десятку! Вот увидишь… Ты, веточка, трахалась на золоте? Нет? Мы займемся этим втроем…
   - Эй, групповуху не заказывали, - забеспокоилась блондинка.
   - Это не Эдик. У него трое детей. Тот, другой, тебе понравится. Он старенький, весь в бинтах, ха-ха…
   В музей завалились уже за полночь, хотя Эдик и пытался отговорить Пузырева от дикой идеи, даже стращал местью фараона, однако Пузырев был атеист и покойников не боялся. Охранники выслушали объяснения Пузырева об эксперте-искусствоведе в мини-юбке, пряча ухмылки. Им плевать, что начальство куралесит. Эдик тоже плюнул и уехал домой в пузыревской машине. Ему было жаль фараона. Парень в свое время командовал миллионами людей, и не просто командовал, нет - держал в руках их жизнь и смерть. Фараон… Эдик бы поостерегся устраивать оргии на его саркофаге. Еще обидится.

ГЛАВА 15. Большой прорыв.

   На другой день, поздним вечером Эдуард Поспелов вылетел в Лондон на аукцион Кристи. Российский музей выставил там на продажу несколько копий Ренуара. Цель прежняя, как и в Дъеппе - разведка боем и рекламная акция. Мелочовку из наследия Тутанхамона Эдик решил не подделывать - возни много. А несколько более-менее весомых золотых вещей вроде скипетра скопируют из свинца и позолотят без него, в двух экземплярах. Подменить золото свинцовыми чушками он успеет по прибытии в Москву. Если успеет до Пузырева.
   Мысли Эдика под гул моторов то и дело возвращались к Пузыреву. Вдруг пришло в голову, что Пузырев чересчур уж вчера разбушевался. И напился вдрызг до полной потери почти работоспособности. Эдик списывал нервозность начальника на Тутанхамона - не каждый день гробницы из золота приходится распиливать, но, если честно, чего ж тут бояться? Гробницу организовал Дюбуа, свой уже в доску до того, что Пузырев и морду ему без раздумий побил. Нет, из-за поездки в Лондон напился Пузырев. Он не хотел лететь в Лондон, вот в чем дело. Как они там среагируют, в Лондоне? А лететь бы надо Пузыреву. Он директор. Нет, опять послал вперед зама, как Эдик не упирался. Ну почему, почему он не верит людям?
   Последние возражения Эдика против поездки Пузырев выслушал еще утром, вздыхая и охая, держась за голову. И ничего не сказал - весь его страдальческий вид явился ответом, и таким ясным, что Эдик умолк. Придется лететь ему. Пузырев косился на голую ногу, что свешивалась из золотого саркофага. Оргия явно удалась на славу. Оба еле живые. На полу - куча бинтов. Зачем мумию распеленали?
   Оказалось, Иветта залюбопытничала, какой член у этого египтянина Тутанхамона? Как будто мало членов видит каждый день, бюро добрых услуг… Впрочем, разбинтовали не без пользы - мумия оказалась не мужчиной, а женщиной. Сухая шершавая кожа, очень легкая. Ничего, симпатичная египтяночка. Наверное, жена Тутанхамона. Или его любовница.
   - Ты ее не изнасиловал? - подозрительно спросил Эдик.
   - С ума сошел, - простонал Пузырев, но глазенки блудливо забегали. Иветта из гробницы то ли заплакала, то ли засмеялась. - Француз нам не верил, собака. Бабу подсунул. А не императора.
   - Как раз верил, раз фараона пожалел, - возразил сухо Эдик. - Ты и его бы изнасиловал. Вы развлекаетесь, а я бинтуй обратно? Давайте-ка за работу. У меня самолет скоро. Еще визу получать.
   По тому, как засуетился Пузырев, Эдик понял, что этих слов тот и ждал. Понял теперь, в самолете.
   В Лондоне Эдика встретили двое - один из директоров Кристи, сэр Лаверс, седой джентльмен с глазами убийцы, и средних лет, очень живой американец Генри Уэстлейк, одетый несколько небрежно. Его глаза излучали доброжелательность. С некоторым вопросом, впрочем.
