---------------------------------------------------------------
OCRed by Dim.
---------------------------------------------------------------
Ледяной холод царствовал в этом покое. Холод, который не мог исходить
только от влажных, заплесневелых стен. Это был неестественный холод,
охватывающий самую душу, а не только лишь воздух; вечная мерзлота древнего
праха, погребенного в самом сердце ледника, мертвый хрусталь которого был
древним уже тогда, когда дворцы Атлантиды еще гордо возвышались среди водной
глади. Посреди этого холода стоял Совартус, волшебник Черного Квадрата.
Он бормотал арканское заклинание, составленное из мрачных формул Зла.
Тело волшебника сотрясалось под натиском сил, пронизывающих его. Хриплым,
низким голосом он произносил:
-- Выйди, выйди, дитя Серых Стран! Выйди, о выйди, порожденье ада!
Выйди, выйди, ибо я тебе повелеваю!
Затем он добавил Семь Слов Пергамента. Ему стоило огромных трудов
выговорить каждое из Семи Слов. Любая небрежность могла означать немедленную
смерть: одно неправильно произнесенное слово -- и демон может вырваться из
связавшей его пентаграммы, которая была начертана на каменных плитах.
Из недр горы поднялся страшный крик, словно кто-то погружал в
расплавленный свинец некое существо, не принадлежащее к этому миру.
В центре пентаграммы заклубился дым. Истекая из одной точки
пространства, он расползался отвратительно смердящими темно-красными
облаками, смешанными с ярко-желтым туманом, и в воздухе покоя словно
открылись зияющие раны. Адские вспышки света слепили глаза; затем послышался
запах серы. Неожиданно внутри геометрической фигуры оказался демон. Черная
слизь струилась по его телу; каждая его пора источала смрад. В высоту он был
полтора человеческих роста. Кожа его была цвета свежей крови. Обнаженный и
безволосый, стоял он в магическом узоре на полу. Только слепой не увидел бы
его жуткой мужественности.
-- Кто осмелился? -- проскрежетал демон. Он подскочил к Совартусу,
чтобы схватить за горло этого человека с угольно-черными волосами и
клиновидной бородкой, который улыбался ему. Силовая стена, замыкающая
пентаграмму, оттолкнула демона. Гигантские мышцы вздулись на руках чудовища,
когда он ударил по невидимой преграде кулаками. Он закричал. В этом крике
звучала вся ярость преисподней. Демон обнажил длинные белые клыки...
-- Тысячу лет ты будешь просить меня о смерти! Голос его скрежетал,
словно терлись друг о друга толстые медные плиты. Совартус покачал головой:
-- О нет, порожденье ада. Я вызвал тебя, и ты будешь повиноваться моим
приказаниям. -- Волшебник громко рассмеялся. -- Ты действительно будешь
служить мне, Дивул.
Демон отшатнулся и вытянул перед собой когтистые лапы, прикрывая ими
лицо, искаженное страхом.
-- Вы знаете мое имя?
-- Да. И ты будешь подчиняться мне или же останешься заключенным в мою
пентаграмму до скончания века.
Черный пот выступил на теле Дивула и закапал на каменные плиты пола.
Соприкасаясь с камнем, жидкость превращалась в облачка едкого дыма. Потекли
вязкие потоки бурой жижи, но перед границей пентаграммы, начерченной
Совартусом, они остановились. Дивул посмотрел на человека и спросил:
-- Вы из магов Черного Круга?
-- Не Круга, дитя ночи. Я -- Совартус из Черного Квадрата, недавно
посвященный, но уже ставший Магистром Четырех Дорог. Меня не интересуют
обманы пурпурных снов черного лотоса, и я не дилетант, занимающийся
общедоступной некромантией, как эти стигийские хвастуны. Не Круг, но во
много раз более могущественный Квадрат связал и победил тебя сейчас, Дивул.
Знают ли о Квадрате в безднах ада? Дивул скрипнул зубами.
-- Мы знаем его.
-- Ага. Ты будешь выполнять то, что я прикажу?
-- Я буду служить вам, -- обещал Дивул и еще раз сверкнул клыками. --
Но будьте внимательны, человек, потому что одна-единственная ошибка -- и...
-- Не угрожай мне, демон! Я могу приковать тебя к скале и отправить к
морю Вилайет, чтобы ты остаток своих дней созерцал его илистые берега.
Глаза Дивула засветились красным светом, однако он промолчал. '
Совартус отвернулся от демона и посмотрел на стену. Там томились трое
детей, два мальчика и девочка, такие же пленники, как и демон, но связанные
вполне земными путами -- они были прикованы к серой стене. Дети, казалось,
не испытывали страха. Они молча смотрели прямо перед собой, и создавалось
впечатление, что они находятся под действием какого-то одурманивающего
снадобья. Их было трое -- всего лишь трое.
Совартус приказал демону:
-- Взгляни на этих -детей!
Демон бросил на них взгляд и кивнул:
-- Я вижу их.
-- Ты знаешь их?
-- Я знаю их, -- ответил Дивул. -- Это Трое из Четырех. Девочка --
Вода, мальчики -- Земля и Воздух.
-- Отлично. Стало быть, ты сумеешь узнать Четвертую, если увидишь ее?
-- Я сумею узнать ее.
Совартус кивнул и улыбнулся. Его белые зубы блеснули в черной бороде.
-- Я так и думал. Это и есть твое задание, демон. На юго-востоке
расположен город Морнстадинос. В этом городе находится дитя Огня --
разумеется, скрытно. Выследи ее и доставь ко мне, живую и невредимую.
Дивул сверкнул на волшебника глазами и спросил:
-- А потом?
-- После этого я отпущу тебя, разрешу вернуться к твоим друзьям в
геенну.
-- Я был бы счастлив видеть тебя именно там, человек.
Совартус рассмеялся:
-- Не сомневаюсь. Но если я и попаду в ад, то только в качестве твоего
господина, демон. И тебе даже придется помогать мне в этом. Поэтому работай
как следует и не серди меня.
Демон скрипнул острыми клыками и проговорил металлическим голосом:
-- Вижу- -- И внезапно замолчал. Глаза Совартуса блеснули в свете
дрожащих факелов на стене.
-- Да? Говори!
Демон помедлил, но кивнул и сказал:
-- Так же ясно, как истинную сущность этих троих детей, вижу я и вашу
истинную сущность, волшебник. В вас заключена Сила, много Силы, и обещание
еще большего могущества окутывает вас, как плащ.
-- Для того, кто рожден во мраке преисподней, ты обладаешь весьма
острым зрением. Значит ли это, что ты понял также, что проку тебе в этом не
будет -- или-
-- Да, Черные Души многому научились от людей. Вы в состоянии исполнить
все свои угрозы. Я буду служить вам, человек. Мне совсем не улыбается
провести десять тысяч лет в черном иле моря Вилайет.
