Грэм Хизер. Мой враг, мой любимый

   Войдя, Джесс на мгновение замер, пытаясь привыкнуть к царившему внутри полумраку. Вначале он разглядел только огонь в камине, окрашивавший помещение в мягкий бледно-золотистый цвет. По углам комнаты метались тени.
   И лишь потом он увидел Кирнан.
   Она сидела в нескольких футах от камина прямо на полу. Но на сей раз пол был покрыт мехом.
   И сама девушка тоже была вся в мехах. Прекрасная шкурка белой лисицы укрывала Кирнан с головы до пят, а поверх нее сияющим каскадом струились ее золотистые волосы.
   Завидев Джесса, она встала. Мех упал к ее ногам. Нагая женщина на фоне пушистого меха выглядела удивительно чувственной.
   – Счастливого Рождества, – прошептала девушка.
   Ее изумрудные глаза, сверкнув в темноте по-кошачьи, казались теперь таинственными и полными скрытого огня.
   На мгновение Джесс замер – видит Бог, каких усилий ему это стоило! – чтобы полюбоваться женщиной, которую, По его мнению, он уже хорошо изучил. Он знал, как пьянят ее роскошные золотистые волосы, и помнил, каковы они на ощупь. Он знал, какие красивые глаза у его любимой и как безупречен овал ее лица. Он помнил вкус ее кожи, изгиб стройных бедер, податливую полноту груди. И, конечно, влекущий мускусный запах потаенной впадинки между ног. Казалось, он знает о ней все… Но сегодня он словно увидел ее впервые!
   Кирнан выскользнула из меха подобно Афродите, выходящей из пены морской. Ее облик был столь волнующим, что у Джесса захватило дух. Ее решительные движения странным образом контрастировали с робостью во взгляде – она словно опасалась, что он не одобрит ее выдумки.
   Красиво очерченные губы, влажные и слегка подрагивающие, жаждали поцелуя.
   Она порывисто потянулась к нему, отчего грудь ее слегка приподнялась. Ослепительно белый алебастр с едва заметными синими прожилками и сосками, ярко-красными как розы… Вдоволь налюбовавшись роскошной грудью, Джесс опустил глаза и увидел нежный изгиб ее бедер и золотистый треугольник…
   Гортанный крик сорвался с его губ, и в следующее мгновение возлюбленная уже билась в его объятиях. Нетерпелив сорвав с себя одежду, он опустился на пол с ней рядом.
   Оба стояли на коленях и не могли глаз оторвать друг от друга. Огонь отбрасывал мягкий свет то на его плечи, то на ее грудь и бедра, словно дразня и подзадоривая их. Их руки судорожно сплелись, губы слились в неистовом и нежном поцелуе…
   Возбужденные любовной игрой, оба разгорячились – их тела теперь лоснились при свете огня.
   Огонь освещал их и тогда, когда Джесс, утопив Кирнан в пушистом мехе, вошел в ее лоно.
   Зимний холод сменился летним зноем их обоюдной безумной страсти, и теперь огонь в камине уже казался лишним, поскольку Кирнан и Джесса согревала любовь…
 
   Штат Миссисипи вышел из Союза девятого января, десятого его примеру последовала Флорида, а одиннадцатого – Алабама.
   Теперь все взоры обратились к Джорджии. Если бы она присоединилась к четырем мятежным штатам, то их общая территория протянулась бы от южной границы Северной Каролины до Миссисипи.
   Губернатор Джорджии Джозеф Браун, ярый сторонник отделения, призвал законодательное собрание назначить голосование по этому вопросу. К собравшимся с яркой речью обратились представители уже отделившихся штатов, что и решило исход дела.
   Девятнадцатого января Джорджия стала пятым штатом, выделившимся из Союза. Двадцать шестого к ней примкнула Луизиана, а первого февраля – Техас.
   В конце января Джесс и Дэниел вернулись в свои части. Виргиния пока не предпринимала никаких попыток покинуть Союз.
