Страница:
— Йен! — услышал он сзади голос отца и, забыв обо всем на свете, заключил его в объятия.
Джаррет Маккензи отступил на шаг и посмотрел на сына долгим оценивающим взглядом.
— Прекрасно выглядишь, сынок, — удовлетворенно заметил он. — Так по крайней мере утверждают мои старые глаза.
— Ну, если уж говорить о возрасте, — рассмеялся Йен, — то позволь поздравить тебя с днем рождения и пожелать счастья на многие годы.
— Сегодня у меня особенно счастливый день. Все дети наконец собрались под родным кровом. Я так скучал по тебе, Йен! Очень хотел побыть с тобой и услышать, что происходит в мире.
— Отец, сомневаюсь, что это доставит тебе удовольствие. Ты не представляешь, что кругом творится!
— Поверь, я достаточно уже видел и слышал. И отлично разберусь в том, что ты мне расскажешь. Я очень боюсь за судьбу всей страны, и нашего штата в частности. Конечно, известия приходят сюда с большим опозданием. Но это отнюдь не меняет дела. Ты сам почувствуешь, как серьезно здесь реагируют на усложняющуюся обстановку. В стране усиливаются весьма опасные настроения. Это не к добру!
— Раскол уже очень глубок. Боюсь, его не удастся преодолеть.
— Ладно, поговорим об этом позднее. Сейчас, наверное, твоя мать уже отправила всех молодых людей в библиотеку для умных бесед. И очень скоро у двери появится выводок молодых девиц, которые придут пораньше, чтобы успеть чуть-чуть отдохнуть перед вечерним празднеством. Полагаю, ты предпочтешь их общество. Но твой дядя жаждет видеть тебя, а кроме того, некоторые не слишком молодые дамы хотели бы провести несколько минут в обществе преуспевающего джентльмена. А твоей тетушке не терпится тебя расцеловать и прижать к сердцу.
— Я не так давно виделся с дядюшкой Джеймсом и тетушкой Тилой. Разве они тебе не говорили?
— Говорили. Похоже, с тех пор, как ты стал проводить большую часть времени на базе в Ки-Уэсте, они видят тебя чаще, чем мы. Ладно. Пойдем в библиотеку.
— Хорошо, отец.
Йен последовал за Джарретом. Едва они проскользнули в библиотеку, как дом заполонили смеющиеся пухленькие существа в пышных шуршащих юбках.
Йен заметил в конце коридора золотистую головку задорной красотки, недавно блеснувшей искусством владения кинжалом на лужайке перед домом.
Он хотел расспросить о ней своего отца, но тут появилась тетушка Тила.
— Йен! — воскликнула она и крепко прижала племянника к груди.
Образ юной сирены тут же растаял…
— Подождите, прошу вас! Ну пожалуйста, не торопитесь!
Элайна уже стояла на пороге, намереваясь уйти. Ей очень хотелось выйти из шумной и душной гостиной на прохладную, пахнущую хвоей аллею, которая уходила в глубину соснового бора. Услышав свое имя, Элайна оглянулась и увидела Питера О'Нила, чуть ли не бегом следовавшего за ней.
— Питер, оставьте меня в покое, — сердито потребовала она.
Но Питер уже подошел к ней — покорный, как побитая собака. Элайна вспомнила, что еще совсем недавно этот человек казался ей почти красивым. Его аристократические черты, голубые с поволокой глаза, густые каштановые волосы, чуть вьющиеся и спускавшиеся почти до плеч, — все это невольно располагало к Питеру. Кроме того, он элегантно, с большим изяществом одевался. И сегодня на нем были красивый серый сюртук, накрахмаленная белая сорочка и парчовый жилет.
Элайна, наверное, впервые осмотрела его с ног до головы. Но никаких эмоций Питер у нее не вызвал. Его влажные глаза показались девушке не столько красивыми, сколько трусливыми.
Однако, когда Питер схватил ее за руку, она ощутила его недюжинную силу.
— Я должен с вами поговорить. — Он сжал руку Элайны.
Она попыталась высвободиться, но не смогла. Если бы Элайна закричала, Питер сразу разжал бы пальцы, так быстро, словно в кулаке у него вдруг оказалась горячая картофелина, ибо он ненавидел скандалы и боялся их.
Против воли Элайна позволила ему оттащить себя от двери и тем самым совершила ошибку. Оглядевшись, она поняла, что находится в буфетной дворецкого. Выйти отсюда можно только через дверь, в которую они вошли, или через ту, что вела на кухню. Но на пороге первой стоял Питер, а вторую дверь загораживала тележка с только что привезенным из коптильни мясом, которое предназначалось для вечернего пиршества.
Элайна остановилась посреди буфетной, скрестив руки на груди, и с негодованием посмотрела на Питера.
— Как это следует понимать?
— Я хотел сообщить вам, что отец решил при первой же возможности женить меня на Эльзе Фитч! — с отчаянием воскликнул Питер.
Это прозвучало очень искренне. И если бы Элайна не испытала горького унижения после того, как за утренним чаем было объявлено о помолвке Питера с Эльзой Фитч, то, возможно, подошла бы к нему, ласково потрепала по щеке и сказала бы, что все в порядке.
Но Питер уже несколько раз приезжал на остров к ее отцу и просил помощи в разведении апельсиновых деревьев. При этом он каждый раз клялся Элайне в вечной любви и обещал со временем объявить о своем чувстве всему миру.
Сегодня он сдержал слово и действительно во всеуслышание заявил о своей бескорыстной любви и матримониальных намерениях. Это произошло во время утреннего чаепития, устроенного миссис Тарой Маккензи для многочисленных гостей, приехавших в Симаррон отметить день рождения ее супруга. Питер О'Нил торжественно поднялся и, глядя влюбленными глазами на сидевшую рядом с ним Эльзу, заявил, что они решили пожениться.
До этого момента Элайна чувствовала себя вполне счастливой. Ее отец редко покидал свой островок близ южного берега Флориды, а потому она сама не часто появлялась в обществе. Хотя отец был известен как выдающийся ученый, он не имел больших доходов и принадлежал к среднему классу. Поэтому знакомство с богатым семейством Маккензи из Симаррона стало для него возможным только благодаря тесным дружеским связям с другой ветвью Маккензи, обосновавшейся в Мирабелле. Элайна не привыкла к такому вниманию со стороны молодых людей, которым была окружена сегодня. Это подняло ей настроение. Она почувствовала себя взрослой, желанной и красивой. Ей доставило огромное удовольствие проверить на юношах силу своих чар и показать умение флиртовать. Элайне захотелось немного подразнить Питера, возбудив в нем ревность.