   В отличие от французского, английским языком Эдик владел весьма неплохо. По крайней мере, мог разобрать некоторые странные интонации, вроде подковырок и намеков, поэтому "наезд" англичанина заметил сразу. Тот "взял быка за рога" после первых же приветственных фраз в аэропорту Хитроу, где их на стоянке ожидал большой серебристый Роллс-ройс, похожий на космическую ракету. Едва "ракета" стартовала, англичанин сухо сказал:
   - Странно, что не приехал сам господин Пузырев. Мы вели переговоры с ним. Возможно, вы, как заместитель, не в курсе… и не сможете прояснить некоторой путаницы с вашими картинами. Возможно, произошла… случайная ошибка…
   - Да-да, - сказал живо американец, - именно случайная. А каковы ваши полномочия, мистер Поспелов?
   - Все, необходимые для торгов, - сухо сказал Эдик. - Сомневаетесь, позвоните моему директору. А насчет ошибки…я и слышать не желаю. Никакой ошибки нет. Российский музей не ошибается, господа. - Эдик глядел вперед, в затылок шофера за стеклянной перегородкой впереди. Англичанин сидел слева от него. Американец - справа. Похоже на перекрестный допрос, но Эдику скрывать нечего, совесть его чиста. Сам факт, что его, одного из многих владельцев выставленных на торги лотов, встречал на представительском Роллс-ройсе один из директоров Кристи - пусть вместе с каким-то американским жуликом - говорил сам за себя.
   - Так это не ошибка? - спросил быстро Уэстлейк. Казалось, его припекало сиденье - он вроде как подпрыгивал. - Я правильно понимаю?
   - В ы в с е п о н я л и п р а в и л ь н о, - четко и раздельно сказал Эдик, повернул голову и уставился в глаза жулика честным морозным взглядом. - Я лично отправлял картины. Лично. Это копии Ренуара.
   - Вы…уверены? - неуверенно спросил англичанин. - То есть, вы абсолютно в этом уверены?
   - Конечно. - Заморозив американца, Эдик повернул свой ледяной взор в другую сторону. - Абсолютно уверен. Это копии. Очень хорошие, но копии. Копии потому, что оригиналы висят на стенах Российского музея. Прошу запомнить, господа, в Российском музее висят только оригиналы. А если там висят оригиналы, то у вас - копии. Где тут ошибка? Покажите мне ее.
   Воцарилось долгое молчание. Яснее ответить, конечно, можно. А зачем? Они все поняли достаточно ясно. Подобные взгляды Эдик уже видел. У француза Дюбуа. Так смотрят лилипуты, поняв, что ошиблись, поняв, что перед ними - не горе ошибки, а великан. Эдик принялся рассматривать в окно лимузина лондонские пейзажи. Лондон зимой…такой же противный, как мокрая Москва глубокой осенью. Или - такой же прекрасный. Выбор эпитетов Эдика не заботил - не будь в этом городишке знаменитого аукциона, этот Лондон и ноги б его не увидел. И англичане - явно тормоза. Первый же встречный - на тебе, до сих пор тянет уточнения.
   - …э-э…- англичанин явно заставлял себя говорить, -…наши эксперты…э-э, сомневаются, что…
   - Гоните их в шею, - посоветовал скучно Эдик, не переставая загрязнять свой взгляд городским пейзажем.
   - А вот у многих наших экспертов, - поторопился влезть американец, - мнение идентично вашему, мистер Поспелов. Это копии. Очень хорошие, ровесники шедевров, однако только копии.
   - А я что твержу. - Эдик одобрительно посмотрел американцу в хитрые глазенки. - Разве мы прислали бы на торги оригиналы? Мы что, дикари? Или наглецы, каких свет не видывал? Это ж национальное достояние России.
   - Да-да.- Американец от восхищения вытаращил глаза. - Честно, говоря, я в этом был уверен с самого начала, едва увидел ваши…копии. Поэтому у меня есть деловое предложение. Я готов купить заявленные вашим музеем копии Ренуара. Все, и по двойной заявленной цене. Еще до торгов. Зачем вам излишние вопросы?
