Грабб Джефф. Война Братьев

   Юноша кивнул и вместе с Тавносом принялся помогать другим грузить орнитоптер. Издали доносились взрывы, крики. Наконец гигантский орнитоптер был загружен, и Тавнос вручил будущему пилоту книгу Джалума. Принимая ее, юноша сказал:
   – У меня есть брат, его зовут Санвелл. Он тоже ученик.
   Тавнос не понял.
   – Ты хочешь, чтобы я послал его с тобой?
   – Он из старших, – сказал юноша. Тавнос понимающе кивнул. Юноша сказал:
   – Если увидите его, скажите, что я улетел. Скажите, пусть за меня не беспокоится.
   – Тебя зовут Рендалл, так?
   – Так точно, – сказал юноша, устраивая книгу поудобнее у себя на коленях.
   – Я скажу твоему брату, что ты улетел. Да хранят тебя боги, – ответил Тавнос. «Да хранят они нас всех», – добавил подмастерье про себя, глядя, как ученик подключил силовой камень. Могучая машина ожила.
   Орнитоптер натянул тросы и с одного взмаха крыльев взмыл в воздух. Пилот не стал набирать высоту по спирали, как на тренировках, а стрелой направился на восток. Вслед ему раздалось шипение механического дракона, заметившего вылет. Тавнос почувствовал облегчение – если Мишра и возьмет город Урзы, то знания Урзы ему не достанутся.
   Оставшимся ученикам он приказал немедленно покинуть город, захватив с собой все, что они смогут унести в руках. Они должны собраться в городе Хенч или, если тот пал, идти дальше, на побережье или в Корлис. На прощание он вгляделся в их лица – некоторые, судя по всему, возьмут в руки оружие и ринутся в схватку, но у большинства хватит здравого смысла сохранить себя для будущей школы.
   Тавнос взял из шкафа посох Ашнод и покинул «голубятню» – навсегда. У входа в гостевое крыло его встретили стражники, которых он отослал в помощь начальнику стражи. Затем он вошел в покои.
   – Кажется, в городе карнавал, – приветствовала его Ашнод. – Как жаль, что нас не пригласили. – Несмотря на веселый тон, она выглядела собранной и озабоченной.
   – Мне нужна твоя помощь, – сказал Тавнос. – Нам надо выбраться из города.
   – Нам? – спросила Ашнод. – То есть и мне тоже? Насколько я понимаю, к нам в гости пришли мои люди.
   – Это же фалладжи! – взвился Тавнос. – Ты что думаешь, они сумеют отличить тебя от любой другой местной женщины в пылу битвы?
   – Если у меня в руках будет мой посох, сумеют, – спокойно ответила Ашнод. – Дай его мне.
   – Обещай помочь, – сказал Тавнос. – Обещай помочь мне доставить королеву в безопасное место. Или, если нас схватят, пообещай добиться того, чтобы ей сохранили жизнь.
   – С какой это стати я должна помогать твоей драгоценной королеве? – грубо бросила Ашнод.
   – Она беременна, – ответил Тавнос.
   – Если ты думаешь сыграть на моих материнских инстинктах, то… – начала Ашнод.
   – Возможно, от Мишры, – оборвал ее Тавнос. – Подумай хорошенько – ты готова быть первой, кто сообщит ему, что его дитя погибло при штурме города?
   От удивления Ашнод присела.
   – Вот так так, – сказала она.
   За окном раздался взрыв. Судя по звуку, довольно близко. Ближе, чем хотелось бы Тавносу.
   – Такие слухи даже до меня не доходили. Ты уверен?
   Тавнос опустил глаза:
   – Нет.
   Ашнод покачала головой и рассмеялась:
   – Для меня и этого достаточно. Я обещаю помочь спасти твою любезную королеву или, если нас схватят, обеспечить, чтобы с ней обращались как подобает. Могу я теперь получить свой посох?
   Тавнос мгновение колебался, но потом отдал предмет хозяйке. Она погладила черное древко и сказала:
   – Я думала, ты его разобрал.
   – Верно, – сказал Тавнос, направляясь к двери, – А потом собрал. Нам пора.
   В коридорах никого не было, сквозь окна галереи Тавнос и Ашнод видели поднимающиеся в небо клубы дыма. Тавнос заметил механического дракона.
   – Их было несколько, – горько сказал он.
   – Ага, – сказала Ашнод. – Я тебе говорила, да ты плохо слушал.
   – Черт, надо было все-таки отдать тебя священникам, – прорычал Тавнос.
