не говорить. И в любом случае необходимо держаться подальше от тех мест...
Настал черед Конана пожимать плечами.
-- Я еду из Коринфии в Немедию, а этот перевал нежит у меня на дороге,
и тут ничего не изменят ни ретровые трубы, ни бабкины сказки.
Логанаро улыбнулся.
-- Вы отважный человек. Возвращаясь домой, я по этой случайности избрал
именно эту дорогу. Может быть, разделим опасности, подстерегающие нас на
пути?
Конан качнул головой.
-- Нет, купец. Я предпочитаю путешествовать >дин.
-- Как угодно, -- сказал купец, передернув плечами. -- В любом
случае, я буду либо впереди, либо позади вас. Так что не пугайтесь, если
вдруг заметите, что я иду по вашим следам.
-- Одного купца недостаточно для того, чтобы испугать меня, Логанаро.
Толстяк кивнул и замолчал; но что-то, казалось, привело его в хорошее
настроение. Создавалось впечатление, что он скрывал от молодого киммерийца
Глубокую и мрачную тайну.
Снег, покрытый толстой коркой наста, лежал на скалах по обе стороны от
перевала. Пар от дыхания Конана и его коня клубился в ледяном воздухе.
-Конан не слишком много внимания обращал на холод -- он просто поплотнее
запахнул свой плащ.
Конанов буланый безошибочно находил дорогу, взбираясь все выше по
крутой тропе. Ветер дул не сильно, однако было слышно, как он завывает вдали
над высокими скалами. Неустанному цокоту лошадиных копыт вторило слабое эхо.
Вдруг Конан увидел небольшое озеро, о котором ему рассказывал Логанаро.
Киммериец тряхнул головой, Его прямые черные волосы стали от мороза совсем
жесткими и негнущимися и почти не шевельнулись при этом движении. Озеро
замерзло -- оно было покрыто льдом от одного берега до другого. Конан мог бы
поспорить на половину того золота, которое лежало в его седельных сумках,
что лед был не тоньше, чем его мускулистое бедро. Было в высшей степени
невероятно, что в этом озере кто-то купается -- пусть даже какие-то злые
духи.
Тропа пролегала прямо по берегу. Мерные шаги коня укачивали всадника.
Пройдя половину пути, конь неожиданно остановился, повернул голову и
уставился на поверхность озерного льда. Конан тоже поглядел туда, но не
заметил ничего мало-мальски интересного. Он ударил коня пятками.
-- Вперед! Шевелись!
Конь заржал, затряс головой, словно отвечая ему, попятился и отступил в
сторону.
-- Дурья башка! -- проворчал Конан и сильнее ударил коня по бокам. --
Если ты не будешь шевелиться, то сегодня вечером у меня на ужин будет
конина.
В тишине стал отчетливо слышен треск. Конан перевел взгляд с упрямого
коня на озеро. На поверхности льда появилась длинная зубчатая трещина. Потом
быстро возникла вторая, за ней третья. Создавалось впечатление, что кто-то
долбит изнутри толстую корку льда.
Лед разломился. Белые глыбы размером с крупных овец взлетели на воздух,
и из полыньи выбрались какие-то существа! Каждое ростом с человека, однако
выглядели они скорее как мартышки. Все они были', белоснежного цвета и не
имели лица -- ни рта, ни носа, ни глаз. Целая дюжина этих тварей выскочила
из озера, вскарабкалась на лед и умчалась прочь.
Конан сперва решил, что они спасаются от кого-то бегством и что им до
него нет никакого дела, потому что они бежали в направлении, противоположном
тому, в котором Конан ехал. Однако вскоре ему стало ясно, что они делают, --
они отрезали ему путь к отступлению!
Конан снова ударил пятками коня и угостил его хорошим тумаком, чтобы
заставить его тронуться с места. Но первобытный инстинктивный ужас охватил
животное. Жеребец дрожал и пытался сбросить всадника. Конан сжал коленями
бока охваченного паникой буланого. Только благодаря своей незаурядной
физической силе киммериец сумел удержаться в седле. Конь перестал взиваться
на дыбы и замер, исполненный страха, словно статуя на морозе.
Белые чудища, раскинув руки, шаркали по снегу прямо к Конану.
К черту коня! Конан соскочил с седла, высоко поднял свой широкий меч и
напал на ближайшее к нему чудище. Меч опустился со страшной силой.
Клинок отрубил кисть руки ледяного монстра. С глухим стуком она упала
на землю. Но в этом ледяном теле текла не кровь. Вместо горячего темного
сока жизни из обрубка хлынула струя прозрачной жидкости -- прозрачной, как
вода.
Ледяные пальцы впились Конану в плечо. Он резко обернулся. Перед ним
стояло еще одно существо, гладкое, как полированное стекло. Меч зазвенел,
когда Конан нанес удар, чувствуя полное отчаяние. На сей раз ему помогла
удача, и он снес ледяному чудищу голову. Оно содрогнулось и разжало пальцы,
вонзившиеся было в тело человека. И снова брызнула кристальная жидкость.
Во имя Крома! Эти жуткие бестии все-таки умирают? Однако их оставалось
еще десять -- против одного. Скверно. Но ведь Конан, в конце концов, не
идиот. Ему нужно прорваться. А брешь в их цепи он сумеет себе проложить.
Сильные мышцы вздулись на его руках, когда он обрушил сталь на
обитателей озера. Трижды его хватали холодные руки, и трижды он обрубал их.
Он бил, колол, рубил -- и шел. Земля была усеяна частями тел безлицых
водяных тварей. Их все еще оставалось много, но это преимущество оказалось
ничтожным -- они были беспомощны перед человеком с его быстрой реакцией.
Конан впал в ярость. Он уничтожил еще троих. Жидкость из их тел тут же
застыла на морозе.
Это сражение закончилось бы не в пользу Конана, если бы он вздумал не
уходить отсюда, не прикончив их всех. Он устал. Меч казался ему тяжелым. А
тварей оставалось еще целых восемь. Пора уходить!
Конан внезапно помчался в том направлении, откуда пришел. Безглазые
побежали за ним гуськом. Несмотря на изнеможение, Конан не удержался от
ухмылки. Хорошо! Они не только беспомощны, они еще и плохие стратеги.
Он резко затормозил, обернулся и опять напал. Теперь они были слишком
далеко друг от друга, чтобы навалиться на киммерийца всей толпой. В
настоящий момент ему предстояло иметь дело с чудищем, которое было больше
других. Конан легко уклонился от кулака и поднял меч. Сталь вонзилась в ногу
врага и отрубила ее. Безмолвно, с глухим стуком опустился ледяной монстр на
землю и перекрыл Конану дорогу. Тогда киммериец снова побежал вперед. Если
бы сейчас у него была эта проклятая лошадь!