   Стремясь предотвратить войну, законодательное собрание Виргинии постановило созвать свой съезд. Он состоялся четвертого февраля в отеле «Уиллард» и вошел в историю под названием «вашингтонского мирного съезда».
   Однако на нем подозрительным образом отсутствовали делегаты крайнего Юга. Позже выяснилось, что в тот же день в Монтгомери, штат Алабама, они провели собственное собрание, на котором было избрано правительство вновь образованной Конфедерации отделившихся штатов.
   Итак, пока на Севере обсуждали возможность достижения мира, Конфедерация стала реальностью. Ее делегаты спешили укрепить свой союз, прежде чем Авраам Линкольн вступит в должность. Джефферсон Дэвис, военный министр прежнего правительства президента Бьюкенена – именно он стоял во главе этого ведомства в те достопамятные дни, когда Джон Браун бесчинствовал в Харперс-Ферри, – был избран в новом государстве на высший пост.
   Были утверждены новые конституция и флаг, создана армия. На территории Конфедерации сохраняли свою силу законы Соединенных Штатов, за исключением тех земель, где оговаривались их права. Незыблемым оставался и институт рабства. Река Миссисипи объявлялась открытой для навигации. Позднее в Конфедерацию влился Техас. Временное правительство от своего имени заключало сделки, выпускало банкноты и готовилось к войне.
   Все это происходило на фоне отчаянных попыток тех, кто собрался в отеле «Уиллард», чтобы сохранить мир.
   Между тем Кирнан оставалась дома, терзаясь отсутствием возможности участвовать в этих исторических событиях. Она жадно накидывалась на газеты, выискивая последние новости, и ждала, ждала…
   Девушка часто получала письма от Дэниела, который горел желанием объяснить ей свою позицию. «Сердцем я – с новой Конфедерацией, – писал он, – и с теми штатами и людьми, с которыми нас многое объединяет. Мне кажется, в душе я южанин, конфедерат, мятежник, как они нас называют. Но прежде всего я – виргинец и потому подчинюсь воле штата, который люблю всем сердцем». «По правде говоря, – признавался он далее, – на мои взгляды оказал большое влияние полковник Ли, но ты ведь знаешь, что мы с Джессом всегда восхищались этим незаурядным человеком. Он всегда говорит то, что думает». Дальше в письме шли всякие пустяки, а постскриптум гласил: «Джесс шлет тебе свою любовь».
   Любовь – и молчание, подумала Кирнан.
   Между тем на Юге разворачивались важные события.
   Военные действия начались во Флориде задолго до того, как этот штат отделился. Формировались вооруженные отряды. В Пенсаколе союзные войска были вытеснены из материковых фортов Мак-Ри и Барранкас, и теперь армия дислоцировалась в гавани, в форте Пикенс. Были захвачены форты Марион и Сент-Августин, а объединенные войска штатов Алабама и Флорида овладели судостроительной верфью в Пенсаколе. Командиры отрядов Юга горели желанием атаковать форт Пикенс, но, не желая выступать зачинщиками войны, пока выжидали.
   Подобные события происходили в Конфедерации повсюду. Бригадный генерал Пьер Борегар со своим войском начал осаду гарнизона северян в форте Самтер, штат Южная Каролина, невзирая на то, что Вашингтон мог выслать подкрепление.
   Словом, повсеместное напряжение неумолимо нарастало.
   А Кирнан тем временем ждала. Энтони отбыл вместе с отцом, чтобы создать кавалерийский полк, и уже не преследовал ее своими настойчивыми ухаживаниями. Он вышел из местного вооруженного отряда, поскольку оказалось, что многие его члены разделяют взгляды северян – впрочем, как и большинство жителей западных графств Виргинии. С политической точки зрения Энтони как раз соответствовал представлениям Кирнан о настоящем патриоте Виргинии – он был беззаветно преданным сторонником табачно-хлопкового штата.
   Писал он редко, но его немногочисленные письма были полны страсти и любви. Сейчас Миллеры вовсю закупали лошадей и форму для солдат и офицеров формируемого полка.