Но когда он в ее присутствии объявил о своей помолвке с Эльзой, эти озорные мысли тут же покинули девушку. Ей стало очень не по себе.
Конечно, Эльза Фитч не была писаной красавицей. Но густые каштановые волосы и темные глаза делали ее весьма привлекательной. Она хихикала с молоденькими соседками, уверяя, что у них с Питером любовь до гроба. Любовь такая сильная, что если они тотчас же не поженятся, то непременно сойдут с ума…
…Видя, что все пути к отступлению из буфетной отрезаны, Элайна холодно сказала:
— Питер, но ведь вы собираетесь жениться на Эльзе! О чем сами и заявили сегодня утром за чаем. Поэтому позвольте пожелать вам счастья. А теперь пропустите меня. Я хочу уйти.
— Элайна, вы не понимаете!
— Напротив, я отлично все понимаю. Брак означает, что два человека связывают себя неразрывными узами. Вы избрали Эльзу. Что же тут непонятного?
— Не прикидывайтесь, Элайна! — истерично воскликнул Питер, и девушка поняла, что он почти не владеет собой. — У меня сердце разрывалось при виде того, как вы кокетничали и шутили с теми молодыми людьми на лужайке перед домом. Я еле сдерживался, чтобы не вмешаться. Мне хотелось сказать вам, что вы ведете себя, как девица легкого поведения…
— Девица легкого поведения? — вспыхнула Элайна. — Питер, я никогда не отличалась легкомыслием! И прошу вас держаться в рамках приличия. С этой минуты я не желаю иметь с вами ничего общего. Пожалуйста, пропустите меня. Что же до моего поведения с другими мужчинами, это не должно вас касаться. Позвольте еще раз пожелать вам семейного счастья и закончим этот ненужный разговор!
Элайна вновь попыталась выйти, но Питер схватил ее за плечи и прижал к стене.
— Элайна, ради Бога, не мучайте меня! У нас так мало времени! Господи, я даже не могу выразить, как хочу вас! Элайна, я отчаянный человек! Это вы сделали меня таким. Идемте со мной!
— Куда же?
— В лес!
— В лес? В лес — с вами? Да вы с ума сошли! Элайна не знала, что делать: расхохотаться ли ему в лицо или закричать и позвать на помощь. Идти с этим человеком в лес! Вообще-то сейчас она именно туда и собиралась направиться. Но — одна! Совсем одна! Девушка хотела побыть в одиночестве. Не чувствовать больше его прикосновений. Не слышать его голоса! И постараться навсегда забыть о предательстве Питера. О том, в какое дурацкое положение он ее поставил!
— Элайна, я люблю и хочу вас! — быстро прошептал Питер. — И сегодня, наблюдая за вами на лугу, думал, что вот-вот умру от ревности! Вы должны принадлежать мне! Вы ничего не поняли, поэтому выслушайте меня до конца. Я обожаю, боготворю вас! Видит Бог, я скорблю о том, что нашим отношениям не суждено стать браком. Но они дадут нам счастье! Я богат. Хотя землей и имением пока владеет мой отец, но я имею все права на наследство. Кроме того, мать оставила мне доверенность, и я могу распоряжаться ее имуществом. Я могу…
— Перестаньте, Питер! Я просто не верю своим ушам! Вы говорите мне подобное теперь, когда обручены с другой женщиной…
— Что за чушь, Элайна! Бог знает правду! Ни одному добропорядочному молодому человеку родители не позволят просить вашей руки!
— Что?! — возмутилась девушка. Но Питер словно не слышал ее.
— Дорогая, ну как вы не понимаете простой вещи? Ведь у вашего отца нет в кармане ни цента. Вы выросли в глуши, среди дикарей. Но для меня это не имеет никакого значения. Потому что я по-настоящему люблю вас, Элайна! И дам вам все! Все, что в моих силах…
Девушка настороженно смотрела на Питера, на его лицо, которое вдруг оказалось совсем близко к ней. И не успела она понять его намерение, как Питер прильнул к ее губам и, навалившись всем телом, еще крепче прижал к стене.
Элайна замерла от неожиданности. Но когда рука Питера оказалась у нее на груди, девушку охватило бешенство. Она изо всех сил ударила его коленом в пах. Питер вскрикнул от боли и, согнувшись, отступил на полшага. Воспользовавшись этим, Элайна размахнулась и ударила его сначала по одной щеке, потом — по другой.
— Не смейте делать мне грязных предложений, Питер, и ступайте вон отсюда! — крикнула она.
— Элайна! — прорычал он, все еще не в силах разогнуться. Ей показалось, что Питер вот-вот рухнет на пол и начнет биться в агонии. Неизвестно — от чего больше: от боли после удара коленкой или от того, что она не пожелала принять его предложение. Но Элайну это уже не трогало. Уважаемый всеми и богатый Питер О'Нил перестал для нее существовать. Воспользовавшись тем, что он еще не пришел в себя, она оттолкнула его, выскочила в коридор и, хлопнув дверью, побежала по сосновой аллее…
Глава 2
Джаррет Маккензи отступил на шаг и посмотрел на сына долгим оценивающим взглядом.
— Прекрасно выглядишь, сынок, — удовлетворенно заметил он. — Так по крайней мере утверждают мои старые глаза.
— Ну, если уж говорить о возрасте, — рассмеялся Йен, — то позволь поздравить тебя с днем рождения и пожелать счастья на многие годы.
— Сегодня у меня особенно счастливый день. Все дети наконец собрались под родным кровом. Я так скучал по тебе, Йен! Очень хотел побыть с тобой и услышать, что происходит в мире.
— Отец, сомневаюсь, что это доставит тебе удовольствие. Ты не представляешь, что кругом творится!
— Поверь, я достаточно уже видел и слышал. И отлично разберусь в том, что ты мне расскажешь. Я очень боюсь за судьбу всей страны, и нашего штата в частности. Конечно, известия приходят сюда с большим опозданием. Но это отнюдь не меняет дела. Ты сам почувствуешь, как серьезно здесь реагируют на усложняющуюся обстановку. В стране усиливаются весьма опасные настроения. Это не к добру!
— Раскол уже очень глубок. Боюсь, его не удастся преодолеть.
— Ладно, поговорим об этом позднее. Сейчас, наверное, твоя мать уже отправила всех молодых людей в библиотеку для умных бесед. И очень скоро у двери появится выводок молодых девиц, которые придут пораньше, чтобы успеть чуть-чуть отдохнуть перед вечерним празднеством. Полагаю, ты предпочтешь их общество. Но твой дядя жаждет видеть тебя, а кроме того, некоторые не слишком молодые дамы хотели бы провести несколько минут в обществе преуспевающего джентльмена. А твоей тетушке не терпится тебя расцеловать и прижать к сердцу.
