Страница:
чтобы они почувствовали на своей шкуре справедливость поговорки: "Не до
жиру, быть бы живу"... И это в наших возможностях, несмотря на преимущество
противника в силах на театре. Нацеленность ударов по коммуникациям позволит
нам свести на нет его преимущество. Отсюда и насущная задача для флота,
первостепенное значение которой уже определилось: использовать все наличные
силы и средства, чтобы опережающими намерения немецко-фашистского
командования действиями сорвать доставку резервов и снабжения для
лапландской группировки. Пусть гитлеровцы забудут и мечтать о наступлении.
Главная роль в повседневном решении этой долговременной и нелегкой
задачи уже принадлежит подводным силам. Нацеленные вначале, еще за несколько
дней до войны, на прикрытие наших морских рубежей, они постепенно были
переключены на морские коммуникации противника для ударов по вражеским
конвоям, шедшим с грузами и резервами в Киркенес и Петсамо или в обратном
направлении с грузами стратегического сырья -- никелевой руды, и оказались
по-настоящему на своем месте, хотя прошли перед тем через ряд неудач,
естественных при отсутствии боевого опыта. Теперь "малюткам" (малые лодки
типа "М") отведены шхерные районы Ва-рангер-фьорда и Тана-фьорда, не столь
удаленные от наших баз; теперь сфера действий "щук" (средние лодки типа "Щ")
простирается до Нордкина и Нордкапа у границы между Баренцевым и Норвежским
морями; теперь "катюши" (большие океанские лодки типа "К", неизменно
вызывающие зависть у наших союзников) ходят на дальние позиции до
Вест-фьорда. Такое рациональное использование подводных сил очень скоро
принесло и продолжает приносить соответствующий положительный резуль-
5 А Г Гоювко 65
тат, несмотря на то, что условия, в каких действуют подводные лодки,
очень трудные. Не надо забывать, что берег на запад от Рыбачьего занят
противником. Там вдоль всего побережья расположены вражеские посты
наблюдения, батареи, аэродромы. Понятно, что свои конвои гитлеровцы водят
почти вплотную к берегу, используя большие глубины прибрежных вод. Все
побережье изрезано, насчитывает множество удобных бухт и заливов, где
рассредоточены сторожевые суда противника, выходящие на защиту конвоев.
Кроме того, конвои сопровождаются большим и сильным охранением, а в летную
погоду над ними "висит" прикрывающая их авиация.
Тем не менее вражеоким конвоям весьма редко удается проскочить без
потерь. Обычно результат таких встреч в иашу пользу. На всем протяжении от
Гаммерфеста до Киркенеса и Петсамо.
Наглядным выражением этого результата явился выстрел, с упоминания о
котором я начал главу. Он прозвучал над Екатерининской гаванью, как только
на рейд Полярного вошла подводная лодка под командованием капитан-лейтенанта
В. Уткина.
Было это 19 сентября 1941 года, около 19 часов. Все, кто находился на
пирсе, переглянулись, заслышав выстрел из лодочной пушки, и, недоумевая,
обратились ко мне. А я тоже недоумевал, хотя и вспомнил спустя несколько
мгновений, что не столь давно, придя на пирс вместе с начальником британской
военно-морской миссии Беваном встретить английскую подводную лодку
"Тай-грис" (одну из двух действовавших тогда у нас на театре),
возвратившуюся с позиции, вдруг услышал резкий звук сирены. Английская лодка
дала сигнал, значение которого никому не было известно, и я спросил о нем у
Бевана. Шестидесятилетний кэптен, знаток сельского хозяйства, о котором он
мог рассуждать сколько угодно, вначале ответил на мой вопрос, что не знает,
в чем дело, но тут же заметил, что английские подводники обычно извещают
сиреной о потоплении вражеского судна. Так и оказалось: "Тайгрис" уничтожила
фашистский транспорт. Да, но что означал орудийный выстрел, произведенный в
гавани с нашей подводной лодки?
Все выяснилось, когда Уткин ошвартовал корабль у пирса и вместе с
командиром дивизиона М. Гаджиевым,
принимавшим участие в этом первом для всего экипажа лодки боевом
походе, направился ко мне.
-- Товарищ командующий!--доложил он. -- Подводная лодка возвратилась из
боевого похода. Потоплен транспорт водоизмещением шесть тысяч тонн. В
ознаменование нашей первой победы произведен салют из той пушки, которая
сыграла главную роль в уничтожении противника. Выстрел произведен холостым
снарядом по инициативе лейтенанта Арванова...
С тех пор и повелось: каждая наша подводная лодка, возвращаясь из
похода с очередной победой, извещает о ней орудийным выстрелом. Число
выстрелов соответствует количеству потопленных вражеских судов'.
Много таких выстрелов -- своеобразных отметок, ведущих боевой счет
североморских подводников, прозвучало над гаванью Полярного за полгода
войны. Еще больше должно прозвучать, ибо война будет, к сожалению, долгой.
Нацеленность основных ударов, наносимых подводными силами флота, вполне
оправдала себя. Счет наших побед больше счета наших неудач и продолжает
расти вместе с опытом, мастерством и воинской доблестью боевых коллективов
подводных лодок.
Сегодня, в канун нового, 1942 года, уместно вспомнить об этом. И не
только уместно -- есть что вспомнить.
Перечитываю записи в дневнике за декабрь. Почти в каждой из них
говорится о подводниках. Среди многих имен все чаще встречаются одни и те
же, с которыми связаны самые смелые и самые дерзкие атаки, самые крупные
успехи в боевых действиях Северного флота непосредственно на морском театре.
Бибеев, Котельников, Моисеев, Лунин, Гаджиев, Колышкин, Фисанович, Ста-
1 Несколько позже был введен обычай -- за каждый потопленный
корабль противника преподносить экипажу той или иной лодки жареного
поросенка (после утверждения отчета об очередном потоплении).
Вообще же обычай давать выстрел при возвращении в базу с победой быстро
распространился на флоте. В таких случаях надводные корабли производили
выстрел из пушки, торпедные катера отмечали победу очередью из пулемета или
из автоматической пушки. Очередью из пулемета извещали о победе и
самолеты-торпедоносцы и даже истребители, причем последние дополнительно
делали "горку".
