Грабб Джефф. Война Братьев

   Преследовавшие их су-чи пропали из виду, но ученая хорошо слышала грохот их шагов, шум шестерен у них в груди и лязг суставов. В конце коридора снова затеплился свет – на этот раз свет солнца. Значит, они добрались до выхода, они спасены.
   Бежавший впереди всех Урза встал посреди коридора и расставил руки, поймав и Токасию, и Мишру, который тихо выругался. Старший брат повернулся и указал на выход из пещеры.
   По песку двигалась тень. Их поджидали.
   Токасия села на пол спиной к выходу, наблюдая, не появятся ли су-чи, а братья прокрались вперед. Прямо над входом сидела птица рух, словно сова, которая ждет, когда из норы выскочит мышь. Урза выругался.
   – Дай мне попробовать, – сказал Мишра, вынимая из кармана камень. На этот раз Урза не стал возражать.
   Мишра прислонился к стене и сделал шаг вперед, чтобы точнее попасть лучом из своего камня в хищницу. Урза стоял у него за спиной. Мишра поднял камень вверх, и зеленоватая дуга, видимая даже при дневном свете, устремилась к птице. Та издала ужасный крик, поднялась в воздух, но отлетела лишь на сотню ярдов, до большого каменистого уступа, где снова приземлилась. Зеленые лучи следовали за ней, но не причиняли особого ущерба.
   – Падай! Да падай же! – бормотал Мишра сквозь сжатые зубы.
   – Ты ее ослабил, – сказал Урза, – но эта птица слишком большая, слишком крепкая. Она не упадет.
   – У нас гости, – коротко сказала Токасия. Из глубины пещеры донесся лязг ног приближающихся су-чи.
   – Между пустыней и глубоким соленым морем, – произнес Мишра старинную фалладжийскую поговорку.
   Урза кинул взгляд на останки металлического паука у подножия горы.
   – Мишра, Токасия, бегите к орнитоптеру. Не останавливайтесь, пока не доберетесь туда.
   – Но птица рух… – начал Мишра.
   – Предоставь ее мне, – сказал Урза и вышел на солнечный свет.
   Токасия начала было протестовать, но Мишра схватил ее за руку и потащил за собой. Пальцы младшего брата держали ее словно тиски, и у нее не было особого выбора. За их спинами свет потолочных панелей уже отражался на синем металле черепов су-чи.
   Как только Урза выскочил из пещеры, хищница поднялась в воздух и мигом оказалась на своем насесте над входом в пещеру. Гигантский клюв метнулся вниз, но Урза был проворнее. Во мгновение ока он оказался среди останков бронзового паука, разбросанных у подножия скалы.
   Мишра не то вел, не то тащил Токасию к орнитоптеру. На полдороге они укрылись за большим камнем. Две пары глаз выглядывали из-за края валуна, ожидая знака от Урзы.
   – Что этот дурачок делает? – прошептал Мишра.
   Они видели, как Урза устремился к засыпанным песком останкам паука, а затем исчез из виду.
   Токасия схватилась за грудь, пытаясь отдышаться. Она видела, как Урза прыгает среди бронзовых пауков. Его половина камня, похоже, работала не так, как камень Мишры.
   – Он собирается… – Она запнулась, ее рот был словно деревянный. – Он собирается запустить одного из этих пауков. Но почему?..
   От подножия горы донесся ужасающий гул и заглушил конец фразы. Один из красно-золотых пауков выбрался из своей могилы. Песок дождем сыпался с него на землю, и Токасия увидела, что в полудюжине мест у него повреждена броня, а большинство передних ног не сгибаются. Сквозь щели в отошедших боковых пластинах ученая разглядела, как Урза неистово дергает за рычаги и нажимает на кнопки. Вокруг него разливалось красноватое сияние, окрашивая пар, валивший у чудовища изо всех дыр. Казалось, из паука брызжут фонтаны крови.
   – Он управляет им с помощью камня, – сказал Мишра. – Он вставил свой камень в машину. Кажется, его камень делает машины сильнее.
   – Нет, он держит камень в руке, – поправила Токасия. – Но ты прав. Он пытается с помощью камня добавить машине мощи.
   – Это уже не важно, – проворчал Мишра, показывая на вход. – Его время истекло. Глядите!
   У входа в пещеру на солнце появились оставшиеся су-чи.
   Башенка на спине паука заскрежетала, провернулась в заполненном песком пазу и выпустила наружу длинный цилиндр. Токасия сразу поняла, что это оружие.