— Я не так давно виделся с дядюшкой Джеймсом и тетушкой Тилой. Разве они тебе не говорили?
— Говорили. Похоже, с тех пор, как ты стал проводить большую часть времени на базе в Ки-Уэсте, они видят тебя чаще, чем мы. Ладно. Пойдем в библиотеку.
— Хорошо, отец.
Йен последовал за Джарретом. Едва они проскользнули в библиотеку, как дом заполонили смеющиеся пухленькие существа в пышных шуршащих юбках.
Йен заметил в конце коридора золотистую головку задорной красотки, недавно блеснувшей искусством владения кинжалом на лужайке перед домом.
Он хотел расспросить о ней своего отца, но тут появилась тетушка Тила.
— Йен! — воскликнула она и крепко прижала племянника к груди.
Образ юной сирены тут же растаял…
— Подождите, прошу вас! Ну пожалуйста, не торопитесь!
Элайна уже стояла на пороге, намереваясь уйти. Ей очень хотелось выйти из шумной и душной гостиной на прохладную, пахнущую хвоей аллею, которая уходила в глубину соснового бора. Услышав свое имя, Элайна оглянулась и увидела Питера О'Нила, чуть ли не бегом следовавшего за ней.
— Питер, оставьте меня в покое, — сердито потребовала она.
Но Питер уже подошел к ней — покорный, как побитая собака. Элайна вспомнила, что еще совсем недавно этот человек казался ей почти красивым. Его аристократические черты, голубые с поволокой глаза, густые каштановые волосы, чуть вьющиеся и спускавшиеся почти до плеч, — все это невольно располагало к Питеру. Кроме того, он элегантно, с большим изяществом одевался. И сегодня на нем были красивый серый сюртук, накрахмаленная белая сорочка и парчовый жилет.
Элайна, наверное, впервые осмотрела его с ног до головы. Но никаких эмоций Питер у нее не вызвал. Его влажные глаза показались девушке не столько красивыми, сколько трусливыми.
Однако, когда Питер схватил ее за руку, она ощутила его недюжинную силу.
— Я должен с вами поговорить. — Он сжал руку Элайны.
Она попыталась высвободиться, но не смогла. Если бы Элайна закричала, Питер сразу разжал бы пальцы, так быстро, словно в кулаке у него вдруг оказалась горячая картофелина, ибо он ненавидел скандалы и боялся их.
Против воли Элайна позволила ему оттащить себя от двери и тем самым совершила ошибку. Оглядевшись, она поняла, что находится в буфетной дворецкого. Выйти отсюда можно только через дверь, в которую они вошли, или через ту, что вела на кухню. Но на пороге первой стоял Питер, а вторую дверь загораживала тележка с только что привезенным из коптильни мясом, которое предназначалось для вечернего пиршества.
Элайна остановилась посреди буфетной, скрестив руки на груди, и с негодованием посмотрела на Питера.
— Как это следует понимать?
— Я хотел сообщить вам, что отец решил при первой же возможности женить меня на Эльзе Фитч! — с отчаянием воскликнул Питер.
Это прозвучало очень искренне. И если бы Элайна не испытала горького унижения после того, как за утренним чаем было объявлено о помолвке Питера с Эльзой Фитч, то, возможно, подошла бы к нему, ласково потрепала по щеке и сказала бы, что все в порядке.
Но Питер уже несколько раз приезжал на остров к ее отцу и просил помощи в разведении апельсиновых деревьев. При этом он каждый раз клялся Элайне в вечной любви и обещал со временем объявить о своем чувстве всему миру.
Сегодня он сдержал слово и действительно во всеуслышание заявил о своей бескорыстной любви и матримониальных намерениях. Это произошло во время утреннего чаепития, устроенного миссис Тарой Маккензи для многочисленных гостей, приехавших в Симаррон отметить день рождения ее супруга. Питер О'Нил торжественно поднялся и, глядя влюбленными глазами на сидевшую рядом с ним Эльзу, заявил, что они решили пожениться.
До этого момента Элайна чувствовала себя вполне счастливой. Ее отец редко покидал свой островок близ южного берега Флориды, а потому она сама не часто появлялась в обществе. Хотя отец был известен как выдающийся ученый, он не имел больших доходов и принадлежал к среднему классу. Поэтому знакомство с богатым семейством Маккензи из Симаррона стало для него возможным только благодаря тесным дружеским связям с другой ветвью Маккензи, обосновавшейся в Мирабелле. Элайна не привыкла к такому вниманию со стороны молодых людей, которым была окружена сегодня. Это подняло ей настроение. Она почувствовала себя взрослой, желанной и красивой. Ей доставило огромное удовольствие проверить на юношах силу своих чар и показать умение флиртовать. Элайне захотелось немного подразнить Питера, возбудив в нем ревность.
Но когда он в ее присутствии объявил о своей помолвке с Эльзой, эти озорные мысли тут же покинули девушку. Ей стало очень не по себе.
Конечно, Эльза Фитч не была писаной красавицей. Но густые каштановые волосы и темные глаза делали ее весьма привлекательной. Она хихикала с молоденькими соседками, уверяя, что у них с Питером любовь до гроба. Любовь такая сильная, что если они тотчас же не поженятся, то непременно сойдут с ума…
…Видя, что все пути к отступлению из буфетной отрезаны, Элайна холодно сказала:
— Питер, но ведь вы собираетесь жениться на Эльзе! О чем сами и заявили сегодня утром за чаем. Поэтому позвольте пожелать вам счастья. А теперь пропустите меня. Я хочу уйти.
— Элайна, вы не понимаете!
— Напротив, я отлично все понимаю. Брак означает, что два человека связывают себя неразрывными узами. Вы избрали Эльзу. Что же тут непонятного?
— Не прикидывайтесь, Элайна! — истерично воскликнул Питер, и девушка поняла, что он почти не владеет собой. — У меня сердце разрывалось при виде того, как вы кокетничали и шутили с теми молодыми людьми на лужайке перед домом. Я еле сдерживался, чтобы не вмешаться. Мне хотелось сказать вам, что вы ведете себя, как девица легкого поведения…
— Девица легкого поведения? — вспыхнула Элайна. — Питер, я никогда не отличалась легкомыслием! И прошу вас держаться в рамках приличия. С этой минуты я не желаю иметь с вами ничего общего. Пожалуйста, пропустите меня. Что же до моего поведения с другими мужчинами, это не должно вас касаться. Позвольте еще раз пожелать вам семейного счастья и закончим этот ненужный разговор!
Элайна вновь попыталась выйти, но Питер схватил ее за плечи и прижал к стене.
