Грабб Джефф. Война Братьев

   – Я же говорил, – ответил Харбин. – В его распоряжении могучие машины, уничтожающие все на своем пути.
   – И чем же они отличаются от твоих могучих машин? – парировал глашатай, не переведя его слов королеве.
   Возмущению Харбина не было предела. Однако он сдержался и сказал:
   – Скажи королеве, что, если она вступит с нами в союз, мы сможем защитить ее от Мишры.
   Глашатай задумался, затем все же перевел его слова. В ответ королева произнесла несколько резких гортанных звуков, и Харбин все понял без перевода.
   – Королева благодарит тебя, но она вынуждена отказаться, – дипломатично передал смысл прозвучавшего глашатай.
   Харбин потерял терпение:
   – Вы не понимаете. Если вы не вступите с нами в союз, если вы не позволите нам частично использовать ваши ресурсы, Мишра завоюет весь ваш остров. Ваша единственная надежда на спасение – союз… Королева перебила Харбина. Некоторое время воздух звенел от неясных трелей и щелчков. Ее лицо пылало яростью, и Харбин подивился мастерству изготовителей куклы – верилось в то, что это живой человек.
   – Сардские гномы были вашими союзниками, – сказал глашатай. – И что с ними стало?
   У Харбина пересохло во рту.
   – Откуда вы знаете про сардских гномов? – выпалил он, растерявшись.
   – Богине Гее известно все. От ее имени говорит Титания, – сказала глашатай. – От имени Титании говорю я. Что стало с вашими бывшими союзниками?
   – Никогда не слышал, чтобы их называли союзниками, – сказал Харбин, овладев собой. – Они просто были нашими соседями. Мы покупали у них руду, а потом выяснили, что они торгуют не только с нами, но и с Мишрой.
   – Вы перебили их всех до одного, – сказала Титания по-аргивски, четко и ясно. – Твой народ уничтожил сардских гномов. Да, кое-кто выжил, но одни попали в рабство, другие стали беженцами, а вы меж тем разграбили их шахты. Их дома стали казармами для гоблинов. Вот какова судьба тех, кто вступает с вами в союз. Или с некоторыми вы поступаете иначе?
   Харбин не слышал ничего красивее ее голоса – даже сейчас, когда она говорила на чужом языке и кипела от ярости. Харбин запнулся:
   – Я был всего лишь подростком, когда…
   – А Иотия? – Голос королевы звучал грозно. – Твоя мать – иотийка, человек. Этот народ, эта страна тоже была вашим союзником, и что же? Разве теперь это не заброшенный северный район, где вместо земли – расплавленный песок и черное стекло?
   – Мой отец здесь ни при чем! – гневно ответил Харбин. – Это дело рук Мишры!
   Титания не обратила внимания на его слова. Она наклонила голову набок, как будто прислушиваясь к звукам, слышным ей одной.
   И вдруг королева эльфов сжалась, словно увидела что-то ужасное, и громко, очень громко закричала.
   Харбин от неожиданности сделал шаг назад, и с ним весь двор. Лицо королевы исказила гримаса, и Харбин увидел, как по маске побежали трещины. Душераздирающий крик не прекращался. С платья начали опадать листья, побеги плюща скручивались и раскручивались. Не вставая с трона, королева в судороге рухнула набок и затихла.
   Харбин внезапно очень остро почувствовал, что находится в самом сердце чуждого ему мира, где нет ни одной родной души. Он был окружен существами, яростно стремившимися причинить ему вред. И единственной его защитой было слово королевы – той самой, которая только что в ответ на его возмущенные слова кричала.
   Харбин не посмел оглянуться, но ему мерещилось, что лесные жители за его спиной, все как один, взяли в руки оружие.
   В этот миг Титания пришла в себя – так же внезапно, как минуту назад сорвалась на этот ужасный крик, все еще звеневший в ушах Харбина. Королева пошевелилась и приняла подобающую позу. Харбин заметил, что ее лиственное одеяние на глазах восстанавливалось – отрастали листья, удлинялись побеги плюща.