5* - 67
риков, Шуйский, Видяев, Каутский, Столбов, Мелкадзе-- это уже целая
плеяда командиров-подводников, заслуженно ставших известными в течение
четырех последних месяцев. Четырех, а не шести с третью, как следовало бы
оказать, считая с первого дня войны. Считать, однако, надо с момента первой
победы, не раньше; она же пришла к нашим подводникам лишь через два месяца
после начала войны, после досадных промахов и неудач, в трудных походах, в
тяжелой штормовой обстановке. Да и не только в штормовой...
Было всякое, прежде чем экипажи действующих подводных лодок стали
сколоченными, слитными, как теперь, боевыми коллективами, представляющими
одно целое. Не просто подчиненность всех одному -- воле командира, не просто
автоматическое выполнение своих функций всеми и каждым, отработанное до
совершенства, но сознательное единство действий, обеспечивающих решение
задачи, ради которой подводная лодка идет в море на поиск и несколько недель
подряд находится в море, по неделям караулит врага в любых условиях нашего
вообще нелегкого театра,-- вот качество, особенно обязательное для
подводников наряду с мужеством и решимостью, полезной инициативой и воинской
смекалкой. И вот почему, в то время как наши надводные корабли, те же
эскадренные миноносцы и те же "морские охотники", имели несомненный
конкретный успех в боевых действиях с первых же дней войны, с подводными
лодками получилось иначе. К ним успех пришел далеко не сразу, несмотря на
решимость и отвагу командиров и экипажей. Этих качеств было еще
недостаточно, чтобы отдельные удачи сменились постоянным успехом. Решали
опыт, доскональная изученность театра и приемов противника, знание
препятствий, и природных, и специально подготовленных гитлеровцами на том
или ином участке, искусство поиска, мастерство при выборе момента и
направления торпедной атаки плюс спокойная воинская дерзость, ошеломляющая
врага. Все это довольно исчерпывающе определил Гаджиев, оказав однажды, что
командир-подводник должен быть самым невозмутимым из самых хладнокровных
моряков, должен иметь пылкое воображение романиста и ясный здравый смысл,
присущий действиям делового человека, должен обладать выдержкой и терпением
завзятого рыболова, искусного следопыта, предприимчивого охотника.
Хорошо сказано. И прежде всего относится к самому Гаджиеву, человеку
без страха и усталости. Это он, Магомед Гаджиев, кавказский горец из
заоблачных аулов Дагестана, ставший подводником, после первого же выхода в
море, на коммуникации противника (на второй день войны), доложил мне свои
выводы из рекогносцировочного поиска: "Уничтожать вражеские суда следует не
только торпедами, но и применяя артиллерию подводных лодок". Выводы были
абсолютно правильными для действий лодок именно того типа, о котором шла
речь: лодок типа "К", вооруженных двумя 100-миллиметровыми орудиями с
хорошей дальностью огня и двумя 45-миллиметровыми пушками. Для лодок других
типов, с меньшим вооружением, такая тактика не годилась, а для "катюш" была
целесообразной (по обстоятельствам) и легла в основу боевого воспитания
комдивом Гаджиевым подчиненных ему командиров кораблей. Причем воспитания на
практике, а не только в теории. Холостой выстрел 19 сентября над рейдом
Полярного при возвращении подводной лодки капитан-лейтенанта Уткина из
похода был не только салютом в честь первой одержанной экипажем победы, не
только ознаменовал собой рождение новой флотской традиции; одновременно он
известил о начале еще одной новой тактики наших подводников, предложенной и
введенной Гаджиевым еще 12 сентября. Уткин дельно использовал рекомендации и
указания своего комдива. По необходимости (поскольку не было возможности
произвести торпедную атаку) лодка всплыла в надводное положение, и в течение
трех минут ее комендоры артиллерийским огнем уничтожили транспорт
противника, шедший к Варангер-фьорду с грузами для лапландской группировки
немецко-фашистских войск.
Тот же прием, но еще более дерзкий (по обстановке и соотношению сил)
был применен Гаджиевым совсем недавно, 3 декабря, в походе на подводной
лодке, которой командует капитан-лейтенант Малофеев.
Сперва я записал об этом кратко:
"..."К-3" донесла около 16 часов о выполнении задачи. Она вышла в свой
первый поход и должна была поставить мины в районе Гаммерфеста. Донесла о
потоплении одного транспорта, одного сторожевого корабля и одного катера МО.
На лодке находится командир дивизиона Гад-
69
жиев. Действует он хорошо. Все успехи, какие имеются у больших лодок,
достигнуты в его присутствии".
Затем, когда "К-3" возвратилась (6 декабря), выяснились подробности,
которые позволяют назвать поведение всех, кто участвовал в походе,
героическим.
Дело обстояло так. Закончив постановку мин в указанном районе, "К-3"
действовала в Лоппском море, представляющем собой лабиринт шхер. Противник
использует эти места, изобилующие островками и узкими проливами, для
проводки конвоев, а подходы к ним заминировал. Как только было обнаружено
одно из таких заграждений, Гаджиев решил пройти под минами. Это было
исполнено, несмотря на риск, и "К-3" вышла на коммуникации противника. Риск
оправдался: вскоре вахтенный офицер увидел в перископ на расстоянии тридцати
кабельтовых большой транспорт, шедший под охраной сторожевого корабля и двух
сторожевых катеров типа МО.
Через десять минут лодка произвела торпедную атаку. Были выпущены
четыре торпеды. Захваченный врасплох противник не успел уклониться от них.
Торпеды попали в транспорт и взорвали его. Чтобы удостовериться в потоплении
вражеского судна, командир лодки поднял перископ. Не составило труда
разглядеть, что транспорт погружался носом в море, а один из кораблей
охранения спешил к нему, скорее всего с целью снять с него людей.
Зафиксировав потопление транспорта, командир увел лодку на глубину.
Однако вражеские наблюдатели успели заметить перископ. Началось
преследование лодки кораблями охранения.
После' нескольких бесполезных попыток уйти из-под бомб Гаджиев велел
лечь на грунт возле одного из островов. Это решение было разумным, поскольку
на карте тут значилась подходящая глубина.
