Горъ Василий. Пророчество. Часть четвертая

   - Зато они становились выносливыми и готовыми на все… - пробормотал себе под нос генерал. - И это - полностью моя заслуга…
   …Боль в искусанных ногах перестала чувствоваться где-то на половине пути до берега. Обрадованный этим Кормухин даже не сразу сообразил, что это значит. А когда вспомнил рассказ Олега о повадках рыб, живущих в озере, взвыл от страха дурным голосом и, еле удерживая равновесие на шатком плотике, аккуратно повернул голову назад. Лучше бы он этого не делал: ноги, безвольно лежащие в воде, невозможно было рассмотреть из-за кишмя кишащих в розовой от крови воде мальков! Безумно заколотив ногами, генерал попытался оторваться от собравшейся около плотика стаи и снова провалился в другую реальность:
   - Лемешев! Что нюни распустил? Ножки стер? А научиться портяночки мотать времени не было, да? Ну, ничего - к следующему марш-броску стимул освоить эту науку у тебя появится… Шевели конечностями, тормоз! Вон смотри, как бежит Бермут! Легко и непринужденно! Кузьма! Кинь парню РПГ - не хорошо отрываться от коллектива… Не вижу улыбок на лицах! Еще двадцать километров, и овраги закончатся. А там недалеко и до лагеря… Скажите спасибо, что сегодня - хорошая погода… ну, хором 'Спасибо'! Молодцы… Как говорил Суворов, 'тяжело в учении - легко в очаге поражения'! Радуйтесь, что поблизости - ни одного гриба ядерного взрыва, а то сбегали бы посмотреть, как он сморится изнутри… Кузьма, добавь газку - догоняют…
   Мегафон, зажатый в руке, вдруг показался неподъемно тяжелым, и Кормухин, попытавшись взять его другой рукой, вдруг почувствовал влагу на лице. Увы, вместо кузова армейского 'Урала', движущегося по бездорожью перед ротой обессиленных марш-броском офицеров и прапорщиков, он снова оказался в проклятом озере на чертовом плоту и безумно далеко от берега, на котором ждал самый сильный соблазн его жизни!
   - Старый дурак, чтоб тебя перекосоебило… - дернулся генерал, и вдруг услышал тихий звук расползающейся ткани… - Бля, п…ц! - зарычал он, поняв, что звук раздается откуда-то из-под его живота, за время безумного марша по этому миру ставшего не таким объемным. - Суки, и до живота добрались…
   Ерзать, чтобы проверить, как себя чувствует его достоинство, под которое он еще на берегу подложил сложенные в несколько слоев обрывки брюк, Кормухин не стал. Страх оказаться в воде целиком оказался сильнее. Просто быстрее заработал руками и ногами. Правда, скорости передвижения это не добавило. По крайней мере, берег продолжал приближаться так же медленно…
   Чуть позже ветерок, дувший почти что в спину, слегка поменял направление, и генерала начало ощутимо сносить в сторону… Найдя в себе силы обложить Коренева очередной порцией отборного мата, Кормухин принялся подгребать правее, и заметил, что и под его руками вода кишит теми же ненасытными рыбешками, что заживо рвали его ноги. Гребки стали еще резче, но ненадолго - продырявленная в десятках мест ткань куртки начала разъезжаться при каждом рывке…
   - Надо было срезать еще пару деревьев… - обессилено выругался он. - И вязать по-другому. Четыре ствола вдоль и только два - поперек… И лежать на них, а не между… Придурок старый… Что замер? Греби уже давай… Сука Олег! Мог бы автомед-то оставить… Давай, давай… Немного осталось… - снова сползая в пучину забытья, севшим голосом пробормотал он…- Тащи меня, Леха, тащи…
   …Рана в ноге болела нестерпимо… Всем весом повиснув на плече ротного, лейтенант Кормухин еле сдерживался, чтобы не заорать. Жаркое афганское солнце, стоящее практически над самой головой, палило так, что, казалось, еще немного, и он превратится в обугленный кусок мяса. Едкий пот, стекающий по лицу, резал глаза, а из пересохшего от отсутствия воды рта вместо дыхания слышался хрип. Ротный двигался, как сомнамбула - раненый в плечо левой руки и куда-то в бок, он с упорством бульдозера пер к выходу из этого чертового ущелья, в котором они напоролись на засаду. Залитый чужой кровью Кормухин, выкопанный Лехой из-под горы трупов проклинал свое дурацкое счастье, кинувшее его в адское горнило необъявленной войны, душманов, оказавшихся в нужное время и в нужном месте, и эту чертову мину, от близкого взрыва которой он потерял сознание. Чувствуя, как с каждым шагом слабеет ротный, он пытался уговорить себя отцепиться от спасительного плеча и идти самостоятельно, но подленькая мыслишка 'ну, вот еще пару шагов, и отпущу' каждый раз оказывалась сильнее.