   Она взглянула на него, и Харбин увидел в ее глазах усталость и опустошение. Королева внезапно показалась старой и немощной.
   – Вы грязные, мерзкие твари. И вы, и другие кощуны, там, на западе, – тихо и бесстрастно сказала королева. – От вас отвратительно воняет железом и нефтью. И вы, и ваши враги оскверняете нашу землю. Мы изгоним и вас, и их. Аргот не принадлежит тебе, дитя изобретателя. Он не принадлежит ни твоему отцу, ни его брату. Уходи прочь. И передай другим людям: уходите с наших берегов по своей воле или будете изгнаны силой.
   Титания опустила голову. Глашатай произнес:
   – Аудиенция закончена.
   Харбин хотел доказать свою правоту, предупредить ее об опасностях, исходящих от Мишры, но кукла разлагалась на глазах, плющ и листья опадали, сгнивая прямо в воздухе. В конце концов на троне осталась лишь нефритовая маска.
   – Пока ты находишься на нашей земле, никто не причинит тебе вреда, – сказал глашатай. – А теперь ты должен нас покинуть.
   Харбина и двух его товарищей проводили из зала, рядом с ними шел глашатай. Многое было сказано, но еще больше осталось несказанного. Он потерпел неудачу, ведь аргивянам нужны древесина и руда, а разрешения на их использование он не получил. Впрочем, теперь он не сомневался, что таинственная королева и не собиралась давать им разрешение на это. Но что это было за устройство, как она управляла куклой? Может, она и сейчас следила за ними?
   В толпе Харбин увидел человека. Человек был мрачен, лицо искажено яростью. Харбин вспомнил о людях в коричневых хитонах и спросил у глашатая:
   – На острове есть и другие люди? Глашатай кивнул, но не замедлил шаг.
   – Да. Но они не друзья тебе, дитя изобретателя. Они ненавидят машины, они ненавидят механизмы, они сбежали от них на наш остров много лет назад.
   Харбин задумался и сказал:
   – Так вот как вы узнали об Урзе и Мишре, верно? От беженцев с материка.
   Глашатай улыбнулся:
   – Друиды Цитанула пришли сюда века назад, дитя механических дел мастера.
   – Но вы сказали, что они ненавидят машины.
   – Неужели ты думаешь, – сказал эльф, – что твоя империя – первая построившая свое могущество на тирании машин? Или последняя? – Харбин не ответил, тогда глашатай спросил: – Для чего ты взял с собой летающие машины?
   – Орнитоптеры? – уточнил Харбин. – Так нам было быстрее всего добраться до вас. К тому же таким образом мы не нанесли вреда вашим драгоценным лесам.
   – Это была демонстрация силы, – сказал глашатай.
   Харбин смутился. Глашатай смотрел в корень. Но теперь, увидев, на что способна королева, Харбин не чувствовал за собой особой силы.
   – Да-да, – бесстрастно повторил глашатай. – Небольшая демонстрация силы. Что же, позволь и нам не остаться в долгу.
   Они вышли на прогалину, где стояли орнитоптеры. Все пять машин были в целости и сохранности, как и двое оставленных при них аргивян. Только теперь вокруг них стояло больше эльфов и людей в коричневых хитонах, друидов Цитанула.
   – Наблюдай, – сказал глашатай и подал знак.
   В тот же миг друиды затянули песнь. У них были низкие, очень низкие голоса, и казалось, песнь не столько слышна, сколько осязаема – сердцем, душой, кожей. Язык был тот же, на котором глашатай обращался к королеве. Затем друиды взяли более высокую ноту, потом еще выше, разделившись на несколько партий, каждая из которых вела свою мелодию, перекликавшуюся и переплетавшуюся с другими.
   Пилоты хотели обнажить мечи, но Харбин жестом остановил их. Эльфы же стояли неподвижно.
