У Ванюшки от такого Галкиного нахальства язык отнялся. Я искал глазами, чем бы запустить в нее, но ничего не попадалось мне под руку.
Кольча цеплял на буксир шитик.
- Заводи мотор! - гаркнул на него Ванюшка. - Чего рот разинул?!
- Есть, командор!
Кольча дернул за пусковой шнур. "Вихорек" послушно затарахтел, выплеснув синий дымок на воду. Дюралька наша дернулась и потянула за собой шитик, с хрустом вырвав его из камышей. Галка на своей легкой берестянке, похожей на индейскую пирогу, пролетела на моторе мимо нас как торпеда, обдав брызгами.
- Зануда! - бросил ей зло вслед Ванюшка, вытирая лицо рукой.
Надо же - вместе с нами золото искать наладилась! Вот почему она молчала...
12
Второй день идем по Чистюньке. Галка не показывается.
Хорошо назвали первые поселенцы речку нашу: Чистюнька. Как девушку ласково. И вообще нам здорово повезло с названиями: Малиновое озеро, гора Зорянка, Румяная падь... Кольча говорит, что стрельцы-утеклецы, обосновавшиеся здесь, были большими романтиками. И, видать, сразу пришлись по сердцу им эти места. В Румяной пади весной красно от жарков. Лезут они прямо из-под снега и точно прожигают, плавят его. Над Зорянкой утренняя зорька загорается, на Малиновом озере малины полно. Чистюнька - речка светлая, опрятная и совсем непохожа на таежную беспризорницу. Будто не по сограм да урманам она пробирается, а по городскому парку - такие чистые, ухоженные берега у нее. Большие деревья не нахальничают, не лезут к воде, давя друг друга, а почтительно остановились в некотором отдалении, широко распахнув небо над Чистюнькой: красуйся, реченька...
Но чем дальше уплывали мы от Басманки, тем больше менялась наша Чистюнька. Она стала сильнее, полноводнее. Сколько уж приняла в себя на наших глазах ручьев и речушек.
Берега тоже менялись. Появились на них высокие каменные завалы, напористее жмется к скалам кустарник.
По Чистюньке вылетели на Киренгу (по-эвенкски Большая Орлиная река). И сразу будто с глухой проселочной дороги попали на шумную автостраду: пароходы плывут, лесовозы, танкеры, лихтеры, мотоботы, буксиры, баржи, катера, плоты... Как экспрессы проносятся "Ракеты" на подводных крыльях. Тут все время надо держать ушки на макушке, а то затопчут эти скороходы-скоробеги или волна захлестнет. Мы прижались поближе к берегу как велосипедисты, вылетевшие на оживленное шоссе.
Я и раньше по Киренге плавал, но тогда она была не такая шумная. Это потому, что строители сюда пришли. Скоро здесь повиснет над рекой большой железнодорожный мост, и, перемахнув по нему Киренгу, поезда помчатся к другой таежной реке - Улькану, а по ее притоку выйдут к Байкальскому хребту. У нас в школьном музее висит огромная, во всю стену, карта, и на ней трасса обозначена красной цепочкой, по сторонам ее условными знаками нанесены полезные ископаемые, открытые геологами. Чего там только нет! Причем некоторые месторождения очень давно открыты, только никак нельзя было к ним подступиться. У северного склона Станового хребта, например, на семьсот километров тянутся мощные пласты каменного угля. Местами он выходит прямо на поверхность: черпай экскаваторами и вези! А возле угля будто на заказ по сторонам и железо, и марганец, и вольфрам, и алюминий, и олово... Природа расположила все это в кучке: стройте, люди, комбинаты, берите мои дары!
- Галка! - прервал мои размышления Ванюшка.
Я вздрогнул, оглянулся. С противоположного берега прямо к нам наперерез мчалась моторка. Сидевший за рулем Кольча свернул по знаку Ванюшки к песчаному плесу, вдоль которого мы шли. Вышли на берег. Моторка летит прямо к нам. Нет, это не Галка. Мужчина сидит в лодке. У меня отлегло от сердца.
- Славный парень! - радостно вскрикнул Ванюшка.
- Салют, чалдоны! - приветливо махнул нам еще издали рукой Славный парень.
- К нашему шалашу, хлебать лапшу! - весело пригласил Ванюшка нечаянного гостя, вытаскивая из дюральки свой рюкзак.
- Обедаем? - Я за своим мешком потянулся.
Кольча расстелил на утоптанном волнами песке байковое одеяло вместо скатерти. Причалил Славный парень. Улыбается, будто лучших друзей повстречал. На деревянном ялике у него висит тоже "Вихрь".
- Опять где-то разжился! - восхищенно заметил Ванюшка.
- Стройка века! - откликнулся Кольча, раскладывая на одеяле подорожники, как зовут у нас пирожки, шанежки и прочую домашнюю снедь, приготовленную путникам в дорогу.
Славный парень с удовольствием подсел к нашему "столу". Чай кипятить мы не стали: был у нас готовый в Кольчином термосе. Хватило по кружечке на всех. Перекусили с большим аппетитом. На вольном воздухе всегда все очень вкусным кажется, только за ушами трещит, как уминаем.
Я первым наелся и пошел к реке помыть руки. На берегу лежал синеватый камень-кругляш, зализанный волнами. Встал я на него, хотел к воде нагнуться да так и застыл, будто на пьедестале. На бензобаке мотора Славного парня в слове "Вихрь" у буквы "и" на самой макушке белела рваная щербинка скобочкой. Эмаль отскочила от удара.
Чудеса! У нас тоже такая же щербинка и тоже на букве "и". Сколько раз я ее пальцами прощупал, когда мы зимой ходили к Валюхе-горюхе в магазин мотором любоваться. Крошечная она, с пуговочку от рубашки. И только один ободок, скобочка.
Я кинулся к нашей дюральке. Никакой щербинки над буквой "и" у нас не было.
А ведь раньше-то она была! Куда могла деваться?..
Никуда! У нас другой мотор! Совсем не тот, который стоял всю зиму в магазине.
Откуда же он мог взяться?
Я отозвал Ванюшку и все ему рассказал. Он тоже запомнил хорошо ту щербинку. На радостях мы не обратили на нее внимания, когда мотор покупали. Не заметили, что ее уже нет.
- Что за ребус? - пожал плечами Ванюшка.
Он не стал гадать, пошел к Славному парню и прямо спросил у него, какой он мотор притащил Валюхе в магазин, когда из Басманки уезжал.
- Никакой, - помотал тот отрицательно головой, удивившись. - Над вами кто-то подшутил, чалдоны. Я какой купил у вас в деревне, на том и гоняю. А что?
- Да так, - уклонился от ответа Ванюшка. - Мы думали, у вас другой мотор.
- Нет. Тот самый.
Посидели еще немного. Славный парень сказал, что у него сегодня выходной, порыбачить он сюда приплыл. Тут щуки в заводи на спиннинг хорошо хватают.
- А вы куда? - поинтересовался он, когда мы стали прощаться.