   Внезапно ожидание Кирнан подошло к концу. Это случилось в начале апреля 1861 года.
   Как-то раз к ней приехала Криста и, пылая от возбуждения, сообщила, что братья возвращаются.
   – Я так рада! Представляешь, им обоим дали отпуск, и они собираются приехать ко мне на день рождения. Я тут же бросилась к тебе. Слава Богу, что Дэниел исправно обо всем сообщает!
   – И правда, – согласилась подруга.
   – Не знаю, как и дождусь!
   – Да-а, – сдержанно протянула Кирнан, стараясь не выдать своего волнения.
   Спустя два дня Криста снова появилась в доме Маккеев. Девушки встретились на крыльце. Сияющая Криста, не слезая с лошади, сообщила подруге про однополчанина Джесса, который только что побывал у нее.
   – И что же? – с замиранием сердца спросила Кирнан.
   Криста загадочно улыбнулась:
   – Оказывается, Джесс тоже умеет писать. Он прислал мне записку, там есть кое-что и для тебя.
   – Что же?
   Вместо ответа подруга протянула конверт. Кирнан вытащила письмо и мгновенно пробежала строчки, в которых Джесс интересовался здоровьем сестры и положением дел в поместье.
   Последний абзац относился к Кирнан.
   «Криста, прошу тебя, повидайся с Кирнан и передай, что я буду ее ждать в летнем домике вечером шестнадцатого апреля».
   – Что ему ответить? – осведомилась Криста. Кирнан поспешно отвела глаза, желая скрыть неуместную радость. Наконец овладев собой, она улыбнулась:
   – Напиши, что я приду.
   Довольная Криста собралась было уезжать, но вдруг спохватилась:
   – Да, чуть не забыла! Там на обороте есть приписка. Джесс считает, что будет холодно, и просит тебя надеть меховую накидку.
   Кирнан судорожно сцепила пальцы, пытаясь унять радостное волнение, и все же голос ее предательски дрожал, когда она сказала:
   – Передай ему… передай, что я так и сделаю.
   И, повернувшись, скрылась в комнате, не в силах больше выносить взгляда Кристы.
   Конечно, она закутается в меха, раз Джесс так хочет!
   Главное – что он возвращается!

Глава 11

   Стоя на пороге летнего домика, Джесс любовался открывшимся ему видом. Вдалеке в мягком вечернем свете виднелись очертания памятников семейного кладбища. До самого особняка простиралась лужайка, а в сбросившем зимнее покрывало саду уже набухали почки.
   День стоял изумительный.
   Апрель в Виргинии был изменчив. Иногда он томил зноем, налетавшим с материка, словно уже наступило лето, и ночи становились душными и влажными. Временами же, наоборот, даже днем бывало очень холодно, а порой выпадал снежок и пронзительный ветер пробирал до костей, совеем как зимой.
   А потом опять все менялось, и в воздухе чувствовалось дыхание наступающей весны. В такие дни солнце светило ярко и горячо, отбрасывая золотистый свет на нежную зеленую травку, упрямо пробивавшуюся сквозь остатки пожухлой прошлогодней. В этих лучах, придававших яркость и пестроту, купались первые весенние цветы. Впрочем, порывы свежего ветра с реки несли желанную прохладу. Хотелось жить, легко Дышалось… Казалось, новая жизнь вливается в каждое живое существо. Весело резвились на лужайке жеребята, чистопородные арабские скакуны, пританцовывая в загонах, гордо помахивали хвостами.
   Сегодня выдался именно такой день – прохладный и солнечный, и потому надвигавшаяся ночь обещала быть нежной и благоуханной. В самом воздухе, казалось, разлита чувственность.
   Интересно, гадал Джесс, придет ли Кирнан?
 
   Столкновения между союзной армией и вновь созданной Конфедерацией принимали серьезный оборот.
   Ранним утром двенадцатого апреля войска южан под командованием генерала Борегара атаковали позиции северян, дислоцировавшихся в форте Самтер в Чарлстонской бухте.
