Страница:
Глава 6
Тетя Сьюзен остановилась у дверей спальни своей племянницы. Она не могла набраться мужества, чтобы переступить порог комнаты. Сквозь маленькое окошко в конце коридора на ковровую дорожку падал прямоугольник солнечного света, в котором кружился столб пылинок. Час назад по этому коридору прошел доктор Виллоден после осмотра Корри. Он хмурился и беспрестанно потирал руки, как будто ему было холодно.
Сколько всего случилось за последние пять дней в этом доме! В результате катастрофы ее брат умер от перелома шейного позвонка. Корри получила серьезную черепную травму и все это время находилась без сознания. Никто не мог поручиться за то, что она выживет. И, наконец, сорокадвухлетний велосипедист, который, возвращаясь домой после партии в шахматы со своим другом, налетел на коляску Стюарта, лежал в больнице с переломом обеих ног.
Как это все могло случиться?
Доктор Виллоден, который осматривал тело Кордела, говорит, что в последнее время тот много пил и принимал сильнодействующие наркотики, чтобы заглушить мучительные боли в желудке. Все это замедляет реакцию, вот почему он не успел среагировать на появление велосипедиста. К тому же дорога была мокрой и скользкой от дождя, в ту ночь произошли еще две страшные аварии.
Похороны Кордела состоялись два дня назад. За его гробом шла огромная траурная процессия: старые друзья, с которыми Кордел начинал свое дело, рабочие с его предприятий, домашняя прислуга. Ли Хуа проплакала всю дорогу от дома до кладбища. Дональд Ирль шел за гробом с каменным, ничего не выражающим лицом.
Тогда на кладбище, слушая священника, Сьюзен пыталась угадать, какие мысли скрываются под бесстрастной, холодной маской Дональда. Он был одним из основных наследников брата. Если Корри умрет, ему отойдет почти все состояние Кордела – шестьдесят процентов. Если она выживет и в течение восемнадцати месяцев выйдет замуж за Дональда, они получат все.
Принимая во внимание болезнь Корри, завещание еще не вскрывали, но Сьюзен была уверена, что долго это откладываться не может. И если Корри все же умрет…
Нет! Сьюзен не может даже помыслить об этом. Смерть брата она еще может принять, но если умрет Корри, она этого не переживет!
За последние пять дней многие приходили навестить Корри и справиться о ее здоровье. Девочки из пансиона, с которыми она вместе училась, господин из танцевального класса Ланта, где она занималась бальными танцами. На следующий день после того, как случилось несчастье, заходил Эвери Курран и больше не появлялся. Зато Дональд Ирль наведывался по два-три раза в день.
Сьюзен отвечала одно и то же:
– Она по-прежнему без сознания. Доктор говорит, что у нее есть шанс выкарабкаться. Остается только молиться…
По мнению доктора Виллодена, шансов было совсем мало. Он терпеть не мог приносить дурные вести, поэтому во время недавнего разговора со Сьюзен был хмур и нервно пощипывал усы.
– Вы заметили, что в последнее время она поджимает руки и ноги, как бы пытаясь принять эмбриональную позу? Это означает, что ее мышцы атрофировались. В таких случаях результат может быть двояким. Либо пациент идет на поправку и вылечивается окончательно, либо… В общем, могут быть легочные осложнения и затруднение пищеварения. Человек перестает есть, и тут уж ничем не поможешь.
– О Боже…
Сьюзен готова была разрыдаться, и не так, как плачут леди, а в голос, истошно завыть. Господи, ну почему ты хочешь забрать жизнь у этого юного невинного существа!
– Слезами тут не поможешь. Что будет, то будет. Я делаю все, что в моих силах. А в остальном надо положиться на добрую волю Господа.
Сьюзен услышала в голосе доктора нотки равнодушия и холодно ответила:
– Да, конечно.
– Я приду завтра в это же время. Продолжайте растирать ее льдом. Не думаю, что это принесет много пользы, но это единственное, что мы можем сделать сейчас. Как последнее средство у нас остается только трепанация черепа.
«Ну уж нет, доктор. Я никогда не позволю сделать такое с моей бедной девочкой», – подумала про себя Сьюзен.
Заявление доктора привело ее в такую ярость, что она отказалась от его услуг. Сделать Корри трепанацию черепа! Надо же до такого додуматься! Она вызвала из Чикаго виднейшего специалиста в этой области и с нетерпением ждала его прибытия. Может быть, он сможет спасти Корри?
Сьюзен стояла перед дверью в спальню Корри, стараясь собраться с мыслями и успокоиться. С Корри была Ли Хуа. Через несколько минут надо идти на кухню за новой порцией льда – Сьюзен все-таки продолжала следовать указаниям доктора Виллодена. Каждый час они с Ли Хуа натирали лицо и руки Корри льдом и пипеткой вливали под язык микстуру. Они также массировали ее обескровленные конечности, чтобы, как говорила Ли Хуа, к тому времени, как Корри окончательно поправится, ее мышцы не потеряли силу и упругость.
Сьюзен решительным движением открыла дверь. В комнате был полумрак. Развешенные по стенам фотографии, казалось, насмехались над траурным видом Сьюзен. Корри лежала на кровати. Ее золотистые волосы, заботливо расчесанные Ли Хуа, разметались по подушке. Мертвенная бледность разлилась по всему лицу… Грудь еле заметно вздымалась – только это говорило о том, что Корри все еще жива. Сине-фиолетовая ссадина около правого виска постепенно светлела. Трудно было представить, что именно она стала причиной того, что Корри так долго была без сознания.
– Ли Хуа, уже почти шесть. Пойди на кухню, пусть миссис Парсонс даст тебе поужинать. А я пока побуду с Корри.
Девушка взглянула на Сьюзен. Ее лицо было серым от недосыпания:
– Я не голодна и останусь здесь.
Служанка и ее госпожа обменялись долгими взглядами. Затем Сьюзен взяла стул и села на другую сторону кровати.
– Хорошо. Мы обе останемся здесь. Мне, как и тебе, нет другого места в этом доме теперь.
Наступили сумерки, и Сьюзен поднялась, чтобы зажечь свет, поправить подушку, на которой лежала Корри, и принять у миссис Парсонс поднос с ужином, который она сама принесла им наверх.
– Как себя чувствует наша девочка сегодня? Боже мой, кажется, еще вчера она прибегала ко мне на кухню узнать, не осталось ли пирожных после ужина.
Миссис Парсонс всхлипнула и уткнулась в передник, сотрясаясь всем телом, рыхлым и сдобным, как те сладкие булочки, которые только она одна умела выпекать.