Громкое ржание заставило его остановиться. Он увидел, как множество
других ледяных чудищ волокут его жеребца к полынье. Все больше этих
противных тварей выскакивало из озера и пыталось схватить жеребца. Теперь их
было, без сомнения, больше двадцати, Половина из них вязала лошадь,
остальные бежали к Конану.
Жеребец, все съестные припасы, все награбленное золото и серебро сейчас
безвозвратно исчезнут на дне озера Спокезхо! С высоко поднятым мечом Конан
помчался было к озеру, но на полпути остановился. Ни одна лошадь не стоит
того, чтобы за нее умирать. На свете много лошадей и немало золота, и все
это Конан сможет украсть, если будет жить.
-- Чтоб вас всех забрал Кром! -- проворчал он, обращаясь к кристально
прозрачным бескровным чудовищам. Потом повернулся и побежал прочь.
Спускаясь с перевала, Конан заметил вдали всадника. Несмотря на то, что
с шага Конан перешел на бег и в конце концов помчался изо всех сил, он не
смог приблизиться к этой фигуре. Конан прокричал нечто приветственное, но
ответа не получил. Всадник не останавливался. Может быть, это тот самый
купец, которого он встретил в нищей дыре, именуемой харчевней? Если это так,
то зачем всаднику стараться сохранять между собой и киммерийцем все время
одно и то же расстояние? Конан побежал дальше, попутно проклиная обитателей
озера, утопивших его лошадь.
После дня утомительного перехода Конан добрался до города
Морнстадиноса, первого коринфского города, увиденного им. Морнстадинос не
украшали высокие башни, подобные тем, что высились в Шадизаре или Аренджуне,
однако это поселение могло похвастаться крепкими стенами и многочисленными
зданиями, хотя они и выглядели более приземистыми, чем строения тех городов,
где Конан побывал прежде. Однако киммерийца этот город вполне устраивал.
Если он хочет двигаться дальше, в Немедию, то ему необходима новая лошадь, а
также серебро и золото. Здесь он сумеет добыть и то, и другое, и третье --
нужда научит.
Но самое малое еще один день ему придется пройти пешком. Навстречу ему
не попался ни один путник, что было весьма некстати. Какой-нибудь жирный
купец наверняка имел бы при себе недурные закуски и ценные вещицы, -- а в
этом Конан испытывал сейчас большую нужду. Кроме меча, карпашийского кинжала
и одежды у киммерийца оставался еще кошелек с несколькими медяками, которых,
вероятно, хватит для ночлега и ужина с кувшином скверного вина. Какая
гнусная перспектива! Но к такому он с годами привык. Не в первый раз ему
быть голодным.
В конце концов! Перед Конаном раскинулся город, а его желудку придется
довольствоваться съедобными корешками и водой из реки, пока он не доберется
до городских ворот. Конан, не задумываясь, зашагал дальше.
Логанаро прикинул расстояние: рослый варвар должен отставать от него
примерно на час ходьбы, поскольку сам купец несся галопом. Лошадь его была
вся в пене, но это неважно. Важно только то, что у Логанаро теперь есть
время связаться с одним из своих покровителей (в данном случае -- с
покровительницей).
Пока лошадь щипала траву и отдыхала, он начал подготовку к
телепатическим переговорам, далеко не легкому чародейству, за владение
которым он дорого заплатил и продолжал платить каждый раз при каждом новом
обращении к своему дару. Из складок плаща Логанаро вытащил кинжал с коротким
широким клинком и крепко сжал его в правой руке. Потом "закатал рукав. Всю
левую руку покрывали тонкие шрамы. Некоторые из них были старыми и бледными,
другие еще свежими, красными или розоватыми. Логанаро нашел место между
двумя прежними надрезами и, сжав зубы, вонзил нож в мясо, как иглу.
Брызнула кровь, когда он рванул клинок вниз по руке, и на загорелой
коже появилась новая тонкая линия, сочащаяся алыми каплями. Боль считалась
необходимой частью колдовства, однако главным элементом чар была все-таки
кровь. Кинжал сделал свое дело, и Логанаро отложил его в сторону. Он провел
средним пальцем по кровоточащей ране, пока весь палец не покрылся кровью.
Потом поднял к небу руки и произнес заклинание, которому его обучили:
ХЕМАТУС ЦЕПХИЛ АУГМЕНТУМ СИЦХТУСР!
Сразу же вслед за этими словами Логанаро начертил кровью три арканских
символа, завершающих чародейство: знак услышанного призыва, свою личную
печать и двойную кривую, которая обозначала его покровительницу. Потом стал
ждать.
Пять минут протекли после этого, сливаясь с бесчисленными волнами
времени, которые плыли впереди. К началу шестой минуты до Логанаро донесся
голос -- женский голос, звучавший шепотом, но очень пронзительный и выдающий
большую силу:
-- Зачем ты позвал меня?
Логанаро произнес в вечерний воздух:
-- Госпожа, мне показалось, что я нашел то, что вы ищете.
-- Многие вещи я ищу, Insectus Minor*. О какой из них речь?
* Insectus minor (лат.) -- ничтожное насекомое.
-- О той, что придаст совершенство вашему заклятию, госпожа, и вдохнет
жизнь в прекрасного Принца Копья из эбенового дерева.
-- Многие предлагали мне эту последнюю недостающую составную часть,
раб. Но все они оказались бесполезными.
-- На этот раз ошибки нет, госпожа. Я видел, как этот человек уложил
трех отъявленных негодяев и при этом затратил усилий не больше, чем другому
потребуется на то, чтобы вытереть испачканные вином губы. К тому же, он
прошел Перевал Духов без помощи какого-либо защитного или отворотного
колдовства.
-- Этому человеку повезло, что духи озера спали!
-- О нет, госпожа! Эти создания не спали подо льдом заколдованного
озера. Они вышли многочисленной толпой и попытались затянуть этого смертного
в свои подводные жилища. Он убил многих из них. Они взяли его лошадь. Одно
мгновение я было думал, что он сам прыгнет под лед, чтобы забрать своего
коня.
-- И это он сделал без всякой помощи?
-- Так оно и было. Я счел за лучшее не показываться ему на глаза.
-- Никогда я не числила тебя среди тех, кто поможет мне вдохнуть жизнь
в моего Принца. Но этот человек заинтересовал меня. Следи за ним и дальше! Я
буду держать с тобой связь.
-- А моя награда?
-- Не бойся, человек! Золото, которым ты так дорожишь, будет твоим,
если сердце этого человека окажется достаточно отважным. Дювула - ведьма
держит слово.
-- Не сомневаюсь, госпожа.
-- Имеет ли этот человек имя?
-- Его зовут Конан, госпожа. Варвар из Киммерии.
