центре магического стола лежала книга, переплетенная в кожу, цвета воронова
крыла и тоже квадратная. Полночь была главенствующей краской этого зала, но
еще темнее было его мрачное предназначение.
Совартус находил, что дела идут превосходно. Улыбка не исчезала с его
лица. Скоро его титанический труд будет завершен. И тогда начало нового
труда потрясет Вселенную.
Витариус и Конан были еще довольно далеко от замка, когда старик
натянул поводья и сделал Конану знак последовать его примеру.
-- Почему мы остановились? Мы еще не...
-- Молчите! -- оборвал его Витариус. В его голосе послышались властные
нотки, которые еще ни разу не звучали в присутствии Конана. Сила, вложенная
в .одно-единственное слово, удивила киммерийца. Старый волшебник спешился и
сделал несколько шагов вперед к какой-то незримой цели. Затем он протянул
руки, словно хотел нащупать что-то в ночном воздухе. Конан ровным счетом
ничего не видел. Мгновение спустя Витариус кивнул и отступил назад.
-- Совартус поставил волшебное заграждение. Мы как раз на границе.
Конан напряженно посмотрел в темноту.
-- Но до замка еще далеко.
Витариус что-то забормотал и начал выписывать руками странные фигуры. В
воздухе перед обоими путниками стало заметно слабое красноватое сияние.
-- Как вы видите, волшебство охватывает значительную территорию. Как
только мы на нее ступим, нас сразу заметят в замке. А я с моей магией
привлеку к себе внимания еще больше, чем обычный путник. Прежде чем мы
шагнем на эту землю, я должен подготовиться. Здесь наверняка имеется охрана,
натравленная на людей, и -- если Совартус не дурак, конечно, -- прежде всего
на таких, которые разбираются в магии и могут использовать ее во вред
Черному Квадрату. Я должен вооружиться.
Конан слез с лошади и растянулся на земле. Витариус уселся, скрестив
ноги, и начал тихо выпевать заклинания. Киммериец изнемогал от нетерпения.
Он хотел поскорей пустить в ход свой клинок. Он сыт по горло всем этим
чародейским идиотизмом. Если Совар-туса покрошить в капусту с помощью
обыкновенной холодной стали, он очень быстро испустит дух без всякой там
магии. Вот здесь Конан был готов поспорить на что угодно. Различные
гороскопы и прочая дребедень действовали юноше на нервы, словно его гладили
против шерсти. Он хотел разобраться с этим делом как можно быстрее и был
более чем готов прорубить себе путь мечом, без хитрых затей.
Время шло, и Конан терял терпение. Что он там бормочет, этот старик?
Кром, так они досидят здесь до зимы!
-- Я готов, -- заявил Витариус.
Снова Конана поразил звук его голоса. Это был все тот же знакомый
киммерийцу сильный низкий голос, но теперь он звучал иначе. Казалось, он
принадлежит молодому человеку. И хотя Конан не замечал в облике
Витариуса явных перемен, волшебник даже двигался теперь иначе -- легко
и ловко. В нем появилась уверенность, которой не было прежде.
Они вскочили в седла и приблизились к полосе светящегося воздуха.
Когда они прошли сквозь волшебное кольцо, Конан не заметил никаких
изменений. Не засверкали огни, и никто не закричал в ночи на разные голоса.
Но Витариус произнес:
-- Он знает, что мы пришли. Будьте начеку. Он не может уделять нам все
свое внимание, потому что занят подготовкой к своему отвратительному
эксперименту. Но он располагает большими силами -- и нам еще предстоит
опасная работенка-Киммериец вынул меч из ножен и положил его поперек седла.
-- Вот и хорошо, -- сказал Конан.
Порыв ветра швырнул горсть песка в лицо Конану. Лошадь заржала и
шарахнулась в сторону, но киммериец удержал ее и заставил идти вперед.
-- Совартус, -- сказал волшебник. -- Он хочет испытать нас. Конан
кивнул.
-- Такой-то ветерок нас не остановит. Вдруг ветер стал сильнее.
Внезапный шквал заставил Конана качнуться в седле. Он зажмурился,
отворачиваясь от песчаного вихря и прикрывая свободной рукой глаза лошади от
песка. Неожиданно ветер улегся.
-- Это Люфт, -- объяснил Витариус. -- Но сегодня не так сильно. Мне
кажется, он считает нас сравнительно безобидными существами.
-- Я заранее радуюсь тому, что этот болван впал в такое прискорбное
заблуждение, -- заметил Конан.
-- Возможно, ваш оптимизм имеет какие-то основания, -- отозвался
Витариус.
Дювула потуже затянула шаль и прикрыла от песка лицо. Она не хотела
применять против Совартуса никаких заклинаний. Поскольку оба они
практиковали Черную Магию, ведьма считала весьма маловероятным, чтобы колдун
нападал на нее непосредственно. А перед смертными стражами, которых она
замечала на всей дороге через равнину Додлигия к замку Слотт, она не
испытывала страха.
Дювула ощутила силу Белой Энергии старого волшебника, под воздействием
которой ветер улегся. Так у старика-то сил побольше, чем она предполагала!
Каким же могущественным был он на самом деле, если сумел так лихо связать
воедино силы Белых Энергий и отклонить ночной шторм Совартуса, сметающий с
пути людей, как надоедливых насекомых! Интересно!
Однако неплохо бы позаботиться о том, как самой избежать воздействия
Белых Сил, если волшебник вдруг обнаружит, что она следит за ним. Ей нужно
дождаться момента, когда Конан и старик из Белого Круга отъедут друг от
друга на достаточно большое расстояние. Тогда она сможет нанести варвару
долгожданный удар.
Замок становился все ближе и ближе. Как же ей встретиться с Совартусом?
Впрочем, у нее еще достаточно времени, чтобы обмозговать свои дела.
Пантера бежала по следу экипажа. То и дело грязь с дороги летела зверю
в глаза. Пантера останавливалась и терла морду лапой. Хищник двигался
осторожно, чтобы не попасть под тень магического покрывала, которое
окутывало ведьму и ее экипаж. По его расчетам, колдунья не знала, что
гигантская кошка преследует ее. Не должна -- ни в коем случае не должна.
Один раз уже Дювула унизила оборотня своей страшной магией. Второго раза он
не переживет.
Двигаясь следом за экипажем, оборотень-неудачник в сотый раз
прикидывал, как ему уничтожить ведьму. Она сделала его бессильным, но он
может избрать другие пути для своей мести и уничтожить ведьму каким-то иным,
косвенным образом, не прикасаясь к ней непосредственно. Но как?
В какой-то миг зверь был на расстоянии вытянутой руки от экипажа.