– Все по-прежнему. Мне, правда, кажется, что я слышала ее стон, но я так устала, что не могу поручиться за это. Боже, как я устала…
– Вы можете рассчитывать на меня, миссис Ралей. Я готова с радостью сделать все, что могу.
– Я знаю. Спасибо. Потом, может быть…
– Хорошо.
Миссис Парсонс ушла, оставив после себя теплый аромат свежеиспеченного хлеба.
Ли Хуа заснула, сидя на стуле, и Сьюзен жалко было ее будить. Эта легкомысленная девочка оказалась на удивление выносливой сиделкой и, не смыкая глаз, провела у постели Корри все эти пять суток. Сьюзен подумала, что со временем, как только повзрослеет и остепенится, Ли Хуа сможет стать надежной, преданной служанкой.
Сьюзен тоже задремала. Ей приснилась златокудрая тринадцатилетняя девочка в белом платьице, которая бежала по улице наперегонки со своей любимой собакой Бигги. Ее вприпрыжку догоняла Ли Хуа. Кордел высунулся из окна и кричал девочкам что-то веселое и озорное. Такую картину застала Сьюзен, когда впервые подъехала в коляске к этому дому…
Ее разбудил осторожный стук в дверь. Она вскочила и, еще не проснувшись окончательно, пошла к двери.
– Что случилось? Кто там?
– Мэм, вы заснули?
За дверью снова стояла миссис Парсонс, запыхавшаяся, после подъема по крутой лестнице.
– Там опять пришел мистер Ирль. Уже в третий раз сегодня. Он говорит, что хочет видеть мисс Корделию, чтобы самолично убедиться, что с ней все в порядке.
– Я же сказала ему, что ее состояние не изменилось.
– Вот и я говорю, но он ничего не хочет слушать. Если уж этот человек вобьет себе что-нибудь в голову, то ни за что не отступится. Он хочет убедиться, что она жива.
– Ну что ж. Я думаю, это не причинит ей вреда. Проводи его сюда. Пусть, если хочет, увидит все своими глазами.
Дональд Ирль ворвался в комнату и остановился как вкопанный. Вид девушки потряс его.
– Почему она у вас лежит пластом? Ее нужно приподнять, чтобы кровь могла циркулировать по всему телу. К тому же здесь очень душно. Не удивительно, что она до сих пор не поправилась! Я надеюсь, вы догадались пригласить специалиста?
– Да, он должен приехать сегодня или завтра. – Сьюзен даже не пыталась скрыть своего негодования, в которое ее привели слова Дональда. – Как вы смеете врываться сюда и обвинять меня в том, что я плохо ухаживаю за Корри!
Но Дональд не слушал её. Он склонился над Корри, взял ее за руку и резко тряхнул.
– Корри! Корри, не притворяйся! Я знаю, что ты слышишь меня. Я хочу, чтобы ты услышала меня и очнулась.
Он говорил громко и настойчиво. Потом снова сжал руку Корри так, что на ней выступили красные пятна.
– Она не слышит вас! А вы совершенно напрасно причиняете ей боль!
Сьюзен готова была наброситься на Дональда и вытолкать его вон.
– Легкая встряска ей не повредит! Она заслуживает ее, раз считает возможным пугать всех до смерти и заставлять ждать…
Тетя Сьюзен выпрямилась во весь рост.
– Ах, простите, пожалуйста! Вам причиняют беспокойство и заставляют ждать! Чего, позвольте узнать? Выздоровления Корри или наследства моего брата?
Глаза Дональда вспыхнули. Он внимательно посмотрел ей в лицо, потом неторопливо оглядел затянутую в корсет грудь и наконец оценил ее все еще стройную талию. Она не могла ошибиться – он смотрел на нее с вожделением! На нее, Сьюзен Ралей, почти пятидесятилетнюю женщину! И где! В спальне Корри, у ложа несчастной, умирающей девушки!
Их глаза встретились.
– Я жду, когда моя невеста придет в себя. А как только это произойдет…
Сьюзен набросилась на него:
– Вон! Убирайтесь вон сию же секунду! И запомните, я бы на вашем месте не торопилась строить планы относительно Корри. Она сумеет за себя постоять!
Лицо Дональда потемнело, он стал похож на злого мальчишку, у которого отняли рогатку. Сьюзен проводила его до двери, но на пороге Дональд на мгновение задержался и прошептал:
– Не лезь, куда тебя не просят, сука. Я никому не позволю вмешиваться в мои дела. Никому! Лучше ухаживай как следует за Корри, чтобы она поскорее поправилась. И смотри у меня! А не то я до тебя доберусь!
Сьюзен остолбенела. Когда она пришла в себя, Дональд уже ушел. Она слышала звук его удаляющихся шагов.
«Сука!» Он осмелился назвать ее, тетю Корри, сукой! Неприятный холод пробежал по спине. Дональд очень опасен! Как полуголодный бродячий пес, который, не зная пощады, растерзает всякого, кто посмеет покуситься на его добычу!
Когда возникали долгие паузы, Корри погружалась в мир снов, которые обступали ее со всех сторон и, сменяя друг друга, кружили в быстром вальсе, унося почву из-под ног, как осенний ветер закручивает опавшие листья в колдовском вихре, как ураган затягивает в морскую пучину легкое суденышко, попавшее в водоворот.
Сны. Память ее распалась на фрагменты разноцветной мозаики, которые перемещались и никак не хотели складываться в цельную картину. Эвери, срывающий с нее одежду и покрывающий поцелуями ее обнаженное тело. Куайд Хилл в черном смокинге, жадно провожающий ее глазами, искрящимися и волнующими своей синевой. Папа, сначала рыдающий и называющий ее шлюхой, а потом заслоняющий от смерти…
Фрагменты. Краткие, бессмысленные, беспорядочные…
Она спала до тех пор, пока ее снова не будили голоса, похожие на птичий щебет.
Постепенно сны становились все более беспокойными. Корри приснилось, что она пытается убежать от кого-то, кто гонится за ней по улицам странного, полуразрушенного города…
Она застонала.
Потом ее преследователь пропал, вместо него появился Эвери. Его красивое, любимое лицо покрылось трещинами и стало рассыпаться на глазах.
В это время голоса наверху стали громче. У Корри было ощущение, что люди хотят вытащить ее на свет, и она сопротивлялась, все глубже погружаясь в теплую черную воду. Она хотела остаться внутри колодца, там было удобно и безопасно, и ничто не нарушало сон.
«Почему она у вас лежит пластом?» Грубо, громко, со злостью. Корри попыталась опуститься еще глубже, на самое дно.
Вместо этого она стала подниматься вверх. Голоса как будто тянули ее на аркане. Корри пыталась цепляться за стены колодца, но холодные камни были покрыты скользкой плесенью, руки не слушались, и она только обдирала их в кровь. Потом она совсем ослабла и перестала сопротивляться.
