- Помнишь, у нас возле Басманки был случай? - напомнил я шепотом Галке.
   Она мотнула головой.
   - А что касается вашего вопроса, молодой человек, - поглядел в мою сторону бородатый, - то я могу признать: да, мы вас боялись.
   Галка недоверчиво усмехнулась: "Ври, ври, может, и правда будет!"
   - Нет-нет, я не иронизирую! - поспешно бросил ей Профессор. - Отнюдь! Заставили вы нас понервничать и поволноваться, ребята. - Он добродушно засмеялся. - Потому мы и наблюдали за вами. Боялись, как я уже говорил, что спугнете шаманов.
   - А почему возле озера Кругляша от нас отстали? - спросил я.
   - Мне стало известно, что языческий праздник в этом году выпадает на более позднее время.
   - Шаманы проболтались? - снова взяла допрос в свои руки Галка.
   - Нет.
   - Сорока на хвосте принесла?
   - Тоже нет, - засмеялся бородатый. - Я узнал об этом из статьи историка Борина, напечатанной в местной газете. Газету принес мне Гурьян, ходивший в стойбище пополнять свою канистру.
   - Вы ее, конечно, бросили?
   - Нет. Она мне еще будет нужна.
   - А где она?
   - Вон там, за тем розоватым островком кипрея, я бросил свой рюкзак, показал Профессор на цветы, за которыми мы с Галкой прятались. - Когда увидел медведицу... и этого молодого человека, - улыбнулся он Кольче, - на сосне с медвежонком.
   - Принести? - услужливо бросил Колокольчик, вскочив.
   - Сиди! - Галка пригвоздила его взглядом к земле. - Миша, сбегай.
   Я, конечно, не стал отказываться, поднялся и принес рюкзак. Галка тотчас развязала его и принялась бесцеремонно в нем хозяйничать, вытаскивая все, что попадалось ей под руку.
   Ничего особенного не было в этом рюкзаке, обычные дорожные вещи: две рубашки, сигареты, несколько книг, консервы и толстая папка с какими-то бумагами.
   - Это моя диссертация, - сказал Профессор. - Она так и называется "Золотая Баба". Там же и газета со статьей.
   - Диссертации пишете, а Гурьяна своего самыми последними словами! подкузьмила Профессора Галка.
   Вот на этот раз бородатому стало неловко, и он не пытался даже скрыть свое смущение.
   - Конечно, это не делает мне чести, - вздохнул Профессор. - Но это собственный язык Гурьяна, и он скорее доходит до него. С подобными личностями я проработал несколько лет на археологических раскопках древнего сибирского торгового города Мангазеи. Пока на них не рявкнешь как следует, да еще с жаргонными словечками, дела не будет.
   - А почем вы знали, что мы идем к Священному кедру? - насела на бородатого Галка.
   - Мы даже сами этого не знали! - встрял я.
   - Вы шли вверх по Кутиме на лодках, - не задумываясь, сказал Профессор, отвечая на Галкин каверзный вопрос. - Этого для нас было вполне достаточно. По правому берегу - калтусы да мари. Значит, вы пойдете только по левому. А там - Священный кедр. Вряд ли вы на него наткнетесь, он запрятан самой природой надежно, а вот шаманы вас обязательно увидят, потому что путь ваш пройдет рядом с их святыней. Увидят и могут встревожиться.
   - Но ведь мы могли и никуда не пойти от Кутимы? - взяла Профессора в оборот Галка.
   - Ребята, в свое время я тоже и в сыщиков-разбойников играл и приключениями упивался в книжках, - улыбнулся бородатый. - Так что опыт кое-какой и у меня тоже имеется. На речке здесь и выше - одни камни. А у вас в лодке лоток для промывки песка... Значит, вы намерены пробраться к нагорью. Не так ли?
   Мы с Галкой невольно переглянулись. Вот это лажа так лажа! Сами каждого встречного и поперечного оповестили, куда и зачем мы идем. Надо же!