-- Ты очень умен для обыкновенного демона, -- проговорил Совартус. --
Если через пару тысяч лет я вступлю в правление преисподней -- после того,
как наскучит владычествовать здесь, -- мне, вероятно, потребуются неглупые
помощники, вроде тебя. Помни об этом, когда будешь выполнять мои приказы.
Служи хорошо! -- Он погладил свою бородку. -- На сегодня я разрешаю тебе
уйти. Скорее делай то, что тебе поручили, и возвращайся назад.
Демон подобрался и произнес:
-- Я слышал, о господин, и я повинуюсь. Мощные мышцы стали особенно
заметны, когда чудовище присело, чтобы прыгнуть вверх. При этом взлете в
темном покое снова засверкало. Затем Дивул исчез. Там, где он стоял,
остались вязкие лужицы. Совартус опять засмеялся и посмотрел на детей.
Скоро он получит Четвертую, скоро он соберет воедино все стихии,
заключенные в этих детях. И тогда он сможет повелевать всеми четырьмя
первоэлементами, а не только духами воды и чертями ветра, не только
саламандрами, не одними лишь вервольфами. Нет, как только он получит,
наконец, всех Четырех, он будет в состоянии создать и высвободить такой
источник Силы, такой мощный потенциал, что даже Черные Души Сэта склонятся
перед ним.
Совартус резко повернулся, взметнув свое черное шелковое одеяние. Он --
самый могущественный из всех волшебников Черного Квадрата, и он был таким
всегда -- если не считать Огистума.
Огистум пытался скрыть от него Силу, в то время как сам он хранил ее в
себе. Старик заколдовал молодую женщину, и она зачала. Четверых младенцев
сразу родила она. И каждое дитя несло в себе знаки и могущество одной из
четырех стихий. Сразу после рождения они были разлучены и развезены по
разным сторонам света, чтобы Совартус не смог до них добраться.
Тринадцать лет потратил он на поиски. Тринадцать бесконечных лет. И все
это время он продолжал постигать тайные учения Арканы, оттачивая свое
мастерство. В поисках детей и нового знания он забирался на край света. В
далеких восточных джунглях Кхитая он сражался с чародеями, чьи лица
напоминают маски, а кожа желтого цвета. В развалинах стигийских храмов он
овладел искусствами Черного Круга. Своими собственными глазами волшебник
видел в башне Йары, что в Аренджуне, городе воров, неземное чудовище с
изумрудно-зеленой кожей и бесформенной слоновой головой. Да, в области Зла
он получил обширное образование. Даже не владея силой Четырех, Совартус был
тем, кого нельзя недооценивать. Во всей Коринфии нет второго чародея,
способного сравниться с ним. Но и такой власти было ему мало, потому что он
хотел стать наивысшей силой этого мира.
Покидая покой и спускаясь по темному переходу в главный зал, высеченный
в скальных породах горы Слотт, Совартус улыбался. Когда он проходил, крысы
разбегались с писком и пауки карабкались наверх в свои паутины.
Огистум мертв -- отравлен рукой Совартуса, а план убитого чародея
превратился в жалкое воспоминание. Дети выслежены и находятся в его власти.
Эти трое стоили Совартусу целого состояния. Его сыщики нашли их в Туране,
Офире и Пуантэне. Разве не ирония судьбы -- отыскать последнего ребенка
здесь, в Коринфии, практически возле самой двери?
Трое детей в его руках. Трупы тех смертных, которые помогали ему или
что-то знали об этом деле, давно уже кормят рыб или каких-нибудь других
водных тварей, а некоторые умирают там, куда не заглянет глаз простого
смертного. Как только демон доставит четвертого ребенка, можно считать себя
победившим. Жаль, что старик Огистум умер и не увидит этого! Совартусу это
доставило бы истинное наслаждение. Может быть, воскресить Огистума? Он мог
бы это сделать. Да, великолепное развлечение! Вернуть старику жизнь только
для того, чтобы он сумел увидеть свое поражение и торжество Совартуса.
При этой мысли он расхохотался. Он сделает это! Во имя Сэта! В конце
концов, далеко не каждый умеет возвращать из Серых Стран своего убитого
отца.
Возле перевала через Карпашские горы, по пути из Заморы в Коринфию, в
безымянной деревушке стояла полуразвалившаяся харчевня, казавшаяся
необитаемой. К этой развалюхе подъехал высокий крепкий парень на
великолепном жеребце. Благородное животное несло на себе роскошное седло и
шелковую, экзотически разукрашенную попону. Серебряные украшения поводьев
были сделаны в виде фигурок журавлей и лягушек. Было совершенно очевидно,
что некогда конь принадлежал богатому человеку.
Всадник же был одет в потертую кожаную куртку. У него не было ни
доспехов, ни шлема. Штаны казались мятыми от старости и пота. Плащ, хоть и
сшитый из тонкой шерсти, был изрядно потрепан. Под мышкой в кожаных ножнах
висел кинжал, который выглядел довольно внушительно. Большой широкий меч с
простой рукоятью был вложен в ножны еще менее изящные, чем прочие вещи
всадника. Вечерний ветер трепал спутанную гриву длинных черных волос
молодого человека. Глубоко посаженные глаза отражали свет заходящего солнца,
словно излучая голубой огонь. Это был Конан из Киммерии. И если кто-нибудь и
удивлялся контрасту между конем и всадником, когда оба они приблизились к
харчевне, то на замечание не отважился никто.
У входа в харчевню, которая, подобно деревне, не могла похвастаться
каким-либо звучным именем, стоял мальчик лет двенадцати. Всадник наклонился
> седле и поманил его.
-- Эй, малыш, тут у вас есть стойло?
-- Конечно. -- Мальчик оценивающе посмотрел на одежду Конана. -- Для
тех, кто может заплатить.
Взгляд мальчика развеселил Конана. Он хмыкнул, и вынул из кошелька,
висевшего у него на поясе, маленькую серебряную монетку, которую бросил
мальчику. Тот ловко поймал ее на лету и ухмыльнулся от уха до уха.
-- Митра! Да за эти деньги вы можете купить всю нашу конюшню!
-- Будет вполне достаточно, если мой конь получит овес и воду, и если
его почистят, -- сказал Конан. -- Кто знает, может быть, для тебя найдется
еще одна монетка, если завтра он вдруг окажется чистым.
-- Будет сиять ярче солнца, -- заверил мальчик. Он подбежал, чтобы
схватить поводья.
-- Еще минутку подожди, -- остановил его Конан. Он снял две тяжелые
седельные сумки. При этом он позаботился о том, чтобы золотые монеты в них
не звенели. Эти сумки проведут ночь рядом с ним, а не на конюшне --
сохранней будут. Конан знал воров. Он и сам был вором.
Мальчик увел коня, а Конан направился в комнату для посетителей.