Командир лодки выполнил указания комдива. И вдруг, в момент погружения,
лодка с ходу коснулась грунта: глубины в действительности не соответствовали
данным на карте. Между тем гитлеровцы продолжали сбрасывать бомбы все ближе
и ближе к месту, где находилась на грунте "К-3". Корпус лодки сильно
содрогался от взрывов. Бомбы рвались сериями, через каждые две минуты. Стало
ясно, что противник по каким-то признакам определил местонахождение лодки.
Догадалея, в чем дело, Гаджиев. В результате близких разрывов глубинных
бомб была нарушена герметичность топливных цистерн, появилась течь и на
поверхность всплывал соляр, пятна которого демаскировали лодку. С минуты на
минуту противник мог накрыть ее бомбами.
Положение "К-3" оказалось незавидным: оставаться на грунте было опасно,
грозило гибелью.
Поэтому Гаджиев напомнил командиру лодки Мало-фееву и комиссару
Гранову, вместе с которыми находился в центральном посту, что не зря же
"катюша" имеет на вооружении превосходные орудия, каких наверняка нет на
сторожевиках, и что надводная скорость ее приличная. "А раз так, --
подчеркнул Гаджиев, -- следовательно, выход напрашивается один -- всплыть и,
применив свою артиллерию, уничтожить вражеские корабли охраны. Тем более,
что на стороне лодки внезапность и необычность таких действий в подобных
условиях".
Выслушав соображения командира и комиссара "К-3", согласных навязать
артиллерийский бой противнику, но с тем, чтобы в процессе боя использовать
скорость хода и уйти в надводном положении от преследования, Гаджиев отверг
их предложение. Он категорически приказал ориентироваться не на отрыв от
вражеских кораблей, а на уничтожение их артиллерийским огнем.
Решение опять-таки было правильное и своевременное: исключить заранее
нацеленность на отступление, тем самым помочь людям проникнуться мыслью о
необходимости только наступательных действий.
Объявив свое решение, Гаджиев распорядился вызвать артиллерийские
расчеты в центральный пост, объяснил им задачу и скомандовал всплывать.
Замысел комдива был верным. Едва "К-3" всплыла, артиллеристы обоих
расчетов под командованием старшин Конопелько и Чижова кинулись к пушкам и,
прежде чем противник успел прийти в себя от неожиданного появления подводной
лодки на поверхности, открыли огонь по вражеским кораблям. Промедлив минуту,
ошеломленные гитлеровцы ответили беспорядочным артиллерийским огнем, который
не привел ни к одному попаданию в "К-3". Зато снаряды, выпущенные с нее,
попали в корму сторожевого корабля, где лежали глубинные бомбы. Разрывы
снарядов вызвали детонацию этих бомб. Над кормой
71
сторожевого корабля взметнулся столб огня, воды и черного дыма. Когда
же дым рассеялся, на месте вражеского сторожевика плавали обломки.
К ним уже спешил, ведя в то же время стрельбу по лодке, один из
сторожевых катеров.
Наши артиллеристы стреляли точнее. Несколькими залпами вражеский катер
был накрыт и потоплен. Теперь от всего конвоя противника остался
единственный "морокой охотник", который не стал ожидать, когда потопят и
его, а предпочел убежать за остров.
Только после этого Гаджиев повел лодку в надводном положении полным
ходом в море и лишь там разрешил погрузиться.
Неравный бой, в котором многое зависело от момента внезапности, был
выигран с превосходным результатом благодаря инициативной решителыности
командира дивизиона, единству действий и четкости выполнения команд всем
экипажем.
Вторую запись об итогах этого похода я внес после доклада Гаджиева, 6
декабря. Вот она дословно:
"Вернулась "К-3". Подробности: потопила четырьмя торпедами транспорт с
грузом, после чего, преследуемая кораблями охранения, всплыла и уничтожила
артиллерийским огнем сторожевой корабль водоизмещением до 800 тони и один
"морской охотник". Второй катер убежал под берег. Лодке нужен ремонт --
текут цистерны и неисправны кормовые горизонтальные рули. Надо ставить в
док. Экипаж лодки действовал геройски. Отлично показал себя Гаджиев. Это
кандидат на Героя Советского Союза. Хорошее впечатление производит и
командир лодки Малофеев. Задачу, полученную при выходе в море, выполнил:
мины поставлены точно по заданию".
Правда, почин на флоте сделан не Гаджиевым. Первая атака произведена
Моисеевым, а боевой счет подводников-североморцев открыт "щукой" ("Щ-402")
капитан-лейтенанта Н. Столбова, которая еще 14 июля удачно атаковала
вражеский тральщик; но первая по-настоящему знаменательная победа, сразу
определившая наши возможности в борьбе с врагом на его коммуникациях и даже
в его базах, принадлежит двум командирам одновременно: Колышкину и
Фисановичу. Причем она
вдвойне знаменательна, ибо достигнута не "катюшей", не "щукой", а
"малюткой" ("М-172") --одной из тех лодок, боевые возможности которых
вызывали сомнения у многих на флоте. Справедливости ради скажу, что большой
надежды на эти лодки не было и у меня.
Ровно через два месяца после начала войны действительность раз и
навсегда покончила с опасениями и сомнениями. Произошло это 22 августа,
когда "М-172" под командованием капитан-лейтенанта И. Фисановича проникла
через Петсамо-фьорд (Печенгский залив) на рейд гавани Лиинахамари,
защищенный с моря постами наблюдения, береговыми батареями, воздушными
дозорами и самой природой -- узким фьордом, пройти по которому незаметно, да
еще в условиях полярного дня, тем более в гавань, считалось невозможным. О
том, что перед прорывом "М-172" в заливе побывала другая "малютка" ("М-174"
под командованием капитан-лейтенанта Н. Егорова), совершившая
рекогносцировочный поход, противник не знал. Видимо, враги не очень верили в
то, что советские подводники осмелятся на прорыв сквозь все препятствия и
преграды, существующие на пути к Лиинахамари.
Тут, конечно, решающую роль сыграло полное единство намерений и
действий обоих командиров --капитан-лейтенанта Фисановича, недавно
принявшего лодку, для которого этот поход был первым боевым походом, и
капитана 2 ранга Колышкина, опытного командира дивизиона, обеспечивавшего
поход "малютки", что положено, если командир лодки совершает свой первый
поход.