   - Велик! Коли промедол… - упав сначала на колени, а потом ничком, еле слышно прошептал балансирующий на грани потери сознания Алексей. - У меня остался один шприц-тюбик… Давай… Ну же… Ты куда? Кормушка! Вернись!
   - Душманы… Рядом… Посмотрю… - отползая от умирающего командира, прошептал лейтенант. - Сейчас, минуточку…
   - Оставь мне шприц… Ну же…
   - Сейчас-сейчас… Там кто-то двигается… - зажав драгоценное обезболивающее в потной ладони, бормотал Кормухин, отползая за нависающую над тропой скалу. - Еще немного потерпи…
 
   …Негромкие голоса движущихся по ущелью солдат вырвали его из тупого оцепенения. Еле-еле разлепив слезящиеся глаза, Кормухин попытался встать на ноги и тут же рухнул лицом вниз. Прямо на тело давно переставшего дышать капитана. Хруст сминаемых солдатскими сапогами камней, раздавшийся рядом, и, особенно русская речь, смысла которой он почему-то не понимал, заставили его глупо улыбаться и сжимать в руке пустой шприц-тюбик:
   - Мы дошли, Леха, слышишь, мы добрались…
   - Семь километров… Не донес… Живот разворотило… Умер от болевого шока… Настоящий мужик… - затуманенное от промедола сознание отказывалось воспринимать окружающий мир, а легкая эйфория и головокружение заставляли его глупо улыбаться и пытаться удержать в фокусе уплывающее куда-то в сторону лицо склонившегося над ним санинструктора…
   - Надо же, доплыл… - очередной раз вынырнув из небытия, генерал приподнял голову и, почувствовав на зубах песок, понял, что лежит на берегу. - Что ж, молодец. Теперь осталось доползти… Пятьдесят метров от силы… Ну, Иваныч! Как ты там говорил - 'Хочешь жить - греби руками'? Ну, тебе и карты в руки… Давай, греби…
   - Сука, Щепкин, убью… - двигать отказывающимися шевелиться губами было невыносимо тяжело. Казалось, что в десну вкололи обезболивающее, и омертвевшее лицо принадлежит другому человеку.
   - Да? Как Курмангалиева? Или как Степу Ховрина? Ползи, ползи… Тебя лекарство ждет…
   - Автомед хоть дайте, падлы… - сдерживая пытающиеся брызнуть из глаз слезы, попросил он.
   - Зачем тебе он, а? 'Спецназовец должен быть самодостаточным, уметь преодолевать боль, усталость и, прежде всего свое 'немогу''. Правильно цитирую?
   - Я ног не чувствую… И рук… - признался Кормухин.
   - 'Ваше жалкое тельце должно понять, что Воля настоящего бойца способна заставить его сделать невозможное'. Помнишь, Иваныч, сколько раз ты говорил это лично мне? А остальным? Ну, сделай это самое 'невозможное'! Вон, видишь, камень! Заметь, он гораздо ближе, чем столик санинструктора на полигоне. И для того, чтобы взять шприц, не надо лезть по минному полю… Хотя, может, тебя это расстраивает? Мало экстрима? Ну, соберись!
