Грэм Хизер. Обольстительница

   Он приступил к церемонии бракосочетания. Райза остро ощущала нелепость происходящего. Здесь Йен… человек, за которого она когда-то собиралась замуж. И Элайна, ставшая ее лучшей подругой… А рядом с ней… Джером! Враг. Человек, настолько захвативший ее воображение, помыслы и чувства, что она желала его даже тогда, когда это было сущим безумием. Вот он возвышается рядом… загорелый, красивый, неотразимый. Она опустила глаза. Взгляд упал на его руки. Она вспомнила их прикосновения. По всему телу пробежала дрожь. Вспомнила нестерпимо яркую синеву его глаз на фоне бронзовой кожи. Райза услышала его чистый сильный голос, отчетливо произносивший слова брачного обета. Закрыла глаза. Вспомнила, как милосердно он обошелся со своими врагами, когда захватил их корабль. В эту минуту, в минуту их венчания, Райза поняла, что любит его. Возможно, неудержимо сильная страсть мешала ей увидеть правду прежде. Она влюблена в этого человека. И венчаться с ним отказывалась не из-за того, что он враг, а из страха. Из страха перед собственным чувством. Оттого что она его любит, но… может ли он любить ее?
   Она почувствовала, как жжет в глазах и в горле. Она не имела права рисковать будущим ребенка из-за своих страхов! И все же…
   – Райза… – Он тронул ее за локоть. Райза вздрогнула от неожиданности.
   – Да?
   По-видимому, это оказалось именно тем словом, какое полагалось произнести в тот момент. Ее попросили произнести слова брачного обета. Она едва выговорила их, заикаясь и запинаясь. Но это, по-видимому, не имело никакого значения. В следующий момент ее рука оказалась в руке Джерома. Он надел ей на палец обручальное кольцо, которое на удивление точно подошло по размеру.
   – Шампанского! – воскликнула Элайна, стараясь говорить естественно.
   – Да, и побыстрее, – поддержал ее Йен. – Надо еще оформить документы.
   Пока Райза дрожащей рукой выводила свою фамилию на документе, согласно которому она стала миссис Маккензи, Элайна разлила шампанское. Подала бокал Райзе:
   – Желаю счастья!
   Райза взяла бокал, сознавая, что ее взгляд, вероятно, выражает осуждение. Предательница!
   Элайна в ответ пожала плечами. В следующий момент Райза оказалась в объятиях друзей. Йен с улыбкой смотрел на нее сверху вниз.
   – Все-таки ты стала Маккензи. Я теперь, наверное, никогда не избавлюсь от чувства ревности.
   Райза тоже улыбнулась в ответ. Лжец! Он любит только свою жену и никогда не любил никого другого. Как ей хотелось возразить ему, сказать, что она не Маккензи и никогда не станет настоящей Маккензи. То, что произошло сейчас, всего лишь формальность.
   – Джером, скоро рассвет, – напомнил Йен.
   Райза услышала за спиной неторопливый голос Джерома:
   – Да, я знаю.
   – Я пошел, – торопливо произнес преподобный отец.
   – Благодарю вас, святой отец. – Джером вложил в руку священника золотую монету Соединенных Штатов. – Это для ваших прихожан, сэр.
   – Да-да, конечно. Спасибо. Но только не забывайте, пожалуйста, что меня заставили это сделать. Янки иногда поступают очень жестоко с теми, кто помогает мятежникам.
   – Конечно, вас заставили, сэр.
   Священник кивнул и быстро вышел из комнаты. Райза наблюдала за Йеном. Он обнял свою располневшую беременную жену и повел к двери. На пороге обернулся к Джерому:
   – Не забывай, у тебя мало времени.
   – А мне много времени и не нужно.
   – В таком случае доброй ночи. Храни тебя Господь.
   – Храни нас всех Господь… чтобы пережили эту войну.
   Джером поднял бокал с шампанским. Когда Йен с Элайной вышли, он поставил бокал на стол. Обернулся к Райзе. Она почувствовала, как горячий румянец залил щеки. Инстинктивно отступила, ухватилась за каминную доску.
