Этими словами она хотела успокоить, видимо, не только меня, но и себя.
- Конечно, не услышат, - пробормотал я не очень уверенно.
Мы полезли в траву. Лебеда на подворье у Федула вымахала выше человеческого роста. Даже и нагибаться не надо. По лебеде мы подобрались к луговине - чарану. Я где-то в крапиву попал, руки она мне обожгла, но это же пустяки по сравнению с теми муками, которые нам предстоит пережить.
На луговине пышное разнотравье, но теперь уж надо только ползком продвигаться, на четвереньках. Внизу-то хорошо прятаться, а вверху метелки у пырея реденькие, и ветерок все время валит их, гнет к земле.
- Дай сюда! - взял я у Галки бинокль.
Мы остановились и стали оглядываться по сторонам. Не наблюдает ли за нами откуда-нибудь Гурьян? Ведь бородатый все время ходил с ним в паре. Где он своего амбала оставил?
А у сосны картина не меняется: Кольча по-прежнему сидит в некотором отдалении от Профессора, и они вроде бы мирно беседуют. Надо же!
- О чем можно с ним разговаривать? - передернула плечами Галка.
Для меня это тоже было загадкой тягостной.
Я немного осмелел. Чем же я хуже Галки, если уж на то пошло? Неужели я ей должен уступать? Я поэтому и бинокль у нее взял, чтобы дать понять: руководство всей операцией на себя беру. И демонстративно ползу теперь первым. А она перечить не стала, ползет за мной.
Время от времени я делаю передышку и осторожно выглядываю из травы. Это мне нужно для того, чтобы не потерять направление и поглядеть на бородатого. Тот принялся что-то оживленно втолковывать Кольче. Мы сейчас видим их сбоку.
38
У Ванюшки нашего в это время своих страхов некуда было девать. Поглядев на карту и компас, он понял, что подходит к Гнилому нюруту. Началась цепочка маленьких узких озерков, которая примыкает к нему почти вплотную.
"Миновать бы его поскорей", - думал Ванюшка. Что-то уж больно хаманят, ругательски ругают это озеро эвенки. Много слышал Ванюшка о нем страшных историй, и трудно понять, где небылицы в быль переходят.
Говорят, что злой дух созывает сюда гостей со всех волостей и эта нечисть устраивает в вонючем мочалище свои гульбища. Кто сейчас этому поверит? Да никто. Но почему-то даже птицы и те стараются облетать поганое озеро стороной, не подходят к нему звери и не то, чтобы рыбешку какую ни на есть, - букашку в черной воде не увидишь, личинку, головастика...
Зимой Гнилой нюрут не замерзает даже в самые лютые морозы, смердя удушливым паром. Капелька этой испарины попадет на одежду и разъедает ее насквозь, как серная кислота. На кожу зверя или человека попадет, образуются долго не заживающие язвы.
Гнус и тот мрет у этого страшного озера. Ни мошкары, ни комаров, ни паутов-оводов не видать.
Справа от Ванюшки был лесистый бок крутой горы, а слева тянулся камыш, за которым из подернутой желтым "лягушечьим одеялом" воды торчала осока. Таинственный и молчаливый пихтарник на горе сомкнулся стеной, и казалось, что это не гора, а осклизлый зеленый камень высится. К тому же и дождик начал накрапывать.
Бежавший чуть впереди Дружок замер вдруг, повел ушами, повернулся назад. Оттуда донеслись до Ванюшки чьи-то голоса. Какие-то люди шли вслед за Ванюшкой. И были они совсем близко...
Бежать вперед? А если и там кто-то есть?
Ванюшка подхватил Дружка на руки.
- Нишкни! - шепотом попросил не лаять и, прижимая к себе, полез на гору в пихтарник, продираясь с трудом сквозь переплетенные лапы деревьев.
39
Я полз затаив дыхание. И скорее даже не слышал, а чувствовал, что Галка не отстает от меня. Шум ветра, шелестящего травой, скрадывал все звуки.
Все ближе мы подползаем к сосне, под которой сидят бородатый и Кольча. Перед нами маячат теперь их спины. Ничего не могу понять: Профессор вроде бы и не думает уводить куда-то Кольчу. Он будто даже рад не рад, что встретился с ним: так увлеченно что-то рассказывает ему, и до нас иногда долетает его веселый голос. А вот слов разобрать никак нельзя пока. Ветер!
Решимость моя тает с каждым метром, на который мы продвигаемся вперед. А Галке хоть бы хны, ползет следом за мной и даже поторапливает меня, подталкивая стволом ружья. Неужели ей нисколько не страшно? Отчаюга, знаю это давно. Но никогда не думал, чтобы вот так можно переть на рожон. У меня даже злость на нее закипает, будто она в чем-то виновата.
До сосны остается всего ничего - метров шестьдесят, пожалуй. Ружье бородатого все там же стоит, у ствола сосны. Кольча, видать, ожил, начал уж что-то доказывать Профессору, размахивая руками. Однако сидят они не рядом, а также, как и сидели, - шагах в трех-четырех друг от друга.
- Давай! - слегка дернула меня за голенище сапога Галка.
Не сбавляй, дескать, ходу! Не робей, Мишаня.
Я не спускаю глаз со шляпы Профессора. Сколько уж мы к нему подбираемся, и он ни разу даже не оглянулся. Что за беспечность такая? Разве он не знает, что Кольча тут не один? Или ни во что уж нас не ставит?
Теперь наше продвижение вперед сильно замедлилось, и Галка уже не подталкивает меня. Ползти надо очень осторожно, чтобы не обнаружить себя. Вдруг этот бородатый услышит шорох или просто так возьмет да и оглянется?..
Я ползу по-пластунски, как нас в школе военрук учил. Весь с землей слился и то одной, то другой щекой к земле припадаю. Ружье в правой руке. Я тихонько выбрасываю его вперед, опираясь на локоть, подтягиваю левое колено и снова продвигаю ружье. Галка тоже хорошо ползет, из травы не высовывается. Нам повезло с травой, она выше коленей тут поднялась. А ползти надо так, чтобы ты весь р а с п л а с т а л с я по земле, не коробился, горб и заднее место не выставлял. Ведь, когда ползешь, тебя так и подмывает приподняться на коленки, чтобы быстрее продвинуться. Но ты пластом лежи. В этом вся суть умения. Потому военные и назвали такой способ передвижения "ползти по-пластунски".
Кажется, подобрались. От сосны мы уже на расстоянии ружейного выстрела. Минуты полторы восстанавливаем дыхание. Потом Галка берет у меня из рук ружье. Теперь руки мои должны быть свободны. Я должен подобраться к сосне и утащить ружье Профессора. Тогда он будет в наших руках.
- Не струсишь? - чуть слышно шепчет Галка.
- Я?
- Нет, папа Карло!
- А ты?
- Я - нет!
- Ну и я - нет.
Но храбрость моя помаленьку растаяла, выветрилась, пока мы сюда добирались. Галка это почувствовала, испытующе глядит на меня.
- Ну чего ты?
