Грайс Джулия. Дикие розы

   – Нет! Нет!
   Она отбивалась и пыталась кричать. Но им удалось-таки справиться с ней. Кто-то зажал ей рот рукой, чтобы она не могла выплюнуть лекарство. Корри вынуждена была проглотить его, чтобы не задохнуться. Через несколько минут ее охватила вялость и безразличие ко всему – ужасное следствие разрушительного воздействия наркотика на организм. Она как в тумане видела отца Руджа, который достал из кармана черную кожаную Библию и бездумно листал ее, стараясь не глядеть на Корри.
   – Ну вот наконец все в порядке, – услышала она голос Дональда, который раздавался как будто из глубины колодца и сопровождался сильным эхом.
   – Давайте кончать с этим. Чего вы ждете, отец Рудж? И перестаньте дрожать и конфузиться. Вам нужны деньги или нет?
   Через пять минут Корри и Дональд стали мужем и женой.

Глава 34

   Позже Корри не раз задавалась вопросом: что стало с его преподобием отцом Руджем? Позволили ему вернуться в Секл Сити после того, как он совершил это странное бракосочетание между сумасшедшей, накачанной наркотиками женщиной и ее «благодетелем» с багровым рубцом на запястье? Или его убили как ненужного свидетеля, чтобы он никому не смог поведать о том, что видел? Последнее было вероятнее всего, и Корри думала об этом с ужасом.
   Она ничего не знала, никого не видела, была отрезана от мира. А через два дня они отправились в Доусон, избегая придорожных трактиров и готовя еду на походной печке вдали от людского жилья.
   Корри покорно выполняла все приказания Дональда, понимая, что другого выхода у нее нет. Если она взбунтуется, доктор Санти тут же вольет в нее дозу опия. Единственное спасение Корри было в том, чтобы сохранить свой разум, не позволить Дональду разрушить его наркотиками. Раз она слишком слаба, чтобы вступить в открытую борьбу, надо приспосабливаться. Она будет тихой и послушной. Пусть ее тюремщики думают, что она сдалась и стала совершенно безопасной. Может быть, ей повезет и представится случай спастись от коварного и безжалостного Дональда.
   По дороге в Доусон Сити это вряд ли было возможным – Дональд старался держать ее вдали от людей. Но ведь это не может продолжаться вечно. Корри не пропустила мимо ушей слова Дональда о том, что он хочет сделать из нее «больную женушку» и поместить в лечебницу для душевнобольных в Сан-Франциско. Она не допустит этого. Прежде чем это случится, она должна сбежать.
   Корри утешала себя мыслью о том, что в Доусоне она будет поблизости от Ли Хуа. Там есть почта и полиция, а когда сойдет лед, по реке будут ходить пароходы. А если они будут жить не в уединенной, заброшенной избушке, а в людном городе, то Корри обязательно представится случай избавиться от Дональда. Она вспомнила, что ее камера и остальное фотооборудование находятся у Ли Хуа. Может, Дональд позволит ей встретиться с подругой, чтобы забрать его. Быть может, ей как-нибудь удастся намекнуть Ли Хуа на свое бедственное положение…
   Они были в пути не дольше часа, когда случилось нечто, лишившее Корри оптимизма и повергшее в панический ужас. Дональд, шедший впереди первой упряжки, как бы случайно подошел к обочине и ткнул носком ботинка какой-то темный предмет, лежавший на снегу. Корри, завернутая в меховую шубу, ехала на следующей упряжке. Когда они поравнялись с этим предметом, Корри чуть не вскрикнула от страха.
   На небольшом снежном холмике, сплетенные, как змеи, лежали два шарфа: горчичный и черный. Они принадлежали убийцам Эвери.
   Несмотря на то, что в тяжелой шубе ей было жарко, Корри задрожала и почувствовала, как холодеют ее ладони и ступни. Она была уверена, что эта находка не случайна.