   Птица рух заклекотала и ринулась вперед, думая вырвать этот лакомый кусочек из его раковины подобно тому, как чайки поедают крабовое мясо. Токасия услышала, как Урза что-то прокричал, и в тот же миг из выпущенного башней цилиндра вырвалось пламя. Звук выстрела эхом загрохотал в каньоне Койлоса.
   Огненный шар угодил птице рух прямо в грудь. Ее перья и все тело вспыхнули, огромное крылатое чудовище яростно захлопало крыльями, пытаясь погасить огонь, но предательский пожар было не остановить. Через мгновение птица рух превратилась в объятого пламенем феникса из фалладжийских легенд. Но вместо того чтобы воскреснуть, небесная охотница камнем упала наземь – прямо перед входом в пещеру.
   Там стояли ослабленные Мишрой су-чи. Несчастные машины только и успели взглянуть наверх. Токасия услышала резкий металлический свист, который можно было принять за визг, а затем на транских стражей обрушилось гигантское тело птицы рух и погребло их под собой.
   Снова раздался металлический скрежет, еще более резкий и высокий. Его издал ржавый металлический паук, с помощью которого Урза сокрушил своих врагов. Из сочленений машины вместо белого пара повалил черный дым, туловище лизали языки пламени, на землю падали снопы искр. Урза выскочил из кабины и со всех ног побежал прочь. Токасия заметила, что к груди он прижимает светящийся красным камень.
   Паук заскрежетал еще громче, у Токасии едва не лопнули барабанные перепонки. В следующий миг гигантская машина взорвалась. Чудовищный грохот взрыва отразился от склонов утеса. По каньону поплыло тяжелое гулкое эхо.
   Шатаясь, Урза доковылял до спрятавшихся за валуном зрителей. Токасия кинула взгляд на выход из пещеры, но увидела лишь дымящиеся останки птицы рух.
   – Вот наши противники и победили друг друга, – сказал Урза. Его лицо и волосы были перепачканы в саже, от него несло горелой кожей.
   – Тебе повезло, – хмуро сказал Мишра.
   – Нам всем повезло, – сказала Токасия. – Повезло, что мы нашли это место, повезло, что спаслись от птицы рух. Повезло, что выбрались из пещеры. Повезло, что выжили. Давайте-ка теперь постараемся, чтобы нам повезло еще немного и мы вернулись домой целыми и невредимыми.
   – Тебе повезло, – упрямо повторил Мишра.
   – И вовсе мне не повезло, – ответил Урза с недовольной ноткой в голосе. – Мне казалось, я знаю, как работают эти пауки, и у меня была энергия, чтобы все сделать. Я все рассчитал, просто сделал это очень быстро. Так что везение тут ни при чем.
   – Ничего ты не рассчитал, – настаивал Мишра. – Ты просто случайно применил камень и увидел, что стражи делаются сильнее.
   – Человек учится на своих ошибках, – пожал плечами Урза. – Я, по крайней мере, учусь. А вот ты все время совершаешь новые ошибки.
   – Мальчики, – сурово сказала Токасия, – сейчас не время для этого.
   – Я победил су-чи с помощью своего камня! – рявкнул Мишра.
   – Сначала ты сломал камень! – нашелся. Урза.
   – Ничего подобного! Я вообще ни до чего не дотрагивался! – закричал Мишра. – Это все ты!
   – А ну перестаньте! – топнула ногой археолог и встала между братьями. – Мы поговорим обо всем, когда поднимемся в воздух. Нам нужно срочно починить орнитоптер и лететь назад. – Она кивнула в сторону дымящихся останков гигантской хищницы. – Мы не знаем, одна она была или они живут семьями.
   Токасия повернулась к парочке спиной и принялась осматривать землю, надеясь найти среди развалин что-нибудь, что можно использовать как трость – свою она выронила на бегу и теперь чувствовала, как от нагрузки мышцы ног сводят судороги. Она уже мечтала, как хорошенько выспится по возвращении.
   За ее спиной братья и не думали двигаться с места. Токасия снова поглядела на них и сказала:
   – Немедленно, будьте так добры.
   Лица братьев были такие красные, что, казалось, в следующий миг у них из ушей повалит дым.
   – Погодите немного, – сказал наконец Урза. – Дай сюда. – Он протянул правую руку. Его левая рука сжимала сиявший красным камень.
   – Что? – спросил Мишра, прижимая свой камень к груди.
