Грэм Митчелл. Пятое кольцо

   Еще неделю тому назад он жил на ферме, на которой провел всю свою жизнь. Неделю тому назад его отец был жив. А теперь в его жизни образовалась пустота, столь сильное ощущение сиротства, что оно грозило совершенно подавить его дух. Его глаза наполнились слезами, которые медленно покатились по щекам. Если бы он остановился вовремя, если бы он совладал с собой, он и его друзья не оказались бы сейчас в таком положении – в диком лесу далеко от дома. Воспоминания мучили его, и он постарался подумать о чем-нибудь другом.
   Неподалеку юноша слышал голоса друзей: они негромко беседовали о чем-то. Он был рад, что сидит один в темноте. Легкий звук шагов заставил Мэтью обернуться.
   – Я здесь, – негромко сказал он.
   – А, вот ты где, – откликнулся отец Томас и подошел к нему.
   Когда священник сел рядом, Мэтью отвернулся, а потом уткнул лицо в колени: он не хотел, чтобы отец Томас заметил слезы на его глазах.
   – Приятная ночь, – сказал отец Томас.
   – Приятная, – согласился Мэтью.
   Рузелар лизал свои берега, и оба сидели, прислушиваясь к тихому плеску воды. Высоко над головой Мэтью заметил падающую звезду, мгновенно блеснувшую на небе. Она исчезла за лесом вдали – там, где река поворачивала.
   – Все проходит, – помолчав, сказал отец Томас. – Сейчас тебе трудно в это поверить, но на самом деле боль проходит. Не до конца, правда… но жить становится возможно.
   – Что же это за бог, если он допускает такое, отец? – спросил Мэтью, у которого горечь вдруг прихлынула к сердцу.
   Отец Томас ответил не сразу:
   – Не знаю, что на это ответить, Мэтью. Не знаю, почему бог забрал твоего отца, совсем еще не старого, почему он забрал маленького Стефна Дарси, и сына Теда Лейтона, и других… Я всего лишь человек; мне очень хотелось бы знать ответ, но никто из нас не может знать замысел бога, он известен ему одному.
   Мэтью снова посмотрел на костер, потом перевел глаза на реку.
   – Я порядочно глупостей наделал, – сказал он после долгого молчания.
   – Это тебе сейчас так кажется, – ответил отец Томас, – но ничего просто так не происходит. Я всей душой в это верю. Ты не должен себя осуждать.
   – Я загубил не только свою жизнь, но и чужие жизни тоже.
   Отец Томас глубоко вздохнул:
   – Мэтью, послушай внимательно, что я тебе скажу. Ты сделал то, что должен был сделать. Твои друзья свободно выбрали свой путь – и я точно так же. Если ты говоришь, что погубил их жизни, то этим только принижаешь значение их выбора. Ты отвечаешь только за свои собственные действия, а не за поступки других людей. Ты понимаешь меня?
   Мэтью кивнул, хотя на самом деле не понимал по-настоящему слов отца Томаса и не верил в них. Оба замолчали. Он еще раз взглянул на небо, а потом на Рузелар. Через некоторое время он взял с земли несколько камешков и принялся кидать их в реку один за другим.
   Отец Томас слушал, как они плюхаются в воду. Прошла еще минута, прежде чем Мэтью прервал молчание:
   – Мы ведь не на север едем, правда?
   Отец Томас обернулся к нему. В темноте можно было различить лишь силуэт лица Мэтью.
   – Нет, – ответил он, помедлив. – Мы не на север едем. А как ты это понял?
   – На второй день солнце больше не стояло у нас по правую руку, как раньше. Последние пять дней оно у нас слева и немного сзади.
   Отец Томас незаметно улыбнулся. Он и забыл о способности Мэтью подмечать малейшие детали и о его сообразительности.
   – Ты совершенно прав. Мы изменили курс, и не без причины. На севере нас ждет Эндерон, а в нем – наш друг констебль и суд короля Малаха. Было бы не очень разумно отправиться туда именно сейчас.