   - 'Путь в тысячу ли начинается с первого шага'… - откуда-то сзади раздался голос Ремезова. - Китайцев ты цитировал лихо. Ну, шевели конечностями… Мы ждем…
   - Я не могу… - понимая, что плачет, но не чувствуя, как слезы текут по лицу, прошептал генерал.
   - 'Это тебе кажется'! Так надо говорить подчиненным, не так ли? О, пополз! А говоришь, что не можешь… Видишь, 'главное - это сила воли! И осознание того, что за тобой стоит Служба'!
   …Камень приближался невыносимо медленно. Каждый сантиметр, который он проползал по песку, отнимал у него годы жизни - казалось, что все тело медленно, но неудержимо стирается о холодный, сырой и постоянно лезущий в рот, глаза и ноздри песок. Последние пару метров до шприца, яркой точкой горящего в лучах выбравшегося из-за облаков солнышка, Кормухин прополз практически без сознания. На одном желании ЖИТЬ. И вцепившись в пластиковый цилиндр, сначала не понял, что он пуст - трясущимися руками поднеся его к глазам, он снова и снова пытался разглядеть внутри хоть какую-нибудь жидкость.
   - Где лекарство, Олег? - наконец, поняв, что внутри шприца только воздух, прохрипел генерал.
   - Лучшее средство от твоей жизни - пара кубиков воздуха в вену… Я не стал жадничать - шприц на пять миллилитров. Тебе хватит за глаза…
   - Мы так не договаривались…
   - Ну, да… Я стараюсь учиться у тебя, Иваныч… - сидящий на корточках Коренев был совершенно серьезен. - Знаешь, ты мне попортил много крови. Но если бы дело было только в этом… Я подробно изучил твое досье, послушал рассказы своих друзей и решил, что жизнь такой падлы, как ты - это смерть для десятков ни в чем не повинных людей. Я не господь Бог. Но пройти мимо такого скота, как ты, не могу. Если бы я знал раньше, сколько скелетов таит шкаф за твоей кроватью… Увы, многое мне рассказали слишком поздно…
   - Что, например? - не желая видеть очевидного, спросил Кормухин.
   - Как умирал Кошмар, помнишь? - донесся откуда-то сверху голос Ремезова.
   - Ему было не помочь… И погода была нелетной… - с трудом выталкивая из себя слова, пробормотал генерал.
   - Пилоты были готовы лететь. А ты решил, что жизнь одного старлея - нормальная цена за полтора десятка убитых чехов. 'Вколите воздух в вену, чтобы не мучался' - твои слова, не правда ли?
   - Вы же сами сказали, что он умирает! Два ранения в брюшную полость… Что там еще было?
   - Да какая теперь разница, Иваныч? Мы тащили его почти сутки. И он был жив все это время. Если бы ты поднял в воздух борт, то его могли бы откачать… А так он умер… Оставив вдову и троих пацанов… Кстати, ты хоть раз вспомнил о его семье? Или о семьях тех, кто умирал там, куда ты их посылал?
   - Им платят пенсии…
   - Сколько ТЫ на нее проживешь? Час? Два?
   - Ладно, ну ее, эту лирику… Лекарство от всех болезней у тебя в руке. Думаю, лучшего тебе не найти. Ну, как ты там сказал Чирку? 'Коли, будь мужиком'? Мда… Нож тебе не поможет… Мы даже подходить к тебе не будем… Сам, все сам… Не чужими задницами, как ты привык… Удачи, генерал… И… не поминай лихом…

Глава 61. Беата.

   - Ольгерд! Может, хватит? - зарычала я помимо своей воли. Смотреть на то, во что превратился волевой, целеустремленный мужчина за последние несколько минут мне было совершенно невыносимо. - Дай я его добью, если сам не можешь!
   Сломленный, раздавленный Кормухин, сжимающий в трясущихся от слабости руках вожделенное 'лекарство' уже почти ничего не соображал. Только дико смотрел сквозь шприц и что-то еле слышно бормотал себе под нос.
