Грэхем Йан. Монумент

   Вдруг что-то туго обвилось вокруг его лодыжки. Баллас споткнулся и ухватился за ветку ивы, пытаясь сохранить равновесие и устоять на ногах. Гибкая ветка не выдержала его веса, подалась вперед вместе с ним, и рука ушла в болото. Рукав и бок мгновенно промокли. В следующий миг руку пронзила острая боль.
   – Кровь Пилигримов! – рявкнул Баллас, вскакивая на ноги.
   Он осмотрел руку. На коже между большим и указательным пальцами виднелись четыре маленькие отметины – симметрично расположенные черные точки, будто проколотые четырьмя острыми иглами. В первый миг они были едва различимы, но тут же начали кровоточить.
   – Ублюдок, – пробормотал Баллас. – Долбаный сукин сын.
   Кровь стекала в воду. У ног Балласа что-то зашевелилось. Появилась голова угря, мягкая, точно гнилая слива. Тварь разинула рот, пожирая кровавые капли, – и ушла на глубину.
   Баллас пососал ранку, вытер кровь рукавом рубахи и ускорил шаги.
   Дорогой он раздумывал, что будет врать Люджену Краску. Не мог же Баллас сказать ему правду! Не мог объяснить, что напал на Благого Магистра и теперь все силы Церкви охотятся за ним. И что единственным безопасным для себя местом он полагает мифический Белтирран… Нужно выдумать ложь. Но вот какую?
   Гибкое тело обвило обе лодыжки разом. Баллас рухнул лицом вперед. Ругаясь и отплевываясь, он попытался подняться, но тщетно. Угри вились вокруг него. Казалось, их были дюжины. Мягкие рыльца тыкались в лицо, темные тела извивались перед глазами. Они обвивали Балласа, сковывая движения, как кандалы. Баллас забился. Его охватила паника. Он корчился в воде, пытаясь встать на ноги. Но угри были сильны. Слишком сильны.
   Внезапно они отступили. Баллас вскочил. Несколько угрей отвалились от него, неохотно сползая с плеч, рук, бедер. Один продолжат упрямо обвиваться вокруг талии. Баллас отодрал его и швырнул в болото.
   Вода под ногами перестала бурлить – лишь из глубины поднимались пузырьки воздуха и лопались на поверхности. Он посмотрел вниз. Угри исчезли. Все было тихо. Баллас смахнул воду с глаз. Пальцы нащупали ранку на лбу. Рукава рубахи и штаны тоже были в крови. Баллас почувствовал неожиданную слабость. Сперва он решил, что это просто следствие испуга, но слабость не отступала. Баллас пошатнулся. Закатав рукав, он увидел на предплечье следы укуса: два раза по четыре маленькие дырочки…
   Баллас тихо выругался и зашагал вперед. Он не знал, каков яд у этих угрей, убивает он или только парализует. Ни то, ни другое его категорически не устраивало. Нужно было поскорее добраться до дома Краска. Продавец угрей – коль скоро он здесь живет – должен иметь противоядие.
   Потяжелели веки. Баллас то и дело моргал, пытаясь не закрывать глаза, но свинцовая усталость навалилась на него. В очередной раз споткнувшись, Баллас упал на колени.
   – Давай же, мать твою, – пробормотал он. – Вставай.
   Бесполезно. Колени подогнулись. Баллас лег в воду и больше уже не делал попыток подняться. У него не осталось сил. Вода заливалась в рот. Баллас понял, что тонет. Волна паники снова накрыла его – но он уже ничего не мог поделать. Потемнело в глазах. Мало-помалу окружающий мир словно бы растворялся в этой темноте, становясь расплывчатым и нечетким. Снова вернулись угри. Острые челюсти впились в тело Балласа. Он ощутил резкую боль, но она быстро прошла.
   Тьма сгустилась, и не осталось ничего.