Против своего желания Лемпариус зарычал. Ему пришлось напрячь всю свою волю,
чтобы не прыгнуть на запряженных в повозку лошадей и не разорвать их на
части", чтобы напиться крови, а потом наброситься на Дювулу и придать ее
смерти.
Но кровавый порыв прошел, и сознание человека вновь взяло верх над
дикими инстинктами животного. Было бы абсолютным слабоумием поддаться
страстям, обуревавшим хищного зверя. Это была бы бесцельная трата сил, с
самого начала обреченная на поражение.
Оборотень потряс головой. Он должен что-то предпринять как можно
скорее, пока окончательно не потерял в себе человека и не превратился в
обычную пантеру не только внешне, но и разумом. А надежда у него осталась
только одна: если Дювула умрет, - возможно, вместе с ее жизнью закончатся и
наложенные на него чары. И, может быть, тогда он вновь обретет свой
человеческий облик. Эта надежда была слабой, в чем он отдавал себе ясный
отчет, но она же была и единственной.
А Конан должен умереть в любом случае. И кем он будет убит -- пантерой
или человеком -- не играет никакой роли. Главное, что он умрет. Но это
должно произойти таким образом, чтобы Дювула -- если она все-таки будет еще
жива -- не смогла заполучить его сердце. Эту радость он сумеет у нее
украсть. Пусть даже она переживет свое поражение лишь на секунду.
Месть была деликатесом, которым нужно наслаждаться медленно, считал
Лемпариус. Нужно мстить обстоятельно и с расстановкой, прежде чем нанести
окончательный удар.
Пыльная буря улеглась; но чуткий нос оборотня чуял в ночном воздухе
что-то неприятное. Скоро пойдет дождь.
Лемпариус подавил в себе желание зафыркать и зарычать. Проявлять
неудовольствие -- это он мог позволить себе только мысленно, но отнюдь не
вслух.
Ливень отвесно хлестал по равнине. Его сопровождали раскаты грома и
вспышки молний. В их ярком свете Конан увидел, как первые крупные капли
дождя тяжело упали на иссохшую землю, поднимая облачка пыли. Потом на
путников, казалось, обрушилась стена воды, которая грозила опрокинуть обоих.
Несмотря на то, что воздух был тяжелым от воды, волосы на руках и
затылке Конана поднялись, как это иногда бывает, когда зимним днем
стаскиваешь с себя шерстяной плащ. Лошадь его зашаталась, и Конану стоило
немало сил ее успокоить.
Витариус простер к небу руки с растопыренными пальцами и выкрикнул
несколько слов.
Острое копье света сорвалось с неба прямо возле обоих всадников. Конан
видел, как это огненное лезвие таинственным образом разлетелось над их
головами на множество кусков. И гром, который последовал за этим, прозвучал
несколько приглушенно, так что они его скорее почувствовали, чем услышали.
Витариус был теперь окружен слабым сиянием, напоминающим то, которым
озаряют небо зарницы. Дождь, обещавший промочить их до нитки, падал по обе
стороны от всадников, словно над ними был натянут невидимый навес. Ливень
бушевал над щитом, молнии яростно дубасили в него, гром грохотал, град
размером с Конанов кулак барабанил по чистому воздуху, как по крыше. Земля,
не попавшая под защитный навес Витариуса, превратилась в топь, но Конан
дышал пылью, которую вздымали копыта его лошади.
Ненастье было вызвано сверхъестественными силами, Конан знал это. Если
бы он встретил такой ураган беззащитным, ему пришлось бы дорого заплатить за
свое легкомыслие. Может быть, даже жизнью. Несмотря на отвращение, которое
он питал к любого рода магии, сейчас Конан был рад тому, что старый
волшебник оказался рядом. И кстати, очень рад. Как ни странно...
Дождь, обрушившийся с небес отвесным потоком, просочился сквозь льняной
навес, который был натянут над экипажем Дювулы, хотя ткань и была очень
плотной. Ведьма не решилась прибегать к помощи чародейства, чтобы случайно
не привлечь к себе внимание Витариуса. Она отважилась только на то, чтобы
создать укрытие для "лошадей, опасаясь, что иначе град забьет животных до
бессознательного состояния. Зерна градин гремели пс крыше экипажа и в
некоторых местах пробили большие дыры, а когда кусок льда ударил по планке
колеса, послышался сильный грохот.
Дювула лежала на постели рядом с ящиком, в котором она хранила своего
Принца. Она гладила полированное дерево и разговаривала с фигурой, скрытой
внутри, словно та была живой.
-- Не бойся ничего, возлюбленный! Мы, может быть, немного промокнем, но
это ненадолго. Пусть этот шум не тревожит твоего сна.
Пантера прокралась под экипажем ведьмы и лежала там тихо-тихо. Она даже
дышала мелко. Дювула вряд ли что-нибудь услышит в грохоте бури, но это вовсе
не означает, что можно забыть об осторожности.
В этой части равнины негде было спрятаться от простого дождя, не то что
от урагана, который наслала волшебная сила. Несмотря на то, что пантера
легко осваивалась с любыми обыкновенными опасностями, против магии
Сорвартуса она была явно слаба. Тяжелый град, пробивающий дыры в земле, мог
также с легкостью наделать дырок в черепе. В его собственном черепе!
Тем временем возле колес образовалась большая лужа. которая грозила
потечь под экипаж. Лемпариус бы отодвинулся, но град прекратился. В
относительной тишине ведьма запросто может услышать его. Так что пантера
осталась лежать, а холодные струи воды подтекали ей под брюхо.
Ноздри зверя расширились, он яростно прижал уши. Еще одно унижение, за
которое заплатит Дювула. Он мысленно проклинал все на свете; но с виду
оставался неподвижен, как каменная статуя, а холодная мутная вода между тем
пропитывала светлый мех.
Дождь прекратился так же неожиданно, как и начался. На небосклоне в
просветах между облаками открылись звезды и серебрянный серп луны. Сияние
вокруг Витариуса становилось слабее. Какое-то мгновение волшебник выглядел
усталым. Он глубоко вздохнул, выпрямился и стряхнул с себя усталость, как
собака отряхивает воду.
-- А мы тут довольно долго развлекались, -- заметил Витариус, -- Я уж
отвык от таких игр. Несмотря на то, что Конан никоим образом не разделял
интереса волшебника к магии, киммериец счел своим долгом сказать:
-- Вы проделали великолепную работу,
-- Ну да, это всего лишь небольшая проверка на прочность. Если Совартус
действительно соберет свои силы, мне придется поднапрячься.
Киммериец кивнул.
-- Чем скорее мы доберемся до замка, тем быстрее эта проклятая равнина
останется позади.
-- Да, Конан, вы правы. Вперед!
Они снова тронули лошадей.