«Корри, не притворяйся!»
Снова этот голос оглушил ее. Боль в руке становилась нестерпимой. Все вместе привело Корри в настоящую панику. Где она прежде слышала этот голос? Он тянул ее вверх сильнее, чем остальные, был настойчивее и злее других.
Нет! Она не хочет! Оставьте ее среди этих поросших мхом гладких камней!
«Я хочу, чтобы ты услышала меня и очнулась!»
Нет, она останется здесь, между черной водой и выходом на поверхность. Она никогда не проснется!
Сны опять стали другими. Мягкими и легкими, как прикосновение веток деревьев. Папа взял ее на прогулку в лес. Корри увидела себя маленькой. Папа посадил ее себе на плечи, от него пахло виски, табаком и немного машинным маслом… А вот она стоит на цыпочках перед туалетным столиком и заглядывает через мамино плечо, чтобы увидеть в зеркале ее прекрасное любимое лицо.
Сны. Фрагменты.
Не отдавая себе в этом отчета, Корри поднималась все выше по стенам колодца. Голоса становились все громче и впивались в мозг острыми иголками. Она слышала обрывки разговора.
– …Показалось, что она шевельнулась…
– …Да, вот видите, снова…
– …Ты хочешь перекусить, Ли Хуа?..
– …Нет, я останусь. Наверное, она…
– …Расчеши ей волосы…
– …Она застонала? Она застонала, Ли Хуа?.. Кори слышала слова, но не понимала их. Бессмысленный набор звуков.
– …По-моему, она приходит в себя!..
– …О Господи, неужели…
– …Да. Она снова застонала. О Боже, Ли Хуа, у нее дрогнули веки!
Корри оказалась на поверхности. Яркий свет ослепил ее, жег каленым железом… Корри сделала над собой страшное усилие и открыла глаза.
Сколько всего случилось за последние пять дней в этом доме! В результате катастрофы ее брат умер от перелома шейного позвонка. Корри получила серьезную черепную травму и все это время находилась без сознания. Никто не мог поручиться за то, что она выживет. И, наконец, сорокадвухлетний велосипедист, который, возвращаясь домой после партии в шахматы со своим другом, налетел на коляску Стюарта, лежал в больнице с переломом обеих ног.
Как это все могло случиться?
Доктор Виллоден, который осматривал тело Кордела, говорит, что в последнее время тот много пил и принимал сильнодействующие наркотики, чтобы заглушить мучительные боли в желудке. Все это замедляет реакцию, вот почему он не успел среагировать на появление велосипедиста. К тому же дорога была мокрой и скользкой от дождя, в ту ночь произошли еще две страшные аварии.
Похороны Кордела состоялись два дня назад. За его гробом шла огромная траурная процессия: старые друзья, с которыми Кордел начинал свое дело, рабочие с его предприятий, домашняя прислуга. Ли Хуа проплакала всю дорогу от дома до кладбища. Дональд Ирль шел за гробом с каменным, ничего не выражающим лицом.
Тогда на кладбище, слушая священника, Сьюзен пыталась угадать, какие мысли скрываются под бесстрастной, холодной маской Дональда. Он был одним из основных наследников брата. Если Корри умрет, ему отойдет почти все состояние Кордела – шестьдесят процентов. Если она выживет и в течение восемнадцати месяцев выйдет замуж за Дональда, они получат все.
Принимая во внимание болезнь Корри, завещание еще не вскрывали, но Сьюзен была уверена, что долго это откладываться не может. И если Корри все же умрет…
Нет! Сьюзен не может даже помыслить об этом. Смерть брата она еще может принять, но если умрет Корри, она этого не переживет!
За последние пять дней многие приходили навестить Корри и справиться о ее здоровье. Девочки из пансиона, с которыми она вместе училась, господин из танцевального класса Ланта, где она занималась бальными танцами. На следующий день после того, как случилось несчастье, заходил Эвери Курран и больше не появлялся. Зато Дональд Ирль наведывался по два-три раза в день.
Сьюзен отвечала одно и то же:
– Она по-прежнему без сознания. Доктор говорит, что у нее есть шанс выкарабкаться. Остается только молиться…
По мнению доктора Виллодена, шансов было совсем мало. Он терпеть не мог приносить дурные вести, поэтому во время недавнего разговора со Сьюзен был хмур и нервно пощипывал усы.
– Вы заметили, что в последнее время она поджимает руки и ноги, как бы пытаясь принять эмбриональную позу? Это означает, что ее мышцы атрофировались. В таких случаях результат может быть двояким. Либо пациент идет на поправку и вылечивается окончательно, либо… В общем, могут быть легочные осложнения и затруднение пищеварения. Человек перестает есть, и тут уж ничем не поможешь.
– О Боже…
Сьюзен готова была разрыдаться, и не так, как плачут леди, а в голос, истошно завыть. Господи, ну почему ты хочешь забрать жизнь у этого юного невинного существа!
– Слезами тут не поможешь. Что будет, то будет. Я делаю все, что в моих силах. А в остальном надо положиться на добрую волю Господа.
Сьюзен услышала в голосе доктора нотки равнодушия и холодно ответила:
– Да, конечно.
– Я приду завтра в это же время. Продолжайте растирать ее льдом. Не думаю, что это принесет много пользы, но это единственное, что мы можем сделать сейчас. Как последнее средство у нас остается только трепанация черепа.
«Ну уж нет, доктор. Я никогда не позволю сделать такое с моей бедной девочкой», – подумала про себя Сьюзен.
Заявление доктора привело ее в такую ярость, что она отказалась от его услуг. Сделать Корри трепанацию черепа! Надо же до такого додуматься! Она вызвала из Чикаго виднейшего специалиста в этой области и с нетерпением ждала его прибытия. Может быть, он сможет спасти Корри?
Сьюзен стояла перед дверью в спальню Корри, стараясь собраться с мыслями и успокоиться. С Корри была Ли Хуа. Через несколько минут надо идти на кухню за новой порцией льда – Сьюзен все-таки продолжала следовать указаниям доктора Виллодена. Каждый час они с Ли Хуа натирали лицо и руки Корри льдом и пипеткой вливали под язык микстуру. Они также массировали ее обескровленные конечности, чтобы, как говорила Ли Хуа, к тому времени, как Корри окончательно поправится, ее мышцы не потеряли силу и упругость.
Сьюзен решительным движением открыла дверь. В комнате был полумрак. Развешенные по стенам фотографии, казалось, насмехались над траурным видом Сьюзен. Корри лежала на кровати. Ее золотистые волосы, заботливо расчесанные Ли Хуа, разметались по подушке. Мертвенная бледность разлилась по всему лицу… Грудь еле заметно вздымалась – только это говорило о том, что Корри все еще жива. Сине-фиолетовая ссадина около правого виска постепенно светлела. Трудно было представить, что именно она стала причиной того, что Корри так долго была без сознания.