   - Российский музей не опасается вопросов, - возмутился Эдик. - Уверен, что участники аукциона оценят картины куда дороже.
   - Если вопрос только в деньгах, я готов выслушать ваше предложение.
   - Не только, - отрезал Эдик. - Нам, пожалуй, гораздо важнее реклама Российского музея.
   Англичанин хотел было что-то сказать, но передумал. Ему-то как раз выгодны торги. Владельцы аукциона, устроители получают определенный процент от достигнутой суммы.
   - А вы не думаете, что слишком широкая реклама…- американец чуть замялся, - может повредить…лично вам?
   - Это каким же образом? - уставился на американца Эдик, забыв про лондонскую унылость.
   - Некоторые тупые…ваши полицейские…- американец, не смущаясь, выдержал взгляд русского гостя, - могут подумать, что вы продали на Кристи вовсе не копии. Что с полиции взять? Зачем вам эти возможные неприятности?
   - Неприятности? - Эдик усмехнулся, чтобы отразить давление американского прохиндея. - Чем больше денег я привезу, тем меньше возникнет вопросов. Даже у полицейских. Это в вашей стране родилась поговорка: "Если украдешь кошелек, сядешь в тюрьму, а если украдешь железную дорогу - в сенаторское кресло". Поэтому - аукцион, сколько бы вы не предлагали.
   - Я понял. - Американец не сдержал вздоха разочарования. - Вы абсолютно правы. Пусть будет аукцион, ваших Ренуаров я куплю все равно.
   - Генри, реальных торгов не будет, - успокоил его англичанин. - Это копии. Много за них никто не даст. Уверен, что всего лишь двойная цена остановит всех, кроме вас.
   - Надеюсь, - буркнул американец. Вдруг он подозрительно прищурился. - А вы, Джон, никому из постоянных покупателей не говорили о возможной ошибке наших русских партнеров?
   - Нет, Генри, что вы! - Голос англичанина звучал так уверенно, что американец не поверил. Эдик тоже. Чтобы у американца не оставалось иллюзий, Эдик сказал:
   - Один конкурент у вас, мистер Уэстлейк, точно будет. Это Дюбуа, из Франции. Его человек наверняка уже в Лондоне. Недавно наш музей возил свою выставку-продажу в городок Дъепп, во Франции. Старые мастера и копии их картин работы учеников этих мастеров. Дюбуа закупил все копии. Оптом.
   Американец подпрыгнул, англичанин заерзал.
   - Не люблю французов, - сказал американец. - ух, проныры. Если не секрет, по какой цене он покупал? И кого?
   - По семьсот тысяч евро в среднем за копию. Были Рембрандт, Веласкес, Гойя, а также - Моне, Дега…
   Американец всхлипнул. Его затрясло. Англичанин хватался при каждом новом имени то за сердце, то за голову, как будто получал удары с левой и правой от невидимого противника. Гордость за новую Российскую культуру затопила Эдика.
   - Я бы тоже…купил по семьсот. - Американец с трудом ворочал языком. Эдик решил не жалеть обоих. Добить. Пузырев все время жаловался, что английские и американские музеи на все его предложения вежливо, но посылают. Если вообще отвечают.
   - Сейчас Дюбуа в Москве, сопровождает выставку "Золото Египта", которую прислал в наш музей Лувр, иначе бы он прибыл на ваш аукцион лично. Жаль, что Кристи так мало интересуется копиями. Российский музей мог бы выставить на ваши торги в самом скромном времени множество копий из украшений фараона. Включая саму гробницу, саркофаг.
   Англичанин потерял дар речи. Американец обмяк. Противники получили нокаут - чисто психологический. Дальнейшие слова Эдика выглядели избиением лежачих ногами, но Эдик решил не милосердствовать.