   В ответ ему раздалось:
   – И кто бы помогал тебе сейчас?
   На пороге королевских покоев они наткнулись на сенешаля и королеву. Сенешаль нес большой мешок с личными вещами Кайлы.
   Ашнод с интересом посмотрела ни выпирающий живот жены Главного изобретателя.
   – Мне кажется, не стоило так отдаваться чувствам! – сказала она.
   Тавнос обратился к сенешалю:
   – Доложите обстановку. Тот не владел собой:
   – Д-дело п-плохо. Мстители остановили дракона, но т-тот просто отступил и выпустил вперед фалладжи, которые опрокинули и мстителей, и их операторов. На улицах говорят, что королева уже покинула город на орнитоптере.
   Тавнос мысленно чертыхнулся. Ему даже в голову не пришло отправить на орнитоптере Кайлу, а не бумаги Урзы. Или, например, отправиться самому.
   – Надо спешить, – сказал сенешаль. – Драконы будут здесь с минуты на минуту.
   В тот же миг земля задрожала и раздался низкий глухой рев, означавший, что сенешаль ошибся – драконы уже были тут и ломали стены дворца.
   Стены зала затряслись. Камень и колонны крошились, словно дворец резали гигантским ножом.
   Тавнос схватил Кайлу и потянул ее к себе. Сенешаль, замешкавшись, не успел отступить – пол провалился, и царедворец с криком рухнул в разверзшуюся под ногами пропасть.
   Ашнод положила руку Тавносу на плечо.
   – Идем. Мы должны торопиться.
   Королевское крыло дворца разваливалось под гусеницами механических драконов. Монстр снова зарычал, и все трое, Ашнод, Тавнос и Кайла, ринулись вниз по коридору, спасаясь от врага.
   На главной лестнице их встретили солдаты фалладжи. Судя по форме шапок и золоченых эполет, заметил Тавнос, это был почетный караул важной персоны.
   На миг и те, и другие замерли. Затем Ашнод сделала шаг вперед к крикнула:
   – Эти люди находятся под моей защитой! Пустынные воины расступились, вперед вышел одетый в блестящие кожаные доспехи толстяк.
   – Ты женщина. Ты не можешь никому предоставлять защиту.
   Лицо Ашнод исказила гримаса, и Тавнос понял, что эти двое знакомы.
   – Я – подмастерье твоего раки, о повелитель, – сказала она. Ее голос сочился ядом. – Я делаю все, что хочу.
   – Жаль, – сказал толстый фалладжи, – но дело в том, что в пылу сражения мои воины не узнали тебя и предали смерти. Боюсь, Мишре придется с этим смириться. Потом.
   Казалось, Ашнод никак не ожидала такого поворота событий.
   – Зачем ты это делаешь? Толстяк улыбнулся:
   – Мишра зависит от тебя, опирается на тебя, как старик на клюку. Мой отец говорил как-то, что мужчине не подобает опираться на клюку, это вредно для здоровья. Я делаю это для того, чтобы Мишра стал сильнее. – Повернувшись к своим людям, он сказал: – Убить всех троих.
   Тавнос выхватил меч, заслонив Кайлу собой. Ашнод выругалась и направила на нападающих посох. Опутанный золотыми проводами череп запел, из его глазниц посыпались искры.
   Фалладжи рухнули наземь, схватившись за шеи и животы, – такую боль причинила им внезапная атака Ашнод. Стоя за ее спиной, Тавнос почувствовал, насколько силен был удар. Кайла прижалась к нему всем телом. Королева что-то бормотала себе под нос. Прислушавшись, Тавнос понял, что она молится иотийским богам – всем сразу и каждому в отдельности.
   Солдаты, скорчившись от боли, валялись на ступенях, но Ашнод не ослабила натиск – теперь она направила мощь посоха на толстяка, осмелившегося ей угрожать. Наконечник посоха раскалился и светился теперь голубым светом, накалились и провода Толстяк схватился за горло и завертелся на одном месте как юла, но Ашнод не отступила. У толстяка пошла кровь из ушей, носа и глаз. Когда Ашнод наконец опустила посох, толстяк рухнул на камни. Его солдаты были без сознания. Он был мертв.
   Ашнод не удержалась на ногах, и Тавнос поддержал ее. С нее градом катился пот, из носа текла тоненькая струйка крови.
   – Черт, черт, – сказала она, вытирая кровь рукавом, – черт, ну когда же я наконец устраню этот дефект… Тавнос помог обеим женщинам спуститься вниз. Он лишь на миг задержался у тела толстяка, лежащего в луже крови.
