Грей Зейн. Техасский рейнджер

   Облако пыли далеко впереди усилило его тревогу. Дьюан напряженно вглядывался в это новое препятствие, возникшее на его пути; он надеялся увидеть фургон, телегу, группу отбившихся от стада коров. Но надежды его не оправдались; вскоре он разглядел фигуры нескольких всадников. Выстрелы и крики позади засвидетельствовали о том, что его преследователи также заметили появление на сцене новых действующих лиц: Больше мили разделяло эти две группы, однако расстояние не помешало им быстро найти взаимопонимание. Дьюан замешкался лишь настолько, чтобы заметить признаки быстрых и активных действий со стороны новых противников; с глухим проклятием он пришпорил лошадь и свернул с дороги в кусты.
   Он повернул направо, потому что река протекала где-то в этой стороне. Здесь участки открытого песчаного грунта перемежались с плотными зарослями кактусов и мескитов, и Дьюан убедился, что несмотря на необходимость лавировать между этими преградами, ему все-таки удается сохранить преимущество перед своими преследователями. Определить их местоположение отсюда было невозможно, и он решил, что они должны сперва съехаться вместе и затем направиться по его следам.
   Каковы же были его изумление и досада, когда, выехав из кустов, он наткнулся на низкий, но отвесный гребень выветренной разрушенной скалы; о том, чтобы преодолеть его верхом, нечего было и думать. Он свернул налево вдоль основания гребня. Песчаная почва сменилась более твердым грунтом, который не так сильно изматывал лошадь. Здесь поросли мескитов и кактусов попадались реже, что облегчало езду, но обеспечивало плохое укрытие. Дьюан пристально вглядывался прямо перед собой и вскоре, как и ожидал, увидел впереди перемещающееся облако пыли и темные фигуры всадников на лошадях. Они находились в полумиле расстояния и двигались наперерез через равнину, что свидетельствовало об их отличном знании тех трудностей, с которыми должен будет столкнуться беглец на своем пути.
   Не колеблясь ни секунды, Дьюан пришпорил коня и пустил его наметом. Он во что бы то ни стало должен был опередить этих людей. Но когда его попытка оказалась тщетной из-за глубокого оврага, заставившего его свернуть в сторону, Дьюан похолодел и почувствовал предательскую тошноту под ложечкой. Неужели конец? Разумеется, в карьере человека, поставленного вне закона, всегда когда-нибудь наступает конец. Он еле удержался от желания поехать прямо навстречу своим преследователям. Однако доводы рассудка и на сей раз перевесили инстинкт. Он бежал ради спасения жизни, и тем не менее самым сильным стремлением его в эти минуты было встать лицом к лицу с врагом и вступить в честную и бескомпромиссную борьбу.
   Он понял, что три всадника впереди заметили его, и спустя мгновение потерял их из вида, снова укрывшись в зарослях мескитов. Теперь он решил вернуться к дороге, опередив погоню, для чего стал подгонять лошадь, стараясь все же сохранить ее силы для последнего решительного броска. Скалы, кусты, пучки кактусов, овраги, - все действовало против него, заставляя сворачивать с прямого пути. Он почти потерял направление и в конце концов мог попасть прямо в объятия врагов, если бы милостивая судьба не сжалилась и не вывела его на открытую полосу выжженного грунта.
   Отсюда он увидел обе группы преследователей, но одной с каждой стороны на расстоянии револьверного выстрела от него. Их пронзительные крики не в меньшей степени, чем безжалостные шпоры Дьюана, заставили его лошадь понестись с такой резвостью, которая одна только и могла решить для него вопрос жизни и смерти. И никогда еще Дьюан не пользовался более послушным, верным и быстрым конем. Казалось, он совершает невозможное. На сыпучем и вязком песке он оставлял далеко позади любую лошадь из погони, а на этой узкой полоске твердого грунта он быстро наверстал то, что упустил в кустах позади. Разгоряченный и порядком напуганный, он мчался сквозь густые заросли с такой быстротой, что едва не выдернул Дьюана из седла. Но зато с души у Дьюана словно свалилась огромная тяжесть. Он опережает погоню! Да, эта лошадь поистине обладала выносливостью, быстротой и пламенным жаром в крови!