   Широким шагом он приблизился к ней. Взял ее за подбородок, поднял голову, заглянул в глаза:
   – Не волнуйтесь, миссис Маккензи. Со мной вам бояться нечего.
   – А вы когда-нибудь видели, чтобы я боялась, капитан? Он улыбнулся своей немного насмешливой улыбкой:
   – Должен признаться, боязливой вас вряд ли можно назвать. И все же, повторяю еще раз, вам совершенно нечего бояться… если не забудете, о чем говорится в брачном обете. Оставайтесь здесь, Райза, так, чтобы я мог найти вас.
   – Я и не собираюсь никуда уезжать.
   – Я думал, может быть, тебе поехать в Джексонвилл, но там сейчас очень неспокойно. Конечно, есть еще Чарлстон.
   – Нет, – поспешно проговорила Райза. Он вопросительно приподнял брови. – Чарлстон слишком… южный.
   – Вот то-то и оно.
   Райза покачала головой, глядя ему прямо в глаза:
   – Я не могу сделать из тебя янки, Джером. Но и ты не в силах превратить меня в мятежницу.
   – Это верно, – тихо произнес он.
   – И кроме того, твоя невеста живет в Чарлстоне.
   – У женатых мужчин невест не бывает.
   – Твоя бывшая невеста живет в Чарлстоне.
   – Ну и что из этого?
   – Мне бы не хотелось осложнять тебе жизнь.
   – Это очень благородно. Ты думаешь о других.
   Как ей хотелось его ударить. Она едва сдерживала себя.
   – Я остаюсь здесь.
   – В городе, занятом северянами, – сухо произнес он.
   – В южном штате. С Элайной. Во Флориде.
   Райза опустила ресницы. Он внимательно наблюдал за ней. Ничего не возразил. Прошло несколько секунд, прежде чем он заговорил:
   – Я прекрасно понимаю, как опасно путешествовать в наши дни. Но мне бы хотелось, чтобы мой ребенок родился в моем семейном гнезде. Это не такая большая плантация, как у моего дяди в Симарроне, но это наше фамильное поместье. Ближе ко времени родов я сообщу тебе, когда смогу приехать и забрать тебя домой.
   – Благоразумно ли это, сэр? Мой отец…
   – Твоему отцу придется смириться с тем, что ты теперь замужняя женщина.
   – Я долго ничего о нем не слышала. Он, наверное, волнуется.
   – Ну так напиши ему. Скажи, что ты здорова, вышла замуж и больше не обязана повсюду следовать за ним. Теперь ты будешь следовать за мужем.
   – Мое сердце и разум указывают мне путь!
   – В таком случае, любовь моя, молись, чтобы они вели тебя в нужном направлении. – Он чуть отступил назад. – Если я тебе понадоблюсь… не важно, для чего… тебе стоит только позвать. Я появлюсь, как только смогу. Спокойной ночи, Райза. Береги себя… и нашего ребенка.
   Он круто повернулся, открыл дверь и выскользнул в ночь. Исчез так же неожиданно, как и появился. Как видение.

Глава 18

   – Ну и какие новости?
   Сидни подняла глаза от письма и залилась румянцем. Оказывается, ее пациент – военнопленный полковник армии северян Джесс Джон Холстон – проснулся и внимательно наблюдал за ней.
   Этот умный, тонкий, проницательный красивый человек с темно-каштановыми волосами и горящими карими глазами попал в плен во время жестокой битвы и был при смерти. Конфедераты до сих пор считали его необыкновенно ценной добычей. Превосходный кавалерист, державшийся в седле так же хорошо, как любой южанин, он снискал величайшее уважение всех конфедератов, после того как отменил казнь их пятерых солдат. Этих солдат собирались повесить в долине Шенандоа за шпионаж. Северяне, уверенные в том, что пятеро шпионов выдали их позиции людям Джексона, в ярости готовы были линчевать несчастных. Но тут вмешался Холстон. Он напомнил своим людям, что ничего еще не доказано и что Господь покарает их всех, если они не будут соблюдать элементарные правила человеческой этики. Однако ценность его как военнопленного заключалась, разумеется, не в его гуманизме. Линкольн в свое время привлек Холстона к участию в большой разведывательной операции, спасшей жизни сотен людей. Шла большая шахматная игра. Холстон, имевший лишь чин полковника, тем не менее благодаря своей репутации при обмене военнопленными мог стоить двух генералов.