- К дедушке Петровану, - ответил Ванюшка. - Поможем ему сена накосить для копытных.
13
С Киренги мы свернули на ее приток речку Кутиму и сразу будто в другую эпоху попали - в глубокую, глубокую древность. Безлюдье, тишина, дикие объяристые берега. Ванюшка выбрал удобное место, где можно спрятать лодки в тальнике, залитом водой. Мы загнали их так, что с речки ни за что не заметишь. Сами разлеглись на крутояре в траве, и Кутима лежит перед нами как на ладони. Далеко все просматривается в ту и в другую сторону.
- Если за нами кто-нибудь тащится, - рассудил Ванюшка, - засечем тут наверняка.
Эта история с мотором взволновала его не на шутку. Да и я тоже встревожился. А Кольча как ни в чем не бывало в книжку уткнулся. Он взял с собой несколько штук в поход. Кольча говорит, что скорее всего один мотор у Валюхи-горюхи был для кого-то припрятан, но потом положение изменилось или надобность в нем пропала, и она продала его нам. А может быть, тот человек от мотора сам отказался, всякое ведь бывает.
Мы с Ванюшкой другого мнения придерживаемся. Кольчина версия самоуспокаивающая. Мы считаем, что у Валюхи-горюхи мог быть вот какой альянс с Антошкой. Тот догадался, что мы пронюхали про самородки, по которым его вездеход топтался, и решил от нас отделаться. Он подсунул нам мотор с большими дефектами. Пускай, мол, заберутся они подальше в тайгу и покукуют там, а я разживусь золотишком и задам лататы. Могло быть так? Могло!
Как Антошка узнал, что мы за самородками отправляемся? Да очень просто. Мог догадаться, когда его дедушка про аварию выспрашивал. Могла и Галка Валюхе-горюхе проболтаться. Они дружат. Галка все время к Валюхе наряды шить да перешивать бегает.
- Отвлекитесь немного, - предлагает Кольча. - И так уж ум за разум... Вот послушайте, как описывают наши края первые русские путешественники. "Дика и неприветлива страна Кедра и Соболя. В ней все сурово, печально и угрюмо, хотя грандиозно и величественно. Суров климат, угрюма и молчалива тайга, неприветны необозримые пространства вод..."
Ждем час, ждем другой, третий. Кутима перед нами пустынна. Кольча уже скоро всю книжку одолеет.
Он читает, а я закрыл глаза, и возникают передо мной вереницей струги на таежной Кутиме-реке. Сидят в стругах крепкие, бородатые мужики в зипунах и кафтанах, подпоясанных кушаками. На чубатых головах у мужиков островерхие бараньи шапки, сбоку у пояса привязаны пороховницы, за кушаком нож. Одни на веслах сидят, другие полулежат, отдыхая, посасывают трубки. По правую руку у каждого длинная пищаль.
В кустах, подступающих к реке, слышатся подозрительные шорохи и всплески, треск сучьев, приглушенные голоса. Вжикнула вдруг острая стрела и расщепила весло, вонзилась в борт "пальма" - тяжелое копье с ножом на конце...
Кольча читает вдохновенно, будто слушаем его не мы вдвоем - я да Ванюшка, - а большая группа людей.
- "Одолень-трава! Одолей горы высокие, долы низкие, озера глубокие, берега крутые, леса темные, реки быстрые, пеньки и колоды. Одолей ты пулю ворога, стрелы каленые, копья острые, мечи булатные..."
Слушал я, слушал Кольчу и задремал. Ванюшка тоже, оказывается, прикорнул.
- Хорошенькое дело! - возмущенно растолкал нас Кольча. - Я стараюсь, читаю им, а они похрапывают.
- Никто на реке не появлялся? - протер кулаками глаза Ванюшка.
- Никого!
- Может, здесь заночуем? - поглядел я на солнце.
- Ни в коем случае! - запротестовал Кольча. - У нас же все размечено. Дедушка Петрован посоветовал для сегодняшней ночевки остров Сосновый. Он совсем рядом.
- А по мне так можно и тут, - лениво потянулся наш командор.
- Ничего себе заявочки! - с горьким изумлением воскликнул Кольча. Зачем нам график ломать, когда на это нет никакой причины?
- Прилип как банный лист! - нехотя поднялся Ванюшка.
14
К острову мы причалили еще засветло. Дедушка Петрован потому советовал нам на острове таборовать, что здесь во всех отношениях безопаснее: место высокое, гнуса меньше, да и никакой зверь не напугает.
Палатку мы поставили на песчаном бугре метрах в ста пятидесяти от берега. Вечер тихий. Ни малейшего дыхания ветерка. Воздух сделался такой густой, что, кажется, где-то поблизости сухую мякину ветром вздуло. Мошкара и комарье хороводятся. Таежники наши горько шутят в таких случаях: "Брось окурок - на землю не упадет. Завязнет в затирухе из гнуса!"
- Что бы мы без этой мази делали, парни! - подновил защитный слой на лице и на руках Кольча. - Намазался и как в броню залез!
Как-то странно ведет он себя, мне кажется, сегодня. Очень уж возбужденный какой-то. Я от него устал да и Ванюшка тоже. "Только тебя одного и слыхать!" - буркнул на него командор несколько минут тому назад и отправился за дровами для костра, а мне велел поискать зверобоя чай заварить.
- Мишаня, дай прогноз, - остановил меня Кольча.
- Дождя не будет, - сказал я. - Слышишь, чибис кричит?
Дедушка Петрован научил меня по всяким приметам погоду на завтра угадывать. Птицы помогают, травы, пчелы, цветы, деревья, собаки, дым от костра... и даже самолеты. Да, да! Самолеты, я не шучу. Если в небе белый след от самолета (инверсионный он называется) быстро начинает расползаться и рваться, как гнилая веревка, сразу во многих местах - жди ненастья. Сотни раз проверено.
Отошел я от нашего лагеря совсем недалеко и напал на полянку, усыпанную зверобоем. Потом пошагал к берегу смородины поискать. Тоже хорошая заварка получается, душистая. Набил листьями карман и прямиком хотел к палатке пробраться, да угадал в болото. Гляжу и глазам своим не верю: на чахлых кустиках осинника белые цветы. А кругом кочки, увитые поблекшей и спутанной прошлогодней травой, выбеленной дождями и снегом. Торчат из воды, как головы с неопрятной седой шевелюрой. Зеленая трава еще только-только пробиваться стала сквозь эту пышную, растрепанную ветрами шевелюру. В надвигающихся сумерках мне одному жутковато стало на этом чудном болоте с его диковинными цветами на осиннике. Но и любопытство держит, а то ведь скажи Ванюшке - засмеет. Подбираюсь по кочкарнику к кустикам.
Черт возьми, да ведь это не цветы! Это же бабочки-однодневки! Тысячи тысяч бабочек! Они так густо облепили осинки, что, кажется, все тут гроздьями цветов усыпано. Никогда еще я не видел такого жуткого множества этих бабочек.