   Тем более что Дональд сразу же обернулся и пристально посмотрел на нее, пытаясь угадать, какое впечатление произвела на Корри такая «неожиданность».
   Корри сделала вид, что ничего не заметила, и спокойно разглядывала тянувшийся вдоль дороги слева перелесок: синие верхушки деревьев, первые весенние проталины. Она решила ни за что не обнаруживать перед Дональдом своего страха!
   Их путешествие продолжалось. Сначала Корри ехала на салазках, но потом встала и пошла пешком рядом с упряжкой. Доктор Санти мгновенно кинул на нее подозрительный взгляд, но ничего не сказал, и Корри продолжала угрюмо месить подтаявший, мягкий снег. Ей надо было восстанавливать физические силы. Долгие дни, проведенные в неподвижности и наркотической расслабленности, истощили их. А ей нельзя быть слабой, если она хочет бежать.
   – Будет лучше, если ты поедешь, а не пойдешь пешком.
   Дональд подошел к Корри и хозяйским жестом обнял ее за талию.
   Корри сухо ответила ему:
   – Лучше я пойду пешком. Мне холодно сидеть. Если я буду двигаться, то согреюсь.
   – Ну ладно.
   Дональд полез в карман дубленого пальто за сигарой. Он остановился, отвернулся от ветра и достал маленькую металлическую коробочку со спичками. Он долго смотрел на крохотное пламя, наконец бросил догоревшую спичку в снег.
   Огонь зачаровывал его. В каком бы виде он ни был…
   Корри пошла вперед, не оглядываясь. «Он возбуждается от огня. Когда он видит пламя, то становится одержимым… и делает такое!» Она хорошо запомнила слова Ли Хуа, но не могла представить себе весь ужас заключенного в них смысла до того дня, когда отец Рудж обвенчал их…
   То, что последовало за бракосочетанием, было похоже на кошмарный сон. По окончании церемонии, – если, конечно, то безобразие, которое произошло, может так называться, – Арти и доктор Санти выпроводили отца Руджа из домика.
   – Побудьте там, за дверью. Я позову вас, – сказал им вслед Дональд.
   Арти похотливо подмигнул ему в ответ, а доктор Санти наградил Корри долгим, полным сладострастия взглядом. После того, как они вышли, Дональд закрыл за ними дверь на задвижку. Потом обернулся к Корри.
   – Ну вот. Пришла пора расплатиться за все гордые и высокомерные взгляды, которыми ты меня удостаивала все эти долгие годы. Сейчас ты поймешь, кто твой хозяин.
   – Нет…
   Корри с трудом ворочала языком и едва понимала, что говорит. Опий начал действовать, ее клонило в сон, глаза против воли слипались. Комната качалась из стороны в сторону.
   Дональд быстро сорвал с себя одежду. Он очень изменился по сравнению с тем, каким уехал из Сан-Франциско несколько месяцев назад. Тогда его тело было рыхлым, жировая прослойка вокруг талии выдавала в нем человека, не имеющего никакой физической нагрузки, и любителя вкусно и обильно поесть. Сейчас его живот и грудь стали мускулистыми и крепкими. Половой член был напряженным, с синими вздувшимися прожилками.
   – Что ты так на него уставилась? Ты ведь уже была замужем. Ты что, никогда раньше не видела голого мужчину?
   Корри не владела собой, она тихо заплакала.
   – Как он тебе нравится? Я заставлю тебя любить и почитать его.
   Корри почувствовала, как его тяжелая рука опустилась ей на голову и стала давить книзу. Она упиралась изо всех сил, так что шея заболела от усилий. Медленно, медленно он заставил ее опуститься на колени.
   – Нет… – прошептала Корри.
   – Возьми его в рот.
   – Нет! Я не могу! Я не хочу!
   – Я приказываю тебе!
   Невыносимо медленно тянулись минуты, в течение которых Корри покорно выполняла приказания Дональда. К ее изумлению, то, что она делала, не доставляло ему удовлетворения.