– Ли Хуа, уже почти шесть. Пойди на кухню, пусть миссис Парсонс даст тебе поужинать. А я пока побуду с Корри.
Девушка взглянула на Сьюзен. Ее лицо было серым от недосыпания:
– Я не голодна и останусь здесь.
Служанка и ее госпожа обменялись долгими взглядами. Затем Сьюзен взяла стул и села на другую сторону кровати.
– Хорошо. Мы обе останемся здесь. Мне, как и тебе, нет другого места в этом доме теперь.
Наступили сумерки, и Сьюзен поднялась, чтобы зажечь свет, поправить подушку, на которой лежала Корри, и принять у миссис Парсонс поднос с ужином, который она сама принесла им наверх.
– Как себя чувствует наша девочка сегодня? Боже мой, кажется, еще вчера она прибегала ко мне на кухню узнать, не осталось ли пирожных после ужина.
Миссис Парсонс всхлипнула и уткнулась в передник, сотрясаясь всем телом, рыхлым и сдобным, как те сладкие булочки, которые только она одна умела выпекать.
– Все по-прежнему. Мне, правда, кажется, что я слышала ее стон, но я так устала, что не могу поручиться за это. Боже, как я устала…
– Вы можете рассчитывать на меня, миссис Ралей. Я готова с радостью сделать все, что могу.
– Я знаю. Спасибо. Потом, может быть…
– Хорошо.
Миссис Парсонс ушла, оставив после себя теплый аромат свежеиспеченного хлеба.
Ли Хуа заснула, сидя на стуле, и Сьюзен жалко было ее будить. Эта легкомысленная девочка оказалась на удивление выносливой сиделкой и, не смыкая глаз, провела у постели Корри все эти пять суток. Сьюзен подумала, что со временем, как только повзрослеет и остепенится, Ли Хуа сможет стать надежной, преданной служанкой.
Сьюзен тоже задремала. Ей приснилась златокудрая тринадцатилетняя девочка в белом платьице, которая бежала по улице наперегонки со своей любимой собакой Бигги. Ее вприпрыжку догоняла Ли Хуа. Кордел высунулся из окна и кричал девочкам что-то веселое и озорное. Такую картину застала Сьюзен, когда впервые подъехала в коляске к этому дому…
Ее разбудил осторожный стук в дверь. Она вскочила и, еще не проснувшись окончательно, пошла к двери.
– Что случилось? Кто там?
– Мэм, вы заснули?
За дверью снова стояла миссис Парсонс, запыхавшаяся, после подъема по крутой лестнице.
– Там опять пришел мистер Ирль. Уже в третий раз сегодня. Он говорит, что хочет видеть мисс Корделию, чтобы самолично убедиться, что с ней все в порядке.
– Я же сказала ему, что ее состояние не изменилось.
– Вот и я говорю, но он ничего не хочет слушать. Если уж этот человек вобьет себе что-нибудь в голову, то ни за что не отступится. Он хочет убедиться, что она жива.
– Ну что ж. Я думаю, это не причинит ей вреда. Проводи его сюда. Пусть, если хочет, увидит все своими глазами.
Дональд Ирль ворвался в комнату и остановился как вкопанный. Вид девушки потряс его.
– Почему она у вас лежит пластом? Ее нужно приподнять, чтобы кровь могла циркулировать по всему телу. К тому же здесь очень душно. Не удивительно, что она до сих пор не поправилась! Я надеюсь, вы догадались пригласить специалиста?
– Да, он должен приехать сегодня или завтра. – Сьюзен даже не пыталась скрыть своего негодования, в которое ее привели слова Дональда. – Как вы смеете врываться сюда и обвинять меня в том, что я плохо ухаживаю за Корри!
Но Дональд не слушал её. Он склонился над Корри, взял ее за руку и резко тряхнул.
– Корри! Корри, не притворяйся! Я знаю, что ты слышишь меня. Я хочу, чтобы ты услышала меня и очнулась.
Он говорил громко и настойчиво. Потом снова сжал руку Корри так, что на ней выступили красные пятна.
– Она не слышит вас! А вы совершенно напрасно причиняете ей боль!
Сьюзен готова была наброситься на Дональда и вытолкать его вон.
– Легкая встряска ей не повредит! Она заслуживает ее, раз считает возможным пугать всех до смерти и заставлять ждать…
Тетя Сьюзен выпрямилась во весь рост.
– Ах, простите, пожалуйста! Вам причиняют беспокойство и заставляют ждать! Чего, позвольте узнать? Выздоровления Корри или наследства моего брата?
Глаза Дональда вспыхнули. Он внимательно посмотрел ей в лицо, потом неторопливо оглядел затянутую в корсет грудь и наконец оценил ее все еще стройную талию. Она не могла ошибиться – он смотрел на нее с вожделением! На нее, Сьюзен Ралей, почти пятидесятилетнюю женщину! И где! В спальне Корри, у ложа несчастной, умирающей девушки!
Их глаза встретились.
– Я жду, когда моя невеста придет в себя. А как только это произойдет…
Сьюзен набросилась на него:
– Вон! Убирайтесь вон сию же секунду! И запомните, я бы на вашем месте не торопилась строить планы относительно Корри. Она сумеет за себя постоять!
Лицо Дональда потемнело, он стал похож на злого мальчишку, у которого отняли рогатку. Сьюзен проводила его до двери, но на пороге Дональд на мгновение задержался и прошептал:
– Не лезь, куда тебя не просят, сука. Я никому не позволю вмешиваться в мои дела. Никому! Лучше ухаживай как следует за Корри, чтобы она поскорее поправилась. И смотри у меня! А не то я до тебя доберусь!
Сьюзен остолбенела. Когда она пришла в себя, Дональд уже ушел. Она слышала звук его удаляющихся шагов.
«Сука!» Он осмелился назвать ее, тетю Корри, сукой! Неприятный холод пробежал по спине. Дональд очень опасен! Как полуголодный бродячий пес, который, не зная пощады, растерзает всякого, кто посмеет покуситься на его добычу!
* * *
Корри Стюарт лежала на дне черного глубокого колодца. Ее тело плавно колыхалось в тепловатой темной воде. Над ней, где-то очень далеко, были люди. Они время от времени заглядывали в колодец. Издалека доносились бессмысленные обрывки их речи.Когда возникали долгие паузы, Корри погружалась в мир снов, которые обступали ее со всех сторон и, сменяя друг друга, кружили в быстром вальсе, унося почву из-под ног, как осенний ветер закручивает опавшие листья в колдовском вихре, как ураган затягивает в морскую пучину легкое суденышко, попавшее в водоворот.
