---------------------------------------------------------------
OCR: Заостровцев Г. А.
---------------------------------------------------------------
ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР МОСКВА-1960
К ЧИТАТЕЛЯМ
основу записок, объединенных названием "Вместе с флотом", взяты мои
дневники 1941 --1945 годов. На протяжении пяти лет, с первого дня войны и
вплоть до момента, когда обстановка позволила наконец отменить военный режим
на Северном театре, я часто обращался к своим дневникам, чтобы внести в них
наиболее примечательное, на мой взгляд. Таким образом, ко многим
воспоминаниям североморцев, уже вышедшим в свет, я прибавляю записки
командующего флотом. Они предоставят читателям возможность увидеть боевую
жизнь Северного флота в годы Великой Отечественной войны с флагманского
командного пункта, откуда приводились в действие разнородные силы флота на
всем обширном пространстве Северного театра.
Выражаю признательность писателю Е. С. Юнге за творческую помощь в
работе над этой книгой.
Автор
ГЛАВА ПЕРВАЯ
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ДНЕВНИКОМ
записях, которые я вел с первых дней Великой Отечественной войны, нет
многого, с чем связано распространенное представление о дневнике. Нет
потому, что я считал ненужным углубляться в область личного, интимного, в
душевные переживания. Да и не хватало времени для таких записей. Слишком
много более важных событий, ярких эпизодов, героических и трагических судеб
других людей концентрировалось вокруг. Ведь командующий флотом был обязан
заниматься всем, что составляло повседневную деятельность сложного флотского
организма в рамках того театра, на котором данный флот действовал. Для
Северного флота в годы войны это было пространство от Шпицбергена до бухты
Тикси, равное пространству от Риги до Иркутска. Стоило только представить
себе это, и человек в должности командующего флотом поневоле ощущал на своих
плечах тяжесть обязанностей, порученных ему. Конечно, я был не один. Меня
поддерживали товарищи по руководству, такие же коммунисты, как и я, -- член
Военного совета, начальник штаба, начальник политуправления, командующий
авиацией флота, командиры соединений. Но командующий флотом оставался
командующим флотом и нес всю полноту ответственности за положение на театре.
Когда было получено официальное сообщение о начале войны, в моем
кабинете находились член Военного совета А. А. Николаев, начальник штаба
флота С. Г. Кучеров, начальник политуправления Н. А. Торик. Не помню, кому
пришла мысль спросить о возрасте присутствующих, но выяснилось, что среди
нас нет никого старше тридцати пяти лет и ни один из нас не имеет опыта
управления флотом в военное время 1иа таком обширном и трудном
морском театре. В этот момент -- так показалось мне тогда -- мы прочли
в глазах друг друга невысказанное вслух: по-настоящему осознанное
беспокойство за все, что нам было поручено возглавлять и за что мы с тех пор
больше, чем когда-либо, должны были ежечасно, ежеминутно, в самых тяжелых
условиях держать ответ.
Тут и уместно вспомнить о том, как я стал командующим Северным флотом.
Ибо моя биография, подобно биографиям других советских военачальников, может
быть иллюстрацией, наглядно подтверждающей мудрость партийного принципа
расстановки сил и смелого выдвижения молодых кадров.
Даже в самую романтическую пору моей жизни я не помышлял стать моряком.
Да и не было их ни у нас в роду, ни в других семьях казачьей станицы
Прохладной на Северном Кавказе, где я родился, провел детство и юность. Отец
-- казак, на действительной военной службе окончил школу ветеринарных
фельдшеров, после чего вернулся в станицу и начал работать по своей новой
специальности. В 1920 году, когда отгремела гражданская война, я еще
подростком вступил в комсомол, а через два года уехал в Ростов-на-Дону, на
рабфак. Совмещал учебу, как большинство слушателей, со всякого рода работой,
лишь бы прокормиться, главным образом в порту, где удавалось наниматься "а
разгрузку или погрузку судов. Закончив рабфак, перебрался в Москву, чтобы
учиться дальше в Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Оттуда в 1925
году уехал по комсомольскому набору на флот. Так что ни с каким-либо
призванием или родительским наказом, ни с романтическим стремлением к
морю.мое определение в моряки не было связано. Комсомол послал меня, как и
тысячи других комсомольцев, на флот, а все дальнейшее зависело от выбора
специальности, воспитания и в первую очередь от желания учиться. Тринадцать
лет шло мое формирование как моряка: в рядовых должностях на корабле, в
училище; на разных театрах -- Балтике, Черном море, Каспии, Тихом океане,
Севере, Амуре и в других местах. Был я штурманом, минером, помощником
командира миноносца, командиром дивизиона торпедных катеров и начальником
штаба бригады, преподавателем на курсах и в училище, командиром дивизиона
миноносцев, начальником штаба флота. Учился на курсах повышения квалификации
командного состава, опять служил на кораблях, опять после того учился,
уже в академии. Тринадцать лет партия растила меня, прежде чем выдвинуть на
должность командующего Северным флотом. Вызов в июле 1940 года в Москву и
встреча с И. В. Сталиным, после которой состоялось назначение на Север, --
это был итог флотской практики, пройденной под повседневным, руководством
партии.
Разумеется, помню в подробностях все, что было связано с этим
назначением.
• Помню, что первые вопросы, заданные мне, когда
вместе с тогдашним Наркомом Военно-Морского Флота
Н. Г. Кузнецовым я был принят И. В. Сталиным и чле
нами Политбюро, принадлежали К. Е. Ворошилову и
относились не к Северу, но к Амуру, откуда я недавно
приехал. !
Только после моих ответов на эти вопросы зашел разговор о Севере.
-- Там сейчас нет порядка и дисциплины, комфлот лишь спорит с
рыбниками, а дело стоит, --сказал И. В. Сталин.--Между тем театр большой
важности, очень сложный, открытый, по-настоящему 'Океанский театр, не в
пример Балтике и Черному морю. И надо не забывать, что во время различных
войн в западных и южных европейских водах связь между западными
государствами и Россией была более обеспеченной по северному направлению,
нежели через балтийские порты...
За этими лаконичными словами стояло многое.