   И вдруг орнитоптеры пришли в движение. Сначала Харбин решил, что это ветер потревожил крылья, но затем они развернулись полностью. На глазах у Харбина тяги, управлявшие крыльями, лопнули одна за другой, казалось, лопающиеся кожаные ремни подпевают друидам.
   Один из пилотов закричал и бросился к своей машине, но было поздно. Орнитоптеры поднялись на дыбы, как дикие лошади, отчаянно хлопая умирающими крыльями по земле. На миг они стали похожи на живых птиц, пронзенных стрелами. А в следующий миг они безжизненной грудой рухнули наземь. Конструкции не выдержали движений, для которых не были предназначены.
   Вместо орнитоптеров на поляне валялись груды бесполезных деревяшек, прикрытых изорванными в клочья кожами. Эльфы и друиды начали медленно отступать в лес.
   – Ваша демонстрация силы. Наша демонстрация силы, – сказал глашатай. – Знай, мы собирались сделать это, как только вы поднялись бы в воздух. Но нам отдали другой приказ. Здесь, на земле, ты и твои товарищи находитесь под защитой Титании – пока не покинете лес. Пока вы не достигнете оскверненных вами земель, вам нечего бояться.
   Глашатай улыбнулся, и это была ехидная, самодовольная улыбка.
   – Не знаю, как ты, а я просто обожаю пешие прогулки. Доброй дороги, человек, – сказал он и исчез.
 
   Мишра сделал все быстрее, чем предполагала Ашнод. Когда она прибыла в Зегон, кадир уже отплыл во главе флота и армии, которые должны были отобрать новую землю у Урзы. Лишь благодаря кое-каким весьма личным услугам, сдобренным угрозами, Ашнод сумела попасть на один из кораблей, отправлявшийся на Аргот с провиантом и оружием для уже отбывших войск.
   Изобретательница увидела новую землю задолго до того, как та появилась на горизонте. Как только корабль преодолел зону ураганов, местонахождение острова стало очевидна благодаря мощному столбу дыма, который указывал капитану направление лучше любого маяка.
   Берег превратился в пожарище, везде торчали обгоревшие страшные пни, похожие на гнилые зубы. Опушка леса сдвинулась практически: к горизонту, смонтированные фабрики работали круглые сутки, превращая новые ресурсы в машины и оружие.
   Осмотрев пожарище, Ашнод поняла, что завоеватели встретили сопротивление. Неподалеку от пристани валялся гигантский обожженный каркас – останки механического дракона, около леса она нашла захоронение мутантов, среди которых виднелись тела, принадлежавшие, судя по всему, эльфам.
   Сначала Ашнод собиралась немедленно отравиться к Мишре, но, ступив на берег, передумала: из империи ее изгнал Мишра, и, вполне вероятно, он не обрадуется, увидев ее. Прежде следует поинтересоваться ситуацией при дворе.
   И Ашнод отправилась на поиски Хаджара. Она нашла его в двух милях от берега. Пожилой фалладжи занимался тем, что пытался сдвинуть с места боевую машину, застрявшую по самые оси в болоте.
   Хаджар смерил Ашнод равнодушным взглядом, затем кивнул. Что же, она и на это не рассчитывала. Похоже, правду говорят – к старости люди добреют.
   – Ты вернулась, – начал Хаджар.
   – Новые перспективы, новые возможности, – ответила Ашнод. – Не подскажешь, кто последний в очередь к повелителю? – Она сбросила заплечный мешок и достала оттуда увесистый ящик. – А то я с подарком.
   Хаджар не ответил, но оставил машину, махнул рукой помощнику, чтобы тот занял его место, и молча зашагал к берегу. Ашнод, забросив за спину мешок, последовала за ним с ящиком в руках. Хаджар не предложил ей помощь, а изобретательница заметила, что фалладжи сутулится, – судя по всему, годы неусыпного бдения подле Мишры начали в конце концов сказываться на здоровье стража.