— Элайна, ради Бога, не мучайте меня! У нас так мало времени! Господи, я даже не могу выразить, как хочу вас! Элайна, я отчаянный человек! Это вы сделали меня таким. Идемте со мной!
— Куда же?
— В лес!
— В лес? В лес — с вами? Да вы с ума сошли! Элайна не знала, что делать: расхохотаться ли ему в лицо или закричать и позвать на помощь. Идти с этим человеком в лес! Вообще-то сейчас она именно туда и собиралась направиться. Но — одна! Совсем одна! Девушка хотела побыть в одиночестве. Не чувствовать больше его прикосновений. Не слышать его голоса! И постараться навсегда забыть о предательстве Питера. О том, в какое дурацкое положение он ее поставил!
— Элайна, я люблю и хочу вас! — быстро прошептал Питер. — И сегодня, наблюдая за вами на лугу, думал, что вот-вот умру от ревности! Вы должны принадлежать мне! Вы ничего не поняли, поэтому выслушайте меня до конца. Я обожаю, боготворю вас! Видит Бог, я скорблю о том, что нашим отношениям не суждено стать браком. Но они дадут нам счастье! Я богат. Хотя землей и имением пока владеет мой отец, но я имею все права на наследство. Кроме того, мать оставила мне доверенность, и я могу распоряжаться ее имуществом. Я могу…
— Перестаньте, Питер! Я просто не верю своим ушам! Вы говорите мне подобное теперь, когда обручены с другой женщиной…
— Что за чушь, Элайна! Бог знает правду! Ни одному добропорядочному молодому человеку родители не позволят просить вашей руки!
— Что?! — возмутилась девушка. Но Питер словно не слышал ее.
— Дорогая, ну как вы не понимаете простой вещи? Ведь у вашего отца нет в кармане ни цента. Вы выросли в глуши, среди дикарей. Но для меня это не имеет никакого значения. Потому что я по-настоящему люблю вас, Элайна! И дам вам все! Все, что в моих силах…
Девушка настороженно смотрела на Питера, на его лицо, которое вдруг оказалось совсем близко к ней. И не успела она понять его намерение, как Питер прильнул к ее губам и, навалившись всем телом, еще крепче прижал к стене.
Элайна замерла от неожиданности. Но когда рука Питера оказалась у нее на груди, девушку охватило бешенство. Она изо всех сил ударила его коленом в пах. Питер вскрикнул от боли и, согнувшись, отступил на полшага. Воспользовавшись этим, Элайна размахнулась и ударила его сначала по одной щеке, потом — по другой.
— Не смейте делать мне грязных предложений, Питер, и ступайте вон отсюда! — крикнула она.
— Элайна! — прорычал он, все еще не в силах разогнуться. Ей показалось, что Питер вот-вот рухнет на пол и начнет биться в агонии. Неизвестно — от чего больше: от боли после удара коленкой или от того, что она не пожелала принять его предложение. Но Элайну это уже не трогало. Уважаемый всеми и богатый Питер О'Нил перестал для нее существовать. Воспользовавшись тем, что он еще не пришел в себя, она оттолкнула его, выскочила в коридор и, хлопнув дверью, побежала по сосновой аллее…
Глава 2
Йен услышал чей-то шепот у самого уха и легкое дыхание прямо в затылок. «Как всегда — на обычном месте», — усмехнулся он.
Молодые дамы уже давно поднялись на второй этаж. Теперь настала очередь солидных матрон оставить своих мужей в гостиной, где те допивали коньяк и докуривали сигары.
В затылок Йена дышала Лавиния Трехорн — приятная и остроумная тридцатилетняя вдовушка. Лоуренс Трехорн — ее старый, но очень богатый, а потому особенно горько оплакиваемый муж покинул этот мир несколько лет назад.
Йен решил в этот приезд непременно сообщить родителям о своем намерении обручиться с Райзой, красивой, уравновешенной, хорошо образованной и имеющей немало знакомых в среде военных. Питая к Райзе любовь и привязанность, Йен понимал, что это не временное увлечение, а потому не сомневался: их брак станет надежным и длительным. Даже — очень надежным и длительным. Скорее всего до конца их дней…
С Лавинией все было бы совсем иначе. Для этой женщины похоть естественна, как дыхание. А потому она не требовала от партнера никаких обязательств.
— В чем дело. Йен Маккензи? — промурлыкала она. Йен закрыл глаза. Обволакивающий запах мускуса, исходивший от Лавинии, всегда сводил его с ума.
— Йен Маккензи! Извольте объясниться! «В чем?» — подумал Йен и тут же вспомнил, что Альфред Риппли, преуспевающий кораблестроитель из Тампы, подверг сомнению его последнее заявление. Кажется, оно касалось положения в стране. А вот чего именно, Йену не удавалось припомнить. Но возможно, Лавиния узнала о разговоре от самого Риппли? И теперь хотела услышать подробности? Что ж, может быть…
Его размышления были прерваны шепотом в другое ухо. Йен прокашлялся, затем помолчал несколько мгновений, ибо почувствовал на себе горящий взгляд еще одной пары женских глаз.
Лили…
Та женщина, что внизу, в гостиной, разливала коньяк… Экзотическая юная особа, весьма смуглая. К тому же в ней, кажется, соединилась негритянская, индейская и европейская кровь. Она презирала Лавинию и, как опытная прислуга, служившая здесь очень давно, постоянно старалась даже взглядом внушить Йену, что он не должен слепо доверять молодой вдове.
Йен выгнул бровь и выразительно посмотрел на Лили, как бы напоминая ей, что, хотя он еще и не женат, но ему уже больше двадцати одного и он способен устоять даже перед такой демонической женщиной, как Лавиния. Но вот притязания другого демона в юбке он отвергать не собирается…
Лили чуть сморщила нос. Она была свободной. В Симарроне вообще никогда не держали рабов. Дедушка Йена, привезший свою семью во Флориду, не переносил рабства и презирал рабовладельцев. На его плантации работали только свободные люди, которым платили за труд. И от этого Симаррон процветал.
Лили пришла сюда под конец Третьей семинольской войны. Так называло кровавые события на полуострове федеральное правительство страны. Это был последний отчаянный крик разоренных и обездоленных людей. И Йен почувствовал, как нарастает сначала скрытая, а по прошествии некоторого времени — открытая междоусобная вражда. Почувствовал раньше, чем многие другие. Возможно, потому, что в жилах одного из его ближайших родственников текла индейская кровь.
Лили принадлежала к индейскому племени крик, жившему на острове в бухте Тампа. Ее муж вступил в отряд воинов-аборигенов, боровшихся за справедливость или хотя бы за формальное ее соблюдение. Последний конфликт индейцев с властями закончился так же, как и все предыдущие. Духовно сломить индейцев не удалось, но им пришлось уйти в глубь полуострова, на болота. «Бледнолицые» же постарались поскорее смыть со своих рук следы грязной войны.