   – Ты его знала?
   Ашнод взглянула в лицо кадира фалладжи, отныне покойного.
   – Так, ничтожество, – горько сказала она. – Без него Мишре будет легче.
   Кайла хотела отправиться на восток и присоединиться к беженцам, покидавшим город, но Ашнод повела их на запад, к докам. Дважды их останавливали патрули фалладжи, но оба раза солдаты подчинились требованию Ашнод пропустить ее и двух иотийцев, находящихся под ее личной защитой. С точки зрения Тавноса, это была большая удача – Ашнод лишь чудом выдержала первую битву и не пережила бы второй.
   Они перешли линию фронта и оказались в тылу армии врага, оставлявшего за собой лишь выжженную землю. Дома горели, улицы были завалены трупами. Тавнос нашел мстителя, которому фалладжи оторвали ноги: он ползал кругами по площади. Тавнос подошел к нему и вынул у него из груди силовой камень. Судьба же оператора оставалась неизвестной, во всяком случае поблизости его, живого или мертвого, не было.
   В конце концов они вышли к докам. Набережные были пусты, как и улицы города. На воде покачивались лодки нападавших. Ашнод указала на самую маленькую:
   – Эта подойдет, садитесь.
   – Нам нужно на восток, – тихо сказала Кайла. Ашнод отрицательно покачала головой:
   – На восток вам нельзя. Войска Мишры будут по пятам преследовать беженцев, отправившихся в том направлении. Ближайшие две недели они не оставят их в цокое – будут кое-кого искать. И этот кое-кто – вы, – сказала она Кайле. Повернувшись к Тавносу, она продолжила: – И ты. И всякий, кто как-либо связан с Урзой. Поэтому вам сначала нужно добраться до устья реки, до побережья, и только после этого двигаться на восток.
   Тавнос помог Кайле сесть в лодчонку. Королева Кроога забилась в дальний конец и плотно закуталась в плащ. Тавнос повернулся к Ашнод.
   – Ты знала, что они нападут? – спросил он. – Я имею в виду, что все произойдет именно сегодня?
   Ашнод покачала головой:
   – Предположим, что знала, и предположим, что я сказала тебе об этом. Ты бы мне поверил? Вот то-то. А теперь послушай – я выполнила свое обещание. Прощай.
   Она бережно обхватила руками посох, как будто Тавнос собирался отнять его.
   – Они все равно постараются убить тебя, – сказал подмастерье.
   – Теперь моя жизнь в гораздо меньшей опасности, можешь мне поверить, – ответила она. – А если я найду Мишру, то вообще все будет в порядке. А ты ухаживай за ее величеством. Ты и правда думаешь, что она носит Мишриного выродка?
   – Не знаю, – тихо сказал Тавнос. – Думаю, что она и сама точно не знает.
   Ашнод покачала головой:
   – Все играешь в младенца! Даже когда мам-наседок отправили на бойню. Когда-нибудь твоя патологическая верность доведет тебя до беды, и, боюсь, даже я не смогу тебе помочь. Удачи, малыш!
   На миг – Кайла едва поняла, что происходит – рыжеволосая женщина прильнула губами к его губам. После чего подмигнула подмастерью и, махнув рукой, исчезла в отсветах пожара.
   Тавнос смотрел ей вслед, пока ее окончательно не скрыл дым. Затем он взял длинный шест и оттолкнул лодку от пристани.
   Уносимые течением, подмастерье и королева провожали взглядом горящий город, а когда пожарище скрылось за холмами, они не могли отвести глаз от поднимающегося до неба дыма. Остаток дня, как и два последующих, они провели в молчании, доверившись неспешному течению реки. Неизбывное чувство вины и боль утраты тяжким грузом лежали на душе каждого.

Глава 16: Передышка

   Почти месяц Урза добирался до развалин Кроога. Сначала они с лейтенантом Шараманом выбирались из пустыни, затем, возглавив сражающиеся на Полосе мечей иотийские войска, организовывали перегруппировку и отступление на юг. Под ударами фалладжи пала Полоса мечей, а за ней и большая часть северной Иотии. Впрочем, в тех землях и так не осталось ничего, за что можно было бы сражаться, да и армию там нечем было кормить.
   Фалладжи изредка нападали на фланги, что не сильно беспокоили иотийцев. Когда войска Урзы стали лагерем в двух днях пути от Кроога, который теперь являлся вражеской территорией, принц-консорт, ставший в отсутствие королевы правителем Иотии, отправился на трех орнитоптерах осмотреть разоренную столицу.
