Грабб Джефф. Война Братьев

   Он был переполнен силой, она стекалась к нему изо всех уголков земли. В его голове роились воспоминания, воспоминания обо всем, что он сделал и пережил, все его чувства – скорбь, жалость, гордость, ярость, одиночество. И все это он излил в чашу, наполнив ее до краев, так, что содержимое уже не помещалось в чаше, переливаясь через край. А Урза продолжал изливать в нее свою память.
   Мишра-дракон дополз наконец до вершины холма, змеиная голова взвилась в небо над сидящей фигурой Урзы. Мишра улыбался, верхняя губа сверкала металлом, нижняя истекала кровью. Это была улыбка победителя, триумфатора.
   Мишра что-то закричал, но Урза уже не слышал его – в его ушах звучал только один крик, крик земли, молившей об успокоении.
   И тогда Урза перевернул медный сосуд, выпустив на свободу заключенную в нем силу.
   Чаша вспыхнула ярким огнем, словно на землю рухнуло солнце. Пламя расходилось от нее кругами вширь и ввысь, воспламеняя все на своем пути. Урза ощутил это пламя, позволил ему на миг окатить, окутать его и улыбнулся. Последнее, что он видел, это лицо своего брата-машины в тот миг, когда в него ударило пламя. Системы механического тела отказывали одна за другой, улыбка на лице Мишры-дракона превратилась в уродливую гримасу, а затем он распался на мельчайшие обломки. Пламя, вызванное к жизни Урзой, подняло их в воздух, как пепел, и разнесло во все стороны, рассыпало по всей земле.
   А Урза исчез.
 
   Аргот пребывал в ожидании смерти. И она пришла. Те немногие эльфы, которым довелось пережить последнюю битву, не успели даже понять, что вспыхнуло на горизонте, – в следующий миг огненная волна накрыла их.
   Несрубленные до сих пор деревья, еще живые, вспыхнули, как хворост, море закипело, и вспенившиеся волны обрушились на землю, которая, содрогаясь, сползла в море, а на ее месте из-под воды вознеслись ввысь новые горы, исторгнутые из недр силой порожденного Урзой взрыва.
   Волна расходилась все шире и шире. Богиня Гея кричала.
 
   Матросы на корабле Харбина, смотревшие в тот миг на юг, ослепли – свет был так ярок, что сразу же выжег им глаза. Порыв жаркого воздуха воспламенил паруса и мачты.
   Корабль возносило в небо на гигантской волне. Харбин изо всех сил схватился за остатки такелажа, призывая своего отца на помощь.
   Через мгновение корабль оказался на гребне гигантской волны, вздыбившейся под облака, и далеко на юге Харбин увидел красноватый отсвет на месте полыхающего Аргота. Он увидел волны, гораздо более высокие, чем та, что подняла ввысь его корабль, и все они неслись в сторону корабля, словно механические солдаты.
   А затем корабль был низвергнут в морскую пучину.
 
   Земля задрожала под ногами Гвенны, и лесная дева услышала крик своей богини в тот миг, когда ее родная земля испустила дух. Битва с корлисианцами была в самом разгаре, но воины обеих армий побросали оружие и стали на колени, рыдая. Война была окончена, и в ней не было победителей.
   Гвенна обернулась и увидела, что моря больше нет, вместо него перед глазами расстилались просторы из глины и камней. Она поняла, что это означает, и, крикнув воинам, чтобы те бежали в горы, устремилась прочь от берега, не оборачиваясь и не зная, последовал ли кто-нибудь за ней.
   Она была на полпути к вершине ближайшего холма, когда первые гигантские волны обрушились на побережье. Ничто не могло устоять перед их натиском.
 
   В Пенрегоне Кайла услышала далекие раскаты грома и отложила перо. Но гром не прекращался, напротив, он делался все громче, и вскоре тс нему присоединился жуткий свист ветра. Земля задрожала, из соседней комнаты донесся звук бьющейся посуды.
   Стены накренились, мебель рухнула. Юг был озарен красным заревом, казалось, что южный Аргив весь охвачен пожаром.
   Дверь распахнулась, и в комнату вбежал Джарсил, старший сын Харбина. Он плакал, сжимая в руках старую игрушку – механическую птицу работы Тавноса. Кайла обняла мальчугана и стала успокаивать его. Снаружи раздавались крики людей, шум и грохот – рушились дома.
   Кайла продолжала укачивать внука. Одинокая слеза скатилась по ее щеке.
 