Глава десятая

   Подобно призраку, бледный пилигрим вселял страх в сердца живущих. Звери бежали из лесов, и птицы бросали гнезда, едва он проходил мимо. Ибо душа его была черна и уродлива…

   Баллас очнулся от мерзкого запаха. Он узнал болотную вонь гниющей растительности и тут же вспомнил угрей. Снова увидел узкие тела, сплетающиеся перед глазами. Снова ощутил, как острые точно иголки зубы впиваются в щеки, руки, в грудь… Баллас вздрогнул и открыл глаза.
   Он лежал на кровати в небольшой комнатке с дощатыми стенами. Потолка не было – над ребрами стропил сразу вздымалась крыша. Баллас понятия не имел, как сюда попал. Впрочем, это было дело десятое. Пьяница с большим стажем, Баллас привык к провалам в памяти. Больше обеспокоило то, что он по-прежнему не мог двигаться. Неужели яд угрей парализует навсегда? И означает ли это, что теперь он калека?
   Балласа охватил ужас. Он бешено задергался – и тут понял, что дело вовсе не в яде. Руки были примотаны к бокам толстой веревкой. Ноги крепко связаны в лодыжках и коленях.
   Еще одна веревка пересекала грудь, привязывая Балласа к кровати. Он забился в путах, но веревки держали крепко.
   Открылась дверь. В комнату шагнул человек лет шестидесяти. Его короткие, неровно обрезанные волосы были цвета соли с перцем. В темной бороде тоже серебрилась седина. Лучики морщин покрывали лицо, но в движениях чувствовалась молодая живость и легкость. Старик коротко глянул на Балласа и отвернулся, чтобы закрыть дверь.
   – Ты очнулся, – констатировал он, вновь переводя взгляд на своего гостя.
   – Развяжи меня, – сказал Баллас, не утруждая себя долгими предисловиями.
   Старик усмехнулся:
   – Я думаю, тебя мучает жажда. Ты нахлебался болотной жижи, но это было больше суток назад…
   – Слушай, дед, – рявкнул Баллас, – делай как я сказал! Развяжи меня.
   Словно не слыша, старик поднес к губам Балласа чашку. Жидкость в ней сладко и необычно пахла, словно сок дюжины разных фруктов. Балласа и впрямь мучила жажда, но он отвернул голову, отказываясь пить. Старик вздохнул и поставил чашку на стол.
   – Во-первых, – сказал он, – я связал тебя для твоего же блага. У тебя в жилах больше яда, чем крови. Этот яд парализует жертву – расслабляет определенные мускулы. Конкретно – те, которые полезны для самозащиты и побега: мышцы ног, рук и так далее. Сердце или, скажем, легкие яд не затрагивает: угри в этом болоте предпочитают свежее мясо. Жертва становится беспомощной, но остается живой… Если человеку удается спастись и принять противоядие, выздоровление будет болезненным. Парализованные мышцы сводит сильнейшими судорогами. Тело корчится самым невероятным образом. Можно легко переломать позвоночник или шею. Понимаешь теперь, зачем я тебя связал?
   – Но сейчас уже все в порядке?
   – Да.
   – Так развяжи же меня.
   Старик покачал головой.
   – Есть еще и «во-вторых». Здесь, на болоте, у меня бывает мало… у меня не бывает гостей. В Кельтримине меня не слишком-то любят. Найдется немало людей, которые обрадуются, узнав о моей смерти. Меня терпят, разумеется: кто еще может поймать таких замечательных вкусных угрей? Это искусство известно немногим. А здешние угри в большом спросе. Кожа идет на разные изделия, мясо, если правильно приготовить, великолепно на вкус. На рынке я продаю лишь малую часть своих угрей, а остальных сдаю купцам. Те перепродают их в Бранхарсте, в Ганбрейте, по всему Друину и получают колоссальную прибыль. Вот почему я до сих пор жив. Только поэтому. И уж конечно, я не могу поселиться в городе. Ты бы смог изо дня в день жить бок о бок с теми, кто презирает тебя и ненавидит? Вот так-то. Я построил себе дом на болоте, и тут угри очень мне помогли. Некоторые натаскивают сторожевых собак, чтобы защитить себя и свое имущество. Ну а у меня есть эти замечательные рыбы… – Старик усмехнулся. – Вот почему люди сюда не суются. А ты меня удивил своим вторжением…
   – Ты Люджен Краск?