   - Логично? - тихонько бросил мне Кольча.
   Я ничего ему не ответил. Сомнения начали грызть меня. Вроде бы получается так, что бородатый и на самом деле профессор. Если бы он был золотничником, то на кой леший Кольча ему сдался? Зачем его спасать? Пускай рвет медведица. Это даже на руку. Тогда оставшимся в живых членам экспедиции будет уж не до самородочков...
   Кольча, очевидно, пораскинул уже своим "аналитическим" умом и пришел к мысли, что бояться нам бородатого нечего. Антошке он не товарищ. Я даже несколько раз заметил, как он дружески поглядывал на своего спасителя. Стыдно ему за наше поведение. Бородатый это не мог не почувствовать и открыто подмигнул ему. Не падай, дескать, духом, все будет в порядке!
   Галка, наверное, тоже заколебалась маленько, потому что призадумалась и в допросе получилась пауза.
   - Может, вы мне закурить позволите, девочка? - прервал наше молчание бородач.
   Он отлично понял, что командует здесь Галка.
   - Миша, отдай ему сигареты и зажигалку, - сказала она.
   Я выполнил ее приказание.
   - Благодарю покорно, - качнул бородой наш пленник.
   - Не за что, - вылетело у меня.
   - Что верно, то верно, - засмеялся он. - Они меня подвергают насилию, и я же им спасибо еще говорю.
   - А вас никто не просит! - буркнула хмуро Галка.
   Как жалко, что нет с нами Ванюшки. Наломаем тут опять дров.
   Мне начинает казаться, что бородач потешается над нами, посмеивается одними глазами. Примечательные у него глаза - большие, карие и навыкате. У нас таких пучеглазыми дразнят. Я вроде бы уже где-то видел их. Вот видел и все! Но где? Когда?..
   - Наплел сто верст до небес и все лесом! - фыркнула насмешливо Галка, склонившись ко мне. - Да сейчас и шамана-то путевого днем с огнем не сыщешь! - Это уже громко, бородатому.
   Профессор затушил сигарету о подошву своего высокого ботинка, какие я видел в кино на английских колонизаторах времен расцвета Британской империи, и повернулся к нам.
   - Шаманы бубнами да плясками у ночных костров хвори редко теперь выгоняют, - начал он веско и внушительно. - Это верно. Но как наши православные христиане поклоняются иконам Иисуса Христа, так многие пожилые эвенки еще чтут своих идолов. А шаманы очень тщательно где-то прячут Золотую Бабу - главного идола. Я повторяю: величайшую историческую ценность, ребята...
   - Сколько уж веков ее ищут! - загорелся и Колокольчик.
   - Совершенно верно! - подхватил бородатый. - И вы можете понять мое состояние, ребята: я уж едва ли не держу ее в руках. Если мне ничто не помешает, то через неделю или две о ней заговорит весь мир. Она будет демонстрироваться в Москве, Париже, на своей родине в Риме... Ею будут восторгаться люди в лучших музеях изобразительных искусств мира!..
   Он говорил увлеченно и с таким пылом и страстью, что буквально заворожил нас. Не поверить ему было просто невозможно. Но когда он замолчал, Галка все же сумела вновь овладеть собой.
   - А почему вы здесь оказались? Опять возле нас?
   - Да очень просто! - засмеялся бородатый. - Когда вы прошли стороной Священный кедр, я, естественно, вздохнул свободнее: беда миновала. Но на другой день совершенно неожиданно для меня вы остановились в хоромах Федула. У самого Священного кедра! Я стал опять следить за вами...
   - Парни, это же в корне меняет дело! - расцвел Кольча.
   Галка покосилась на него, но на этот раз ничего не сказала. Мы опять замолчали. Есть хочется - спасу нет. А конца этой канители не видать. Профессор отвернулся и стал переобуваться - в ботинок ему что-то попало. А может, дает нам возможность посовещаться, обсудить наше глупейшее положение.