Мы получили от царизма в наследство обширный морской театр, но
малоизвестный по условиям для боевых действий флота, получили беззащитные
побережья, не имевшие на тысячи миль ни одной базы для стоянки кораблей. Все
пришлось создавать, строить, прокладывать. И все это к 1940 году уже было
сделано Советской властью за двадцать лет с небольшим: заново построена
Мурманская (Кировская) железная дорога, проложен Беломорско-Балтийский
канал, стал настоящим портом Мурманск, создана временная главная база для
флота в Полярном на месте крохотного поселка Александровска-на-Мурмане,
создан флот, ядро которого составили корабли, проведенные из Кронштадта по
Беломорско-Бал-тийскому каналу. Было в разгаре освоение Арктики и Северного
морского пути, пролегающего через наши
моря. Иначе говоря, деятельность Северного флота определялась значением
двух основных магистральных коммуникаций, смыкающихся на театре: внешней --
с запада, через Атлантику, и внутренней -- с востока, из Тихого океана по
Северному морскому пути.
-- Так что же, значит, товарищ Головко берется за это дело? --
продолжал звучать в моих ушах вопрос, с которьгм Сталин обратился ко мне. Я
ответил, что буду стараться, но не знаю, как у меня выйдет. На этом разговор
был закончен. Назначение, одобренное членами Политбюро, состоялось.
С тех пор шесть лет я командовал Северным флотом. Четыре года из них
были годами ожесточенной войны, навязанной нам фашизмом, причем с явным
преимуществом противника в силах на театре в течение первых двух лет. Почти
год перед ней пришлось в самые сжатые сроки выправлять положение, созданное
недостаточным вниманием к насущным нуждам флота.
Мало было знать, что мы имеем впервые в истории настоящий флот на
Севере, имеем базу для него в самом удобном по природным условиям месте,
имеем моряков, пришедших из разных уголков нашей страны и уже ставших
ревностными патриотами-североморцами. Надо было наряду с этим располагать
боеспособными кораблями, всегда готовыми к действиям в любой обстановке;
надо было для этого располагать в базе такими возможностями обеспечения
боевых сил флота всем необходимым и в наикратчайшие сроки, чтобы корабли
действительно могли быть в постоянной готовности, отвечающей требованиям
самой сложной обстановки.
Увы, ни корабли, ни база для них, ни степень боевой подготовки личного
состава еще не удовлетворяли в 1940 году этим требованиям. В чем я и
убедился, как только познакомился с положением на месте и принял флот у
своего предшественника -- товарища по военно-морскому училищу контр-адмирала
В. Дрозда, с которым мы очень дружили.
Вступил я в командование флотом 7 августа 1940 года и только в тот день
уразумел справедливость народной поговорки: "Взялся за гуж -- не говори, что
не дюж"... Памятный оказался "гуж". Действительность подтвердила оценку
положения, которую дал И. В. Сталин в присутствии членов Политбюро и наркома
Н. Г. Кузне-
цова: на Северном флоте было плохо с дисциплиной и порядком. Хотя после
финской кампании, в которой участвовал Северный флот, обеспечивая перевозки,
прошло несколько месяцев, почти все миноносцы, в том числе новые, нуждались
в серьезном ремонте, поскольку использовались корабли не по-хозяйски.
Настоящей же судоремонтной базы у флота еще не было. Несколько в лучшем
техническом состоянии находились подводные лодки, но уровень подготовки их
командиров и экипажей к выполнению задач, определенных лодкам, следовало
поднимать заново, так как после финской кампании произошли всяческие
перемещения командного состава. Печальный факт с "Д-1" имел прямое отношение
к уровню подготовки.
Стряслось это в ноябре, на четвертый месяц моего командования флотом.
Три месяца ушло на заботы и хлопоты, связанные с неотложными вопросами
флотской жизни, в частности судоремонта и материального обеспечения
кораблей. Все осложнялось масштабами театра, трудными условиями для
базирования, тяжелой метеорологической обстановкой. Однако никто из нас не
имел • права забывать о главном --о боевой подготовке флота. И такая
подготовка продолжалась изо дня в день.
Для этого в ноябре была направлена в Мотовский залив подводная лодка
"Д-1". Командовал ею.уже около года капитан-лейтенант Ельтищев. Считался он,
как аттестовал его командир бригады Павлуцкий, неплохим командиром, был
допущен к самостоятельному управлению подводным кораблем.
Когда "Д-1" начала учение, за ней наблюдали береговые посты. Кроме
того, она доносила по радио о своих действиях. Было отмечено1,
что лодка погрузилась. Несколько минут с берега видели ее перископ, затем он
исчез.
Миновали все сроки для всплытия, но "Д-1" так и не появилась на
поверхности. Многократные запросы по радио остались без ответа. С береговых
батарей и постов освещали залив прожекторами, давали прожекторными лучами
позывные лодки -- тщетно...
На миноносце я вышел в район, где исчезла "Д-1".
В течение ночи мы осмотрели Мотовский залив вдоль и поперек, а под утро
заметили на поверхности большое пятно -- соляр и пробковую крошку. Вокруг
пятна пла-
9
вали мелкие щепки, вероятно остатки деревянных частей отделки
внутренних помещений, и среди них единственная матросская бескозырка.
Тотчас были вызваны тральщики и спасательное судно ЭПРОНа, снабженное
металлоискателем.
Целую неделю я провел вместе с поисковыми судами в районе исчезновения
"Д-1". Поиски были тщетными. Конечно, лодка погибла. О причинах гибели
строились всякие предположения. Одни считали, что в заливе находилась чужая
подводная лодка, она, мол, подкараулила "Д-1" и потопила ее. Другие
полагали, что в Мотовском заливе кем-то поставлены мины и что лодка
подорвалась на одной из них. Наиболее вероятным следовало предполагать
роковую ошибку, допущенную командиром. Подводные лодки этого типа, принимая
балласт, погружались довольно быстро. Скорее всего, Ельтищев не справился с
управлением и не сумел удержать лодку хотя бы на предельной для нее глубине.