   Когда наконец она отодвинулась от него, то увидела, что его лицо искажено мукой, а карие глаза смотрят на нее почти умоляюще.
   – Раздевайся, Корри… раздевайся.
   Дональд дал ей выпить виски, и она с готовностью сделала это, чтобы как можно скорее наступило спасительное забвение. Собственно, это был все тот же самогон, крепкий напиток с резким, отталкивающим запахом, он разливался теплом по жилам и отдалял от Корри кошмарную реальность. Шли часы. Корри перестала ощущать течение времени. Опий и алкоголь сделали свое дело: ее чувства притупились, сознание померкло.
   Корри не помнила, сколько раз Дональд овладел ею. Но его возбуждение не гасло, а с каждым разом все возрастало. Он не мог испытать оргазма, несмотря на то, что его движения становились все более грубыми и агрессивными. Он истекал потом, но не мог достичь удовлетворения.
   – Корри… ты должна… только тогда я смогу… Шлюхи в борделях Доусона делали это за хорошие деньги. Я не могу без этого кончить.
   Корри как в тумане видела, что Дональд подошел к куче щепы, сложенной у печки. Он взял одну деревяшку и обмотал ее рогожей, закрепив так, чтобы она не разматывалась. Потом облил ее ламповым маслом и сунул в раскаленную топку. Факел мгновенно вспыхнул. Дональд представлял собой жуткое зрелище: с ярко пылающим, дымящимся факелом он был похож на обнаженного дикаря, исполняющего ритуальный танец.
   – Возьми факел и ложись. Поднеси его ближе к лицу.
   Корри в недоумении смотрела на него.
   – Зачем?
   – Я говорю, ложись.
   Дрожа всем телом, она выполнила его приказание. Шершавая поверхность половиц впивалась в ее нежную кожу. Корри старалась держать факел подальше от лица. Он сильно дымил и пах горелой смолой. Корри слышала резкое потрескивание и чувствовала близость и жар огня. Это всего лишь сон, безумный сон, который вот-вот прекратится!
   Инстинкт самосохранения, который слабо теплился в ее воспаленном мозгу, вынудил ее униженно взмолиться:
   – Пожалуйста, Дональд, не надо… Я могу загореться.
   Он смотрел на нее невидящим, остекленевшим взглядом. На его маскообразном лице застыла похотливая гримаса. Корри на какой-то миг показалось, что его мысли далеко отсюда, что он находится во власти какого-то страшного видения, чудовищного порождения услужливой памяти. Его голос прозвучал отчужденно, от него повеяло могильным холодом:
   – Ближе. Еще ближе. Мне необходим огонь. Я должен видеть отблеск пламени в твоих глазах.
   Его возбуждение достигло последнего предела. Он снова вошел в нее, яростно, ожесточенно, и через несколько секунд все было кончено. Корри почувствовала, как по ее ногам растеклась теплая жидкость. Тяжелое тело Дональда обмякло, он сполз с нее и лег рядом. Корри увидела, как к ее лицу тянется дрожащая рука. В оранжево-красных всполохах огня багровел отвратительный, вспухший рубец. Она стиснула зубы, ей казалось, что она уже ощущает прикосновение бугристой, ссохшейся кожи. Но Дональд так и не дотронулся до нее. Он взял из ее дрожащих рук факел, потом поднялся, подошел к печке и кинул его в топку.
   – Одевайся, – бросил он через плечо.
   Кошмарный сон закончился. Медленно наступало пробуждение.
 
   Как-то вечером они остановились перекусить в трактире «Клондайк» в окрестностях Сороковой Мили. На улице бушевал настоящий ураган, сбивающий с ног, обжигающий лицо, так что маленькая, переполненная посетителями, душная комнатка трактира показалась Корри просто раем. Она испытала огромное облегчение, переступив ее порог после долгого, утомительного пути.