Сидя высоко наверху в своем замке, Совартус заметил какие-то помехи.
Что-то было не так в действии мистических сил, которыми он повелевал. На
равнине Додлигия возникло слабое свечение противодействующих энергий,
которым там быть не полагалось. Странный зуд на совершенно здоровой коже. Ну
да ладно. У него нет сейчас времени этим заниматься. Он послал туда ветер,
чтобы стереть с равнины все лишнее.
Совартус снова полностью погрузился в приготовления к встрече огненной
девочки. Он возложил на себя покрывало, сотканное из волос девственниц, и
ощутил знакомую силу, которую заключала в себе ткань. Затем он велел
принести себе лучшего старинного вина. Потягивая его маленькими глотками, он
размышлял о своем новом месте в космическом порядке вещей. О, какой властью
он будет обладать!
Что-то засвербило у него в боку, но это был не зуд телесный, а
внутренний. Он снова переключил внимание на равнину и начал искать источник
досадного ощущения.
Проклятье! Несмотря на то, что он подмел свои владения ночным ураганом,
свечение на равнине не погасло. Ну что ж, придется оторвать еще один миг от
своего грядущего триумфа. Внутри территории, полностью подчиненной его
влиянию. Совартус не обязательно должен был обращаться к тем Троим, которых
держал взаперти. Он располагал и своими собственными силами, особенно здесь,
у самого своего гнезда. Он вызвал бурю и насытил ее дьявольской силой. А
потом швырнул тропический ливень в то место, где предполагалось наличие
неприятности, как мальчишка бросает мяч в сетку Уничтожить назойливое
насекомое!
И тут же зуд стал намного острей. Подавив приступ изумления по поводу
того, что какое-то ничтожество продолжает существовать вопреки его желанию,
Совартус наконец сообразил, с кем имеет дело. Витариус из Белых выступил
против него!
Поистине удивительно! Старик-то мог бы знать расклад сил и получше! Он
уже не раз попадал впросак со своей магией -- эти Белые используют Силу в
личных целях крайне редко. Но даже если он впал в старческое слабоумие, то
все же должен знать, насколько нелепо идти против Черного, пытаясь захватить
его в его же собственном Квадрате Силы.
После того, как дитя Огня было захвачено, Совартус выбросил из головы
все мысли о Витариусе, поскольку тот уже никогда не посмеет даже надеяться
опробовать свои слабенькие силенки на вселенной мощи Совартуса. Подобный
поединок -- чистейшей воды самоубийство, и старику неплохо бы иметь это в
виду. Даже в том случае, если бы Совартус не владел Созданием Силы, здесь он
непобедим. Белый Круг может оказывать лишь еле заметное влияние там, где
Черный Квадрат почти всемогущ. Их учитель, Огистум, учил их обоих, что у
Черного и Белого разные места на земле. Равнина Додлигия принадлежит
Полночи, и это непреложно, как непреложно то, что следом за ясным днем
наступает темная ночь. Витариус был лучшим из учеников великого чародея. Он
должен все это знать!
Однако складывалось такое впечатление, что Витариус располагает неким
скрытым источником Силы, какой-то хитростью, которую он применит, чтобы в
последний момент сокрушить ничего не подозревающего противника.
Сорватус провел рукой по лицу. Вероятно, так и есть! У старика имеется
еще какой-то неучтенный туз, которого он приберегает.
"Лучше выяснить, что это такое, прежде чем я совершу промах, -- подумал
Совартус. -- Попробуем посмотреть, как будет реагировать Витариус".
Совартус улыбнулся, довольный собой. У него как раз есть то, что нужно,
чтобы раскрутить своего старого товарища по учебе. Как раз то, что нужно.
Уже занимался рассвет, когда Витариус сделал Конану знак остановиться.
Оба они стояли недалеко от подножья горы, на которой высился замок. Конан
надеялся, что туда они заберутся без дальнейших колдовских манипуляций.
Однако этому не суждено было сбыться.
Витариус сказал:
-- Наш враг хочет пощупать нас еще раз. И нас ожидает теперь уже не
мелочь, вроде дождика. Я считаю, что будет лучше, если мы разделимся, Конан.
Вам нужно скакать к замку и искать детей и Кинну. А я между тем приложу все
свои силы для того, чтобы отвлечь Совартуса. И да защитит вас Белая Сила,
Конан из Киммерии!
Конан ударил по рукояти меча.
-- Я возлагаю свои надежды на нечто иное, старик. Но я желаю вам удачи.
Я вернусь с детьми и Кинной так быстро, как это только возможно.
Старый волшебник слез с лошади и уселся на земле, скрестив ноги. Конан
бросил на него еще один прощальный взгляд, прежде чем его внимание полностью
сосредоточилось на замке Слотт... и на лошади.
У Дювулы мурашки побежали по коже, когда она приблизилась к старому
волшебнику. Воздух был пронизан лучами энергии. Даже под своим покрывалом
темноты, окутавшем экипаж, ведьма почувствовала озноб.
Она почти было миновала старика, сидевшего на земле с закрытыми
глазами, -- и тут он окликнул ее. При звуке этого голоса Дювула вздрогнула.
-- Эй, ведьма! Ступай-ка ты прочь из этих мест! Мое столкновение с
Совартусом легко может вылиться в повсеместное крупное безобразие.
Дювула хотела было ответить, но вовремя спохватилась. Неужели он и в
самом деле ее видит?
Витариус немедленно ответил на ее невысказанный вопрос:
-- Разумеется, ведьма. Я уже сто лет как знаю, что ты преследуешь нас.
Я вижу и то, что скрывает тебя. Каковы бы ни были твои цели, гораздо лучшую
службу ты сослужишь себе, если немедленно уберешься отсюда. Мои предчувствия
будущего, как правило, не очень отчетливы, но в данном случае я вижу останки
многих и многих, оказавшихся поблизости от того, чем я собираюсь заняться.
Дювула уставилась на Белого Мага. Что он хочет сказать словами: "то,
что скрывает тебя"? И что означает его неприятное предсказание? Дювуле стало
еще холоднее. Она даже заглянула за угол своего экипажа -- не подкрадывается
ли кто-нибудь сзади с предательским камнем за пазухой? Никого не видно.
Она немного подумала над словами старика, но в конце концов решила не
обращать на них внимания. Скоро он пожнет плоды магического гнева Совартуса.
Ей ничто не грозит. Куда важнее было то, что варвар больше не находится под
защитой Белого.
Ведьма улыбнулась. Конан наверняка помчался вперед, к замку. Он близко,
и она его обязательно найдет. Ведьма хлопнула бичом.
Белый волшебник, не открывая глаз, проговорил проезжающей мимо Дювуле
всего три слова. Всего три слова, которые он словно выжег в ее мозгу
раскаленным железом:
-- Я -- тебя -- предупредил.