   Он выжил лишь благодаря Бренту, с гордостью подумала Сидни. В теле Холстона засело пять пуль, но каким-то чудом ни одна из них не раздробила ему кость. Почти все остальные солдаты оказались ужасно капризными пациентами и были убеждены в том, что Брент либо намерен убить их – в тех случаях, когда он отказывался от ампутации, – либо искалечить. Джесс Холстон на мгновение открыл золотистые глаза, сверкнувшие на окровавленном лице, и посмотрел на Брента. На протяжении всей операции он не произнес ни слова, ни в чем не обвинял хирурга, не издал ни единого стона или звука, хотя единственным обезболивающим средством в тот момент были остатки виски. В конце операции Холстон потерял сознание. В мучительной лихорадке, которой сопровождалось его выздоровление, он часто звал какую-то Мэри, иногда принимал за Мэри Сидни, потому что именно ей поручили выхаживать его. Брент, подобно многим другим врачам, считал, что свежий воздух способствует выздоровлению ничуть не меньше, чем лекарства. Вот почему, как только Холстон смог передвигаться, Сидни стала сопровождать его по утрам на прогулки. Сегодня, придя в госпиталь, она увидела его во дворе, он дремал в кресле-каталке. Холстон уже мог ходить сам, однако из-за сильной слабости, не мог уйти далеко. Брент сказал, что хромота останется у полковника на всю жизнь. Но стоило ли скорбеть о подобной мелочи после всего, что ему пришлось перенести…
   – Это всего лишь семейные сплетни, – ответила Сидни на его вопрос. – Ничего интересного.
   – После того как пролежишь в больнице столько времени, все становится интересным. Кроме того, мне кажется, мисс Маккензи, что в вашей жизни все необыкновенно и увлекательно.
   Она с улыбкой покачала головой:
   – Ну хорошо. Вот, например… жена моего кузена скоро родит второго ребенка.
   – Ах да, Элайна.
   Сидни в изумлении приподняла брови:
   – Вы ее знаете?!
   Теперь он покачал головой, улыбнулся:
   – Нет, но мне не раз приходилось встречаться с Йеном.
   – Вот как! Но… в таком случае…
   – Да, конечно, я сразу понял, что мой хирург из рода Маккензи. Йен часто расхваливал при мне искусство своих братьев. Иногда даже приводил в ярость других врачей, объясняя им, что сделали бы Джулиан или Брент Маккензи при подобных обстоятельствах. Сейчас, минуточку… Да, вы, разумеется, намного привлекательнее их, но все-таки вы тоже, несомненно, Маккензи из Флориды, хотя в вас определенно есть что-то экзотическое. Я вас не обижу, если позволю себе предположить…
   – Да, во мне течет индейская кровь. – Сидни заявила об этом как о чем-то само собой разумеющемся. Она гордилась своей индейской кровью.
   – Это делает вас еще прекраснее.
   – Что за лесть, сэр? Берегитесь. Вы начинаете походить на наших южных джентльменов.
   – Мужчина либо джентльмен, либо нет, не важно, с Севера он или с Юга.
   – Верно. При этом некоторые из них отчаянные льстецы, а другие совсем не умеют льстить. Если надеетесь отвлечь меня лестью, чтобы потом вам было легче исчезнуть…
   – С какой стати я должен исчезнуть?
   Сидни пожала плечами. Странно… этому человеку так легко удается выводить ее из равновесия. При нем она все время краснеет. А ведь она неплохо знала мужчин. Работая в госпитале, Сидни повидала их достаточно. Всяких.