Это не приказ. Галка просит меня, а не приказывает. Понимает, на что я иду.
- А если он услышит и оглянется?
- Я прикрою тебя! Буду держать его все время на мушке.
- Ползи ты, а я прикрою! - усмехнулся я.
- Понятно! - протянула она с ехидством и презрением.
Мне сразу стало не по себе.
- Он же меня укокошит!
- Да я ему шагу сделать не дам!
- Боюсь! - честно признался я.
"Ты на роль в кино стажируешься, ну и старайся!" - подвернулось мне вдруг зло на язык, но я ничего не сказал, хватило ума.
- А я, думаешь, не боюсь! - Галка протянула мне свое ружье. - На, держи. Оно картечью заряжено. Да не рассолодей тут!
Я медлил протянуть руку за ее ружьем. "Бери себя в руки, Миша!" пронеслось у меня молнией в мозгу.
- Гайдар в наши годы эскадрон в атаку водил! - тихонько, но с жаром проговорила Галка, и я понял, что не для меня, а для самой себя она это сказала, потому что стала расшнуровывать ботинки, чтобы легче было босиком подкрасться к ружью Профессора.
Мы прятались за пышно разросшимися кустами кипрея, и тут можно было даже сесть, если немного наклонить голову. Я так и сделал и лихорадочно начал сбрасывать сапоги.
- Смотри не проворонь! - бросил шепотом Галке.
На смерть, мол, иду и на тебя вся надежда, если что там случится, у сосны...
В ответ Галка так улыбнулась мне, как еще никогда и, наверное, никому не улыбалась и погладила меня по голове. Стыдно мне вдруг стало, ужасно стыдно: ведь могло случиться непоправимое. Да я бы себя всю жизнь презирал, если бы Галка поползла за ружьем к сосне, а я тут остался...
- Хватай ружье и скорей вправо отскакивай, - прошептала мне Галка, радостно улыбаясь. - Не загороди его...
Думаете, она обрадовалась тому, что не ей, а мне придется сейчас ползти? Плохо вы ее еще знаете! Гуранка есть гуранка. Галке приятно было сознавать, что я все же чего-то стою. Девчонки ведь очень здорово чувствуют, кому они нравятся, а кому нет. Мало радости, когда тебе симпатизирует какой-нибудь хлюпик.
Я набрался решимости, снял с груди бинокль и пополз к сосне.
40
Выбрав место, с которого хорошо просматривался голый берег Гнилого нюрута, Ванюшка затаился и стал ждать. Дружка он по-прежнему обнимал, прижимая к себе.
- Нишкни! - повторил несколько раз.
Кольча каким-то другим словом приказывал Дружку не лаять, но Ванюшка надеялся, что умный пес и так поймет его.
Берег был недалеко, однако на всякий случай командор приготовил и бинокль.
Ждать пришлось недолго, голоса стали быстро приближаться.
Вот и люди показались. Их было пятеро. Шли они гуськом, один за другим, прижатые к озеру лесистой горой.
"Ништяк!" - обронил про себя привычно Ванюшка.
Первым тяжело шагал мордатый верзила Гурьян, и руки его были связаны за спиной.
"Золотишко не поделили!" - подумал Ванюшка.
За Гурьяном бодро следовал Антошка. Под глазом у него назревал сочный синяк. Мощная оптика Кольчиного бинокля так приблизила лицо Антошки, что, казалось, до него можно было дотянуться рукой.
"Ну правильно, подрались!" - отметил про себя Ванюшка не без злой радости.
У Антошкиного напарника, которого командор узнал по черному жгутику усиков и пышным бакенбардам, лицо тоже было побито.
- Я бью только два раза, - разглагольствовал Антошка, обращаясь не то к Гурьяну, не то к человеку, идущему за ним. - Один раз по голове, другой - по крышке гроба!..
Чего это он хорохорится? Вид у него цветущий, улыбается, оглядываясь к тому, кто за ним шагает. Такой же молодой парень.
А вот Гурьян явно не в настроении. Плетется, уныло понурившись, шарит глазами у себя под ногами.
Уж не топить ли они его ведут? А что? С них сбудется. Закон - тайга, прокурор - медведь!..
Ванюшку так поразило все увиденное, что он забыл и про Дружка. Но тот вел себя молодцом. Дружок охотник, хотя и порядком избалованный. Он часами сиживал с Кольчиным отцом в скрадках у солонцов, поджидая лосей, которые приходят туда по ночам "подсолониться", полизать выступившую из земли белую пудру.
"Подрались по пьяному делу", - решает Ванюшка, проводив взглядом последнего из этой пятерки.
Дав золотничникам отойти подальше, он осторожно выбрался из леса и, крадучись, пошел за ними, стараясь держаться на таком расстоянии, чтобы они не могли услышать, если под ним вдруг хрустнет валежина или хлюпнет вода под сапогом. Дружку велел идти сзади.
"А может, Колокольчик и прав, - подумал Ванюшка. - Потому и наплели про это озеро столько всего, что тут золото где-нибудь рядышком. Не каждый, мол сунется, побоятся..."
То, чего не удалось сделать ему у переночуйки на берегу Кутимы, Ванюшка решил попробовать здесь. Проследить, куда эта шатия-братия направилась. А вдруг она к старанке его приведет? Разве можно упускать такой случай?
Миновав Гнилой нюрут, золотоискатели остановились посовещаться. Гурьян устало присел на камень в стороне от всех. Сжалившись над ним, Антошка подошел с горящей сигаретой и сунул ее в губастый рот верзилы.
Ванюшка прилег за кустиками на почтительном расстоянии. Золотоискатели устроили перекур, посовещавшись, сели отдохнуть. Ванюшка развернул перед собой карту. Странное дело, но эта пятерка вышла на тропку, которая по карте ведет к зимовью дедушки Петрована. Этого еще не хватало!
Отдыхали золотоискатели недолго. Покурили и подниматься стали. Все, кроме связанного по рукам Гурьяна, полезли в бьющий из камней ключ, который образовал здесь довольно большой водоем. Каждый вынул из воды какой-то тюк и взвалил его себе на плечи, как рюкзак, просунул руки в лямки.
"Что это у них тут за склад был? - подумал Ванюшка. - Золота столько намыть не могли..."
Вся компания в таком же порядке, как и раньше, отправилась дальше. Дождавшись, пока последний из них скроется в зарослях ольховника, Ванюшка пошагал за ними и остановился у ключа.
"Да тут у них холодильник!" - понял он.
В ледяной воде хранилось мясо. На траве валялись облепленные мухами кишки, ноги и голова сохатого.
"Что хотят, то и делают!" - У Ванюшки сами собой сжались кулаки.
И словно только для того, чтобы поиздеваться над ним, потешиться, из ольшаника долетела песня. Горланил Антошка:
В тайге есть гусь, в тайге есть лось,
А в городе найди лося,
Живут там люди на авось,
А у меня - природа вся!
А я живу как деды встарь
И лось, и гусь, таймень, глухарь!..
От бессильной ярости Ванюшка только сплюнул себе под ноги.