В первых лучах утреннего света Конан рассматривал вход в огромную
пещеру у подножия гор. Отверстие в скале было достаточно большим, чтобы в
него мог проехать всадник. Это было нечто вроде приглашения посетить обитель
чародея.
Конан хмыкнул. Вход в пещеру казался чересчур уж приветливым и
открытым. Воровской опыт многое дал киммерийцу и, между прочим, научил
беречься того, что кажется слишком простым. В памяти Конана было еще свежо
воспоминание о легкомысленной прогулке по дому сенатора Лемпариуса. Только
дурак не извлечет урока из своих же ошибок. А уж Конан из Киммерии не
полезет в такую коварно раскрытую дверь.
Но как же ему попасть в замок? Он улыбнулся и взглянул наверх, на
отвесную скалу. В конце концов, он все же киммериец! Еще не возникли в мире
те горы, на которые нельзя забраться, а Конан ведет свое происхождение от
суровых людей севера. Он найдет дорогу и залезет наверх.
Но в этот момент что-то еще возбудило его любопытство. В лесочке
неподалеку от того места, где он теперь стоял, он отметил нечто
подозрительное. Топотали какие-то животные, и остро пахло потом.
Конан спрыгнул с седла и придавил большим камнем к земле поводья своей
лошади. С кошачьей ловкостью он проскользнул к деревьям, чтобы выяснить, кто
же за ними скрывается.
Лошади! Целый загон, полный пасущихся лошадей. Их охранял всего один
человек, который был одет в длинный черный плащ. На одной стороне загона
находился > плетеный навес, обмазанный глиной, где лежали кучи овса и сена.
Скрытый густым кустарником, Конан ухмылялся от уха до уха. Превосходно!
Киммериец ушел от загона. Но он сюда непременно вернется, как только
покончит с этим Совартусом. И именно поэтому в первую очередь он займется
чародеем.
Конан снял со своей лошади седло, поводья и отпустил ее пастись. Он не
имел ни малейшего представления о том, сколько времени займет его миссия,
поэтому не хотел, чтобы животное мучилось, пока хозяин шляется неизвестно
где. Он заботливо спрятал седло и взял с собой фляжку с вином и немного
солонины, чтобы пожевать по дороге. Напоследок он удостоверился в том, что
его меч и нож Лемпариуса крепко сидят в ножнах.
Приблизившись к скале, Конан снял сандалии и начал свое восхождение.
Совартус сидел у стола-талисмана, полностью погрузившись в сложные чары
вызывания космического огненного дождя. Эти чары означали для объекта их
приложения полное уничтожение. И мощная, отягощенная проклятием энергия
сейчас концентрировалась на Витариусе из Белого Круга. Очень редко эти
смертоносные дожди не достигали своей цели, очень редко...
Поглядим-ка, как ты ускользнешь на этот раз, старый школьный друг!
Один из слуг в черном капюшоне вошел в зал и оторвал Совартуса от
заклятий. Капюшон низко поклонился и безмолвно указал на вход. Совартус
обернулся.
Там стояла толпа полуволков. Они были очень взволнованы, оказавшись в
самом замке Слотт. Но самым важным было то, что они привезли с собой
ребенка. Девочку! Дитя Огня -- наконец-то!
Совартус был так захвачен этим упоительным мгновением, что лишь потом
увидел рядом с девочкой молодую женщину и спросил:
-- Кто ты?
Женщина выпрямилась и резко ответила-
-- Я -- Кинна, сестра тех детей, которых ты похитил!
Совартус широко улыбнулся, показывая все свои зубы, сверкающие, как
кости, выбеленные солнцем.
-- Ага, -- сказал он, -- тогда ты и мне приходишься сестрой.
-- О нет, черная душа. Тебе я не сестра. Самое большее -- сводная, да и
то с большой неохотой. Взгляд Совартуса ползал по красивому лицу Кинны.
-- Неважно, -- сказал он, -- зато я уверен, что найду тебе хорошее
применение, моя дорогая. Правда, наши отношения мы можем выяснить позднее --
сейчас мне нужно позаботиться о другом.
Он хлопнул в ладоши, и на призыв явилось еще несколько слуг в
капюшонах. Совартус указал им на девочку.
-- Вы двое доставите Элдию к братьям. Потом он обратился к Элдии:
-- Я ждал тебя с того часа, как ты родилась, моя девочка. Несомненно,
ты очень обрадуешься возможности повидать своих братьев и сестру, пусть даже
на несколько мгновений.
~ Что ты хочешь делать с ними? -- спросила Кинна.
Сорвартус пожал плечами.
-- После того, как из них будет извлечена квинтэссенция Силы, я больше
не вижу им применения. Во всяком случае, для моей магии. Но предполагаю, что
мне может прийти в голову какое-нибудь развлечение, для которого потребуются
нежные и хрупкие создания. -- Он сделал знак остальным слугам.
--- Заприте ее где-нибудь понадежнее, не давайте ей есть и пить, чтобы
она была в порядке, когда я позднее захочу... побеседовать с ней. -- Затем
чародей повернулся к полуволкам. -- Вы можете идти. И дайте совет остальным:
было бы неплохо на какое-то время спуститься в нижние тоннели. Поверхность
равнины Додлигия в ближайшие часы станет местом, не очень полезным для
здоровья.
В развевающемся плаще Совартус побежал к башне. Наконец! Наконец!
Утреннее солнце светило ярко, но не так ярко, как пожирающий огонь,
который низвергается с неба на равнину. Пантере приходилось метаться,
уклоняясь от него. Если бы хищник был сейчас в своем человеческом обличий,
он бы отчаянно ругался. Это все ужасно его задерживает! Первую глупость он
сделал, заснув не ко времени, и ведьма проехала мимо него. Он просто ничего
не мог поделать. Даже его сверхъестественные звериные силы имели свои
границы, а он не отдыхал и не ел уже целые сутки. Теперь ему нужно было
торопиться, чтобы догнать Дювулу; но это нашествие чар снова его
задерживает...
Спасаясь от ослепительных красных и оранжевых потоков огня, пантера
зажмурила глаза. Но что это? Равнина не была пуста! Хищник увидел сидящую
фигуру, отгородившуюся от жара белым сиянием. Старый волшебник! Должно быть,
это он, хотя кошачьи глаза не могли различить деталей в столь ярком свете.
Пока пантера, прежде бывшая сенатором, напряженно всматривалась в
незнакомца, тот поднялся и воздел руку. Ладонь, казалось, сама собой зажгла
холодное синее пламя. Пламя увеличивалось и превращалось в шар, размером в
половину роста чародея. Из шара вырвался луч цвета индиго, и огненный дождь
крыла и тоже квадратная. Полночь была главенствующей краской этого зала, но
еще темнее было его мрачное предназначение.