   Они дошли до находившейся неподалеку гигантской крепости, сложенной из грубо обработанного дерева и камня. Судя по обугленным стенам, ее защитникам когда-то пришлось нелегко.
   – Похоже, не все у вас гладко, – начала Ашнод.
   Хаджар кивнул:
   – Остров заселен, так что приходится его завоевывать пядь за пядью.
   Ашнод кивнула в ответ:
   – Местные не выразили желания общаться?
   – Предводительница их народа появилась в нашем лагере вскоре после высадки, – сказал Хаджар. – Зеленая женщина, укутанная в листья и плющ.
   – И что произошло? – спросила Ашнод, заранее зная ответ.
   Хаджар вздохнул. Едва заметно, но вздохнул: – Мишра спустил на нее драконов, те сделали все, что положено. Она закричала и моментально превратилась в кучку пепла. Атаки местных продолжились.
   – Как он? – спросила Ашнод, когда они проходили мимо тяжелых крепостных ворот. – В смысле – Мишра.
   – Жив, – сказал Хаджар, затем посмотрел Ашнод прямо в глаза. Худощавое лицо фалладжи выглядело осунувшимся. – И мертв одновременно. Поймешь, когда увидишь его.
   Тронный зал в крепости выглядел по-походному – фронтовые условия! – каменный пол, грубый деревянный помост, капитанское кресло вместо трона. По обеим сторонам трона стояли два джиксийца, один – с искусственной рукой, другой – с металлической пластиной вместо глаз.
   Хаджар остался у двери. Ашнод сразу поняла, что за время ее отсутствия в имперской иерархии произошли изменения.
   На троне сидел Мишра. С тех пор, как Ашнод видела его в последний раз, он похудел и стал куда мускулистее. Стройным он не казался по-прежнему, но теперь вместо складок жира под кожей перекатывались могучие мускулы. Казалось, даже волосы и борода почернели. Ашнод решила, что стареющий изобретатель не устоял перед соблазном и выкрасил шевелюру, чтобы скрыть возраст.
   Но глаза не изменились – в них, как всегда, светились любопытство и недоверие. Ашнод поняла, что успела забыть этот взгляд.
   На поясе у кадира висел анх с гербом Саринта, хотя сейчас там правили повстанцы. Ашнод решила не затрагивать эту тему – на всякий случай: может, потеря Саринта – больная тема для императора. Рыжеволосая женщина опустила ящик и мешок на пол и, став на колени, распростерлась у ног кадира-изобретателя.
   – Позволь мне приветствовать тебя, о повелитель пустыни и владыка морей, – сказала она и встала с колен, не ожидая разрешения.
   – Мне кажется, я отправил тебя в изгнание, – мрачно ответил Мишра. – И, если мне не изменяет память, сказал, что предам тебя медленной мучительной смерти, если ты снова ступишь на мои земли.
   – Так точно, о мудрейший из мудрых и справедливейший из справедливых, – сказала Ашнод, решив соблюдать правила этикета до тех пор, пока не поймет, в каком Мишра настроении. – Если бы ты и взаправду владел землей, на которой мы сейчас находимся, я бы ни за что не осмелилась испытывать твою милость, представ перед тобой. Но, кажется, за эту землю идет борьба, и я предлагаю тебе помощь в этой борьбе, дабы ты стал ее подлинным властелином.
   Она взглянула Мишре в лицо, надеясь на улыбку, на знак того, что он рад ее видеть. Но лицо кадира было бесстрастно, лишь в глазах горел суровый, мрачный огонь.
   – И что за помощь ты предлагаешь? – сказал Мишра.
   – За годы моего… отсутствия я побывала во многих землях, – сказала Ашнод, открывая ящик. – Я многое узнала, я добыла предметы, которые могут оказаться полезными для тебя.
   Она извлекла из ящика медную чашу.