Йен благодарил судьбу за то, что ему не пришлось участвовать во всем этом. Когда он принял назначение в Уэст-Пойнт, во Флориде еще было спокойно. Йен прибыл туда в чине лейтенанта. Но если бы в этот момент ему приказали выступить против индейцев, он тут же вышел бы в отставку. Нет, ни за что на свете он не стал бы участвовать в этой позорной войне. Но, когда во Флориде начал разгораться конфликт, полк Йена временно находился в Техасе. Затем молодого Маккензи перебросили в глубь штата, где требовалась помощь в выращивании ячменя, который использовали для пивоварения. Только после этого Йена направили во Флориду, в Ки-Уэст: там начались работы над созданием переправ через реки, стремительные потоки и непроходимые болота. Все, что ему пришлось видеть и наблюдать во время многочисленных путешествий по стране, вылилось в твердую уверенность: ситуация в Федерации становится все более и более угрожающей.
И все же Йен был недоволен тем, что позволил вовлечь себя в политические дискуссии. Он не хотел говорить здесь о политике, а тем более вести какие-либо споры на подобные темы. Особенно после столь соблазнительного и многообещающего шепота Лили…
Йен посмотрел на нее. Лили, заметив это, предостерегающе покачала головой. Он в ответ только улыбнулся. Лили должна понять его интерес к Лавинии. Равно как и то, что он заботится о себе, стараясь не подвергать ненужному риску ни свои планы, ни репутацию девушек. Ведь Йен собирался жениться на очень достойной молодой особе. К тому же у него было много других планов. Поэтому еще не известно, когда состоится его бракосочетание. Отношения Йена с Лавинией носили для обоих легкий характер. Они не смотрели на них серьезно и не ставили в зависимость от них свои жизненные планы. Йен не был влюблен в Лавинию, и она знала об этом. Да и сама не была влюблена в молодого Маккензи. Они стали друзьями, когда Йен на короткое время приехал домой. Лавиния, молодая вдова, благоразумно выбирала себе любовников так, чтобы не связывать себя никакими обязательствами. Она хотела получать удовольствие и пренебрегала общественным мнением. К тому же покойный супруг завещал ей кругленькую сумму, которой она лишилась бы при вторичном замужестве.
— Маккензи! Йен Маккензи! Вы несете совершеннейшую ерунду! — воскликнул Альфред Риппли, постукивая тростью по дубовой двери библиотеки. — Вы утверждаете, будто Джон Браун заслужил петлю и что Авраам Линкольн, этот моральный урод, не держит никакого зла против южан и озабочен только сохранением незыблемости Федерации!
Йен вздохнул и посмотрел на своего отца, который стоял в противоположном углу библиотеки, опершись локтем на выступ в стене. Эта его поза не менялась с годами. Джаррет Маккензи выглядел все таким же сильным, здоровым и энергичным. Темные глаза придавали особую выразительность его красивому и благородному лицу. Иссиня-черные волосы слегка тронула седина.
Еще недавно у Йена были разногласия с отцом, но сейчас их мнения стали во многом совпадать. За последние несколько лет Йен понял, что не просто любит отца, но и уважает его. Взгляды Джаррета оказали решающее влияние на образ мыслей сына. Джаррет имел огромный жизненный опыт и поэтому всегда считал себя правым. В этом он убеждал и сына, поучая его…
— Дело Джона Брауна достойно сожаления, — ответил Йен на выпад Альфреда Риппли. — Этот человек всем сердцем верил, что Бог благословил его деяния, ибо они преследовали высокие цели. Но все же я считаю, что он заслужил петлю. Ибо именно такое наказание прописано в наших законах за убийство. Джон Браун не имел права брать на себя роль судьи и вершителя правосудия.
Йен встал и поклонился всем, находившимся в библиотеке. Его дядя Джеймс, приехавший со всей семьей на день рождения Джаррета Маккензи, как-то странно посмотрел на племянника. Йен ответил ему быстрым взглядом и скорчил кислую мину. Затем повернулся к Риппли и остальным.
— Джентльмены, надеюсь, вы меня извините, если я на некоторое время отлучусь. Мне необходимо проверить список вин на сегодняшний вечер. Отец, ты не возражаешь?
Джаррет понимал, что его сына невольно втянули в политический спор, и очень сожалел об этом. Тем более что Риппли не терпел возражений и считал правильной только свою точку зрения. Он даже вряд ли понимал, как отвратительны его попытки оправдать рабство, не видел, с какой нечеловеческой жестокостью каждая из воюющих сторон старалась доказать другой, что их дело благословил сам Бог. Так было, например, в штатах Канзас, Миссури и Небраска.
— Да, Иен, сходи, пожалуйста, и все проверь, — кивнул сыну старший Маккензи.
Йен с облегчением вздохнул и вышел из библиотеки. Конечно, он не собирался проверять никаких списков вин. Это было давно сделано. Хотя отец и не знал о Лавинии, но понял, что сыну необходимо поскорее уйти.
Йен решил заглянуть на кухню. Он, разумеется, не подозревал о том, что происходило внизу между Питером О'Нилом и Элайной, но услышал звонкий звук пощечины.
Ему не нравился этот О'Нил, отец которого, только что объявивший о помолвке своего сына с наследницей хлопковой фирмы Эльзой Фитч, как говорили, прижил нескольких внебрачных детей по всему штату. При этом он бросал каждую женщину, как только та оказывалась в интересном положении и это становилось заметным. Его считали красивым мужчиной и покорителем сердец.
Услышав звук пощечины. Йен поспешил на кухню, считая своим долгом защитить неизвестную особу, подвергшуюся оскорблению. Ведь это происходило в его родном доме! Но только в том случае, если пострадавшая не будет против этого возражать.
Отодвинув от двери тележку с мясом, преграждавшую вход в буфетную, Йен заглянул внутрь и увидел, что Питер О'Нил стоит посреди комнаты и держится за щеку. На его багрово-красном лице белел след от пощечины. При виде молодого хозяина Питер растерялся.
— Простите меня, Йен, — уныло пробормотал он. — Издержки любовной интриги. Надеюсь, этим дело и ограничится. Одна красотка влюбилась в меня, и вот…
— Похоже, что так, — сухо ответил Йен.
— Для брака она не годится, — продолжал оправдываться Питер.
— Кажется, у вас всегда возникают проблемы с женщинами, которые вам нравятся. Питер покраснел еще больше.
— У моего отца таких проблем не было.
— Но на сей раз у вас, полагаю, мелькнула мысль о женитьбе, не так ли? — вкрадчиво поинтересовался Йен. Питер растерянно улыбнулся и театрально воздел руки.