   - Связать его и в подвал! - предложила тихонько Галка.
   - А если он в самом деле профессор? - спросил я.
   - Они еще сомневаются! - фыркнул Кольча. - Да если бы он за золотом шел, какой бы ему был резон спасать меня? - сыпал он горячим шепотом. Окочурюсь я в лапах у медведицы? Великолепно! После такой трагедии мой прах вы же домой повезете! Немедленно!.. Так или нет? .
   Он чуть ли не слово в слово повторил все то, что пронеслось в моих мыслях несколько минут назад.
   - Давайте, парни, кончать эту политику выкручивания рук, - не дождавшись от нас ни слова, предложил Кольча.
   - Отпустим, да? - желчно спросила Галка.
   - У меня есть альтернатива.
   - Какая?
   - Содержать Олега Аркадьевича под домашним арестом до прихода командора.
   Галка вопросительно поглядела на меня.
   - Вообще-то можно, - согласился я.
   - Объявим Олегу Аркадьевичу вежливо: так, мол, и так, мы вынуждены в силу сложившихся обстоятельств...
   - Вот ступай сам и объявляй! - оборвала его Галка. Весь этот разговор велся, разумеется, тихонько, шепотом. - Рюкзак можешь ему вернуть, а документы и оружие будут при нас.
   Кольча был доволен таким решением дела.
   - Годится! - Он встал, взял рюкзак и направился к бородатому, который все это время занимался своими ботинками.
   Мы с Галкой тоже поднялись. Я закинул на плечо свое ружье и трофейное.
   - "Зауэр" три кольца, - сказала Галка. - К папе, погостить приезжал один друг с таким ружьем из Иркутска. Знаменитый зверолов...
   Мы пошли к дому.
   - Давай глаз с него не спускать, Мишаня. - Галка поглядела на меня и улыбнулась опять той самой особой улыбкой, которую я увидел на ее лице сегодня у куста кипрея.
   А у меня, как и тогда, сладко замлело сердце. Надо было что-то сказать ей или сделать что-то, но как и что, я не знал и плелся рядом с ней дурак дураком, не разжимая губ.
   43
   Чак засиделся на привязи и был несказанно рад, когда его отвязала Галка. Я первым делом спрятал в кладовке ружье бородатого, охотничий нож и документы. У стены стоял большой ларь из толстых плах. Федул, наверное, хранил в нем отходы зерна для скота. Вот в него я и положил ружье, а документы подсунул под глиняный горшок, перевернутый кверху дном на полке.
   - Мишаня, спрячь-ка ты Кольчину двустволку от греха, - сказала Галка, услышав долетевшие с чарана голоса.
   - Верно, надо спрятать. - Я побежал в дом, взял ружье Колокольчика и положил вместе с "профессорским".
   Придется без кавычек теперь звать бородатого профессором. Я все больше и больше склоняюсь к мысли, что он в самом деле историк.
   - Галя, ты про эту Золотую Бабу что-нибудь слышала? - закончив свои дела, подошел я к костерку, возле которого она чистила черемшу.
   Это был первый вопрос, с которым я обратился к ней без особой на то нужды и первый раз за все три года с момента нашей ссоры назвал ее не Галкой, а Галей. Конечно, она это заметила, но виду не подала, приняла как должное.
   - Слышала, - подняла она голову. - Вернее, читала. В журнале "Костер"... Там писали, что это очень ценная статуя, очень древняя и охотятся за ней ученые уже давно, только никому не удается найти ее. Божество язычников...
   Она еще что-то хотела сказать, но к нам приближались Кольча с бородатым. Оба они уже вели себя так, словно давным-давно знакомы и вот только что встретились нечаянно, к величайшему удовольствию того и другого.
   - А как она выглядит, эта Золотая Баба? Ее видел кто-нибудь? Где? Когда? - засыпал вопросами Олега Аркадьевича Колокольчик.
   - Дай человеку сначала позавтракать, - сказал я.