   – Камень, – ответил Урза. – Дай мне его. Может быть, мы сможем снова соединить куски.
   Мишра еще сильнее прижал камень к груди, и, Токасия готова была поклясться, тот замерцал желто-зеленым цветом, как кошачьи глаза.
   – Нет, – твердо сказал он. Он был очень сердит.
   – Мы же можем его восстановить, – недовольно сказал Урза.
   – Отлично, – огрызнулся Мишра. – Дай мне свой. У Урзы вытянулось лицо.
   – Я не могу. Ты его сломаешь.
   – Ничего не сломаю! Я вообще ничего не ломаю! – с жаром сказал Мишра. Его голос был пронзительным. Токасии показалось, что еще немного, и он сорвется, как это неоднократно уже случалось. – Ты считаешь, будто знаешь все, – продолжал он, – а меня только ругаешь! Но не такой ты умный, как тебе кажется. И это все знают!
   – Я все знаю лучше, потому что я старше, – холодно сказал Урза.
   – Тогда ты знаешь, что я не хочу отдавать тебе свой камень, – бросил в ответ Мишра. – Если ты хочешь соединить половинки, отдай мне свою, о Великий и Могучий Господин, Бесконечно Умный Среди Нас, Болванов! Докажи мне, что ты в самом деле мудр, братишка! Отдай мне камень!
   – Ты хочешь, чтобы я дал его тебе? – прорычал Урза. – Отлично! На, бери! Вечно ты берешь то, что тебе не принадлежит!
   Токасия закричала, но было слишком поздно. Урза резко протянул вперед руку, в которой был крепко зажат камень. В этот же миг Мишра шагнул ему навстречу, прямо под удар. Камень попал младшему брату по лбу. Мишра рухнул на песок как подкошенный.
   Урза бросился вперед и склонился над братом.
   – Мишра, прости меня. Я не хотел тебя ударить.
   Мишра приподнялся на локтях и оттолкнул брата.
   – Убирайся, черт тебя побери!
   Токасия тронула Урзу за плечо.
   – Вставай. Как тебе не стыдно! – едва сдерживаясь, укоризненно произнесла ученая. – Ты всегда говорил, что ты старше и умнее. А теперь посмотри, что ты наделал.
   Урза начал было говорить, затем глянул на брата. Камень порезал Мишре лицо, из раны на виске лилась кровь.
   Урза снова посмотрел на Токасию.
   – Я… я прошу прощения, – пробормотал он. Он протянул Мишре пустую руку. – Я не хотел. Прошу прощения.
   Мишра с силой оттолкнул его.
   – Пошел вон! Не нужна мне твоя помощь!
   Токасия начала:
   – Мишра, твой брат просто хотел…
   – Нечего мне объяснять, что он хотел, а чего не хотел, – оборвал ее Мишра. – Со мной все будет в порядке. – Он повернулся к брату. – Теперь этот камень – мой. А у тебя есть твой, и делай с ним, что хочешь.
   Токасия чувствовала, как закипает от злости. Братья вели себя как глупые, упрямые ослы. У нее не было на это времени. Она сделала глубокий вдох и лишь колоссальным усилием воли овладела собой.
   – Отлично, – произнесла она. – Урза, ты займешься тягой орнитоптера. Мишра, проверь останки птицы рух – выжил ли кто-то из стражей су-чи. Если выжил, крикни. – Братья не двинулись с места, и Токасия повторила: – Немедленно, мальчики! – В ее голосе звенел металл.
   Оба отправились выполнять приказ, но Токасия заметила, что братья то и дело поглядывают друг на друга, словно бешеные псы.
   По дороге домой настроение у всех троих было хуже некуда. Путешественники все больше молчали. Ни один из братьев не произнес и пары слов, обращаясь к другому. Общение ограничивалось практическими вопросами – управление поврежденным крылом, погода и курс орнитоптера. Никто ни разу не заговорил ни о тайном сердце транов, ни о птице рух, ни о происшедшей драке.
   Токасия поняла, что в этот день распался на части не только силовой камень.

Глава 5: Разлука

   После Койлоса жизнь в лагере пошла совсем по-другому. От месяца к месяцу настроение экспедиции делалось все мрачнее.
   Когда трое исследователей вернулись в лагерь, Урза скрылся в комнатах, которые делил с братом, и с тех пор покидал их, только идя на завтрак, обед и ужин. Вскоре после этого Мишра переехал к землекопам и поставил себе палатку. Он мог бы поселиться и под настоящей крышей – в доме для учеников, но Токасия чувствовала, что молодой человек пытается что-то доказать – и брату, и ей.