— Вы объехали всю страну. Йен! И уж конечно, изучили до тонкостей женские нравы. Дамочка, которая только что меня покинула, наградив пощечиной, обыкновенная распутница. К тому же немного озорница, из которой так и брызжет спелый сок. Она хотела меня. И я не мог ей отказать. Поверьте, Йен, только камень устоял бы перед этой фурией. Вы не представляете себе…
— Перестаньте, Питер! — прервал его Йен. — И избавьте меня от ваших театральных сцен. Я знаю, с какой бесчеловечной жестокостью вы относитесь к женщинам, которых считаете недостойными вашей руки. — Йен внимательно посмотрел на Питера. — Надеюсь, вы не заводите здесь шашни со служанками?
Он вдруг заподозрил, что О'Нил-младший забавлялся здесь с Лили.
Питер выпрямился, и глаза его злобно сверкнули. Он знал, что Йен не питает к нему симпатии, и его привело в ярость то, что молодой Маккензи догадался о разыгравшейся здесь сцене.
— Конечно, нет! — раздраженно ответил он. — ; И уж если верить слухам, то отнюдь не вам, мистер Йен Маккензи, осуждать других мужчин за любовные похождения.
Йен выгнул левую бровь. Не готовый к подобному выпаду, он немного растерялся. Впрочем, нет никакого смысла затевать с О'Нилом разговор о том, что развлекаться со взрослыми опытными женщинами и соблазнять невинных юных девушек — не одно и то же. Однако пока Йен не мог ни в чем обвинять Питера, поскольку не знал, какая женщина вышла несколько минут назад из буфетной и за что наградила О'Нила такой звонко пощечиной.
Черт с ним, с этим Питером! Пора прекратить это никчемный разговор и уйти отсюда. К тому же Лавиния, наверное, уже заждалась.
— Берегитесь, Питер, — предупредил Йен. — Вы находитесь в доме моего отца, поэтому извольте вести себя достойно. Иначе…
— Иначе что? — с вызовом спросил О'Нил.
— Иначе мне придется преподать вам урок хорошего тона.
Йен вышел через холл на улицу. Проходя под окнами библиотеки, он услышал возбужденные голоса. Видимо, политические баталии были в самом разгаре. Ему вдруг страстно захотелось забыть и о Питере О'Ниле, и о грозовых тучах, неумолимо собиравшихся над страной…
Йен все сильнее тосковал о прошлом, о спокойной, размеренной жизни, о безоблачных днях, суливших в будущем только счастье. Он вспоминал те времена, когда реки текли спокойно и по ним лениво плыли баржи. Так же неторопливо, как тиканье часов, тянулась день за днем и сама жизнь в Симарроне. Кроны сосен бросали тень на землю, а кристально чистые водоемы освежали прохладой разгоряченные летним солнцем человеческие тела. Это был его мир. Непохожий ни на Север, ни на большинство штатов Юга. Немалая часть этого мира до сих пор располагалась на дикой, почти не тронутой цивилизацией территории полуострова, преобладающими цветами которого были голубой и зеленый. Его прозрачные водоемы не походили ни на какие другие. Солнце здесь светило ярче, чем где-либо еще, а краски закатов потрясали воображение. Земля была подобна эдему.
— Мм-м… эдему? — спросил себя Йен. — Раю?
Душевному… Уединенному… Соблазнительному…
Вернувшемуся благодаря… Лавинии.
А весь остальной мир пусть на это время провалится в ад…
Элайна торопливо шла вдоль сосновой аллеи, легко ступая по устланной мягкой хвоей тропинке и не решаясь оглянуться. Потом остановилась и посмотрела в сторону дома. На тропинке никого не было. Видимо, Питер О'Нил все же не решился последовать за ней. Даже, если…
При этой мысли у девушки вспыхнули щеки.
Но нет! Ее никто не преследует. Никто! Питер остался в буфетной. Ей все-таки удалось ускользнуть от него! После всех событий этого дня она наконец осталась одна. Ей необходимо побыть одной, чтобы прийти в себя.
Элайна направилась в спокойное, тихое убежище.
Туда она и хотела пойти, когда Питер грубо остановил ее. Но теперь ей уже никто не помешает!
Девушка знала, что неподалеку находится небольшой водоем с чистой прохладной водой, окруженный деревьями. Сказочное, уединенное место. Наверное, там и был когда-то рай, где жили Адам и Ева. А дальше простирался темный лес, начинавшийся за лугом у Симаррона. Кузина Йена Сидни Маккензи рассказала Элайне об этом месте, называя его райским уголком, и уверяла, что та легко найдет водоем с хрустально прозрачной ключевой водой. Сидни все здесь хорошо знала, потому что принадлежала к семейству Маккензи, хотя и не к той ветви, которая обосновалась в Симарроне. Сидни, как и Элайна, выросла на самом юге штата. В местах, которые жители цивилизованной центральной Флориды считали дикими.
Молодые дамы уже давно поднялись на второй этаж. Теперь настала очередь солидных матрон оставить своих мужей в гостиной, где те допивали коньяк и докуривали сигары.
В затылок Йена дышала Лавиния Трехорн — приятная и остроумная тридцатилетняя вдовушка. Лоуренс Трехорн — ее старый, но очень богатый, а потому особенно горько оплакиваемый муж покинул этот мир несколько лет назад.
Йен решил в этот приезд непременно сообщить родителям о своем намерении обручиться с Райзой, красивой, уравновешенной, хорошо образованной и имеющей немало знакомых в среде военных. Питая к Райзе любовь и привязанность, Йен понимал, что это не временное увлечение, а потому не сомневался: их брак станет надежным и длительным. Даже — очень надежным и длительным. Скорее всего до конца их дней…
С Лавинией все было бы совсем иначе. Для этой женщины похоть естественна, как дыхание. А потому она не требовала от партнера никаких обязательств.
— В чем дело. Йен Маккензи? — промурлыкала она. Йен закрыл глаза. Обволакивающий запах мускуса, исходивший от Лавинии, всегда сводил его с ума.
— Йен Маккензи! Извольте объясниться! «В чем?» — подумал Йен и тут же вспомнил, что Альфред Риппли, преуспевающий кораблестроитель из Тампы, подверг сомнению его последнее заявление. Кажется, оно касалось положения в стране. А вот чего именно, Йену не удавалось припомнить. Но возможно, Лавиния узнала о разговоре от самого Риппли? И теперь хотела услышать подробности? Что ж, может быть…
Его размышления были прерваны шепотом в другое ухо. Йен прокашлялся, затем помолчал несколько мгновений, ибо почувствовал на себе горящий взгляд еще одной пары женских глаз.