   – Понятно, – ответил Мэтью. – А куда же мы направляемся?
   – В Тирейн, – сказал отец Томас.
   – Тирейн? Но чтобы туда добраться, понадобится не меньше двух месяцев.
   – Намного меньше, если мы спустимся по этой реке. – Мэтью приходилось слышать, как отец и другие мужчины беседуют о Тирейне, и ему казалось, что Тирейн находится на краю света. Он знал, что этот город – огромный город. Самый большой город, какой ему довелось увидеть за всю жизнь, был Мастрих, который был немногим крупнее Грейвенхейджа.
   – Я не понимаю, отец. Как мы сможем спуститься по реке на лошадях?
   – На расстоянии примерно дня с небольшим езды отсюда находится город, который называется Элбертон. Большинство купцов останавливаются там, чтобы передохнуть перед дальнейшим спуском по реке и морским путешествием в Тирейн и Баркору.
   – Морским путешествием? Мы поплывем за море?
   – Да.
   Мэтью откинулся на спину, опираясь на локти, и стал смотреть вверх на звезды. Ночь была достаточно ясной, чтобы различить мутноватую полоску света, пересекавшую ночное небо. Однажды он спросил о ней отца Халорона, когда был совсем маленьким. Старый священник объяснил ему, что это не облако, а свет бесчисленных миллионов звезд, рассеянных во вселенной. Это было в тот год, когда отец Халорон умер, а его место занял отец Томас.
   – А зачем мы едем в Тирейн?
   – Разумный вопрос. На самом-то деле мы там недолго пробудем. Конечная цель нашего путешествия – Баркора, которая как раз с другой стороны границы, в Сеннии. На окраине города там есть аббатство, в котором мы сможем подождать в полной безопасности, пока страсти не улягутся.
   – Отец, а можно мне задать один вопрос?
   – Конечно.
   – Перед тем как мы покинули Девондейл, констебль сказал, что понимает ваши опасения – «учитывая все обстоятельства». Мне показалось, что это прозвучало довольно странно.
   Отец Томас ответил не сразу. Сначала он швырнул в воду камешек и уперся подбородком в колени. Мэтью хотел уже было извиниться, что задал такой вопрос, но тут отец Томас заговорил:
   – У констебля было серьезное основание выразиться именно так. Почти двадцать восемь лет тому назад я убил человека.
   В темноте он почувствовал, что Мэтью обернулся к нему.
   – В то время твой отец и я вместе служили в одном и том же полку в войсках владыки Крелина. Тогда все было совсем не так, как сейчас, а уж Сибийская война и вовсе была отвратительна. Несомненно, что затеяли ее сибийцы, но Дурен поддерживал их с самого начала. По мере того как война становилась все более ожесточенной, те и другие начали зверствовать. На второй год войны Дурену каким-то образом удалось убедить орлоков воевать на его стороне. Уже более тысячи лет орлоки держались в стороне от мира людей и жили в своих пещерах глубоко под землей. Но тут в течение какого-то месяца они начали выходить на поверхность, участвуя в сражениях – в основном в тех, что происходили по ночам.
   Мы собирались объединиться с генералом Пандаром и генералом Гразанком у Мелфорта, а затем пробиваться в глубь Сеннии. Чтобы вовремя оказаться на месте встречи, нужно было пройти через брод Кохита. Командир нашего батальона, офицер по имени Кормак д'Лорьен, решился во что бы то ни стало успеть вовремя, каких бы усилий это ни стоило солдатам, уже и без того совершенно изнуренным. Все старшие офицеры советовали ему дать войску полдня на отдых, но Кормак отказался и дал приказ колонне двигаться вперед. Он был сыном барона, этот высокомерный честолюбивый человек, не слушавший никогда ничьих советов.