   Юноши отныне пикировались друг с другом практически ежедневно. Как-то раз Урза сказал при всех, что Мишра заставляет учеников копать глубже, чем нужно. На это Мишра ответил, что это Урза требует в свою команду по очистке найденных машин учеников больше, чем нужно.
   Столовая стала для братьев полем боя. Споры теперь не были обменом шутками и идеями. В голосах юношей звенела сталь. Вопросы превратились в зазубренные копья, а ответы представляли собой угрозы и вызовы. Несколько раз Мишре удалось довести брата до исступления, и в конце концов Урза окончательно перестал посещать общие обеды. Затем выяснилось, что Урза захватил половину комнаты, принадлежавшей Мишре, и устроил там дополнительную мастерскую, что вызвало сильнейшее недовольство его брата. В течение месяца после этого Мишра еще появлялся в столовой, но не говорил никому ни слова и с мрачным видом о чем-то размышлял. А потом стал обедать в лагере землекопов.
   Ни один из братьев не заговаривал на личные темы ни с Токасией, ни с кем-либо еще. Со старой ученой они вели себя вежливо и старались обсуждать или ход раскопок (Мишра), или последние восстановленные чудеса (Урза). Если всплывала тема посещения пещеры, оба брата становились неразговорчивыми и отвечали на вопросы односложно.
   Токасия чувствовала, что отношения братьев испортились именно из-за камней. Урза сделал для своего золотую оправу и носил на шее на цепочке. Мишра тоже носил свой камень на шее, но в маленьком кожаном мешочке на ремешке – подобно тому, как фалладжи носят обереги. Токасия не могла понять, что именно сделал силовой камень: превратил двух ее лучших учеников во врагов или же просто вытащил на поверхность зависть и ненависть, которые братья испытывали друг к другу уже долгие годы, но которым прежде умели противостоять?
   Через некоторое время после полета в Койлос она подошла по очереди к каждому и попросила разрешения исследовать камни.
   Урза отказался дать свой камень. Лучше он будет исследовать его самостоятельно, сказал старший брат. Ведь Токасия хорошо знает, что он вполне способен провести качественное и всестороннее исследование. Но Токасия без слов поняла, что на самом деле он боится, что она отдаст его камень брату. Он опасался, что Мишра сыграет на чувствах старой ученой – ведь он младший – и таким образом получит обе половинки камня.
   Мишра тоже не захотел давать свой камень.
   – Если Урза не дал вам свою половину камня, – высокомерно сказал он, – то я последую его примеру.
   Но и здесь Токасия ясно поняла то, что осталось невысказанным, – на самом деле Мишра боялся, что она отдаст его камень Урзе, ведь тот станет взывать к ее логике и убедит ее. Урза старший, и поэтому Токасия, конечно, не сможет не дать ему возможности исследовать обе половинки камня.
   У археолога опустились руки. Ни один из братьев не собирался делать первый шаг, каждый лишь выжидал, пока это сделает другой; каждый подозревал ее в симпатиях к другому и опасался дать ей своей камень для исследования. Удрученная, Токасия занялась другими камнями: и мерцающими осколками, еще хранившими энергию, и тусклыми сломанными стекляшками, неспособными более питать машины.
   Ей ничего не удалось выяснить. Ни в одном другом камне она не нашла той мощи, как в камнях братьев, ни один другой камень не продемонстрировал сходных возможностей. Камень Мишры, казалось, ослаблял атакованные его лучами объекты – и живые, и искусственные. Камень Урзы, наоборот, явным образом усиливал облученные предметы, вплоть до того, что лишенные источников питания механизмы, и сломанные, и восстановленные, оживали. Наконец, ни один другой камень, что отмечала Токасия, не вызывал у своих владельцев жадности или ненависти.
   Природа энергии, заключенной в камнях, по-прежнему оставалась для Токасии тайной. Она знала, что эта энергия существует и что на ней работают раскопанные ими транские устройства. Но раскрыть саму природу этой энергии археолог не могла. Что она собой представляет, каким образом возникает? Накапливается она в кристаллах естественным путем или это траны закачали ее в силовые камни? Ни на один из этих вопросов не находилось ответа, и неспособность самой решить эту задачу портила Токасии настроение.