В своем доме в Морнстадиносе Дювула закончила магический разговор с
Логанаро и вышла, держа в руках полированное металлическое зеркало --
источник мистической энергии. Она посмотрела на свое отражение:
тридцатилетняя женщина с огненно-рыжими волосами, а выглядит она лет на
десять моложе. Тонкое одеяние из простого шелка позволяло любоваться
изящными очертаниями тела, искушенного в плотских наслаждениях. В
металлическом зеркале отразилась и недобрая улыбка этой грандиозной
колдуньи, и казалось, что зеркало способно отражать также ее мысли и
чувства. Ни один из сыновей земных женщин не мог быть парой Дювуле в
искусстве любви. Это она знала. Многие пытались, но все терпели поражение.
Когда Дювуле стало известно, что никто из смертных мужчин не сможет
надолго сделать ее счастливой, она решила создать себе возлюбленного
искусственно, некоего вечного раба, который будет удовлетворять любой самый
причудливый ее каприз. Поначалу все шло очень хорошо, поскольку колдовское
мастерство чародейки как раз и было предназначено для подобных дел. Но, к
сожалению, некоторые элементы идеального образа найти очень непросто. И
принц Копья с кожей цвета эбенового дерева лежал в спальном покое, не будучи
пока в состоянии приступить к несению своей службы, потому что отсутствовала
последняя, важнейшая составная часть чародейства: живое сердце по-настоящему
смелого человека. Ведьма перепробовала уже дюжину сердец. Но ни одного из
них не хватило на то, чтобы оживить ее возлюбленного. Эти, казалось бы,
такие мужественные сердца оказались на поверку вообще бессильными. Дювула
была очень рассержена.
Несмотря на низкое положение Логанаро, его можно было считать в целом
вполне надежным человеком. Возможно, он действительно нашел то, что ей
требовалось. Этой мысли было достаточно, чтобы Дювула улыбнулась, эту улыбку
и отразило ее зеркало. В любом случае ей необходимо приготовить волшебные
растворы.
Возле обугленного ствола дерева, прислоненного к гранитной стене, стоял
высокий человек. Здесь проходила граница огромного поместья, принадлежавшего
сенатору Лемпариусу.
В руках этот человек бережно держал странный предмет из золота и меди,
сделанный в виде шара, заключенного в кубе, но так своеобразно повернутого,
что описать это почти невозможно. Из прибора доносился голос -- голос
Логанаро, низшего посредника, который разговаривал с ведьмой Дювулой. Беседа
отнюдь не была предназначена для ушей Демпариуса, однако сенатор никогда не
испытывал нравственных терзаний, подслушивая чужие разговоры. Если он
считал, что в этом есть смысл, он слушал. В таких случаях использовалась
Сторора, "магическое ухо",
созданное безвестным стигийским мастером, который умер много лет назад
-- ."Конан, госпожа. Варвар из Киммерии. Лемпариус засмеялся. Смех его
прозвучал отрывисто, как лай. Он что-то поменял в механизме прибора. Голоса
толстого посредника и ведьмы стали тише и, наконец, смолкли. Сенатор
заботливо спрятал прибор в щель между стеной и стволом дерева. Там
находилось специальное хранилище для Стороры, высеченное из камня. Сенатор
не хотел, чтобы с его магическим стигийским прибором приключилась беда.
"Ухо" было в высшей степени полезно и, насколько знал сенатор, уникально.
Убедившись в том, что прибор надежно спрятан, сенатор обернулся. Теплый
ветер взметнул его длинные белокурые волосы, которые словно сияли, взлетая
надо лбом. Солнце светило ему в глаза. Яркий свет придавал его зрачкам
странное сходство со зрачками существа, высматривающего себе добычу, -- но
не человека... Совершенно спокойно, методично Лемпариус* освободился от
своей одежды. Сперва туника и шелковые шаровары, за ними последовали
сандалии -- и вот он стоит обнаженный на песчаной земле, возле стены высотой
в три человеческих роста. Он был здесь один, и не нашлось никого, кто стал
бы свидетелем его наготы.
И никто не видел, что произошло потом. Лемпариус начал меняться.
Исказились черты его лица, кожа и мышцы деформировались, словно сырая глина
под пальцами гончара. Трещали кости, тянулись хрящи и сухожилия. Белокурые
волосы стали гуще, постепенно превращаясь в мех животного -- блестящий мех
солнечного цвета. Волосы росли быстро, как растет сорняк в садах
преисподней. Лицо Лемпариуса опустилось, нос стал плоским, ноздри
расширились, рот растянулся. Зубы сузились и удлинились, превращаясь в
клыки.
Со стоном опустилось на четвереньки то, что было человеком. На месте
ногтей появились когти, руки и ноги стали лапами. Тело съеживалось и
тянулось. Когда, наконец, метаморфоза полностью завершилась, существо,
полное сил и жизни, не имело уже ничего общего с человеком. Тот, кто стоял
на границе владений Лемпариуса, члена правящего триумвирата в Сенате,
принадлежал к роду кошачьих.
И большая кошка была голодна.
*Лемпариус -- пантера -- оборотень".
Конан вошел в Морнстадинос, когда утреннее солнце только-только начало
свой путь по небу. Рассматривая город издалека, киммериец не мог отчетливо
разглядеть узкие извилистые улицы. Теперь он шагал по путанице переулков,
тупиков, проходных дворов и улиц, вымощенных таким булыжником, какой мог
уложить только пьяный, слепой или сумасшедший. Если у этого лабиринта и был
какой-либо план, то Конану, во всяком случае, он был неизвестен. Вот
конюшня, из которой разит навозом и прелым сеном; рядом с ней храм, битком
набитый какими-то собратьями в одеяниях с капюшонами. Непосредственно за
этим строением помещается крытый рынок, где торгуют овощами и выпечкой.
Живот варвара настойчиво заворчал и доложил в очередной раз о своем
стремлении наполниться пищей. Пока Конан обходил рынок, его мускулистая
фигура не раз привлекала к себе взгляды. Из плетеной корзинки он вытащил
краюху черствого черного хлеба. Потыкав в нее пальцем, он подсунул хлеб под
нос старухе-торговке:
-- Почем?
Старуха назвала сумму: четыре медяка. Конан замотал головой.
-- Ну нет, бабуся. Я же не собираюсь покупать твой дом вместе с
проживающими там внучками. Только вот этот сухой хлебец.
Старая женщина ответила:
-- Раз уж вы, судя по всему, здесь чужой, так и быть, сделаю скидку.
Три.
-- Еще раз повторяю: речь идет не о всей твоей корзине с булыжниками,
которые ты выдаешь за хлеб. Всего-то одну краюху. -- Конан повертел в
пальцах хлеб и довольно мрачно поглядел на него.