   Комендантом Самтера был майор Роберт Андерсон, а его заместителем – капитан Абнер Даблдей. Борегар напал на Чарлстон, поскольку, по его мнению, пребывание союзных войск на территории Южной Каролины угрожало ее суверенитету. Северянам предложили сдаться, но Андерсон, ожидавший подкрепления из Вашингтона, отверг это предложение. В наличии у него было всего шестьдесят шесть пушек и катастрофически мало боеприпасов.
   В три двадцать утра предложение сдаться было повторено в последний раз и с негодованием отвергнуто. Янки предупредили, что сейчас начнется атака.
   И через два часа первый снаряд конфедератов упал на форт Самтер, возвестив начало штурма. Лишь в семь часов Андерсон предоставил Даблдею почетное право первым ответить на огонь противника. Неравные силы вступили в бой.
   Схватка продолжалась весь день. К вечеру шквал артиллерийского огня стих, чтобы возобновиться с удвоенной силой на рассвете тринадцатого апреля. Андерсон и Даблдей приказали своим солдатам держаться ближе к земле, чтобы уберечься от дыма. Корабль с подкреплением, которого ожидал Андерсон, наконец, прибыл, но был атакован в бухте артиллерией конфедератов.
   Вскоре после полудня снаряд южан угодил во флагшток форта. Полковник Уигфолл ворвался в Самтер, требуя спустить флаг Союза и предлагая гарнизону сдаться.
   Андерсону ничего не оставалось делать, как подчиниться. К этому моменту он не потерял ни одного человека.
   Церемония капитуляции была назначена на следующий день. Андерсон попросил у Борегара разрешения – и получил его – отсалютовать американскому флагу, прежде чем его спустят. Салют производился из ста ружей. Пятидесятым выстрелом убило одного из солдат форта.
   По всей Южной Каролине народ ликовал и веселился. Силы союзников были отброшены!
   В Виргинии между тем ситуация достигла критической точки, и теперь судьба штата зависела от исхода голосования законодательного собрания. Линкольн призвал к оружию. Война представлялась неизбежной.
   Казалось невероятным, что Виргиния выступит против своих соседей и бывших союзников – южных штатов. И тем не менее…
 
   «Неужели она не придет?» – стал уже волноваться Джесс, стоя на пороге летнего домика.
   И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, листва заколыхалась. Из кустов выскочила Кирнан и стремглав бросилась к домику.
   Они вместе вбежали внутрь и закрыли дверь. Прислонясь к стене, девушка пыталась отдышаться. Грудь ее бурно вздымалась, изумрудно-зеленые глаза, полные жизни и огня, не отрываясь смотрели на любимого. Растрепавшиеся от бега, волосы ее теперь каскадом стекали по плечам, словно залитая солнцем вода.
   Меховая накидка элегантным пышным коконом облегала ее тело.
   – Джесс!
   Чуть слышно прошептав его имя, Кирнан в следующий момент очутилась в его объятиях. Под накидкой Джесс ощутил лишь тонкое хлопковое платье и, не медля больше ни секунды, развязал шнурок. Мех с шуршанием сорвался с плеч. Руки ее тем временем нетерпеливо срывали рубашку с любимого. Горячие пальцы чуть ли не обжигали, и Джесс вздрогнул от предчувствия любви. По телу разлился огонь желания.
   За те долгие годы, что Кирнан взрослела, Камерон присматривался к ней, как к будущей красавице и сердцеедке, но он и представить не мог ее женской сущности.
   А теперь она полностью принадлежит ему. Он был ее первым мужчиной, он же и научил ее любви, а она, оказавшись способной ученицей, сторицей его вознаградила. Она никогда не требовала благопристойности, а просто-напросто любила его, причем с таким восторгом, что Джесс не верил своему счастью. Кирнан воплощала в себе все – красоту, молодость, изящество, утонченную чувственность, и все это принадлежало ему. И только ему!