   – Как бы то ни было, сбежать вам не удастся. Поэтому ведите себя как полагается. Могу сообщить вам, что скоро снова стану тетушкой. У моей старшей сестры Дженифер уже есть очаровательный сынишка. А теперь мой непутевый брат – морской капитан – тоже женился и собирается стать отцом.
   – Непутевый морской капитан… это тот, который женился на дочери генерала Мэджи?
   – Да. Вы что-нибудь о нем знаете?
   – Генерал все еще рвет и мечет. Но продолжайте, пожалуйста.
   – Ну, самая главная новость, конечно… – Сидни осеклась на полуслове.
   Он с любопытством смотрел на нее. С искренним любопытством. Так интересуется ее семейной жизнью? Конечно, он друг Йена. И кроме того, служил под началом генерала Мэджи… Сидни покачала головой:
   – Я рассказываю вам обо всем. Вы же не рассказали мне ничего.
   Он улыбнулся:
   – Я всего-навсего внук богатого коммерсанта-меховщика. Правда, с кучей денег и роскошным особняком в Нью-Йорке.
   – И очень скромный, как я вижу.
   Он покачал головой, все с той же улыбкой:
   – Состояние росло само по себе. Это началось вскоре после экспедиции Льюиса и Кларка. Моей заслуги тут нет. И потом… видите ли, деньги достались мне от матери, сбежавшей с моим отцом… солдатом. Он участвовал в Мексиканской войне. Отсюда и мое назначение в Уэст-Пойнт, где я познакомился с вашим двоюродным братом Йеном. Что еще я могу вам рассказать?
   Несколько секунд Сидни колебалась, но удержаться от вопроса все же не смогла:
   – Кто такая Мэри?
   Он долго молчал, потом вздохнул:
   – Моя жена. Она умерла от малярии через две недели после того, как я уехал на войну.
   – О… Простите меня…
   – Ничего. Итак, продолжайте, пожалуйста. Расскажите, о чем вам еще пишут?
   – О чем пишут?.. – Сидни взглянула на листки, лежавшие на коленях. – Моя мать скоро должна родить.
   Он смотрел на нее с улыбкой.
   – Вы говорите об этом в таком неодобрительном тоне. Считаете, ей поздно рожать? Может, это не подобает делать в ее возрасте?
   Сидни покачала головой:
   – Нет, дело не в этом. Просто я беспокоюсь за нее. Брент собирается взять отпуск. Он ведь работает без передышки всю войну. Ни одного дня отдыха. Начальство решило, что ему пора уехать на некоторое время. Мой старший брат Джером действует с отчаянной храбростью. Проникает всюду, куда необходимо. Нет ни одного офицера-южанина, который отказался бы ему помочь, потому что он нужен всем. Но он играет с огнем. Я очень за него волнуюсь. Сейчас, например, он уже должен быть здесь – обещал приехать за мной.
   – Вы говорите о морском капитане? Сидни кивнула.
   – Не переживайте. Насколько мне известно, он скоро здесь появится.
   – Неужели вы и Джерома знаете?!
   – Только по слухам. – Холстон дотянулся до скамейки, на которой она сидела. Сжал ее руку. – Не волнуйтесь. Вы попадете к матери.
   – Мне бы вашу веру.
   – А у нас, кроме веры, ничего не осталось. Так что главное – не теряйте надежды.
 
   Джером появился два дня спустя, примерно в это же время. Сидни сидела во дворе с Джессом Холстоном.