Сны. Память ее распалась на фрагменты разноцветной мозаики, которые перемещались и никак не хотели складываться в цельную картину. Эвери, срывающий с нее одежду и покрывающий поцелуями ее обнаженное тело. Куайд Хилл в черном смокинге, жадно провожающий ее глазами, искрящимися и волнующими своей синевой. Папа, сначала рыдающий и называющий ее шлюхой, а потом заслоняющий от смерти…
Фрагменты. Краткие, бессмысленные, беспорядочные…
Она спала до тех пор, пока ее снова не будили голоса, похожие на птичий щебет.
Постепенно сны становились все более беспокойными. Корри приснилось, что она пытается убежать от кого-то, кто гонится за ней по улицам странного, полуразрушенного города…
Она застонала.
Потом ее преследователь пропал, вместо него появился Эвери. Его красивое, любимое лицо покрылось трещинами и стало рассыпаться на глазах.
В это время голоса наверху стали громче. У Корри было ощущение, что люди хотят вытащить ее на свет, и она сопротивлялась, все глубже погружаясь в теплую черную воду. Она хотела остаться внутри колодца, там было удобно и безопасно, и ничто не нарушало сон.
«Почему она у вас лежит пластом?» Грубо, громко, со злостью. Корри попыталась опуститься еще глубже, на самое дно.
Вместо этого она стала подниматься вверх. Голоса как будто тянули ее на аркане. Корри пыталась цепляться за стены колодца, но холодные камни были покрыты скользкой плесенью, руки не слушались, и она только обдирала их в кровь. Потом она совсем ослабла и перестала сопротивляться.
«Корри, не притворяйся!»
Снова этот голос оглушил ее. Боль в руке становилась нестерпимой. Все вместе привело Корри в настоящую панику. Где она прежде слышала этот голос? Он тянул ее вверх сильнее, чем остальные, был настойчивее и злее других.
Нет! Она не хочет! Оставьте ее среди этих поросших мхом гладких камней!
«Я хочу, чтобы ты услышала меня и очнулась!»
Нет, она останется здесь, между черной водой и выходом на поверхность. Она никогда не проснется!
Сны опять стали другими. Мягкими и легкими, как прикосновение веток деревьев. Папа взял ее на прогулку в лес. Корри увидела себя маленькой. Папа посадил ее себе на плечи, от него пахло виски, табаком и немного машинным маслом… А вот она стоит на цыпочках перед туалетным столиком и заглядывает через мамино плечо, чтобы увидеть в зеркале ее прекрасное любимое лицо.
Сны. Фрагменты.
Не отдавая себе в этом отчета, Корри поднималась все выше по стенам колодца. Голоса становились все громче и впивались в мозг острыми иголками. Она слышала обрывки разговора.
– …Показалось, что она шевельнулась…
– …Да, вот видите, снова…
– …Ты хочешь перекусить, Ли Хуа?..
– …Нет, я останусь. Наверное, она…
– …Расчеши ей волосы…
– …Она застонала? Она застонала, Ли Хуа?.. Кори слышала слова, но не понимала их. Бессмысленный набор звуков.
– …По-моему, она приходит в себя!..
– …О Господи, неужели…
– …Да. Она снова застонала. О Боже, Ли Хуа, у нее дрогнули веки!
Корри оказалась на поверхности. Яркий свет ослепил ее, жег каленым железом… Корри сделала над собой страшное усилие и открыла глаза.
Глава 7
Великолепные чайные розы, присланные Дональдом, развернули свои лепестки навстречу солнцу и нежились в его благодатном тепле. Корри сидела на кровати, обложенная со всех сторон подушками, и в задумчивости передвигала по подносу тарелку с недоеденным завтраком.
Прошла неделя в тех пор, как она против своей воли вернулась в этот мир. Папа умер. Хотя никто при ней не говорил этого вслух, она знала еще тогда, когда была без памяти.
Сознание вернулось к ней полностью. Специалист из Чикаго приехал в назначенный срок и несколько расстроился, что больная к тому времени уже пошла на поправку, не дожидаясь его участия. Он уверил Корри, что ей повезло, откровенно признавшись, что медицине мало что известно о деятельности человеческого мозга и вряд ли когда-нибудь будет известно больше. Он велел тете Сьюзен кормить ее бульоном и фруктами и прописал полный покой. Затем сварливо принял внушительный гонорар и поспешил на вокзал, чтобы успеть на обратный поезд в Чикаго.
У Корри не было аппетита, кусок не лез в горло. Папина смерть казалась невероятной. Он был таким жизнерадостным и полным сил! Болезненная тошнота подступила к горлу, когда Корри вспомнила его последние слова, обращенные к ней: «Шлюха. Потаскуха». И то, что он сказал про маму: «Я избил их обоих до полусмерти…»
Надо заставить себя не думать об этом! Она любила папу, и он любил ее. И ничто не может этого изменить!
Была еще одна мысль, которая лишала ее покоя. Эвери. Он не приходил, не присылал узнать о ее здоровье. Зато Дональд без устали дежурил у ее двери с тех пор, как она пришла в себя. На какие только уловки не шла тетя Сьюзен, чтобы не впустить его! Корри знала, что рано или поздно увидит Дональда, но была рада, что этот момент отодвигался.
Ее беспокоил Эвери. Почему он по крайней мере не написал? Где он? Тетя говорит, что он приходил только раз, сразу после несчастья.
Корри вздохнула и оттолкнула от себя поднос. Ее тошнило от одного вида куриного, бульона. Она знала от тети, что в городе свирепствует тиф. Вдруг Эвери болен? Или что-нибудь похуже. Город был портовый. Папа не раз говорил ей, что матросы часто привозят из плавания неизлечимые тропические болезни. А Эвери живет как раз недалеко от порта. Вдруг он заразился чем-нибудь страшным? Может, он лежит где-нибудь один, ему плохо и нет сил позвать на помощь? Может, ему необходимо, чтобы она была рядом?
Через несколько минут в комнату вбежала Ли Хуа, запыхавшаяся и розовощекая. Наверняка взлетела вверх по лестнице вместо того, чтобы спокойно подниматься шагом. Корри почувствовала зависть. Ли Хуа может бегать. Или болтать на кухне с миссис Парсонс и выпрашивать у нее горячую булочку с кремом. А она, Корри, прикована к постели, беспомощна и дрожит от страха за Эвери.
– Ли Хуа, подай мне, пожалуйста, лист почтовой бумаги. Я хочу написать письмо, а ты подожди здесь. Отнесешь его сама по адресу и отдашь лично в руки.