Короткая у них жизнь. Утром родились они с первыми лучами солнца и вот сейчас последние минуты доживают. На воде уже плавают некоторые. Скоро все попадают в болото...
Ругнул я себя за то, что по зряшному делу канителюсь тут, и стал на сухое место выбираться. И вдруг меня еще одно чудо поразило: в черной смоляной воде была разлита нефть. Тонкой радужной пленкой она покрыла все вокруг кочек. Вот куда надо было заглянуть нашим геологам! Неужели это мне фарт выпал, как говорили у нас в старину про удачу?
Меня даже в жар бросило. Одно открытие уже есть!
Не зря же геологи столько времени у нас по тайге лазили. Какие-то предпосылки у них были. Да я и сам где-то читал, что места у нас на нефть перспективные.
Я сделал ладошки ковшиком, нагнулся и зачерпнул воды. Понюхал. Вроде бы нефтью отдает. Пальцы маслянисто блестят.
Бегу к лагерю и кричу ребятам еще издали:
- Я нефть нашел!
- Ништяк! - повернул ко мне голову Ванюшка, оторвавшись от ложки. Кашу пробовал. - Геологи вон сколько старались, а ты у нас живо все спроворил...
Вылез из палатки Кольча, стеливший постель.
- Где нефть?
- В болоте!
- Удивительно... - Кольча надел свою курточку, висевшую на суку сосны возле палатки. - А впрочем, многие великие открытия делались случайно, Ванек.
- Верно, бывает, что и слепая курочка зернышко находит.
Меня всего передернуло, но я смолчал. Сейчас сами увидят! Нефть, она, может быть, даже подороже золота. Поважнее, я хочу сказать.
Идем к болоту. Я шагаю первым. Залез на кочку, зачерпнул пригоршней воды и сунул Ванюшке под нос.
- Нефть! - изумленно пробормотал он.
- Это мы сейчас проверим! - сказал Кольча не без важности и достал из кармана маленький пузырек, наполненный какой-то черной жидкостью. - Я предусмотрел такой случай.
Мне не понравился его тон.
- Какой?
- Да когда нефть будем брать на пробу.
Он сунул пузырек Ванюшке и попросил открыть его, а сам срезал ветку осинки и ободрал с нее все листья. Получился гибкий длинный хлыстик.
- Прошу внимания! - Кольча нагнулся и жиганул своим хлыстиком по воде. - Глядите.
Лицо у него сделалось вдруг такое, словно он по ошибке вместо малины калину разжевал.
- Это не нефть, Миша, а окислы железа-а...
- Почем ты знаешь? - вспыхнул я, готовый пустить в ход кулаки, будто не кто иной, а именно Кольча во всем виноват. Бывает со мной такое.
- Видишь, пленка на мелкие кусочки раскололась? Будто она стеклянная...
- Ну и что из этого?
- А вот что! - Кольча взял у помалкивающего командора пузырек и плеснул из него черную густую жидкость в болото. - Это настоящая нефть, Миша. Гляди. Она на кусочки не будет колоться, сколько бы ты по ней ни дубасил.
Он еще что-то хотел сказать, но я вырвал у него прут и сам хлестнул им по воде, да так, что брызги полетели во все стороны. Ванюшка усмехнулся, вытираясь, шагнул поближе, и мы нагнулись с ним над болотом. Свежее маслянистое пятно от нефти не разбежалось и не раскололось. Причудливо изгибаясь, сочные фиолетовые полосы с желтой окантовкой тягуче расплылись по мелкой ряби и, как только она улеглась, побежали-побежали навстречу друг другу, слились опять вместе.
- Эх ты, ге-олух! - Кольча дружески шлепнул меня по плечу.
- Сколько нам дядя Костя в письмах твердил: "Прежде чем что-то найти, надо сначала искать научиться!" Это же типичные окислы железа, а ты их за нефть принял. Результат распада гниющих растений.
15
Ели мы гречневую кашу с топленым маслом и на вечернюю зорьку любовались.
Много уж зорек - вечерних и утренних - довелось мне встретить в тайге: на охоте и на рыбалке, на сенокосе, в кедровниках, когда ходили шишковать далеко от Басманки. Но эта поразила меня необычайной сочностью своих красок. Солнце скрылось за макушки елей, и небо заполыхало. А поближе к нам на высокой гриве за островом тоже елки стояли, и все высоченные, как на подбор. Отпечатались они вдруг так четко и рельефно, точно их вычеканили из металла. Они стояли плотно, плечом к плечу, как солдаты в сомкнутом строю, а за ними словно развернутое гвардейское знамя реяло.
- Вот это видочек! - зачарованно протянул Кольча.
- Давайте-ка спать укладываться, - как-то совсем по-взрослому пробасил вдруг командор и полез в палатку. - А то вас завтра не добудишься.
Ложимся на перину из еловых лап. Пахнет хвоей, смолой, горечью древесной коры, лесными травами и сырым мхом с болота. Вдыхая эти родные ароматы таежные, я люблю засыпать под шум елей и сосен. А вот сегодня мне не спится, мотор все из головы не выходит у меня. Нутром чую: что-то тут нечисто...
Колокольчик меня удивляет. Где так наплетет сто бочек арестантов, а тут придумал, что у Валюхи был еще один мотор в заначке, и на этом успокоился. Никак не допускает мысли, что это Антошкина работа.
Ванюшка уже похрапывает, Кольча тоже сладко начал посвистывать носом, уткнувшись в мое плечо. А я свой сон спугнул мыслями о моторе, опять встревожился.
Лес шумит уныло, монотонно, и вот уж начинается в таежном царстве-государстве ночной разговор. Пронзительно и грозно донеслось откуда-то издалека: "Ух-ух!"
Это филин пугач. Ночным королем тайги зовут его у нас. Горлопанит всегда почем зря.
Выпь на болоте закричала: "Уу-уп! Уу-уп!" Протянула три раза, передохнула и по новой давай упать.
Проскрипело сухое надтреснутое дерево, набежала на берег волна-плескунец, и где-то далеко-далеко петушок пропел звонко. Маленький такой куличок.
- Вау-ау! - отрывисто пролаял вдруг за протокой гуран*.
_______________
* Г у р а н - горный козел.
Шел по своим делам или захотел напиться, а в ноздри ему с острова человечьим духом шибануло. Далеко теперь удрал с перепугу. Очень чуткий и осторожный зверь.
С гурана мысли мои на Галку перекинулись. У нас в Басманке Галкину мать гуранкой зовут. Она казачка забайкальская, а их гуранами прозвали за характер. Вот и Галка тоже гуранка по характеру. Отчаюга и забияка. После того фингала, который она мне еще в пятом классе поставила, мы с ней на ножах. Но дело не в отношениях. Куда она с озера пропала? Ведь она прямо нам заявила: от меня вам не отделаться. Галка не тот человек, чтобы сдаться без борьбы, это уж точно. А вот отстала, и все, три дня уж как мы из дому.