Лили…
Та женщина, что внизу, в гостиной, разливала коньяк… Экзотическая юная особа, весьма смуглая. К тому же в ней, кажется, соединилась негритянская, индейская и европейская кровь. Она презирала Лавинию и, как опытная прислуга, служившая здесь очень давно, постоянно старалась даже взглядом внушить Йену, что он не должен слепо доверять молодой вдове.
Йен выгнул бровь и выразительно посмотрел на Лили, как бы напоминая ей, что, хотя он еще и не женат, но ему уже больше двадцати одного и он способен устоять даже перед такой демонической женщиной, как Лавиния. Но вот притязания другого демона в юбке он отвергать не собирается…
Лили чуть сморщила нос. Она была свободной. В Симарроне вообще никогда не держали рабов. Дедушка Йена, привезший свою семью во Флориду, не переносил рабства и презирал рабовладельцев. На его плантации работали только свободные люди, которым платили за труд. И от этого Симаррон процветал.
Лили пришла сюда под конец Третьей семинольской войны. Так называло кровавые события на полуострове федеральное правительство страны. Это был последний отчаянный крик разоренных и обездоленных людей. И Йен почувствовал, как нарастает сначала скрытая, а по прошествии некоторого времени — открытая междоусобная вражда. Почувствовал раньше, чем многие другие. Возможно, потому, что в жилах одного из его ближайших родственников текла индейская кровь.
Лили принадлежала к индейскому племени крик, жившему на острове в бухте Тампа. Ее муж вступил в отряд воинов-аборигенов, боровшихся за справедливость или хотя бы за формальное ее соблюдение. Последний конфликт индейцев с властями закончился так же, как и все предыдущие. Духовно сломить индейцев не удалось, но им пришлось уйти в глубь полуострова, на болота. «Бледнолицые» же постарались поскорее смыть со своих рук следы грязной войны.
Йен благодарил судьбу за то, что ему не пришлось участвовать во всем этом. Когда он принял назначение в Уэст-Пойнт, во Флориде еще было спокойно. Йен прибыл туда в чине лейтенанта. Но если бы в этот момент ему приказали выступить против индейцев, он тут же вышел бы в отставку. Нет, ни за что на свете он не стал бы участвовать в этой позорной войне. Но, когда во Флориде начал разгораться конфликт, полк Йена временно находился в Техасе. Затем молодого Маккензи перебросили в глубь штата, где требовалась помощь в выращивании ячменя, который использовали для пивоварения. Только после этого Йена направили во Флориду, в Ки-Уэст: там начались работы над созданием переправ через реки, стремительные потоки и непроходимые болота. Все, что ему пришлось видеть и наблюдать во время многочисленных путешествий по стране, вылилось в твердую уверенность: ситуация в Федерации становится все более и более угрожающей.
И все же Йен был недоволен тем, что позволил вовлечь себя в политические дискуссии. Он не хотел говорить здесь о политике, а тем более вести какие-либо споры на подобные темы. Особенно после столь соблазнительного и многообещающего шепота Лили…
Йен посмотрел на нее. Лили, заметив это, предостерегающе покачала головой. Он в ответ только улыбнулся. Лили должна понять его интерес к Лавинии. Равно как и то, что он заботится о себе, стараясь не подвергать ненужному риску ни свои планы, ни репутацию девушек. Ведь Йен собирался жениться на очень достойной молодой особе. К тому же у него было много других планов. Поэтому еще не известно, когда состоится его бракосочетание. Отношения Йена с Лавинией носили для обоих легкий характер. Они не смотрели на них серьезно и не ставили в зависимость от них свои жизненные планы. Йен не был влюблен в Лавинию, и она знала об этом. Да и сама не была влюблена в молодого Маккензи. Они стали друзьями, когда Йен на короткое время приехал домой. Лавиния, молодая вдова, благоразумно выбирала себе любовников так, чтобы не связывать себя никакими обязательствами. Она хотела получать удовольствие и пренебрегала общественным мнением. К тому же покойный супруг завещал ей кругленькую сумму, которой она лишилась бы при вторичном замужестве.
— Маккензи! Йен Маккензи! Вы несете совершеннейшую ерунду! — воскликнул Альфред Риппли, постукивая тростью по дубовой двери библиотеки. — Вы утверждаете, будто Джон Браун заслужил петлю и что Авраам Линкольн, этот моральный урод, не держит никакого зла против южан и озабочен только сохранением незыблемости Федерации!
Йен вздохнул и посмотрел на своего отца, который стоял в противоположном углу библиотеки, опершись локтем на выступ в стене. Эта его поза не менялась с годами. Джаррет Маккензи выглядел все таким же сильным, здоровым и энергичным. Темные глаза придавали особую выразительность его красивому и благородному лицу. Иссиня-черные волосы слегка тронула седина.
Еще недавно у Йена были разногласия с отцом, но сейчас их мнения стали во многом совпадать. За последние несколько лет Йен понял, что не просто любит отца, но и уважает его. Взгляды Джаррета оказали решающее влияние на образ мыслей сына. Джаррет имел огромный жизненный опыт и поэтому всегда считал себя правым. В этом он убеждал и сына, поучая его…
— Дело Джона Брауна достойно сожаления, — ответил Йен на выпад Альфреда Риппли. — Этот человек всем сердцем верил, что Бог благословил его деяния, ибо они преследовали высокие цели. Но все же я считаю, что он заслужил петлю. Ибо именно такое наказание прописано в наших законах за убийство. Джон Браун не имел права брать на себя роль судьи и вершителя правосудия.
Йен встал и поклонился всем, находившимся в библиотеке. Его дядя Джеймс, приехавший со всей семьей на день рождения Джаррета Маккензи, как-то странно посмотрел на племянника. Йен ответил ему быстрым взглядом и скорчил кислую мину. Затем повернулся к Риппли и остальным.
— Джентльмены, надеюсь, вы меня извините, если я на некоторое время отлучусь. Мне необходимо проверить список вин на сегодняшний вечер. Отец, ты не возражаешь?
Джаррет понимал, что его сына невольно втянули в политический спор, и очень сожалел об этом. Тем более что Риппли не терпел возражений и считал правильной только свою точку зрения. Он даже вряд ли понимал, как отвратительны его попытки оправдать рабство, не видел, с какой нечеловеческой жестокостью каждая из воюющих сторон старалась доказать другой, что их дело благословил сам Бог. Так было, например, в штатах Канзас, Миссури и Небраска.
— Да, Иен, сходи, пожалуйста, и все проверь, — кивнул сыну старший Маккензи.