   К ее большой досаде, несмотря на обилие людей в трактире, Корри была лишена возможности заговорить с кем-нибудь. Арти и доктор Санти безотлучно находились подле нее, а Дональд в ответ на все ее отчаянные попытки хоть на секунду выскользнуть из-под жесткого контроля настаивал на том, чтобы она отведала то прекрасный бифштекс из оленины, то яблочный пирог.
   Среди посетителей были две женщины, которые, очевидно, ехали в Доусон с Сороковой Мили. До Корри донеслись обрывки их разговора, из которых она поняла, что это танцовщицы из дансинга, которые и вправду возвращались в Доусон из своего рода турне по периферийным старательским поселениям. Когда женщины поднялись, чтобы пойти в уборную, Корри вдруг узнала одну из них. Это была Кэд Уилсон – знаменитая обладательница золотого пояса «королей Эльдорадо».
   Корри встала из-за стола. Дональд мгновенно вскинул на нее глаза.
   – Ты куда?
   – Мне нужно выйти. Надеюсь, ты не станешь возражать?
   – Пусть Арти пойдет с тобой.
   – Арти?!
   – Если тебе нужно выйти, он проводит тебя.
   – Ну что ж, ладно.
   Корри расстроилась, хотя чего еще можно было ожидать от Дональда?
   Они с Арти с трудом протиснулись через переполненную пристройку, где находилась кухня, к двери на задний двор, за которой начинался снежный тоннель, ведущий к маленькой деревянной постройке. Около нее Корри заметила терпеливо ожидающую своей очереди Кэд Уилсон.
   – Здесь занято, милочка. Придется нам подождать. Надеюсь, насмерть замерзнуть не успеем.
   Кэд, розовощекая и жизнерадостная, казалась очень хорошенькой в пушистой меховой шубке и такой же шапке. Ее пухлые губки капризно надулись. Корри представила себе, как она выглядит на сцене в красочном танцевальном костюме и со снисходительной благосклонностью принимает овации и дары восхищенных поклонников.
   Арти остался в самом начале узкого снежного коридора, откуда ему с одной стороны была хорошо видна Корри, с другой – до него доходило тепло из кухонной пристройки. Кэд окинула его любопытным взглядом.
   – Это твой мужчина?
   – Нет.
   – И то я смотрю, какой-то он невзрачный. Немножко маловат ростом. Я люблю здоровых, высоких и богатых.
   Кэд весело рассмеялась.
   – Только на таких и стоит обращать внимание.
   Корри в ответ быстро прошептала:
   – Я слышала ваш разговор. Вы ведь едете с Сороковой Мили, да? Скажите, в тамошней гостинице действительно был пожар? Большой пожар, в котором погибли три человека?
   – Да, точно. Был пожар, я вот только не помню точно, в какой гостинице. Три человека действительно погибли, многие наглотались дыма и отравились, некоторые попадали с лестницы и расшиблись. Говорят, какой-то идиот заснул с горящей сигарой.
   Корри почувствовала, как у нее подкашиваются ноги и бледнеет лицо. Так, значит, история, рассказанная Дональдом, не ложь! Корри запахнула плотнее полы шубы, ледяной ночной ветер пробирал холодом до самых костей. Она облизала сухие от волнения губы и спросила:
   – Скажите, а был ли среди погибших журналист из Чикаго?
   – Послушай, милочка… – Беспечные глаза Кэд Уилсон наполнились состраданием. – Мы с тобой оказались в дикой глуши, черт знает где, на самом краю света. Ни одна женщина не в состоянии жить в таких условиях, в каких живем мы. И вот что я тебе скажу, моя дорогая. Я не знаю и знать не хочу, кто из них там сгорел. Единственное, что меня интересует в мужчинах, это есть ли у них золото.
   Кэд мягко взяла Корри под локоть.
   – Послушай меня, выкинь ты его из головы. Я не знаю, кто он, но он тебя не стоит. Мужчины все одинаковы. Сначала используют тебя, а потом выбрасывают, как ненужную дрянь. Так зачем их принимать близко к сердцу?