Какой-то непонятный страх навалился на меня. В незнакомых местах ночами я всегда побаиваюсь, а кого - и сам не знаю. Умом-то понимаю, что глупо бояться неизвестно кого или чего, а вот страшновато делается - и все тут. Кольча однажды мне признался, что и он тоже побаивается. "Это пройдет, Мишаня, - успокоил он меня. - Такое чувство в нас еще от пещерных людей держится. Подарок наших далеких предков. Сколько у них в лесу всяких врагов было? А оружие какое? Каменный топор да копье!"
Но вот мало-помалу усталость придавила меня, и я заснул. Слышу сквозь сон, плачет кто-то рядом. Маленький ребенок плачет. Откуда на этом необитаемом острове в тайге ребенку ночью взяться? Я сжался весь, будто в ожидании удара. А ребенок плакать перестал и давай зубами клацать. У меня отлегло от сердца: сова.
- Миша, Миша! - в ужасе прошипел над ухом моим Кольча, толкая меня под бок.
Я молчу будто сплю, а самого смех разбирает.
- Ребенок плачет! Послушай...
- Сова! - прыснул я.
Кольча не сразу успокоился. Я начал рассказывать ему, как мы однажды эту самую сову за жар-птицу приняли. Маленькие еще были. Вот набрались страху! В дупле она сидела, а там гнилушки. Вывозилась вся, выпорхнула ночью у нас над головами и понеслась над опушкой кометой огненной...
- Когда вы угомонитесь, полуночники? - заворчал на нас Ванюшка, переворачиваясь на другой бок. - Скоро уж развидняться начнет.
Верно, июньские ночи - с воробьиное крылышко. Я повернулся спиной к Кольче и сразу же заснул.
Разбудил меня бешеный вой ветра. Ветер выл и стонал, как в кино. На нашем острове бесновался ураган чудовищной силы. Палатку так трясло, словно по ней палками колотили со всех сторон.
Сквозь завывание ветра послышался злобный, нападистый лай собак. Ванюшка схватил свое ружье и первым выскочил из палатки.
"Вот почему заря-то так полыхала! - запоздало дошло до меня. - К ветру..."
Я тоже вывалился из палатки с ружьем в руках, и ураган тотчас подхватил и завертел меня, как охапку соломы. Беспомощной букашкой почувствовал я себя. Наверное, то же самое испытывает муха, севшая на магнитофонный диск, когда его включат в перемотку. Меня оглушило и ослепило, хлестнув в лицо песком и галечником. Запнувшись о что-то, я шмякнулся так, что искры из глаз посыпались.
Но вот напор ветра стал ослабевать: перекатившись через остров, ураган бушевал уже где-то за протокой, бешено крутил, гнул, ломал и корежил вековые деревья. Мы, наверное, в самом эпицентре этого ветровала побывали.
- Мотор украли! - долетел от берега отчаянный крик Ванюшки.
А ветер уже не ревел, а только сипел немощно сорванной глоткой.
16
Кольча тупо уставился в песок и тянет жалобно:
Какой большой ветер
Напал на наш остров...
Обхватив руками коленки, уныло покачивается в такт своей муторной песне. Сейчас Колокольчик напоминает мне золотистую бабочку, которая побывала в руках у жестокого мальчишки и всю свою яркую пыльцу с красивых крылышек порастеряла. От бравого Кольчиного вида не осталось и следа. Я, конечно, тоже сник, только себя со стороны не вижу.
Ванюшка сидит мрачный, насупленный. Глаза ему песком запорошило, и он все никак не может проморгаться. Хлопает белесыми ресницами, которые кажутся седыми на его багровом, загорелом, исхлестанном песком лице.
А мне уж и свет белый не мил. Глаза бы мои ни на что не глядели. Сколько старались, работали, денежки копили, волновались... И все коту под хвост! Нет у нас больше мотора. Был да сплыл!
Какой большой ветер
Напал на наш остров...
канючит Кольча.
- Да заглохни ты! - не выдерживает командор, однако сам же добавляет горечи: - Пошли по шерсть, а вернемся стрижеными...
Страшно даже подумать, какой позор ждет нас в деревне. Ведь мы же наобещали, что фильм про строителей снимать будем. Думали, золото найдем, тогда все и откроем в школе. А вот теперь и не золота, и не фильма...
Чак виновато поглядывает на нас, развалившись чуть поодаль, Дружок беспечно хвостом помахивает, этому все трын-трава. А Чак понимает, чувствует: беда случилась. Большая беда.
Нет, он нисколько не виноват, что у нас мотор украли. Сами мы виноваты, что бросили его в лодке. Ураган налетел внезапно, по-разбойничьи, как из-за угла. Волны бились о камни, лес трещал, несло песок и гальку, сломанные сучья... А ворюга хитер, он подбирался к нашим лодкам с подветренной стороны, мы видели его следы у воды на мокром песке - полусмытые. Чак и не учуял поэтому.
- Никогда себе не прощу, какого лешего я вас на взгорок потащил палатку ставить! - хаманит-виноватит сам себя Ванюшка. Дедушку Петрована вспомнил: "Тумана болотного пуще огня бойтесь, парнишши!"
- Знал бы где упасть, так соломки постелил! - пробурчал я.
Ванюшка поглядел на меня, криво усмехнулся и смахнул набежавшую слезу с воспаленных глаз.
- Прогнозист, горе луково! И у меня, как назло, из головы вылетело: "Солнце в тучу, будет взбуча!"
- Там и не туча была, а всего-то обрывок маленький! - оправдываюсь я хмуро.
Да дело вовсе и не в этом. Закат был багровый, значит, к ветру. Как я мог позабыть? Но что же изменилось бы, если бы даже я и не ошибся, предсказал бурю? Ничего ровным счетом! Потому что у нас такой моды нет, чтобы лодку, как кобеля, на цепь сажать, а моторы прятать подальше. Даже пришлые туристы-дикари, которые все глубже стали летом просачиваться на Север, и те не пакостят в тайге. В тайге люди чище, требовательнее к себе становятся, оставаясь наедине с природой.
Какой большой ветер
Напал на наш остров,
надоедливо начинает крутиться у меня в голове.
Кольча уверяет, что это не просто кража, а самая настоящая диверсия. Кому-то очень не хочется, чтобы мы плыли к нагорью. А это значит, что мы на верном пути.
- Брось ты! - брюзгливо начал Ванюшка. - Упер какой-то варнак мотор, а он и рад стараться, развел турусы на колесах.
Летом наш командор месяцами пропадает на лосиной ферме у отца, а там очень много таежных старичков чалдонов этим мудрым делом занимается, одомашнивает животных, вот и понабрался у них всяких присказок да поговорок. Поначалу вроде бы щеголял он такими словечками, а потом вошло у него в привычку.
- Если бы это был обыкновенный вор, то он бы и шитик наш со всем добром угнал, - возражает без особого воодушевления Кольча.
- А ты как отсюда выберешься? - иронически усмехнулся Ванюшка.
- Меня пожалел?
- Себя!
- Не доходит! - обескураженно роняет Кольча.