   Госпиталь пришел в движение. Джерома все знали как героя. Он один не страшился вражеских пуль, в то время как другие предпочитали не рисковать, не выходить за линию блокады. И внешность его вполне соответствовала репутации. Очень высокий, бронзово-смуглый от солнца и морского воздуха, со сверкающими голубыми глазами, он производил незабываемое впечатление в своей синей морской форме и шляпе с плюмажем. Джером почтительно здоровался со всеми медсестрами – как пожилыми, так и молоденькими. Приветствовал старых друзей и вновь прибывших раненых. Сидни, хорошо знавшая брата, заметила, как туманятся болью его глаза при виде чужих страданий. Наконец он дошел до скамейки, на которой она сидела. Порывисто обнял сестру. «А он очень изменился», – подумала Сидни. Конечно, они все изменились за это время. Но Джером больше других походил на отца. Такой же уверенный во всем, что бы он ни делал, такой же быстрый, неустрашимый, обаятельный и в то же время какой-то… недоступный, отстраненный. Он сохранил свою всепобеждающую неотразимую улыбку, свою редкую привлекательность и вместе с тем в нем появилось больше серьезности, даже суровости. Она ощущалась в его походке, легких небрежных движениях, даже в тембре его низкого глубокого голоса. Однако, несмотря ни на что, Сидни ощутила тепло его рук и нежность в его словах, обращенных к ней. Он сказал, что она прекрасно выглядит.
   – Ты тоже, старший брат! – Сидни познакомила его со своим пациентом. – Капитан Джером Маккензи, полковник Джесс Холстон, армия Соединенных Штатов.
   – Капитан Маккензи! Гроза морей!
   Джером ответил полуулыбкой, по которой Сидни поняла, что он тоже кое-что слышал о Холстоне. Протянул руку:
   – Полковник Холстон – единственный достойный соперник нашему Джебу Стюарту!
   – После вашего кузена Йена, сэр, – скромно заметил Джесс.
   Джером рассмеялся. Сел на скамейку.
   – Хороший ответ, сэр. – Он посерьезнел. – Рад видеть вас живым. Говорили, вы убиты.
   – Наверное, меня действительно сочли убитым. Я жив только благодаря искусству вашего брата, Брента. И вашей сестре.
   Он взглянул на Сидни. Та залилась румянцем. Джером несколько секунд внимательно смотрел на обоих, потом встал со скамейки.
   – Приятно было познакомиться. Как я понимаю, вас собираются обменять на кого-то из наших людей, но надеюсь, вы еще какое-то время останетесь нашим гостем. И еще надеюсь, что вы не нанесете слишком большого урона нашим войскам и сами останетесь живы.
   – Сэр, я прекрасно понимаю ваши чувства. Я буду молиться за вас. И за то, чтобы вас отозвали.
   Джером кивнул. Потом взял Сидни за руку:
   – Пора ехать.
   Она кивнула. Обернулась к Холстону:
   – Поправляйтесь.
   – Я буду ждать вашего возвращения. Джером увел сестру.
 
   В экипаже по дороге к центру города, где они собирались забрать Брента, Джером внимательно наблюдал за Сидни.
   – Возможно, тебе придется остаться с мамой на несколько месяцев.
   – Конечно, я побуду с ней какое-то время. Но в госпитале очень нужна моя помощь. И потом, после того странного случая с экипажем ничего плохого больше не произошло…
   – Просто я хотел сказать, что тебе, возможно, придется вообще остаться дома.
   Сидни подалась вперед, взяла его руки в свои. Если отец и брат объединятся против нее, ей придется уступить. Но она должна вернуться в Ричмонд! Внезапно это стало важнее всего остального.
   – Вспомни, Джером, когда война только началась, женщин и близко не подпускали к госпиталям. Потом стали поручать кое-что, но только дурнушкам. Мне удалось туда попасть только благодаря Бренту. Элайне и Райзе разрешили из-за Джулиана и отца Райзы. Я не могу просто сидеть дома. Я должна приносить какую-то пользу!
   В тени экипажа глаза Джерома казались совсем темными.
   – А приносим ли мы на самом деле пользу или только продлеваем эту кровавую бойню? – внезапно спросил он.
   Сидни решила сменить тему:
   – Мы обязательно выиграем войну. Теперь он наклонился к ней, взял ее руки.
   – Сидни, меня очень тревожит твоя близость к врагу.
   – К врагу?! Ты имеешь в виду Джесса?
   – Да.