   - На хрена мы перлись сюда столько времени? Ты не мог его убить раньше? - поддержал меня Вовка. - Блин, столько крови, и из-за одного ублюдка? Хвостик права - ты перегнул палку… Да, он урод! Да, он законченная скотина, но это, по-моему, чересчур…Виноват? - Убей! Унижать-то так зачем? Я не помню за тобой такого…
   В глазах брата, посмотревшего на Глаза исподлобья, было столько боли, что я на мгновение перепугалась и за себя, и за мужа, и за остальных ребят, вставших на мою сторону.
   - 'Тот, кто был Отмечен, вернет Души вторую часть…' - неожиданно процитировал он строки какого-то из последних Пророчеств. - 'Но результат нежданной встречи его друзьям пойдет не в масть…' - Помните такие слова? И это сбылось, сожри меня Демоны… Взбунтовались… И правильно… Давно пора было… Но это все равно бы ничего не изменило… Он должен был пройти свой Путь до конца… Хвостик! Меч убери… Я не буду его убивать… И не собирался… Удивлены? Я - тоже… - присев над Кормушкой на корточки, он вытащил из кармана автомед и, перевернув генерала на спину, прилепил прибор прямо на его обезображенный живот.
   - Оставишь его тут? - зло поинтересовался Сема.
   - Нет… - брат мрачно смотрел на работающий в полную мощность приборчик и задумчиво дергал себя за мочку уха. - Заберу на Элион…
   - Зачем? - хором спросили мы…
   - А хрен его знает… Сам не понимаю… Не на Землю же его отправлять?
   - Блин, ты сбрендил? - высказал общую мысль мой благоверный. - Что с тобой, Олежка? Маша - тут, с тобой! Самирчик, как я понимаю, в берлоге Эола. Этого ты наказал так, что волосы дыбом… Зачем тебе он на Элионе? Измываться дальше?
   - Мне он не нужен. Но я - не единственный человек, который мечтал его видеть…
   - Ты сошел с ума… - с грустью посмотрев на брата, буркнула я. - Мда, ненависть к добру не приводит… Надо было раньше догадаться…
   - Да, наверное… - щелчком выбив из руки начинающего приходить в себя Кормухина шприц, кивнул головой Ольгерд и криво ухмыльнулся. - Какой нормальный человек на моем месте будет слушать кого бы то ни было? Никакой! Один я, блин, урод… Ладно, думайте что хотите - я так решил… А сейчас мне надо отдохнуть… Устал… Я прилягу тут где-нибудь, ладно? Присмотрите, если еще есть желание…
   - А эти чертовы рачки? - вспомнил Сема про островную гнусь.
   - Я лягу вон там, на траве… Они водятся только на песке и вылазят на охоту ночью…Если, конечно, не чувствуют запаха крови… Кстати, перетащите Кормушку туда же - его воспитание закончилось…
   - Как навести на нас челнок? - спросил Дед, задумчиво глядя на своего лучшего ученика.
   - Никак. Сами сядут. Да и эта дрянь меня разбудит, когда Эоловская лоханка выйдет на орбиту… По крайней мере, сигнал подаст… Все, не хочу больше ничего обсуждать… Извините, если что не так… - с трудом добравшись до вершины холма, на котором мы недавно отобедали, он стащил в кучу полупустые рюкзаки и, рухнув сверху, мгновенно вырубился…
   - Ты что-нибудь понимаешь? - спросил меня Вовка.
   - Неа… Пусть выспится - я из него вытрясу… - буркнула я и повернулась к Маше:
   - Слышь, Логинова! Что с твоим мужем?
   - А хрен его знает… - она пожала плечами и, покраснев, добавила:
   - Всю дорогу он был, как камень. Жесткий, холодный, далекий… Вчера ночью он первый раз ко мне прикоснулся…
   - Ясно… Тебе было не до разговоров… - усмехнулся Глаз и тут же заткнулся, увидев мой угрожающе приподнятый кулак.
   - Дед, а ты что скажешь? - подал голос Эрик.
   - Ничего. Просто подожду немного… Толку от моих догадок? Сам объяснит, когда захочет… - подхватывая под мышки безвольное тело генерала, Мерион кивком подозвал к себе Эрика. - Что стоишь? Бери, давай, за ноги…

Глава 62. Ольга Кормухина.