Глаза Ли Хуа заблестели. Она бросилась к письменному столу, осмотрела его и принялась выдвигать ящики и перебирать бумаги. Стол был забит ненужным хламом. Корри терпеть не могла ничего выбрасывать.
– Нет, не здесь. Внизу, в правом ящике.
– Здесь?
Ли Хуа вытащила лист бумаги.
– Нет, дай другой. Этот какой-то мятый. О Господи, ты ничего не можешь сделать как следует.
И, забыв о своем болезненном состоянии, Корри вскочила с постели. Вдруг она почувствовала сильное головокружение, перед глазами замелькали черные точки, как снежинки в метель. Колени подогнулись. Точки зарябили сильнее и превратились в сплошную черную пелену.
Она очнулась лежащей на полу. Над ней склонилось испуганное лицо Ли Хуа.
– Корри! Корри! С тобой все в порядке? Ты упала.
– Ничего, все прошло. Я видела какие-то черные точки.
– Ты упала в обморок! Тебе нельзя вставать. Так сказал доктор. Твоя тетя будет в ярости, когда узнает, что произошло.
Ли Хуа стала тянуть Корри за руки, чтобы поднять. Но она была меньше и легче, чем Корри, и потому все ее усилия оказались напрасными.
– Нужно позвать миссис Ралей. – Нет, не надо. Я сама поднимусь.
Корри была совсем беспомощной, как выброшенная на берег рыба. Как ей удалось так ослабеть за эти дни?
– Миссис Ралей говорит, что ты должна лежать, не вставая, еще шесть недель. Тебе предписан полный покой!
– Ерунда.
Корри пыталась оторвать себя от пола. Руки дрожали, мышцы были дряблыми и не хотели напрягаться, на лбу выступила испарина.
– Доктор ошибается. Чем больше я лежу, тем слабее становлюсь. Стой!
Ли Хуа бесшумно подбиралась к двери.
– Не надо звать тетю! Девушка послушно остановилась.
– Иди сюда и помоги мне. Если я начну падать, поддержи меня. Остальное я сделаю сама, я не собираюсь быть инвалидом! А ты ни слова не скажешь тете, я не хочу, чтобы она волновалась.
Через несколько минут Корри лежала в постели белая как полотно и вспотевшая, как будто пробежала много километров.
– Ну вот. Я встала и сама вернулась в постель. Вечером я снова попытаюсь это сделать. И завтра тоже. А сейчас я напишу письмо.
Сочинение письма к Эвери не заняло много времени. Она чувствует себя намного лучше. А как он? Все ли с ним в порядке? Почему он не дает о себе знать? Не болен ли он? Она его любит. А он? Вопросы текли рекой из-под ее пера.
Корри запечатала конверт и написала адрес.
– Ну вот, возьми. И… пожалуйста, если ты его не застанешь, постарайся разузнать, где он и все ли с ним в порядке.
Ее голос задрожал.
– Я только хочу знать, что с ним, не болен ли, не ранен…
– Хорошо.
Ли Хуа с пониманием посмотрела на свою госпожу, улыбнулась и ушла. А Корри цритянула к себе поднос и жадно, не различая вкуса, стала есть.
Ли Хуа без труда нашла улицу, где жил Эвери Курран. Она бежала по тротуару, погоняемая ветром, который трепал кружева ее передника.
Ей нравилось служить в доме Стюартов. Они добры к ней, и потом, она любит Корри. Но всю жизнь быть горничной она не собирается. Мама говорила ей, что если бы они жили на родине, в Китае, она с детства носила бы колодки на ногах, чтобы ступня оставалась маленькой. Мама мечтала о том, чтобы ее дочь была похожа на изящную, фарфоровую куколку.
Ли Хуа не хотелось быть куколкой, не хотелось ходить в колодках. Она была американкой. С тех пор, как ее дедушку убили здесь, в Сан-Франциско, только за то, что он был китайцем, а бабушку с маленькими детьми на руках выгнали из собственного дома на улицу, времена изменились. Ли Хуа была уверена, что с ней не может произойти ничего похожего, она не допустит этого.
Она подошла к дому, где жил Эвери. Напротив маленькой боковой двери была свалена куча отбросов. Ли Хуа направилась к парадному, кивнула, проходя по лестнице, бронзовым грифонам, которые, казалось, были удивлены, что служанка хочет войти в дом с главного входа, и смело постучалась.
Прошло довольно много времени, прежде чем шелковая занавеска шевельнулась и стеклянная дверь открылась.
– Что вам?
На пороге стояла средних лет женщина, завернутая в цветастый халат, от которого шел несвежий, затхлый запах. Седые волосы были заплетены в две косички, уложенные вокруг головы. Женщина выглядела отвратительно. «В любом возрасте нельзя быть неряхой и совсем не следить за собой», – подумала Ли Хуа.
– Я принесла письмо для Эвери Куррана. Он живет здесь, не так ли?
– Жил.
– Вы сказали – жил?
– Да, он уехал. На прошлой неделе. Сел на пароход и уехал.
Ли Хуа нахмурилась. Она представила, как расстроится Корри, когда получит письмо обратно.
– Вот как! А у меня для него письмо…
– От кого?
На Ли Хуа опять пахнуло затхлостью, так что ее хорошенький носик недовольно сморщился.
– От мисс Корделии Стюарт. Она велела отнести письмо и узнать, что с мистером Курраном, не болен ли он…
– О, он в прекрасной форме. Здоров, как жеребец. Но, похоже, вернется нескоро. Кстати, он оставил у меня письмо и попросил его отправить. Я еще не успела это сделать, так что если вы действительно пришли от этой женщины, Корделии Стюарт, то я отдам его вам. И сэкономлю на марке.
– Да, я от нее.
– Тогда подождите, я поищу. По-моему, я сунула его в корзинку с вязанием.
Ли Хуа снова пришлось ждать. Женщина вернулась с конвертом, таким грязным и засаленным, что противно было взять в руку.
– Вот.
Ли Хуа взяла письмо, выдавила из себя улыбку и поблагодарила. Губы женщины в ответ тоже расползлись в подобие улыбки.
– Не стоит. Этот господин остался мне должен пять долларов. Обещал выслать, как только появятся деньги. Ха! Вряд ли это случится когда-нибудь. Он красавчик и больше ничего, ваша госпожа рано или поздно убедится в этом.
В глазах женщины Ли Хуа заметила любопытство. Ну конечно, письмо не заклеено, и она наверняка прочла его. Ли Хуа нахмурилась и, не простившись, направилась к ближайшей трамвайной остановке.
Эвери отправился на Юкон.
Он стал золотоискателем, или старателем, как их еще называли, и не собирался возвращаться до тех пор, пока не разбогатеет. В письме он пишет, что вернется и осыплет ее дождем золотых самородков.