   Кирнан скользнула руками по спине Джесса, наслаждаясь упругостью его мускулатуры, а потом обняла так страстно, что он невольно ощутил все соблазнительные изгибы ее тела. Подняв голову, девушка игриво куснула его нижнюю губу, а когда он набросился на нее с поцелуем, с готовностью приоткрыла губы. От этого жаркого сладкого поцелуя у Джесса заныло в паху, и кровь закипела в жилах. Торопливо сорвав с любимой платье, он опустил ее на меховую накидку, которая уже однажды служила им таким восхитительным и пьянящим ложем.
   Он никогда не забудет эту ночь, ее горячие и влажные губы… В нем все сильнее и сильнее разгорался огонь желания, особенно когда она, как бы дразня, покусывала его соски и накрывала бархатом своих волос. Осыпая его жгучими и чувственными поцелуями, Кирнан опускалась все ниже и ниже, пока наконец достигла тугой пульсирующей плоти. На мгновение замерла, а потом решительно прильнула к ней губами.
   От этого нежного прикосновения Джесс, казалось, вот-вот взорвется.
   Больше сдерживаться мужчина не мог – навалившись на Кирнан, лежащую на меховой накидке, Джесс накинулся на нее с поцелуями. Стройные ноги Кирнан с готовностью обхватили его бедра, и он овладел ею, проникнув в манящий грот. И вот уже они возносятся к сияющим вершинам страсти…
   Перекатившись на спину, Джесс подставил свое разгоряченное тело прохладному весеннему ветру. Скоро, очень скоро ночной мрак спустится на землю… Когда над домиком сгустилась ночь, он с улыбкой заглянул в сияющую дымчатую глубину глаз Кирнан и вновь увлек ее к звездам.
   Его страстные и нежные поцелуи выискивали самые чувствительные клеточки ее тела. Начав с трогательной жилки у виска, он медленно скользнул вниз и коснулся груди, ласкал и наслаждался ее полнотой. Инстинктивна отметив, что от его прикосновений затвердели соски, Джесс двинулся дальше, к влажной ложбинке между ног и нежным лепесткам, скрывавшим лоно. Кирнан радостно вскрикнула, а он продолжал ласкать ее, нашептывая слова любви. Судорожно вцепившись в волосы Джесса, она предоставила полную свободу любимому, с готовностью выгнувшись ему навстречу. Ночную тишину то и дело разрывали чувственные крики. Достигнув пика наслаждения, они слились в сладостном экстазе, и снова Кирнан показалось, что мириады ярких звезд стремительным каскадом обрушиваются с небес. Закрыв глаза, она вся отдалась восторгу соития. Наконец раскрасневшись и томно вздохнув, Кирнан встретилась с Джессом взглядом. Поцеловав ее, он откинулся на спину, привлекая ее к себе.
   – О, Джесс… – только и прошептала Кирнан, по-прежнему нежась в его объятиях.
   – А я боялся, что ты не придешь, – смущенно признался он.
   – Почему?
   Он поцеловал ее в лоб.
   – Не важно. Не будем об этом, а то опять поссоримся. Она изумленно отстранилась.
   – В чем дело, Джесс?
   Он приподнялся на локте и взглянул ей в глаза:
   – Вот-вот начнется война. Ты ведь слышала, что произошло в форте Самтер.
   Она кивнула:
   – Конечно. Газеты только об этом и пишут. Завтра законодательное собрание Виргинии начнет голосование по вопросу об отделении.
   – Знаю, – коротко бросил он.
   Непонятно, чем не понравился девушке его тон, но она вдруг взвилась как пружина. Дрожь пробежала по всему ее телу, должно быть, от холода, пронизавшего ее, едва они разжали объятия.
   – Что с тобой, Джесс? – воскликнула Кирнан. – Как ты можешь отстраняться от всего, что…
   – Я ни от чего не отстраняюсь! – раздраженно буркнул он. – Ну, разве можно быть такой близорукой, Кирнан? Ты всегда видишь только то, что хочешь! А надо смотреть шире, гораздо шире!
   – Что значит «шире»? – строго спросила она. Глаза ее горели опасным огнем.