Должен отметить, опять-таки справедливости ради (это стало ясно из
докладов обоих командиров), что участие Колышкина в августовском походе
"М-172" дополнительно содействовало не только двойной победе экипажа, но и
благополучному возвращению в свою базу. Выдержка и терпение Колышкина,
умеющего, как никто другой, выбрать наиудобнейший момент для активных
действий и для атаки, очень благотворно повлияли на Фисановича. Они помогли
молодому командиру справиться с нетерпением, подчинить желание
целесообразности, дождаться самого подходящего времени, чтобы действовать
наверняка, без лишнего риска, без промаха, учтя и возможность неотразимого
удара по врагу, и возможность благополучного ухода своего корабля от пре-
следования, которое обязательно должен был предпринять противник.
Опытный комдив-воспитатель Колышкин позаботился, чтобы деликатно и
тактично внушить молодому командиру-подводнику целесообразность таких
действий в любом походе и при любых обстоятельствах. Первым делом он
посоветовал на сутки отсрочить прорыв "М-172" в гавань противника, хотя
лодка была уже возле входа в залив и хотя командир лодки был готов
немедленно идти на прорыв. Тем самым командир дивизиона предоставил
Фисановичу время присмотреться к обстановке, изучить маневрирование
дозорного корабля, учесть, взвесить и рассчитать все, что требовалось для
успеха. Однако и на следующий день Колышкин снова рекомендовал повременить с
прорывом. Это было необходимое для дальнейших самостоятельных действий
командира "малютки" испытание на выдержку. Прошли еще суши, прежде чем
Фиса-нович, с одобрения комдива, повел лодку на прорыв, беспрепятственно
разминулся с дозорным кораблем, уже зная, какими курсами тот следует и в
течение какого времени на каждом курсе находится, незаметно проскользнул
мимо постов наблюдения, снова разминулся с тем же дозорным судном внутри
фьорда, ничем не выдав себя, и вошел на рейд гавани Лиинахамари.
Там среди бела дня, ровно в 14 часов, "М-172" атаковала океанский
транспорт водоизмещением около восьми тысяч тонн, пришедший с военными
грузами для горно-егерского корпуса Дитла. Зафиксировав прямое попадание
торпеды и взрыв транспорта, Фисанович не потерял ни минуты в гавани: он
вывел лодку обратно в море, значительно опередив по времени кинувшиеся в
погоню за ним вражеские корабли. Смелый прорыв увенчался полным успехом.
Сутки спустя "малютка" повторила атаку, теперь уже в море, и уничтожила
второй торпедой еще один транспорт противника.
Таков был результат первого боевого похода капитан-лейтенанта
Фисановича, совершенный под присмотром командира дивизиона.
За это время Колышкин и составил окончательное суждение о своем
подопечном, который только-только перед назначением на "М-172" успел
закончить Высшие специальные курсы подводного плавания. Мнение Колышкина о
Фисановиче, высказанное после возвращения из
похода, сводилось к следующему: безусловно годен к самостоятельному
командованию лодкой и к решению сложных задач; инициативен и обладает
военной хитростью -- незаменимым для настоящего подводника качеством,
которое всячески следует развивать, в первую очередь способность обмануть
противника и выбраться из самого рискованного положения. Дерзкий в хорошем
смысле и смелый человек тонкого ума, вдобавок не из тех, кто задирает нос.
Командир с перспективой.
Факты уже тогда подтверждали правильность оценки молодого командира, но
я порадовался не только этой оценке, когда слушал доклад комдива. Говоря о
качествах, способностях, скромности Фисановича, капитан 2 ранга Иван
Александрович Колышкин высказывал свое кредо: свои взгляды на то, каким
должен быть "омандир-подводник и каким является он сам, этот старейший из
подводников-североморцев.
Присматриваюсь к нему внимательно и давно. С первой же встречи он
располагает к себе спокойной уверенностью, основательностью знаний,
скромностью, которая вполне сочетается с достоинством. На Севере он с 1933
года, с момента создания флота, пришел с первыми кораблями, был тогда
командиром торпедной группы на подводной лодке типа "Декабрист" ("Д-1"), как
вахтенный командир, встречал Сталина, Ворошилова, Кирова, когда те посетили
корабль в пути с Балтики, на рейде Сороки (Беломорска). Географию и
природные особенности Северного театра знает прекрасно, равно как и
возможности подводных лодок. Прошел хорошую школу флотской службы, начав ее
по комсомольской путевке, что типично для тысяч людей нашего поколения.
Несомненно, обладает талантом воспитателя: способностью не навязывать свое
мнение, а так нацеливать человека советами попросту, что тот вроде сам
приходит к должному выводу. Многие командиры-подводники уже обязаны
Колышкину своими успехами. И не только успехами. Война -- дело серьезное и
жестокое, она беспощадна к тем, кто допускает ошибки. За каждой ошибкой на
войне, тем более на подводной лодке, может быть роковой исход для корабля,
значит, для всего экипажа. Присутствие Колышкина обеспечивающим в походах
уберегло не одного командира от опрометчивого шага, от преждевременного
риска, гарантировало успех.
75
Пример с Фисановичем характерный, но далеко не единственный. Не менее
характерен пример с Би-беевым. Я вспомнил о нем, перелистывая дневник за
декабрь и найдя запись от 15 декабря:
"Центральным событием дня было возвращение "Д-3" с позиции. Она
потопила три транспорта -- один 26 ноября, 6000 тонн, один -- 5 декабря, 10
000 тонн, и один 6 декабря, 9500 тонн. Все они направлялись на восток
(Киркенес, Петсамо) с грузами. В первом случае в охранении находились два
тральщика, по характеру маневрирования они шли с тралами, расчищая путь
транспорту, никаких действий против лодки предпринять не успели. Во втором
случае два транспорта следовали под охраной одного малого миноносца, который
также не предпринял действий против "Д-3" и ограничился лишь снятием людей с
погружавшегося транспорта'. В третьем случае транспорт охраняли два
тральщика. Пока поврежденное взрывом торпеды судно тонуло, один из них
снимал людей с кормы, другой бездействовал, никаких поисков лодки не
предпринимал, не желая, по всей вероятности, идти на лишний риск в условиях
полярной ночи.
Командир "Д-3" капитан 3 ранга М. Бибеев показал себя не плохо, но
основную роль играл в походе комдив Колышкин..."