Внутренняя отделка помещения полностью соответствовала внешнему виду
здания. Комната была грязной и полной дыма, который клубился из закопченного
камина. Окон не было. Источниками света служили лишь немногочисленные
масляные лампы на деревянных столах и щели в низком потолке.
Жирный мужчина в грязном фартуке поспешил Конану навстречу. Широкая
улыбка открывала его почерневшие гнилые зубы.
-- А, добрый вечер, господин. Чем могу служить? Конан огляделся.
Примерно десять человек находились тут, и все они выглядели такими же
опустившимися и замызганными, как и сама харчевня. Здесь были, разумеется,
смуглые заморанцы, а двое посетителей с глазами, как щели, вероятно, были
гирканцы. Две женщины с печальными глазами и усталыми лицами, облаченные в
драные шаровары, могли быть только представительницами древнейшего в мире
ремесла. И, наконец, на лавке сгорбился еще один человек, маленький,
толстый, седоволосый, который посматривал на Конана, как ястреб на змею.
Конан спросил хозяина:
-- Есть ли в этом притоне что-нибудь еще, кроме заплесневелого хлеба,
-- что-нибудь съедобное? И еще вино -- вино, которое не успело еще стать
уксусом?
-- Само собой, господин...
-- И спальня? -- прервал его Конан. -- Комната с дверью и замком?
-- Митра позаботился о том, чтобы в моей харчевне было все, что вам
необходимо, -- ответил хозяин и снова продемонстрировал свои гнилые зубы.
Конан проворчал:
-- Ну так принеси мне поесть. Я погляжу, распространяются ли милости
Митры на твою стряпню. И вино -- лучшее, какое у тебя есть!
Человек, казалось, колебался -- к какой ступени общества отнести
Конана. Прежде чем он успел что-либо сказать, тот швырнул ему монету. Глаза
толстяка расширились, когда в тусклом свете лампы он различил блеск желтого
металла. Он спрятал маленький кружок быстрее, чем коршун хватает свою
добычу. Потом осторожно приоткрыл кулак -- так, чтобы другие не могли
увидеть монету. Блеск золота не лгал.
-- Золото! -- алчно прошептал он, одновременно восхищенный и
исполненный благоговейного ужаса. Он тут же сделал попытку куснуть монету,
чтобы проверить чистоту благородного металла, однако осуществить это
намерение ему помешало состояние зубов. Он взвесил ее на ладони. Когда он
судорожно сжал пальцы над мерцающим кружком и недоверчиво обвел глазами
своих посетителей, он напоминал жирную крысу.
Конан потянулся. Было слышно, как хрустнули суставы, когда он расправил
свои сильные плечи и развел мускулистые руки. Шорох и движение вырвали
владельца харчевни из мира алчных грез. Он низко склонился, пробормотал
что-то и исчез, но почти тут же вернулся назад с кувшином вина и стаканом. И
то и другое он вкрадчиво поставил на стол перед Конаном. И то и другое он
поставил на стол перед Конаном.
-- Ваш ужин скоро будет готов, господин,
Конан ухмыльнулся. Темные личности, собравшиеся в этом притоне,
уставились на него. Он пренебрежительно отодвинул стакан, взял кувшин и
опорожнил его. Жиденькое красное вино было немного горьковатым на вкус, но
хорошо охлажденным. Конан сделал Три больших глотка, прежде чем отставить
кувшин и перевести дыхание. После этого он еще раз потянулся. Мускулы
заиграли под загорелой кожей. Затем он уселся на лавку.
Прочие посетители снова вернулись к своим делам -- в том числе и тот
маленький толстяк, который постоянно наблюдал за молодым парнем уголками
своих бесцветных глаз.
Вскоре хозяин вернулся с деревянным подносом руках, на котором лежал
здоровенный кусок дымящейся говядины. Кусок был толщиной в руку Конана." С
него капала кровь. Киммерийца это не смутила. Своим острым как бритва
карпашийским кинжалом он отрезал большие куски и жевал с наслаждением,
запивая полусырое мясо потоками жидкого красного вина. Это было не лучшее
жаркое, съеденное им в жизни, но Конану было довольно и такого.
Пожевав мясо и уничтожив большую часть вина, он опять поискал глазами
хозяина. С быстротой молнии этот сообразительный молодец с гнилыми зубами
скользнул к киммерийцу.
-- Да, господин?
-- Никакой я не господин, -- заметил ему Конан, чувствуя себя сытым и
добрым. -- Но я устал. И хочу видеть комнату, которую Митра приготовил для
меня в этом... в этой харчевне.
-- Сию секунду.
Хозяин вывел Конана из дымной комнаты и провел по узкому коридору к
крутой лестнице. При каждом шаге ступеньки скрипели и трещали, выдавая трели
не хуже какой-нибудь птахи, исполняющей песнь любви. Он усмехнулся. Вот и
хорошо. Ни одному вору не забраться по этой лестнице незамеченным, чтобы,
скажем, обокрасть кого-нибудь.
Комната была лишь немногим лучше той, что Конан видел внизу. Она была
совершенно пустой, если не считать кучи чистой соломы и шерстяного одеяла.
На внешней стороне была прорублена круглая дыра -- величина позволяла ей
считаться окном, пропускающим свежий воздух или свет луны, однако человек
сквозь него бы не протиснулся. Дверь производила довольно солидное
впечатление. Хорошо смазанная медная задвижка легко скользнула на место. Это
было самое важное. Замок был наиболее добротной вещью во всем доме. Конан
отослал хозяина движением руки и бросил седельные сумки с добычей в угол.
Что-то зашуршало и пискнуло в соломе при глухом стуке падения золота и
серебра. В темноте ничего не было видно. Конан вынул из ножен кинжал. Синие
глаза киммерийца блеснули. Он поворошил солому в углу.
Оттуда выскочила крыса и бросилась бежать, но бедняжка была слишком
неповоротлива. С поразительной быстротой Конан метнул кинжал и пригвоздил
тело животного к полу.
Конан улыбнулся. По крайней мере, эта тварь не будет ползать по нему
сегодня ночью. Он встал и высунул кинжал за окно. Убитая крыса соскользнула
с клинка и пропала в ночной темноте. Конан вытер клинок соломой, вложил
кинжал в ножны и улегся спать.
Рассвет еще не наступил. В этот серый час тишину нарушил слабый звук.
Для слуха обычного человека он был бы неотличим от прочих ночных шорохов
старого дома. Но Конан мгновенно проснулся. Все чувства его обострились.
Скрип. Скрип. Ночной нарушитель спокойствия, должно быть, невелик
ростом. Но ничего хорошего он замыслить не мог, потому что Конан различил
звук, который очень напоминал трение металла о металл. Только человек
использует предметы из железа или латуни, а человек в этот час мог означать
только одно: опасность.
Сквозь дыру в окне сочился слабый свет заходящей луны и гаснущих звезд.