-- Горе мне! Вы лишаете бедную старуху ее скудного заработка -- и это
за такую тяжелую работу! Ну ладно. Я возьму с вас всего две монеты, теша
себя надеждой, что вы будете потрясены таким гостеприимством Алмаза
Коринфии.
-- Где же твой нож, бабка? Карманнику, срезающему кошельки, он
необходим. До этого ты и сама могла бы додуматься -- ведь у тебя такой
острый ум и такой болтливый язык.
Женщина хихикнула.
-- Вы такой симпатичный юноша. Похожи на моего сыночка. Я не могу
видеть, как вы умираете от голода только потому, что вам не хватило одного
медяка. Одна монета -- и вы купили лучший хлеб на всей улице.
-- По рукам, мамаша.
Конан вытащил одну из своих немногочисленных монет и протянул ее старой
женщине. Старуха кивнула и улыбнулась.
-- Еще один вопрос, -- сказал Конан. -- Ты права, называя меня
чужеземцем. Где в этом городе мужчина может найти кабак с вином, чтобы
размочить лучший на всей улице хлеб?
-- Состоятельному человеку путей много. Но для того, кто торгуется со
старухой из-за нескольких нищенских медяков, выбор невелик. Поглядим-ка.
Вниз по улице, дважды направо и один раз налево. Там этот мужчина найдет
харчевню "Молоко волчицы". А если упомянутый мужчина пришел из чужой страны
и не умеет читать надписи на цивилизованном языке, ему нужно просто поискать
на двери изображение волка.
-- Какого еще волка?
-- Волка, стоящего на задних лапах и готового к прыжку, -- объяснила
старуха, снова хихикнув.
-- Спасибо, мамаша-булочница. Будь здорова! Без особого труда Конан
отыскал харчевню "Молоко волчицы" и вошел, держа краюху хлеба под мышкой.
То, что час был ранний, ничего не значило: в харчевне было полно
посетителей, которые сидели и стояли за длинными деревянными столами.
Большинство из них, несомненно, были местные жители, о чем можно было судить
по их внешности и одежде. Несколько женщин таскались с дымящимися блюдами,
другие сулили радости, не имевшие ничего общего с едой и питьем. Конан
посещал подобные заведения довольно часто, они были, как правило, вполне
сносны и дешевы.
Киммериец нашел место на краю стола и присел. Он осмотрел помещение и
быстро оценил состав публики. Большая часть посетителей состояла из людей,
несомненно, бедных, но честных и добропорядочных: бондарей, кузнецов,
торговцев и им подобных. Слева от Конана разместилась менее приятная
компания: скорее всего, карманники или грабители. Самый крупный из них был
среднего роста, но широкий в кости и мускулистый, с темными глазами и
иссиня-черными волосами. Кроме того, он обладал могучим крючковатым носом,
напоминающим клюв хищной птицы. Подобных людей Конан уже встречал. В жилах
неприятного соседа текла шемитская и стигийская кровь. Мощный нос-клюв
выглядел устрашающе. К такому человеку лучше спиной не поворачиваться.
Рядом с четырьмя стервятниками устроилась любопытная парочка: пожилой
мужчина с белыми волосами, согбенные плечи которого несли на себе груз
шестидесяти или семидесяти лет, и девочка лет двенадцати-тринадцати. На
старике было длинное одеяние с широкими рукавами. Девочка с каштановыми
волосами была одета в голубые шаровары, сапожки и короткую курточку из
выделанной кожи. Кроме того, за широкий пояс был заткнут короткий меч в
туранском стиле.
-- Что угодно господину?
Конан поднял глаза. Толстая потаскушка в просторной, заляпанной
сальными пятнами одежде стояла перед ним. Варвар вынул одну из трех своих
медных монет и поднял ее на уровень глаз.
-- Смогу ли я получить за это стакан приличного вина?
-- Вы сможете купить на это целый кувшин. А насколько приличным
окажется вино -- это вам судить.
-- Неужели так плохо? Ну, я не могу себе позволить быть разборчивым.
Придется рискнуть.
Женщина взяла монету Конана и исчезла. Киммериец сел так, чтобы видеть
старика и девочку с каштановыми волосами.
Конан быстро заметил, что не он один заинтересовался странной парочкой.
Те четверо, которых Конан определил как стервятников, тоже выказывали
необычайное любопытство. Это, по мнению Конана, ничего хорошего не сулило.
Однако лично его все это не касается. Он снова увидел трактирную служанку,
которая несла глиняный кувшин, до краев наполненный красной жидкостью.
Немного вина выплеснулось из кувшина, когда служанка плюхнула его на стол.
Не произнеся ни слова, любезная особа направилась к другим посетителям.
Конан попробовал вино. В сущности, не так уж плохо. Конечно, ему
доводилось пить и получше, но встречал он и более скверное. Он хотел
размочить в нем хлеб и перво-наперво набить желудок. А потом придет время
позаботиться и о последующих трапезах. Он отломил кусок хлеба и впился в
него своими крепкими зубами. Хлеб тоже оказался вполне съедобным. Конан
жевал медленно, с наслаждением.
Обладатель чудовищного носа быстрым движением головы указал на старика
с девочкой. Двое из его компании встали и направились к этой паре. Один
поигрывал кинжалом, другой теребил редкую бородку.
С интересом поглядывая на них, Конан оторвал еще кусочек от своей
краюхи.
Когда обоим стервятникам оставалось пройти всего несколько шагов, чтобы
придвинуться к старику вплотную, люди, сидевшие и стоявшие возле двери,
вдруг заговорили громко и удивленно. Конан поглядел туда. Люди поспешно
отодвигались от прохода. Причину этого беспокойства Конан не мог еще понять.
Со стороны казалось, будто ветер гонит высокие колосья в разные стороны.
Когда толпа, наконец, разделилась на две части, все стало ясно.
По полу, усыпанному опилками, полз паук. Никогда еще киммериец не видел
подобных созданий. Паук был размером с кулак и к тому же весь покрыт тонкими
волосками. Он пылал, как фонарь с рубиновыми стеклами. И эта штука
пульсировала, словно живое сердце.
Паук без колебаний подбежал к столику старика. В мгновении ока
вскарабкался по ножке. Не лишенным грации прыжком этот пылающий
представитель паучьей породы вскочил на кувшин вина, который старик держал
узловатыми пальцами. Вино закипело с громким шипением. Послышался щелчок.
Затем над кувшином появилось маленькое кроваво-красное облачко.
Теперь все глаза были прикованы к старику. Он улыбнулся, спокойно
поднес кувшин к губам и начал
пить.
Компании стервятников неожиданно пришла в голову мысль о том, что у них
имеются неотложные дела где-то в совсем другом месте, что они ужасно
Настал черед Конана пожимать плечами.