Прочитав эту запись, я и вспомнил о первом под командованием Бибеева
сентябрьском походе "Д-3". Бибеев только принял лодку. Она тогда еще не
жиру, быть бы живу"... И это в наших возможностях, несмотря на преимущество
противника в силах на театре. Нацеленность ударов по коммуникациям позволит
нам свести на нет его преимущество. Отсюда и насущная задача для флота,
первостепенное значение которой уже определилось: использовать все наличные
силы и средства, чтобы опережающими намерения немецко-фашистского
командования действиями сорвать доставку резервов и снабжения для
лапландской группировки. Пусть гитлеровцы забудут и мечтать о наступлении.
Главная роль в повседневном решении этой долговременной и нелегкой
задачи уже принадлежит подводным силам. Нацеленные вначале, еще за несколько
дней до войны, на прикрытие наших морских рубежей, они постепенно были
переключены на морские коммуникации противника для ударов по вражеским
конвоям, шедшим с грузами и резервами в Киркенес и Петсамо или в обратном
направлении с грузами стратегического сырья -- никелевой руды, и оказались
по-настоящему на своем месте, хотя прошли перед тем через ряд неудач,
естественных при отсутствии боевого опыта. Теперь "малюткам" (малые лодки
типа "М") отведены шхерные районы Ва-рангер-фьорда и Тана-фьорда, не столь
удаленные от наших баз; теперь сфера действий "щук" (средние лодки типа "Щ")
простирается до Нордкина и Нордкапа у границы между Баренцевым и Норвежским
морями; теперь "катюши" (большие океанские лодки типа "К", неизменно
вызывающие зависть у наших союзников) ходят на дальние позиции до
Вест-фьорда. Такое рациональное использование подводных сил очень скоро
принесло и продолжает приносить соответствующий положительный резуль-
5 А Г Гоювко 65
тат, несмотря на то, что условия, в каких действуют подводные лодки,
очень трудные. Не надо забывать, что берег на запад от Рыбачьего занят
противником. Там вдоль всего побережья расположены вражеские посты
наблюдения, батареи, аэродромы. Понятно, что свои конвои гитлеровцы водят
почти вплотную к берегу, используя большие глубины прибрежных вод. Все
побережье изрезано, насчитывает множество удобных бухт и заливов, где
рассредоточены сторожевые суда противника, выходящие на защиту конвоев.
Кроме того, конвои сопровождаются большим и сильным охранением, а в летную
погоду над ними "висит" прикрывающая их авиация.
Тем не менее вражеоким конвоям весьма редко удается проскочить без
потерь. Обычно результат таких встреч в иашу пользу. На всем протяжении от
Гаммерфеста до Киркенеса и Петсамо.
Наглядным выражением этого результата явился выстрел, с упоминания о
котором я начал главу. Он прозвучал над Екатерининской гаванью, как только
на рейд Полярного вошла подводная лодка под командованием капитан-лейтенанта
В. Уткина.
Было это 19 сентября 1941 года, около 19 часов. Все, кто находился на
пирсе, переглянулись, заслышав выстрел из лодочной пушки, и, недоумевая,
обратились ко мне. А я тоже недоумевал, хотя и вспомнил спустя несколько
мгновений, что не столь давно, придя на пирс вместе с начальником британской
военно-морской миссии Беваном встретить английскую подводную лодку
"Тай-грис" (одну из двух действовавших тогда у нас на театре),
возвратившуюся с позиции, вдруг услышал резкий звук сирены. Английская лодка
дала сигнал, значение которого никому не было известно, и я спросил о нем у
Бевана. Шестидесятилетний кэптен, знаток сельского хозяйства, о котором он
мог рассуждать сколько угодно, вначале ответил на мой вопрос, что не знает,
в чем дело, но тут же заметил, что английские подводники обычно извещают
сиреной о потоплении вражеского судна. Так и оказалось: "Тайгрис" уничтожила
фашистский транспорт. Да, но что означал орудийный выстрел, произведенный в
гавани с нашей подводной лодки?
Все выяснилось, когда Уткин ошвартовал корабль у пирса и вместе с
командиром дивизиона М. Гаджиевым,
принимавшим участие в этом первом для всего экипажа лодки боевом
походе, направился ко мне.
-- Товарищ командующий!--доложил он. -- Подводная лодка возвратилась из
боевого похода. Потоплен транспорт водоизмещением шесть тысяч тонн. В
ознаменование нашей первой победы произведен салют из той пушки, которая
сыграла главную роль в уничтожении противника. Выстрел произведен холостым
снарядом по инициативе лейтенанта Арванова...
С тех пор и повелось: каждая наша подводная лодка, возвращаясь из
похода с очередной победой, извещает о ней орудийным выстрелом. Число
выстрелов соответствует количеству потопленных вражеских судов'.
Много таких выстрелов -- своеобразных отметок, ведущих боевой счет
североморских подводников, прозвучало над гаванью Полярного за полгода
войны. Еще больше должно прозвучать, ибо война будет, к сожалению, долгой.
Нацеленность основных ударов, наносимых подводными силами флота, вполне
оправдала себя. Счет наших побед больше счета наших неудач и продолжает
расти вместе с опытом, мастерством и воинской доблестью боевых коллективов
подводных лодок.
Сегодня, в канун нового, 1942 года, уместно вспомнить об этом. И не
только уместно -- есть что вспомнить.
Перечитываю записи в дневнике за декабрь. Почти в каждой из них
говорится о подводниках. Среди многих имен все чаще встречаются одни и те
же, с которыми связаны самые смелые и самые дерзкие атаки, самые крупные
успехи в боевых действиях Северного флота непосредственно на морском театре.
Бибеев, Котельников, Моисеев, Лунин, Гаджиев, Колышкин, Фисанович, Ста-
1 Несколько позже был введен обычай -- за каждый потопленный
корабль противника преподносить экипажу той или иной лодки жареного
поросенка (после утверждения отчета об очередном потоплении).
Вообще же обычай давать выстрел при возвращении в базу с победой быстро
распространился на флоте. В таких случаях надводные корабли производили
выстрел из пушки, торпедные катера отмечали победу очередью из пулемета или
из автоматической пушки. Очередью из пулемета извещали о победе и
самолеты-торпедоносцы и даже истребители, причем последние дополнительно
делали "горку".