   – Но он же ранен. Мы его лечим.
   – По-моему, ты делаешь для него больше, чем следует. И сама этого не замечаешь.
   – Но ведь мы уезжаем, не так ли?
   – Да. И лучше тебе не возвращаться. – В его голосе зазвучала горечь. – Поверь, не стоит слишком близко сходиться с врагом.
   Сидни откинулась на спинку сиденья:
   – Гм… Я ведь не видела тебя после того, как ты стал женатым человеком. Как твоя жена? Я знаю, она ждет ребенка. А вообще как она?
   Это ее старший брат. Она его обожает. Он никогда не сделает ей ничего плохого. И все же… в его глазах появилась такая ледяная холодность! Сидни пожалела о своем небрежном легкомысленном тоне.
   – С Райзой все в порядке.
   – Извини, Джером. Просто я…
   Она опустила голову. Он тяжело вздохнул, нежно погладил ее подбородок.
   – Сидни, я никому не пожелаю такого ужаса. Мне осточертела эта война, этот раскол. Я устал постоянно бояться, что однажды меня заставят стрелять в Йена. Я сожалею о том, что мне пришлось жениться на женщине, чей отец спит и видит, как бы меня убить, и о том, что эта женщина сейчас находится на моей родной земле только потому, что город, в котором она сейчас живет, захвачен янки. Будь осмотрительна с Джессом Холстоном, Сидни. Он производит очень хорошее впечатление. И репутация у него безупречная. Тем не менее он янки с головы до ног. Он принесет тебе страдания.
   – Не стоит так тревожиться из-за меня. Между мной и Холстоном ничего нет. Я медсестра, он мой пациент. Вот и все. Сейчас надо беспокоиться о маме. Разве не так?
   Он мрачно кивнул. На какое-то время они больше к этому не возвращались.
 
   Когда-то давным-давно, вспомнилось Джерому, мать называла их дом Замком у моря. Отец, смеясь, возражал, что это скорее Дворец у моря. Джером не соглашался ни с тем, ни с другим. Длинный дом из сосны округа Дэйд, знаменитого дерева, способного противостоять всем древесным паразитам, был большим и удобным. Если это замок, то скорее из немецкой сказки. Он неожиданно открывался глазу среди прибрежных морских сосен, обращенный фасадом к великолепному естественному пляжу. С севера его окаймляли субтропические леса, с запада – кокосовая роща, с южной стороны он выходил на реку. В центре строения располагался зимний сад с колоннадой, что соответствовало архитектурным традициям Юга. Здесь часто устраивались званые вечера, во время которых гости плавно перетекали из огромной столовой в гостиную и библиотеку. Наверху располагались семь спален и игровая комната. Вокруг дома находились многочисленные постройки для челяди и садовников, в большинстве своем семинолов, приходивших сюда, когда требовались их услуги и когда им нужно было заработать.
   Джером очень любил свой дом. Любил этот пляж, кокосовые пальмы, море и быструю речку. С самого раннего детства он строил лодочки из различных пород дерева – сосны, морского виноградника, дуба, мангрового дерева. Сначала он забавлялся с ними в больших лужах, позже начал строить рыбацкие лодки, потом небольшие яхты. В конце концов отец предложил ему поехать учиться на кораблестроителя. Вначале Джером не хотел уезжать так далеко от дома. Однако любовь к морю взяла свое, и он отправился в Бостон, штат Массачусетс. За время учебы он побывал и в Нью-Йорке, и в Норфолке, и в Чарлстоне, и в Пенсаколе. На судоверфях Виргинии он впервые увидел, как осуществляются его проекты. «Леди Варина» была построена в Англии по специальному проекту на деньги, вырученные от продажи других его судов. До войны она называлась «Мерси» – «Милосердие». В то время Джером потратил немалые средства и на то, чтобы соорудить удобный и надежный причал для своего корабля в бухте на реке, недалеко от дома.