Совартус находил, что дела идут превосходно. Улыбка не исчезала с его
лица. Скоро его титанический труд будет завершен. И тогда начало нового
труда потрясет Вселенную.
Витариус и Конан были еще довольно далеко от замка, когда старик
натянул поводья и сделал Конану знак последовать его примеру.
-- Почему мы остановились? Мы еще не...
-- Молчите! -- оборвал его Витариус. В его голосе послышались властные
нотки, которые еще ни разу не звучали в присутствии Конана. Сила, вложенная
в .одно-единственное слово, удивила киммерийца. Старый волшебник спешился и
сделал несколько шагов вперед к какой-то незримой цели. Затем он протянул
руки, словно хотел нащупать что-то в ночном воздухе. Конан ровным счетом
ничего не видел. Мгновение спустя Витариус кивнул и отступил назад.
-- Совартус поставил волшебное заграждение. Мы как раз на границе.
Конан напряженно посмотрел в темноту.
-- Но до замка еще далеко.
Витариус что-то забормотал и начал выписывать руками странные фигуры. В
воздухе перед обоими путниками стало заметно слабое красноватое сияние.
-- Как вы видите, волшебство охватывает значительную территорию. Как
только мы на нее ступим, нас сразу заметят в замке. А я с моей магией
привлеку к себе внимания еще больше, чем обычный путник. Прежде чем мы
шагнем на эту землю, я должен подготовиться. Здесь наверняка имеется охрана,
натравленная на людей, и -- если Совартус не дурак, конечно, -- прежде всего
на таких, которые разбираются в магии и могут использовать ее во вред
Черному Квадрату. Я должен вооружиться.
Конан слез с лошади и растянулся на земле. Витариус уселся, скрестив
ноги, и начал тихо выпевать заклинания. Киммериец изнемогал от нетерпения.
Он хотел поскорей пустить в ход свой клинок. Он сыт по горло всем этим
чародейским идиотизмом. Если Совар-туса покрошить в капусту с помощью
обыкновенной холодной стали, он очень быстро испустит дух без всякой там
магии. Вот здесь Конан был готов поспорить на что угодно. Различные
гороскопы и прочая дребедень действовали юноше на нервы, словно его гладили
против шерсти. Он хотел разобраться с этим делом как можно быстрее и был
более чем готов прорубить себе путь мечом, без хитрых затей.
Время шло, и Конан терял терпение. Что он там бормочет, этот старик?
Кром, так они досидят здесь до зимы!
-- Я готов, -- заявил Витариус.
Снова Конана поразил звук его голоса. Это был все тот же знакомый
киммерийцу сильный низкий голос, но теперь он звучал иначе. Казалось, он
принадлежит молодому человеку. И хотя Конан не замечал в облике
Витариуса явных перемен, волшебник даже двигался теперь иначе -- легко
и ловко. В нем появилась уверенность, которой не было прежде.
Они вскочили в седла и приблизились к полосе светящегося воздуха.
Когда они прошли сквозь волшебное кольцо, Конан не заметил никаких
изменений. Не засверкали огни, и никто не закричал в ночи на разные голоса.
Но Витариус произнес:
-- Он знает, что мы пришли. Будьте начеку. Он не может уделять нам все
свое внимание, потому что занят подготовкой к своему отвратительному
эксперименту. Но он располагает большими силами -- и нам еще предстоит
опасная работенка-Киммериец вынул меч из ножен и положил его поперек седла.
-- Вот и хорошо, -- сказал Конан.
Порыв ветра швырнул горсть песка в лицо Конану. Лошадь заржала и
шарахнулась в сторону, но киммериец удержал ее и заставил идти вперед.
-- Совартус, -- сказал волшебник. -- Он хочет испытать нас. Конан
кивнул.
-- Такой-то ветерок нас не остановит. Вдруг ветер стал сильнее.
Внезапный шквал заставил Конана качнуться в седле. Он зажмурился,
отворачиваясь от песчаного вихря и прикрывая свободной рукой глаза лошади от
песка. Неожиданно ветер улегся.
-- Это Люфт, -- объяснил Витариус. -- Но сегодня не так сильно. Мне
кажется, он считает нас сравнительно безобидными существами.
-- Я заранее радуюсь тому, что этот болван впал в такое прискорбное
заблуждение, -- заметил Конан.
-- Возможно, ваш оптимизм имеет какие-то основания, -- отозвался
Витариус.
Дювула потуже затянула шаль и прикрыла от песка лицо. Она не хотела
применять против Совартуса никаких заклинаний. Поскольку оба они
практиковали Черную Магию, ведьма считала весьма маловероятным, чтобы колдун
нападал на нее непосредственно. А перед смертными стражами, которых она
замечала на всей дороге через равнину Додлигия к замку Слотт, она не
испытывала страха.
Дювула ощутила силу Белой Энергии старого волшебника, под воздействием
которой ветер улегся. Так у старика-то сил побольше, чем она предполагала!
Каким же могущественным был он на самом деле, если сумел так лихо связать
воедино силы Белых Энергий и отклонить ночной шторм Совартуса, сметающий с
пути людей, как надоедливых насекомых! Интересно!
Однако неплохо бы позаботиться о том, как самой избежать воздействия
Белых Сил, если волшебник вдруг обнаружит, что она следит за ним. Ей нужно
дождаться момента, когда Конан и старик из Белого Круга отъедут друг от
друга на достаточно большое расстояние. Тогда она сможет нанести варвару
долгожданный удар.
Замок становился все ближе и ближе. Как же ей встретиться с Совартусом?
Впрочем, у нее еще достаточно времени, чтобы обмозговать свои дела.
Пантера бежала по следу экипажа. То и дело грязь с дороги летела зверю
в глаза. Пантера останавливалась и терла морду лапой. Хищник двигался
осторожно, чтобы не попасть под тень магического покрывала, которое
окутывало ведьму и ее экипаж. По его расчетам, колдунья не знала, что
гигантская кошка преследует ее. Не должна -- ни в коем случае не должна.
Один раз уже Дювула унизила оборотня своей страшной магией. Второго раза он
не переживет.
Двигаясь следом за экипажем, оборотень-неудачник в сотый раз
прикидывал, как ему уничтожить ведьму. Она сделала его бессильным, но он
может избрать другие пути для своей мести и уничтожить ведьму каким-то иным,
косвенным образом, не прикасаясь к ней непосредственно. Но как?
В какой-то миг зверь был на расстоянии вытянутой руки от экипажа.