   Лошадь вынесла Дьюана на очередную открытую поляну с двумя-тремя деревьями, и здесь, прямо на его пути, на расстоянии выстрела его поджидали несколько всадников. Они закричали, замахали руками и, пришпорив лошадей, бросились ему навстречу. Но они не стреляли. Дьюан быстро повернул коны направо. Лишь одно удерживало его от желания вступить в единоборство с преследователями. Он помнил те болтающиеся безжизненные фигуры, что свисали с веток тополей. Здешние фермеры и скотоводы предпочитали вешать людей вне закона всему остальному. Они просто выжидали, пока он израсходует все свои заряды, чтобы потом поймать его без помех. Страх Дьюана перед казнью через повешение был настолько велик, что даже не мог сравниться с его бойцовским инстинктом самосохранения.
   Началась гонка - пыльная, головоломная скачка сквозь серые колючие мескитовые заросли. Дьюан ничего не видел вокруг, ослепленный хлещущими по лицу ветками кустов. Ветер свистел в его ушах. Он утратил ощущение близости погони. Тем не менее, она должна была находиться где-то рядом. Дьюану показалось, что он слышит выстрелы. В него стреляют? Но это мог быть всего лишь треск ломающихся сухих веток. Его левая рука свисала безжизненной плетью, почти беспомощной; он держал поводья правой рукой и постоянно вынужден был низко склоняться над лукой седла. Зеленые стены зарослей проносились мимо; хлесткие удары веток, свист ветра, торопливый перестук копыт, энергичные движения лошади, - все это соперничало с ощущением едкого пота, заливавшего глаза, болью от раны и холодным, тошнотворным комком под ложечкой. Сюда примешивалась еще и тупая, злобная ярость. Его вынуждали бежать в то время, как он хотел драться. Весь его разум, все присутствие духа едва справлялись с тем, чтобы усмирить эту неистовую ненависть к себе, к своим преследователям, к этой бешеной скачке ради спасения собственной бесполезной жизни.
   Неожиданно, вырвавшись из колючих мескитовых зарослей, он вдруг увидел перед собой дорогу. Длинную ровную ленту пустынной дороги! С какой пылкой стремительностью, с какой горячей, неимоверной радостью он пустил по ней свою лошадь! Теперь он был вполне уверен, что опережает своих соперников. Лошадь его все еще сохраняла силу и резвость, хотя и подавала некоторые признаки одышки. Наконец, Дьюан оглянулся назад. Преследователи - он не успел сосчитать, сколько их было, - скакали вдоль дороги далеко позади. Он больше не стал обращать на них внимания, но сцепив зубы устремился вперед, еще более утвердившись в своей решимости сбить их со следа.
   Он миновал несколько разрозненных домиков ранчо, где лошади из-за загородок провожали его тревожным ржанием, а люди с любопытством следили, как он проносится мимо. Один из фермеров бросился бежать, и интуиция подсказала Дьюану, что этот парень намерен присоединиться к погоне. Лошадь Дьюана продолжала нестись вперед, не снижая заметно скорости, но уже не так плавно, а дергающимися, напряженными, конвульсивными прыжками, что свидетельствовало о крайней степени ее истощения.
   При виде поселка Дьюан удивился. Он не ожидал достичь его так скоро. Затем он сделал еще одно открытие: оказывается, он подъехал к нему со стороны проволочных изгородей. Поскольку поворачивать обратно было уже некогда, он решил не объезжать поселок, а проехать прямо через него. Оглянувшись, он заметил, что преследователи находились на расстоянии около полумили - слишком далеко, чтобы успеть вовремя поднять тревогу среди жителей поселка и организовать их на поимку беглеца. Когда он проезжал мимо первых домов, лошадь его окончательно выдохлась и начала дышать тяжело, со свистом. Дьюан понял, что ему вряд ли удастся проехать на ней через весь поселок.
   Оседланные лошади перед местной лавкой подали Дьюану отличную мысль, ни в коей мере не новую, поскольку он успешно осуществлял ее и прежде. Он подъехал на своей измученной лошади к коновязи и спрыгнул с седла; как раз в это время несколько фермеров вышли из лавки, и один из них подошел к длинноногому рыжему жеребцу. Он собрался было садиться в седло, но увидел Дьюана и задержался, уже сунув ногу в стремя.
   Дьюан шагнул к нему и схватился за уздечку.
   - Моя выдохлась, но еще жива, - прохрипел он. - Давай меняться!
   - Что ж, незнакомец, я, конечно, всегда готов поменяться, - с нарочитой медлительностью ответил фермер, - но не слишком ли ты торопишься?
   Дьюан обернулся назад. Его преследователи уже въезжали в поселок.