   Мы вошли прямо в западню, приготовленную врагом. Спереди на нас напали орлоки, а сзади – сибийцы. Больше половины солдат, а это были все наши друзья и приятели, были убиты или изрублены на куски. Твоего отца той ночью ранили две стрелы, но в конце концов нам удалось пробиться назад и переправиться через реку.
   Мэтью с трудом перевел дыхание и попытался разглядеть в темноте выражение лица отца Томаса, но света было недостаточно.
   – На следующее утро в лагере мы принялись хоронить убитых, а хирурги – зашивать раны и вынимать из них наконечники стрел. Неподалеку от нас неподвижно сидел молодой парень – примерно твоего возраста, я думаю, – и тупо смотрел перед собой. Он был просто не в состоянии двигаться. Старшие солдаты уже и раньше видали такое, но для него все эти ужасы были в новинку. Бывают такие времена, Мэтью, когда душа видит слишком много, больше, чем способна воспринять, и тогда она улетает куда-то – далеко-далеко от войны и смерти. Это и случилось с этим юношей.
   Кормак увидел парня и приказал ему встать, но тот не шевельнулся. У него, видишь ли, уже просто не было на это сил. Но сын барона не привык повторять свои приказы. Когда и после второго приказа юноша остался неподвижен, он ударил его по лицу и силой поставил на ноги, назвав жалким трусом. Терпение мое лопнуло. Произошла схватка – и в конце концов Кормак д'Лорьен был мертв, а я на восемь лет оказался в тюрьме короля Малаха. Именно там я и встретил брата Грегорио и решил стать священником.
   Мэтью не знал, что сказать. Он пытался найти подходящие слова и не находил, поэтому он протянул руку и положил ладонь на руку отца Томаса:
   – Простите, отец. Я не хотел…
   – Ничего, ничего, – успокоил его отец Томас. – Это было давным-давно, как я тебе и сказал. Так что ты видишь: одна дверь закрывается, другая открывается… Пошли, – сказал священник, поднявшись на ноги и ласково погладив Мэтью по голове. – Пора возвращаться, а то остальные уже, наверное, думают, что мы в реку свалились.
   – Я приду через минуту.
   Мэтью смотрел, как отец Томас шагает обратно к лагерю – черный силуэт, обрамленный светом костра. Внезапно юноша ощутил благоухание первых распустившихся лесных цветов и глубоко вдохнул их аромат. Неделю тому назад земля была покрыта снегом, а сегодня где-то в этой тьме распускались и цвели цветы.
   «Одна дверь закрывается, другая дверь открывается», – мысленно повторил он слова священника. Мэтью встал и потянулся. До рассвета оставалось не меньше четырех часов, и сон вдруг показался ему соблазнительной штукой.
   Коллин открыл один глаз, когда Мэтью развернул свое одеяло и улегся рядом с ним.
   – Все в порядке? – спросил он, зевая.
   – Почти, – ответил Мэтью.

15

   Алор-Сатар, Рокой
   За горной грядой, отделявшей Элгарию от Алор-Сатара, Карас Дурен прогуливался по улицам Рокоя, столицы своей страны. Он размышлял о событиях последнего времени. «Брат умер. Жаль, жаль, – подумал он. – Несмотря на отсутствие способности предвидеть будущее, отличный был полководец, его помощь очень пригодилась бы. Может, он и в самом деле соревнуется с отцом, как сказал брат. Ну и что? Почти все сыновья так поступают. Есть ли лучший способ оценить свои успехи?» Дурен подумал об этом еще немного, но вскоре перестал: воспоминания об отце всегда были ему неприятны.
   Орлоки не сообщили о кольце ничего нового, и это его пугало. В последние недели ему начало казаться, что, возможно, его первоначальные представления о кольцах были не совсем правильны. В древних книгах там и сям встречались косвенные указания на то, что кольца можно настроить так, чтобы они подходили множеству людей. Для этого нужно было лишь изменить структуру их мозга. Тем сильнее была необходимость отыскать кольцо, отыскать его как можно скорее! Из-за того, что книги были очень попорчены временем, Карас не мог быть уверен в правильности своих мыслей. К сожалению, все опыты на людях, которых приводили ему стражники, обычно заканчивались так же, как и в тот раз, когда он испробовал силу кольца на Роланде. И каждый раз столько крови! «Нужно изобрести что-нибудь получше», – подумал Дурен.