   – Это ни для кого не секрет, – отозвался старик. Баллас сбавил тон.
   – Говорят, что ты продаешь запретные тексты. Документы, объявленные Церковью вне закона.
   Краск помолчал.
   – Неправда, – наконец ответил он.
   – Но мне сказали…
   – Много лет назад, – перебил Краск с ноткой раздражения в голосе, – я и впрямь продавал эти документы. И не я один. В Друине нас много было таких. Ученые, жадные до «истины». Купцы, которых волновали только деньги. Некоторое время мы благоденствовали. Церковь не знала о наших занятиях. Невежественные и счастливые, мы купались в лучах солнца свободы, и тень святого правосудия нас не тревожила. – Он пожал плечами. – Со временем все переменилось. Церковь стала умнее. Многих из нас арестовали. Церковь конфисковала документы, а мы заплатили страшную цену. Многих казнили Я сам двадцать лет просидел в тюрьме. Двадцать лет я ел черствый хлеб и пил тухлую воду. Двадцать лет я не разговаривал ни с единой живой душой, кроме охранника, приносившего мне еду. Двадцать лет не видел ничего, кроме сырых камней. Краск отвернулся, глянув в окно. – Такие условия заставляют человека пересмотреть свою жизненную философию. В этой камере я усвоил, что знание и деньги ничего не значат. Свобода – вот самая драгоценная вещь на свете. Когда меня выпустили, я поклялся, что никогда больше не стану рисковать свободой.
   Он снова перевел взгляд на Балласа.
   – Люди в Кельтримине этого не понимают. Я более законопослушен, чем многие из них. И все же они по-прежнему считают меня преступником и богохульником.
   – И потому сторонятся тебя?
   – Оглянись вокруг, – сказал Краск, словно не слыша Балласа. – Здесь нет никаких запрещенных текстов. Не знаю, какой документ тебе нужен, – да и знать не хочу. В любом случае ты пришел не по адресу.
   Баллас покачал головой.
   – Мне нужны не документы, а сведения… Кем ты был, Люджен Краск, – ученым или торговцем?
   – Гораздо важнее, кто ты такой. Переодетый священный страж? Или, может, это горожане послали тебя искать доказательства того, что я по-прежнему преступник? А?
   – Ты ошибаешься, – сказал Баллас. – Я не страж и не провокатор. Продавец виски рассказал мне, где ты живешь, но не взял на себя труд предупредить насчет угрей. Мое нынешнее состояние, – он покосился на следы укусов, – его вина.
   Краск вздохнул и снова взял чашку.
   – Выпей, – сказал он. – Лекарство выгонит из твоей крови остатки яда. И утолит жажду.
   На сей раз Баллас не стал отказываться. Жидкость была сладкой на вкус и приятно освежала.
   – Наступает ночь, – сказал Краск, направляясь к двери. – Мне нужно поставить ловушки.
   – А меня ты так и оставишь здесь связанным?
   – Да. Я тебе не доверяю. Утром я пошлю за стражей. Они уведут тебя отсюда и разберутся, кто ты таков.
   – Отпусти меня, – сказал Баллас, взволновавшись при упоминании стражи. – Я уберусь отсюда и не буду больше тебе досаждать.
   – Неужели? – Краск скептически покачал головой. – Ты пришел сюда с определенными целями. Думаешь, я поверю, что ты просто развернешься и уйдешь?
   – Допустим, я расскажу тебе правду, – сказал Баллас. – Могу я надеяться, что в этом случае мы договоримся?