   - Да, это будет не худо, - с готовностью отозвался профессор. - Я, признаться, проголодался.
   Со вчерашнего вечера у нас осталась гречневая каша с тушенкой, наше дежурное блюдо. Разогреть ее и чай вскипятить было делом нескольких минут. Когда подошли бородатый с Кольчей, у Галки все уже было готово, и даже миски расставлены. Мы сели здесь же, у костра, на подворье, завтракать. Разговор все время вертелся вокруг Золотой Бабы. Впрочем, разговаривали только Колокольчик с профессором, мы с Галкой молчали.
   Рассказывал этот Олег Аркадьевич с большой охотой, увлеченно и, я бы сказал, даже с наслаждением. О том, что мы его заставили стоять с поднятыми руками и подвергли унизительному допросу-обыску, ни слова, ни полслова. Забыто! Обращался только больше к Колокольчику, потому что мы с Галкой вопросов не задавали, хотя и слушали с интересом.
   После завтрака Олег Аркадьевич достал из рюкзака свою диссертацию, папку положил на колени, но раскрывать ее не спешил, сыпал по памяти.
   - Легенды о Золотой Бабе уходят в глубь веков. Я уже говорил вам, ребята, что это очень древний идол. Некоторые историки считают, и не без основания, что статуя вывезена из Рима в 410 году...
   - Ого! - вырвалось у Кольчи.
   - Тогда с племенами готов Римскую империю громили варвары, продолжал профессор. - А среди варваров были угры, предки современных народностей нашего Севера. А вот как выглядит Золотая Баба, нет единого мнения у историков, Коля, - повернулся к Колокольчику Олег Аркадьевич. Европейцы стали писать о ней в шестнадцатом веке. Матвей Меховский, преподаватель Краковского университета, услышал о Золотой Бабе от пленных московитян. Позвольте мне обратиться к своей диссертации...
   Профессор раскрыл папку и начал перелистывать отпечатанные на машинке страницы, отыскивая нужную ему.
   - "...За землею, называемой Вяткой, при проникновении в Скифию находится большой идол Золотая Баба, - писал Меховский. - Окрестные народы чтут ее и поклоняются ей; никто, проходящий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без жертвоприношений; даже если у него нет ценного дара, то он бросает в жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстинку, и, благоговейно склонившись, проходит мимо..."
   А я слушаю и пытаюсь поставить мысленно себя на место Олега Аркадьевича. Как бы повел я себя, оказавшись в таких обстоятельствах? Я бы обиделся и ни за что не стал бы просвещать вот так вот троих олухов царя небесного, которые оскорбили меня, унизили своей подозрительностью. И главное, за что? За то, что спас одного из них от когтей медведицы!..
   Какой же он профессор, если у него нет ни капли гордости!
   А зачем ты ставишь его на одну ступень с собой? Зачем на свой аршин меряешь? Сам болван, так сиди и помалкивай, других не оболванивай.
   Но ведь это может быть всего-навсего политика лисьего хвоста с его стороны, как говорит в таких случаях Колокольчик...
   Вот о чем я думал, слушая профессора. Галка тоже вроде бы не очень клюнула на его Золотую Бабу. Глядит куда-то в сторону и задумчиво грызет травинку.
   Интересно, как отнесется ко всей этой истории наш командор? По-моему, он одобрит Кольчину "альтернативу". Но что нам делать с профессором вечером? Может, все-таки связать? Береженого бог бережет. Я посоветуюсь с Галей.
   Вот уже и мысленно начинаю ее Галей называть. А она, может быть, просто играет, забавляется...
   А Кольча так и впился глазами в профессора. Полуоткрытые губы его тихонько шевелятся от напряжения, и кажется, что каждое услышанное слово он повторяет про себя, чтобы лучше запомнить.