   Малыш, строивший домик из палочек, обернулся, заслышав стук сапог о мостовую. Он поднял голову и невинно улыбнулся высокому человеку, остановившемуся рядом. Высокий человек тоже улыбнулся в ответ, но глаза ребенка так и не успели увидеть эту улыбку.

16

   Элгария, двести миль к югу от Девондейла
   Запах стряпни разбудил Мэтью. Было уже совсем светло. Он оглянулся и увидел Лару, сидевшую у костра и вертевшую на вертеле… кажется, двух куриц. Услышав, что он зашевелился, она обернулась.
   – Откуда ты их взяла? – спросил юноша, глядя сонными глазами.
   – Куриц? А, это Эйкин и Коллин… Они нашли их сегодня утром, – сказала Лара, отрывая кусочек мяса и пробуя на вкус. – Гм, еще, кажется, стоит пожарить.
   «Как это „нашли“?» – в недоумении подумал Мэтью.
   Он встал и пошел к реке. Чтобы проснуться окончательно, нужно сполоснуть лицо холодной водой. Его кости болели: следствие непривычки спать на голой земле. Юноша надеялся, что в Элбертоне – или как он там называется – будет постоялый двор с чистыми постелями.
   – Возвращайся поскорее, – крикнула Лара. – Завтрак будет готов через десять минут. И остальных зови!
   Мэтью помахал ей рукой, показывая, что все понял, и Лара повернулась к костру. Он еще некоторое время смотрел на нее, а перед его умственным взором промелькнули видения сна, который он видел этой ночью. Лара играла в нем существенную роль. Легкое подобие улыбки на мгновение показалось на его губах. «Недурно было бы сейчас выпить чашку горячего чая да вымыться, – подумал он мрачно, – ведь когда еще такое снова станет возможно?» По пути к реке он встретил Коллина и Эйкина, которые возвращались в лагерь.
   – Доброе утро, – сказал Мэтью. – Лара просила всех предупредить, что завтрак будет готов через десять минут.
   – Отлично, – ответил Эйкин. – Я так голоден, что готов съесть собственные сапоги.
   – И я тоже, – поддакнул Коллин.
   – Кроме того, она сказала мне, что вы нашли куриц, которых она готовит.
   – Ну, «нашли», может, и не самое точное слово, – ответил Эйкин, взглянув сперва на Коллина. – Нашли-то мы на самом деле ферму, примерно в миле отсюда. Фермер еще спал, и мы…
   – Мы не хотели нарушать его сон, – сказал Коллин, договаривая за него.
   Мэтью открыл рот от изумления:
   – Вы украли куриц? А что если отец Томас…
   – «Украли» – это уж слишком жестоко сказано, Мэтью, – сказал Эйкин, успешно изображая глубоко оскорбленного человека. – Я как раз собирался сказать, что поскольку мы не располагали временем, чтобы заключить с фермером сделку по всем правилам, то попросту оставили ему три серебряных элгара.
   – Три элгара?! – воскликнул Мэтью. – Не многовато ли будет за двух куриц?
   – Ну, ведь еще и яйца были, – сказал Коллин.
   – Яйца?
   – Конечно яйца, Мэт. Что же это за завтрак без яиц! – Мэтью посмотрел поочередно на Коллина и Эйкина, которые только кивали, подтверждая правоту друг друга.
   – Ты уверен, что твоя лихорадка совсем прошла? – спросил Эйкин, внимательно вглядываясь в лицо Мэтью.
   Но Мэтью все никак не мог позабыть куриц.