- Если ты с голоду в тайге загнешься, кто отвечать будет?
- Резонно! - соглашается Кольча.
Кольча цеплял на буксир шитик.
- Заводи мотор! - гаркнул на него Ванюшка. - Чего рот разинул?!
- Есть, командор!
Кольча дернул за пусковой шнур. "Вихорек" послушно затарахтел, выплеснув синий дымок на воду. Дюралька наша дернулась и потянула за собой шитик, с хрустом вырвав его из камышей. Галка на своей легкой берестянке, похожей на индейскую пирогу, пролетела на моторе мимо нас как торпеда, обдав брызгами.
- Зануда! - бросил ей зло вслед Ванюшка, вытирая лицо рукой.
Надо же - вместе с нами золото искать наладилась! Вот почему она молчала...
12
Второй день идем по Чистюньке. Галка не показывается.
Хорошо назвали первые поселенцы речку нашу: Чистюнька. Как девушку ласково. И вообще нам здорово повезло с названиями: Малиновое озеро, гора Зорянка, Румяная падь... Кольча говорит, что стрельцы-утеклецы, обосновавшиеся здесь, были большими романтиками. И, видать, сразу пришлись по сердцу им эти места. В Румяной пади весной красно от жарков. Лезут они прямо из-под снега и точно прожигают, плавят его. Над Зорянкой утренняя зорька загорается, на Малиновом озере малины полно. Чистюнька - речка светлая, опрятная и совсем непохожа на таежную беспризорницу. Будто не по сограм да урманам она пробирается, а по городскому парку - такие чистые, ухоженные берега у нее. Большие деревья не нахальничают, не лезут к воде, давя друг друга, а почтительно остановились в некотором отдалении, широко распахнув небо над Чистюнькой: красуйся, реченька...
Но чем дальше уплывали мы от Басманки, тем больше менялась наша Чистюнька. Она стала сильнее, полноводнее. Сколько уж приняла в себя на наших глазах ручьев и речушек.
Берега тоже менялись. Появились на них высокие каменные завалы, напористее жмется к скалам кустарник.
По Чистюньке вылетели на Киренгу (по-эвенкски Большая Орлиная река). И сразу будто с глухой проселочной дороги попали на шумную автостраду: пароходы плывут, лесовозы, танкеры, лихтеры, мотоботы, буксиры, баржи, катера, плоты... Как экспрессы проносятся "Ракеты" на подводных крыльях. Тут все время надо держать ушки на макушке, а то затопчут эти скороходы-скоробеги или волна захлестнет. Мы прижались поближе к берегу как велосипедисты, вылетевшие на оживленное шоссе.
Я и раньше по Киренге плавал, но тогда она была не такая шумная. Это потому, что строители сюда пришли. Скоро здесь повиснет над рекой большой железнодорожный мост, и, перемахнув по нему Киренгу, поезда помчатся к другой таежной реке - Улькану, а по ее притоку выйдут к Байкальскому хребту. У нас в школьном музее висит огромная, во всю стену, карта, и на ней трасса обозначена красной цепочкой, по сторонам ее условными знаками нанесены полезные ископаемые, открытые геологами. Чего там только нет! Причем некоторые месторождения очень давно открыты, только никак нельзя было к ним подступиться. У северного склона Станового хребта, например, на семьсот километров тянутся мощные пласты каменного угля. Местами он выходит прямо на поверхность: черпай экскаваторами и вези! А возле угля будто на заказ по сторонам и железо, и марганец, и вольфрам, и алюминий, и олово... Природа расположила все это в кучке: стройте, люди, комбинаты, берите мои дары!
- Галка! - прервал мои размышления Ванюшка.
Я вздрогнул, оглянулся. С противоположного берега прямо к нам наперерез мчалась моторка. Сидевший за рулем Кольча свернул по знаку Ванюшки к песчаному плесу, вдоль которого мы шли. Вышли на берег. Моторка летит прямо к нам. Нет, это не Галка. Мужчина сидит в лодке. У меня отлегло от сердца.
- Славный парень! - радостно вскрикнул Ванюшка.
- Салют, чалдоны! - приветливо махнул нам еще издали рукой Славный парень.
- К нашему шалашу, хлебать лапшу! - весело пригласил Ванюшка нечаянного гостя, вытаскивая из дюральки свой рюкзак.
- Обедаем? - Я за своим мешком потянулся.
Кольча расстелил на утоптанном волнами песке байковое одеяло вместо скатерти. Причалил Славный парень. Улыбается, будто лучших друзей повстречал. На деревянном ялике у него висит тоже "Вихрь".
- Опять где-то разжился! - восхищенно заметил Ванюшка.
- Стройка века! - откликнулся Кольча, раскладывая на одеяле подорожники, как зовут у нас пирожки, шанежки и прочую домашнюю снедь, приготовленную путникам в дорогу.
Славный парень с удовольствием подсел к нашему "столу". Чай кипятить мы не стали: был у нас готовый в Кольчином термосе. Хватило по кружечке на всех. Перекусили с большим аппетитом. На вольном воздухе всегда все очень вкусным кажется, только за ушами трещит, как уминаем.
Я первым наелся и пошел к реке помыть руки. На берегу лежал синеватый камень-кругляш, зализанный волнами. Встал я на него, хотел к воде нагнуться да так и застыл, будто на пьедестале. На бензобаке мотора Славного парня в слове "Вихрь" у буквы "и" на самой макушке белела рваная щербинка скобочкой. Эмаль отскочила от удара.
Чудеса! У нас тоже такая же щербинка и тоже на букве "и". Сколько раз я ее пальцами прощупал, когда мы зимой ходили к Валюхе-горюхе в магазин мотором любоваться. Крошечная она, с пуговочку от рубашки. И только один ободок, скобочка.
Я кинулся к нашей дюральке. Никакой щербинки над буквой "и" у нас не было.
А ведь раньше-то она была! Куда могла деваться?..
Никуда! У нас другой мотор! Совсем не тот, который стоял всю зиму в магазине.
Откуда же он мог взяться?
Я отозвал Ванюшку и все ему рассказал. Он тоже запомнил хорошо ту щербинку. На радостях мы не обратили на нее внимания, когда мотор покупали. Не заметили, что ее уже нет.
- Что за ребус? - пожал плечами Ванюшка.
Он не стал гадать, пошел к Славному парню и прямо спросил у него, какой он мотор притащил Валюхе в магазин, когда из Басманки уезжал.
- Никакой, - помотал тот отрицательно головой, удивившись. - Над вами кто-то подшутил, чалдоны. Я какой купил у вас в деревне, на том и гоняю. А что?
- Да так, - уклонился от ответа Ванюшка. - Мы думали, у вас другой мотор.
- Нет. Тот самый.
Посидели еще немного. Славный парень сказал, что у него сегодня выходной, порыбачить он сюда приплыл. Тут щуки в заводи на спиннинг хорошо хватают.
- А вы куда? - поинтересовался он, когда мы стали прощаться.
- К дедушке Петровану, - ответил Ванюшка. - Поможем ему сена накосить для копытных.