   Краск помолчал. В его глазах появился проблеск любопытства. Он задумчиво потер ладонью щеку и проговорил:
   – Что ж… Возможно.
   – Я хочу узнать о Белтирране.
   – Земля за горами, – пробормотал Краск. – Почему она тебя интересует?
   – Не важно, – отрезал Баллас. – Но Белтирран – он существует?
   – Несомненно, по ту сторону Гарсбракских гор что-то есть. Но что именно? Этого никто не знает.
   – Некоторые из запрещенных текстов касались Белтиррана. Так?
   – Верно, – кивнул Краск. – Таких было немало. Но что из них правда, а что ложь? Многие документы, самого разного содержания, были подделками. Фальсификациями, сделанными исключительно для обогащения нечистых на руку торговцев. Если те не могли достать настоящих документов на продажу, то стряпали фальшивки. Они циркулировали по всему Друину. – Краск грустно улыбнулся. – Когда за мной пришли, у меня на руках были только подделки. Думаю, это и спасло мне жизнь. Если б у меня нашли подлинники – отправили бы на виселицу.
   – Неужели никто никогда не переходил Гарсбраки?
   – Некоторые люди уверяли, что перебирались через горы. – Краск пожал плечами. – Однако таким сведениям сложно доверять. Они противоречат друг другу, и нет ни одного убедительного доказательства подлинности того или иного документа. Я видел карты с обозначенными тропами в горах, но люди, которые решались ими воспользоваться, не возвращались… Что, как я думаю, может означать в равной степени и успех, и гибель…
   Баллас нервно облизнул губы.
   – И где я могу найти эти карты?
   – Большая часть, должно быть, в руках церковников – или же просто уничтожены. Несколько штук, возможно, все еще раскидано по Друину. Но я не знаю, где их искать. – Краск открыл дверь. – А теперь я наконец-то пойду и займусь ловушками.
   – Ты обещал, что освободишь меня…
   – Я сказал: «возможно». – Краск невозмутимо посмотрел на Балласа. – Ты ищешь запретного знания. Это серьезное преступление. Было бы неразумно позволять такому человеку свободно разгуливать по моему дому.
   И старик вышел, прикрыв за собой дверь.
   Люджен Краск вошел в соседнюю комнату. Здесь было тепло, В железной жаровне горели угли, согревая воздух. Подле жаровни сидела девушка. Когда вошел Краск, она завязывала свои рыжие волосы в хвост на затылке. Услышав, как открывается дверь, девушка подняла голову. У нее было бледное худое лицо с тонкими чертами, высокие скулы и красиво очерченные губы. Она внимательно смотрела на Краска; в ореховых глазах отражался свет горящих углей.
   – Ты подслушивала, – заявил Краск с порога.
   – Конечно, папа. – Девушка улыбнулась. – Я имею право знать. В конце концов, это ведь я его спасла.
   Краск укоризненно посмотрел на нее.
   – Почему ты ему не поможешь? – спросила девушка.
   – Он скрывается от властей, – отозвался Краск, беря со спинки стула кожаный плащ. – Когда я помянул стражу, он встревожился. В его глазах был страх.
   – Ну и что, – отозвалась девушка, скрестив руки на груди – Наши стражи таковы, что даже самому порядочному человеку в пору опасаться. Только взгляни на Джаспара Греттина. Пьяница, мот, грубиян и взяточник.
   – Это уж точно, – буркнул Краск. – Сомневаюсь, что он уберет отсюда нашего гостюшку, если не дать ему на лапу. Надеюсь, сегодня будет хороший улов. Заплатим ему угрями. Поднимайся, Эреш, пора.
   Встав на ноги, девушка взяла плащ, и они вышли на улицу.