-- Я еду из Коринфии в Немедию, а этот перевал нежит у меня на дороге,
и тут ничего не изменят ни ретровые трубы, ни бабкины сказки.
Логанаро улыбнулся.
-- Вы отважный человек. Возвращаясь домой, я по этой случайности избрал
именно эту дорогу. Может быть, разделим опасности, подстерегающие нас на
пути?
Конан качнул головой.
-- Нет, купец. Я предпочитаю путешествовать >дин.
-- Как угодно, -- сказал купец, передернув плечами. -- В любом
случае, я буду либо впереди, либо позади вас. Так что не пугайтесь, если
вдруг заметите, что я иду по вашим следам.
-- Одного купца недостаточно для того, чтобы испугать меня, Логанаро.
Толстяк кивнул и замолчал; но что-то, казалось, привело его в хорошее
настроение. Создавалось впечатление, что он скрывал от молодого киммерийца
Глубокую и мрачную тайну.
Снег, покрытый толстой коркой наста, лежал на скалах по обе стороны от
перевала. Пар от дыхания Конана и его коня клубился в ледяном воздухе.
-Конан не слишком много внимания обращал на холод -- он просто поплотнее
запахнул свой плащ.
Конанов буланый безошибочно находил дорогу, взбираясь все выше по
крутой тропе. Ветер дул не сильно, однако было слышно, как он завывает вдали
над высокими скалами. Неустанному цокоту лошадиных копыт вторило слабое эхо.
Вдруг Конан увидел небольшое озеро, о котором ему рассказывал Логанаро.
Киммериец тряхнул головой, Его прямые черные волосы стали от мороза совсем
жесткими и негнущимися и почти не шевельнулись при этом движении. Озеро
замерзло -- оно было покрыто льдом от одного берега до другого. Конан мог бы
поспорить на половину того золота, которое лежало в его седельных сумках,
что лед был не тоньше, чем его мускулистое бедро. Было в высшей степени
невероятно, что в этом озере кто-то купается -- пусть даже какие-то злые
духи.
Тропа пролегала прямо по берегу. Мерные шаги коня укачивали всадника.
Пройдя половину пути, конь неожиданно остановился, повернул голову и
уставился на поверхность озерного льда. Конан тоже поглядел туда, но не
заметил ничего мало-мальски интересного. Он ударил коня пятками.
-- Вперед! Шевелись!
Конь заржал, затряс головой, словно отвечая ему, попятился и отступил в
сторону.
-- Дурья башка! -- проворчал Конан и сильнее ударил коня по бокам. --
Если ты не будешь шевелиться, то сегодня вечером у меня на ужин будет
конина.
В тишине стал отчетливо слышен треск. Конан перевел взгляд с упрямого
коня на озеро. На поверхности льда появилась длинная зубчатая трещина. Потом
быстро возникла вторая, за ней третья. Создавалось впечатление, что кто-то
долбит изнутри толстую корку льда.
Лед разломился. Белые глыбы размером с крупных овец взлетели на воздух,
и из полыньи выбрались какие-то существа! Каждое ростом с человека, однако
выглядели они скорее как мартышки. Все они были', белоснежного цвета и не
имели лица -- ни рта, ни носа, ни глаз. Целая дюжина этих тварей выскочила
из озера, вскарабкалась на лед и умчалась прочь.
Конан сперва решил, что они спасаются от кого-то бегством и что им до
него нет никакого дела, потому что они бежали в направлении, противоположном
тому, в котором Конан ехал. Однако вскоре ему стало ясно, что они делают, --
они отрезали ему путь к отступлению!
Конан снова ударил пятками коня и угостил его хорошим тумаком, чтобы
заставить его тронуться с места. Но первобытный инстинктивный ужас охватил
животное. Жеребец дрожал и пытался сбросить всадника. Конан сжал коленями
бока охваченного паникой буланого. Только благодаря своей незаурядной
физической силе киммериец сумел удержаться в седле. Конь перестал взиваться
на дыбы и замер, исполненный страха, словно статуя на морозе.
Белые чудища, раскинув руки, шаркали по снегу прямо к Конану.
К черту коня! Конан соскочил с седла, высоко поднял свой широкий меч и
напал на ближайшее к нему чудище. Меч опустился со страшной силой.
Клинок отрубил кисть руки ледяного монстра. С глухим стуком она упала
на землю. Но в этом ледяном теле текла не кровь. Вместо горячего темного
сока жизни из обрубка хлынула струя прозрачной жидкости -- прозрачной, как
вода.
Ледяные пальцы впились Конану в плечо. Он резко обернулся. Перед ним
стояло еще одно существо, гладкое, как полированное стекло. Меч зазвенел,
когда Конан нанес удар, чувствуя полное отчаяние. На сей раз ему помогла
удача, и он снес ледяному чудищу голову. Оно содрогнулось и разжало пальцы,
вонзившиеся было в тело человека. И снова брызнула кристальная жидкость.
Во имя Крома! Эти жуткие бестии все-таки умирают? Однако их оставалось
еще десять -- против одного. Скверно. Но ведь Конан, в конце концов, не
идиот. Ему нужно прорваться. А брешь в их цепи он сумеет себе проложить.
Сильные мышцы вздулись на его руках, когда он обрушил сталь на
обитателей озера. Трижды его хватали холодные руки, и трижды он обрубал их.
Он бил, колол, рубил -- и шел. Земля была усеяна частями тел безлицых
водяных тварей. Их все еще оставалось много, но это преимущество оказалось
ничтожным -- они были беспомощны перед человеком с его быстрой реакцией.
Конан впал в ярость. Он уничтожил еще троих. Жидкость из их тел тут же
застыла на морозе.
Это сражение закончилось бы не в пользу Конана, если бы он вздумал не
уходить отсюда, не прикончив их всех. Он устал. Меч казался ему тяжелым. А
тварей оставалось еще целых восемь. Пора уходить!
Конан внезапно помчался в том направлении, откуда пришел. Безглазые
побежали за ним гуськом. Несмотря на изнеможение, Конан не удержался от
ухмылки. Хорошо! Они не только беспомощны, они еще и плохие стратеги.
Он резко затормозил, обернулся и опять напал. Теперь они были слишком
далеко друг от друга, чтобы навалиться на киммерийца всей толпой. В
настоящий момент ему предстояло иметь дело с чудищем, которое было больше
других. Конан легко уклонился от кулака и поднял меч. Сталь вонзилась в ногу
врага и отрубила ее. Безмолвно, с глухим стуком опустился ледяной монстр на
землю и перекрыл Конану дорогу. Тогда киммериец снова побежал вперед. Если
бы сейчас у него была эта проклятая лошадь!