5* - 67
риков, Шуйский, Видяев, Каутский, Столбов, Мелкадзе-- это уже целая
плеяда командиров-подводников, заслуженно ставших известными в течение
четырех последних месяцев. Четырех, а не шести с третью, как следовало бы
оказать, считая с первого дня войны. Считать, однако, надо с момента первой
победы, не раньше; она же пришла к нашим подводникам лишь через два месяца
после начала войны, после досадных промахов и неудач, в трудных походах, в
тяжелой штормовой обстановке. Да и не только в штормовой...
Было всякое, прежде чем экипажи действующих подводных лодок стали
сколоченными, слитными, как теперь, боевыми коллективами, представляющими
одно целое. Не просто подчиненность всех одному -- воле командира, не просто
автоматическое выполнение своих функций всеми и каждым, отработанное до
совершенства, но сознательное единство действий, обеспечивающих решение
задачи, ради которой подводная лодка идет в море на поиск и несколько недель
подряд находится в море, по неделям караулит врага в любых условиях нашего
вообще нелегкого театра,-- вот качество, особенно обязательное для
подводников наряду с мужеством и решимостью, полезной инициативой и воинской
смекалкой. И вот почему, в то время как наши надводные корабли, те же
эскадренные миноносцы и те же "морские охотники", имели несомненный
конкретный успех в боевых действиях с первых же дней войны, с подводными
лодками получилось иначе. К ним успех пришел далеко не сразу, несмотря на
решимость и отвагу командиров и экипажей. Этих качеств было еще
недостаточно, чтобы отдельные удачи сменились постоянным успехом. Решали
опыт, доскональная изученность театра и приемов противника, знание
препятствий, и природных, и специально подготовленных гитлеровцами на том
или ином участке, искусство поиска, мастерство при выборе момента и
направления торпедной атаки плюс спокойная воинская дерзость, ошеломляющая
врага. Все это довольно исчерпывающе определил Гаджиев, оказав однажды, что
командир-подводник должен быть самым невозмутимым из самых хладнокровных
моряков, должен иметь пылкое воображение романиста и ясный здравый смысл,
присущий действиям делового человека, должен обладать выдержкой и терпением
завзятого рыболова, искусного следопыта, предприимчивого охотника.
Хорошо сказано. И прежде всего относится к самому Гаджиеву, человеку
без страха и усталости. Это он, Магомед Гаджиев, кавказский горец из
заоблачных аулов Дагестана, ставший подводником, после первого же выхода в
море, на коммуникации противника (на второй день войны), доложил мне свои
выводы из рекогносцировочного поиска: "Уничтожать вражеские суда следует не
только торпедами, но и применяя артиллерию подводных лодок". Выводы были
абсолютно правильными для действий лодок именно того типа, о котором шла
речь: лодок типа "К", вооруженных двумя 100-миллиметровыми орудиями с
хорошей дальностью огня и двумя 45-миллиметровыми пушками. Для лодок других
типов, с меньшим вооружением, такая тактика не годилась, а для "катюш" была
целесообразной (по обстоятельствам) и легла в основу боевого воспитания
комдивом Гаджиевым подчиненных ему командиров кораблей. Причем воспитания на
практике, а не только в теории. Холостой выстрел 19 сентября над рейдом
Полярного при возвращении подводной лодки капитан-лейтенанта Уткина из
похода был не только салютом в честь первой одержанной экипажем победы, не
только ознаменовал собой рождение новой флотской традиции; одновременно он
известил о начале еще одной новой тактики наших подводников, предложенной и
введенной Гаджиевым еще 12 сентября. Уткин дельно использовал рекомендации и
указания своего комдива. По необходимости (поскольку не было возможности
произвести торпедную атаку) лодка всплыла в надводное положение, и в течение
трех минут ее комендоры артиллерийским огнем уничтожили транспорт
противника, шедший к Варангер-фьорду с грузами для лапландской группировки
немецко-фашистских войск.
Тот же прием, но еще более дерзкий (по обстановке и соотношению сил)
был применен Гаджиевым совсем недавно, 3 декабря, в походе на подводной
лодке, которой командует капитан-лейтенант Малофеев.
Сперва я записал об этом кратко:
"..."К-3" донесла около 16 часов о выполнении задачи. Она вышла в свой
первый поход и должна была поставить мины в районе Гаммерфеста. Донесла о
потоплении одного транспорта, одного сторожевого корабля и одного катера МО.
На лодке находится командир дивизиона Гад-
69
жиев. Действует он хорошо. Все успехи, какие имеются у больших лодок,
достигнуты в его присутствии".
Затем, когда "К-3" возвратилась (6 декабря), выяснились подробности,
которые позволяют назвать поведение всех, кто участвовал в походе,
героическим.
Дело обстояло так. Закончив постановку мин в указанном районе, "К-3"
действовала в Лоппском море, представляющем собой лабиринт шхер. Противник
использует эти места, изобилующие островками и узкими проливами, для
проводки конвоев, а подходы к ним заминировал. Как только было обнаружено
одно из таких заграждений, Гаджиев решил пройти под минами. Это было
исполнено, несмотря на риск, и "К-3" вышла на коммуникации противника. Риск
оправдался: вскоре вахтенный офицер увидел в перископ на расстоянии тридцати
кабельтовых большой транспорт, шедший под охраной сторожевого корабля и двух
сторожевых катеров типа МО.
Через десять минут лодка произвела торпедную атаку. Были выпущены
четыре торпеды. Захваченный врасплох противник не успел уклониться от них.
Торпеды попали в транспорт и взорвали его. Чтобы удостовериться в потоплении
вражеского судна, командир лодки поднял перископ. Не составило труда
разглядеть, что транспорт погружался носом в море, а один из кораблей
охранения спешил к нему, скорее всего с целью снять с него людей.
Зафиксировав потопление транспорта, командир увел лодку на глубину.
Однако вражеские наблюдатели успели заметить перископ. Началось
преследование лодки кораблями охранения.
После' нескольких бесполезных попыток уйти из-под бомб Гаджиев велел
лечь на грунт возле одного из островов. Это решение было разумным, поскольку
на карте тут значилась подходящая глубина.
Командир лодки выполнил указания комдива. И вдруг, в момент погружения,
лодка с ходу коснулась грунта: глубины в действительности не соответствовали
данным на карте. Между тем гитлеровцы продолжали сбрасывать бомбы все ближе
и ближе к месту, где находилась на грунте "К-3". Корпус лодки сильно
содрогался от взрывов. Бомбы рвались сериями, через каждые две минуты. Стало
ясно, что противник по каким-то признакам определил местонахождение лодки.