13
С Киренги мы свернули на ее приток речку Кутиму и сразу будто в другую эпоху попали - в глубокую, глубокую древность. Безлюдье, тишина, дикие объяристые берега. Ванюшка выбрал удобное место, где можно спрятать лодки в тальнике, залитом водой. Мы загнали их так, что с речки ни за что не заметишь. Сами разлеглись на крутояре в траве, и Кутима лежит перед нами как на ладони. Далеко все просматривается в ту и в другую сторону.
- Если за нами кто-нибудь тащится, - рассудил Ванюшка, - засечем тут наверняка.
Эта история с мотором взволновала его не на шутку. Да и я тоже встревожился. А Кольча как ни в чем не бывало в книжку уткнулся. Он взял с собой несколько штук в поход. Кольча говорит, что скорее всего один мотор у Валюхи-горюхи был для кого-то припрятан, но потом положение изменилось или надобность в нем пропала, и она продала его нам. А может быть, тот человек от мотора сам отказался, всякое ведь бывает.
Мы с Ванюшкой другого мнения придерживаемся. Кольчина версия самоуспокаивающая. Мы считаем, что у Валюхи-горюхи мог быть вот какой альянс с Антошкой. Тот догадался, что мы пронюхали про самородки, по которым его вездеход топтался, и решил от нас отделаться. Он подсунул нам мотор с большими дефектами. Пускай, мол, заберутся они подальше в тайгу и покукуют там, а я разживусь золотишком и задам лататы. Могло быть так? Могло!
Как Антошка узнал, что мы за самородками отправляемся? Да очень просто. Мог догадаться, когда его дедушка про аварию выспрашивал. Могла и Галка Валюхе-горюхе проболтаться. Они дружат. Галка все время к Валюхе наряды шить да перешивать бегает.
- Отвлекитесь немного, - предлагает Кольча. - И так уж ум за разум... Вот послушайте, как описывают наши края первые русские путешественники. "Дика и неприветлива страна Кедра и Соболя. В ней все сурово, печально и угрюмо, хотя грандиозно и величественно. Суров климат, угрюма и молчалива тайга, неприветны необозримые пространства вод..."
Ждем час, ждем другой, третий. Кутима перед нами пустынна. Кольча уже скоро всю книжку одолеет.
Он читает, а я закрыл глаза, и возникают передо мной вереницей струги на таежной Кутиме-реке. Сидят в стругах крепкие, бородатые мужики в зипунах и кафтанах, подпоясанных кушаками. На чубатых головах у мужиков островерхие бараньи шапки, сбоку у пояса привязаны пороховницы, за кушаком нож. Одни на веслах сидят, другие полулежат, отдыхая, посасывают трубки. По правую руку у каждого длинная пищаль.
В кустах, подступающих к реке, слышатся подозрительные шорохи и всплески, треск сучьев, приглушенные голоса. Вжикнула вдруг острая стрела и расщепила весло, вонзилась в борт "пальма" - тяжелое копье с ножом на конце...
Кольча читает вдохновенно, будто слушаем его не мы вдвоем - я да Ванюшка, - а большая группа людей.
- "Одолень-трава! Одолей горы высокие, долы низкие, озера глубокие, берега крутые, леса темные, реки быстрые, пеньки и колоды. Одолей ты пулю ворога, стрелы каленые, копья острые, мечи булатные..."
Слушал я, слушал Кольчу и задремал. Ванюшка тоже, оказывается, прикорнул.
- Хорошенькое дело! - возмущенно растолкал нас Кольча. - Я стараюсь, читаю им, а они похрапывают.
- Никто на реке не появлялся? - протер кулаками глаза Ванюшка.
- Никого!
- Может, здесь заночуем? - поглядел я на солнце.
- Ни в коем случае! - запротестовал Кольча. - У нас же все размечено. Дедушка Петрован посоветовал для сегодняшней ночевки остров Сосновый. Он совсем рядом.
- А по мне так можно и тут, - лениво потянулся наш командор.
- Ничего себе заявочки! - с горьким изумлением воскликнул Кольча. Зачем нам график ломать, когда на это нет никакой причины?
- Прилип как банный лист! - нехотя поднялся Ванюшка.
14
К острову мы причалили еще засветло. Дедушка Петрован потому советовал нам на острове таборовать, что здесь во всех отношениях безопаснее: место высокое, гнуса меньше, да и никакой зверь не напугает.
Палатку мы поставили на песчаном бугре метрах в ста пятидесяти от берега. Вечер тихий. Ни малейшего дыхания ветерка. Воздух сделался такой густой, что, кажется, где-то поблизости сухую мякину ветром вздуло. Мошкара и комарье хороводятся. Таежники наши горько шутят в таких случаях: "Брось окурок - на землю не упадет. Завязнет в затирухе из гнуса!"
- Что бы мы без этой мази делали, парни! - подновил защитный слой на лице и на руках Кольча. - Намазался и как в броню залез!
Как-то странно ведет он себя, мне кажется, сегодня. Очень уж возбужденный какой-то. Я от него устал да и Ванюшка тоже. "Только тебя одного и слыхать!" - буркнул на него командор несколько минут тому назад и отправился за дровами для костра, а мне велел поискать зверобоя чай заварить.
- Мишаня, дай прогноз, - остановил меня Кольча.
- Дождя не будет, - сказал я. - Слышишь, чибис кричит?
Дедушка Петрован научил меня по всяким приметам погоду на завтра угадывать. Птицы помогают, травы, пчелы, цветы, деревья, собаки, дым от костра... и даже самолеты. Да, да! Самолеты, я не шучу. Если в небе белый след от самолета (инверсионный он называется) быстро начинает расползаться и рваться, как гнилая веревка, сразу во многих местах - жди ненастья. Сотни раз проверено.
Отошел я от нашего лагеря совсем недалеко и напал на полянку, усыпанную зверобоем. Потом пошагал к берегу смородины поискать. Тоже хорошая заварка получается, душистая. Набил листьями карман и прямиком хотел к палатке пробраться, да угадал в болото. Гляжу и глазам своим не верю: на чахлых кустиках осинника белые цветы. А кругом кочки, увитые поблекшей и спутанной прошлогодней травой, выбеленной дождями и снегом. Торчат из воды, как головы с неопрятной седой шевелюрой. Зеленая трава еще только-только пробиваться стала сквозь эту пышную, растрепанную ветрами шевелюру. В надвигающихся сумерках мне одному жутковато стало на этом чудном болоте с его диковинными цветами на осиннике. Но и любопытство держит, а то ведь скажи Ванюшке - засмеет. Подбираюсь по кочкарнику к кустикам.
Черт возьми, да ведь это не цветы! Это же бабочки-однодневки! Тысячи тысяч бабочек! Они так густо облепили осинки, что, кажется, все тут гроздьями цветов усыпано. Никогда еще я не видел такого жуткого множества этих бабочек.
Короткая у них жизнь. Утром родились они с первыми лучами солнца и вот сейчас последние минуты доживают. На воде уже плавают некоторые. Скоро все попадают в болото...