   …Мама, накачавшись коньяком, дрыхла в кресле перед большим телевизором, транслирующим на всю квартиру очередной сериал. Приподняв ее свешивающуюся с подголовника голову и подложив под нее подушку, Ольга поморщилась - эта женщина с черными кругами под глазами, со спутанными, давно нечесаными волосами, в застиранном халатике, в некоторых местах расползающемся по швам была в чем-то права. Их семья давно перестала существовать.
   - Я виновата перед тобой, дочка… - пьяным голосом вещала она часа полтора назад. - Мне надо было уйти от этого скота еще в девяностом пятом… Но у нас появились деньги. И я не смогла справиться с соблазном. Пойми, я чувствовала себя королевой! Могла слетать с подругами в Париж на чашку кофе. Мотнуться в Италию, чтобы прикупить какую-нибудь тряпку в квартале высокой моды в Милане. Или потанцевать на какой-нибудь модной дискотеке Лондона. Знаешь, мне казалось, что это - жизнь. Дурой я была непроходимой. Но прозрела слишком поздно. Когда умерла Тяпка. ТЫ помнишь Тяпку? Единственное существо, которое меня любило просто так… Искренне… Ничего от меня не требуя… Собака чертова… Ты? Папа? Ты, дочка, такая же стерва, как и я. Думаешь, я не вижу? Да, твоя мать - пьянь. Но видеть-то она не разучилась! Тем более того, кто идет по пути, по которому я прошла сама… Твоя учеба, клубы, рестораны преследуют ту же цель, к которой когда-то стремилась и я. Найти КОШЕЛЕК. К которому можно присосаться. Мне - 'повезло'. И что в результате? Я младше твоего папаши на двенадцать лет. Что у нас общего? Ну, кроме тебя? Да ничего! Он меня просто купил. Молодую, красивую, расчетливую дуру… Пока я была в форме - мной можно было хвастаться, таскать с собой, как модный аксессуар, иногда обращать внимание и даже жениться. Потом в его жизни появились другие бабы, помоложе, покрасивее, с огнем в глазах, и меня тихо задвинули хрен знает куда. Да, я пыталась протестовать - мне надо было царствовать, чувствовать себя необходимой, единственной, несравненной… Твой отец - не человек. Он - тварь. Ты думаешь, ему было дело до моих переживаний? Он обломал меня за одну ночь. Когда-нибудь, когда у меня будет намного более омерзительное настроение, чем сейчас, и… я нажрусь в хлам, быть может я тебе и расскажу, как это было… Если смогу… Он - страшный человек. Кремень. И для него я - не более чем маленькая ступенька. На пути к поставленной им перед собою цели. Захочет - наступит. Нет - перешагнет…
   В голосе мамы не было ни отчаяния, ни грусти, ни страха - опрокидывая в себя бокал за бокалом, она говорила отстраненно, словно робот, сообщающий точное время по телефону:
   - Любить? Дочка, я не знаю, что это за чувство. Разве что к деньгам. И то - знала. Сейчас мне на них наплевать. Я - сломалась. Как та кукла, которую мне подарили на семилетие. Тогда я плакала, прижимала к себе ее пластмассовое тельце и считала, что жизнь закончена. А сейчас - мне все равно. Понимаешь, я дошла до заветной цели, а тут - пустота. Что мне деньги, если у меня нет ни одного близкого человека? Вот, посмотри, за эту бутылку я продам и тебя, и себя, и все, что у меня есть. И, что самое страшное, - не пожалею. Ни капельки. Так что не пудри мне мозги - иди к черту. Твои проблемы, его проблемы… - я даже слушать не буду… Делайте, что хотите… А, да, ты хотела совета? Выпей! Истина - в вине… Папа? Не знаю… Может, и любит… Да, как ни странно, ты права - в отличие от меня, он к тебе не равнодушен… Только толку с того? Для него главное - деньги. Нет, вру. Деньги - это тоже ступень. Власть! Вот что его прет. Больше баб, машин, домов… Отказаться от этого он не сможет никогда. Как бы ты его не просила… Смирись… Найди себе отдушину и забей на все, что не по тебе… Плесни-ка еще немного… Что-то рука не слушается… И… подвинься - сериал начинается… Все, базар окончен, не мешай…
   …Тяжело вздохнув, Ольга приподняла ладонь на уровень лица, пошевелила пальцами, прощаясь с той, что подарила ей жизнь, и, выйдя из гостиной, аккуратно прикрыла за собой дверь. Для того, чтобы забросать в спортивную сумку заранее собранные вещи, ушло минуты две. Еще три - на поиски ключей от папиного 'Мерса'. Пробежавшись в последний раз по квартире, совсем недавно отремонтированной после какого-то непонятного взрыва, Кормухина машинально стерла пыль с отцовского ноута, стоящего в его кабинете, потом открыла холодильник, зачем-то оглядела его содержимое и, наконец, поняла, что просто тянет время. Выругавшись вслух, Ольга выбежала в прихожую, подхватила с пола сумку и, заглянув в глазок, потянула на себя тяжелую стальную дверь.