Догадалея, в чем дело, Гаджиев. В результате близких разрывов глубинных
бомб была нарушена герметичность топливных цистерн, появилась течь и на
поверхность всплывал соляр, пятна которого демаскировали лодку. С минуты на
минуту противник мог накрыть ее бомбами.
Положение "К-3" оказалось незавидным: оставаться на грунте было опасно,
грозило гибелью.
Поэтому Гаджиев напомнил командиру лодки Мало-фееву и комиссару
Гранову, вместе с которыми находился в центральном посту, что не зря же
"катюша" имеет на вооружении превосходные орудия, каких наверняка нет на
сторожевиках, и что надводная скорость ее приличная. "А раз так, --
подчеркнул Гаджиев, -- следовательно, выход напрашивается один -- всплыть и,
применив свою артиллерию, уничтожить вражеские корабли охраны. Тем более,
что на стороне лодки внезапность и необычность таких действий в подобных
условиях".
Выслушав соображения командира и комиссара "К-3", согласных навязать
артиллерийский бой противнику, но с тем, чтобы в процессе боя использовать
скорость хода и уйти в надводном положении от преследования, Гаджиев отверг
их предложение. Он категорически приказал ориентироваться не на отрыв от
вражеских кораблей, а на уничтожение их артиллерийским огнем.
Решение опять-таки было правильное и своевременное: исключить заранее
нацеленность на отступление, тем самым помочь людям проникнуться мыслью о
необходимости только наступательных действий.
Объявив свое решение, Гаджиев распорядился вызвать артиллерийские
расчеты в центральный пост, объяснил им задачу и скомандовал всплывать.
Замысел комдива был верным. Едва "К-3" всплыла, артиллеристы обоих
расчетов под командованием старшин Конопелько и Чижова кинулись к пушкам и,
прежде чем противник успел прийти в себя от неожиданного появления подводной
лодки на поверхности, открыли огонь по вражеским кораблям. Промедлив минуту,
ошеломленные гитлеровцы ответили беспорядочным артиллерийским огнем, который
не привел ни к одному попаданию в "К-3". Зато снаряды, выпущенные с нее,
попали в корму сторожевого корабля, где лежали глубинные бомбы. Разрывы
снарядов вызвали детонацию этих бомб. Над кормой
71
сторожевого корабля взметнулся столб огня, воды и черного дыма. Когда
же дым рассеялся, на месте вражеского сторожевика плавали обломки.
К ним уже спешил, ведя в то же время стрельбу по лодке, один из
сторожевых катеров.
Наши артиллеристы стреляли точнее. Несколькими залпами вражеский катер
был накрыт и потоплен. Теперь от всего конвоя противника остался
единственный "морокой охотник", который не стал ожидать, когда потопят и
его, а предпочел убежать за остров.
Только после этого Гаджиев повел лодку в надводном положении полным
ходом в море и лишь там разрешил погрузиться.
Неравный бой, в котором многое зависело от момента внезапности, был
выигран с превосходным результатом благодаря инициативной решителыности
командира дивизиона, единству действий и четкости выполнения команд всем
экипажем.
Вторую запись об итогах этого похода я внес после доклада Гаджиева, 6
декабря. Вот она дословно:
"Вернулась "К-3". Подробности: потопила четырьмя торпедами транспорт с
грузом, после чего, преследуемая кораблями охранения, всплыла и уничтожила
артиллерийским огнем сторожевой корабль водоизмещением до 800 тони и один
"морской охотник". Второй катер убежал под берег. Лодке нужен ремонт --
текут цистерны и неисправны кормовые горизонтальные рули. Надо ставить в
док. Экипаж лодки действовал геройски. Отлично показал себя Гаджиев. Это
кандидат на Героя Советского Союза. Хорошее впечатление производит и
командир лодки Малофеев. Задачу, полученную при выходе в море, выполнил:
мины поставлены точно по заданию".
Правда, почин на флоте сделан не Гаджиевым. Первая атака произведена
Моисеевым, а боевой счет подводников-североморцев открыт "щукой" ("Щ-402")
капитан-лейтенанта Н. Столбова, которая еще 14 июля удачно атаковала
вражеский тральщик; но первая по-настоящему знаменательная победа, сразу
определившая наши возможности в борьбе с врагом на его коммуникациях и даже
в его базах, принадлежит двум командирам одновременно: Колышкину и
Фисановичу. Причем она
вдвойне знаменательна, ибо достигнута не "катюшей", не "щукой", а
"малюткой" ("М-172") --одной из тех лодок, боевые возможности которых
вызывали сомнения у многих на флоте. Справедливости ради скажу, что большой
надежды на эти лодки не было и у меня.
Ровно через два месяца после начала войны действительность раз и
навсегда покончила с опасениями и сомнениями. Произошло это 22 августа,
когда "М-172" под командованием капитан-лейтенанта И. Фисановича проникла
через Петсамо-фьорд (Печенгский залив) на рейд гавани Лиинахамари,
защищенный с моря постами наблюдения, береговыми батареями, воздушными
дозорами и самой природой -- узким фьордом, пройти по которому незаметно, да
еще в условиях полярного дня, тем более в гавань, считалось невозможным. О
том, что перед прорывом "М-172" в заливе побывала другая "малютка" ("М-174"
под командованием капитан-лейтенанта Н. Егорова), совершившая
рекогносцировочный поход, противник не знал. Видимо, враги не очень верили в
то, что советские подводники осмелятся на прорыв сквозь все препятствия и
преграды, существующие на пути к Лиинахамари.
Тут, конечно, решающую роль сыграло полное единство намерений и
действий обоих командиров --капитан-лейтенанта Фисановича, недавно
принявшего лодку, для которого этот поход был первым боевым походом, и
капитана 2 ранга Колышкина, опытного командира дивизиона, обеспечивавшего
поход "малютки", что положено, если командир лодки совершает свой первый
поход.