А значит, "Д-1" раздавило давлением воды: щепки и пробка на поверхности
подтверждали это.
Последствиями трагического случая с "Д-1" было следующее: мне, как
командующему флотом, объявили строгий выговор, командира бригады Павлуцкого,
который планировал выход лодки на учение, сняли с должности. В качестве меры
для неповторения подобных случаев было предписано (итог деятельности многих
комиссий): "Подводным лодкам на глубинах моря больше рабочей глубины лодки
не погружаться". Такое решение по сути вело к прекращению подводной
подготовки, ибо глубины в Баренцевом море везде значительно превышают
рабочую глубину любой лодки, а Белое море с его подходящими глубинами к тому
времени уже замерзло.
Мои неоднократные просьбы пересмотреть и отменить это решение успеха не
имели. В ответ предлагалось подводным лодкам погружаться в устье реки Колы
-- большую нелепость трудно себе представить.
Надо было ждать лета, когда вскроется Белое море, а ждать было некогда,
непростительно, преступно: война, развязанная немецким фашизмом в Европе,
все ближе придвигалась к нашим государственным границам. Гитлеровцы уже
хозяйничали по соседству с нашим Заполярьем -- в оккупированной ими
Норвегии. Хотелось верить, что нам удастся отсрочить начало этой неминуемой
10
войны с фашизмом, но руководствоваться следовало прекрасным правилом, о
котором напоминала широко известная песня Василия Ивановича Лебедева-Кумача,
ставшая народной: "Если завтра война, если враг нападет -- будь сегодня к
походу готов". Ни у кого из нас, кто размышлял над обстановкой и
присматривался к тактике гитлеровцев, не было уверенности, что мы доживем до
лета без войны.
Поэтому я посоветовался с новым командиром бригады подводных лодок Н.
И. Виноградовым (ныне адмиралом), с которым был связан не просто
товарищескими отношениями по совместной учебе в академии, но и единством
взглядов по военно-морским вопросам, убедился в том, что он так же, как я,
относится к делу, и решил продолжать подводную подготовку. Нельзя было
пасовать перед формальными преградами. Время не ждало. Подводную подготовку
следовало продолжать в море, а не в устье Колы.
Договорился с Виноградовым', получил поддержку члена Военного совета А.
А. Николаева, начальника штаба флота С. Г. Кучерова и начальника
политуправле-, ния Н. А. Торика.
Поступили мы правильно, и к маю 1941 года экипажи почти всех подводных
лодок уже отрабатывали основное в подготовке -- проходили торпедные атаки.
Это было время напряженной практики подводников-североморцев и моего
близкого знакомства с ними, когда я узнал тех, на кого смело мог положиться
в дальнейшем. Колышкин, Лунин, Моисеев, Гаджиев, Котельников, Столбов -- вот
ядро командиров, на которых уже тогда равнялись все, кто служил на подводных
лодках.
Одно дело было сделано и, как показало ближайшее будущее, вполне
оправдало себя: подготовка, о чем в Москве, в наркомате, отлично знали,
стоила риска.
1 Назначение Николая Игнатьевича Виноградова командиром
бригады подводных лодок было сделано по моей просьбе. И я не ошибся в своем
выборе. Весь период войны, пока Н. И. Виноградов был командиром бригады, он
правильно руководил подготовкой экипажей подводных лодок своей бригады и
особенно командиров лодок. Подготовка проводилась с учетом действий лодок в
том же районе, в каком действовали и наши надводные корабли и авиация. Это
обстоятельство больше всего требовало взаимопонимания. Должен сказать, что
на протяжении ряда лет мы с Виноградовым хорошо понимали' друг друга, и это,
безусловно, принесло пользу.
11
Сложнее обстояло с миноносцами. Два из них около года были прикованы к
причалу, остальные также находились в ремонте, хотя в более коротком по
срокам. В строю их не было и в мае 1941 года, когда на флот приехала
инспекция из наркомата, возглавляемая адмиралом Галлером. Все же и меры по
ускорению ремонта механизмов на миноносцах (то и дело обнаруживались дефекты
там, где их не ожидали, причем на новых кораблях), и меры по боевой
подготовке личного состава этих основных для Северного флота надводных
кораблей, принятые с августа по май, создавали у меня полную уверенность в
том, что в самое ближайшее время миноносцы по-настоящему, а не ради
видимости благополучия на флоте, будут в строю. Тем не менее из-за
формального отсутствия их в списке действующих кораблей инспекция сделала
вывод, что Северный флот "в силу этого не боеспособен", хотя одновременно
признала хорошим состояние многого в жизни, работе и в боевой учебе на
флоте.
.Формально инспекция была права, но лишь формально. Фактически ей,
конечно, не следовало делать 'столь расхолаживающего и явно неверного
вывода: до ввода миноносцев в строй оставалось максимум две -- три недели.
Люди на кораблях знали свое дело и работали не покладая рук, не считаясь со
временем, не щадя себя. Такие командиры, как Е. Симонов, Колчин, Гурин,
Фокин, Гончар, Иванов и другие, получив поддержку и конкретную помощь,
показали себя умелыми организаторами боевой подготовки и сплоченности
экипажей. Пожалуй, наибольшую радость мне доставило то, что вывод инспекции,
подобный ушату холодной воды в самый неподходящий момент, не смог повлиять
расхолаживающе на людей и не снизил уже взятые темпы подготовки.
Ибо многие на флоте понимали все яснее, что дело шло к суровой проверке
действительной боеспособности наших кораблей -- надводных и подводных в
равной мере. Чаще и чаще к нам поступали сведения о прибытии крупных
соединений немецко-фашистских войск на территорию Северной Норвегии и
Финляндии. Чаще и чаще переходили нашу границу беженцы из Финмарка --
норвежской области на побережье Баренцева моря. Их рассказы, наши наблюдения
-- словом, все предупреждало, что надо быть начеку, что надо еще быстрее
устранять недочеты в боевой подготовке.
Могу теперь чистосердечно признаться: это был самый серьезный экзамен,
устроенный жизнью и мне лично как военачальнику.