   Машина завелась с пол оборота. Настроив под себя сиденье и зеркала, девушка еще раз тяжело вздохнула, выглянула наружу через наглухо затонированное боковое стекло и тронула машину с места.
   Езда по вечерней Москве на здоровенном лимузине особенного удовольствия не доставляла - в отличие от дорог Англии, здесь царил полный бардак и беспредел. Если бы не правительственные номера и не включенные проблесковые маячки, то подрезали бы наверняка и ее, а так через какие-то сорок пять минут 'Мерседес' выбрался на Новорижское шоссе и, набирая скорость, понесся прочь от города.
   Ориентир, указанный в смс-ке, Ольга чуть не прозевала - пришлось ехать задним ходом, что у нее никогда не получалось. В итоге, раз в десятый чуть не съехав с дороги в кювет, обозленная до предела своей тупостью девушка заглушила двигатель, выскочила из салона, и, вытащив с заднего сидения сумку, рванула километровому знаку бегом. Дерево, 'похожее на атомный взрыв', в наступающих сумерках выглядело жутко - идти к нему не хотелось совершенно. В последний раз оглянувшись на 'Мерс', Ольга вдруг достала из кармана ключ, и, размахнувшись, не глядя бросила его через плечо прямо на гудящую за ее спиной дорогу, по которой несся сплошной поток спешащих из города машин.
   - Ну, что, так и будем стоять? - услышав еле слышный хруст, сама себе сказала она и побежала к лесу…
   - Решилась-таки? - голос, раздавшийся откуда-то справа, заставил Ольгу вздрогнуть.
   От внезапно нахлынувшего ужаса у девушки перехватило дыхание и по спине побежали мурашки.
   - Да… - дрожащим голосом пробормотала она.
   - Ты хорошо помнишь наш разговор? - не унимался Олег-Ольгерд.
   - Да! - огрызнулась она. - На память до сих пор жаловаться не приходилось…
   - Что ж, тогда пошли… - массивная фигура, возникшая прямо перед ней, сделала шаг по начинающейся между двумя корявыми деревцами тропе, и, для того, чтобы не потерять ее из виду, Ольге пришлось перейти на бег…
 
   …- Слышь, Щепкин, может, тебе в рекламные агенты податься? - хохотнул Олег. - Ладно, Оля, иди умывайся… Через час выезжаем…
   - А можно с вами поговорить? - неожиданно для себя самой Ольга уперлась ладонями в грудь пытающегося выйти из ванной Олега и, втолкнув его внутрь, заперла за собой дверь.
   - О чем? - хмуро оглядев красную от смущения девушку, поинтересовался он.
   - Что будет с моим отцом? Я хочу знать!
   - Ну, как тебе сказать, чтобы не расстроить? - присев на край ванны, мрачно пробормотал здоровяк. - То, что по его приказу захвачена моя жена, ты, наверное, знаешь. Кроме этого, благодаря ему один наш друг потерял память, душу и превратился в живое растение… да что там говорить, на счету твоего папаши столько человеческих жизней, что по вашим же законам ему бы хватило на десяток высших мер наказания…
   - Знаю… - прошептала девушка. - Но… он мой отец! И я его люблю… Я не хочу, чтобы вы… чтобы он… чтобы его не стало… У вас есть сын! Вы должны меня понять!!!