   Воздух в пещерах Койлоса закипел, запахло горящей нефтью, и на каменный пол ступила металлическая нога Джикса.
   Он был поврежден и передвигался с трудом, оставляя на каменных плитах жирные следы и лужицы масла. Его грудь, когти и лицо были залиты человеческой кровью, но у демона не было времени смотреть в зеркало.
   Джикс не терял ни секунды. Одна часть его сознания прикидывала, сколько времени потребуется огненной волне, чтобы добраться до Койлоса, вторая размышляла, выдержит ли удар его подземное укрытие, а третья управляла руками, собиравшими транскую машину. Демон высыпал на подставку – ту самую, на которую он надеялся возложить воссоединенные Камень силы и Камень слабости – горсть силовых кристаллов. Быстрыми, но изящными движениями окровавленных рук Джикс активировал таинственные знаки на машине.
   Воздух снова закипел, и перед демоном повис диск, постепенно расширяющаяся лужица света. Под ногами задрожала земля, но диск еще не достиг нужных размеров. Не теряя времени, Джикс взбежал по ступеням к возвышению, над которым сияла дверь в его родной мир, и огляделся вокруг. Потолок сотрясался, на пол падали каменные глыбы, находящиеся в пещере машины взрывались снопами искр и умирали.
   Джикс выругался и ногами вперед нырнул в сверкающую дверь. И в то же мгновение диск погас. Дверь захлопнулась.
   По каменным коридорам разнесся душераздирающий вопль. Когда он затих, оказалось, что в пещерах совершенно пусто, и только на полу лежала отрубленная по локоть рука демона. Пальцы отсеченной конечности сжимались и разжимались, как будто пытались схватить что-то им недоступное.
   У подножия Рономского ледника сидели Фелдон и Лоран, наблюдая, как далеко внизу песчаная буря окутывает холмы. Пустыня находилась в сотнях миль от них, но могучий ветер уже донес ее песок до гор, иссекая им все, что росло в низинах. Песок оказался и там, где сидели двое ученых. Их лица овевал горячий ветер. Левой рукой Лоран взяла полу плаща и закинула ее за спину, прикрывая то, что когда-то было ее правой рукой – изуродованную, искалеченную культю.
   Фелдон бесстрастно наблюдал, как под огненной волной одна за другой исчезают долины. Источающая жар стена тумана отчаянно пыталась забраться на гору, где они сидели. Ее ждал успех – более низкие пики покорялись ей один за одним.
   – Что же, – сказал наконец северянин, – все кончено. Лоран ответила:
   – Вот и отлично.
 
   И в Терисиаре наступила тишина.

Эпилог. Пути расходятся (64 год а.л.)

   Они снова услышали зов. Им снились сны, и во сне они услышали зов. И они ответили на него и отправились в путь. Они покинули разрушенный северный монастырь, они покинули покрытые расплавленным стеклом земли Иотии, они покинули руины Томакула, они покинули логова, разбросанные по подземельям старинных прибрежных королевств. И они взяли с собой свои изобретения, свои машины и записки о магии. Во сне им было приказано отправиться в Тайное сердце транов, в пещеры Койлоса, и они беспрекословно повиновались.
   Они восстановили обрушившиеся потолки пещеры. Они похоронили тела погибших и изготовили раку для найденной у главной машины гигантской руки демона, пальцы которой вечно сгибались и разгибались. Они восстановили все механизмы, починили все, что могли. Их руками двигали древнее знание и посланные им видения.
   Наконец все было готово, и они вставили треснувшие, умирающие силовые кристаллы в разъемы и прикоснулись к знакам на металле в нужной последовательности – так, как им подсказывали видения. Главная машина загудела, затарахтела и медленно, со скрипом ожила.
   Снова закипел воздух и появился диск, блестящая лужица света, дверь в обетованную землю. Из нее появилась длинная механическая рука с когтями вместо ногтей на пальцах – как две капли воды похожая на ту, которой они поклонялись, как руке Джикса.
   Рука поманила их и исчезла за сверкающей дверью. Затем раздался голос.
   – Входите, дети мои, – были слова, – входите, ибо за этой дверью – рай.
   Лица монахов Братства Джикса расплылись в блаженной улыбке. Монахи взошли по ступеням, шагнули сквозь диск и ощутили под ногами металлическую землю Фирексии.
 