   По правде сказать, ответственность за плохое настроение в лагере лежала не только на братьях. По крайней мере, непосредственная. Гораздо большее число фалладжи, чем предполагал Ахмаль, выразили свое недовольство тем, что археолог и ее ученики побывали в тайном сердце транов. Землекопы десятками покидали лагерь. Старик Ахмаль был весьма обеспокоен таким поворотом событий, ведь он уверял Токасию, что лишь немногие из его людей верят в эти жуткие легенды. Кроме того, едва весть об открытии Койлоса разнеслась по пустыне, как почти сразу полноводный в предыдущие годы поток артефактов из фалладжийских поселений превратился в тоненький ручеек.
   Впрочем, у этой засухи была и другая причина – участились набеги. Многие племена, в частности сувварди, которые на протяжении десятилетий жили в мире с соседями, неожиданно резко активизировались. Они стали чаще нападать на купеческие караваны и совершали рейды даже в Аргив. Лагерь оставался в безопасности лишь благодаря группе верных Токасии фалладжи, но она чувствовала, что нападение на экспедицию было лишь вопросом времени.
   Ахмаль соглашался. «Фалладжи разделены на огромное число семей, племен и кланов», – сказал он ей однажды вечером, спустя десять месяцев после событий в Койлосе. Старики сидели у входа в палатку Токасии и попивали набиз. Большая часть лагеря уже отошла ко сну. Лампы горели только у Урзы, да и то еле-еле. Между Токасией и Ахмалем стоял мангал с тихо потрескивающими углями.
   Пожилой кочевник загибал пальцы, перечисляя названия племен.
   – Есть богатеи муахарины, есть могущественные в прошлом гестосы, есть и мое племя – таладины, – говорил он. – Есть и другие, например томакулы, у них даже есть город – единственный на всю пустыню. Томакулы заявляют, что они выше всех остальных и они правят в пустыне. Но на самом деле и они не могут считаться настоящими повелителями нашей земли. Кланы всегда следуют за сильными лидерами. Поколение назад все следовали за племенем гестос, поскольку у них был мудрый вождь. Затем сильный вождь, настоящий воин, появился у муахаринов, и все стали следовать за ними.
   – А теперь народ пустыни следует за новым племенем, – горько сказала Токасия, сделав глоток набиза. Она пила его горячим, как принято у кочевников, но никогда не добавляла корицы.
   – Да, за сувварди, – кивнул Ахмаль. – Когда я был еще ребенком, они пришли в пустыню с юго-запада, из районов, граничащих со страной под названием Иотия. У них есть кадир, он их вождь, у него много союзников. Он только и делает, что говорит о былых временах, когда перед фалладжи все стояли на коленях. Он сеет ненависть к прибрежным странам, особенно к тем, которые постепенно захватывают земли фалладжи.
   – И эти сувварди – ваши нынешние вожди? – спросила Токасия.
   Ахмаль пожал плечами.
   – Ну не так, как ваши короли, воеводы или знать. Мой народ придает большое значение уважению. Другие племена уважают сувварди за то, чего они сумели достичь, и потому прислушиваются к их словам. Многим не нравится, что прибрежные народы наступают на наши исконные земли. Многим не нравится, что мы тут копаем.
   – Наши открытия идут на пользу каждому, – решительно возразила Токасия.
   – Я-то с этим согласен, – ответил Ахмаль. – И, думаю, многие другие тоже. Но люди видят, что машины и их останки, которые нам продают, да и те, что мы сами раскапываем, отправляются на восток в Аргив, на юго-восток в Корлис и на юг в Иотию. Им не нравится, что великие, удивительные вещи покидают нашу страну.
   – А сувварди играют на их страхах, – закончила за землекопа Токасия. – Они набирают силу, объединяя племена перед лицом внешней угрозы – пусть даже воображаемой.
   Ахмаль кивнул и сухо сказал:
   – Вижу, тебе такие вещи не в новинку. Токасия рассмеялась и отпила набиза.
   – Старинная аргивская политика. Уже многие столетия короли Аргива выживают именно благодаря этому принципу, играя на стороне одних против других. В Пенрегоне делают такое, что голова идет кругом. Фалладжи, по крайней мере, если выбирают кого-то себе во враги, то делают это от чистого сердца и идут до конца.
   – Вот поэтому-то нам и не стоит переносить базовый лагерь в Койлос, – сказал Ахмаль.
   – Единственная дорога в каньон, где мы нашли пещеры, ведет через пустыню… – начала Токасия.