Должен отметить, опять-таки справедливости ради (это стало ясно из
докладов обоих командиров), что участие Колышкина в августовском походе
"М-172" дополнительно содействовало не только двойной победе экипажа, но и
благополучному возвращению в свою базу. Выдержка и терпение Колышкина,
умеющего, как никто другой, выбрать наиудобнейший момент для активных
действий и для атаки, очень благотворно повлияли на Фисановича. Они помогли
молодому командиру справиться с нетерпением, подчинить желание
целесообразности, дождаться самого подходящего времени, чтобы действовать
наверняка, без лишнего риска, без промаха, учтя и возможность неотразимого
удара по врагу, и возможность благополучного ухода своего корабля от пре-
следования, которое обязательно должен был предпринять противник.
Опытный комдив-воспитатель Колышкин позаботился, чтобы деликатно и
тактично внушить молодому командиру-подводнику целесообразность таких
действий в любом походе и при любых обстоятельствах. Первым делом он
посоветовал на сутки отсрочить прорыв "М-172" в гавань противника, хотя
лодка была уже возле входа в залив и хотя командир лодки был готов
немедленно идти на прорыв. Тем самым командир дивизиона предоставил
Фисановичу время присмотреться к обстановке, изучить маневрирование
дозорного корабля, учесть, взвесить и рассчитать все, что требовалось для
успеха. Однако и на следующий день Колышкин снова рекомендовал повременить с
прорывом. Это было необходимое для дальнейших самостоятельных действий
командира "малютки" испытание на выдержку. Прошли еще суши, прежде чем
Фиса-нович, с одобрения комдива, повел лодку на прорыв, беспрепятственно
разминулся с дозорным кораблем, уже зная, какими курсами тот следует и в
течение какого времени на каждом курсе находится, незаметно проскользнул
мимо постов наблюдения, снова разминулся с тем же дозорным судном внутри
фьорда, ничем не выдав себя, и вошел на рейд гавани Лиинахамари.
Там среди бела дня, ровно в 14 часов, "М-172" атаковала океанский
транспорт водоизмещением около восьми тысяч тонн, пришедший с военными
грузами для горно-егерского корпуса Дитла. Зафиксировав прямое попадание
торпеды и взрыв транспорта, Фисанович не потерял ни минуты в гавани: он
вывел лодку обратно в море, значительно опередив по времени кинувшиеся в
погоню за ним вражеские корабли. Смелый прорыв увенчался полным успехом.
Сутки спустя "малютка" повторила атаку, теперь уже в море, и уничтожила
второй торпедой еще один транспорт противника.
Таков был результат первого боевого похода капитан-лейтенанта
Фисановича, совершенный под присмотром командира дивизиона.
За это время Колышкин и составил окончательное суждение о своем
подопечном, который только-только перед назначением на "М-172" успел
закончить Высшие специальные курсы подводного плавания. Мнение Колышкина о
Фисановиче, высказанное после возвращения из
похода, сводилось к следующему: безусловно годен к самостоятельному
командованию лодкой и к решению сложных задач; инициативен и обладает
военной хитростью -- незаменимым для настоящего подводника качеством,
которое всячески следует развивать, в первую очередь способность обмануть
противника и выбраться из самого рискованного положения. Дерзкий в хорошем
смысле и смелый человек тонкого ума, вдобавок не из тех, кто задирает нос.
Командир с перспективой.
Факты уже тогда подтверждали правильность оценки молодого командира, но
я порадовался не только этой оценке, когда слушал доклад комдива. Говоря о
качествах, способностях, скромности Фисановича, капитан 2 ранга Иван
Александрович Колышкин высказывал свое кредо: свои взгляды на то, каким
должен быть "омандир-подводник и каким является он сам, этот старейший из
подводников-североморцев.
Присматриваюсь к нему внимательно и давно. С первой же встречи он
располагает к себе спокойной уверенностью, основательностью знаний,
скромностью, которая вполне сочетается с достоинством. На Севере он с 1933
года, с момента создания флота, пришел с первыми кораблями, был тогда
командиром торпедной группы на подводной лодке типа "Декабрист" ("Д-1"), как
вахтенный командир, встречал Сталина, Ворошилова, Кирова, когда те посетили
корабль в пути с Балтики, на рейде Сороки (Беломорска). Географию и
природные особенности Северного театра знает прекрасно, равно как и
возможности подводных лодок. Прошел хорошую школу флотской службы, начав ее
по комсомольской путевке, что типично для тысяч людей нашего поколения.
Несомненно, обладает талантом воспитателя: способностью не навязывать свое
мнение, а так нацеливать человека советами попросту, что тот вроде сам
приходит к должному выводу. Многие командиры-подводники уже обязаны
Колышкину своими успехами. И не только успехами. Война -- дело серьезное и
жестокое, она беспощадна к тем, кто допускает ошибки. За каждой ошибкой на
войне, тем более на подводной лодке, может быть роковой исход для корабля,
значит, для всего экипажа. Присутствие Колышкина обеспечивающим в походах
уберегло не одного командира от опрометчивого шага, от преждевременного
риска, гарантировало успех.
75
Пример с Фисановичем характерный, но далеко не единственный. Не менее
характерен пример с Би-беевым. Я вспомнил о нем, перелистывая дневник за
декабрь и найдя запись от 15 декабря:
"Центральным событием дня было возвращение "Д-3" с позиции. Она
потопила три транспорта -- один 26 ноября, 6000 тонн, один -- 5 декабря, 10
000 тонн, и один 6 декабря, 9500 тонн. Все они направлялись на восток
(Киркенес, Петсамо) с грузами. В первом случае в охранении находились два
тральщика, по характеру маневрирования они шли с тралами, расчищая путь
транспорту, никаких действий против лодки предпринять не успели. Во втором
случае два транспорта следовали под охраной одного малого миноносца, который
также не предпринял действий против "Д-3" и ограничился лишь снятием людей с
погружавшегося транспорта'. В третьем случае транспорт охраняли два
тральщика. Пока поврежденное взрывом торпеды судно тонуло, один из них
снимал людей с кормы, другой бездействовал, никаких поисков лодки не
предпринимал, не желая, по всей вероятности, идти на лишний риск в условиях
полярной ночи.
Командир "Д-3" капитан 3 ранга М. Бибеев показал себя не плохо, но
основную роль играл в походе комдив Колышкин..."
Прочитав эту запись, я и вспомнил о первом под командованием Бибеева
сентябрьском походе "Д-3". Бибеев только принял лодку. Она тогда еще не