Против своего желания Лемпариус зарычал. Ему пришлось напрячь всю свою волю,
чтобы не прыгнуть на запряженных в повозку лошадей и не разорвать их на
части", чтобы напиться крови, а потом наброситься на Дювулу и придать ее
смерти.
Но кровавый порыв прошел, и сознание человека вновь взяло верх над
дикими инстинктами животного. Было бы абсолютным слабоумием поддаться
страстям, обуревавшим хищного зверя. Это была бы бесцельная трата сил, с
самого начала обреченная на поражение.
Оборотень потряс головой. Он должен что-то предпринять как можно
скорее, пока окончательно не потерял в себе человека и не превратился в
обычную пантеру не только внешне, но и разумом. А надежда у него осталась
только одна: если Дювула умрет, - возможно, вместе с ее жизнью закончатся и
наложенные на него чары. И, может быть, тогда он вновь обретет свой
человеческий облик. Эта надежда была слабой, в чем он отдавал себе ясный
отчет, но она же была и единственной.
А Конан должен умереть в любом случае. И кем он будет убит -- пантерой
или человеком -- не играет никакой роли. Главное, что он умрет. Но это
должно произойти таким образом, чтобы Дювула -- если она все-таки будет еще
жива -- не смогла заполучить его сердце. Эту радость он сумеет у нее
украсть. Пусть даже она переживет свое поражение лишь на секунду.
Месть была деликатесом, которым нужно наслаждаться медленно, считал
Лемпариус. Нужно мстить обстоятельно и с расстановкой, прежде чем нанести
окончательный удар.
Пыльная буря улеглась; но чуткий нос оборотня чуял в ночном воздухе
что-то неприятное. Скоро пойдет дождь.
Лемпариус подавил в себе желание зафыркать и зарычать. Проявлять
неудовольствие -- это он мог позволить себе только мысленно, но отнюдь не
вслух.
Ливень отвесно хлестал по равнине. Его сопровождали раскаты грома и
вспышки молний. В их ярком свете Конан увидел, как первые крупные капли
дождя тяжело упали на иссохшую землю, поднимая облачка пыли. Потом на
путников, казалось, обрушилась стена воды, которая грозила опрокинуть обоих.
Несмотря на то, что воздух был тяжелым от воды, волосы на руках и
затылке Конана поднялись, как это иногда бывает, когда зимним днем
стаскиваешь с себя шерстяной плащ. Лошадь его зашаталась, и Конану стоило
немало сил ее успокоить.
Витариус простер к небу руки с растопыренными пальцами и выкрикнул
несколько слов.
Острое копье света сорвалось с неба прямо возле обоих всадников. Конан
видел, как это огненное лезвие таинственным образом разлетелось над их
головами на множество кусков. И гром, который последовал за этим, прозвучал
несколько приглушенно, так что они его скорее почувствовали, чем услышали.
Витариус был теперь окружен слабым сиянием, напоминающим то, которым
озаряют небо зарницы. Дождь, обещавший промочить их до нитки, падал по обе
стороны от всадников, словно над ними был натянут невидимый навес. Ливень
бушевал над щитом, молнии яростно дубасили в него, гром грохотал, град
размером с Конанов кулак барабанил по чистому воздуху, как по крыше. Земля,
не попавшая под защитный навес Витариуса, превратилась в топь, но Конан
дышал пылью, которую вздымали копыта его лошади.
Ненастье было вызвано сверхъестественными силами, Конан знал это. Если
бы он встретил такой ураган беззащитным, ему пришлось бы дорого заплатить за
свое легкомыслие. Может быть, даже жизнью. Несмотря на отвращение, которое
он питал к любого рода магии, сейчас Конан был рад тому, что старый
волшебник оказался рядом. И кстати, очень рад. Как ни странно...
Дождь, обрушившийся с небес отвесным потоком, просочился сквозь льняной
навес, который был натянут над экипажем Дювулы, хотя ткань и была очень
плотной. Ведьма не решилась прибегать к помощи чародейства, чтобы случайно
не привлечь к себе внимание Витариуса. Она отважилась только на то, чтобы
создать укрытие для "лошадей, опасаясь, что иначе град забьет животных до
бессознательного состояния. Зерна градин гремели пс крыше экипажа и в
некоторых местах пробили большие дыры, а когда кусок льда ударил по планке
колеса, послышался сильный грохот.
Дювула лежала на постели рядом с ящиком, в котором она хранила своего
Принца. Она гладила полированное дерево и разговаривала с фигурой, скрытой
внутри, словно та была живой.
-- Не бойся ничего, возлюбленный! Мы, может быть, немного промокнем, но
это ненадолго. Пусть этот шум не тревожит твоего сна.
Пантера прокралась под экипажем ведьмы и лежала там тихо-тихо. Она даже
дышала мелко. Дювула вряд ли что-нибудь услышит в грохоте бури, но это вовсе
не означает, что можно забыть об осторожности.
В этой части равнины негде было спрятаться от простого дождя, не то что
от урагана, который наслала волшебная сила. Несмотря на то, что пантера
легко осваивалась с любыми обыкновенными опасностями, против магии
Сорвартуса она была явно слаба. Тяжелый град, пробивающий дыры в земле, мог
также с легкостью наделать дырок в черепе. В его собственном черепе!
Тем временем возле колес образовалась большая лужа. которая грозила
потечь под экипаж. Лемпариус бы отодвинулся, но град прекратился. В
относительной тишине ведьма запросто может услышать его. Так что пантера
осталась лежать, а холодные струи воды подтекали ей под брюхо.
Ноздри зверя расширились, он яростно прижал уши. Еще одно унижение, за
которое заплатит Дювула. Он мысленно проклинал все на свете; но с виду
оставался неподвижен, как каменная статуя, а холодная мутная вода между тем
пропитывала светлый мех.
Дождь прекратился так же неожиданно, как и начался. На небосклоне в
просветах между облаками открылись звезды и серебрянный серп луны. Сияние
вокруг Витариуса становилось слабее. Какое-то мгновение волшебник выглядел
усталым. Он глубоко вздохнул, выпрямился и стряхнул с себя усталость, как
собака отряхивает воду.
-- А мы тут довольно долго развлекались, -- заметил Витариус, -- Я уж
отвык от таких игр. Несмотря на то, что Конан никоим образом не разделял
интереса волшебника к магии, киммериец счел своим долгом сказать:
-- Вы проделали великолепную работу,
-- Ну да, это всего лишь небольшая проверка на прочность. Если Совартус
действительно соберет свои силы, мне придется поднапрячься.
Киммериец кивнул.
-- Чем скорее мы доберемся до замка, тем быстрее эта проклятая равнина
останется позади.
-- Да, Конан, вы правы. Вперед!
Они снова тронули лошадей.
Сидя высоко наверху в своем замке, Совартус заметил какие-то помехи.