41
Сказать, что эти сорок или сорок пять метров до сосны показались мне километрами, значит ничего не сказать. Я теперь хоть по себе чуточку знаю, каково было нашим разведчикам в войну и партизанам подбираться к вражеским позициям, когда в любую секунду тебя могут обнаружить и открыть смертельный огонь.
Но мне еще мины не угрожали, не свистели надо мной шальные пули, и враг мой был всего лишь навсего в единственном числе. Да к тому же я столь неосмотрительно поступил со своим ружьем - оставил его шагах в пяти.
Я полз и старался, чтобы не заглушил у меня страх то большое и непонятное еще, но очень светлое и радостное чувство, о котором до сих пор приходилось читать только в книгах. Раза два оглянулся. Лица Галкиного я не видел. Я видел только стволы ее ружья, наведенные в затылок Профессора. И я твердо верил, что она будет все время начеку. "На такую девчонку смело можно положиться, эта не растеряется и не струсит", - думал я. Только ты сам не подведи ее. Если Профессор успеет схватить ружье и заляжет с ним за стволом сосны, ни тебе, ни Галке несдобровать...
Кольча о чем-то разговаривал с Профессором, и довольно мирно, судя по тону. А вот о чем там у них идет речь, я не мог уловить, потому что до меня долетали только отдельные слова. Ветер шумел в траве, яростно трепал сосну, да и мне было не до подслушивания.
До Профессора всего ничего - метров десять, а до ружья и того ближе. Я уже начал было подбираться, весь напружился, готовый к последнему броску, но в этот момент в аккурат тому бандюге захотелось покурить. Он достал сигареты и начал шарить по карманам в поисках спичек. Может оглянуться. Я припал к земле. Но надо же было так случиться, что угадал я тут прямо на муравьиную кучу. И ни вправо, ни влево нельзя отодвинуться даже на сантиметр: Чак всю траву повытоптал, когда на медведицу кидался. А муравьи жрут меня зверски, жрут беспощадно. Они набились под рубашку, облепили голые ноги, ползут под штаны, жварят руки и уже по щекам полезли... Я кусаю губы, чтобы вытерпеть. Кажется, еще секунда, и кончусь тут или с дикими воплями начну кататься по траве, отбиваясь от своих истязателей.
Вот Профессор наконец нашел зажигалку. Я думал, что он ко мне повернется прикуривать, спасаясь от ветра. Нет, опытный куряка, видать. Нагнулся как сидел.
И в этот миг меня будто катапульта кинула вперед. Не помню, как я и вскочил, как одолел расстояние до сосны. Я помню только, как сграбастал ружье и кинулся вправо, чтобы не загораживать собой Профессора.
Услышав топот моих ног, Профессор оглянулся, и по лицу его расплылась широкая улыбка. Я в это время был от него уже далеко.
- Руки вверх! - Галка вскочила и наставила свою двустволку на Профессора. - Колян, ты свободен.
Я переломил трофейное ружье. Заряжено. Щелкнул замками, ставя стволы в прежнее положение. И тоже приготовился открыть огонь, если Профессор кинется на кого-нибудь из нас.
Нет, поздно сопротивляться. Он это понял. Медленно начал поднимать руки. Я на всякий случай настороженно озираюсь по сторонам: вдруг кинется откуда-нибудь на помощь своему дружку Гурьян. Но того не видно нигде.
Потом опять я к Профессору повернулся и стал его с интересом изучать. Видели мы этого прохиндея, как Ванюшка выражается, только издали, давно привыкли к мысли, что он преступник, бандит, рецидивист, а тут стоит перед нами видный, фасонистый мужчина, интеллектуал без сомнения, привыкший содержать себя в чистоте и большой опрятности. Смотрит на нас открыто, дружески и беспечно улыбается. Вот он я, весь перед вами!
- И это в благодарность за его спасение? - Профессор кивнул на Кольчу, не переставая улыбаться.
А тот ни бе ни ме. Все еще под медвежьим чебурахом, что ли? По-моему, напугали мы его больше, чем Профессора. Тому-то хоть бы хны. Смотрит на нас так, как смотрят взрослые на расшалившихся детей, когда шалости их переходят все границы.
Вид Профессора и эта его невинная улыбочка так меня ошарашили, что я на какое-то время даже укусы муравьев перестал чувствовать. А тут еще Кольча зудит:
- Галя, Миша, давайте разберемся. Олег Аркадьевич профессор, историк. Он ищет Золотую Бабу...
Что это еще за баба появилась? Золотая!..
Умаслить успел, тварюга, Колокольчика. А мы-то старались скорей спасти его, на смертельный риск пошли!.. Думали, он тут от страха загибается...
- А ты помалкивай! - обрезала Галка Кольчу. Да еще так на него зыркнула, будто хотела добавить: "Без сопливых обойдемся!"
Мне кажется, что она тоже опешила, когда увидела повернувшегося к нам Профессора. Но по тону ее я сразу понял, что она не отступит.
- Миша, обыщи его! Ну чего ты топчешься?..
Я стал остывать от того накала, в котором пребывал с момента броска к ружью, кожа моя обрела чувствительность. Муравьи, набившиеся под одежду, грызли меня, наверное, с еще большим ожесточением, видя, что я никак на их укусы не реагирую. Корчась и извиваясь всем телом, я бросил "профессорское" ружье на траву и стал раздеваться.
- Муравьи сожрали! - сдернул я с себя куртку, рубашку, потом штаны.
- Все не слава богу! - пробурчала недовольно Галка.
А я, приплясывая, сметал с себя беспощадных мучителей. Трясти одежду нет времени. Пошел к Профессору в одних плавках.
Холеная бородка с курчавинкой, усы - волосок к волоску: русые, красивые. Следит за собой Профессор даже в тайге. Поглядывает на меня так, будто я у него собираюсь под мышками почесать: вот-вот прыснет со смеха. Поднятые вверх руки от усталости уже шевелиться начинают, дрожать. Ладошки белые, пухлые длинные пальцы, тонкие запястья... Никогда бы и не подумал, что такие бандиты бывают.
"Да он же как сыр в масле катается, если уже не первый год золотишко промышляет!" - думал я, не без робости ощупывая его карманы.
Сопротивляться или возмущаться Профессор и не думает. Наоборот, он даже поворачивается ко мне так, чтобы я скорее заканчивал эту процедуру. Он со мной как с ребенком забавляется. Кольча видя, что мне некуда положить изъятые у Профессора вещи, оказывает услугу: приносит мою кепку. Свою он потерял, как я уже говорил. Я первым делом вытащил у Профессора из ножен охотничий нож. Дорогой, с белой костяной рукояткой.
- Вот тут еще один, - забывшись, Профессор опустил одну руку и коснулся пальцами узенького набедренного кармашка.
- Руки! - рявкнула жестко Галка.
Палец ее лежал на спусковом крючке. Ружье было наставлено прямо в грудь Профессору. Я старался держаться немного в стороне.
- Осторожнее, девочка, - попросил Профессор, подняв руку. - Ружье раз в год само стреляет.