Нелегко пришлось, очень нелегко, но я успел за это время познакомиться
с театром. Первое впечатление, как только я увидел суровую красоту Заполярья
с его величественными гранитными берегами, с его ледниками, осталось
неизгладимым. Все здесь поражало мощью, угрюмым величием: гранитные
скалы-горы, голые или покрытые мхом и поросшие карликовой березкой,
вознесшиеся над морем; грандиозность морских просторов, почти всегда
неспокойных, часто штормовых; продолжительность и фантастичность полярной
ночи с причудливыми сполохами северного сияния в полнеба над гранитным
безлюдьем, над кипением прибоя у подножий черных утесов; лютость океанских
непогод, панорама голубых арктических льдов под не заходящим долгие месяцы
солнцем; суровость всего, что окружало человека, что сперва подавляло, затем
заставляло приспосабливаться, искать и находить выход, а в конце концов
воспитывало настоящих моряков.
Северный флот уже имел их. Это были обыкновенные советские люди, многие
из которых до военной службы вообще не видели моря. На Севере они прошли
хорошую школу морской практики, почему и держались уверенно и спокойно в
лишениях и трудностях, каких было немало. Располагая такими кадрами, большим
количеством коммунистов и комсомольцев, флот должен был выдержать любой
натиск врага.
И он выдержал, что является, как известно, историческим фактом.
Вот чем запомнился мне первый период командования Северным флотом,
лежащий по времени за пределами дневника военных лет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
опулярная всюду в нашей стране песня "Если завтра война" отзвучала на
Севере уже 17 июня 1941 года, за пять суток до официального сообщения о
нападении гитлеровцев. Именно в тот день всем на флоте стало ясно, что война
из растяжимого понятия "завтра"" перешла в область конкретного "сегодня". В
тот же день всем стало ясно еще одно: мы не зря торопились с боевой
подготовкой у себя на; флоте; не зря отрабатывали многое, что приучало массу
людей быть собранными, бдительными в любой момент.
Поэтому и не захватили нас врасплох действия гитлеровцев. Тем более,
что у себя иа флоте мы напряженно присматривались к обстановке по ту сторону
границы: и в море и на берегу. Особенно с тех пор, когда немецко-фашистские
войска с помощью предателя Квислинга и его сообщников вторглись в Норвегию,
оккупировали ее и захватили северные порты этой страны -- Барде, Вадсе и
Киркенес, расположенные в непосредственной близости к нашему Заполярью.
Немногочисленный, но храбрый норвежский народ мужественно защищался против
двойного врага: оккупантов и предателей. Однако силы были слишком неравны
для того, чтобы норвежцы могли противостоять захватчикам. Затем гитлеровцы
беспрепятственно вошли в Финляндию и заняли район Петсамо -- старинную
русскую область Печенгу, примыкающую к тогдашней советско-финляндской
границе. Нам было известно (по данным разведки и по сведениям, получаемым от
беженцев из норвежской области Финмарк), что немецко-фашистское командование
непрерывно накапливало свои войска и технику в Северной Норвегии и в
пограничных с нами районах Финляндии. В районе Петсамо
14
находились части горно-егерского корпуса (не меньше трех дивизий) под
командованием генерал-полковника Дитла, на аэродромах этого района уже было
свыше сотни боевых самолетов, а вдоль норвежского и финляндского побережья
значительно усилилось движение различных судов. Нам также было известно, что
гитлеровцы накапливают в северных норвежских шхерах и фьордах значительные
военно-морские силы; что уже создана военно-морская группа "Норд" под
командованием фашистского генерал-адмирала Бэма; что надводные корабли и
подводные лодки гитлеровского флота продолжают прибывать в базы, находящиеся
неподалеку от советско-норвежско-финляндской границы. Наши береговые посты
отмечали в нескольких местах вблизи территориальных вод Советского Заполярья
перископы подводных лодок. Все убеждало, что фа-шистский зверь готовился к
прыжку в нашу сторону.
Располагая информацией, предупреждавшей об этом, мы, однако, не имели
ни соответствующих указаний, как вести себя дальше, ни достаточных сил и
средств для отпора, если гитлеровцы перейдут в нападение. Сил и средств,
чтобы выдержать натиск врага и отразить его, на Севере было явно мало,
особенно авиации и наземных войск. Пограничный район, который затем получил
наименование мурманского направления, оборонялся всего лишь одной стрелковой
дивизией, и то неполного состава, сильно поредевшей по всяким причинам
мирного времени. Новых типов самолетов авиация флота еще не получила.
Северный флот располагал несколькими самолетами типа "СБ", а наш сосед--
14-я армия, прикрывавшая границу от Кольского залива до Кандалакши, --
полком таких самолетов. Иными словами, если брать соотношение сил лишь в
абсолютных цифрах, по количеству и по оснащенности современными для того
периода боевыми средствами, если учитывать готовность не фактическую (что
было результатом инициативы на самом флоте), а формальную, то есть в
соответствии с указаниями свыше на этот счет, Северный флот и сухопутные
войска, расположенные на участке, примыкавшем к государственной границе в
районе Кольского полуострова, должны" были оказаться в самом невыгодном
положении с первого часа военных действий.
Помог нам, как ни парадоксально это, сам противник. Немецко-фашистское
командование не отличалось дальновидностью в своих планах. Оно делало ставку
на все то, что могло принести успех ему лишь на первых порах, -- на
вероломство, на психологическое воздействие внезапностью удара и "а
превосходство в силах, хотя бы и временное. Располагая войсками, уже
привыкшими действовать в расчете на такие условия ведения войны --
совокупностью этих приемов была оккупирована Европа, -- гитлеровцы настолько
уверовали в неотразимость их, что перестали соблюдать элементарную
осторожность. Они сами же в течение нескольких суток, предшествовавших
официальному началу войны, дали нам понять, что нападение совершится если не
с часу на час, то со дня на день. А это должно было, в свою очередь, служить
предупреждением, что они нацеливаются и обязательно попытаются захватить
Мурманск -- наш единственный в Заполярье незамерзающий порт, который дает
выход в океан и вместе с тем связан железнодорожной магистралью со всей
страной. Иначе немецко-фашистскому командованию не понадобилось бы
OCR: Заостровцев Г. А.