   – Я думаю, что раз уж вы за них заплатили, – сказал он, – а отец Томас не… Кстати, где отец Томас?
   – А, они с Дэниелом встали очень рано и поскакали вперед – проверить, безопасна ли дорога, – ответил Коллин. – Давай лучше умывайся поскорей. Ты ведь знаешь, как Лара свирепствует, когда опаздывают к трапезе.
   Мэтью открыл было рот, собираясь что-то ответить, но передумал. Когда его друзья уже зашагали дальше, он услышал, как Эйкин спросил у Коллина:
   – Как ты думаешь, Мэтью совсем поправился? По-моему, сегодня он как-то не в себе.
   Не слушая ответа Коллина, Мэтью спустился по берегу к Рузелару. Покачивая головой, он стал думать об Эйкине Джиббе.
   Эйкин был примерно лет на десять старше его. Со своим братом Фергусом они были погодки; Фергус был старший. Оба брата стали серебряных дел мастерами, как и их отец. Когда он умер, они продолжили его традицию играть на площади Девондейла каждый шестой день, – он играл так на протяжении многих лет. Эйкин был чуть выше Фергуса, но у него были те же тонкие черты лица, бледная кожа и светлые волосы. Несколько лет тому назад Фергус отрастил усы, что обрадовало почти всех жителей Девондейла, потому что братьев было весьма непросто различить на вид. Даже их смех и походка были похожи.
   Эйкин, который был глубоко верующим человеком, всегда казался Мэтью очень спокойным и добропорядочным, но теперь оказалось, что у него есть и иные качества. Например, он скакал на лошади, как никто, а уж с мечом управлялся с невообразимой ловкостью, которой Мэтью никак в нем не подозревал.
   Он покачал головой и наклонился, чтобы зачерпнуть воды.
   Когда Мэтью через несколько минут вернулся в лагерь, отец Томас и Дэниел уже были там, причем в руках отец Томас держал двух куриц, и одного взгляда на подозрительно раздувшийся мешок в левой руке Дэниела было достаточно, чтобы понять, что в нем лежат яйца.
   – Это просто немыслимо, Дэниел, – говорила Лара. – Ты с отцом Томасом тоже нашел пару куриц? У меня складывается впечатление, будто курицы назначают друг другу свидания в лесу!
   – Гм… мне надо за лошадьми приглядеть, – пробурчал Дэниел, ничего не отвечая на вопрос Лары.
   Лара взглянула на Коллина, который невинно улыбнулся и пожал плечами. Затем она обернулась к Эйкину, который зачем-то внимательнейшим образом принялся изучать острие своего ножа.
   Мэтью подошел поближе, не желая упустить ни слова.
   – Что тут скажешь… иногда господь действует таинственным образом, дитя мое, – произнес отец Томас. – Если вы позволите, я подсоблю там юному Дэниелу, а затем давайте есть, пока не остыло.
   Лара подняла брови, внимательно оглядывая всех присутствующих одного за другим. Заметив, что все почему-то смотрят в сторону, она покачала головой, глубоко вдохнула, выдохнула и решила больше не настаивать на объяснении.
   В это утро завтрак казался особенно вкусным. Солнце уже поднялось над верхушками деревьев, а песни лесных птиц были приятным сопровождением трапезы. Пока остальные свертывали свои одеяла, Мэтью стоял у Рузелара и смотрел вдаль. Он думал, что день выдастся хороший.
   Путешествие по бездорожью не может быть пустяковой прогулкой, но отец Томас умудрялся необыкновенно ловко находить просветы между деревьями. Вообще-то, тропа, по которой они ехали, даже и этого названия не заслуживала. Она была настолько узкой, что ехать можно было только гуськом. Почти все время они двигались вдоль Рузелара, но после обеда, состоявшего главным образом из хлеба, сыра и, как ни странно, снова яиц, стали от реки удаляться. Часа примерно через два лес поредел, а тропа превратилась в узкую полоску плотно убитой земли – дорогу. По мнению Мэтью, она не сильно отличалась от тропы, разве что была чуть пошире.