А в голосе его ни страха, ни малейшей тревоги или волнения.
42
Когда я закончил обыск, Галка позволила Профессору опустить руки и сесть, а мы расположились напротив шагах в двадцати. Я оделся, положил рядом с собой трофейное ружье, Галка мое принесла. Села она так, чтобы Профессор все время был у нее перед глазами, и на колени положила двустволку.
Из карманов его я выгреб американские сигареты "Кент", газовую зажигалку, изящную записную книжку-алфавит в кожаном переплете, авторучку фирмы "Паркер" с золотым пером, красивый шариковый карандаш пузатенький, видать, с толстым стержнем, долгопишущий, плоскую бутылку-фляжку коньяку и стопку визитных карточек. На карточках в типографии красивыми письменными буквами было напечатано: "Профессор Залесский Олег Аркадьевич", и шли рядком номера телефонов: служебный и домашний. Домашних оказалось даже два - второй загородный. Дачный. А в документах значилось, что кандидат исторических наук профессор Залесский Олег Аркадьевич командируется в северные районы Иркутской области для завершения работы над докторской диссертацией. 10 июня в Киренске отмечено командировочное удостоверение. Скрепкой к нему билеты прижаты - от Москвы до Иркутска и от Иркутска до Киренска, квитанции из гостиницы, счета на телефонные переговоры... Все чин-чинарем!
- Вот так штука! - тихонько шепнул я Галке и показал глазами на профессорское ружье, на ложе которого была привинчена серебряная пластинка: "Дорогому коллеге профессору Залесскому О. А. в день его сорокалетия от преподавательского состава НИИ".
- Туфта! - досадливо бросила Галка шепотком. - Липа!..
Я такого поворота дела никак не ожидал. У меня даже сердце екнуло, как это бывает, когда ступишь на твердое место, а нога неожиданно для тебя не находит опоры.
Кольча посапывает в две дырочки с оскорбленным видом. Дескать, моя хата с краю, я ничего не знаю. Как хотите, так и расхлебывайте эту кашу, вы сами ее заварили.
Он и сел-то не рядом с нами, а чуть поодаль.
Галка нисколько не смутилась, просмотрев документы бородатого, даже бровью не повела.
- Золотишком интересуетесь, товарищ профессор? - желчно спросила она, налегая на последнее слово.
Кольча хотел что-то сказать ей, поднял на нее глаза.
- А ты сиди и не вякай! - сурово отбрила она его. - Горе луково!
Он буркнул что-то себе под нос и сконфуженно умолк.
Галка выжидательно посмотрела на бородатого. "А ну-ка попробуйте выкрутиться! - было написано на ее лице. - Заранее предупреждаю, со мной этот номер не пройдет!"
- Да, вы угадали, девочка, - благодушно улыбнулся бородатый. - Но лишь отчасти. Я ищу золото, так сказать, в отлитом виде. Ваш коллега уже об этом упоминал.
- Хватит темнить! - оборвала его Галка.
- Я вполне серьезно, без шуток, ребята, - невозмутимо продолжал бородач. - Ищу изваяние, Золотую Бабу. Это величайшая историческая ценность, ребята.
- Вы читали про нее что-нибудь? - ввернул Кольча.
- Помалкивай! - отмахнулась Галка, даже не поглядев в его сторону.
Она тоже разозлилась на Колокольчика. Сами посудите: мы переживаем, мучаемся, на животе столько проползли, чтобы спасти его, страхов набрались по горло, а он тут вась-вась с этим типом. Нашел кого слушать! Да все его бумажки, может статься, для того и собраны, чтобы пыль в глаза пускать таким простачкам, как мы. Все, баста! Мое колебание кончилось, я на стороне Галки.
- А где ваш Гурьян? - едко ввернул я.
- Гурьяна я отправил в эвенкийское стойбище. - Профессор не выказал ни малейшего смущения или удивления.
- Зачем? - подхватила Галка.
- Там живет древний шаман, у которого можно кое-что выпытать о Золотой Бабе. С годами он стал забываться, не очень строго контролирует себя.
Опять он про эту Золотую Бабу. Я не удержался и нагнулся к Колокольчику:
- Что за бабу он тут приплел?
- Древний идол, - обиженно бросил Кольча.
- Когда вернется Гурьян? - продолжала допрос Галка.
- Думаю, что дня через четыре.
- Он ваш ассистент? - вставил я шпильку Профессору.
- Нет. Проводник.
- Где вы с ним должны встретиться? - опять повела Галка.
- У Священного кедра.
- А где этот кедр?
- Здесь, недалеко. Вы его уже прошли.
- Давайте сходим, поглядим, - подал голос Кольча. - Там же пожертвования всякие. Что-нибудь возьмем для школьного музея.
- Нет, ребята, брать я вам ничего не позволю, - решительно произнес Профессор.
Галка даже фыркнула.
- Прям уж!
Весь в наших руках, он, обезоруженный, и еще распоряжается!
- Скоро шаманы должны привезти сюда на большое мольбище Золотую Бабу, - сказал бородатый. - Если они заметят, что кто-то побывал у их святыни, торжество будет перенесено куда-нибудь в другое место. А это значит, что Золотая Баба опять ускользнет от нас. И кто знает, быть может, навсегда, если не на столетия. О том, где она хранится, знает, один-единственный человек, который перед своей смертью передает ее назначенному старейшинами новому хранителю. Но ведь смерти бывают и внезапные...
- Хватит уж тень на плетень наводить! - оборвала Профессора Галка, и в голосе ее явно прозвучали Ванюшкины нотки. - Скажите-ка лучше, зачем вы тайгу подожгли?
- И почему нас боитесь? - вставил я. - Шпионите за нами?
Я думал, что наш перекрестный допрос застанет его врасплох, но этого не случилось. Начал он совершенно спокойно, словно собирался прочесть нам лекцию о явлениях природы. Голос у него хорошо поставленный, обкатанный. Чувствуется, что человек этот давно привык выступать перед многочисленными слушателями.
- Тайга, ребята, загорелась сама. Надеюсь, вы не забыли, какой тогда был знойный день?
- На грозу хотите свалить? - враждебно заметила Галка.
- Гроза началась уже после пожара! - ввернул я.
- Лес загорается не только от грозы, - все так же спокойно и просто сказал бородатый. - Если вы таежники, то должны знать, что огонь, к примеру, может годами в торфяниках таиться и, дождавшись своего часа, коварно выползти наружу в самый благоприятный для него момент. А вот вам еще одна наиболее вероятная причина пожара. Осколки от обыкновенной бутылки. Туристы и участники многочисленных экспедиций тащат их в тайгу во всевозрастающем количестве. А бьет эти бутылки сама природа. Деревья на них падают, копытные животные давят. Осенью нальется вода, зимой ударит мороз, и вот вам бутылка взорвалась. На открытых полянах, а люди именно такие поляны и выбирают для отдыха, осколки стекла фокусируют солнечные лучи, срабатывая как увеличительное стекло. В мои детские годы ребятишки так и звали его - "зажигательным"...