   – Мне кажется, с помощью этого силекса я могу предсказать наше будущее, – сказала Ашнод с улыбкой, подняв чашу над головой.
   Мишра глядел на Ашнод и ее дар, не меняя ни позы, ни выражения лица.
   – Ты принесла мне посуду? – спросил он. – За годы твоего… отсутствия ты стала медных дел мастером?
   Ашнод разочарованно опустила чашу.
   – Это не посуда, о величайший из великих. В этом мире существуют силы, во многом превосходящие то, на что способны наши простые машины. И я научилась пользоваться этими силами.
   – Магия, – оборвал ее Мишра.
   – Что? – удивленно спросила Ашнод.
   – Магия, – повторил кадир, – та, в которую верили эти чурбаны из Терисии.
   – Можно назвать эти силы и так… – начала Ашнод, но Мишра снова оборвал ее.
   – Магия, – сказал он в третий раз, – жульничество, шарлатанство. Дым, зеркала и прочие штучки. Я научился этому. Научилась и ты и с их помощью обманывала доверчивых. Но в действительности магии не существует. С меня довольно. Не трать мое драгоценное время на эти глупости.
   – О мудрейший из мудрых, – сказала Ашнод, – я не думаю, что сила, найденная учеными из башен из слоновой кости, глупость… Мишра расхохотался резким, лающим смехом. Смехом, который, почувствовала Ашнод, не предвещал ничего хорошего.
   – Не думал я, что доживу до дня, когда великая и могучая Ашнод, Ашнод Бессердечная, станет площадным шарлатаном и попытается вновь завоевать мою милость фокусами для дураков.
   Ашнод почувствовала, что краснеет. Она не ожидала оскорблений, как не ожидала и такого приема. Не ожидала.
   – Могу я продемонстрировать… – снова начала она. И Мишра снова оборвал ее:
   – Оставь свои демонстрации для глупцов, Ашнод. Я знаю все твои уловки. Признаюсь, я по ним соскучился. Но пока ты… отсутствовала, я изменился. Не знаю, как ты, а вот я изменился. – Он смерил ее долгим, пристальным взглядом, и Ашнод удивилась – впервые за много лет она не понимала, что у него на уме.
   Наконец Мишра сказал:
   – Добро пожаловать домой, Ашнод. Вступай в мои войска, делай что хочешь. Я отменяю указ об изгнании. Но знай – за каждым твоим шагом будут следить. – Мишра едва заметно кивнул одному из монахов. – Если мои слуги заметят малейший намек на предательство, я своими руками сделаю из тебя мутанта. Понятно ли я выражаюсь?
   – Понятно, еще как понятно, – ответила Ашнод, нахмурив брови. – Но нельзя ли нам переговорить в менее формальной обстановке?
   – Ты будешь появляться здесь только по моему зову, – сказал Мишра. – И никак иначе. Ты очень необычный человек, Ашнод, и я совершенно уверен: если ты снова займешься настоящей работой – машинами, твой талант расцветет вновь. Можешь идти.
   Ашнод не двигалась, и через миг Мишра повторил:
   – Ты можешь идти.
   Таким голосом могла бы говорить гранитная глыба. Ашнод поклонилась и покинула тронный зал. Хаджар вышел за ней.
   – Да, дело плохо, – сказала она и повернулась к Хаджару. – Похоже, пока я странствовала в чужих краях, империя подрастеряла былой блеск.
   – Есть люди, которые с этим согласятся, – бесстрастно ответил Хаджар.
   Ашнод хотела расспросить его подробнее, узнать, насколько сильно теперь влияние джиксийцев, кто на самом деле управляет империей за спиной Мишры, но услышала, как сзади открылась дверь. Появился монах с металлической пластиной вместо глаз. Он отвесил Ашнод небрежный поклон.
   – Ваша чаша вызывает наш живейший интерес, – провозгласил джиксиец.