   А вот поведение отца Томаса сделалось несколько другим, и это не укрылось от наблюдательного юноши. Он стал гораздо осторожнее и непрерывно осматривал окрестности то спереди, то сзади. Прошло еще два часа, и ландшафт вокруг начал меняться. Невысокие холмы и долины между ними, по которым они путешествовали последнюю неделю, сменились более ровной местностью, а лес, росший по обе стороны дороги, еще более поредел. Многих пород деревьев Мэтью раньше никогда не видел. Стволы были толстые и извилистые; с сучковатых ветвей свисал серовато-зеленый мох. У некоторых деревьев листья были очень толстые, странной продолговатой формы, а величиной больше ладони. В отличие от большинства других деревьев, которые в такое время года либо стояли еще совсем голые, либо только начинали выпускать первые почки, эти, по-видимому, зеленели круглый год.
   Позднее путешественники совсем вышли из леса и оказались перед широким полем. То, что они увидели, заставило их замереть на месте. Вдали виднелись остатки древней дороги, возвышавшейся над уровнем земли. Частично она была разрушена, и между плитами зияли ямы, но в основном она уцелела. Раньше что-либо подобное Мэтью доводилось видеть лишь на книжных иллюстрациях. Дорога поражала своим спокойным величием, но в то же время навевала бесконечную печаль. Путешественники поскакали рядом, не говоря ни слова, и вскоре снова оказались в лесу.
   Всякий раз когда дорога поворачивала или скрывалась за плотной группой деревьев, отец Томас или Эйкин скакали вперед, чтобы убедиться, что нет никакой опасности. Мэтью считал, что они зря так беспокоятся. Кроме того, если констебль пустился за ними в погоню, то его нужно ожидать скорее с другой стороны. По положению солнца юноша понял, что они снова повернули на юг.
   Стало значительно теплее, как Мэтью и предполагал утром. В конце концов воздух настолько прогрелся, что он снял плащ и сложил перед собой на седле. Лара время от времени отпускала поводья, предоставляя лошади самой идти за остальными, закрывала глаза и подставляла лицо лучам солнца. Мэтью, скакавший за ней, в такие минуты тихонько посмеивался от удовольствия, глядя на ее густые волосы, спадающие ниже пояса.
   – Эй, – окликнул его Коллин, заставляя свою лошадь идти бок о бок с лошадью Мэтью.
   – Эй, – машинально откликнулся тот и повернулся к другу.
   – Ты знаешь хоть что-нибудь об Элбертоне? – спросил Коллин. – Мне сегодня утром отец Томас рассказывал о нем.
   – Гм… я там никогда не был. А ты? – Коллин отрицательно покачал головой:
   – Вот видишь? Об этом-то я и говорю. Все так, как я тебе вчера сказал: мы никогда никуда не путешествовали, а теперь первым делом попадаем в этот самый Элбертон.
   – А что в Элбертоне такого особенного? – спросил Мэтью.
   – Не знаю… Но вот Эйкин сказал, что он там был несколько лет тому назад и что это грубый город.
   – В самом деле? А что он имеет в виду, когда говорит «грубый»?
   Коллин покачал головой:
   – Не очень-то я понял. Но он именно так сказал. Я не стал просить, чтобы он объяснил подробнее. Не хотел, чтобы он подумал, будто мы ничего, кроме Девондейла, никогда и не видели.
   – Но ведь так оно и есть, ты это сам только что сказал, – заметил Мэтью. – А ты знаешь, что потом мы отправимся в Тирейн?
   Услышав это, Коллин просиял:
   – Мэт, это настоящий город. Мне о нем как-то раз отец рассказывал. Там и порт есть, кучи таверн, где танцуют, площади, парки – все, что хочешь. Я о нем с Эйкином говорил, и он сказал…
   – Послушай, – перебил его Мэтью, – я так и не успел тебя поблагодарить за то, что ты для меня сделал в Девондейле, да и Дэниела тоже.