   Эреш и Краск шли через болото. В руке девушка несла фонарь. Тусклый желтоватый свет освещал не больше ярда окружающего пространства, затем его поглощал туман. Однако и отец, и дочь хорошо знали болото. В дневном свете каждый клочок растительности, любой куст камыша и травы были знакомыми, а по ночам они узнавали дорогу по малейшим, едва приметным кочкам, корням и участкам твердой почвы. Болото было их домом.
   Эреш шла следом за отцом, глядя на его сутуловатую спину. С плеча Краска свисала сеть, под мышкой он держал небольшой кожаный мешок. Уверенным шагом старик направлялся к дальнему краю болота, где находились руины. Давным-давно древнее здание ушло в вязкую почву, однако отдельные фрагменты постройки до сих пор выглядывали на поверхность. Здесь-то Краск и добывал угрей.
   Они остановились возле глубокого желоба из белого камня. Эреш полагала, что некогда это был какой-то дренажный отвод. Он выходил из стены и тянулся по земле, заканчиваясь в болоте. Краск передал Эреш сеть и утопил свой мешок в желобе. На поверхность всплыл пук коровьих кишок. Краск брезгливо поморщился и отступил назад. Теперь оставалось только ждать.
   Через некоторое время послышался далекий плеск и сухой шорох камышей – словно их всколыхнул неведомо откуда взявшийся порыв ветра. Мало-помалу шум приближался. В лунном свете было видно, как шевелятся тростники. Легкая рябь пробежала по поверхности воды.
   – Приближаются, – сказала Эреш.
   – Слышу, – негромко отозвался Краск.
   Угри заплыли в желоб и накинулись на угощение. Там и тут в воде скользили гибкие сильные тела; плоские головы то и дело выныривали на поверхность, отрывая куски мяса острыми как иглы зубами. Краск и Эреш опустили сеть в желоб – в том месте, где он уходил в болото, – и привязали углы к вбитым в землю колышкам. Угри оказались в ловушке.
   Через несколько секунд с коровьими кишками было покончено. Угри отправились в обратный путь – и обнаружили, что дорога назад перекрыта. Они потыкались в сеть и принялись бессмысленно плавать взад-вперед по желобу.
   К рассвету они умрут. Угри, обитатели теплых вод, выживали в климате Друина, только держась в середине болота, где воду согревал подземный источник. В поисках добычи они выплывали в холодную воду, но, насытившись, быстро возвращались назад. Теперь же, запертые в желобе с ледяной водой, угри были обречены. С первым утренним светом Эреш вернется сюда и соберет их. Только так можно было ловить этих ядовитых и очень опасных тварей.
   Обитатели Кельтримина недоумевали, каким образом Краску удается добывать угрей. Некоторые полагали, что ему помогают знания, взятые из запрещенных текстов. Или магические ритуалы Востока. Или – возможно – специальное убивающее угрей заклинание дикарей из тропиков… Эреш улыбнулась. Что бы они сказали, если б знали о простой уловке с холодной водой и сетью, выдуманной отцом?..
   – Идем, – сказал Краск, тронув ее за плечо. – Холодно, и я устал.
   – Этот чужак не причинит нам вреда? – спросила Эреш на обратном пути.
   – Каким бы образом?
   – Ты связал его, – сказала Эреш, – ему неудобно, и он наверняка зол. Что, если…
   – Он и пальцем не шевельнет, – отозвался Краск, – я напоил его настоем гальборы и фалчарона…
   – Снотворное?
   – Я сказал, что это пойдет на пользу. Очистит кровь от яда. – Краск чуть улыбнулся. – Не такая уж страшная ложь, девочка. Ему оно, может, на пользу и не пойдет, а вот нам – наверняка. Наш гость будет спать как младенец и не сделает нам ничего дурного.
   – А утром? Он ведь поймет, что это было снотворное. У него заболит голова. Может, даже начнется озноб.
   – Ну что ж с того? Утром, когда он проснется, это будет забота стражи. Пусть Греттин сам с ним разбирается.