При таком освещении и кошка не нашла бы дороги домой, но зрение у киммерийца
было острее, чем у других людей, и кроме того, он привык к различным
опасностям. Конан обвел взглядом комнату и остановился на том месте, откуда
доносился звук.
В тусклом свете увидел, как между дверью и хорошо смазанным засовом
двигается кусок проволоки. На мгновение по спине Конана пробежали мурашки.
Никто из рожденных земной женщиной не смог бы подняться по лестнице
бесшумно. В этом он готов был биться об заклад. Киммериец схватился за меч.
Внезапно задвижка подалась, и дверь распахнулась. Трое с обнаженными
кинжалами ворвались в комнату.
Конан вскочил, выдернул меч из ножен и набросился на непрошеных гостей.
Поскольку они полагали найти в комнате спящего человека и заколоть его без
всяких помех, прямо во сне, они ужасно смутились.
Первый из грабителей был убит прежде, чем вообще осознал, насколько
смертельной была грозившая ему опасность. Когда киммериец выдернул меч из
его тела, бандит опустился на пол с предсмертным хрипом. Конан взметнул
тяжелый клинок с легкостью, которая была под силу только человеку
незаурядной мощи. Второй убийца повернулся вполоборота, и ему удалось
поднять кинжал. Но эта попытка защититься оказалась тщетной. Брызнули искры,
когда широкий меч скрестился с клинком кинжала и отбросил его, словно
перышко. При этом меч Конана глубоко вонзился в бок негодяя, круша ребра.
Грабитель вытянулся на грязных досках пола и затих.
Третий, с искаженным от ужаса лицом, отступил назад, к узкому коридору.
Спина убийцы-неудачника коснулась стены. В панике он озирался по сторонам,
но, казалось, понял, что этот берсерк настигнет его даже в том случае, если
он отыщет нужное направление и ударится в бегство. Он поудобнее взялся за
рукоять кинжала и держал его теперь, как меч.
В этот момент лестница заскрипела под тяжестью шагов. Желтые призрачные
огни коптящих свечей выхватили из мрака новых участников этой сцены. Однако
внимание Конана было по-прежнему полностью сосредоточено на воре, грозившем
ему кинжалом. В отчаянии тот бросился на киммерийца, направляя острие своего
кинжала Конану в пах. Конан легко отскочил в сторону, поднял меч и изо всех
сил обрушил его на своего противника. Острый клинок раскроил голову пополам,
словно спелую дыню. Кровь брызнула на стены коридора, который был теперь
освещен свечами, -- их держали хозяин харчевни и тот толстяк, что накануне
не спускал с Конана глаз.
Конан направил окровавленное острие в сторону хозяина, облаченного в
грязную ночную сорочку.
Хозяин побелел от ужаса и начал жутко заикаться:
-- П-пожалуйста, г-госп-подин... У меня с-семья!.. Конан уставился на
него неподвижным взглядом. Глаза его пылали синим пламенем. Наконец он
удосужился поглядеть на скорбные останки тех, кто убил бы его, будь он менее
осторожным.
-- Кто эти мерзавцы? -- спросил он, указывая острием меча на
распростертые трупы.
-- Н-не знаю, г-госп-подин. Я н-не знаю их, -- пробормотал хозяин. Пот
струился по его лицу.
Заговорил толстяк:
-- Судя по их виду, это заморанские карманники. Они только сегодня
появились в харчевне.
Конан смерил его взглядом.
-- Меня зовут Конан из Киммерии, хотя сейчас я иду из Шадизара. А вы
кто?
-- Логанаро, друг мой, купец из Морнстадиноса Коринфского. Я
возвращаюсь из Кофа, где у меня... э-э... были важные дела.
Конан кивнул и снова взялся за бледного хозяина.
-- Как эти стервятники попали в мою комнату, ты, владелец этой
проклятой богами конуры? Уж никак не по скрипучей лестнице, верно?
-- Правильно говорите, господин. На другом конце коридора есть другая
лестница, она прочнее этой.
-- Понятно. А теперь объясни мне, зачем тебе понадобилось смазывать
замок, ты, пес!
-- Замок? Он... он только совсем недавно был врезан в дверь, господин!
Наверное, мастер его и смазал. -- Хозяин судорожно глотал воздух и дергался,
как марионетка на ниточках. -- Да, господин, так дело и было. Мастер,
наверное, это и сделал.
Конан покачал головой:
-- Звучит очень убедительно. Но я почему-то начинаю чувствовать желание
найти этого мастера и потолковать с ним.
Хозяин посерел.
-- Н-но... его нет в деревне. Он,. э". он в Туран подался. Да.
Конан сплюнул на пол, наклонился и вытер клинок о заношенный плащ
одного из убитых. Потом поискал, нет ли на стали царапин. Ни одной. Кинжал
вора, вероятно, был сделан из плохой стали.
Конан выпрямился и посмотрел на дрожащего хозяина сверху вниз.
-- Убери разгром в моей комнате! -- распорядился 'он. -- Я хочу еще
немного поспать, только так, чтобы мне не мешали.
-- П-поспать? -- Казалось, это удивило хозяина.
-- Ну и что? Еще петухи не пели, а я устал. Поторопись! Возможно, утром
я и забуду все эти фокусы со смазанными замками.
Увидев завтрак, который подал ему хозяин, Конан ухмыльнулся. Еда была
горячей и хорошо приготовленной. Когда он сыто рыгнул, владелец собачьей
конуры, прозываемой почему-то "харчевней", мгновенно подскочил к нему с
вопросом, не может ли он еще чем-нибудь услужить-.
Пока Конан трудился над своим завтраком, маленький толстый купец подсел
к нему за стол и вступил с киммерийцем в беседу.
-- Вы едете на запад просто так?
-- Да. В Немедию.
-- Тогда вам нужно идти по левой ветке коринфской дороги через Перевал
Духов.
-- Перевал Духов? Купец улыбнулся.
-- Это название, несомненно, хорошо для того, чтобы пугать им детей.
Пролетая над скалами, ветер поет свои странные песни. Отвесные скалы
многократно отражают звуки, трудно переносимые человеческим ухом.
Конан засмеялся и отломил большой кусок от третьей ковриги хлеба,
поданной хозяином. Хлеб он запил хорошим глотком вина.
-- В той стране, где я родился, известны такие ветровые трубы, --
оказал он. -- В Киммерии даже маленькие дети не боятся этих звуков -- а тем
более их не испугается мужчина, который видел уже восемнадцать зим.
Логанаро поднял плечи под темно-коричневым одеянием.
-- Есть там еще совсем недалеко от перевала заколдованное озеро. Оно
называется Спокезхо.
-- А в этом заколдованном озере путешественников пугают заколдованные
рыбы, пуская пузыри в самый неожиданный момент?
! Конану пришлось смеяться над своей шуткой в одиночку. Лицо купца
осталось серьезным.
-- Нет, в этом озере нет рыбы. О существах, обитающих там, лучше вообще
OCRed by Dim.