Громкое ржание заставило его остановиться. Он увидел, как множество
других ледяных чудищ волокут его жеребца к полынье. Все больше этих
противных тварей выскакивало из озера и пыталось схватить жеребца. Теперь их
было, без сомнения, больше двадцати, Половина из них вязала лошадь,
остальные бежали к Конану.
Жеребец, все съестные припасы, все награбленное золото и серебро сейчас
безвозвратно исчезнут на дне озера Спокезхо! С высоко поднятым мечом Конан
помчался было к озеру, но на полпути остановился. Ни одна лошадь не стоит
того, чтобы за нее умирать. На свете много лошадей и немало золота, и все
это Конан сможет украсть, если будет жить.
-- Чтоб вас всех забрал Кром! -- проворчал он, обращаясь к кристально
прозрачным бескровным чудовищам. Потом повернулся и побежал прочь.
Спускаясь с перевала, Конан заметил вдали всадника. Несмотря на то, что
с шага Конан перешел на бег и в конце концов помчался изо всех сил, он не
смог приблизиться к этой фигуре. Конан прокричал нечто приветственное, но
ответа не получил. Всадник не останавливался. Может быть, это тот самый
купец, которого он встретил в нищей дыре, именуемой харчевней? Если это так,
то зачем всаднику стараться сохранять между собой и киммерийцем все время
одно и то же расстояние? Конан побежал дальше, попутно проклиная обитателей
озера, утопивших его лошадь.
После дня утомительного перехода Конан добрался до города
Морнстадиноса, первого коринфского города, увиденного им. Морнстадинос не
украшали высокие башни, подобные тем, что высились в Шадизаре или Аренджуне,
однако это поселение могло похвастаться крепкими стенами и многочисленными
зданиями, хотя они и выглядели более приземистыми, чем строения тех городов,
где Конан побывал прежде. Однако киммерийца этот город вполне устраивал.
Если он хочет двигаться дальше, в Немедию, то ему необходима новая лошадь, а
также серебро и золото. Здесь он сумеет добыть и то, и другое, и третье --
нужда научит.
Но самое малое еще один день ему придется пройти пешком. Навстречу ему
не попался ни один путник, что было весьма некстати. Какой-нибудь жирный
купец наверняка имел бы при себе недурные закуски и ценные вещицы, -- а в
этом Конан испытывал сейчас большую нужду. Кроме меча, карпашийского кинжала
и одежды у киммерийца оставался еще кошелек с несколькими медяками, которых,
вероятно, хватит для ночлега и ужина с кувшином скверного вина. Какая
гнусная перспектива! Но к такому он с годами привык. Не в первый раз ему
быть голодным.
В конце концов! Перед Конаном раскинулся город, а его желудку придется
довольствоваться съедобными корешками и водой из реки, пока он не доберется
до городских ворот. Конан, не задумываясь, зашагал дальше.
Логанаро прикинул расстояние: рослый варвар должен отставать от него
примерно на час ходьбы, поскольку сам купец несся галопом. Лошадь его была
вся в пене, но это неважно. Важно только то, что у Логанаро теперь есть
время связаться с одним из своих покровителей (в данном случае -- с
покровительницей).
Пока лошадь щипала траву и отдыхала, он начал подготовку к
телепатическим переговорам, далеко не легкому чародейству, за владение
которым он дорого заплатил и продолжал платить каждый раз при каждом новом
обращении к своему дару. Из складок плаща Логанаро вытащил кинжал с коротким
широким клинком и крепко сжал его в правой руке. Потом "закатал рукав. Всю
левую руку покрывали тонкие шрамы. Некоторые из них были старыми и бледными,
другие еще свежими, красными или розоватыми. Логанаро нашел место между
двумя прежними надрезами и, сжав зубы, вонзил нож в мясо, как иглу.
Брызнула кровь, когда он рванул клинок вниз по руке, и на загорелой
коже появилась новая тонкая линия, сочащаяся алыми каплями. Боль считалась
необходимой частью колдовства, однако главным элементом чар была все-таки
кровь. Кинжал сделал свое дело, и Логанаро отложил его в сторону. Он провел
средним пальцем по кровоточащей ране, пока весь палец не покрылся кровью.
Потом поднял к небу руки и произнес заклинание, которому его обучили:
ХЕМАТУС ЦЕПХИЛ АУГМЕНТУМ СИЦХТУСР!
Сразу же вслед за этими словами Логанаро начертил кровью три арканских
символа, завершающих чародейство: знак услышанного призыва, свою личную
печать и двойную кривую, которая обозначала его покровительницу. Потом стал
ждать.
Пять минут протекли после этого, сливаясь с бесчисленными волнами
времени, которые плыли впереди. К началу шестой минуты до Логанаро донесся
голос -- женский голос, звучавший шепотом, но очень пронзительный и выдающий
большую силу:
-- Зачем ты позвал меня?
Логанаро произнес в вечерний воздух:
-- Госпожа, мне показалось, что я нашел то, что вы ищете.
-- Многие вещи я ищу, Insectus Minor*. О какой из них речь?
* Insectus minor (лат.) -- ничтожное насекомое.
-- О той, что придаст совершенство вашему заклятию, госпожа, и вдохнет
жизнь в прекрасного Принца Копья из эбенового дерева.
-- Многие предлагали мне эту последнюю недостающую составную часть,
раб. Но все они оказались бесполезными.
-- На этот раз ошибки нет, госпожа. Я видел, как этот человек уложил
трех отъявленных негодяев и при этом затратил усилий не больше, чем другому
потребуется на то, чтобы вытереть испачканные вином губы. К тому же, он
прошел Перевал Духов без помощи какого-либо защитного или отворотного
колдовства.
-- Этому человеку повезло, что духи озера спали!
-- О нет, госпожа! Эти создания не спали подо льдом заколдованного
озера. Они вышли многочисленной толпой и попытались затянуть этого смертного
в свои подводные жилища. Он убил многих из них. Они взяли его лошадь. Одно
мгновение я было думал, что он сам прыгнет под лед, чтобы забрать своего
коня.
-- И это он сделал без всякой помощи?
-- Так оно и было. Я счел за лучшее не показываться ему на глаза.
-- Никогда я не числила тебя среди тех, кто поможет мне вдохнуть жизнь
в моего Принца. Но этот человек заинтересовал меня. Следи за ним и дальше! Я
буду держать с тобой связь.
-- А моя награда?
-- Не бойся, человек! Золото, которым ты так дорожишь, будет твоим,
если сердце этого человека окажется достаточно отважным. Дювула - ведьма
держит слово.
-- Не сомневаюсь, госпожа.
-- Имеет ли этот человек имя?
-- Его зовут Конан, госпожа. Варвар из Киммерии.
