Грей Зейн. Техасский рейнджер

   По мере того, как он поднимался вверх по склону горы, перед ним открывалась панорама холмистой, испещренной черными прогалинами местности, полупустынной, полуплодородной, изрезанной длинными светлыми морщинами высохших ручьев и речушек, вьющимися, словно змеиный след, исчезая в туманной дымке вдали. Вскоре он очутился среди разрушенного вала потрескавшихся и обвалившихся утесов и скал, за которыми скрывалась лежащая внизу холмистая равнина, и ему приходилось теперь с большим трудом отыскивать тропу. Он то и дело терял ее и продвигался вперед крайне медленно. В конце концов он поднялся до участка сплошных каменных уступов и террас, нагроможденных друг над другом. Одни были гладкие, другие разрушенные и трудно проходимые, и порою только царапины, оставленные железной лошадиной подковой, подсказывали ему правильное направление. Много раз ему приходилось слезать с лошади и продвигаться вперед пешком, уклоняясь то вправо, то влево, прежде чем ему вновь удавалось находить тропу. Это была долгая, утомительная работа, и ночь застала его на полпути к вершине горы. Он сделал привал в небольшом боковом ущелье, где имелась вода и трава, и разбил здесь лагерь. Ночь была ясная и на такой высоте довольно прохладная, с темно-синим небом, усыпанным мерцающими звездами над головой. Оставив позади напряженный трудовой день, Дьюан чувствовал себя значительно лучше, чем накануне. Здесь он занимался делом, отвечающим тому призванию, которое столь часто руководило его действиями и поступками, а возможно, и самой жизнью, - призванию, едва ли доступному логике или разуму. И в ту ночь, одинокую, подобную тем, что он коротал в узком каньоне на реке Нуэсес, припомнившимися ему благодаря сходству уединенного ущелья с его старым убежищем, он вновь почувствовал томительную тяжесть своих прежних видений. Снова перед его внутренним взором прошли события давно минувших дней, бешеные скачки, погони, мертвые лица, - но вскоре их заслонило одно, трепетно живое, безнадежное, печальное, с темными, внимательными, выразительными глазами, - лицо Рей Лонгстрет. И с этим последним видением он не расставался до тех пор, пока не погрузился в сон.
   Ранним утром, с удовлетворением убедившись, что он оставил еще меньше следов, чем те, которым он следовал, выискивал тропу, Дьюан отвел лошадь в дальний конец каньона, где последний превращался в узкую щель между двумя крутыми откосами. Здесь он оставил лошадь, тщательно загородив и замаскировав вход кедровыми ветками, затем вернулся и отправился дальше по тропе пешком.
   Без лошади дело продвигалось быстрее, и Дьюан продолжал подниматься, пересекая глубокие расселины, минуя широкие ущелья, перебираясь через гребни утесов, карабкаясь вверх по пологим склонам, осторожно двигаясь по карнизам вдоль головокружительных пропастей, - долгий, изнурительный подъем, - пока не добрался до водораздела. Спускаться вниз отсюда было легче, хотя чем дальше он шел по незаметной извилистой тропе, тем больше громоздилось перед ним изломанных, зазубренных каменных громад. Над ним нависали темные, мохнатые лапы пиний и сосен, а еще выше - крутые вершины гор, голые, желтые, словно пустынные барханы. Однажды сквозь широкий пролом между двумя огромными отвесными скалами он увидел далеко внизу обширную равнину, расположенную за хребтом, а за нею - открывшуюся его взору широкую и светлую великую реку, образующую Большую Излучину. Он спускался все ниже и ниже, недоумевая, как удается на лошади проехать по столь трудно проходимой тропе, все сильнее укрепляясь в уверенности, что здесь где-то должен быть другой, более легкий путь, ведущий в убежище Чизельдайна.
   Он обогнул выдающийся вперед каменный выступ, преграждающий дальнейший обзор, и очутился на гребне высокой стены. Внизу, насколько можно было окинуть взглядом, раскинулся амфитеатр, окруженный по обеим сторонам обрывистыми скалами, словно зеленый морской залив, окутанный голубоватой туманной дымкой. Он лежал примерно в тысяче футов под ним, и там, четко и ясно, как и все прочие предметы в этом диком и безлюдном уголке, виднелась красная крыша большой каменной или глинобитной хижины, ручей, сверкающий на солнце между двух крутых берегов, лошади и коровы, пасущиеся в высокой траве - мирная идиллическая картина. Дьюан не мог сдержать глухого проклятия при мысли о скотокрадах, живущих здесь в покое и благополучии.
   Дьюан спустился по стене до половины ее высоты и, надежно укрывшись в небольшой пещерке, остановился, чтобы понаблюдать за тропой и долиной. Он заметил положение солнца и убедился, что в случае возникновения каких-нибудь осложнений, или если он решит спуститься еще дальше, ему вряд ли удастся вернуться в свой лагерь до наступления темноты. Попытка же проделать обратный путь ночью была бы явным безумием.
   Дьюан устремил свой проницательный взгляд на долину. Хижина, хоть и крупная по размерам, представляла собой грубое строение, сооруженное, несомненно, людьми, скрывающимися здесь от закона. Вокруг нее не было ни цветника, ни сада, ни обработанного клочка земли, ни загона для скота. За исключением этой грубой кучи камней и бревен, скрепленных между собой высохшей грязью, долина была такой же дикой, наверное, как и в первые дни творения. Дьюану показалось, будто он наблюдает уже бесконечно долго, целую вечность, прежде чем ему удалось наконец обнаружить здесь первые признаки присутствия людей. Он увидел человека, который, по всей видимости, вышел к ручью за водой и вернулся обратно в хижину.