   Корри не слышала последних слов Кэд. Ее глаза заволокло слезами, она молча развернулась и обреченно пошла по направлению к трактиру.

* * *

   К середине апреля они уже несколько недель жили в Доусоне. По городу прокатилась новая волна слухов о богатых золотых месторождениях. Это вызвало необыкновенное оживление как среди старожилов, так и среди новоприбывших чечако. Все они ринулись на полуостров Сьюард в район Берингова пролива. Говорили, что там, в окрестностях местечка Ноум, вдоль самого побережья на пятнадцать с лишним миль тянутся золотые россыпи. Нужно только застолбить маленький клочок земли и копнуть пару раз. Золото там лежит у самой поверхности, песок рыхлый, только лентяи и растяпы не в состоянии использовать такой шанс, чтобы разбогатеть.
   Наверное, единственным человеком в Доусоне, которого не занимали все эти слухи, была Корри. Даже доктор Санти неоднократно заводил с ней разговор на эту тему, но она упорно отмалчивалась. Корри была постоянно погружена в мрачные раздумья о судьбе Куайда и своей собственной. Неужели он погиб во время пожара? О Господи, сделай так, чтобы он оказался жив!
   Корри знала, что Дональд планирует задержаться в Доусоне на несколько недель после того, как река вскроется, чтобы продать или организовать как-нибудь иначе свое дело на Аляске перед отплытием в Сан-Франциско. А как только они вернутся домой… Корри ни на секунду не забывала о намерении Дональда поместить ее в психиатрическую лечебницу и не могла смириться с таким жестоким решением своей участи. Когда они снимали номер в гостинице, Дональд предупредил управляющего, что его жена страдает серьезным нервным расстройством и с ней иногда случаются припадки. Поэтому если из их комнаты будут доноситься какие-нибудь странные звуки и шум, пусть он не обращает внимания и не беспокоится понапрасну.
   В первый день их пребывания в Доусоне Корри вместе с доктором Санти отправилась в магазин покупать себе одежду (Дональд настаивал на том, чтобы она была одета модно, как подобает настоящей леди). Проходя мимо конторки управляющего, Корри мило улыбнулась ему, чтобы продемонстрировать свою абсолютную нормальность, в результате чего маленький смуглый управляющий раскрыл рот от испуга и посадил огромную кляксу на чистый лист регистрационной книги.
   Корри в отчаянии подумала о том, как легко люди верят в чью-либо болезнь. Достаточно одного слова, легкого намека, чтобы тебя безоговорочно признали ненормальным. А если ты начнешь протестовать, то чем активнее и громче ты будешь это делать, тем скорее добьешься обратного эффекта. У Корри теперь не было ни малейшего сомнения в том, что, имей Дональд достаточно времени, он и тетю Сьюзен сможет убедить в ее сумасшествии.
   Временами на смену ее мрачному настроению приходила уверенность в том, что в конце концов все обойдется и закончится благополучно. Внутреннее чувство подсказывало Корри, что Куайд жив. Он не мог погибнуть так глупо и бессмысленно при его-то силе, разуме и жизнелюбии. Вскоре после их прибытия в Доусон доктор Санти сходил к Ли Хуа и принес камеру и чемодан со снимками и фотореактивами. Дональд конечно же не позволил Корри фотографировать, но, по крайней мере, у нее теперь была возможность предаваться горьким воспоминаниям, рассматривая снимки, сделанные во время путешествия с Куайдом по Юкону, – их набрался целый альбом.
   Доктор Санти принес также новости от Ли Хуа: она в полном порядке, дансинг приносит хорошую прибыль, пришлось даже расширить помещение. Салон тоже процветает, так что Ли Хуа была вынуждена нанять себе помощницу.