---------------------------------------------------------------
ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР МОСКВА-1960
К ЧИТАТЕЛЯМ
основу записок, объединенных названием "Вместе с флотом", взяты мои
дневники 1941 --1945 годов. На протяжении пяти лет, с первого дня войны и
вплоть до момента, когда обстановка позволила наконец отменить военный режим
на Северном театре, я часто обращался к своим дневникам, чтобы внести в них
наиболее примечательное, на мой взгляд. Таким образом, ко многим
воспоминаниям североморцев, уже вышедшим в свет, я прибавляю записки
командующего флотом. Они предоставят читателям возможность увидеть боевую
жизнь Северного флота в годы Великой Отечественной войны с флагманского
командного пункта, откуда приводились в действие разнородные силы флота на
всем обширном пространстве Северного театра.
Выражаю признательность писателю Е. С. Юнге за творческую помощь в
работе над этой книгой.
Автор
ГЛАВА ПЕРВАЯ
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ДНЕВНИКОМ
записях, которые я вел с первых дней Великой Отечественной войны, нет
многого, с чем связано распространенное представление о дневнике. Нет
потому, что я считал ненужным углубляться в область личного, интимного, в
душевные переживания. Да и не хватало времени для таких записей. Слишком
много более важных событий, ярких эпизодов, героических и трагических судеб
других людей концентрировалось вокруг. Ведь командующий флотом был обязан
заниматься всем, что составляло повседневную деятельность сложного флотского
организма в рамках того театра, на котором данный флот действовал. Для
Северного флота в годы войны это было пространство от Шпицбергена до бухты
Тикси, равное пространству от Риги до Иркутска. Стоило только представить
себе это, и человек в должности командующего флотом поневоле ощущал на своих
плечах тяжесть обязанностей, порученных ему. Конечно, я был не один. Меня
поддерживали товарищи по руководству, такие же коммунисты, как и я, -- член
Военного совета, начальник штаба, начальник политуправления, командующий
авиацией флота, командиры соединений. Но командующий флотом оставался
командующим флотом и нес всю полноту ответственности за положение на театре.
Когда было получено официальное сообщение о начале войны, в моем
кабинете находились член Военного совета А. А. Николаев, начальник штаба
флота С. Г. Кучеров, начальник политуправления Н. А. Торик. Не помню, кому
пришла мысль спросить о возрасте присутствующих, но выяснилось, что среди
нас нет никого старше тридцати пяти лет и ни один из нас не имеет опыта
управления флотом в военное время 1иа таком обширном и трудном
морском театре. В этот момент -- так показалось мне тогда -- мы прочли
в глазах друг друга невысказанное вслух: по-настоящему осознанное
беспокойство за все, что нам было поручено возглавлять и за что мы с тех пор
больше, чем когда-либо, должны были ежечасно, ежеминутно, в самых тяжелых
условиях держать ответ.
Тут и уместно вспомнить о том, как я стал командующим Северным флотом.
Ибо моя биография, подобно биографиям других советских военачальников, может
быть иллюстрацией, наглядно подтверждающей мудрость партийного принципа
расстановки сил и смелого выдвижения молодых кадров.
Даже в самую романтическую пору моей жизни я не помышлял стать моряком.
Да и не было их ни у нас в роду, ни в других семьях казачьей станицы
Прохладной на Северном Кавказе, где я родился, провел детство и юность. Отец
-- казак, на действительной военной службе окончил школу ветеринарных
фельдшеров, после чего вернулся в станицу и начал работать по своей новой
специальности. В 1920 году, когда отгремела гражданская война, я еще
подростком вступил в комсомол, а через два года уехал в Ростов-на-Дону, на
рабфак. Совмещал учебу, как большинство слушателей, со всякого рода работой,
лишь бы прокормиться, главным образом в порту, где удавалось наниматься "а
разгрузку или погрузку судов. Закончив рабфак, перебрался в Москву, чтобы
учиться дальше в Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Оттуда в 1925
году уехал по комсомольскому набору на флот. Так что ни с каким-либо
призванием или родительским наказом, ни с романтическим стремлением к
морю.мое определение в моряки не было связано. Комсомол послал меня, как и
тысячи других комсомольцев, на флот, а все дальнейшее зависело от выбора
специальности, воспитания и в первую очередь от желания учиться. Тринадцать
лет шло мое формирование как моряка: в рядовых должностях на корабле, в
училище; на разных театрах -- Балтике, Черном море, Каспии, Тихом океане,
Севере, Амуре и в других местах. Был я штурманом, минером, помощником
командира миноносца, командиром дивизиона торпедных катеров и начальником
штаба бригады, преподавателем на курсах и в училище, командиром дивизиона
миноносцев, начальником штаба флота. Учился на курсах повышения квалификации
командного состава, опять служил на кораблях, опять после того учился,
уже в академии. Тринадцать лет партия растила меня, прежде чем выдвинуть на
должность командующего Северным флотом. Вызов в июле 1940 года в Москву и
встреча с И. В. Сталиным, после которой состоялось назначение на Север, --
это был итог флотской практики, пройденной под повседневным, руководством
партии.
Разумеется, помню в подробностях все, что было связано с этим
назначением.
• Помню, что первые вопросы, заданные мне, когда
вместе с тогдашним Наркомом Военно-Морского Флота
Н. Г. Кузнецовым я был принят И. В. Сталиным и чле
нами Политбюро, принадлежали К. Е. Ворошилову и
относились не к Северу, но к Амуру, откуда я недавно
приехал. !
Только после моих ответов на эти вопросы зашел разговор о Севере.
-- Там сейчас нет порядка и дисциплины, комфлот лишь спорит с
рыбниками, а дело стоит, --сказал И. В. Сталин.--Между тем театр большой
важности, очень сложный, открытый, по-настоящему 'Океанский театр, не в
пример Балтике и Черному морю. И надо не забывать, что во время различных
войн в западных и южных европейских водах связь между западными
государствами и Россией была более обеспеченной по северному направлению,
нежели через балтийские порты...
За этими лаконичными словами стояло многое.