Золотые самородки!
Корри закуталась в одеяло. Она не могла в это поверить. Неужели Эвери думает, что она может променять его на полный подол самородков? Что богатство важнее, чем…
Перед глазами плясал его ровный, аккуратный почерк. «Любимая моя Корри, я чувствую себя мерзавцем, оставляя тебя больной, без сознания. Но я говорил с твоей тетей, она считает, что ты непременно скоро поправишься. Мне представился случай достать билет на «Аляска Куин». Я попросил свою квартирную хозяйку отправить это письмо и надеюсь, что оно благополучно попало к тебе в руки. Я был потрясен смертью твоего отца и вижу теперь, что наша свадьба может состояться только, если мы откажемся от радужных надежд и…»
Дальше он писал о том, что познакомился с людьми, которые, как и он сам, собираются на Север, чтобы поправить свои денежные дела. Они приехали в Сан-Франциско из Энн Арбора, штат Мичиган. Один из них, Мэйсон Эдвардс, помог ему попасть на корабль.
«Я собираюсь разбогатеть, Корри. Я чувствую, что на этот раз у меня получится». А потом я вернусь к тебе, осыплю Тебя золотым дождем, мы поженимся и будем жить счастливо. Любимая, пойми, я не могу всю жизнь чувствовать себя твоим бедным родственником и не иметь возможности купить тебе все, что ты только пожелаешь…».
Письмо на этом не кончалось, но у Корри не было сил читать дальше. Она вспоминала его губы, такие страстные и умелые, его тело, такое сильное и близкое.
Корри поймала себя на том, что яростно сжимает в руке письмо, которое уже давно превратилось в бумажный комочек. Ровный почерк изменился до неузнаваемости и поплыл перед глазами. Она плакала.
Прошла неделя в тех пор, как она против своей воли вернулась в этот мир. Папа умер. Хотя никто при ней не говорил этого вслух, она знала еще тогда, когда была без памяти.
Сознание вернулось к ней полностью. Специалист из Чикаго приехал в назначенный срок и несколько расстроился, что больная к тому времени уже пошла на поправку, не дожидаясь его участия. Он уверил Корри, что ей повезло, откровенно признавшись, что медицине мало что известно о деятельности человеческого мозга и вряд ли когда-нибудь будет известно больше. Он велел тете Сьюзен кормить ее бульоном и фруктами и прописал полный покой. Затем сварливо принял внушительный гонорар и поспешил на вокзал, чтобы успеть на обратный поезд в Чикаго.
У Корри не было аппетита, кусок не лез в горло. Папина смерть казалась невероятной. Он был таким жизнерадостным и полным сил! Болезненная тошнота подступила к горлу, когда Корри вспомнила его последние слова, обращенные к ней: «Шлюха. Потаскуха». И то, что он сказал про маму: «Я избил их обоих до полусмерти…»
Надо заставить себя не думать об этом! Она любила папу, и он любил ее. И ничто не может этого изменить!
Была еще одна мысль, которая лишала ее покоя. Эвери. Он не приходил, не присылал узнать о ее здоровье. Зато Дональд без устали дежурил у ее двери с тех пор, как она пришла в себя. На какие только уловки не шла тетя Сьюзен, чтобы не впустить его! Корри знала, что рано или поздно увидит Дональда, но была рада, что этот момент отодвигался.
Ее беспокоил Эвери. Почему он по крайней мере не написал? Где он? Тетя говорит, что он приходил только раз, сразу после несчастья.
Корри вздохнула и оттолкнула от себя поднос. Ее тошнило от одного вида куриного, бульона. Она знала от тети, что в городе свирепствует тиф. Вдруг Эвери болен? Или что-нибудь похуже. Город был портовый. Папа не раз говорил ей, что матросы часто привозят из плавания неизлечимые тропические болезни. А Эвери живет как раз недалеко от порта. Вдруг он заразился чем-нибудь страшным? Может, он лежит где-нибудь один, ему плохо и нет сил позвать на помощь? Может, ему необходимо, чтобы она была рядом?
Через несколько минут в комнату вбежала Ли Хуа, запыхавшаяся и розовощекая. Наверняка взлетела вверх по лестнице вместо того, чтобы спокойно подниматься шагом. Корри почувствовала зависть. Ли Хуа может бегать. Или болтать на кухне с миссис Парсонс и выпрашивать у нее горячую булочку с кремом. А она, Корри, прикована к постели, беспомощна и дрожит от страха за Эвери.
– Ли Хуа, подай мне, пожалуйста, лист почтовой бумаги. Я хочу написать письмо, а ты подожди здесь. Отнесешь его сама по адресу и отдашь лично в руки.
Глаза Ли Хуа заблестели. Она бросилась к письменному столу, осмотрела его и принялась выдвигать ящики и перебирать бумаги. Стол был забит ненужным хламом. Корри терпеть не могла ничего выбрасывать.
– Нет, не здесь. Внизу, в правом ящике.
– Здесь?
Ли Хуа вытащила лист бумаги.
– Нет, дай другой. Этот какой-то мятый. О Господи, ты ничего не можешь сделать как следует.
И, забыв о своем болезненном состоянии, Корри вскочила с постели. Вдруг она почувствовала сильное головокружение, перед глазами замелькали черные точки, как снежинки в метель. Колени подогнулись. Точки зарябили сильнее и превратились в сплошную черную пелену.
Она очнулась лежащей на полу. Над ней склонилось испуганное лицо Ли Хуа.
– Корри! Корри! С тобой все в порядке? Ты упала.
– Ничего, все прошло. Я видела какие-то черные точки.
– Ты упала в обморок! Тебе нельзя вставать. Так сказал доктор. Твоя тетя будет в ярости, когда узнает, что произошло.
Ли Хуа стала тянуть Корри за руки, чтобы поднять. Но она была меньше и легче, чем Корри, и потому все ее усилия оказались напрасными.
– Нужно позвать миссис Ралей. – Нет, не надо. Я сама поднимусь.
Корри была совсем беспомощной, как выброшенная на берег рыба. Как ей удалось так ослабеть за эти дни?
– Миссис Ралей говорит, что ты должна лежать, не вставая, еще шесть недель. Тебе предписан полный покой!
– Ерунда.
Корри пыталась оторвать себя от пола. Руки дрожали, мышцы были дряблыми и не хотели напрягаться, на лбу выступила испарина.
– Доктор ошибается. Чем больше я лежу, тем слабее становлюсь. Стой!
Ли Хуа бесшумно подбиралась к двери.
– Не надо звать тетю! Девушка послушно остановилась.