Что-то было не так в действии мистических сил, которыми он повелевал. На
равнине Додлигия возникло слабое свечение противодействующих энергий,
которым там быть не полагалось. Странный зуд на совершенно здоровой коже. Ну
да ладно. У него нет сейчас времени этим заниматься. Он послал туда ветер,
чтобы стереть с равнины все лишнее.
Совартус снова полностью погрузился в приготовления к встрече огненной
девочки. Он возложил на себя покрывало, сотканное из волос девственниц, и
ощутил знакомую силу, которую заключала в себе ткань. Затем он велел
принести себе лучшего старинного вина. Потягивая его маленькими глотками, он
размышлял о своем новом месте в космическом порядке вещей. О, какой властью
он будет обладать!
Что-то засвербило у него в боку, но это был не зуд телесный, а
внутренний. Он снова переключил внимание на равнину и начал искать источник
досадного ощущения.
Проклятье! Несмотря на то, что он подмел свои владения ночным ураганом,
свечение на равнине не погасло. Ну что ж, придется оторвать еще один миг от
своего грядущего триумфа. Внутри территории, полностью подчиненной его
влиянию. Совартус не обязательно должен был обращаться к тем Троим, которых
держал взаперти. Он располагал и своими собственными силами, особенно здесь,
у самого своего гнезда. Он вызвал бурю и насытил ее дьявольской силой. А
потом швырнул тропический ливень в то место, где предполагалось наличие
неприятности, как мальчишка бросает мяч в сетку Уничтожить назойливое
насекомое!
И тут же зуд стал намного острей. Подавив приступ изумления по поводу
того, что какое-то ничтожество продолжает существовать вопреки его желанию,
Совартус наконец сообразил, с кем имеет дело. Витариус из Белых выступил
против него!
Поистине удивительно! Старик-то мог бы знать расклад сил и получше! Он
уже не раз попадал впросак со своей магией -- эти Белые используют Силу в
личных целях крайне редко. Но даже если он впал в старческое слабоумие, то
все же должен знать, насколько нелепо идти против Черного, пытаясь захватить
его в его же собственном Квадрате Силы.
После того, как дитя Огня было захвачено, Совартус выбросил из головы
все мысли о Витариусе, поскольку тот уже никогда не посмеет даже надеяться
опробовать свои слабенькие силенки на вселенной мощи Совартуса. Подобный
поединок -- чистейшей воды самоубийство, и старику неплохо бы иметь это в
виду. Даже в том случае, если бы Совартус не владел Созданием Силы, здесь он
непобедим. Белый Круг может оказывать лишь еле заметное влияние там, где
Черный Квадрат почти всемогущ. Их учитель, Огистум, учил их обоих, что у
Черного и Белого разные места на земле. Равнина Додлигия принадлежит
Полночи, и это непреложно, как непреложно то, что следом за ясным днем
наступает темная ночь. Витариус был лучшим из учеников великого чародея. Он
должен все это знать!
Однако складывалось такое впечатление, что Витариус располагает неким
скрытым источником Силы, какой-то хитростью, которую он применит, чтобы в
последний момент сокрушить ничего не подозревающего противника.
Сорватус провел рукой по лицу. Вероятно, так и есть! У старика имеется
еще какой-то неучтенный туз, которого он приберегает.
"Лучше выяснить, что это такое, прежде чем я совершу промах, -- подумал
Совартус. -- Попробуем посмотреть, как будет реагировать Витариус".
Совартус улыбнулся, довольный собой. У него как раз есть то, что нужно,
чтобы раскрутить своего старого товарища по учебе. Как раз то, что нужно.
Уже занимался рассвет, когда Витариус сделал Конану знак остановиться.
Оба они стояли недалеко от подножья горы, на которой высился замок. Конан
надеялся, что туда они заберутся без дальнейших колдовских манипуляций.
Однако этому не суждено было сбыться.
Витариус сказал:
-- Наш враг хочет пощупать нас еще раз. И нас ожидает теперь уже не
мелочь, вроде дождика. Я считаю, что будет лучше, если мы разделимся, Конан.
Вам нужно скакать к замку и искать детей и Кинну. А я между тем приложу все
свои силы для того, чтобы отвлечь Совартуса. И да защитит вас Белая Сила,
Конан из Киммерии!
Конан ударил по рукояти меча.
-- Я возлагаю свои надежды на нечто иное, старик. Но я желаю вам удачи.
Я вернусь с детьми и Кинной так быстро, как это только возможно.
Старый волшебник слез с лошади и уселся на земле, скрестив ноги. Конан
бросил на него еще один прощальный взгляд, прежде чем его внимание полностью
сосредоточилось на замке Слотт... и на лошади.
У Дювулы мурашки побежали по коже, когда она приблизилась к старому
волшебнику. Воздух был пронизан лучами энергии. Даже под своим покрывалом
темноты, окутавшем экипаж, ведьма почувствовала озноб.
Она почти было миновала старика, сидевшего на земле с закрытыми
глазами, -- и тут он окликнул ее. При звуке этого голоса Дювула вздрогнула.
-- Эй, ведьма! Ступай-ка ты прочь из этих мест! Мое столкновение с
Совартусом легко может вылиться в повсеместное крупное безобразие.
Дювула хотела было ответить, но вовремя спохватилась. Неужели он и в
самом деле ее видит?
Витариус немедленно ответил на ее невысказанный вопрос:
-- Разумеется, ведьма. Я уже сто лет как знаю, что ты преследуешь нас.
Я вижу и то, что скрывает тебя. Каковы бы ни были твои цели, гораздо лучшую
службу ты сослужишь себе, если немедленно уберешься отсюда. Мои предчувствия
будущего, как правило, не очень отчетливы, но в данном случае я вижу останки
многих и многих, оказавшихся поблизости от того, чем я собираюсь заняться.
Дювула уставилась на Белого Мага. Что он хочет сказать словами: "то,
что скрывает тебя"? И что означает его неприятное предсказание? Дювуле стало
еще холоднее. Она даже заглянула за угол своего экипажа -- не подкрадывается
ли кто-нибудь сзади с предательским камнем за пазухой? Никого не видно.
Она немного подумала над словами старика, но в конце концов решила не
обращать на них внимания. Скоро он пожнет плоды магического гнева Совартуса.
Ей ничто не грозит. Куда важнее было то, что варвар больше не находится под
защитой Белого.
Ведьма улыбнулась. Конан наверняка помчался вперед, к замку. Он близко,
и она его обязательно найдет. Ведьма хлопнула бичом.
Белый волшебник, не открывая глаз, проговорил проезжающей мимо Дювуле
всего три слова. Всего три слова, которые он словно выжег в ее мозгу
раскаленным железом:
-- Я -- тебя -- предупредил.