   Мишра, которого иотийцы называли теперь не иначе как «Кроогский мясник», покинул город, от которого, впрочем, мало что осталось. Массивные стены сохранились в неприкосновенности, но ворота сорвали с петель и спалили. В городе все было сожжено, а то, что не сгорело, – раздавлено гусеницами механических драконов. После штурма в течение трех дней шел дождь из пыли и пепла. Мародерства практически не было – в городе после штурма нечего было красть. От Кроога остались лишь стены и холм из серых камней, спускавшийся к реке, а за стенами – шалаши беженцев, которые из глупости или упрямства не желали покидать родные места.
   Звено орнитоптеров приземлилось на небольшом холме, где еще недавно стоял дворец. Урза и Шараман покинули свои машины, но третий пилот остался в кабине, готовый в случае опасности тут же взмыть в воздух.
   Урза переходил с места на место, периодически застывая в неподвижности, изредка переворачивал камни или перетирал пальцами пыль. Шараману казалось, что Урза пытается представить, какое именно здание стояло в том или ином месте и где бы мог находиться он внутри этого здания.
   Они нашли груду камней. Здание, которым они когда-то были, сначала сожгли, потом взорвали, потом перебрали по крупицам и сложили в груду поодаль. Шараман догадался, что здесь располагалась «голубятня» и что захватчики перетряхнули все до последнего, выкопали все, что смогли, дойдя до самого гранита. Урза встал в центр круга, затем опустился на колени и закрыл глаза руками. Там, где стоял его дом, не осталось даже камня, к которому он мог бы прикоснуться.
   В ворота потянулись люди. Шараман сначала забеспокоился, но затем понял, что это иотийские беженцы. Оставив Урзу предаваться воспоминаниям, Шараман вышел навстречу вновь прибывшим.
   Лейтенант был в Крооге несколько раз – впервые он попал в столицу как летный курсант. Для мальчишки из восточных провинций город казался воплощением великолепия, а ему еще и повезло – по пути в Корлинду Урза сделал остановку рядом с селением, где он тогда жил, и его покатали на орнитоптере. Теперь ему казалось, что все это происходило в прошлой жизни, – могучий Кроог лежал в руинах.
   Поговорив с беженцами, Шараман вернулся к Урзе. За ним шел мальчик.
   – Командир, – тихо сказал он.
   – А я еще бранил своего брата за то, что он ни одно дело не может довести до конца, – пробормотал Урза. Затем он краем глаза заметил Шарамана и, повернувшись к нему, встретил его уже Главным изобретателем. – В чем дело?
   – Здесь люди, – сказал Шараман. – Они хотят знать, что им делать.
   – Делать? – сказал Урза сдавленным голосом, – Что им делать? Скажи им, пусть отправляются на юг, или на восток, или на запад, или еще куда – в любое место, где, как им кажется, они будут в безопасности. Скажи, что здесь им нечего больше делать.
   – Мне кажется, будет лучше, если вы сами скажете им это, командир, – сказал Шараман.
   Урза взглянул ему прямо в глаза:
   – И что я им скажу? Что я прошу прощения за, то, что не защитил их, что не оправдал их надежды? Что я в отчаянии, потому что меня не было с ними в тот день? Что я в отчаянии, потому что мой брат облапошил меня? Что я в отчаянии, потому что моя жена погибла, мой подмастерье пропал, а моя работа пошла прахом?
   Голос Урзы становился все выше, и Шараман опасался, как бы Главный изобретатель не зарыдал. Но тот тряхнул головой и закончил:
   – Нет, я не сумел защитить их, я проиграл сражение, и они проиграли его вместе со мной. Им следует найти того, кто не проигрывал таких сражений, и идти за ним. – Тут он наконец заметил мальчика. – А это кто?
   – Говорит, что он один из ваших учеников, – сказал Шараман.
   Урза сузил глаза:
   – Возможно. Тебя зовут Рендалл?
   – Санвелл, мой господин, – сказал юноша. – Рендалл мой младший брат. Господин Тавнос доверил ему увести из города орнитоптер.
   Урза перевел взгляд на Шарамана, и, в его глазах снова затеплился огонь.
   – Орнитоптер? Ты хочешь сказать, кто-то сумел бежать из города на орнитоптере?