---------------------------------------------------------------
Ледяной холод царствовал в этом покое. Холод, который не мог исходить
только от влажных, заплесневелых стен. Это был неестественный холод,
охватывающий самую душу, а не только лишь воздух; вечная мерзлота древнего
праха, погребенного в самом сердце ледника, мертвый хрусталь которого был
древним уже тогда, когда дворцы Атлантиды еще гордо возвышались среди водной
глади. Посреди этого холода стоял Совартус, волшебник Черного Квадрата.
Он бормотал арканское заклинание, составленное из мрачных формул Зла.
Тело волшебника сотрясалось под натиском сил, пронизывающих его. Хриплым,
низким голосом он произносил:
-- Выйди, выйди, дитя Серых Стран! Выйди, о выйди, порожденье ада!
Выйди, выйди, ибо я тебе повелеваю!
Затем он добавил Семь Слов Пергамента. Ему стоило огромных трудов
выговорить каждое из Семи Слов. Любая небрежность могла означать немедленную
смерть: одно неправильно произнесенное слово -- и демон может вырваться из
связавшей его пентаграммы, которая была начертана на каменных плитах.
Из недр горы поднялся страшный крик, словно кто-то погружал в
расплавленный свинец некое существо, не принадлежащее к этому миру.
В центре пентаграммы заклубился дым. Истекая из одной точки
пространства, он расползался отвратительно смердящими темно-красными
облаками, смешанными с ярко-желтым туманом, и в воздухе покоя словно
открылись зияющие раны. Адские вспышки света слепили глаза; затем послышался
запах серы. Неожиданно внутри геометрической фигуры оказался демон. Черная
слизь струилась по его телу; каждая его пора источала смрад. В высоту он был
полтора человеческих роста. Кожа его была цвета свежей крови. Обнаженный и
безволосый, стоял он в магическом узоре на полу. Только слепой не увидел бы
его жуткой мужественности.
-- Кто осмелился? -- проскрежетал демон. Он подскочил к Совартусу,
чтобы схватить за горло этого человека с угольно-черными волосами и
клиновидной бородкой, который улыбался ему. Силовая стена, замыкающая
пентаграмму, оттолкнула демона. Гигантские мышцы вздулись на руках чудовища,
когда он ударил по невидимой преграде кулаками. Он закричал. В этом крике
звучала вся ярость преисподней. Демон обнажил длинные белые клыки...
-- Тысячу лет ты будешь просить меня о смерти! Голос его скрежетал,
словно терлись друг о друга толстые медные плиты. Совартус покачал головой:
-- О нет, порожденье ада. Я вызвал тебя, и ты будешь повиноваться моим
приказаниям. -- Волшебник громко рассмеялся. -- Ты действительно будешь
служить мне, Дивул.
Демон отшатнулся и вытянул перед собой когтистые лапы, прикрывая ими
лицо, искаженное страхом.
-- Вы знаете мое имя?
-- Да. И ты будешь подчиняться мне или же останешься заключенным в мою
пентаграмму до скончания века.
Черный пот выступил на теле Дивула и закапал на каменные плиты пола.
Соприкасаясь с камнем, жидкость превращалась в облачка едкого дыма. Потекли
вязкие потоки бурой жижи, но перед границей пентаграммы, начерченной
Совартусом, они остановились. Дивул посмотрел на человека и спросил:
-- Вы из магов Черного Круга?
-- Не Круга, дитя ночи. Я -- Совартус из Черного Квадрата, недавно
посвященный, но уже ставший Магистром Четырех Дорог. Меня не интересуют
обманы пурпурных снов черного лотоса, и я не дилетант, занимающийся
общедоступной некромантией, как эти стигийские хвастуны. Не Круг, но во
много раз более могущественный Квадрат связал и победил тебя сейчас, Дивул.
Знают ли о Квадрате в безднах ада? Дивул скрипнул зубами.
-- Мы знаем его.
-- Ага. Ты будешь выполнять то, что я прикажу?
-- Я буду служить вам, -- обещал Дивул и еще раз сверкнул клыками. --
Но будьте внимательны, человек, потому что одна-единственная ошибка -- и...
-- Не угрожай мне, демон! Я могу приковать тебя к скале и отправить к
морю Вилайет, чтобы ты остаток своих дней созерцал его илистые берега.
Глаза Дивула засветились красным светом, однако он промолчал. '
Совартус отвернулся от демона и посмотрел на стену. Там томились трое
детей, два мальчика и девочка, такие же пленники, как и демон, но связанные
вполне земными путами -- они были прикованы к серой стене. Дети, казалось,
не испытывали страха. Они молча смотрели прямо перед собой, и создавалось
впечатление, что они находятся под действием какого-то одурманивающего
снадобья. Их было трое -- всего лишь трое.
Совартус приказал демону:
-- Взгляни на этих -детей!
Демон бросил на них взгляд и кивнул:
-- Я вижу их.
-- Ты знаешь их?
-- Я знаю их, -- ответил Дивул. -- Это Трое из Четырех. Девочка --
Вода, мальчики -- Земля и Воздух.
-- Отлично. Стало быть, ты сумеешь узнать Четвертую, если увидишь ее?
-- Я сумею узнать ее.
Совартус кивнул и улыбнулся. Его белые зубы блеснули в черной бороде.
-- Я так и думал. Это и есть твое задание, демон. На юго-востоке
расположен город Морнстадинос. В этом городе находится дитя Огня --
разумеется, скрытно. Выследи ее и доставь ко мне, живую и невредимую.
Дивул сверкнул на волшебника глазами и спросил:
-- А потом?
-- После этого я отпущу тебя, разрешу вернуться к твоим друзьям в
геенну.
-- Я был бы счастлив видеть тебя именно там, человек.
Совартус рассмеялся:
-- Не сомневаюсь. Но если я и попаду в ад, то только в качестве твоего
господина, демон. И тебе даже придется помогать мне в этом. Поэтому работай
как следует и не серди меня.
Демон скрипнул острыми клыками и проговорил металлическим голосом:
-- Вижу- -- И внезапно замолчал. Глаза Совартуса блеснули в свете
дрожащих факелов на стене.
-- Да? Говори!
Демон помедлил, но кивнул и сказал:
-- Так же ясно, как истинную сущность этих троих детей, вижу я и вашу
истинную сущность, волшебник. В вас заключена Сила, много Силы, и обещание
еще большего могущества окутывает вас, как плащ.
-- Для того, кто рожден во мраке преисподней, ты обладаешь весьма
острым зрением. Значит ли это, что ты понял также, что проку тебе в этом не
будет -- или-
-- Да, Черные Души многому научились от людей. Вы в состоянии исполнить
все свои угрозы. Я буду служить вам, человек. Мне совсем не улыбается
провести десять тысяч лет в черном иле моря Вилайет.