   – Этот дурацкий магический предмет? – спросила Ашнод, недоверчиво подняв бровь. – Магический предмет, который, как только что сказал мне ваш повелитель, годится лишь на то, чтобы обманывать доверчивых?
   Монах отвесил еще один поклон, и Ашнод готова была поклясться, что услышала, как внутри его тела что-то щелкнуло и зажужжала.
   – Наше братство открыто всем новым идеям, и если эти идеи оказываются интересными, мы представляем их – в должном свете – его августейшему и проницательнейшему величеству. Итак, прошу вас. – Монах протянул руку за чашей.
   – Обойдешься, – ответила Ашнод.
   Монах недоуменно уставился на нее – если только с помощью металлической пластины вообще можно на кого-то уставиться.
   – Нам приказано следить за вами, бывшая подмастерье. Ухо Мишры всегда слышит наш голос, и при его дворе для вас нет более верных союзников, чем мы. – Он улыбнулся – вместо каждого второго зуба – пустота. – Боюсь, и врагов опаснее нас тоже не найдется. Итак, прошу вас. – Монах снова протянул руку за чашей.
   Ашнод взглянула на Хаджара и произнесла:
   – Что это, новая имперская мода – держать при дворе всякую мразь?
   Хаджар ничего не сказал. Он уставился в пол, но его вид – как, впрочем, и молчание – говорил о многом.
   – Понимаю, – сказала Ашнод и вручила ящик монаху.
   – Прошу принять сей дар в знак моего уважения к вашему святейшему братству, – процедила женщина. – Надеюсь, что в тот момент, когда вы прикоснетесь к чаше, рядом с вами окажется кто-нибудь, кто сможет оказать вам помощь.
   Монах принял ящик и одарил Ашнод еще одной щербатой улыбкой.
   – Мы не сомневались, что мудрость возобладает, – сказал он и исчез за дверью тронного зала.
   Хаджар по-прежнему молчал. Он проводил Ашнод в палаточный городок, где жили придворные. Ей полагалась отдельная палатка, и, в соответствии с приказом кадира, она получала право доступа в любые помещения и полную свободу действий. Если ей что-то будет нужно, пусть обращается к нему, сказал фалладжи и отправился по своим делам.
   Ашнод присела на койку и грустно покачала головой. Она рассчитывала вернуться с триумфом. Что же, она вернулась, но триумфа нет и в помине. Хаджар оказался прав – Мишра во многом изменился, но во многом остался прежним.
   Она думала, стоит ли ей оставаться здесь, но решила, что имеет смысл прозондировать кое-где почву. А потом она поймет, надо ли отсюда исчезать, и если да, то в каком направлении.
   Она водрузила на койку мешок, развязала его и достала с самого дна голготский силекс, завернутый в ткань и невредимый. В словах Мишры была доля правды – за годы ее… отсутствия Ашнод в самом деле стала медных дел мастером. И много кем еще. И ее врожденная подозрительность никуда не делась, поэтому-то она и принесла в тронный зал копию собственного изготовления. Так что монахи из Братства Джикса в это мгновение трудились над силексом работы Ашнод.
   Оригинал же остался у хозяйки, которая провела пальцем по краю старинной, украшенной рунами чаши, и перед глазами женщины повисла едва заметная дымка.

Глава 32: На пути к концу света

   Харбин и его люди, измученные, но целые и невредимые, добрались наконец до границы владений королевы Титании. Королева сдержала слово. Харбин чувствовал, что за каждым их шагом неусыпно следили эльфы, но за время пути не произошло ни одного инцидента с местными. Казалось, даже животные сторонились людей, преодолевавших – миля за милей – бесконечные мрачные джунгли, укрытые зеленым пологом листвы.
   Границу владений королевы было трудно не заметить. Лес обрывался резко и неожиданно. На одной стороне границы располагался пышный, зеленый влажный мир Титании. На другой стороне расстилалась земля, принадлежащая отцу Харбина и аргивянам.