   – Дональд, пожалуйста, позволь мне навестить Ли Хуа. Я так без нее соскучилась. После отъезда Милли это моя единственная подруга в Доусоне.
   Корри умоляла Дональда, а сама с грустью думала, что Милли смогла бы помочь ей и обязательно что-нибудь придумала бы. Но она теперь далеко, в Сиэтле, замужем и счастлива.
   Дональд ответил категорическим отказом.
   – Нет, не хочу, чтобы ты ходила к ней. Моя жена – леди и не должна общаться с проститутками и девицами из дансинга.
   – Но Ли Хуа не проститутка! Она…
   – Как бы то ни было, она не леди! Успокойся, Корри. Я лучше знаю, что тебе нужно, а что нет.
   Корри стала было протестовать, но Дональд прервал ее:
   – Успокойся, а не то я дам тебе еще опия! Будь уверена, запасы доктора Санти далеко не истощились!
   Корри, возмущенная до глубины души, продолжала спорить:
   – И тем не менее я увижусь с ней! Ли Хуа удивится, что я уже столько времени в Доусоне, но ни разу не зашла к ней. Она же знает, что я здесь… Она забеспокоится и начнет наводить справки.
   – Пусть наводит. Доктор Санти уже сообщил ей, что ты тронулась рассудком после смерти первого мужа. Это поубавит ей любопытства!
   – Но я не тронулась рассудком! Это ложь! Я так же нормальна, как и ты!
   – Ты в этом уверена?
   Дональд вскинул на нее черные безумные глаза, в них было что-то настолько неизъяснимо пугающее, что Корри отшатнулась от него и больше не поминала о Ли Хуа.
 
   За долгие недели своего заключения Корри помимо своей воли лучше узнала Дональда. Вернее, она пришла к выводу, что никогда не сможет по-настоящему узнать его. Он был исключительно скрытным человеком, никогда не делился своими чувствами и переживаниям. Ни детских, ни каких-либо еще воспоминаний она никогда от Дональда не слышала.
   Как-то поздно ночью Дональд вернулся из местного кабака «Красное перо» сильно пьяным. В последнее время он ни дня не мог прожить без виски. Корри ненавидела его за это, потому что в таком состоянии он бывал особенно похотлив. Горящий факел стал непременным атрибутом их половой близости. Дональд навсегда потерял способность испытывать оргазм, если любовный акт не сопровождался рокотом и жаром бушующего пламени, если он не видел сквозь стену огня перекошенное от страха лицо Корри.
   В этот раз, к огромному облегчению Корри, Дональд не стал требовать «исполнения супружеских обязанностей». Он что-то невнятно бормотал о женщине, которую, по-видимому, встретил в кабаке. Доктор Санти пристально посмотрел на него, выходя из комнаты. Потом Корри услышала щелчок замка и поняла, что осталась со своим мужем наедине.
   – Черные волосы и полные руки, и лицо… О Господи, как она похожа на нее…
   Дональд, не обращая внимания на Корри, стягивал с себя тяжелые ботинки и со стуком ронял их на пол.
   – Ее убили… мою мать. Кто-то из ее клиентов. А потом ее труп сожрали крысы. Мне было тогда шесть лет. В доме не было ни куска хлеба. Сначала я подумал, что она спит. Я бил ее, дергал за волосы, кричал, но она так и не встала. А потом пришли крысы. Ты когда-нибудь видела, как крысы раздирают на части труп? Обглоданные, кровавые лохмотья свисают со всех сторон…
   Он громко икнул, и Корри поняла, что его сейчас стошнит.
   – Я… я не мог отогнать их. Я кричал и кидался в них чем ни попадя, но они так и не ушли.
   Дональд перегнулся через край кровати, и его жестоко вырвало. Потом он лег на спину и закрыл глаза. Корри подумала, что он заснул, но через несколько секунд раздался еле слышный стон и бормотание. О том, как женщина и ребенок жили в убогой комнате и спали на соломенном матрасе за печкой, перед которой было развешано белье, отделяющее темный закуток от остального жилища.