   - Вторым европейцем, описавшим Золотую Бабу, был Зигмунд Гербертштейн, посол императора Священной Римской империи Максимилиана Первого, - продолжает все так же увлеченно Олег Аркадьевич, будто перед ним не трое его мучителей, а большая благодарная аудитория, и берет из папки следующую страницу. - "...Золотая Баба, то есть золотая старуха, есть идол у устья Оби, в области в Обдоре: она стоит на правом берегу..."
   Опять лицо его знакомым мне показалось. Глаза особенно. И голос тоже. Но где я его мог видеть? Может, по телевизору? Некоторые актеры по телику мне так примелькались, что начинает уже иногда казаться, что я в жизни очень близко знаю их и чуть ли не друзьями-приятелями они мне доводятся.
   - На карте литовца Вида Золотая Баба - статуя женщины, которая держит рог изобилия, - долетает до меня словно откуда-то издалека голос профессора. - Историк Дженкинсон изобразил ее мадонной с двумя детьми. И чем позже встречаются в летописях упоминания о Золотой Бабе, тем дальше на восток отодвигается ее местонахождение.
   - Почему? - вылетает у Кольчи.
   - Терпение, молодой человек, терпение. Всему свое время. Прежде я должен ответить на первый ваш вопрос: как выглядит Золотая Баба. Думаю, что и друзьям вашим это небезынтересно.
   Кольчу профессор почему-то называет на "вы". Да и Галку тоже. Вероятно, по привычке, выработанной на лекциях. К студентам преподаватели только на "вы" обращаются.
   - Как видите, у древних историков нет общего мнения относительно внешнего вида Золотой Бабы, - окидывает нас взглядом Олег Аркадьевич. Каждый рисует ее по-своему. Вывод напрашивается сам: никто из них толком не видел ее, пользуется слухами. Хотя можно и допустить, что кому-то все же посчастливилось лицезреть идола. А вот кому именно, попробуй угадай!
   Он опять начинает шелестеть листами диссертации.
   - Упоминается о Золотой Бабе и в знаменитой Новгородской летописи четырнадцатого века. Но о том, как выглядит она, умалчивает почему-то монах...
   Завелся профессор, как Кольча, не остановишь. Недаром, наверное, Колокольчика к нему потянуло: рыбак рыбака видит издалека! Цитатами сыплет, чуть не полностью всю летопись помнит наизусть, называет имена, даты, очень красочно рисует обстановку минувших эпох.
   Интересно, что он думает про нас? "Банда четырех"? О том, что Ванюшка ушел к дедушке Петровану и скоро вернется, мы сами ему рассказали. Вернется вместе с дедушкой Петрованом! Вот тогда, мол, все вместе мы и решим, как быть дальше, сдавать ли вас в милицию или отпустить на все четыре стороны.
   Выбрав момент, я наклонился к самому уху Галки и шепнул: "Я его где-то видел!"
   Она отмахнулась.
   - Не выдумывай!
   Видел! Буду теперь до тех пор мучиться, пока не вспомню, где видел и когда. У меня зрительная память толковая.
   - Праздничный колокольный звон плыл над весенней Москвой, рассказывает Олег Аркадьевич неутомимо. - 1500-й год. Возвращается из похода рать, воевавшая Югру. Дружина Семена Курбского дошла до Печоры. Здесь, на Севере, был основан один из оплотов русского владычества Пустозерский острог. Затем дружина двинулась на восток, к Полярному Уралу. Воины видели Золотую Бабу - великолепную богиню Югры, но захватить ее не смогли. Шаманы впрягли самых сильных и быстроногих оленей, завернули статую в шкуры, положили на нарты и ударились в отчаянное бегство...
   Кольча блаженствует, Кольча упивается рассказами профессора. Теперь ему будет что описывать в своем путевом дневнике. Галка уже меньше крутит головой по сторонам, тоже увлеклась, да и я начинаю слушать с возрастающим интересом. Тут еще вот что играет немаловажную роль: как рассказывать. Профессор на это, можно сказать, большой мастак.