Йен с облегчением вздохнул и вышел из библиотеки. Конечно, он не собирался проверять никаких списков вин. Это было давно сделано. Хотя отец и не знал о Лавинии, но понял, что сыну необходимо поскорее уйти.
Йен решил заглянуть на кухню. Он, разумеется, не подозревал о том, что происходило внизу между Питером О'Нилом и Элайной, но услышал звонкий звук пощечины.
Ему не нравился этот О'Нил, отец которого, только что объявивший о помолвке своего сына с наследницей хлопковой фирмы Эльзой Фитч, как говорили, прижил нескольких внебрачных детей по всему штату. При этом он бросал каждую женщину, как только та оказывалась в интересном положении и это становилось заметным. Его считали красивым мужчиной и покорителем сердец.
Услышав звук пощечины. Йен поспешил на кухню, считая своим долгом защитить неизвестную особу, подвергшуюся оскорблению. Ведь это происходило в его родном доме! Но только в том случае, если пострадавшая не будет против этого возражать.
Отодвинув от двери тележку с мясом, преграждавшую вход в буфетную, Йен заглянул внутрь и увидел, что Питер О'Нил стоит посреди комнаты и держится за щеку. На его багрово-красном лице белел след от пощечины. При виде молодого хозяина Питер растерялся.
— Простите меня, Йен, — уныло пробормотал он. — Издержки любовной интриги. Надеюсь, этим дело и ограничится. Одна красотка влюбилась в меня, и вот…
— Похоже, что так, — сухо ответил Йен.
— Для брака она не годится, — продолжал оправдываться Питер.
— Кажется, у вас всегда возникают проблемы с женщинами, которые вам нравятся. Питер покраснел еще больше.
— У моего отца таких проблем не было.
— Но на сей раз у вас, полагаю, мелькнула мысль о женитьбе, не так ли? — вкрадчиво поинтересовался Йен. Питер растерянно улыбнулся и театрально воздел руки.
— Вы объехали всю страну. Йен! И уж конечно, изучили до тонкостей женские нравы. Дамочка, которая только что меня покинула, наградив пощечиной, обыкновенная распутница. К тому же немного озорница, из которой так и брызжет спелый сок. Она хотела меня. И я не мог ей отказать. Поверьте, Йен, только камень устоял бы перед этой фурией. Вы не представляете себе…
— Перестаньте, Питер! — прервал его Йен. — И избавьте меня от ваших театральных сцен. Я знаю, с какой бесчеловечной жестокостью вы относитесь к женщинам, которых считаете недостойными вашей руки. — Йен внимательно посмотрел на Питера. — Надеюсь, вы не заводите здесь шашни со служанками?
Он вдруг заподозрил, что О'Нил-младший забавлялся здесь с Лили.
Питер выпрямился, и глаза его злобно сверкнули. Он знал, что Йен не питает к нему симпатии, и его привело в ярость то, что молодой Маккензи догадался о разыгравшейся здесь сцене.
— Конечно, нет! — раздраженно ответил он. — ; И уж если верить слухам, то отнюдь не вам, мистер Йен Маккензи, осуждать других мужчин за любовные похождения.
Йен выгнул левую бровь. Не готовый к подобному выпаду, он немного растерялся. Впрочем, нет никакого смысла затевать с О'Нилом разговор о том, что развлекаться со взрослыми опытными женщинами и соблазнять невинных юных девушек — не одно и то же. Однако пока Йен не мог ни в чем обвинять Питера, поскольку не знал, какая женщина вышла несколько минут назад из буфетной и за что наградила О'Нила такой звонко пощечиной.
Черт с ним, с этим Питером! Пора прекратить это никчемный разговор и уйти отсюда. К тому же Лавиния, наверное, уже заждалась.
— Берегитесь, Питер, — предупредил Йен. — Вы находитесь в доме моего отца, поэтому извольте вести себя достойно. Иначе…
— Иначе что? — с вызовом спросил О'Нил.
— Иначе мне придется преподать вам урок хорошего тона.
Йен вышел через холл на улицу. Проходя под окнами библиотеки, он услышал возбужденные голоса. Видимо, политические баталии были в самом разгаре. Ему вдруг страстно захотелось забыть и о Питере О'Ниле, и о грозовых тучах, неумолимо собиравшихся над страной…
Йен все сильнее тосковал о прошлом, о спокойной, размеренной жизни, о безоблачных днях, суливших в будущем только счастье. Он вспоминал те времена, когда реки текли спокойно и по ним лениво плыли баржи. Так же неторопливо, как тиканье часов, тянулась день за днем и сама жизнь в Симарроне. Кроны сосен бросали тень на землю, а кристально чистые водоемы освежали прохладой разгоряченные летним солнцем человеческие тела. Это был его мир. Непохожий ни на Север, ни на большинство штатов Юга. Немалая часть этого мира до сих пор располагалась на дикой, почти не тронутой цивилизацией территории полуострова, преобладающими цветами которого были голубой и зеленый. Его прозрачные водоемы не походили ни на какие другие. Солнце здесь светило ярче, чем где-либо еще, а краски закатов потрясали воображение. Земля была подобна эдему.
— Мм-м… эдему? — спросил себя Йен. — Раю?
Душевному… Уединенному… Соблазнительному…
Вернувшемуся благодаря… Лавинии.
А весь остальной мир пусть на это время провалится в ад…
Элайна торопливо шла вдоль сосновой аллеи, легко ступая по устланной мягкой хвоей тропинке и не решаясь оглянуться. Потом остановилась и посмотрела в сторону дома. На тропинке никого не было. Видимо, Питер О'Нил все же не решился последовать за ней. Даже, если…
При этой мысли у девушки вспыхнули щеки.
Но нет! Ее никто не преследует. Никто! Питер остался в буфетной. Ей все-таки удалось ускользнуть от него! После всех событий этого дня она наконец осталась одна. Ей необходимо побыть одной, чтобы прийти в себя.
Элайна направилась в спокойное, тихое убежище.
Туда она и хотела пойти, когда Питер грубо остановил ее. Но теперь ей уже никто не помешает!
Девушка знала, что неподалеку находится небольшой водоем с чистой прохладной водой, окруженный деревьями. Сказочное, уединенное место. Наверное, там и был когда-то рай, где жили Адам и Ева. А дальше простирался темный лес, начинавшийся за лугом у Симаррона. Кузина Йена Сидни Маккензи рассказала Элайне об этом месте, называя его райским уголком, и уверяла, что та легко найдет водоем с хрустально прозрачной ключевой водой. Сидни все здесь хорошо знала, потому что принадлежала к семейству Маккензи, хотя и не к той ветви, которая обосновалась в Симарроне. Сидни, как и Элайна, выросла на самом юге штата. В местах, которые жители цивилизованной центральной Флориды считали дикими.