Мы получили от царизма в наследство обширный морской театр, но
малоизвестный по условиям для боевых действий флота, получили беззащитные
побережья, не имевшие на тысячи миль ни одной базы для стоянки кораблей. Все
пришлось создавать, строить, прокладывать. И все это к 1940 году уже было
сделано Советской властью за двадцать лет с небольшим: заново построена
Мурманская (Кировская) железная дорога, проложен Беломорско-Балтийский
канал, стал настоящим портом Мурманск, создана временная главная база для
флота в Полярном на месте крохотного поселка Александровска-на-Мурмане,
создан флот, ядро которого составили корабли, проведенные из Кронштадта по
Беломорско-Бал-тийскому каналу. Было в разгаре освоение Арктики и Северного
морского пути, пролегающего через наши
моря. Иначе говоря, деятельность Северного флота определялась значением
двух основных магистральных коммуникаций, смыкающихся на театре: внешней --
с запада, через Атлантику, и внутренней -- с востока, из Тихого океана по
Северному морскому пути.
-- Так что же, значит, товарищ Головко берется за это дело? --
продолжал звучать в моих ушах вопрос, с которьгм Сталин обратился ко мне. Я
ответил, что буду стараться, но не знаю, как у меня выйдет. На этом разговор
был закончен. Назначение, одобренное членами Политбюро, состоялось.
С тех пор шесть лет я командовал Северным флотом. Четыре года из них
были годами ожесточенной войны, навязанной нам фашизмом, причем с явным
преимуществом противника в силах на театре в течение первых двух лет. Почти
год перед ней пришлось в самые сжатые сроки выправлять положение, созданное
недостаточным вниманием к насущным нуждам флота.
Мало было знать, что мы имеем впервые в истории настоящий флот на
Севере, имеем базу для него в самом удобном по природным условиям месте,
имеем моряков, пришедших из разных уголков нашей страны и уже ставших
ревностными патриотами-североморцами. Надо было наряду с этим располагать
боеспособными кораблями, всегда готовыми к действиям в любой обстановке;
надо было для этого располагать в базе такими возможностями обеспечения
боевых сил флота всем необходимым и в наикратчайшие сроки, чтобы корабли
действительно могли быть в постоянной готовности, отвечающей требованиям
самой сложной обстановки.
Увы, ни корабли, ни база для них, ни степень боевой подготовки личного
состава еще не удовлетворяли в 1940 году этим требованиям. В чем я и
убедился, как только познакомился с положением на месте и принял флот у
своего предшественника -- товарища по военно-морскому училищу контр-адмирала
В. Дрозда, с которым мы очень дружили.
Вступил я в командование флотом 7 августа 1940 года и только в тот день
уразумел справедливость народной поговорки: "Взялся за гуж -- не говори, что
не дюж"... Памятный оказался "гуж". Действительность подтвердила оценку
положения, которую дал И. В. Сталин в присутствии членов Политбюро и наркома
Н. Г. Кузне-
цова: на Северном флоте было плохо с дисциплиной и порядком. Хотя после
финской кампании, в которой участвовал Северный флот, обеспечивая перевозки,
прошло несколько месяцев, почти все миноносцы, в том числе новые, нуждались
в серьезном ремонте, поскольку использовались корабли не по-хозяйски.
Настоящей же судоремонтной базы у флота еще не было. Несколько в лучшем
техническом состоянии находились подводные лодки, но уровень подготовки их
командиров и экипажей к выполнению задач, определенных лодкам, следовало
поднимать заново, так как после финской кампании произошли всяческие
перемещения командного состава. Печальный факт с "Д-1" имел прямое отношение
к уровню подготовки.
Стряслось это в ноябре, на четвертый месяц моего командования флотом.
Три месяца ушло на заботы и хлопоты, связанные с неотложными вопросами
флотской жизни, в частности судоремонта и материального обеспечения
кораблей. Все осложнялось масштабами театра, трудными условиями для
базирования, тяжелой метеорологической обстановкой. Однако никто из нас не
имел • права забывать о главном --о боевой подготовке флота. И такая
подготовка продолжалась изо дня в день.
Для этого в ноябре была направлена в Мотовский залив подводная лодка
"Д-1". Командовал ею.уже около года капитан-лейтенант Ельтищев. Считался он,
как аттестовал его командир бригады Павлуцкий, неплохим командиром, был
допущен к самостоятельному управлению подводным кораблем.
Когда "Д-1" начала учение, за ней наблюдали береговые посты. Кроме
того, она доносила по радио о своих действиях. Было отмечено1,
что лодка погрузилась. Несколько минут с берега видели ее перископ, затем он
исчез.
Миновали все сроки для всплытия, но "Д-1" так и не появилась на
поверхности. Многократные запросы по радио остались без ответа. С береговых
батарей и постов освещали залив прожекторами, давали прожекторными лучами
позывные лодки -- тщетно...
На миноносце я вышел в район, где исчезла "Д-1".
В течение ночи мы осмотрели Мотовский залив вдоль и поперек, а под утро
заметили на поверхности большое пятно -- соляр и пробковую крошку. Вокруг
пятна пла-
9
вали мелкие щепки, вероятно остатки деревянных частей отделки
внутренних помещений, и среди них единственная матросская бескозырка.
Тотчас были вызваны тральщики и спасательное судно ЭПРОНа, снабженное
металлоискателем.
Целую неделю я провел вместе с поисковыми судами в районе исчезновения
"Д-1". Поиски были тщетными. Конечно, лодка погибла. О причинах гибели
строились всякие предположения. Одни считали, что в заливе находилась чужая
подводная лодка, она, мол, подкараулила "Д-1" и потопила ее. Другие
полагали, что в Мотовском заливе кем-то поставлены мины и что лодка
подорвалась на одной из них. Наиболее вероятным следовало предполагать
роковую ошибку, допущенную командиром. Подводные лодки этого типа, принимая
балласт, погружались довольно быстро. Скорее всего, Ельтищев не справился с
управлением и не сумел удержать лодку хотя бы на предельной для нее глубине.
А значит, "Д-1" раздавило давлением воды: щепки и пробка на поверхности
подтверждали это.