   - Русские летописи упоминают о неистовом Стефане Пермском. Стефан яростно продвигал христианскую веру за Урал. Он "живяще посреди неверных человек", - как об этом свидетельствуют летописи. - Олег Аркадьевич находит нужную страницу в папке. - "Ни бога знающих, ни закона ведящих, молящихся идолам, огню и воде и камню и З о л о т о й Б а б е и волхвам и древью..." Много идолов изрубил топором, искрошил и предал огню неистовый Стефан, а вот до Золотой Бабы, как ни порывался, добраться не сумел. Все дальше увозили от него статую шаманы в таежную глушь...
   "Он на этой Золотой Бабе чокнулся, - думаю я об Олеге Аркадьевиче. Собаку на ней съел! Какие ему самородочки на ум пойдут! Нет, конечно, он ученый, историк, тут и говорить нечего".
   44
   Пообедали мы сытно: профессор пожертвовал в общий котел мясные консервы, а к чаю вытащил из рюкзака коробку дорогих конфет московской фабрики, шоколадных. Кольча начал нас умолять сходить к Священному кедру. "Я, - говорит, - его сфотографирую для школьного музея".
   - Все бросим тут на произвол судьбы? - сухо спросила Галка. - Совсем уж того...
   - Давайте спрячем! - не унимался Колокольчик. - Вон какая травища. Да тут не то что рюкзаки, самолет спрятать можно!
   - Если бы он был, - засмеялся Олег Аркадьевич.
   Он не настаивал и не просил. Решайте сами, как хотите.
   - Сходим, Миша? - поглядела на солнце Галка. - До вечера еще далеко, дня много.
   Спрятали мы наше снаряжение в бурьяне у дома, взяли на всякий случай ружья. Кольче Галка сказала, что ружье тебе ни к чему, придерживать Чака будешь, чтобы он там не наследил, а то начнет метаться, всю траву кругом потопчет.
   Конечно, до Колокольчика и не дошло, что мы его обезоружили заодно с профессором. И не потому, что не доверяли ему, а просто для страховки. Ведь задумай вырвать у него ружье этот Олег Аркадьевич, разве он окажет сопротивление?
   Наше отношение к себе профессор чувствует и добродушно посмеивается надо мной и Галкой.
   - Ну пошли, - сказала Галка.
   - Пошли так пошли, сказал воробей, когда кошка его потащила, засмеялся Олег Аркадьевич и положил руку на плечо Кольчи.
   - Мы же вас подобру, - виновато отозвался тот.
   - Да, некоторая разница есть.
   Дремотная тайга утонула в сизой парной дымке. Миновав Федулов чаран, мы вошли в нее и сосняком спустились в глубокую впадину, оказавшуюся топкой марью. Профессор вел нас уверенно, чувствовалось, что бывал он здесь уже не однажды. Какими-то острыми зигзагами, которые он различал по одним ему известным признакам, мы перебрались с островка на островок, заросший камышом, потом попали в осинничек и за ним увидели небольшой прогал, облепленный брусничником, в центре которого возвышался полновластным хозяином старый, но еще полный могучих сил кедр-великан, похожий издали на здоровенный зарод только что скошенной темно-зеленой травы. Мощные лапы кедра свисали до самой земли, а крона была такая густая, что, казалось, упади на нее откуда-нибудь сверху, и не провалишься, будешь покачиваться, как на пружинном диване.
   - Царь-дерево! - восхищенно вскрикнул Кольча, снимая крышку с объектива фотоаппарата.
   - Будь настороже! - шепнула мне Галка.
   Откровенно говоря, мы с ней оба порядком струхнули, когда пробирались сюда по топким хлябям, думали, не завел бы нас куда-нибудь к своему амбалу профессор. Но отступать было уже поздно. Очень уж наглядно мы тогда бы трусость свою продемонстрировали.
   Минуты три мы молча любовались красавцем Священным кедром. Сколько уж я за свою жизнь по тайге полазил, всего насмотрелся, но таких красивых великанов я не видел. Он был как нарисованный, до того все симметрично и пропорционально природа сотворила. Сучья словно до микрометра выверены, одна лапа, как перья у птицы, наползает на другую... Сказали бы мне: придумай кедр покрасивее, вот тебе любые краски, я бы не взялся, честное слово!