В своем доме в Морнстадиносе Дювула закончила магический разговор с
Логанаро и вышла, держа в руках полированное металлическое зеркало --
источник мистической энергии. Она посмотрела на свое отражение:
тридцатилетняя женщина с огненно-рыжими волосами, а выглядит она лет на
десять моложе. Тонкое одеяние из простого шелка позволяло любоваться
изящными очертаниями тела, искушенного в плотских наслаждениях. В
металлическом зеркале отразилась и недобрая улыбка этой грандиозной
колдуньи, и казалось, что зеркало способно отражать также ее мысли и
чувства. Ни один из сыновей земных женщин не мог быть парой Дювуле в
искусстве любви. Это она знала. Многие пытались, но все терпели поражение.
Когда Дювуле стало известно, что никто из смертных мужчин не сможет
надолго сделать ее счастливой, она решила создать себе возлюбленного
искусственно, некоего вечного раба, который будет удовлетворять любой самый
причудливый ее каприз. Поначалу все шло очень хорошо, поскольку колдовское
мастерство чародейки как раз и было предназначено для подобных дел. Но, к
сожалению, некоторые элементы идеального образа найти очень непросто. И
принц Копья с кожей цвета эбенового дерева лежал в спальном покое, не будучи
пока в состоянии приступить к несению своей службы, потому что отсутствовала
последняя, важнейшая составная часть чародейства: живое сердце по-настоящему
смелого человека. Ведьма перепробовала уже дюжину сердец. Но ни одного из
них не хватило на то, чтобы оживить ее возлюбленного. Эти, казалось бы,
такие мужественные сердца оказались на поверку вообще бессильными. Дювула
была очень рассержена.
Несмотря на низкое положение Логанаро, его можно было считать в целом
вполне надежным человеком. Возможно, он действительно нашел то, что ей
требовалось. Этой мысли было достаточно, чтобы Дювула улыбнулась, эту улыбку
и отразило ее зеркало. В любом случае ей необходимо приготовить волшебные
растворы.
Возле обугленного ствола дерева, прислоненного к гранитной стене, стоял
высокий человек. Здесь проходила граница огромного поместья, принадлежавшего
сенатору Лемпариусу.
В руках этот человек бережно держал странный предмет из золота и меди,
сделанный в виде шара, заключенного в кубе, но так своеобразно повернутого,
что описать это почти невозможно. Из прибора доносился голос -- голос
Логанаро, низшего посредника, который разговаривал с ведьмой Дювулой. Беседа
отнюдь не была предназначена для ушей Демпариуса, однако сенатор никогда не
испытывал нравственных терзаний, подслушивая чужие разговоры. Если он
считал, что в этом есть смысл, он слушал. В таких случаях использовалась
Сторора, "магическое ухо",
созданное безвестным стигийским мастером, который умер много лет назад
-- ."Конан, госпожа. Варвар из Киммерии. Лемпариус засмеялся. Смех его
прозвучал отрывисто, как лай. Он что-то поменял в механизме прибора. Голоса
толстого посредника и ведьмы стали тише и, наконец, смолкли. Сенатор
заботливо спрятал прибор в щель между стеной и стволом дерева. Там
находилось специальное хранилище для Стороры, высеченное из камня. Сенатор
не хотел, чтобы с его магическим стигийским прибором приключилась беда.
"Ухо" было в высшей степени полезно и, насколько знал сенатор, уникально.
Убедившись в том, что прибор надежно спрятан, сенатор обернулся. Теплый
ветер взметнул его длинные белокурые волосы, которые словно сияли, взлетая
надо лбом. Солнце светило ему в глаза. Яркий свет придавал его зрачкам
странное сходство со зрачками существа, высматривающего себе добычу, -- но
не человека... Совершенно спокойно, методично Лемпариус* освободился от
своей одежды. Сперва туника и шелковые шаровары, за ними последовали
сандалии -- и вот он стоит обнаженный на песчаной земле, возле стены высотой
в три человеческих роста. Он был здесь один, и не нашлось никого, кто стал
бы свидетелем его наготы.
И никто не видел, что произошло потом. Лемпариус начал меняться.
Исказились черты его лица, кожа и мышцы деформировались, словно сырая глина
под пальцами гончара. Трещали кости, тянулись хрящи и сухожилия. Белокурые
волосы стали гуще, постепенно превращаясь в мех животного -- блестящий мех
солнечного цвета. Волосы росли быстро, как растет сорняк в садах
преисподней. Лицо Лемпариуса опустилось, нос стал плоским, ноздри
расширились, рот растянулся. Зубы сузились и удлинились, превращаясь в
клыки.
Со стоном опустилось на четвереньки то, что было человеком. На месте
ногтей появились когти, руки и ноги стали лапами. Тело съеживалось и
тянулось. Когда, наконец, метаморфоза полностью завершилась, существо,
полное сил и жизни, не имело уже ничего общего с человеком. Тот, кто стоял
на границе владений Лемпариуса, члена правящего триумвирата в Сенате,
принадлежал к роду кошачьих.
И большая кошка была голодна.
*Лемпариус -- пантера -- оборотень".
Конан вошел в Морнстадинос, когда утреннее солнце только-только начало
свой путь по небу. Рассматривая город издалека, киммериец не мог отчетливо
разглядеть узкие извилистые улицы. Теперь он шагал по путанице переулков,
тупиков, проходных дворов и улиц, вымощенных таким булыжником, какой мог
уложить только пьяный, слепой или сумасшедший. Если у этого лабиринта и был
какой-либо план, то Конану, во всяком случае, он был неизвестен. Вот
конюшня, из которой разит навозом и прелым сеном; рядом с ней храм, битком
набитый какими-то собратьями в одеяниях с капюшонами. Непосредственно за
этим строением помещается крытый рынок, где торгуют овощами и выпечкой.
Живот варвара настойчиво заворчал и доложил в очередной раз о своем
стремлении наполниться пищей. Пока Конан обходил рынок, его мускулистая
фигура не раз привлекала к себе взгляды. Из плетеной корзинки он вытащил
краюху черствого черного хлеба. Потыкав в нее пальцем, он подсунул хлеб под
нос старухе-торговке:
-- Почем?
Старуха назвала сумму: четыре медяка. Конан замотал головой.
-- Ну нет, бабуся. Я же не собираюсь покупать твой дом вместе с
проживающими там внучками. Только вот этот сухой хлебец.
Старая женщина ответила:
-- Раз уж вы, судя по всему, здесь чужой, так и быть, сделаю скидку.
Три.
-- Еще раз повторяю: речь идет не о всей твоей корзине с булыжниками,
которые ты выдаешь за хлеб. Всего-то одну краюху. -- Конан повертел в
пальцах хлеб и довольно мрачно поглядел на него.