- Конечно, не услышат, - пробормотал я не очень уверенно.
Мы полезли в траву. Лебеда на подворье у Федула вымахала выше человеческого роста. Даже и нагибаться не надо. По лебеде мы подобрались к луговине - чарану. Я где-то в крапиву попал, руки она мне обожгла, но это же пустяки по сравнению с теми муками, которые нам предстоит пережить.
На луговине пышное разнотравье, но теперь уж надо только ползком продвигаться, на четвереньках. Внизу-то хорошо прятаться, а вверху метелки у пырея реденькие, и ветерок все время валит их, гнет к земле.
- Дай сюда! - взял я у Галки бинокль.
Мы остановились и стали оглядываться по сторонам. Не наблюдает ли за нами откуда-нибудь Гурьян? Ведь бородатый все время ходил с ним в паре. Где он своего амбала оставил?
А у сосны картина не меняется: Кольча по-прежнему сидит в некотором отдалении от Профессора, и они вроде бы мирно беседуют. Надо же!
- О чем можно с ним разговаривать? - передернула плечами Галка.
Для меня это тоже было загадкой тягостной.
Я немного осмелел. Чем же я хуже Галки, если уж на то пошло? Неужели я ей должен уступать? Я поэтому и бинокль у нее взял, чтобы дать понять: руководство всей операцией на себя беру. И демонстративно ползу теперь первым. А она перечить не стала, ползет за мной.
Время от времени я делаю передышку и осторожно выглядываю из травы. Это мне нужно для того, чтобы не потерять направление и поглядеть на бородатого. Тот принялся что-то оживленно втолковывать Кольче. Мы сейчас видим их сбоку.
38
У Ванюшки нашего в это время своих страхов некуда было девать. Поглядев на карту и компас, он понял, что подходит к Гнилому нюруту. Началась цепочка маленьких узких озерков, которая примыкает к нему почти вплотную.
"Миновать бы его поскорей", - думал Ванюшка. Что-то уж больно хаманят, ругательски ругают это озеро эвенки. Много слышал Ванюшка о нем страшных историй, и трудно понять, где небылицы в быль переходят.
Говорят, что злой дух созывает сюда гостей со всех волостей и эта нечисть устраивает в вонючем мочалище свои гульбища. Кто сейчас этому поверит? Да никто. Но почему-то даже птицы и те стараются облетать поганое озеро стороной, не подходят к нему звери и не то, чтобы рыбешку какую ни на есть, - букашку в черной воде не увидишь, личинку, головастика...
Зимой Гнилой нюрут не замерзает даже в самые лютые морозы, смердя удушливым паром. Капелька этой испарины попадет на одежду и разъедает ее насквозь, как серная кислота. На кожу зверя или человека попадет, образуются долго не заживающие язвы.
Гнус и тот мрет у этого страшного озера. Ни мошкары, ни комаров, ни паутов-оводов не видать.
Справа от Ванюшки был лесистый бок крутой горы, а слева тянулся камыш, за которым из подернутой желтым "лягушечьим одеялом" воды торчала осока. Таинственный и молчаливый пихтарник на горе сомкнулся стеной, и казалось, что это не гора, а осклизлый зеленый камень высится. К тому же и дождик начал накрапывать.
Бежавший чуть впереди Дружок замер вдруг, повел ушами, повернулся назад. Оттуда донеслись до Ванюшки чьи-то голоса. Какие-то люди шли вслед за Ванюшкой. И были они совсем близко...
Бежать вперед? А если и там кто-то есть?
Ванюшка подхватил Дружка на руки.
- Нишкни! - шепотом попросил не лаять и, прижимая к себе, полез на гору в пихтарник, продираясь с трудом сквозь переплетенные лапы деревьев.
39
Я полз затаив дыхание. И скорее даже не слышал, а чувствовал, что Галка не отстает от меня. Шум ветра, шелестящего травой, скрадывал все звуки.
Все ближе мы подползаем к сосне, под которой сидят бородатый и Кольча. Перед нами маячат теперь их спины. Ничего не могу понять: Профессор вроде бы и не думает уводить куда-то Кольчу. Он будто даже рад не рад, что встретился с ним: так увлеченно что-то рассказывает ему, и до нас иногда долетает его веселый голос. А вот слов разобрать никак нельзя пока. Ветер!
Решимость моя тает с каждым метром, на который мы продвигаемся вперед. А Галке хоть бы хны, ползет следом за мной и даже поторапливает меня, подталкивая стволом ружья. Неужели ей нисколько не страшно? Отчаюга, знаю это давно. Но никогда не думал, чтобы вот так можно переть на рожон. У меня даже злость на нее закипает, будто она в чем-то виновата.
До сосны остается всего ничего - метров шестьдесят, пожалуй. Ружье бородатого все там же стоит, у ствола сосны. Кольча, видать, ожил, начал уж что-то доказывать Профессору, размахивая руками. Однако сидят они не рядом, а также, как и сидели, - шагах в трех-четырех друг от друга.
- Давай! - слегка дернула меня за голенище сапога Галка.
Не сбавляй, дескать, ходу! Не робей, Мишаня.
Я не спускаю глаз со шляпы Профессора. Сколько уж мы к нему подбираемся, и он ни разу даже не оглянулся. Что за беспечность такая? Разве он не знает, что Кольча тут не один? Или ни во что уж нас не ставит?
Теперь наше продвижение вперед сильно замедлилось, и Галка уже не подталкивает меня. Ползти надо очень осторожно, чтобы не обнаружить себя. Вдруг этот бородатый услышит шорох или просто так возьмет да и оглянется?..
Я ползу по-пластунски, как нас в школе военрук учил. Весь с землей слился и то одной, то другой щекой к земле припадаю. Ружье в правой руке. Я тихонько выбрасываю его вперед, опираясь на локоть, подтягиваю левое колено и снова продвигаю ружье. Галка тоже хорошо ползет, из травы не высовывается. Нам повезло с травой, она выше коленей тут поднялась. А ползти надо так, чтобы ты весь р а с п л а с т а л с я по земле, не коробился, горб и заднее место не выставлял. Ведь, когда ползешь, тебя так и подмывает приподняться на коленки, чтобы быстрее продвинуться. Но ты пластом лежи. В этом вся суть умения. Потому военные и назвали такой способ передвижения "ползти по-пластунски".
Кажется, подобрались. От сосны мы уже на расстоянии ружейного выстрела. Минуты полторы восстанавливаем дыхание. Потом Галка берет у меня из рук ружье. Теперь руки мои должны быть свободны. Я должен подобраться к сосне и утащить ружье Профессора. Тогда он будет в наших руках.
- Не струсишь? - чуть слышно шепчет Галка.
- Я?
- Нет, папа Карло!
- А ты?
- Я - нет!
- Ну и я - нет.
Но храбрость моя помаленьку растаяла, выветрилась, пока мы сюда добирались. Галка это почувствовала, испытующе глядит на меня.
- Ну чего ты?
Это не приказ. Галка просит меня, а не приказывает. Понимает, на что я иду.