-- Ты очень умен для обыкновенного демона, -- проговорил Совартус. --
Если через пару тысяч лет я вступлю в правление преисподней -- после того,
как наскучит владычествовать здесь, -- мне, вероятно, потребуются неглупые
помощники, вроде тебя. Помни об этом, когда будешь выполнять мои приказы.
Служи хорошо! -- Он погладил свою бородку. -- На сегодня я разрешаю тебе
уйти. Скорее делай то, что тебе поручили, и возвращайся назад.
Демон подобрался и произнес:
-- Я слышал, о господин, и я повинуюсь. Мощные мышцы стали особенно
заметны, когда чудовище присело, чтобы прыгнуть вверх. При этом взлете в
темном покое снова засверкало. Затем Дивул исчез. Там, где он стоял,
остались вязкие лужицы. Совартус опять засмеялся и посмотрел на детей.
Скоро он получит Четвертую, скоро он соберет воедино все стихии,
заключенные в этих детях. И тогда он сможет повелевать всеми четырьмя
первоэлементами, а не только духами воды и чертями ветра, не только
саламандрами, не одними лишь вервольфами. Нет, как только он получит,
наконец, всех Четырех, он будет в состоянии создать и высвободить такой
источник Силы, такой мощный потенциал, что даже Черные Души Сэта склонятся
перед ним.
Совартус резко повернулся, взметнув свое черное шелковое одеяние. Он --
самый могущественный из всех волшебников Черного Квадрата, и он был таким
всегда -- если не считать Огистума.
Огистум пытался скрыть от него Силу, в то время как сам он хранил ее в
себе. Старик заколдовал молодую женщину, и она зачала. Четверых младенцев
сразу родила она. И каждое дитя несло в себе знаки и могущество одной из
четырех стихий. Сразу после рождения они были разлучены и развезены по
разным сторонам света, чтобы Совартус не смог до них добраться.
Тринадцать лет потратил он на поиски. Тринадцать бесконечных лет. И все
это время он продолжал постигать тайные учения Арканы, оттачивая свое
мастерство. В поисках детей и нового знания он забирался на край света. В
далеких восточных джунглях Кхитая он сражался с чародеями, чьи лица
напоминают маски, а кожа желтого цвета. В развалинах стигийских храмов он
овладел искусствами Черного Круга. Своими собственными глазами волшебник
видел в башне Йары, что в Аренджуне, городе воров, неземное чудовище с
изумрудно-зеленой кожей и бесформенной слоновой головой. Да, в области Зла
он получил обширное образование. Даже не владея силой Четырех, Совартус был
тем, кого нельзя недооценивать. Во всей Коринфии нет второго чародея,
способного сравниться с ним. Но и такой власти было ему мало, потому что он
хотел стать наивысшей силой этого мира.
Покидая покой и спускаясь по темному переходу в главный зал, высеченный
в скальных породах горы Слотт, Совартус улыбался. Когда он проходил, крысы
разбегались с писком и пауки карабкались наверх в свои паутины.
Огистум мертв -- отравлен рукой Совартуса, а план убитого чародея
превратился в жалкое воспоминание. Дети выслежены и находятся в его власти.
Эти трое стоили Совартусу целого состояния. Его сыщики нашли их в Туране,
Офире и Пуантэне. Разве не ирония судьбы -- отыскать последнего ребенка
здесь, в Коринфии, практически возле самой двери?
Трое детей в его руках. Трупы тех смертных, которые помогали ему или
что-то знали об этом деле, давно уже кормят рыб или каких-нибудь других
водных тварей, а некоторые умирают там, куда не заглянет глаз простого
смертного. Как только демон доставит четвертого ребенка, можно считать себя
победившим. Жаль, что старик Огистум умер и не увидит этого! Совартусу это
доставило бы истинное наслаждение. Может быть, воскресить Огистума? Он мог
бы это сделать. Да, великолепное развлечение! Вернуть старику жизнь только
для того, чтобы он сумел увидеть свое поражение и торжество Совартуса.
При этой мысли он расхохотался. Он сделает это! Во имя Сэта! В конце
концов, далеко не каждый умеет возвращать из Серых Стран своего убитого
отца.
Возле перевала через Карпашские горы, по пути из Заморы в Коринфию, в
безымянной деревушке стояла полуразвалившаяся харчевня, казавшаяся
необитаемой. К этой развалюхе подъехал высокий крепкий парень на
великолепном жеребце. Благородное животное несло на себе роскошное седло и
шелковую, экзотически разукрашенную попону. Серебряные украшения поводьев
были сделаны в виде фигурок журавлей и лягушек. Было совершенно очевидно,
что некогда конь принадлежал богатому человеку.
Всадник же был одет в потертую кожаную куртку. У него не было ни
доспехов, ни шлема. Штаны казались мятыми от старости и пота. Плащ, хоть и
сшитый из тонкой шерсти, был изрядно потрепан. Под мышкой в кожаных ножнах
висел кинжал, который выглядел довольно внушительно. Большой широкий меч с
простой рукоятью был вложен в ножны еще менее изящные, чем прочие вещи
всадника. Вечерний ветер трепал спутанную гриву длинных черных волос
молодого человека. Глубоко посаженные глаза отражали свет заходящего солнца,
словно излучая голубой огонь. Это был Конан из Киммерии. И если кто-нибудь и
удивлялся контрасту между конем и всадником, когда оба они приблизились к
харчевне, то на замечание не отважился никто.
У входа в харчевню, которая, подобно деревне, не могла похвастаться
каким-либо звучным именем, стоял мальчик лет двенадцати. Всадник наклонился
> седле и поманил его.
-- Эй, малыш, тут у вас есть стойло?
-- Конечно. -- Мальчик оценивающе посмотрел на одежду Конана. -- Для
тех, кто может заплатить.
Взгляд мальчика развеселил Конана. Он хмыкнул, и вынул из кошелька,
висевшего у него на поясе, маленькую серебряную монетку, которую бросил
мальчику. Тот ловко поймал ее на лету и ухмыльнулся от уха до уха.
-- Митра! Да за эти деньги вы можете купить всю нашу конюшню!
-- Будет вполне достаточно, если мой конь получит овес и воду, и если
его почистят, -- сказал Конан. -- Кто знает, может быть, для тебя найдется
еще одна монетка, если завтра он вдруг окажется чистым.
-- Будет сиять ярче солнца, -- заверил мальчик. Он подбежал, чтобы
схватить поводья.
-- Еще минутку подожди, -- остановил его Конан. Он снял две тяжелые
седельные сумки. При этом он позаботился о том, чтобы золотые монеты в них
не звенели. Эти сумки проведут ночь рядом с ним, а не на конюшне --
сохранней будут. Конан знал воров. Он и сам был вором.
Мальчик увел коня, а Конан направился в комнату для посетителей.