   Джесс вздохнул.
   Он тоже хотел, чтобы жизнь не менялась, тоже любил Виргинию, свой дом. Любовь эту не так-то просто выразить словами. В ней и память о родителях – он часто ходил на кладбище вместе с Дэниелом и Кристой сажать цветы на их могиле; в ней и стремительное течение реки Джемс, и пение негров, грузивших тюки с хлопком на суда, которые отплывали на Север.
   Почему же, во имя всего святого, она считает, что он не патриот Виргинии? Как не может понять, что сейчас на карту поставлено не только будущее рабов и права штатов? Речь сейчас о судьбе всей Америки…
   – «Дом, давший трещину, не может не рухнуть», – неожиданно процитировал он.
   – Что?
   – Так сказал Линкольн, когда стал сенатором.
   Судя по реакции девушки, Авраам Линкольн не слишком ее интересовал.
   – И он прав, Кирнан. Боже мой, мы же очень молодая нация! Нам меньше ста лет… В свое время американцы сумели выиграть у англичан – лучших воинов в мире – только потому, что были едины. Потому что Виргиния сражалась плечом к плечу с Массачусетсом…
   – Нам помогли французы, – сухо возразила Кирнан.
   – Дело не только в этом. Главное – что мы были вместе, – продолжал настаивать Джесс. – Мы – единая страна, и ее величие в равной степени зависит и от плантаций Юга, и от промышленности Севера.
   – Ты хочешь воевать против Виргинии?
   – Нет, я хочу воевать за Виргинию.
   Сжав кулаки, Кирнан вскочила и в упор уставилась на Камерона, смешная в своем порыве и величественная в своей наготе.
   – Ты толкуешь о доме, давшем трещину, Джесс. Но разве ты не понимаешь, что твой дом – Камерон-холл, Виргиния, я, наконец? Ты противник рабства? Прекрасно, не ты один! Со временем мы, возможно, и освободим наших рабов, но сами, по своей воле, а не по указке какого-то фанатика. Черт возьми, Джесс, да ты сам до сих пор используешь рабский труд! Как ты собираешься изменить мир, если не сумел навести порядок даже в собственном доме?
   – Я отпущу рабов на волю! – страстно выкрикнул мужчина. Однако уже в следующее мгновение гнев его утих, сменившись тупой болью и горечью. – Я люблю Виргинию, Кирнан, – устало проговорил он.
   – И что же ты будешь делать, если Виргиния отделится от Союза?
   – Не знаю, – честно признался он и шагнул к любимой. Восторг и упоение от только что проведенных вместе часов почему-то вмиг растаяли, и Кирнан с негодованием отпрянула. Джесс, вскипев от ярости, сжал ее в объятиях и громко крикнул:
   – Я люблю тебя, Кирнан!
   Слезы навернулись на глаза несчастной.
   – Но так ли сильно, Джесс?
   – Черт возьми! – не сдержался он. – А ты?
   Ей удалось, наконец, вырваться, и она принялась одеваться. Не успела Кирнан поднять с пола платье, как Джесс снова прижал ее к себе. Она попыталась вырываться, но он, не обращая внимания, целовал ее нежно и страстно, целовал до тех пор, пока губы любимой не приоткрылись ему навстречу… И все-таки Кирнан высвободилась.
   – Отпусти меня, Джесс.
   – Нет, только не сегодня.
   – Прошу тебя!
   – Нет, – повторил он. – Черт побери, Кирнан, неужели ты не понимаешь, что сегодня я не могу отпустить тебя?!
   Внезапно весь ее гнев куда-то улетучился. Она прижалась к нему щекой, и Джесс почувствовал, как по груди его катятся слезы.
   Подхватив любимую на руки, он осторожно опустился вместе с ней на меховую накидку.
   Поцелуями он осушил ей слезы. Кирнан калачиком свернулась у него в руках. На этот раз любовь их была долгой и нежной, а ночь, обнимавшая их, сладостной до боли.
   …Они проснулись рано утром.
   – Я отвезу тебя домой, – сказал Джесс.