- А если он услышит и оглянется?
- Я прикрою тебя! Буду держать его все время на мушке.
- Ползи ты, а я прикрою! - усмехнулся я.
- Понятно! - протянула она с ехидством и презрением.
Мне сразу стало не по себе.
- Он же меня укокошит!
- Да я ему шагу сделать не дам!
- Боюсь! - честно признался я.
"Ты на роль в кино стажируешься, ну и старайся!" - подвернулось мне вдруг зло на язык, но я ничего не сказал, хватило ума.
- А я, думаешь, не боюсь! - Галка протянула мне свое ружье. - На, держи. Оно картечью заряжено. Да не рассолодей тут!
Я медлил протянуть руку за ее ружьем. "Бери себя в руки, Миша!" пронеслось у меня молнией в мозгу.
- Гайдар в наши годы эскадрон в атаку водил! - тихонько, но с жаром проговорила Галка, и я понял, что не для меня, а для самой себя она это сказала, потому что стала расшнуровывать ботинки, чтобы легче было босиком подкрасться к ружью Профессора.
Мы прятались за пышно разросшимися кустами кипрея, и тут можно было даже сесть, если немного наклонить голову. Я так и сделал и лихорадочно начал сбрасывать сапоги.
- Смотри не проворонь! - бросил шепотом Галке.
На смерть, мол, иду и на тебя вся надежда, если что там случится, у сосны...
В ответ Галка так улыбнулась мне, как еще никогда и, наверное, никому не улыбалась и погладила меня по голове. Стыдно мне вдруг стало, ужасно стыдно: ведь могло случиться непоправимое. Да я бы себя всю жизнь презирал, если бы Галка поползла за ружьем к сосне, а я тут остался...
- Хватай ружье и скорей вправо отскакивай, - прошептала мне Галка, радостно улыбаясь. - Не загороди его...
Думаете, она обрадовалась тому, что не ей, а мне придется сейчас ползти? Плохо вы ее еще знаете! Гуранка есть гуранка. Галке приятно было сознавать, что я все же чего-то стою. Девчонки ведь очень здорово чувствуют, кому они нравятся, а кому нет. Мало радости, когда тебе симпатизирует какой-нибудь хлюпик.
Я набрался решимости, снял с груди бинокль и пополз к сосне.
40
Выбрав место, с которого хорошо просматривался голый берег Гнилого нюрута, Ванюшка затаился и стал ждать. Дружка он по-прежнему обнимал, прижимая к себе.
- Нишкни! - повторил несколько раз.
Кольча каким-то другим словом приказывал Дружку не лаять, но Ванюшка надеялся, что умный пес и так поймет его.
Берег был недалеко, однако на всякий случай командор приготовил и бинокль.
Ждать пришлось недолго, голоса стали быстро приближаться.
Вот и люди показались. Их было пятеро. Шли они гуськом, один за другим, прижатые к озеру лесистой горой.
"Ништяк!" - обронил про себя привычно Ванюшка.
Первым тяжело шагал мордатый верзила Гурьян, и руки его были связаны за спиной.
"Золотишко не поделили!" - подумал Ванюшка.
За Гурьяном бодро следовал Антошка. Под глазом у него назревал сочный синяк. Мощная оптика Кольчиного бинокля так приблизила лицо Антошки, что, казалось, до него можно было дотянуться рукой.
"Ну правильно, подрались!" - отметил про себя Ванюшка не без злой радости.
У Антошкиного напарника, которого командор узнал по черному жгутику усиков и пышным бакенбардам, лицо тоже было побито.
- Я бью только два раза, - разглагольствовал Антошка, обращаясь не то к Гурьяну, не то к человеку, идущему за ним. - Один раз по голове, другой - по крышке гроба!..
Чего это он хорохорится? Вид у него цветущий, улыбается, оглядываясь к тому, кто за ним шагает. Такой же молодой парень.
А вот Гурьян явно не в настроении. Плетется, уныло понурившись, шарит глазами у себя под ногами.
Уж не топить ли они его ведут? А что? С них сбудется. Закон - тайга, прокурор - медведь!..
Ванюшку так поразило все увиденное, что он забыл и про Дружка. Но тот вел себя молодцом. Дружок охотник, хотя и порядком избалованный. Он часами сиживал с Кольчиным отцом в скрадках у солонцов, поджидая лосей, которые приходят туда по ночам "подсолониться", полизать выступившую из земли белую пудру.
"Подрались по пьяному делу", - решает Ванюшка, проводив взглядом последнего из этой пятерки.
Дав золотничникам отойти подальше, он осторожно выбрался из леса и, крадучись, пошел за ними, стараясь держаться на таком расстоянии, чтобы они не могли услышать, если под ним вдруг хрустнет валежина или хлюпнет вода под сапогом. Дружку велел идти сзади.
"А может, Колокольчик и прав, - подумал Ванюшка. - Потому и наплели про это озеро столько всего, что тут золото где-нибудь рядышком. Не каждый, мол сунется, побоятся..."
То, чего не удалось сделать ему у переночуйки на берегу Кутимы, Ванюшка решил попробовать здесь. Проследить, куда эта шатия-братия направилась. А вдруг она к старанке его приведет? Разве можно упускать такой случай?
Миновав Гнилой нюрут, золотоискатели остановились посовещаться. Гурьян устало присел на камень в стороне от всех. Сжалившись над ним, Антошка подошел с горящей сигаретой и сунул ее в губастый рот верзилы.
Ванюшка прилег за кустиками на почтительном расстоянии. Золотоискатели устроили перекур, посовещавшись, сели отдохнуть. Ванюшка развернул перед собой карту. Странное дело, но эта пятерка вышла на тропку, которая по карте ведет к зимовью дедушки Петрована. Этого еще не хватало!
Отдыхали золотоискатели недолго. Покурили и подниматься стали. Все, кроме связанного по рукам Гурьяна, полезли в бьющий из камней ключ, который образовал здесь довольно большой водоем. Каждый вынул из воды какой-то тюк и взвалил его себе на плечи, как рюкзак, просунул руки в лямки.
"Что это у них тут за склад был? - подумал Ванюшка. - Золота столько намыть не могли..."
Вся компания в таком же порядке, как и раньше, отправилась дальше. Дождавшись, пока последний из них скроется в зарослях ольховника, Ванюшка пошагал за ними и остановился у ключа.
"Да тут у них холодильник!" - понял он.
В ледяной воде хранилось мясо. На траве валялись облепленные мухами кишки, ноги и голова сохатого.
"Что хотят, то и делают!" - У Ванюшки сами собой сжались кулаки.
И словно только для того, чтобы поиздеваться над ним, потешиться, из ольшаника долетела песня. Горланил Антошка:
В тайге есть гусь, в тайге есть лось,
А в городе найди лося,
Живут там люди на авось,
А у меня - природа вся!
А я живу как деды встарь
И лось, и гусь, таймень, глухарь!..
От бессильной ярости Ванюшка только сплюнул себе под ноги.