Внутренняя отделка помещения полностью соответствовала внешнему виду
здания. Комната была грязной и полной дыма, который клубился из закопченного
камина. Окон не было. Источниками света служили лишь немногочисленные
масляные лампы на деревянных столах и щели в низком потолке.
Жирный мужчина в грязном фартуке поспешил Конану навстречу. Широкая
улыбка открывала его почерневшие гнилые зубы.
-- А, добрый вечер, господин. Чем могу служить? Конан огляделся.
Примерно десять человек находились тут, и все они выглядели такими же
опустившимися и замызганными, как и сама харчевня. Здесь были, разумеется,
смуглые заморанцы, а двое посетителей с глазами, как щели, вероятно, были
гирканцы. Две женщины с печальными глазами и усталыми лицами, облаченные в
драные шаровары, могли быть только представительницами древнейшего в мире
ремесла. И, наконец, на лавке сгорбился еще один человек, маленький,
толстый, седоволосый, который посматривал на Конана, как ястреб на змею.
Конан спросил хозяина:
-- Есть ли в этом притоне что-нибудь еще, кроме заплесневелого хлеба,
-- что-нибудь съедобное? И еще вино -- вино, которое не успело еще стать
уксусом?
-- Само собой, господин...
-- И спальня? -- прервал его Конан. -- Комната с дверью и замком?
-- Митра позаботился о том, чтобы в моей харчевне было все, что вам
необходимо, -- ответил хозяин и снова продемонстрировал свои гнилые зубы.
Конан проворчал:
-- Ну так принеси мне поесть. Я погляжу, распространяются ли милости
Митры на твою стряпню. И вино -- лучшее, какое у тебя есть!
Человек, казалось, колебался -- к какой ступени общества отнести
Конана. Прежде чем он успел что-либо сказать, тот швырнул ему монету. Глаза
толстяка расширились, когда в тусклом свете лампы он различил блеск желтого
металла. Он спрятал маленький кружок быстрее, чем коршун хватает свою
добычу. Потом осторожно приоткрыл кулак -- так, чтобы другие не могли
увидеть монету. Блеск золота не лгал.
-- Золото! -- алчно прошептал он, одновременно восхищенный и
исполненный благоговейного ужаса. Он тут же сделал попытку куснуть монету,
чтобы проверить чистоту благородного металла, однако осуществить это
намерение ему помешало состояние зубов. Он взвесил ее на ладони. Когда он
судорожно сжал пальцы над мерцающим кружком и недоверчиво обвел глазами
своих посетителей, он напоминал жирную крысу.
Конан потянулся. Было слышно, как хрустнули суставы, когда он расправил
свои сильные плечи и развел мускулистые руки. Шорох и движение вырвали
владельца харчевни из мира алчных грез. Он низко склонился, пробормотал
что-то и исчез, но почти тут же вернулся назад с кувшином вина и стаканом. И
то и другое он вкрадчиво поставил на стол перед Конаном. И то и другое он
поставил на стол перед Конаном.
-- Ваш ужин скоро будет готов, господин,
Конан ухмыльнулся. Темные личности, собравшиеся в этом притоне,
уставились на него. Он пренебрежительно отодвинул стакан, взял кувшин и
опорожнил его. Жиденькое красное вино было немного горьковатым на вкус, но
хорошо охлажденным. Конан сделал Три больших глотка, прежде чем отставить
кувшин и перевести дыхание. После этого он еще раз потянулся. Мускулы
заиграли под загорелой кожей. Затем он уселся на лавку.
Прочие посетители снова вернулись к своим делам -- в том числе и тот
маленький толстяк, который постоянно наблюдал за молодым парнем уголками
своих бесцветных глаз.
Вскоре хозяин вернулся с деревянным подносом руках, на котором лежал
здоровенный кусок дымящейся говядины. Кусок был толщиной в руку Конана." С
него капала кровь. Киммерийца это не смутила. Своим острым как бритва
карпашийским кинжалом он отрезал большие куски и жевал с наслаждением,
запивая полусырое мясо потоками жидкого красного вина. Это было не лучшее
жаркое, съеденное им в жизни, но Конану было довольно и такого.
Пожевав мясо и уничтожив большую часть вина, он опять поискал глазами
хозяина. С быстротой молнии этот сообразительный молодец с гнилыми зубами
скользнул к киммерийцу.
-- Да, господин?
-- Никакой я не господин, -- заметил ему Конан, чувствуя себя сытым и
добрым. -- Но я устал. И хочу видеть комнату, которую Митра приготовил для
меня в этом... в этой харчевне.
-- Сию секунду.
Хозяин вывел Конана из дымной комнаты и провел по узкому коридору к
крутой лестнице. При каждом шаге ступеньки скрипели и трещали, выдавая трели
не хуже какой-нибудь птахи, исполняющей песнь любви. Он усмехнулся. Вот и
хорошо. Ни одному вору не забраться по этой лестнице незамеченным, чтобы,
скажем, обокрасть кого-нибудь.
Комната была лишь немногим лучше той, что Конан видел внизу. Она была
совершенно пустой, если не считать кучи чистой соломы и шерстяного одеяла.
На внешней стороне была прорублена круглая дыра -- величина позволяла ей
считаться окном, пропускающим свежий воздух или свет луны, однако человек
сквозь него бы не протиснулся. Дверь производила довольно солидное
впечатление. Хорошо смазанная медная задвижка легко скользнула на место. Это
было самое важное. Замок был наиболее добротной вещью во всем доме. Конан
отослал хозяина движением руки и бросил седельные сумки с добычей в угол.
Что-то зашуршало и пискнуло в соломе при глухом стуке падения золота и
серебра. В темноте ничего не было видно. Конан вынул из ножен кинжал. Синие
глаза киммерийца блеснули. Он поворошил солому в углу.
Оттуда выскочила крыса и бросилась бежать, но бедняжка была слишком
неповоротлива. С поразительной быстротой Конан метнул кинжал и пригвоздил
тело животного к полу.
Конан улыбнулся. По крайней мере, эта тварь не будет ползать по нему
сегодня ночью. Он встал и высунул кинжал за окно. Убитая крыса соскользнула
с клинка и пропала в ночной темноте. Конан вытер клинок соломой, вложил
кинжал в ножны и улегся спать.
Рассвет еще не наступил. В этот серый час тишину нарушил слабый звук.
Для слуха обычного человека он был бы неотличим от прочих ночных шорохов
старого дома. Но Конан мгновенно проснулся. Все чувства его обострились.
Скрип. Скрип. Ночной нарушитель спокойствия, должно быть, невелик
ростом. Но ничего хорошего он замыслить не мог, потому что Конан различил
звук, который очень напоминал трение металла о металл. Только человек
использует предметы из железа или латуни, а человек в этот час мог означать
только одно: опасность.
Сквозь дыру в окне сочился слабый свет заходящей луны и гаснущих звезд.