   – Я знаю дорогу.
   – Я отвезу тебя! – повторил он настойчиво.
   Он посадил ее в седло, сам сел на чалого сзади и, подхватив поводья кобылы Кирнан, повел лошадей шагом.
   И вот показался дом Маккеев.
   – Высади меня здесь, Джесс, – проговорила она, оборачиваясь к нему. – Отец…
   – Я доставлю тебя домой, Кирнан.
   Джон Маккей уже ждал их на крыльце, широком, с высокими белыми колоннами, как и в доме Камеронов. Попыхивая трубкой, он прихлебывал виски. Увидев молодежь, Джон улыбнулся.
   – Я не сомневался, что ты привезешь ее, Джесс, – негромко проговорил он. – Потому и не волновался, несмотря на поздний час.
   – Не мог же я отпустить ее одну, сэр!
   – Извини, папочка… – начала было Кирнан.
   – Все в порядке. Когда ты с Джессом, я спокоен.
   Вряд ли любой другой родитель на его месте был бы так же спокоен, но Джон Маккей всегда отличался от других. Пусть даже Кирнан и Джесс – любовники, счастье дочери для него было дороже условностей. Редкостный человек, представитель вымирающей породы…
   – Пойду, пожалуй, в дом, а вы пока попрощайтесь. – Джон решил не смущать счастливую парочку.
   Джесс соскочил с Пегаса и потянулся к Кирнан. На мгновение оба замерли, прижавшись друг к другу, и он запечатлел нежный поцелуй у нее на губах.
   – Я люблю тебя, Кирнан.
   – Я тоже люблю тебя, Джесс, – грустно отозвалась девушка, но тут же ее изумрудные глаза снова вспыхнули, и она с вызовом посмотрела на Камерона: – Но если Виргиния отделится, а ты не уйдешь из союзной армии, то больше меня никогда не увидишь, так и знай! – И, не желая длить расставание, метнулась к дому.
   Джессу оставалось лишь молча смотреть ей вслед.
 
   На следующее утро он проснулся с жуткой головной болью.
   Отчасти виноват был он сам. Проводив Кирнан, Джесс провел остаток вечера и почти всю ночь в обществе Дэниела и бутылки бурбона: братьям было что обсудить. На рассвете Криста застала их там, где оставила. Девушка недаром носила фамилию Камерон – лихо опрокинув предложенный ей бокал бурбона, она, наконец, вытолкала братьев из-за стола.
   Выбравшись из постели и завернувшись в простыню, Джесс, шатаясь, подошел к балконной двери. Отсюда открывался великолепный вид на цветущий сад, тянувшийся до самой реки. Неподалеку от дома Дэниел уже беседовал с какими-то всадниками. Одним из них оказался Энтони Миллер, при взгляде на которого голова Джесса разболелась еще сильнее, а вторым – сосед из Уильямсберга по имени Аарон Петере.
   Камерон-младший с живейшим участием выслушал гостей и вдруг, сорвав с головы шляпу, подбросил ее вверх и издал воинственный клич.
   – Что там еще, черт побери? – пробурчал Джесс, чувствуя, что голова у него совсем раскалывается.
   Натянув бриджи и сапоги, он подошел к массивному комоду, стоявшему в углу спальни. Вытащив рубашку, Камерон вдруг замер и обвел помещение глазами, словно видел его в первый раз.
   В этой комнате, как правило, обитал хозяин Камерон-холла. Джесс переехал сюда лишь несколько лет спустя после» смерти отца. Как старший сын, он являлся наследником всего обширного поместья, впрочем, раньше Джесс не придавал этому значения. Он был поглощен своей медицинской карьерой, а Дэниел с не меньшей страстью отдавался военной службе. Род Камеронов издавна славился своими военными. Первые представители этой фамилии, ступив на виргинскую землю, сражались с индейцами, и те, которые уцелели, положили начало династии. Камеронам случалось воевать и с пиратами, а дед Джесса принимал участие в войне за независимость, когда колонии боролись за свои права.