   На ней не было ни единого деревца – каждое было аккуратно спилено и увезено. На месте леса стройными рядами стояли гладкие пни, вокруг которых не было ни листочка, ни веточки, – аргивяне подмели все. Кладбище, да и только. Вдали виднелась медленно тлеющая огромная куча листьев и плюща, а за ней рыскали машины, вгрызающиеся в землю в поисках полезных ископаемых.
   Эта земля была очень похожа на тот Аргив, в котором он вырос, она не походила на эльфийскую страну. И Харбин понял: его соплеменники захватили эту землю и сделали ее своей, к счастью или к несчастью.
   Один шаг – и Харбин вышел на открытое пространство; один шаг – и земля под ногами сделалась твердой и утрамбованной, солнечные лучи обрушились на голову. Свет был такой ослепительный, такой безжалостно яркий, что Харбин закрыл глаза и не заметил, как из лесу вышли его товарищи.
   И как только они вышли из лесу, за их спинами раздался эльфийский боевой клич.
   Не раздумывая, пятеро аргивян опрометью бросились вперед, надеясь преодолеть шеренги пней и добраться до тлеющих листьев прежде, чем их настигнут клинки врага.
 
   В своем логове в Койлосе демон по имени Джикс смотрел представление глазами своей прислужницы.
   Она была из неудачниц, не выдержавших в свое время испытание машиной. Ей заменили ноги на механические конструкции из поршней и цилиндров, но тело отторгло механизм, вскоре переставший работать. Он не подлежал замене, и теперь сломанной игрушкой она лежала подле ног демона, застрявшие в трещинах пола протезы делали ее позу еще уродливее. Она долго рыдала о своей несчастной судьбе, пока наконец Джиксу не наскучили ее громкие всхлипывания и он лично не зашил ей рот.
   Но и в этом виде она кое на что годилась. Демон пронзил когтями ее череп и внедрился в сознание, он наблюдал через призму ее эмоций и боли за организованным им самим в собственную честь турниром.
   На полу пещеры сражались два су-чи. Джикс полностью контролировал их движения, как он контролировал мозг лежащей у трона женщины, но только на расстоянии. Опыт, приобретенный за долгие годы пребывания в чужой стране, и помощь устройств его собственного изобретения дали ему безраздельную власть над сердцами и душами этих машин.
   Су-чи стояли в двух шагах друг от друга и осыпали друг друга ударами. Один держал в руках цепь, другой – дубину, сделанную из ноги су-чи, побежденного в предыдущем поединке. Джикс приказал каждому из су-чи бить другого, пока тот не превратится в горку металлических стружек, и обе машины, верные своему богу, исполняли приказ, не задавая липших вопросов и не жалуясь.
   В этом поединке не было ни красоты, ни поэтики: машины, не наступая и не уклоняясь от ударов противника, тупо молотили друг друга, и удары металла о металл эхом разносились по подземелью.
   Не отводя глаз, сжимаясь от ужаса каждый раз, когда удары су-чи достигали цели, на них смотрела женщина. Стоял страшный грохот, периодически дополняемый звоном отлетающих от машин частей. В эти моменты женщина дергалась, но демон крепко держал ее череп.
   Когда в кровеносную систему несчастной вбрасывалась очередная порция адреналина, Джикс смаковал ощущения. Если бы не ее чувства и реакции, Джикс воспринимал бы битву просто как физический эксперимент, в ходе которого получают данные о распределении усилий, сопротивлении материалов, гибкости металлов, углах отражения и так далее. Но в глазах человека сражение машин выглядело совершенно иначе, и ничто не доставляло Джиксу такого удовольствия, как этот контраст.
   Машины не знали усталости, но металл, из которого они были сделаны, постепенно разрушался. Машина, сражавшаяся цепью, сумела обмотать ее вокруг шеи противника и сорвала его голову с креплений. Железный череп, опутанный синими проводами, со свистом полетел в сторону трона демона, и женщина у его ног снова сжалась от ужаса.