   - Меня зовут Дьюан, Бак Дьюан, - с угрозой в голосе выкрикнул он. Будешь меняться? Быстро!
   Фермер, побледнев, вытащил ногу из стремени и отступил назад.
   - Пожалуй, я согласен меняться, - пробормотал он.
   Вскочив в седло, Дьюан вонзил шпоры в бока рыжего жеребца. Лошадь заржала от испуга и боли и пустилась с места в карьер. Быстрая, свежая, полудикая, она промчалась мимо оставшихся домов и вынесла Дьюана на окраину поселка. Однако то ли дорога заканчивалась здесь, то ли она продолжалась из какой-то другой улицы, но перед ним сразу раскинулись возделанные поля, а дальше - каменистая и безжизненная пустыня. Пустив коня прямо по пахоте, он направил его к ближайшим кустам колючей акации в поисках временного укрытия, и еще раз обернулся. Шестеро всадников неслись за ним вдогонку на расстоянии ружейного выстрела, и все новые и новые появлялись из-за домов поселка.
   Его новая лошадь не успела разогреться как следует, прежде чем Дьюан выехал на крутой песчаный обрыв, внизу которого начинались заросли ивняка. Сколько можно было окинуть взглядом, перед ним расстилалось бесконечное ровное пространство, поросшее красновато-зеленой ивовой лозой. Как отрадно было для него это зрелище! Он почувствовал себя так, словно загнанный хромой и усталый волк, который добрался наконец до своего укромного логова среди скал. Спустившись зигзагами по мягкому осыпающемуся откосу, он направил коня к плотной стене из веток и листьев. Однако лошадь заартачилась и, встав на дыбы, ни за что не желала проникать в гущу зеленых шумящих прутьев.
   Времени терять было нельзя. Спрыгнув с седла, Дьюан попытался силой затащить упрямое животное в заросли. Это оказалось более трудным и затяжным делом, чем Дьюан мог себе позволить. Если бы его не торопила погоня, возможно, он сумел бы достичь лучших результатов. А теперь ему пришлось бросить коня - поступок, на который его могли толкнуть лишь самые крайние обстоятельства. Затем, не мешкая, он проскользнул в узкий проход между густых растений.
   И он успел как раз вовремя, потому что до него донеслись громкие самоуверенные голоса преследователей, выехавших на край откоса и начавших спускаться вниз. Затем они всей толпой вломились в заросли ивняка.
   - Эй, Сид! Вот твоя лошадь! - закричал один, обращаясь, очевидно, к тому человеку, которого Дьюан заставил совершить обмен.
   - Да постойте вы, дурачье! Дайте хоть слово сказать! - ответил голос с вершины откоса.
   - Спускайся сюда, Сил! Мы его окружили! - продолжал первый.
   - Что ж, может быть; но если так, то у вас там скоро станет чертовски жарко! Этот парень был Бак Дьюан!
   Мертвая тишина наступила вслед за неожиданным сообщением. Вскоре она была нарушена шуршаньем гальки под ногами людей и животных и приглушенными голосами.
   - Говорю вам, он не сможет перебраться через речку, - донеслось до слуха Дьюана. - Он попал в западню. Я знаю эту дыру!
   Больше Дьюан ничего не слышал от своих преследователей, быстро и молча пробираясь между гибких зеленый ветвей ивняка. Он направлялся прямо к реке. Прокладывать дорогу через густые заросли лозы было для него не в новинку. Много дней и ночей прошло, прежде чем он добился умения и сноровки, которым мог бы позавидовать даже индеец.
   Рио-Гранде со своими притоками почти на всем протяжении в Техасе пролегает среди широких, низменных, плоских равнин, поросших густым ивняком. Черные тополя, осокори, мескиты, грушевидные кактусы и прочая растительность, переплетаясь с ивовой лозой, создают такие плотные спутанные дебри, что неопытному человеку они могут показаться совершенно непроходимыми. Сверху эти заросли выглядят красновато-зелеными; изнутри они серые и желтые - сплошная полосатая стена. Тропинок и прогалин здесь почти нет. Можно обнаружить редкие тропы оленей, ведущие к водопою, и иногда узкие тесные проходы, проделанные пекари - дикими мексиканскими свиньями. Почва здесь состоит из глины, необычайно сухой и спекшейся настолько, то на ней практически не остается следов. Там, где отдельные купы тополей сдерживают натиск всепроникающего лозняка, растут кусты и довольно густая трава. Сама ивовая лоза представляет собой длинные гибкие стебли, растущие так тесно, что они почти соприкасаются между собой, а их узкие листья сплетаются в сплошную крышу над головой.