41
Сказать, что эти сорок или сорок пять метров до сосны показались мне километрами, значит ничего не сказать. Я теперь хоть по себе чуточку знаю, каково было нашим разведчикам в войну и партизанам подбираться к вражеским позициям, когда в любую секунду тебя могут обнаружить и открыть смертельный огонь.
Но мне еще мины не угрожали, не свистели надо мной шальные пули, и враг мой был всего лишь навсего в единственном числе. Да к тому же я столь неосмотрительно поступил со своим ружьем - оставил его шагах в пяти.
Я полз и старался, чтобы не заглушил у меня страх то большое и непонятное еще, но очень светлое и радостное чувство, о котором до сих пор приходилось читать только в книгах. Раза два оглянулся. Лица Галкиного я не видел. Я видел только стволы ее ружья, наведенные в затылок Профессора. И я твердо верил, что она будет все время начеку. "На такую девчонку смело можно положиться, эта не растеряется и не струсит", - думал я. Только ты сам не подведи ее. Если Профессор успеет схватить ружье и заляжет с ним за стволом сосны, ни тебе, ни Галке несдобровать...
Кольча о чем-то разговаривал с Профессором, и довольно мирно, судя по тону. А вот о чем там у них идет речь, я не мог уловить, потому что до меня долетали только отдельные слова. Ветер шумел в траве, яростно трепал сосну, да и мне было не до подслушивания.
До Профессора всего ничего - метров десять, а до ружья и того ближе. Я уже начал было подбираться, весь напружился, готовый к последнему броску, но в этот момент в аккурат тому бандюге захотелось покурить. Он достал сигареты и начал шарить по карманам в поисках спичек. Может оглянуться. Я припал к земле. Но надо же было так случиться, что угадал я тут прямо на муравьиную кучу. И ни вправо, ни влево нельзя отодвинуться даже на сантиметр: Чак всю траву повытоптал, когда на медведицу кидался. А муравьи жрут меня зверски, жрут беспощадно. Они набились под рубашку, облепили голые ноги, ползут под штаны, жварят руки и уже по щекам полезли... Я кусаю губы, чтобы вытерпеть. Кажется, еще секунда, и кончусь тут или с дикими воплями начну кататься по траве, отбиваясь от своих истязателей.
Вот Профессор наконец нашел зажигалку. Я думал, что он ко мне повернется прикуривать, спасаясь от ветра. Нет, опытный куряка, видать. Нагнулся как сидел.
И в этот миг меня будто катапульта кинула вперед. Не помню, как я и вскочил, как одолел расстояние до сосны. Я помню только, как сграбастал ружье и кинулся вправо, чтобы не загораживать собой Профессора.
Услышав топот моих ног, Профессор оглянулся, и по лицу его расплылась широкая улыбка. Я в это время был от него уже далеко.
- Руки вверх! - Галка вскочила и наставила свою двустволку на Профессора. - Колян, ты свободен.
Я переломил трофейное ружье. Заряжено. Щелкнул замками, ставя стволы в прежнее положение. И тоже приготовился открыть огонь, если Профессор кинется на кого-нибудь из нас.
Нет, поздно сопротивляться. Он это понял. Медленно начал поднимать руки. Я на всякий случай настороженно озираюсь по сторонам: вдруг кинется откуда-нибудь на помощь своему дружку Гурьян. Но того не видно нигде.
Потом опять я к Профессору повернулся и стал его с интересом изучать. Видели мы этого прохиндея, как Ванюшка выражается, только издали, давно привыкли к мысли, что он преступник, бандит, рецидивист, а тут стоит перед нами видный, фасонистый мужчина, интеллектуал без сомнения, привыкший содержать себя в чистоте и большой опрятности. Смотрит на нас открыто, дружески и беспечно улыбается. Вот он я, весь перед вами!
- И это в благодарность за его спасение? - Профессор кивнул на Кольчу, не переставая улыбаться.
А тот ни бе ни ме. Все еще под медвежьим чебурахом, что ли? По-моему, напугали мы его больше, чем Профессора. Тому-то хоть бы хны. Смотрит на нас так, как смотрят взрослые на расшалившихся детей, когда шалости их переходят все границы.
Вид Профессора и эта его невинная улыбочка так меня ошарашили, что я на какое-то время даже укусы муравьев перестал чувствовать. А тут еще Кольча зудит:
- Галя, Миша, давайте разберемся. Олег Аркадьевич профессор, историк. Он ищет Золотую Бабу...
Что это еще за баба появилась? Золотая!..
Умаслить успел, тварюга, Колокольчика. А мы-то старались скорей спасти его, на смертельный риск пошли!.. Думали, он тут от страха загибается...
- А ты помалкивай! - обрезала Галка Кольчу. Да еще так на него зыркнула, будто хотела добавить: "Без сопливых обойдемся!"
Мне кажется, что она тоже опешила, когда увидела повернувшегося к нам Профессора. Но по тону ее я сразу понял, что она не отступит.
- Миша, обыщи его! Ну чего ты топчешься?..
Я стал остывать от того накала, в котором пребывал с момента броска к ружью, кожа моя обрела чувствительность. Муравьи, набившиеся под одежду, грызли меня, наверное, с еще большим ожесточением, видя, что я никак на их укусы не реагирую. Корчась и извиваясь всем телом, я бросил "профессорское" ружье на траву и стал раздеваться.
- Муравьи сожрали! - сдернул я с себя куртку, рубашку, потом штаны.
- Все не слава богу! - пробурчала недовольно Галка.
А я, приплясывая, сметал с себя беспощадных мучителей. Трясти одежду нет времени. Пошел к Профессору в одних плавках.
Холеная бородка с курчавинкой, усы - волосок к волоску: русые, красивые. Следит за собой Профессор даже в тайге. Поглядывает на меня так, будто я у него собираюсь под мышками почесать: вот-вот прыснет со смеха. Поднятые вверх руки от усталости уже шевелиться начинают, дрожать. Ладошки белые, пухлые длинные пальцы, тонкие запястья... Никогда бы и не подумал, что такие бандиты бывают.
"Да он же как сыр в масле катается, если уже не первый год золотишко промышляет!" - думал я, не без робости ощупывая его карманы.
Сопротивляться или возмущаться Профессор и не думает. Наоборот, он даже поворачивается ко мне так, чтобы я скорее заканчивал эту процедуру. Он со мной как с ребенком забавляется. Кольча видя, что мне некуда положить изъятые у Профессора вещи, оказывает услугу: приносит мою кепку. Свою он потерял, как я уже говорил. Я первым делом вытащил у Профессора из ножен охотничий нож. Дорогой, с белой костяной рукояткой.
- Вот тут еще один, - забывшись, Профессор опустил одну руку и коснулся пальцами узенького набедренного кармашка.
- Руки! - рявкнула жестко Галка.
Палец ее лежал на спусковом крючке. Ружье было наставлено прямо в грудь Профессору. Я старался держаться немного в стороне.
- Осторожнее, девочка, - попросил Профессор, подняв руку. - Ружье раз в год само стреляет.