   Сбивчиво, запинаясь, Санвелл пересказал историю, которую услышал от соученика после битвы. Его младший брат погрузил на орнитоптер важные бумаги и детали и улетел на восток. Нет, он улетел один. Да, господин Тавнос отдал ему приказ лететь в Аргив, если потребуется. Нет, сам он не знает, что сталось с господином Тавносом и королевой. Его мститель пал под натиском превосходящих сил противника. Многих он убил, но на место павших вставали новые воины.
   Когда Санвелл закончил, Урза встал, в его глазах полыхал огонь.
   – Вот как, братишка, – сказал он, – значит, ты и это дело не сумел довести до конца. Шараман!
   – Я здесь, командир!
   – Я хочу, чтобы ты отвел оставшиеся войска на юг. Перегруппируйтесь, как сможете, и укрепите порты.
   – Есть, командир. А куда направитесь вы?
   – Я отправляюсь за знаниями, которые спас для меня Тавнос. Рендалл!
   – Санвелл, мой господин.
   – Есть ли здесь еще мои ученики? Санвелл оглянулся кругом.
   – Нет, мой господин.
   – В таком случае ты летишь со мной, – резко сказал Урза. – Нам нужно отыскать твоего брата с чертежами и начать все сначала. И на этот раз, – сказал Главный изобретатель посреди руин Кроога, – на этот раз, братишка, я не остановлюсь и не пощажу тебя. На этот раз мы поквитаемся. Будь я проклят, если будет иначе!
   Словно в ответ на его слова, с реки задул холодный ветер, вороша пепел под ногами.
 
   В пещеры Койлоса пришли гости. Гости не из Аргива.
   Гости пришли из монастыря, расположенного на северном берегу континента, в теократическом государстве, где поклонялись могуществу и великолепию транов и, что особенно важно, транским устройствам. Монахи считали своей весьма обширную территорию, но вели подчеркнуто отшельнический образ жизни и проповедовали невмешательство. Они давно смирились с тем, что другие культуры не разделяют их уважения к механизмам: одни, как фалладжи, пытаются что-то выгадать на обмене старинных механизмов, другие, как аргивяне, пытаются сделать их копии, не годящиеся оригиналам в подметки. Монахи были мирным народом и редко пересекали границы собственной страны.
   Пока у них не начались видения. Это случилось примерно за год до гибели Кроога. Сначала видение явилось одному брату, потом другому, потом третьему, потом едва ли не всем стало являться одно видение: мир машин и механизмов, создать которые не под силу даже разуму транов, – живые механизмы из стали и проводов, вечные механические сердца которых качали в механических телах масло и другие жизнетворные жидкости, растения со стальными листьями, железная трава с зазубренными краями – мир, в котором с неба льется нефть и из земли растут машины. Одним словом, рай.
   Видения подчинили себе тех, кто их видел: подобно сиренам, они звали их одного за другим покинуть свою страну, отправиться в сердце этих видений, чтобы там, в этом сердце, творить подлинные чудеса.
   На настойчивый зов видений откликнулось Братство Джикса. Две дюжины преданных, глубоко верующих братьев, те, кто с наибольшим рвением и тщанием служил самой идее машины, покинули свои дома и отправились на юг.
   Они старательно избегали столкновений с племенами мальпири, которые регулярно грабили их земли, но многие не выдержали тягот самого путешествия – жары пустыни и отсутствия воды, кое-кто пал и от рук бандитов. Лишь дюжина братьев добралась до Койлоса. Пилигримы изрядно отощали, глаза горели странным огнем, их лица вытянулись, одежда протерлась до дыр. Одного взгляда на них хватило бы, чтобы понять – перед вами фанатики, готовые на все.
   С каждым днем путешествия видения усиливались, становились ярче и четче. В видениях им явился каньон, по которому следовало идти к цели, и пещера, которую они найдут в конце каньона. Они извлекли из стен старинные камни, светившиеся внутренним светом, и вошли внутрь пещеры, осторожно переступая через обломки старинных механизмов, которые, думали гости, когда-то подверглись испытанию перед лицом их механического бога и были сочтены недостойными.
   Наконец братья предстали перед величайшей машиной. Они взяли собранные ими светящиеся камни и положили их внутрь машины так, как им было показано в видениях, и провели руками над таинственными знаками, начертанными в металлической книге. То, что прочесть знаки они не могли, не беспокоило их. Все меркло рядом с видением, только в нем был высший смысл, и видение подсказало им, что нужно делать.