   - Самое обидное, джентльмены, - с обидой сказал Эдик, - это пренебрежительное отношение к Российскому музею англичан и американцев. Лондонский музей отказался экспонировать нашу выставку-продажу. Нью-йоркский даже не ответил. Руководству Российского музея и мне лично не нравится, что нас путают с каким-то захолустным музейчиком из какого-нибудь Саратова или Кинешмы. Надеюсь, это не нравится и вам, господа. Между прочим, сэр Лаверс, приглашение на выставку в Дъеппе мы посылали всем, кому возможно, и в адрес вашего аукциона также. Уверен, что и вам, мистер Уэстлейк, было послано приглашение. Результат вы знаете. Ни вы, ни Сотбис даже не удостоили нас ответом. С нами сотрудничает Лувр. Наши выставки бороздят всю Европу…вам не кажется, господа, что вы на своих островках малость отстаете от современных веяний в культуре? Многие, менее воспитанные, чем я, могли бы сказать что-то про дикарей, но я даже мыслей таких не допускаю, предпочитая винить себя. Мы мало себя рекламировали.
   Как понял Эдик их предварительной беседы еще в аэропорту, по дороге к машине, мистер Уэстлейк был крупным коллекционером, весьма состоятельным человеком и немалой величиной в бизнесе и культуре. Например, он лично знал всех директоров всех крупных музеев мира, многих накоротке. Слушая извинения американца и его слова о своем знакомом директоре Нью-йоркского музея, Эдик увидел, как тот делает непроизвольные движения руками, и понял, что американец мысленно просто избивает беднягу. Эдик глянул вниз - ну точно, директору Нью-йоркского музея могло достаться и ботинками. И за дело. Не знать Российского музея! Позор!
   Англичанин, оправдываясь, так в сердцах ссылался на нерадивую секретаршу, что Эдик подумал - после этого разговора сэр наверняка мыслил ее изнасиловать, причем в извращенной форме, побив плетью, и та дрожащими пальчиками впишет Российский музей первым номером в список деловых партнеров ее босса.
   Аукцион, назначенный на завтрашний день, уже мало занимал умы хозяев. Куда больше их интересовали планы Российского музея и перспективы сотрудничества с ним. Поскольку машина уже подкатила к гостинице, где Эдику был забронирован номер, оба поспешили пригласить его на ужин в один из модных лондонских ресторанов, сегодня же вечером, едва гость устроится. За ужин заплатил мистер Уэстлейк, и не зря. Перспективы сотрудничества, которые разворачивали рассказы Эдика, клубились облаками, беременными долларовым градом. Разговор шел о будущих выставках, реставрационных работах и прочем культурном сотрудничестве. Особенный интерес у американца вызвал Реставрационный Центр при Российском музее. Эдик откровенно рассказал и о научных разработках, и об исследованиях в области старения материалов, и о возможностях Центра. Американец соображал очень быстро, он сам, опередив Эдика, предложил привезти для реставрации в Центр кое-что из коллекции Нью-Йоркского музея. Для пробы.
   - Да вы целую выставку везите. Заодно и покрасим, что надо. Будут, как новенькие. То есть, старенькие, но в отличном состоянии. Однако наша реставрация, господа, сами понимаете, гораздо дороже обычных расценок. Намного дороже. Плата за качество. Понимаете?
   Конечно, оба понимали. Оба сокрушались, что отсутствует господин Пузырев, иначе многие проекты можно было тут же начать воплощать в жизнь. Когда хозяева оценили в полной мере все сказанное, когда осознали огромную ценность - для культуры, конечно, - Российского музея, Эдик завел разговор об этих мерзавцах и пачкунах, мелких жуликах, которые именуют себя МТС-33. Возможно, об этой банде хозяева еще не слышали, но наверняка услышат, потому что ее разыскивает даже Интерпол, не говоря о российских службах. Так вот, российских музейщиков очень оскорбляют подозрения, которые нет-нет, да и получают гласность. Намеки, что МТС-33 находится в России! Более того - в Российском музее живописи! Те, кто имеет такие подозрения, просто плохо информированы о Реставрационном Центре и Российском музее, они не глядели в честные, чистые глаза их художников и реставраторов, прозрачность которых соответствует прозрачности всей бухгалтерской отчетности. Чтобы не мутить эту прозрачность всякими мелочами, руководство музея и он, Эдик, предпринимают все усилия. В частности, расчеты в Российском музее очень часто производятся просто наличными, из рук в руки, без этой ненужной писанины, минуя всякую бухгалтерию. Мы верим людям - это основной принцип Российского музея.