– Иди сюда и помоги мне. Если я начну падать, поддержи меня. Остальное я сделаю сама, я не собираюсь быть инвалидом! А ты ни слова не скажешь тете, я не хочу, чтобы она волновалась.
Через несколько минут Корри лежала в постели белая как полотно и вспотевшая, как будто пробежала много километров.
– Ну вот. Я встала и сама вернулась в постель. Вечером я снова попытаюсь это сделать. И завтра тоже. А сейчас я напишу письмо.
Сочинение письма к Эвери не заняло много времени. Она чувствует себя намного лучше. А как он? Все ли с ним в порядке? Почему он не дает о себе знать? Не болен ли он? Она его любит. А он? Вопросы текли рекой из-под ее пера.
Корри запечатала конверт и написала адрес.
– Ну вот, возьми. И… пожалуйста, если ты его не застанешь, постарайся разузнать, где он и все ли с ним в порядке.
Ее голос задрожал.
– Я только хочу знать, что с ним, не болен ли, не ранен…
– Хорошо.
Ли Хуа с пониманием посмотрела на свою госпожу, улыбнулась и ушла. А Корри цритянула к себе поднос и жадно, не различая вкуса, стала есть.
Ли Хуа без труда нашла улицу, где жил Эвери Курран. Она бежала по тротуару, погоняемая ветром, который трепал кружева ее передника.
Ей нравилось служить в доме Стюартов. Они добры к ней, и потом, она любит Корри. Но всю жизнь быть горничной она не собирается. Мама говорила ей, что если бы они жили на родине, в Китае, она с детства носила бы колодки на ногах, чтобы ступня оставалась маленькой. Мама мечтала о том, чтобы ее дочь была похожа на изящную, фарфоровую куколку.
Ли Хуа не хотелось быть куколкой, не хотелось ходить в колодках. Она была американкой. С тех пор, как ее дедушку убили здесь, в Сан-Франциско, только за то, что он был китайцем, а бабушку с маленькими детьми на руках выгнали из собственного дома на улицу, времена изменились. Ли Хуа была уверена, что с ней не может произойти ничего похожего, она не допустит этого.
Она подошла к дому, где жил Эвери. Напротив маленькой боковой двери была свалена куча отбросов. Ли Хуа направилась к парадному, кивнула, проходя по лестнице, бронзовым грифонам, которые, казалось, были удивлены, что служанка хочет войти в дом с главного входа, и смело постучалась.
Прошло довольно много времени, прежде чем шелковая занавеска шевельнулась и стеклянная дверь открылась.
– Что вам?
На пороге стояла средних лет женщина, завернутая в цветастый халат, от которого шел несвежий, затхлый запах. Седые волосы были заплетены в две косички, уложенные вокруг головы. Женщина выглядела отвратительно. «В любом возрасте нельзя быть неряхой и совсем не следить за собой», – подумала Ли Хуа.
– Я принесла письмо для Эвери Куррана. Он живет здесь, не так ли?
– Жил.
– Вы сказали – жил?
– Да, он уехал. На прошлой неделе. Сел на пароход и уехал.
Ли Хуа нахмурилась. Она представила, как расстроится Корри, когда получит письмо обратно.
– Вот как! А у меня для него письмо…
– От кого?
На Ли Хуа опять пахнуло затхлостью, так что ее хорошенький носик недовольно сморщился.
– От мисс Корделии Стюарт. Она велела отнести письмо и узнать, что с мистером Курраном, не болен ли он…
– О, он в прекрасной форме. Здоров, как жеребец. Но, похоже, вернется нескоро. Кстати, он оставил у меня письмо и попросил его отправить. Я еще не успела это сделать, так что если вы действительно пришли от этой женщины, Корделии Стюарт, то я отдам его вам. И сэкономлю на марке.
– Да, я от нее.
– Тогда подождите, я поищу. По-моему, я сунула его в корзинку с вязанием.
Ли Хуа снова пришлось ждать. Женщина вернулась с конвертом, таким грязным и засаленным, что противно было взять в руку.
– Вот.
Ли Хуа взяла письмо, выдавила из себя улыбку и поблагодарила. Губы женщины в ответ тоже расползлись в подобие улыбки.
– Не стоит. Этот господин остался мне должен пять долларов. Обещал выслать, как только появятся деньги. Ха! Вряд ли это случится когда-нибудь. Он красавчик и больше ничего, ваша госпожа рано или поздно убедится в этом.
В глазах женщины Ли Хуа заметила любопытство. Ну конечно, письмо не заклеено, и она наверняка прочла его. Ли Хуа нахмурилась и, не простившись, направилась к ближайшей трамвайной остановке.
* * *
Рука, в которой Корри держала письмо, безжизненно повисла. В горле образовался теплый сладковатый комок, предвещающий приступ тошноты. Корри постаралась проглотить его.Эвери отправился на Юкон.
Он стал золотоискателем, или старателем, как их еще называли, и не собирался возвращаться до тех пор, пока не разбогатеет. В письме он пишет, что вернется и осыплет ее дождем золотых самородков.
Золотые самородки!
Корри закуталась в одеяло. Она не могла в это поверить. Неужели Эвери думает, что она может променять его на полный подол самородков? Что богатство важнее, чем…
Перед глазами плясал его ровный, аккуратный почерк. «Любимая моя Корри, я чувствую себя мерзавцем, оставляя тебя больной, без сознания. Но я говорил с твоей тетей, она считает, что ты непременно скоро поправишься. Мне представился случай достать билет на «Аляска Куин». Я попросил свою квартирную хозяйку отправить это письмо и надеюсь, что оно благополучно попало к тебе в руки. Я был потрясен смертью твоего отца и вижу теперь, что наша свадьба может состояться только, если мы откажемся от радужных надежд и…»
Дальше он писал о том, что познакомился с людьми, которые, как и он сам, собираются на Север, чтобы поправить свои денежные дела. Они приехали в Сан-Франциско из Энн Арбора, штат Мичиган. Один из них, Мэйсон Эдвардс, помог ему попасть на корабль.
«Я собираюсь разбогатеть, Корри. Я чувствую, что на этот раз у меня получится». А потом я вернусь к тебе, осыплю Тебя золотым дождем, мы поженимся и будем жить счастливо. Любимая, пойми, я не могу всю жизнь чувствовать себя твоим бедным родственником и не иметь возможности купить тебе все, что ты только пожелаешь…».
Письмо на этом не кончалось, но у Корри не было сил читать дальше. Она вспоминала его губы, такие страстные и умелые, его тело, такое сильное и близкое.
Корри поймала себя на том, что яростно сжимает в руке письмо, которое уже давно превратилось в бумажный комочек. Ровный почерк изменился до неузнаваемости и поплыл перед глазами. Она плакала.