   Самая гуща зарослей, куда проник Дьюан, казалась сосредоточением безмятежной тишины и сонного покоя. В расцвете дня здесь стоял таинственный полумрак. Легкий ветерок шевелил листвой, и тогда узкие стрелы солнечных лучей проникали сквозь зеленый покров и золотыми зайчиками плясали на почве.
   Дьюана всякий раз глубоко волновало своеобразие подобных мест, и одновременно он ощущал в них нечто покровительственное, защитное и укромное, что он всегда воспринимал, как проявление сочувствия и сострадания зарослей к преследуемым и гонимым. Любое живое существо, полное сил, здоровья и энергии, могло считать себя в безопасности, пробираясь под низкой шуршащей зеленой крышей этого дикого убежища. Спрятать следы было несложно; мягкая пружинистая почва скрадывала звуки при ходьбе, и люди могли неделями безуспешно охотиться друг за другом, находясь буквально на расстоянии нескольких шагов и даже не подозревая об этом. Проблема поддержания жизни представляла определенные трудности; но, с другой стороны, преследуемый человек и животное способны довольствоваться самым малым.
   Дьюан намеревался переправиться через реку и, не покидая зарослей, попытаться подняться вверх по течению, где он рассчитывал найти более гостеприимную местность. Но, вспомнив о том, что сказал фермер по поводу реки, Дьюан начал сомневаться относительно реальности переправы. Тем не менее, он решил воспользоваться любым подходящим случаем, чтобы оставить реку между собой и преследователями. Он продолжал с трудом пробираться дальше. Левая рука его болела, и он не только не мог пользоваться ею, но вынужден был оберегать ее от случайных толчков и касаний. Правой рукой он раздвигал стебли лозы и боком скользил между ними, ухитряясь двигаться довольно быстро. По пути попадались узкие звериные тропы, низкие норы, промоины, тесные ходы, протоптанные в ивняке, и он всячески старался использовать их, где бегом, где шагом, где ползком, где пригибаясь по мере своего продвижения вперед. Придерживаться выбранного направления было далеко не просто; чтобы не сбиться с пути, он отмечал впереди какой-нибудь особо освещенный солнцем стебель или дерево и, добравшись до них, снова выбирал перед собой подходящий ориентир. С каждым шагом движения его все замедлялись, ибо чем дальше он проникал в заросли, тем они становились все более густыми, дикими и непроходимыми. Комары и москиты, звеня, принялись кружить над его головой. Он продолжал идти, не останавливаясь. Сгустившиеся тени подсказали ему, что полдень давно миновал. Его начали уже одолевать сомнения в правильности выбранного пути. Но вот долгожданная полоска света впереди устранила его опасения, и он, с трудом пробившись сквозь еще более густую поросль, вырвался наконец на берег реки.
   Перед ним открылось широкое русло, по которому медленно текла мутная болотистая жижа. На противоположной берегу желто-зеленой стеной вздымались все те же ивовые заросли. С первого взгляда Дьюан определил безнадежность попыток переправиться в этом месте. Повсюду виднелись песчаные отмели, омываемые ленивым потоком. В сущности, все русло реки сплошь заполнял зыбучий песок-плывун, и похоже было, что здесь вообще нет ни одного фуга чистой воды. Вплавь преодолеть этот поток было невозможно, переползти его тоже было нельзя, точно так же, как и перебросить через него какое-нибудь бревно. Зыбучий песок мгновенно засосет любой твердый предмет, коснувшийся его гладкой желтой поверхности. Чтобы убедиться в этом, Дьюан взял длинную палку и, перегнувшись с высокого берега, воткнул ее в песок. Уже здесь, у самого берега, предательская трясина, казалось, не имела дна. Он отбросил всякую надежду переправиться через реку. На целые мили вверх и вниз по течению будет, вероятно, то же самое. Прежде, чем покинуть берег, Дьюан привязал к палке свою шляпу и изловчился набрать в нее достаточно воды, чтобы утолить жажду. Затем он вернулся в заросли, выбрав место, где стебли лозы росли не так густо, и продолжал пробираться вверх по течению до тех пор, пока тени не сгустились настолько, что он перестал что-либо видеть перед собой. Наощупь набредя на более или менее подходящую прогалину, он лег и устало вытянулся на голой земле. До поры до времени он мог считать себя здесь в такой же безопасности, как если бы находился по ту сторону плоскогорья Рим Рок. Он смертельно устал, хоть и не полностью выбился из сил, и несмотря на пульсирующую боль в раненой руке мгновенно погрузился в сон.