При таком освещении и кошка не нашла бы дороги домой, но зрение у киммерийца
было острее, чем у других людей, и кроме того, он привык к различным
опасностям. Конан обвел взглядом комнату и остановился на том месте, откуда
доносился звук.
В тусклом свете увидел, как между дверью и хорошо смазанным засовом
двигается кусок проволоки. На мгновение по спине Конана пробежали мурашки.
Никто из рожденных земной женщиной не смог бы подняться по лестнице
бесшумно. В этом он готов был биться об заклад. Киммериец схватился за меч.
Внезапно задвижка подалась, и дверь распахнулась. Трое с обнаженными
кинжалами ворвались в комнату.
Конан вскочил, выдернул меч из ножен и набросился на непрошеных гостей.
Поскольку они полагали найти в комнате спящего человека и заколоть его без
всяких помех, прямо во сне, они ужасно смутились.
Первый из грабителей был убит прежде, чем вообще осознал, насколько
смертельной была грозившая ему опасность. Когда киммериец выдернул меч из
его тела, бандит опустился на пол с предсмертным хрипом. Конан взметнул
тяжелый клинок с легкостью, которая была под силу только человеку
незаурядной мощи. Второй убийца повернулся вполоборота, и ему удалось
поднять кинжал. Но эта попытка защититься оказалась тщетной. Брызнули искры,
когда широкий меч скрестился с клинком кинжала и отбросил его, словно
перышко. При этом меч Конана глубоко вонзился в бок негодяя, круша ребра.
Грабитель вытянулся на грязных досках пола и затих.
Третий, с искаженным от ужаса лицом, отступил назад, к узкому коридору.
Спина убийцы-неудачника коснулась стены. В панике он озирался по сторонам,
но, казалось, понял, что этот берсерк настигнет его даже в том случае, если
он отыщет нужное направление и ударится в бегство. Он поудобнее взялся за
рукоять кинжала и держал его теперь, как меч.
В этот момент лестница заскрипела под тяжестью шагов. Желтые призрачные
огни коптящих свечей выхватили из мрака новых участников этой сцены. Однако
внимание Конана было по-прежнему полностью сосредоточено на воре, грозившем
ему кинжалом. В отчаянии тот бросился на киммерийца, направляя острие своего
кинжала Конану в пах. Конан легко отскочил в сторону, поднял меч и изо всех
сил обрушил его на своего противника. Острый клинок раскроил голову пополам,
словно спелую дыню. Кровь брызнула на стены коридора, который был теперь
освещен свечами, -- их держали хозяин харчевни и тот толстяк, что накануне
не спускал с Конана глаз.
Конан направил окровавленное острие в сторону хозяина, облаченного в
грязную ночную сорочку.
Хозяин побелел от ужаса и начал жутко заикаться:
-- П-пожалуйста, г-госп-подин... У меня с-семья!.. Конан уставился на
него неподвижным взглядом. Глаза его пылали синим пламенем. Наконец он
удосужился поглядеть на скорбные останки тех, кто убил бы его, будь он менее
осторожным.
-- Кто эти мерзавцы? -- спросил он, указывая острием меча на
распростертые трупы.
-- Н-не знаю, г-госп-подин. Я н-не знаю их, -- пробормотал хозяин. Пот
струился по его лицу.
Заговорил толстяк:
-- Судя по их виду, это заморанские карманники. Они только сегодня
появились в харчевне.
Конан смерил его взглядом.
-- Меня зовут Конан из Киммерии, хотя сейчас я иду из Шадизара. А вы
кто?
-- Логанаро, друг мой, купец из Морнстадиноса Коринфского. Я
возвращаюсь из Кофа, где у меня... э-э... были важные дела.
Конан кивнул и снова взялся за бледного хозяина.
-- Как эти стервятники попали в мою комнату, ты, владелец этой
проклятой богами конуры? Уж никак не по скрипучей лестнице, верно?
-- Правильно говорите, господин. На другом конце коридора есть другая
лестница, она прочнее этой.
-- Понятно. А теперь объясни мне, зачем тебе понадобилось смазывать
замок, ты, пес!
-- Замок? Он... он только совсем недавно был врезан в дверь, господин!
Наверное, мастер его и смазал. -- Хозяин судорожно глотал воздух и дергался,
как марионетка на ниточках. -- Да, господин, так дело и было. Мастер,
наверное, это и сделал.
Конан покачал головой:
-- Звучит очень убедительно. Но я почему-то начинаю чувствовать желание
найти этого мастера и потолковать с ним.
Хозяин посерел.
-- Н-но... его нет в деревне. Он,. э". он в Туран подался. Да.
Конан сплюнул на пол, наклонился и вытер клинок о заношенный плащ
одного из убитых. Потом поискал, нет ли на стали царапин. Ни одной. Кинжал
вора, вероятно, был сделан из плохой стали.
Конан выпрямился и посмотрел на дрожащего хозяина сверху вниз.
-- Убери разгром в моей комнате! -- распорядился 'он. -- Я хочу еще
немного поспать, только так, чтобы мне не мешали.
-- П-поспать? -- Казалось, это удивило хозяина.
-- Ну и что? Еще петухи не пели, а я устал. Поторопись! Возможно, утром
я и забуду все эти фокусы со смазанными замками.
Увидев завтрак, который подал ему хозяин, Конан ухмыльнулся. Еда была
горячей и хорошо приготовленной. Когда он сыто рыгнул, владелец собачьей
конуры, прозываемой почему-то "харчевней", мгновенно подскочил к нему с
вопросом, не может ли он еще чем-нибудь услужить-.
Пока Конан трудился над своим завтраком, маленький толстый купец подсел
к нему за стол и вступил с киммерийцем в беседу.
-- Вы едете на запад просто так?
-- Да. В Немедию.
-- Тогда вам нужно идти по левой ветке коринфской дороги через Перевал
Духов.
-- Перевал Духов? Купец улыбнулся.
-- Это название, несомненно, хорошо для того, чтобы пугать им детей.
Пролетая над скалами, ветер поет свои странные песни. Отвесные скалы
многократно отражают звуки, трудно переносимые человеческим ухом.
Конан засмеялся и отломил большой кусок от третьей ковриги хлеба,
поданной хозяином. Хлеб он запил хорошим глотком вина.
-- В той стране, где я родился, известны такие ветровые трубы, --
оказал он. -- В Киммерии даже маленькие дети не боятся этих звуков -- а тем
более их не испугается мужчина, который видел уже восемнадцать зим.
Логанаро поднял плечи под темно-коричневым одеянием.
-- Есть там еще совсем недалеко от перевала заколдованное озеро. Оно
называется Спокезхо.
-- А в этом заколдованном озере путешественников пугают заколдованные
рыбы, пуская пузыри в самый неожиданный момент?
! Конану пришлось смеяться над своей шуткой в одиночку. Лицо купца
осталось серьезным.
-- Нет, в этом озере нет рыбы. О существах, обитающих там, лучше вообще