   Он прекрасно понимал, что янки скорее всего будут поджидать его именно здесь, поэтому приказал Хэмлину спустить шлюп для него, сестры, брата и Дэвида Стюарта и вывести «Леди Барину» обратно в море.
   Приблизившись к поместью, они поразились необычной тишине. Джерома охватила тревога. Они причалили, вышли на песок. Услышали одиночные выстрелы. Из кустов вышли люди, в основном семинолы. Один из них, высокий, худощавый, с орлиным профилем, улыбавшийся одними губами, в то время как глаза оставались темными и мрачными, вышел вперед, приблизился и обнял каждого Маккензи по очереди.
   – Билли Боунз, познакомься с Дэвидом Стюартом. Он доктор, как и Брент. Дэвид, Билли – мой двоюродный брат или кто-то в этом роде по линии бабушки.
   Дэвид кивнул.
   – В чем дело, Билли? Что-нибудь случилось? Джером оглянулся на вооруженных людей. Билли покачал головой:
   – Ничего не случилось. Просто идет война, вы же знаете. Поэтому мы на страже. Ваш отец сейчас не может этим заниматься, – печально добавил он.
   – А что с отцом? – резко спросила Сидни.
   – С отцом все в порядке, Орленок.
   Билли назвал ее именем семинолов, как в детстве.
   – Мама?! – Брент круто повернулся, направился к дому. Билли схватил его за руку.
   – Она жива. Ваш отец с ней. Он сидит с ней день и ночь. Дженифер тоже здесь, но даже она не может уговорить вашего отца оставить ее. Не тревожьтесь о том, что вы опоздали. Здесь доктор Джошуа Брэндис, у которого Тила обучалась медицине. Он любит вашу мать и готов умереть за нее.
   Да, Билли прав. Джером знал, что Тила открыла в себе дар врачевания благодаря доктору Брэндису, во время второй войны с семинолами. Она никогда не училась медицине по-настоящему, однако обладала интуицией, которая передалась Бренту. Его тоже в свое время послали на лето учиться к доктору Брэндису, еще до поступления в медицинский институт. Джером не сомневался в том, что доктор Брэндис был когда-то влюблен в его мать. А Тила всегда относилась к нему с большим уважением, хотя любила она только их отца. Да, Брэндис наверняка с радостью бы умер за мать, но…
   Господи, что происходит? Не умирает же она, в самом деле!..
   Джером кинулся к дому. Брент, Сидни и Дэвид – за ним. Сердце как будто сжала ледяная рука.
   – Мама! – услышал он отчаянный крик Сидни.
   Перескакивая через две ступеньки, он помчался по лестнице в спальню родителей. У двери сделал над собой усилие и остановился. Перевел дыхание. Осторожно постучал, тихо открыл дверь. Брент и Сидни стояли сзади.
   Джеймс Маккензи сидел на краю массивной кровати, на которой неподвижно лежала Тила. Каштановые волосы веером рассыпались по подушке, оттеняя бледное лицо с тонкими чертами. Джеймс сидел, низко склонив голову, переплетя ее пальцы со своими.
   Господи… Она умерла… Внезапно Джерому тоже захотелось умереть.
   – Мама! – снова раздался отчаянный крик Сидни. Она рванулась вперед. Джером схватил сестру за руку.
   Джеймс вздрогнул. Встал. Его поразительно красивое лицо было изможденным, измученным.
   – Дети!
   Сидни разрыдалась. Джером выпустил ее руку, и она рванулась к отцу. Джеймс порывисто обнял дочь.
   – Сидни, дорогая моя, ненаглядная… – Он поднял голову и печально улыбнулся. – Добро пожаловать домой, мальчики.
   Джером с трудом проглотил ком в горле. На глаза навернулись слезы. Он прошел вперед и опустился на колени у кровати. Голова упала на простыни, слезы обожгли щеки.
   И вдруг… о чудо! Он ощутил, как кто-то гладит его по волосам. Услышал шепот:
   – Джером, дорогой мой! Я очень рада, что меня так любят, но… ты еще больше расстраиваешь отца… и сестру.