   – Она ложилась под кого угодно, и ее не волновало, где я при этом нахожусь. Я всегда смотрел на то, как они это делают… я сотни раз видел… ей было наплевать…
   Наконец он провалился в глубокий, беспокойный сон, а Корри сидела около него, потрясенная до глубины души, и долго не могла прийти в себя от ужаса. Сколько ему пришлось выстрадать в детстве! Как же ему удалось пройти такой невероятно трудный жизненный путь и превратиться из сына проститутки в совладельца крупнейшей судостроительной компании? Но Дональд сделал это. В таком случае какой необыкновенной силой воли и целеустремленностью он обладает!
   Наутро Дональд встал молчаливый и сердитый, и Корри постаралась ни единым словом не напомнить ему о прошедшей ночи, когда чуть-чуть приподнялась непроницаемая завеса над его прошлым и Корри получила неожиданную и, похоже, неповторимую возможность заглянуть за нее.
 
   В конце апреля в Доусоне случился еще один страшный пожар. Огонь быстро распространялся в деловом центре города – банки, магазины, гостиницы, бордели.
   Корри и Дональд были вынуждены покинуть свое жилище. Они стояли на безопасном расстоянии от охваченных пламенем построек и вместе с остальными зеваками наблюдали за тем, как на фоне зеленых холмов и синего неба вырастает огромный силуэт кровожадного огненного джинна. Вокруг них суетился народ с ведрами и лоханями, стремясь остановить грозную стихию.
   Вдруг Корри услышала у себя за спиной странный звук. Она обернулась и увидела, что Дональд, как загипнотизированный, смотрит на огонь, его ноздри раздуваются, а из горла вырывается странный, леденящий душу хрип. Он медленно перевел взгляд на Корри, и она отшатнулась, прочитав в его глазах безумное намерение.
   – Корри…
   – Дональд! Нет, не здесь, мы не можем…
   Он не обращал внимания на ее протесты. Корри как в тумане чувствовала, что Дональд тащит ее к дымящемуся фасаду полупотушенного здания, срывает с нее одежду, заламывает руки. То, что произошло в следующие несколько минут, не поддается описанию и восприятию нормального человеческого сознания. На виду у огромного скопления людей Дональд бросил ее на голую землю и изнасиловал. Корри была в полуобморочном состоянии. Она ничего не понимала, не видела никого вокруг, только слышала тихий-тихий, жалобный плач ребенка…
   Потом ходили слухи, что пожар начался в комнате, которую снимала танцовщица дансинга на втором этаже кабачка «Винный погребок». Говорили, что она вышла из дома и оставила то ли непотушенный окурок, то ли горячие щипцы для завивки волос. Сразу же собрался совет городских властей, который решил не наказывать виновную, но впредь запретить всем девицам из дансингов и борделей селиться где-нибудь, кроме гостиниц и других заведений, имеющих специальную лицензию.
   Корри равнодушно отнеслась ко всем этим новостям. Что толку выяснять, кто виноват, если пожар все равно уже случился? Они с Дональдом перебрались в другую гостиницу. От доктора Санти Корри узнала, что Ли Хуа стремительно восстанавливает изрядно пострадавшее помещение дансинга. Ради экономии времени и средств рабочие пускают в ход найденные на пепелище старые гнутые гвозди.
   К концу мая весна была в полном разгаре. Она обрушилась на Доусон потоками солнечного света, веселым щебетаньем птиц, порывами теплого южного ветра. Пробуждение природы после долгой зимней спячки вселило оптимизм даже в глубоко несчастную душу Корри. Мужчины бились об заклад, стараясь угадать тот день, когда лед на реке тронется. И когда раздался наконец оглушительный треск разламывающегося на куски ослепительно-белого панциря, этот звук приветствовали ликующие крики радости и стоны разочарования, в зависимости оттого, проигран или выигран заклад.