-- Горе мне! Вы лишаете бедную старуху ее скудного заработка -- и это
за такую тяжелую работу! Ну ладно. Я возьму с вас всего две монеты, теша
себя надеждой, что вы будете потрясены таким гостеприимством Алмаза
Коринфии.
-- Где же твой нож, бабка? Карманнику, срезающему кошельки, он
необходим. До этого ты и сама могла бы додуматься -- ведь у тебя такой
острый ум и такой болтливый язык.
Женщина хихикнула.
-- Вы такой симпатичный юноша. Похожи на моего сыночка. Я не могу
видеть, как вы умираете от голода только потому, что вам не хватило одного
медяка. Одна монета -- и вы купили лучший хлеб на всей улице.
-- По рукам, мамаша.
Конан вытащил одну из своих немногочисленных монет и протянул ее старой
женщине. Старуха кивнула и улыбнулась.
-- Еще один вопрос, -- сказал Конан. -- Ты права, называя меня
чужеземцем. Где в этом городе мужчина может найти кабак с вином, чтобы
размочить лучший на всей улице хлеб?
-- Состоятельному человеку путей много. Но для того, кто торгуется со
старухой из-за нескольких нищенских медяков, выбор невелик. Поглядим-ка.
Вниз по улице, дважды направо и один раз налево. Там этот мужчина найдет
харчевню "Молоко волчицы". А если упомянутый мужчина пришел из чужой страны
и не умеет читать надписи на цивилизованном языке, ему нужно просто поискать
на двери изображение волка.
-- Какого еще волка?
-- Волка, стоящего на задних лапах и готового к прыжку, -- объяснила
старуха, снова хихикнув.
-- Спасибо, мамаша-булочница. Будь здорова! Без особого труда Конан
отыскал харчевню "Молоко волчицы" и вошел, держа краюху хлеба под мышкой.
То, что час был ранний, ничего не значило: в харчевне было полно
посетителей, которые сидели и стояли за длинными деревянными столами.
Большинство из них, несомненно, были местные жители, о чем можно было судить
по их внешности и одежде. Несколько женщин таскались с дымящимися блюдами,
другие сулили радости, не имевшие ничего общего с едой и питьем. Конан
посещал подобные заведения довольно часто, они были, как правило, вполне
сносны и дешевы.
Киммериец нашел место на краю стола и присел. Он осмотрел помещение и
быстро оценил состав публики. Большая часть посетителей состояла из людей,
несомненно, бедных, но честных и добропорядочных: бондарей, кузнецов,
торговцев и им подобных. Слева от Конана разместилась менее приятная
компания: скорее всего, карманники или грабители. Самый крупный из них был
среднего роста, но широкий в кости и мускулистый, с темными глазами и
иссиня-черными волосами. Кроме того, он обладал могучим крючковатым носом,
напоминающим клюв хищной птицы. Подобных людей Конан уже встречал. В жилах
неприятного соседа текла шемитская и стигийская кровь. Мощный нос-клюв
выглядел устрашающе. К такому человеку лучше спиной не поворачиваться.
Рядом с четырьмя стервятниками устроилась любопытная парочка: пожилой
мужчина с белыми волосами, согбенные плечи которого несли на себе груз
шестидесяти или семидесяти лет, и девочка лет двенадцати-тринадцати. На
старике было длинное одеяние с широкими рукавами. Девочка с каштановыми
волосами была одета в голубые шаровары, сапожки и короткую курточку из
выделанной кожи. Кроме того, за широкий пояс был заткнут короткий меч в
туранском стиле.
-- Что угодно господину?
Конан поднял глаза. Толстая потаскушка в просторной, заляпанной
сальными пятнами одежде стояла перед ним. Варвар вынул одну из трех своих
медных монет и поднял ее на уровень глаз.
-- Смогу ли я получить за это стакан приличного вина?
-- Вы сможете купить на это целый кувшин. А насколько приличным
окажется вино -- это вам судить.
-- Неужели так плохо? Ну, я не могу себе позволить быть разборчивым.
Придется рискнуть.
Женщина взяла монету Конана и исчезла. Киммериец сел так, чтобы видеть
старика и девочку с каштановыми волосами.
Конан быстро заметил, что не он один заинтересовался странной парочкой.
Те четверо, которых Конан определил как стервятников, тоже выказывали
необычайное любопытство. Это, по мнению Конана, ничего хорошего не сулило.
Однако лично его все это не касается. Он снова увидел трактирную служанку,
которая несла глиняный кувшин, до краев наполненный красной жидкостью.
Немного вина выплеснулось из кувшина, когда служанка плюхнула его на стол.
Не произнеся ни слова, любезная особа направилась к другим посетителям.
Конан попробовал вино. В сущности, не так уж плохо. Конечно, ему
доводилось пить и получше, но встречал он и более скверное. Он хотел
размочить в нем хлеб и перво-наперво набить желудок. А потом придет время
позаботиться и о последующих трапезах. Он отломил кусок хлеба и впился в
него своими крепкими зубами. Хлеб тоже оказался вполне съедобным. Конан
жевал медленно, с наслаждением.
Обладатель чудовищного носа быстрым движением головы указал на старика
с девочкой. Двое из его компании встали и направились к этой паре. Один
поигрывал кинжалом, другой теребил редкую бородку.
С интересом поглядывая на них, Конан оторвал еще кусочек от своей
краюхи.
Когда обоим стервятникам оставалось пройти всего несколько шагов, чтобы
придвинуться к старику вплотную, люди, сидевшие и стоявшие возле двери,
вдруг заговорили громко и удивленно. Конан поглядел туда. Люди поспешно
отодвигались от прохода. Причину этого беспокойства Конан не мог еще понять.
Со стороны казалось, будто ветер гонит высокие колосья в разные стороны.
Когда толпа, наконец, разделилась на две части, все стало ясно.
По полу, усыпанному опилками, полз паук. Никогда еще киммериец не видел
подобных созданий. Паук был размером с кулак и к тому же весь покрыт тонкими
волосками. Он пылал, как фонарь с рубиновыми стеклами. И эта штука
пульсировала, словно живое сердце.
Паук без колебаний подбежал к столику старика. В мгновении ока
вскарабкался по ножке. Не лишенным грации прыжком этот пылающий
представитель паучьей породы вскочил на кувшин вина, который старик держал
узловатыми пальцами. Вино закипело с громким шипением. Послышался щелчок.
Затем над кувшином появилось маленькое кроваво-красное облачко.
Теперь все глаза были прикованы к старику. Он улыбнулся, спокойно
поднес кувшин к губам и начал
пить.
Компании стервятников неожиданно пришла в голову мысль о том, что у них
имеются неотложные дела где-то в совсем другом месте, что они ужасно