   Когда-то на побережье были заросли зеленых кустарников и великолепных пальм, теперь здесь царило разорение. На много миль вглубь страны все было завалено изуродованными стволами деревьев, оборванными ветвями, гигантскими каменными глыбами. На много миль вглубь страны простиралась безжизненная, обезображенная земля.
   На земле лежал большой металлический ящик, семь футов в длину и три в ширину и высоту. Он пережил катастрофу и оказался здесь, посреди мусора, когда-то бывшего лесами и горами Аргота.
   Рядом с ящиком стоял Урза. Он надавил на крышку.
   Крышка отъехала в сторону, под ней оказалось тело бывшего ученика Урзы. Тавнос сделал вдох, выгнул спину и уселся в ящике. Он был бледен, он весь был покрыт мертвой, иссохшейся кожей, которая много лет подряд отслаивалась внутри ящика.
   Урза стоял неподвижно, как каменное изваяние, и ждал, пока Тавнос придет в себя. Тавнос сделал еще один глубокий вдох, потом еще один. Наконец он огляделся вокруг. Его взгляду предстала картина простиравшейся на многие мили разоренной земли.
   – Все кончено, – сказал Урза, усаживаясь на край ящика.
   Тавнос сглотнул и еще раз окинул взглядом побережье.
   – Ты сказал, что я должен найти безопасное место. Я решил, что безопаснее этого ящика быть ничего не может, – сказал он.
   Урза не ответил. Тавнос спросил:
   – Что с твоим братом?
   – Он мертв, – сказал Урза. – Я… – Изобретатель покачал головой. – Демон, чудовище из Фирексии, убило его, убило его за много лет до нашей встречи на Арготе. Я даже не мог этого представить.
   – Где мы? – спросил Тавнос.
   Урза огляделся вокруг себя и глубоко вздохнул:
   – На южном побережье Иотии.
   Тавнос закрыл и снова открыл глаза.
   – Тут все по-другому.
   – Теперь везде все по-другому, – сказал Урза. – И все из-за нас. Из-за меня.
   Урза помог Тавносу выбраться из ящика. За время своего вынужденного сна Тавнос ослаб и пытался растереть себе ноги и руки, чтобы разогреть конечности и сбросить отмершую кожу. Было холодно, гораздо холоднее, чем в годы его юности.
   – У меня есть для тебя задание, мой бывший ученик. Последнее, – сказал Урза.
   – Говори, и я исполню, – ответил Тавнос.
   – Я хочу, чтобы ты отправился на запад. Отыщи всех, кто выжил, – членов Союза, ученых из башен слоновой кости, всех, кому удалось пережить катастрофу. Расскажи им, что произошло. Расскажи им все – что мы делали, что мы сделали и чего мы не сделали. Растолкуй им все так, чтобы они поняли – ни им, ни кому другому ни в коем случае нельзя брать с нас пример. Я уверен, у тебя получится.
   Тавнос взглянул на своего старого учителя и понял, что Урза не выглядит стариком. У него снова были золотистые волосы, и он, как в молодости, стоял в полный рост, расправив плечи, без намека на сутулость.
   Но глаза… у него были глаза древнего старца, в них читалась бесконечная мудрость и бесконечная боль. Боль, которую не выдержит ни один смертный.
   – Ты всегда можешь положиться на меня, – ответил Тавнос. – Куда ты теперь?
   Урза обернулся к бывшему подмастерью.
   – Я ухожу, – сказал он, помолчав. – Я ухожу… прочь.
   – Как я погляжу, твоя помощь была бы сейчас весьма кстати, – сказал Тавнос.
   Урза издал странный звук.
   – Я думаю, что если опять примусь всем помогать, то земля этого не переживет. Мне нужно… мне нужно уйти. Посидеть в одиночестве, подумать. Побыть где-нибудь, где я не смогу никому принести вреда.
   Тавнос кивнул и сказал:
   – Знаешь, мне кажется, что в таком случае тебе не подойдут даже самые отдаленные уголки земли.
   Урза покачал головой и ответил:
   – Существуют далекие земли, земли, бесконечно удаленные не только от Терисиара, но и от нашего мира, от Доминарии. Когда я наполнил силекс своими воспоминаниями, я увидел их. Я увидел то, чего не видел никогда в жизни.
   Урза взглянул Тавносу в лицо, и Главный ученый вдруг увидел, что вместо глаз у Урзы два драгоценных камня, из которых изливался водопад разноцветных лучей – зеленых, белых, красных, черных и синих.
   Два драгоценных камня, Камень силы и Камень слабости, соединились наконец в одном из братьев, в том, кому удалось выжить.
   Лишь на один миг Тавнос увидел эти глаза учителя. Они тут же стали обыкновенными, давно знакомыми ученику глазами. Урза улыбнулся.
   – Я должен идти, – повторил он.
   Тавнос медленно кивнул, но ученый не двинулся с места.
   – Ты долго был учеником, – сказал Урза. – Теперь же иди и будь учителем.
   И Урза начал медленно растворяться в воздухе. Цвет покинул его лицо, скоро Тавнос видел лишь его силуэт, а затем и тот пропал. До него донесся удаляющийся голос:
   – Расскажи им о наших победах и о наших поражениях. И скажи Кайле – пусть помнит меня не таким…
   – …каким ты был, но таким, каким ты пытался быть, – закончил за Урзу Тавнос, но слова его были обращены в пустоту. Урза покинул этот мир. Он отправился туда, в те миры, которые он увидел обновленными глазами.
   Бывший подмастерье еще раз осмотрелся, но не заметил никаких признаков жизни. Он развернулся и пошел вперед, надеясь, что мертвая полоса закончится раньше, чем он доберется до западных оконечностей материка. Ему показалось, что даже холмы на горизонте он видит впервые, и пожилой иотиец подумал, что пройдет немало времени, прежде чем он. доберется до знакомых мест. Он наконец понял, что ему трудно даже представить, насколько эта война разрушила и опустошила мир.
   И словно приветствуя первые шаги путника, в лицо Тавносу задул холодный ветер с гор. Пошел снег.