   – Забудь об этом, – отмахнулся Коллин. – Ты сделал бы то же самое.
   – Из-за меня мы все попали в порядочную передрягу. Ты теперь даже не можешь вернуться домой. Никто из нас не может вернуться домой.
   – И что из этого? – пожал плечами Коллин. – В мире полно других приятных мест. Не мог же я в самом деле допустить, чтобы тебя в тюрьму увезли!
   – А как же твоя семья? – настаивал Мэтью. Коллин скорчил гримасу, но ответил не сразу:
   – Отец знает, что со мной ничего не случится, и я как-нибудь сообщу о себе маме и братьям. Не знаю… Я много чего не знаю, но правое дело от неправого отличить могу, а то, что с тобой собирались сделать, было бы именно неправое дело!
   – А ты не будешь скучать по Элоне?
   – Буду, конечно. Она отличная девчонка, – сказал Коллин. Затем он понизил голос и добавил: – Но девчонок-то вокруг сколько хочешь. Подожди, и сам увидишь. Кроме того, я еще слишком молод, чтобы связывать себя по рукам и ногам. Это всегда успеется. Мне охота мир посмотреть, понимаешь?
   Мэтью ответил не сразу. Некоторое время они скакали рядом молча, а потом он сказал:
   – Коллин, я обо всем этом очень много думал. Когда мы доберемся до Тирейна, я вернусь обратно, сдамся правосудию и попытаю счастье на суде. Констебль Квинн обещал, что все будет по-честному. Я думаю, он не лгал. Если мы пойдем дальше, я попросту погублю всех вас.
   – Обвинений я не боюсь. Но послушай, Мэт: если ты вернешься, то непременно попадешь в тюрьму – кто знает, на сколько лет. Ты не хуже меня знаешь, что в законе об этом сказано. Мое мнение такое: слушаться отца Томаса. Он обязательно что-нибудь придумает.
   – Но…
   – И никаких «но» тут быть не может. Если кто и заслужил смерти, так именно этот ящерицын сын Берк Рэмзи. Я тебе точно скажу, что без него мир только лучше стал! – И Коллин сплюнул на землю, чтобы придать больше убедительности своим словам.
   Однако убедить Мэтью он не смог. Разве мир стал лучше оттого, что за ним теперь охотится королевский констебль Джерам Квинн? Вдобавок Мэтью не знал, была ли у Рэмзи семья: мысль об этом уже не раз приходила ему в голову в последние дни.
   Возвращение Эйкина неожиданно положило конец спору. Он приветливо помахал друзьям рукой и подъехал к отцу Томасу, чтобы переговорить с ним. Окончив разговор, отец Томас подозвал всех к себе. Путешественники встали полукругом лицом к священнику. Он сообщил им, что, по его мнению, самое разумное – проехать еще немного, а затем разбить лагерь на ночь. Если выступить в путь рано утром, то можно будет достичь Элбертона к полудню. Эйкин сообщил, что нашел подходящее место для лагеря сравнительно недалеко.
   Во время речи отца Томаса Мэтью заметил, что он почему-то смотрел не в глаза своим слушателям, а куда-то вдаль, на дорогу за ними. От Коллина это обстоятельство тоже не укрылось, и он уже начал было поворачивать лошадь, когда отец Томас остановил его и сказал властно:
   – Коллин, сын мой, не будешь ли ты так любезен, чтобы смотреть по-прежнему на меня, а не назад? Да, и… то же самое относится ко всем вам, – предупредил он, не давая Ларе и Дэниелу оглянуться назад.
   – В чем дело, отец? – спросила Лара.
   – За нами погоня.
   Он сказал это так небрежно, как если бы говорил о погоде. Коллин заморгал, не веря своим ушам.
   – Вы уверены? – спросил он, опуская руку на рукоять меча. – Я не могу понять, каким образом констебль сумел…