Ругнул я себя за то, что по зряшному делу канителюсь тут, и стал на сухое место выбираться. И вдруг меня еще одно чудо поразило: в черной смоляной воде была разлита нефть. Тонкой радужной пленкой она покрыла все вокруг кочек. Вот куда надо было заглянуть нашим геологам! Неужели это мне фарт выпал, как говорили у нас в старину про удачу?
Меня даже в жар бросило. Одно открытие уже есть!
Не зря же геологи столько времени у нас по тайге лазили. Какие-то предпосылки у них были. Да я и сам где-то читал, что места у нас на нефть перспективные.
Я сделал ладошки ковшиком, нагнулся и зачерпнул воды. Понюхал. Вроде бы нефтью отдает. Пальцы маслянисто блестят.
Бегу к лагерю и кричу ребятам еще издали:
- Я нефть нашел!
- Ништяк! - повернул ко мне голову Ванюшка, оторвавшись от ложки. Кашу пробовал. - Геологи вон сколько старались, а ты у нас живо все спроворил...
Вылез из палатки Кольча, стеливший постель.
- Где нефть?
- В болоте!
- Удивительно... - Кольча надел свою курточку, висевшую на суку сосны возле палатки. - А впрочем, многие великие открытия делались случайно, Ванек.
- Верно, бывает, что и слепая курочка зернышко находит.
Меня всего передернуло, но я смолчал. Сейчас сами увидят! Нефть, она, может быть, даже подороже золота. Поважнее, я хочу сказать.
Идем к болоту. Я шагаю первым. Залез на кочку, зачерпнул пригоршней воды и сунул Ванюшке под нос.
- Нефть! - изумленно пробормотал он.
- Это мы сейчас проверим! - сказал Кольча не без важности и достал из кармана маленький пузырек, наполненный какой-то черной жидкостью. - Я предусмотрел такой случай.
Мне не понравился его тон.
- Какой?
- Да когда нефть будем брать на пробу.
Он сунул пузырек Ванюшке и попросил открыть его, а сам срезал ветку осинки и ободрал с нее все листья. Получился гибкий длинный хлыстик.
- Прошу внимания! - Кольча нагнулся и жиганул своим хлыстиком по воде. - Глядите.
Лицо у него сделалось вдруг такое, словно он по ошибке вместо малины калину разжевал.
- Это не нефть, Миша, а окислы железа-а...
- Почем ты знаешь? - вспыхнул я, готовый пустить в ход кулаки, будто не кто иной, а именно Кольча во всем виноват. Бывает со мной такое.
- Видишь, пленка на мелкие кусочки раскололась? Будто она стеклянная...
- Ну и что из этого?
- А вот что! - Кольча взял у помалкивающего командора пузырек и плеснул из него черную густую жидкость в болото. - Это настоящая нефть, Миша. Гляди. Она на кусочки не будет колоться, сколько бы ты по ней ни дубасил.
Он еще что-то хотел сказать, но я вырвал у него прут и сам хлестнул им по воде, да так, что брызги полетели во все стороны. Ванюшка усмехнулся, вытираясь, шагнул поближе, и мы нагнулись с ним над болотом. Свежее маслянистое пятно от нефти не разбежалось и не раскололось. Причудливо изгибаясь, сочные фиолетовые полосы с желтой окантовкой тягуче расплылись по мелкой ряби и, как только она улеглась, побежали-побежали навстречу друг другу, слились опять вместе.
- Эх ты, ге-олух! - Кольча дружески шлепнул меня по плечу.
- Сколько нам дядя Костя в письмах твердил: "Прежде чем что-то найти, надо сначала искать научиться!" Это же типичные окислы железа, а ты их за нефть принял. Результат распада гниющих растений.
15
Ели мы гречневую кашу с топленым маслом и на вечернюю зорьку любовались.
Много уж зорек - вечерних и утренних - довелось мне встретить в тайге: на охоте и на рыбалке, на сенокосе, в кедровниках, когда ходили шишковать далеко от Басманки. Но эта поразила меня необычайной сочностью своих красок. Солнце скрылось за макушки елей, и небо заполыхало. А поближе к нам на высокой гриве за островом тоже елки стояли, и все высоченные, как на подбор. Отпечатались они вдруг так четко и рельефно, точно их вычеканили из металла. Они стояли плотно, плечом к плечу, как солдаты в сомкнутом строю, а за ними словно развернутое гвардейское знамя реяло.
- Вот это видочек! - зачарованно протянул Кольча.
- Давайте-ка спать укладываться, - как-то совсем по-взрослому пробасил вдруг командор и полез в палатку. - А то вас завтра не добудишься.
Ложимся на перину из еловых лап. Пахнет хвоей, смолой, горечью древесной коры, лесными травами и сырым мхом с болота. Вдыхая эти родные ароматы таежные, я люблю засыпать под шум елей и сосен. А вот сегодня мне не спится, мотор все из головы не выходит у меня. Нутром чую: что-то тут нечисто...
Колокольчик меня удивляет. Где так наплетет сто бочек арестантов, а тут придумал, что у Валюхи был еще один мотор в заначке, и на этом успокоился. Никак не допускает мысли, что это Антошкина работа.
Ванюшка уже похрапывает, Кольча тоже сладко начал посвистывать носом, уткнувшись в мое плечо. А я свой сон спугнул мыслями о моторе, опять встревожился.
Лес шумит уныло, монотонно, и вот уж начинается в таежном царстве-государстве ночной разговор. Пронзительно и грозно донеслось откуда-то издалека: "Ух-ух!"
Это филин пугач. Ночным королем тайги зовут его у нас. Горлопанит всегда почем зря.
Выпь на болоте закричала: "Уу-уп! Уу-уп!" Протянула три раза, передохнула и по новой давай упать.
Проскрипело сухое надтреснутое дерево, набежала на берег волна-плескунец, и где-то далеко-далеко петушок пропел звонко. Маленький такой куличок.
- Вау-ау! - отрывисто пролаял вдруг за протокой гуран*.
_______________
* Г у р а н - горный козел.
Шел по своим делам или захотел напиться, а в ноздри ему с острова человечьим духом шибануло. Далеко теперь удрал с перепугу. Очень чуткий и осторожный зверь.
С гурана мысли мои на Галку перекинулись. У нас в Басманке Галкину мать гуранкой зовут. Она казачка забайкальская, а их гуранами прозвали за характер. Вот и Галка тоже гуранка по характеру. Отчаюга и забияка. После того фингала, который она мне еще в пятом классе поставила, мы с ней на ножах. Но дело не в отношениях. Куда она с озера пропала? Ведь она прямо нам заявила: от меня вам не отделаться. Галка не тот человек, чтобы сдаться без борьбы, это уж точно. А вот отстала, и все, три дня уж как мы из дому.