Последствиями трагического случая с "Д-1" было следующее: мне, как
командующему флотом, объявили строгий выговор, командира бригады Павлуцкого,
который планировал выход лодки на учение, сняли с должности. В качестве меры
для неповторения подобных случаев было предписано (итог деятельности многих
комиссий): "Подводным лодкам на глубинах моря больше рабочей глубины лодки
не погружаться". Такое решение по сути вело к прекращению подводной
подготовки, ибо глубины в Баренцевом море везде значительно превышают
рабочую глубину любой лодки, а Белое море с его подходящими глубинами к тому
времени уже замерзло.
Мои неоднократные просьбы пересмотреть и отменить это решение успеха не
имели. В ответ предлагалось подводным лодкам погружаться в устье реки Колы
-- большую нелепость трудно себе представить.
Надо было ждать лета, когда вскроется Белое море, а ждать было некогда,
непростительно, преступно: война, развязанная немецким фашизмом в Европе,
все ближе придвигалась к нашим государственным границам. Гитлеровцы уже
хозяйничали по соседству с нашим Заполярьем -- в оккупированной ими
Норвегии. Хотелось верить, что нам удастся отсрочить начало этой неминуемой
10
войны с фашизмом, но руководствоваться следовало прекрасным правилом, о
котором напоминала широко известная песня Василия Ивановича Лебедева-Кумача,
ставшая народной: "Если завтра война, если враг нападет -- будь сегодня к
походу готов". Ни у кого из нас, кто размышлял над обстановкой и
присматривался к тактике гитлеровцев, не было уверенности, что мы доживем до
лета без войны.
Поэтому я посоветовался с новым командиром бригады подводных лодок Н.
И. Виноградовым (ныне адмиралом), с которым был связан не просто
товарищескими отношениями по совместной учебе в академии, но и единством
взглядов по военно-морским вопросам, убедился в том, что он так же, как я,
относится к делу, и решил продолжать подводную подготовку. Нельзя было
пасовать перед формальными преградами. Время не ждало. Подводную подготовку
следовало продолжать в море, а не в устье Колы.
Договорился с Виноградовым', получил поддержку члена Военного совета А.
А. Николаева, начальника штаба флота С. Г. Кучерова и начальника
политуправле-, ния Н. А. Торика.
Поступили мы правильно, и к маю 1941 года экипажи почти всех подводных
лодок уже отрабатывали основное в подготовке -- проходили торпедные атаки.
Это было время напряженной практики подводников-североморцев и моего
близкого знакомства с ними, когда я узнал тех, на кого смело мог положиться
в дальнейшем. Колышкин, Лунин, Моисеев, Гаджиев, Котельников, Столбов -- вот
ядро командиров, на которых уже тогда равнялись все, кто служил на подводных
лодках.
Одно дело было сделано и, как показало ближайшее будущее, вполне
оправдало себя: подготовка, о чем в Москве, в наркомате, отлично знали,
стоила риска.
1 Назначение Николая Игнатьевича Виноградова командиром
бригады подводных лодок было сделано по моей просьбе. И я не ошибся в своем
выборе. Весь период войны, пока Н. И. Виноградов был командиром бригады, он
правильно руководил подготовкой экипажей подводных лодок своей бригады и
особенно командиров лодок. Подготовка проводилась с учетом действий лодок в
том же районе, в каком действовали и наши надводные корабли и авиация. Это
обстоятельство больше всего требовало взаимопонимания. Должен сказать, что
на протяжении ряда лет мы с Виноградовым хорошо понимали' друг друга, и это,
безусловно, принесло пользу.
11
Сложнее обстояло с миноносцами. Два из них около года были прикованы к
причалу, остальные также находились в ремонте, хотя в более коротком по
срокам. В строю их не было и в мае 1941 года, когда на флот приехала
инспекция из наркомата, возглавляемая адмиралом Галлером. Все же и меры по
ускорению ремонта механизмов на миноносцах (то и дело обнаруживались дефекты
там, где их не ожидали, причем на новых кораблях), и меры по боевой
подготовке личного состава этих основных для Северного флота надводных
кораблей, принятые с августа по май, создавали у меня полную уверенность в
том, что в самое ближайшее время миноносцы по-настоящему, а не ради
видимости благополучия на флоте, будут в строю. Тем не менее из-за
формального отсутствия их в списке действующих кораблей инспекция сделала
вывод, что Северный флот "в силу этого не боеспособен", хотя одновременно
признала хорошим состояние многого в жизни, работе и в боевой учебе на
флоте.
.Формально инспекция была права, но лишь формально. Фактически ей,
конечно, не следовало делать 'столь расхолаживающего и явно неверного
вывода: до ввода миноносцев в строй оставалось максимум две -- три недели.
Люди на кораблях знали свое дело и работали не покладая рук, не считаясь со
временем, не щадя себя. Такие командиры, как Е. Симонов, Колчин, Гурин,
Фокин, Гончар, Иванов и другие, получив поддержку и конкретную помощь,
показали себя умелыми организаторами боевой подготовки и сплоченности
экипажей. Пожалуй, наибольшую радость мне доставило то, что вывод инспекции,
подобный ушату холодной воды в самый неподходящий момент, не смог повлиять
расхолаживающе на людей и не снизил уже взятые темпы подготовки.
Ибо многие на флоте понимали все яснее, что дело шло к суровой проверке
действительной боеспособности наших кораблей -- надводных и подводных в
равной мере. Чаще и чаще к нам поступали сведения о прибытии крупных
соединений немецко-фашистских войск на территорию Северной Норвегии и
Финляндии. Чаще и чаще переходили нашу границу беженцы из Финмарка --
норвежской области на побережье Баренцева моря. Их рассказы, наши наблюдения
-- словом, все предупреждало, что надо быть начеку, что надо еще быстрее
устранять недочеты в боевой подготовке.
Могу теперь чистосердечно признаться: это был самый серьезный экзамен,
устроенный жизнью и мне лично как военачальнику.