   – Удаленные области пустыни находятся под жестким контролем сувварди и их союзников. Они во всеуслышание заявили, что всякий чужестранец, который ступает на те земли, должен уважать собственность сувварди. Иначе с ним покончат.
   Токасия развела руками и побарабанила пальцами по деревянной столешнице. Пустыня выиграла сражение с аргивским столом. Он уже шатался, а остатки перламутра капитулировали перед перепадами температуры и ветром. Скоро придется пустить его на дрова. Токасия не хотела даже думать, как ей будет не хватать стола, служившего ей и рабочим местом, и памятью о далеком Пенрегоне.
   Интересно, были бы у них эти проблемы с кочевниками, если бы Урза не оказался столь точен в расчетах, а Мишра не слушал так внимательно сказки землекопов? Токасия покачала головой. Прошлое ушло в прошлое, изменить его было не проще, чем сдвинуть горы, из которых она и ее сподвижники извлекали транские машины, или расплавить металл, из которого они были сделаны.
   Было очень тихо, только гудели угли в жаровне.
   – Ты думаешь не о пустынных племенах и раскопках, – нарушил молчание Ахмаль. – Ты думаешь о двух братьях.
   Токасия ответила не сразу.
   – Они снова ссорятся, – сказала она наконец.
   – С тех пор как вы побывали в Тайном сердце Древних, – сказал Ахмаль, – они ссорятся каждый день.
   Токасия бросила взгляд на предводителя землекопов, но он поднял руку:
   – Нет, они не рассказывали мне, что у вас там произошло. Никто ничего не говорил старому землекопу. Но и мне, и всем остальным ясно как день – произошла крупная ссора. Своего рода поединок, от которого братья не оправились. На прошлой неделе они едва не подрались у раскопа. – Он искоса посмотрел на нее. – Ты знаешь об этом?
   Токасия кивнула:
   – Урза пенял Мишре, что тот зарылся глубже, чем нужно, только чтобы отыскать какие-либо детали онулета. А когда землекопы в самом деле извлекли из-под земли эти детали, Урза лишь чудом сдержался и не обвинил Мишру прилюдно в том, что тот своими руками закопал найденные им предметы в том месте, где их нашли.
   – Мишра, конечно, ничего такого не делал, – сказал Ахмаль. – Но намек брата он распознал и на следующий день погнал землекопов на работу в полдень. У него был вид человека, который не остановится, пока из раскопа не вынут целого онулета в рабочем состоянии. И все это лишь для того, чтобы доказать: старший брат не прав.
   Токасия кивнула:
   – С каждым днем они ведут себя все хуже и хуже, ни один не хочет поговорить с другим, разобраться, в чем дело, и помириться. Едва они сходятся в одном месте, как начинается спор. Потом каждый из них по очереди бегает за мной и доказывает, что другой был не прав. А если я пытаюсь возразить, показать, что и он сам не прав, он сразу обвиняет меня в том, что я просто приняла сторону другого. За все годы, что я их знаю, мне никогда не было с ними так трудно, как сейчас.
   Ахмаль наклонился вперед.
   – Фалладжи верят, что человек сделан из камня, огня, воздуха и воды. В совершенном человеке эти элементы находятся в равновесии. В тот день, когда я впервые увидел младшего брата, в нем было куда больше огня, нежели следует, и с тех пор мало что изменилось. В старшем же брате преобладает камень – холодный и твердый. Кончится тем, что он или треснет, или сотрется в пыль.
   – Аргивяне верили когда-то в нечто подобное, хотя в нынешние дни мало кто про это помнит, – сказала Токасия. – Есть мир реальности, а есть мир мечты, снов. Старики священники из аргивских храмов сказали бы, что братья живут в своих мечтах или снах и забывают о реальности.
   Ахмаль хмыкнул:
   – Урза не рассказывал тебе, что ему снится? Токасия покачала головой:
   – Урза больше никому ничего не рассказывает. Ни мне, ни брату. – Она подняла глаза на предводителя землекопов. – А Мишра?
   Ахмаль кивнул:
   – Мне он тоже ничего не рассказывал, но вот Хаджару, одному из моих молодых помощников, кое-что говорил. Тот ему ближе по возрасту и характеру, его тоже пожирает огонь, он мечтает стать великим воином. Боюсь, еще немного – и он уйдет от нас к сувварди. Короче, Мишра говорил с Хаджаром, а тот говорил со мной, а я говорю с тобой. Так вот, Мишра видит сны.
   – И что ему снится? – спросила Токасия, наливая себе еще набиза.