   Глава 12
   Посреди ночи Дьюан проснулся. Тишина казалась почти осязаемой; она словно плотным тяжелым одеялом окутала черные ивовые заросли. Дьюан не мог различить во мраке ни звездочки, ни ветки или древесного ствола, ни даже собственной руки. Он лежал неподвижно, ожидая, прислушиваясь, уверенный в том, что его разбудил какой-то странный звук. Обычные голоса ночи в глухих дебрях никогда не тревожили его покой. Его чутье, как у многих старых опытных беглецов и преследуемых существ, приобрело в процессе тренировки поразительную остроту. Долгий медлительный порыв ветра прошелестел по ивняку и замер вдали; осторожные крадущиеся шаги какого-то животного мягко протопали мимо него в темноте; что-то прошуршало в сухих листьях; издалека доносилось одинокое тявканье лисицы. Но ни один из этих звуков не нарушил его сна.
   Внезапно, пронизав тишину, раздался отрывистый лай собаки. Дьюан мгновенно сел, чувствуя, как холод пробрал его до мозга костей. Резкое движение острой болью напомнило ему о раненой руке. Затем послышался лай еще нескольких собак, более отдаленный и глухой. Наступившая тишина снова окутала его, гнетущая и угрожающая, наполненная тревогой. По его следу пустили собак, и передняя находилась довольно близко. Всю свою жизнь Дьюан провел рядом с собаками и имел возможность изучить их повадки; он знал, что если свора ищеек или волкодавов окружит его здесь, в беспросветном мраке, то участь его мало чем будет отличаться от судьбы оленя, загнанного стаей волков. Вскочив на ноги, готовый бежать изо всех сил, Дьюан замер на мгновение, прислушиваясь, чтобы определить направление своего бегства.
   Передовой пес снова подал голос; глубокий, полнозвучный, звенящий лай, необычный, зловещий, свидетельствующий об уверенности с своих силах. Услышав его, Дьюан весь покрылся холодным потом. Он повернулся в противоположную сторону и, вытянув перед собой неповрежденную руку, чтобы наощупь находить дорогу между стеблей лозы, бросился бежать. В темноте, не видя узких тропинок и проходов в ивняке, ему приходилось брести напролом, скользя, пригибаясь, протискиваясь между податливыми стеблями. Его движение сопровождалось таким шумом и треском, что он перестал слышать лай собак. Конечно, он не надеялся убежать от них. Он рассчитывал взобраться на первое же дерево, которое попадется у него на пути во время этого бегства вслепую. Но казалось, ему никогда не посчастливится наткнуться во мраке на спасительный ствол тополя или акации. Он часто падал, иногда растягиваясь плашмя на земле, а порой поддерживаемый пружинистыми стеблями ивняка. Его продвижение вперед осложнялось еще и тем, что он мог пользоваться только одной рукой, раздвигая густо растущую лозу, и ноги его то и дело спотыкались и путались в узких развилках гибких прутьев у самой земли, которые норовили ухватить его за щиколотку наподобие своеобразного деревянного капкана. Ему приходилось отчаянно бороться со всем этим. Казалось, будто у зарослей появились сотни враждебных цепких рук, злобно пытающихся удержать его. Он разорвал одежду об острые колючки, и тело его покрылось многочисленными кровоточащими царапинами и ссадинами. Но он продолжал упорно ломиться сквозь густую чащу, пока наконец больно не ударился о твердый тополиный ствол.
   Здесь он остановился, в полном изнеможении прислонившись к дереву. Он никогда еще не был так измучен - весь мокрый от пота, с изодранными и исцарапанными руками, с легкими, работающими как кузнечные мехи, со сбитыми в кровь ногами. Пытаясь перевести дух и избавиться от отдышки, он одновременно вслушивался в тишину, чтобы заранее уловить признаки приближающейся своры. Довольно долгое время собак не было слышно. Однако это отнюдь не пробудило в нем обманчивую надежду. Есть гончие, сопровождающие преследование частым лаем, а есть такие, которые идут по следу молча. Первые более ценны для своих владельцев, зато вторые более опасны для беглеца. Наконец, до слуха Дьюана донесся целый хор коротких звонкий собачьих голосов. Свора напала на то место, где он спал, и теперь идет по горячему следу. Убедившись, что они скоро доберутся до него, Дьюан приступил к попыткам взобраться на тополь, что в его состоянии было далеко не простым делом.