Какой-то непонятный страх навалился на меня. В незнакомых местах ночами я всегда побаиваюсь, а кого - и сам не знаю. Умом-то понимаю, что глупо бояться неизвестно кого или чего, а вот страшновато делается - и все тут. Кольча однажды мне признался, что и он тоже побаивается. "Это пройдет, Мишаня, - успокоил он меня. - Такое чувство в нас еще от пещерных людей держится. Подарок наших далеких предков. Сколько у них в лесу всяких врагов было? А оружие какое? Каменный топор да копье!"
Но вот мало-помалу усталость придавила меня, и я заснул. Слышу сквозь сон, плачет кто-то рядом. Маленький ребенок плачет. Откуда на этом необитаемом острове в тайге ребенку ночью взяться? Я сжался весь, будто в ожидании удара. А ребенок плакать перестал и давай зубами клацать. У меня отлегло от сердца: сова.
- Миша, Миша! - в ужасе прошипел над ухом моим Кольча, толкая меня под бок.
Я молчу будто сплю, а самого смех разбирает.
- Ребенок плачет! Послушай...
- Сова! - прыснул я.
Кольча не сразу успокоился. Я начал рассказывать ему, как мы однажды эту самую сову за жар-птицу приняли. Маленькие еще были. Вот набрались страху! В дупле она сидела, а там гнилушки. Вывозилась вся, выпорхнула ночью у нас над головами и понеслась над опушкой кометой огненной...
- Когда вы угомонитесь, полуночники? - заворчал на нас Ванюшка, переворачиваясь на другой бок. - Скоро уж развидняться начнет.
Верно, июньские ночи - с воробьиное крылышко. Я повернулся спиной к Кольче и сразу же заснул.
Разбудил меня бешеный вой ветра. Ветер выл и стонал, как в кино. На нашем острове бесновался ураган чудовищной силы. Палатку так трясло, словно по ней палками колотили со всех сторон.
Сквозь завывание ветра послышался злобный, нападистый лай собак. Ванюшка схватил свое ружье и первым выскочил из палатки.
"Вот почему заря-то так полыхала! - запоздало дошло до меня. - К ветру..."
Я тоже вывалился из палатки с ружьем в руках, и ураган тотчас подхватил и завертел меня, как охапку соломы. Беспомощной букашкой почувствовал я себя. Наверное, то же самое испытывает муха, севшая на магнитофонный диск, когда его включат в перемотку. Меня оглушило и ослепило, хлестнув в лицо песком и галечником. Запнувшись о что-то, я шмякнулся так, что искры из глаз посыпались.
Но вот напор ветра стал ослабевать: перекатившись через остров, ураган бушевал уже где-то за протокой, бешено крутил, гнул, ломал и корежил вековые деревья. Мы, наверное, в самом эпицентре этого ветровала побывали.
- Мотор украли! - долетел от берега отчаянный крик Ванюшки.
А ветер уже не ревел, а только сипел немощно сорванной глоткой.
16
Кольча тупо уставился в песок и тянет жалобно:
Какой большой ветер
Напал на наш остров...
Обхватив руками коленки, уныло покачивается в такт своей муторной песне. Сейчас Колокольчик напоминает мне золотистую бабочку, которая побывала в руках у жестокого мальчишки и всю свою яркую пыльцу с красивых крылышек порастеряла. От бравого Кольчиного вида не осталось и следа. Я, конечно, тоже сник, только себя со стороны не вижу.
Ванюшка сидит мрачный, насупленный. Глаза ему песком запорошило, и он все никак не может проморгаться. Хлопает белесыми ресницами, которые кажутся седыми на его багровом, загорелом, исхлестанном песком лице.
А мне уж и свет белый не мил. Глаза бы мои ни на что не глядели. Сколько старались, работали, денежки копили, волновались... И все коту под хвост! Нет у нас больше мотора. Был да сплыл!
Какой большой ветер
Напал на наш остров...
канючит Кольча.
- Да заглохни ты! - не выдерживает командор, однако сам же добавляет горечи: - Пошли по шерсть, а вернемся стрижеными...
Страшно даже подумать, какой позор ждет нас в деревне. Ведь мы же наобещали, что фильм про строителей снимать будем. Думали, золото найдем, тогда все и откроем в школе. А вот теперь и не золота, и не фильма...
Чак виновато поглядывает на нас, развалившись чуть поодаль, Дружок беспечно хвостом помахивает, этому все трын-трава. А Чак понимает, чувствует: беда случилась. Большая беда.
Нет, он нисколько не виноват, что у нас мотор украли. Сами мы виноваты, что бросили его в лодке. Ураган налетел внезапно, по-разбойничьи, как из-за угла. Волны бились о камни, лес трещал, несло песок и гальку, сломанные сучья... А ворюга хитер, он подбирался к нашим лодкам с подветренной стороны, мы видели его следы у воды на мокром песке - полусмытые. Чак и не учуял поэтому.
- Никогда себе не прощу, какого лешего я вас на взгорок потащил палатку ставить! - хаманит-виноватит сам себя Ванюшка. Дедушку Петрована вспомнил: "Тумана болотного пуще огня бойтесь, парнишши!"
- Знал бы где упасть, так соломки постелил! - пробурчал я.
Ванюшка поглядел на меня, криво усмехнулся и смахнул набежавшую слезу с воспаленных глаз.
- Прогнозист, горе луково! И у меня, как назло, из головы вылетело: "Солнце в тучу, будет взбуча!"
- Там и не туча была, а всего-то обрывок маленький! - оправдываюсь я хмуро.
Да дело вовсе и не в этом. Закат был багровый, значит, к ветру. Как я мог позабыть? Но что же изменилось бы, если бы даже я и не ошибся, предсказал бурю? Ничего ровным счетом! Потому что у нас такой моды нет, чтобы лодку, как кобеля, на цепь сажать, а моторы прятать подальше. Даже пришлые туристы-дикари, которые все глубже стали летом просачиваться на Север, и те не пакостят в тайге. В тайге люди чище, требовательнее к себе становятся, оставаясь наедине с природой.
Какой большой ветер
Напал на наш остров,
надоедливо начинает крутиться у меня в голове.
Кольча уверяет, что это не просто кража, а самая настоящая диверсия. Кому-то очень не хочется, чтобы мы плыли к нагорью. А это значит, что мы на верном пути.
- Брось ты! - брюзгливо начал Ванюшка. - Упер какой-то варнак мотор, а он и рад стараться, развел турусы на колесах.
Летом наш командор месяцами пропадает на лосиной ферме у отца, а там очень много таежных старичков чалдонов этим мудрым делом занимается, одомашнивает животных, вот и понабрался у них всяких присказок да поговорок. Поначалу вроде бы щеголял он такими словечками, а потом вошло у него в привычку.
- Если бы это был обыкновенный вор, то он бы и шитик наш со всем добром угнал, - возражает без особого воодушевления Кольча.
- А ты как отсюда выберешься? - иронически усмехнулся Ванюшка.
- Меня пожалел?
- Себя!
- Не доходит! - обескураженно роняет Кольча.
- Если ты с голоду в тайге загнешься, кто отвечать будет?
- Резонно! - соглашается Кольча.