   День начался для Джаспара Греттина просто отвратно. На заре его разбудил стрекот сорок. Они устроились под окном и трещали так громко, что несчастная голова Греттина – и без того гудящая после вчерашнего – едва не разлеталась на куски. Продрав глаза, начальник стражи обнаружил, что лежит на полу в собственной гостиной.
   Он застонал. Это был громкий, жалостный звук, исполненный неподдельной муки.
   Существует несколько степеней опьянения, и определять их тоже можно по-разному. Один считает себя пьяным, когда начинает заплетаться язык, а ноги отказываются идти прямо. Другой прикидывает степень опьянения из расчета количества драк, которые он затеял, и женщин, которых пытался затащить в постель. По опыту Греттина, самый надежный из способов был куда проще. Трезвый человек – пусть даже чуть-чуть подвыпивший – всегда найдет дорогу в свою кровать. Человек пьяный – то есть действительно вусмерть нажравшийся – засыпает там, где упал. И совершенно не важно, где именно. На дороге ли, в канаве ли, посередь ли пшеничного поля. Если ты и впрямь наклюкался, это уже не имеет ровным счетом никакого значения.
   Прошедшей ночью Греттин действительно наклюкался.
   А еще он играл. Большая ошибка для пьяного – которую пьяные постоянно совершают…
   Усилием воли Греттин заставил себя сесть и сфокусировал взгляд на столе, стоявшем возле камина. На нем лежали игральные кости. Греттин снова застонал, вспомнив масштабы проигрыша. Вчера, выкушав несколько кувшинов эля, он приобрел необычайную уверенность в себе. Сегодня Госпожа Удача на его стороне – так он решил и потому поставил месячное жалованье на один бросок кости. Проиграв, Греттин сказал себе, что произошла ошибка. Должно быть, Госпожа Удача просто моргнула не вовремя. Так что на следующий кон он поставил свой командирский кинжал с рубинами в рукояти – знак его чина, пожалованный Греттину Церковью. Десять лет кинжал украшал его пояс. Он да красные нашивки на рукаве символизировали единственное настоящее достижение в жизни Греттина. Он всегда носил кинжал в ножнах на бедре, без устали полировал и протирал лезвие. Когда на кинжал падал свет, сталь ярко блестела, и рубины переливались всеми оттенками алого.
   Кинжал был его гордостью и знаком его положения. Пусть он жил в Кельтримине – захудалом городишке, населенном идиотами, зато он был начальником стражи. Человеком, облеченным властью и влиянием. Каждый горожанин, до последнего нищего, знал Греттина в лицо. Мало кто его уважал – но все боялись. И Греттина это вполне устраивало.
   Однако за игровым столом все люди равны. Удача не станет благоволить к тебе более, чем к другим, потому лишь, что ты – начальник стражи. Греттин проиграл свое жалованье. И кинжал.
   Пока Греттин умывался и надевал украшенную изображением Скаррендестина накидку, он не переставал сокрушаться. День, начавшийся столь печальным образом, сулил одни неприятности. Однако тут Греттин ошибся. Перед входом в караульное помещение его ожидал бывший заключенный, а ныне ловец угрей Люджен Краск, обитающий в домике на болоте. Он принес невероятные новости. Новости, которым Греттин, видевший мир в черном цвете, едва смел поверить.
   В доме у Краска находился плененный чужак. Опасаясь, что человек может оказаться опасным преступником, Краск просил, чтобы стража забрала непьющего гостя. Взамен Краск обещал Греттину мзду: корзину угрей. Само по себе это обнадеживало: угрей можно было продать за приличную сумму. Ее должно хватить, чтобы расплатиться с долгами и даже – что более важно – выкупить драгоценный кинжал с рубиновой рукоятью… Но когда Краск описал пришельца, тут уж сердце начальника стражи застучало как бешеное. «Очень высокий, – говорил старик, – широкоплечий, уродливой наружности. Лицо и тело покрыты шрамами – старыми и свежими. Да еще – акцент какого-то из сельских уголков Друина. Герншир, – предположил Краск, – или Хатфол».