   - "Какое величество в осанке сего дерева, какая священная тень в густоте лесов его!" - напыщенно произнес профессор, приняв театральную позу.
   Он обвел нас серьезным взглядом и широко улыбнулся.
   - Это не мои слова, ребята. Публицист Дмитриев, современник Пушкина.
   Кедр был метров на сорок высотой и чуть не до самой макушки увешан всякой всячиной, как новогодняя елка. Но все эти украшения нисколько не личили кедру. В этих украшениях он выглядел как бравый, великолепно сложенный генерал, на парадный мундир которого по злому умыслу кто-то навешал всякое рванье.
   Чего только не понатащили сюда язычники! Чего только не понавесили на кедр! Ленты, лоскуты материи, о первоначальном цвете которых можно было только догадываться, кожа, шкуры зверей и клювы да когти птиц, черепа, кости, рога, бусы из чьих-то зубов, навешанные на оленью жилу, позеленевший медный таз, колчан со стрелами, деревянное блюдо... Да разве все перечислишь!
   Но это я назвал, что на кедре увидел. А что было в куче навалено еще под кедром! Черт ногу сломит, как говорится.
   - Ребята, ничего не трогать! - строго сказал профессор, когда мы подошли к дереву.
   Вот бы покопаться в этой куче! Теперь все, что тут ржавеет и гниет, можно увидеть разве только в музее. Олег Аркадьевич показал на топор старинной конфигурации.
   - Знаете, сколько за него купцы звериных шкурок брали? Сложат их одну на другую и сколько за раз протянут в отверстие для топорища, столько и выложи.
   - Хорошенькое дело! - вылетело у ошеломленного всем увиденным Кольчи.
   - Пищаль! - вскрикнул он через несколько секунд так, будто голой пяткой на колючку боярки наступил. - А вон судовой колокол. На нем что-то написано. Славянские буквы... Может, название погибшего корабля?!
   - Нельзя! - жестко повторил профессор. - Вот найдем Золотую Бабу...
   Кольча так расстроился, что на него жалко было смотреть.
   - Я понимаю, Олег Аркадьевич... Но хоть что-нибудь сверху можно взять? Для нашего школьного музея...
   - Ну чего ты пристал? - цыкнула на него Галка.
   - Идол! - увидел я на куче голову деревянного божка.
   - Кумалан, - пояснил профессор.
   Чак присел в отдалении на траву и принялся выискивать у себя блох. Одному Чаку было неинтересно топтаться вокруг всякого хлама. Наверное, думает: "Ну, попал я в вагон для некурящих! Столько всякой дичи кругом, а они чем занимаются? Для чего же тогда ружья с собой таскать?.."
   Я обошел вокруг кучи пожертвований. Черт побери, да здесь коллекцию старинного оружия можно собрать! Фузея, берданка с затвором как у винтовки, шомполка с граненым стволом, пулелейка... Это только сверху. А если покопаться?..
   Кольча тяжело вздохнул и отбежал в сторону, чтобы сфотографировать нас под Священным кедром. Я украдкой поглядываю испытующе на профессора. Сколько я в книжках читал: все преступники боятся объектива как черт ладана. И когда Кольча щелкнул затвором фотоаппарата, мне показалось, что Олег Аркадьевич вздрогнул, дернулся. Нервы не выдержали, наверно. Это меня встревожило, но он тут же рассеял мои подозрения.
   - А теперь сними-ка меня с Чаком, - попросил профессор и сел на траву рядом с собакой, начал ее ласкать.
   Чак уже к нему привык, он целую банку тушенки ему скормил, когда мы обедали. Говорит, мне подбросят на вертолете. Охотничьи собаки скоро привыкают к новому человеку, если хозяева приняли его как полагается.