   - Сын? Только благодаря тому, что Дед… то есть Мерион, смог отбиться и уйти от людей, которые захватили Машу, мой сын не превратился в разменную монету в большой игре твоего отца… Кстати, жизни тех солдат, которые умерли при этом, тоже на совести генерала Савелия Ивановича Кормухина. А ведь и у них были семьи. Жены, дети, родители…
   Ольга почувствовала, что сгорает от стыда:
   - Да. Это так. Но… я его люблю… Я - его дочь и я не могу его потерять!
   - Девочка! Сколько раз ты его видела за последние лет пять? Сколько раз он гладил тебя по голове, говорил что-то доброе, водил куда-нибудь, а? Когда ты сама чувствовала его любовь? Скажи?
   - Почти не видела… - созналась девушка. - Не гладил… Не водил… А вот любовь - ЧУВСТВОВАЛА!!! Да, ему постоянно некогда. Да, его проклятая служба высосала из него все человеческое! Но иногда в его голосе я ощущаю ЛЮБОВЬ и ТЕПЛО, вы понимаете?! - глотая слезы, затараторила она. - Я не могу его потерять…
   - У тебя есть мама…
   - Мамы у меня нет… Уже давно… Отец, при всех его минусах, по сравнению с ней - воплощение любви и внимания. Я хочу быть рядом с ним…
   - И в горе и в радости? - криво усмехнулся Олег.
   - Да…
   - А на что ты готова пойти ради этого?
   - На все… - ответила девушка.
   - Прости, но не верю… Знаешь, я неплохо изучил досье твоего папы, и составил себе представление о тебе. Ты - расчетливая юная акулка, прекрасно знающая, чего и как надо добиваться в жизни для того, чтобы забраться на самый верх Жизни. И твои слова, звучащие ОЧЕНЬ красиво, меня почему-то не убеждают…
   - Посмотрите мне в глаза… - рухнув на колени, взмолилась Ольга. - Я - сука. Еще несколько дней назад я делала все то, что вы мне только что сказали… Но это было целую вечность назад! Я… правда готова на все, чтобы папа был рядом! Ну, сделайте что-нибудь такое, чтобы он не мог работать!!! Это не он, это его служба сделала его нелюдью! Я смогу его исправить! Посадите его… Я буду ждать хоть двадцать лет, хот тридцать…
   - Встань с пола… Это сейчас не модно…
   - Да мне плевать на моду… Покалечьте его! Но пусть останется живым… Я увезу его к чертовой матери куда-нибудь в деревню, где, кроме нас никого не будет… Я готова пахать, сеять, стоять на панели, лишь бы он был рядом!!!
   - У твоего отца - железный характер… Сломать его - почти нереально… И в тюрьме, и в инвалидной коляске, парализованный, он все равно будет добиваться власти… И не даст тебе возможности дарить ему свою любовь… И потом задумайся - ты молода. У тебя впереди - жизнь… Твоя идея про деревню - не более, чем красивые слова - ты взвоешь там через месяц…
   - Не взвою! А характер… да, тут вы правы… Я не знаю, что с этим делать… - призналась Ольга, понимая, что собственными руками роет отцу могилу. - Но я правда-правда его люблю… Больше всего на свете…
   - Мда… Не ожидал… И что странно, ты не врешь…
   - Не вру… Я многое поняла за эти дни… Все эти цацки, шмотки, тачки, клубы - мишура… Вы ради жены готовы на все. Вам плевать на те препятствия, которые стоят между вами и ею. Вы - настоящие… А мы… я… - тени… Я больше не хочу ТАК! Я ГОТОВА НА ВСЕ. Работать, не разгибаясь, с утра до ночи. Уборщицей, посудомойкой, дворником. Все равно где и кем, лишь бы, приходя домой, я могла сесть рядом с папкой и почувствовать, что рядом со мной - родной и любимый человек…