А в голосе его ни страха, ни малейшей тревоги или волнения.
42
Когда я закончил обыск, Галка позволила Профессору опустить руки и сесть, а мы расположились напротив шагах в двадцати. Я оделся, положил рядом с собой трофейное ружье, Галка мое принесла. Села она так, чтобы Профессор все время был у нее перед глазами, и на колени положила двустволку.
Из карманов его я выгреб американские сигареты "Кент", газовую зажигалку, изящную записную книжку-алфавит в кожаном переплете, авторучку фирмы "Паркер" с золотым пером, красивый шариковый карандаш пузатенький, видать, с толстым стержнем, долгопишущий, плоскую бутылку-фляжку коньяку и стопку визитных карточек. На карточках в типографии красивыми письменными буквами было напечатано: "Профессор Залесский Олег Аркадьевич", и шли рядком номера телефонов: служебный и домашний. Домашних оказалось даже два - второй загородный. Дачный. А в документах значилось, что кандидат исторических наук профессор Залесский Олег Аркадьевич командируется в северные районы Иркутской области для завершения работы над докторской диссертацией. 10 июня в Киренске отмечено командировочное удостоверение. Скрепкой к нему билеты прижаты - от Москвы до Иркутска и от Иркутска до Киренска, квитанции из гостиницы, счета на телефонные переговоры... Все чин-чинарем!
- Вот так штука! - тихонько шепнул я Галке и показал глазами на профессорское ружье, на ложе которого была привинчена серебряная пластинка: "Дорогому коллеге профессору Залесскому О. А. в день его сорокалетия от преподавательского состава НИИ".
- Туфта! - досадливо бросила Галка шепотком. - Липа!..
Я такого поворота дела никак не ожидал. У меня даже сердце екнуло, как это бывает, когда ступишь на твердое место, а нога неожиданно для тебя не находит опоры.
Кольча посапывает в две дырочки с оскорбленным видом. Дескать, моя хата с краю, я ничего не знаю. Как хотите, так и расхлебывайте эту кашу, вы сами ее заварили.
Он и сел-то не рядом с нами, а чуть поодаль.
Галка нисколько не смутилась, просмотрев документы бородатого, даже бровью не повела.
- Золотишком интересуетесь, товарищ профессор? - желчно спросила она, налегая на последнее слово.
Кольча хотел что-то сказать ей, поднял на нее глаза.
- А ты сиди и не вякай! - сурово отбрила она его. - Горе луково!
Он буркнул что-то себе под нос и сконфуженно умолк.
Галка выжидательно посмотрела на бородатого. "А ну-ка попробуйте выкрутиться! - было написано на ее лице. - Заранее предупреждаю, со мной этот номер не пройдет!"
- Да, вы угадали, девочка, - благодушно улыбнулся бородатый. - Но лишь отчасти. Я ищу золото, так сказать, в отлитом виде. Ваш коллега уже об этом упоминал.
- Хватит темнить! - оборвала его Галка.
- Я вполне серьезно, без шуток, ребята, - невозмутимо продолжал бородач. - Ищу изваяние, Золотую Бабу. Это величайшая историческая ценность, ребята.
- Вы читали про нее что-нибудь? - ввернул Кольча.
- Помалкивай! - отмахнулась Галка, даже не поглядев в его сторону.
Она тоже разозлилась на Колокольчика. Сами посудите: мы переживаем, мучаемся, на животе столько проползли, чтобы спасти его, страхов набрались по горло, а он тут вась-вась с этим типом. Нашел кого слушать! Да все его бумажки, может статься, для того и собраны, чтобы пыль в глаза пускать таким простачкам, как мы. Все, баста! Мое колебание кончилось, я на стороне Галки.
- А где ваш Гурьян? - едко ввернул я.
- Гурьяна я отправил в эвенкийское стойбище. - Профессор не выказал ни малейшего смущения или удивления.
- Зачем? - подхватила Галка.
- Там живет древний шаман, у которого можно кое-что выпытать о Золотой Бабе. С годами он стал забываться, не очень строго контролирует себя.
Опять он про эту Золотую Бабу. Я не удержался и нагнулся к Колокольчику:
- Что за бабу он тут приплел?
- Древний идол, - обиженно бросил Кольча.
- Когда вернется Гурьян? - продолжала допрос Галка.
- Думаю, что дня через четыре.
- Он ваш ассистент? - вставил я шпильку Профессору.
- Нет. Проводник.
- Где вы с ним должны встретиться? - опять повела Галка.
- У Священного кедра.
- А где этот кедр?
- Здесь, недалеко. Вы его уже прошли.
- Давайте сходим, поглядим, - подал голос Кольча. - Там же пожертвования всякие. Что-нибудь возьмем для школьного музея.
- Нет, ребята, брать я вам ничего не позволю, - решительно произнес Профессор.
Галка даже фыркнула.
- Прям уж!
Весь в наших руках, он, обезоруженный, и еще распоряжается!
- Скоро шаманы должны привезти сюда на большое мольбище Золотую Бабу, - сказал бородатый. - Если они заметят, что кто-то побывал у их святыни, торжество будет перенесено куда-нибудь в другое место. А это значит, что Золотая Баба опять ускользнет от нас. И кто знает, быть может, навсегда, если не на столетия. О том, где она хранится, знает, один-единственный человек, который перед своей смертью передает ее назначенному старейшинами новому хранителю. Но ведь смерти бывают и внезапные...
- Хватит уж тень на плетень наводить! - оборвала Профессора Галка, и в голосе ее явно прозвучали Ванюшкины нотки. - Скажите-ка лучше, зачем вы тайгу подожгли?
- И почему нас боитесь? - вставил я. - Шпионите за нами?
Я думал, что наш перекрестный допрос застанет его врасплох, но этого не случилось. Начал он совершенно спокойно, словно собирался прочесть нам лекцию о явлениях природы. Голос у него хорошо поставленный, обкатанный. Чувствуется, что человек этот давно привык выступать перед многочисленными слушателями.
- Тайга, ребята, загорелась сама. Надеюсь, вы не забыли, какой тогда был знойный день?
- На грозу хотите свалить? - враждебно заметила Галка.
- Гроза началась уже после пожара! - ввернул я.
- Лес загорается не только от грозы, - все так же спокойно и просто сказал бородатый. - Если вы таежники, то должны знать, что огонь, к примеру, может годами в торфяниках таиться и, дождавшись своего часа, коварно выползти наружу в самый благоприятный для него момент. А вот вам еще одна наиболее вероятная причина пожара. Осколки от обыкновенной бутылки. Туристы и участники многочисленных экспедиций тащат их в тайгу во всевозрастающем количестве. А бьет эти бутылки сама природа. Деревья на них падают, копытные животные давят. Осенью нальется вода, зимой ударит мороз, и вот вам бутылка взорвалась. На открытых полянах, а люди именно такие поляны и выбирают для отдыха, осколки стекла фокусируют солнечные лучи, срабатывая как увеличительное стекло. В мои детские годы ребятишки так и звали его - "зажигательным"...