В первых лучах утреннего света Конан рассматривал вход в огромную
пещеру у подножия гор. Отверстие в скале было достаточно большим, чтобы в
него мог проехать всадник. Это было нечто вроде приглашения посетить обитель
чародея.
Конан хмыкнул. Вход в пещеру казался чересчур уж приветливым и
открытым. Воровской опыт многое дал киммерийцу и, между прочим, научил
беречься того, что кажется слишком простым. В памяти Конана было еще свежо
воспоминание о легкомысленной прогулке по дому сенатора Лемпариуса. Только
дурак не извлечет урока из своих же ошибок. А уж Конан из Киммерии не
полезет в такую коварно раскрытую дверь.
Но как же ему попасть в замок? Он улыбнулся и взглянул наверх, на
отвесную скалу. В конце концов, он все же киммериец! Еще не возникли в мире
те горы, на которые нельзя забраться, а Конан ведет свое происхождение от
суровых людей севера. Он найдет дорогу и залезет наверх.
Но в этот момент что-то еще возбудило его любопытство. В лесочке
неподалеку от того места, где он теперь стоял, он отметил нечто
подозрительное. Топотали какие-то животные, и остро пахло потом.
Конан спрыгнул с седла и придавил большим камнем к земле поводья своей
лошади. С кошачьей ловкостью он проскользнул к деревьям, чтобы выяснить, кто
же за ними скрывается.
Лошади! Целый загон, полный пасущихся лошадей. Их охранял всего один
человек, который был одет в длинный черный плащ. На одной стороне загона
находился > плетеный навес, обмазанный глиной, где лежали кучи овса и сена.
Скрытый густым кустарником, Конан ухмылялся от уха до уха. Превосходно!
Киммериец ушел от загона. Но он сюда непременно вернется, как только
покончит с этим Совартусом. И именно поэтому в первую очередь он займется
чародеем.
Конан снял со своей лошади седло, поводья и отпустил ее пастись. Он не
имел ни малейшего представления о том, сколько времени займет его миссия,
поэтому не хотел, чтобы животное мучилось, пока хозяин шляется неизвестно
где. Он заботливо спрятал седло и взял с собой фляжку с вином и немного
солонины, чтобы пожевать по дороге. Напоследок он удостоверился в том, что
его меч и нож Лемпариуса крепко сидят в ножнах.
Приблизившись к скале, Конан снял сандалии и начал свое восхождение.
Совартус сидел у стола-талисмана, полностью погрузившись в сложные чары
вызывания космического огненного дождя. Эти чары означали для объекта их
приложения полное уничтожение. И мощная, отягощенная проклятием энергия
сейчас концентрировалась на Витариусе из Белого Круга. Очень редко эти
смертоносные дожди не достигали своей цели, очень редко...
Поглядим-ка, как ты ускользнешь на этот раз, старый школьный друг!
Один из слуг в черном капюшоне вошел в зал и оторвал Совартуса от
заклятий. Капюшон низко поклонился и безмолвно указал на вход. Совартус
обернулся.
Там стояла толпа полуволков. Они были очень взволнованы, оказавшись в
самом замке Слотт. Но самым важным было то, что они привезли с собой
ребенка. Девочку! Дитя Огня -- наконец-то!
Совартус был так захвачен этим упоительным мгновением, что лишь потом
увидел рядом с девочкой молодую женщину и спросил:
-- Кто ты?
Женщина выпрямилась и резко ответила-
-- Я -- Кинна, сестра тех детей, которых ты похитил!
Совартус широко улыбнулся, показывая все свои зубы, сверкающие, как
кости, выбеленные солнцем.
-- Ага, -- сказал он, -- тогда ты и мне приходишься сестрой.
-- О нет, черная душа. Тебе я не сестра. Самое большее -- сводная, да и
то с большой неохотой. Взгляд Совартуса ползал по красивому лицу Кинны.
-- Неважно, -- сказал он, -- зато я уверен, что найду тебе хорошее
применение, моя дорогая. Правда, наши отношения мы можем выяснить позднее --
сейчас мне нужно позаботиться о другом.
Он хлопнул в ладоши, и на призыв явилось еще несколько слуг в
капюшонах. Совартус указал им на девочку.
-- Вы двое доставите Элдию к братьям. Потом он обратился к Элдии:
-- Я ждал тебя с того часа, как ты родилась, моя девочка. Несомненно,
ты очень обрадуешься возможности повидать своих братьев и сестру, пусть даже
на несколько мгновений.
~ Что ты хочешь делать с ними? -- спросила Кинна.
Сорвартус пожал плечами.
-- После того, как из них будет извлечена квинтэссенция Силы, я больше
не вижу им применения. Во всяком случае, для моей магии. Но предполагаю, что
мне может прийти в голову какое-нибудь развлечение, для которого потребуются
нежные и хрупкие создания. -- Он сделал знак остальным слугам.
--- Заприте ее где-нибудь понадежнее, не давайте ей есть и пить, чтобы
она была в порядке, когда я позднее захочу... побеседовать с ней. -- Затем
чародей повернулся к полуволкам. -- Вы можете идти. И дайте совет остальным:
было бы неплохо на какое-то время спуститься в нижние тоннели. Поверхность
равнины Додлигия в ближайшие часы станет местом, не очень полезным для
здоровья.
В развевающемся плаще Совартус побежал к башне. Наконец! Наконец!
Утреннее солнце светило ярко, но не так ярко, как пожирающий огонь,
который низвергается с неба на равнину. Пантере приходилось метаться,
уклоняясь от него. Если бы хищник был сейчас в своем человеческом обличий,
он бы отчаянно ругался. Это все ужасно его задерживает! Первую глупость он
сделал, заснув не ко времени, и ведьма проехала мимо него. Он просто ничего
не мог поделать. Даже его сверхъестественные звериные силы имели свои
границы, а он не отдыхал и не ел уже целые сутки. Теперь ему нужно было
торопиться, чтобы догнать Дювулу; но это нашествие чар снова его
задерживает...
Спасаясь от ослепительных красных и оранжевых потоков огня, пантера
зажмурила глаза. Но что это? Равнина не была пуста! Хищник увидел сидящую
фигуру, отгородившуюся от жара белым сиянием. Старый волшебник! Должно быть,
это он, хотя кошачьи глаза не могли различить деталей в столь ярком свете.
Пока пантера, прежде бывшая сенатором, напряженно всматривалась в
незнакомца, тот поднялся и воздел руку. Ладонь, казалось, сама собой зажгла
холодное синее пламя. Пламя увеличивалось и превращалось в шар, размером в
половину роста чародея. Из шара вырвался луч цвета индиго, и огненный дождь