   Дерево оказалось довольно высоким, с развилкой на высоте около пятнадцати футов, выше которой множество ветвей и листьев составляли обширную крону. Дьюан взобрался на развилку и продолжал карабкаться все выше, пока не поднялся над мраком, окружающим речную пойму. Бледно-серый туман висел над зарослями, и сквозь него просвечивала цепочка тусклых огней. Дьюан решил, что это костры, разведенные вдоль песчаного откоса с целью затруднить его бегство со стороны, противоположной реке. Вдалеке, там, где по его представлению находился север, ему почудились еще огни, но поскольку туман был довольно густой, он не был в этом уверен. Пока он сидел, размышляя над увиденным и прислушиваясь к голосам собак, туман и мрак с одной стороны поредели; он пришел к выводу, что именно здесь находится восток, и что рассвет уже близок. Удовлетворившись результатами своих наблюдений, он спустился вниз до первой развилки дерева.
   Теперь его положение, хотя все еще критическое, не казалось столь безнадежным, как было до сих пор. Собаки скоро появятся здесь, и он либо перестреляет, либо прогонит их прочь. Было совершенно неправдоподобно, чтобы кто-нибудь из людей мог последовать за бегущей сворой через такие заросли, да еще ночью. Дьюана больше тревожили костры. Он понял со слов одного из преследователей, что заросли представляли собой своеобразную западню, и он начал приходить к убеждению, что из них был только один выход: через песчаный откос, с которого он проник сюда, и где, по всей видимости, его преследователи всю ночь жгли сторожевые костры. Однако дальнейшие его размышления на подобную тему были прерваны шумом и треском в ивняке и быстрым топотом собачьих лап.
   Внизу под Дьюаном разливалась серая туманная мгла. Он не видел ни почвы, ни каких-либо предметов на ней, кроме черного древесного ствола. Тем не менее, зрение ему вовсе не было нужно, чтобы определить появление внизу своры. С торопливой азартной стремительностью собаки вырвались из зарослей и окружили дерево. Затем поднялся невообразимый шум и гам, который намного перекрыл треск кустов и топот быстрых мускулистых лап. Преследователи Дьюана далеко на юге услышат его и поймут, что он означает. И на рассвете, а может и раньше, они пройдут кратчайшим путем через заросли, руководствуясь лаем собак, загнавших свою жертву на дерево.
   Потребовалось, однако, всего несколько секунд, чтобы Дьюан смог распознать неясные силуэты собак в сером полумраке внизу. И все же он продолжал выжидать. У него просто не было лишних зарядов. И он знал, как обращаться с гончими. Постепенно мгла просветлела, и в конце концов Дьюан разглядел собак достаточно хорошо для своих целей, Его первый выстрел уложил наповал огромного зверя, возглавлявшего свору. Затем двумя-тремя точными выстрелами он перебил лапы еще у нескольких псов. Лай прекратился, сменившись пронзительным визгом и воем. Перепуганная свора бросилась наутек, отмечая свой путь отчаянными воплями охромевших собак. Дьюан перезарядил револьвер и, убедившись в том, что собаки исчезли, спустился на землю и торопливо направился на север.
   Туман рассеялся под лучами утреннего солнца, когда Дьюан сделал первый привал в нескольких милях к северу от того места, где он ожидал нападения собак. Дальнейшему продвижению вперед препятствовал крутой скалистый обрыв, отвесно возвышавшийся над зарослями ивовой лозы. Дьюан прошел вдоль основания скалы, что было сравнительно нетрудно, по направлению к реке. Дойдя до конца, он убедился в полном отсутствии здесь каких-либо шансов выбраться из зарослей. Немало усилий, сопряженных с опасностью ежесекундно сорваться со скалы и значительной болью в раненой руке, стоило ему опуститься вниз, где он с трудом ухитрился набрать в шляпу воды. Утолив жажду, он осмотрел рану. Толстая корка засохшей крови и грязи покрывала ее. Очистив рану, Дьюан заметил, что кожа вокруг распухла и воспалилась. Он тщательно промыл ее, ощущая блаженное облегчение от прикосновения прохладной воды. Затем он, как сумел, забинтовал рану и устроил перевязь через плечо. Это смягчило боль в поврежденной конечности и позволяло держать ее в неподвижном и спокойном состоянии, что, несомненно, способствовало бы началу ее выздоровления.