Нелегко пришлось, очень нелегко, но я успел за это время познакомиться
с театром. Первое впечатление, как только я увидел суровую красоту Заполярья
с его величественными гранитными берегами, с его ледниками, осталось
неизгладимым. Все здесь поражало мощью, угрюмым величием: гранитные
скалы-горы, голые или покрытые мхом и поросшие карликовой березкой,
вознесшиеся над морем; грандиозность морских просторов, почти всегда
неспокойных, часто штормовых; продолжительность и фантастичность полярной
ночи с причудливыми сполохами северного сияния в полнеба над гранитным
безлюдьем, над кипением прибоя у подножий черных утесов; лютость океанских
непогод, панорама голубых арктических льдов под не заходящим долгие месяцы
солнцем; суровость всего, что окружало человека, что сперва подавляло, затем
заставляло приспосабливаться, искать и находить выход, а в конце концов
воспитывало настоящих моряков.
Северный флот уже имел их. Это были обыкновенные советские люди, многие
из которых до военной службы вообще не видели моря. На Севере они прошли
хорошую школу морской практики, почему и держались уверенно и спокойно в
лишениях и трудностях, каких было немало. Располагая такими кадрами, большим
количеством коммунистов и комсомольцев, флот должен был выдержать любой
натиск врага.
И он выдержал, что является, как известно, историческим фактом.
Вот чем запомнился мне первый период командования Северным флотом,
лежащий по времени за пределами дневника военных лет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
опулярная всюду в нашей стране песня "Если завтра война" отзвучала на
Севере уже 17 июня 1941 года, за пять суток до официального сообщения о
нападении гитлеровцев. Именно в тот день всем на флоте стало ясно, что война
из растяжимого понятия "завтра"" перешла в область конкретного "сегодня". В
тот же день всем стало ясно еще одно: мы не зря торопились с боевой
подготовкой у себя на; флоте; не зря отрабатывали многое, что приучало массу
людей быть собранными, бдительными в любой момент.
Поэтому и не захватили нас врасплох действия гитлеровцев. Тем более,
что у себя иа флоте мы напряженно присматривались к обстановке по ту сторону
границы: и в море и на берегу. Особенно с тех пор, когда немецко-фашистские
войска с помощью предателя Квислинга и его сообщников вторглись в Норвегию,
оккупировали ее и захватили северные порты этой страны -- Барде, Вадсе и
Киркенес, расположенные в непосредственной близости к нашему Заполярью.
Немногочисленный, но храбрый норвежский народ мужественно защищался против
двойного врага: оккупантов и предателей. Однако силы были слишком неравны
для того, чтобы норвежцы могли противостоять захватчикам. Затем гитлеровцы
беспрепятственно вошли в Финляндию и заняли район Петсамо -- старинную
русскую область Печенгу, примыкающую к тогдашней советско-финляндской
границе. Нам было известно (по данным разведки и по сведениям, получаемым от
беженцев из норвежской области Финмарк), что немецко-фашистское командование
непрерывно накапливало свои войска и технику в Северной Норвегии и в
пограничных с нами районах Финляндии. В районе Петсамо
14
находились части горно-егерского корпуса (не меньше трех дивизий) под
командованием генерал-полковника Дитла, на аэродромах этого района уже было
свыше сотни боевых самолетов, а вдоль норвежского и финляндского побережья
значительно усилилось движение различных судов. Нам также было известно, что
гитлеровцы накапливают в северных норвежских шхерах и фьордах значительные
военно-морские силы; что уже создана военно-морская группа "Норд" под
командованием фашистского генерал-адмирала Бэма; что надводные корабли и
подводные лодки гитлеровского флота продолжают прибывать в базы, находящиеся
неподалеку от советско-норвежско-финляндской границы. Наши береговые посты
отмечали в нескольких местах вблизи территориальных вод Советского Заполярья
перископы подводных лодок. Все убеждало, что фа-шистский зверь готовился к
прыжку в нашу сторону.
Располагая информацией, предупреждавшей об этом, мы, однако, не имели
ни соответствующих указаний, как вести себя дальше, ни достаточных сил и
средств для отпора, если гитлеровцы перейдут в нападение. Сил и средств,
чтобы выдержать натиск врага и отразить его, на Севере было явно мало,
особенно авиации и наземных войск. Пограничный район, который затем получил
наименование мурманского направления, оборонялся всего лишь одной стрелковой
дивизией, и то неполного состава, сильно поредевшей по всяким причинам
мирного времени. Новых типов самолетов авиация флота еще не получила.
Северный флот располагал несколькими самолетами типа "СБ", а наш сосед--
14-я армия, прикрывавшая границу от Кольского залива до Кандалакши, --
полком таких самолетов. Иными словами, если брать соотношение сил лишь в
абсолютных цифрах, по количеству и по оснащенности современными для того
периода боевыми средствами, если учитывать готовность не фактическую (что
было результатом инициативы на самом флоте), а формальную, то есть в
соответствии с указаниями свыше на этот счет, Северный флот и сухопутные
войска, расположенные на участке, примыкавшем к государственной границе в
районе Кольского полуострова, должны" были оказаться в самом невыгодном
положении с первого часа военных действий.
Помог нам, как ни парадоксально это, сам противник. Немецко-фашистское
командование не отличалось дальновидностью в своих планах. Оно делало ставку
на все то, что могло принести успех ему лишь на первых порах, -- на
вероломство, на психологическое воздействие внезапностью удара и "а
превосходство в силах, хотя бы и временное. Располагая войсками, уже
привыкшими действовать в расчете на такие условия ведения войны --
совокупностью этих приемов была оккупирована Европа, -- гитлеровцы настолько
уверовали в неотразимость их, что перестали соблюдать элементарную
осторожность. Они сами же в течение нескольких суток, предшествовавших
официальному началу войны, дали нам понять, что нападение совершится если не
с часу на час, то со дня на день. А это должно было, в свою очередь, служить
предупреждением, что они нацеливаются и обязательно попытаются захватить
Мурманск -- наш единственный в Заполярье незамерзающий порт, который дает
выход в океан и вместе с тем связан железнодорожной магистралью со всей
страной. Иначе немецко-фашистскому командованию не понадобилось бы