   Хатфол…
   Несколько дней назад Греттин – как и любой другой начальник стражи – получил срочное распоряжение Благих Магистров. Разыскивался опасный преступник, которого в случае обнаружения следовало уничтожить на месте. Не оглашалось, какие преступления он совершил, однако, судя по всему, они были очень и очень серьезны. Гонец, прискакавший на взмыленной лошади, сообщил Греттину сведения, которые летели сейчас по всему Друину, передаваясь самыми быстрыми способами. Почтовые голуби, лучшие наездники-курьеры и даже семафорные и гелиографические башни – которые использовались только в случае важнейших государственных необходимостей – несли новости в самые отдаленные уголки страны. Беглеца звали Анхага Баллас. И его описание полностью совпадало с приметами, названными Людженом Краском.
   Мрачное настроение Греттина рассеялось как дым. Преступник не только находился в доме Краска – он был связан и одурманен наркотиком. Краск дал ему сильное успокоительное средство, и сейчас Анхага Баллас спал как младенец.
   Кликнув четверых своих лучших людей, Греттин велел Краску вести его к дому.
   Вскоре начальник стражи уже пробирался через болото. Штаны его были заляпаны вязкой жижей, а рубаха, несмотря на утренний морозец, промокла от пота. Греттина окружала темная вода, гниющие растения, туман… и угри. Он не видел ни одной твари, но ощущал их присутствие совсем рядом, под самой поверхностью воды. Греттину казалось, что угри смотрят на него. Болото было их царством, их вселенной, а он – чужаком, незваным гостем. Ему стало страшно. До сих пор Греттин видел тварей лишь снулыми, на рыночном прилавке Краска. А здесь они кишели тысячами – живые, сильные и кровожадные…
   – Краск, – сказал Греттин, – ты уверен, что нам ничто не грозит?
   – Разумеется, – невозмутимо отозвался старик, шедший в нескольких шагах впереди. – Ступайте по моим следам, и все будет в порядке.
   Греттин покосился на остальных стражей. Им тоже явно было не по себе. Командир сплюнул в воду.
   – Краск, – сказал он. – Что за отвратное местечко! И как ты можешь здесь жить?
   – А разве у меня есть выбор? – ответил Краск. – Нет. И тебе о том отлично известно. – Остановившись, он указал на темные кочки, торчащие из болота. – Идите по ним. Не наступайте в воду.
   – Почему?
   – Потому что иначе вы умрете. – Краск усмехнулся. – Здесь живут самые ядовитые угри. Единственный укус парализует человека. Пришелец, которого вы собираетесь забрать из моего дома, пренебрег кочками. Он дорого за это заплатил.
   Начальник стражи вступил на тонкую стежку, составленную темными бугорками. Он двигался во всей возможной осторожностью, раскинув руки в стороны, точно канатоходец. Греттин смотрел только себе под ноги и все же краем глаза заметил под водой темную извилистую тень. Угорь? Или просто ветка, гниющая в болоте? Греттин нервно сглотнул.
   – Краск, – сказал он, – те угри, которых ты собираешься мне отдать… Их много?
   – Полная корзина, как я и обещал, – отозвался Краск, осторожно пробираясь по кочкам. – Достаточно, чтобы получить полную пригоршню золота – если продать их за настоящие деньги.
   Греттин фыркнул.
   – Уж я продам.
   Кочки закончились. Краск прошел еще с четверть мили по болоту и остановился подле домика – крепкого деревянного строения, поднятого на сваях высоко над водой. Краск остановился возле лестницы и вынул нож. Этот жест ошеломил Греттина: старик завлек их в какую-то ловушку? Он машинально потянулся к своему драгоценному кинжалу… однако ножны были пусты. Греттин выругался. Краск издал невеселый смешок.