   Поэтому монахи из Братства Джикса не удивились, когда в пещере замерцали огоньки. Они не удивились, когда машины начали петь, разговаривать друг с другом и возносить хвалу механическому богу. На лицах джиксийцев проступила благодать, ведь они знали, что их мечты вот-вот сбудутся.
   В пещере – из ничего – возник большой диск, который переливался неземными цветами. Это были цвета видений, цвета несбыточной мечты. Диск растягивался, пока не достиг таких размеров, что, если бы это была дверь, в нее мог бы пройти взрослый человек. И в этот миг что-то в самом деле прошло сквозь диск.
   Это что-то было высокого роста и походило на человека. Казалось, оно одето в доспехи из металлических змей, но, к радости монахов, они тут же поняли, что это лишь кожа появившегося перед ними существа, кожа из металлических пластин и проволоки. Лицо существа было белым как лунь, из головы росли странные кровавые завитки, похожие на змей.
   Все, как один, монахи опустились на колени.
   Божественное существо, слуга механического бога, стояло перед сверкающим порталом. Оно потянуло носом воздух с таким видом, будто никогда прежде этого не делало. Оно потянулось – похожие на жилы кабели-мускулы заскрипели – и повертело головой из стороны в сторону, словно проверяя, на что способно его тело.
   Один из коленопреклоненных монахов, глава посольства, медленно поднялся и возгласил:
   – Добро пожаловать, о святейшее из созданий. Как нам называть тебя, чтобы мы могли лучше служить тебе?
   Механическое существо одарило каждого монаха коротким взглядом и чем-то вроде ментальной ласки – его сознание и сознание монахов соприкоснулись. Они поняли – именно это существо посылало им видения. Именно оно вызвало их сюда.
   Губы механического существа, жужжа, приняли форму улыбки.
   – Джикс, – сказало оно, выдержав паузу. Этот голос прежде слышали лишь Мишра и Ашнод. – Можете называть меня… Джикс.

Часть 3. На встречных курсах (29–57 годы а. л.)

Глава 17: Мастерская Мишры

   С тех пор как Ашнод посетила императорский дворец в последний раз, он сильно изменился, что не удивило подмастерье. За год, прошедший со дня взятия Кроога, она покидала двор и возвращалась обратно с полдюжины раз, и при каждом возвращении перед ее глазами представали или новый корпус, или новая мастерская, или новая площадка для экспериментов. Дворец нового кадира фалладжи рос не по дням, а по часам.
   Мишра возвел свой дворец на северо-западном отроге Керских гор, откуда открывался потрясающий вид на засушливые земли к западу от хребта. Впрочем, роза ветров и особенности климата позволяли горам получать значительное количество влаги, благодаря чему здесь росли мощные деревья, – казалось, их посадили еще траны. Это был особый вид дуба, с толстыми, тяжелыми стволами и очень длинными ветвями. Некоторые помещения дворца и лаборатории располагались прямо среди этих ветвей. «Когда Мишра стал кадиром, – размышляла Ашнод, – он, наверное, решил, что пора осесть и пустить корни». Возможно, поэтому он и выбрал эти леса, где корни были видны невооруженным глазом. Впервые побывав здесь, Ашнод с трудом заставила себя поверить, что глаза ее не обманывают, – эти гигантские деревья действительно произрастают в стране, которая – по большей части – бесплодный песок.
   Впрочем, деревья вокруг рощи гигантов и ниже были спилены – а там тоже росли большие дубы и клены. Частично вырубки предназначались для сельскохозяйственных угодий, но в основном отводились под строительство небольших литейных мастерских и кузниц. Следы деятельности этих мастерских уже были видны на склонах и в стекающих с горы ручьях – повсюду был шлак, несмываемая грязь и отходы производства.
   Последняя постройка представляла собой большой амбар, самое массивное сооружение в этой части комплекса. Каркас был сделан из полукруглых металлических ободов, между которыми натянули ткань. Но рабы уже выкладывали первый уровень каменных стен по периметру здания.
   Ашнод оставила лошадь рабу-конюху и направилась в сторону мастерской. Когда-то здесь росло гигантское дерево, теперь остался лишь гигантский пень высотой около шестидесяти футов и диаметром вдвое больше того. Мишра приказал выдолбить пень и превратил его в личную мастерскую, которой могла бы позавидовать и уничтоженная кроогская «голубятня». И вот теперь эта мастерская мерцала освещенными изнутри окнами, прорубленными в коре. Форма окон была необычной – ее скорее диктовала фактура древесины, чем реальные потребности Мишры. Ашнод казалось, что окна похожи на недобрые, моргающие глаза.