   Солнце опустилось за скалистую стену, и тени начали собираться в укромных уголках долины. Дьюана стало донимать желание подойти поближе к хижине. Иначе какой смысл был в таком головоломном карабканье по скалам? Тем не менее, он откладывал решение, стараясь выработать более четкий и конкретный план.
   Пока он раздумывал, тени быстро сгущались и темнели. Если он хотел вернуться в лагерь, следовало поторопиться. Однако он все еще медлил. И неожиданно его пытливый взгляд заметил двух всадников, появившихся в долине. Очевидно, они выехали откуда-то снизу, из-за гигантского обломка скалы, находившегося вне поля зрения Дьюана. Лошади их были усталы и измучены; они остановились у ручья и жадно припали к воде.
   Дьюан оставил свой наблюдательный пост, выбрался на крутую тропу и быстро спустился вниз, стараясь производить как можно меньше шума. Достигнуть дна долины не отняло у него много времени. Оно было ровное и гладкое, расположенное почти в горизонтальной плоскости, поросшее высокой травой с разбросанными тут и так купами колючего кустарника. Здесь, внизу, сумерки были уже довольно густые. Дьюан отметил расположение тропы и неслышно, словно тень, начал пробираться по траве от куста к кусту. Он увидел яркий свет еще до того, как разглядел темные очертания хижины. Затем он услышал голоса, веселое насвистывание, грубую песню и позвякивание кухонной металлической посуды. Он уловил едва заметный запах дыма от горящего дерева и разглядел темные движущиеся фигуры, пересекающие освещенное пространство. Очевидно, дверь хижины была широко раскрыта, или костер был разведен снаружи.
   Дьюан свернул влево, в сторону от огня, чтобы яркий свет не слепил его. Затем бесшумно, но не мешкая, он приблизился к хижине с противоположной стороны. Возле самой задней стены хижины росло несколько деревьев. Дьюан двигался совершенно бесшумно, и едва ли его могли заметить, - лишь бы только здесь не было сторожевой собаки! Но если в течение всех дней пребывания в роли человека вне закона он рисковал только своей бесполезной жизнью, то теперь, когда обстоятельства переменились, он действовал решительно и осторожно, как индеец. Он укрылся под деревьями, зная, то надежно спрятан их тенью, поскольку с расстояния в несколько шагов ему видны были только верхушки их кроны. Отсюда он проскользнул к хижине и принялся ладонями ощупывать ее стену.
   Дьюан добрался до маленького оконца, сквозь которое пробивался свет. Он заглянул в него и увидел комнату, погруженную в полумрак, с притушенной керосиновой лампой и едва различимыми в темноте столом и стульями. Сквозь приоткрытую дверь в комнату падала яркая полоса света, хоть он и не мог видеть разглядеть его источник. Голоса доносились неразборчиво. Не колеблясь, Дьюан двинулся только вдоль стены - до самого угла хижины. Заглянув за угол, он разглядел отблеск костра по голой земле. Неслышным скользящим шагом вернувшись назад, он снова задержался у оконца, убедился, что никто не появился в комнате, и отправился вдоль стены к противоположному концу хижины. Удача благоприятствовала ему. Здесь находились кусты, старый сарай, поленница дров, - все, что только можно было пожелать в качестве укрытия. Ему не пришлось даже пробираться ползком.
   Прежде чем выглянуть за угол стены из-за куста, растущего рядом с ней, Дьюан сделал небольшую передышку. Возбуждение, охватившее его, отличалось от чувства, которое он всегда испытывал, скрываясь от врага. В нем не было горечи, боли, страха. Опасность здесь была не меньшей - возможно, даже большей, - однако и она была иной. Дьюан осторожно выглянул из-за угла.
   Он увидел яркое пламя костра и краснолицего приземистого мужчину, который, насвистывая, помешивал что-то в дымящемся котелке, висевшем над огнем. Над ним был крытый навес, пристроенный к стене хижины, с двумя поддерживавшими крышу столбами. Привыкнув к свету, Дьюан разглядел фигуры еще нескольких мужчин. Трое из них сидели в тени, двое на освещенном пространстве, но спиной к нему.
   - Этот путь, конечно, значительно удобнее; правда, он не такой короткий, как тропа через горы, - ворчливо заметил краснолицый.
   - Что тебя заботит, Сковородная Ручка? [Panhandle - ручка от сковороды (англ).] - взорвался другой. - Блоссом и я приехали из Дальних Ключей, где находится Поггин с частью банды.
   - Извини, Фил. Просто я не заметил, как ты приехал, и Больдт тоже ничего не сказал!
   - Долго же тебе пришлось добираться сюда, но хорошо хоть, что ты здесь, - проговорил спокойный вежливый голос со звучавшими в нем властными нотками.
   Голос Лонгстрет - голос Чизельдайна!
   Тут они собрались все: Чизельдайн, Фил Нелль, Блоссом Кейн, Пэнхендль Смит, Больдт, - как хорошо Дьюан запомнил их имена! - все крупные заправилы банды Чизельдайна, за исключением самого главного - Поггина. Дьюан накрыл их всех, словно лисий выводок в норе, и неожиданность этой встречи на мгновение оглушила и ослепила его. Он опустился на землю, с трудом оправившись от волнения, и затем уже с большей выдержкой и хладнокровием снова принялся наблюдать за собравшимися.
   Преступная компания мирно беседовала в ожидании ужина. Их беседа ничем не отличалась от обычного разговора ковбоев на стоянке, фермеров, собравшихся в кружок вокруг костра. Дьюан внимательно прислушивался, ожидая начала делового разговора, который, как он чувствовал, должен был вот-вот состояться. Он вглядывался в них, словно волк в свою жертву.
   Блоссом Кейн был тем самым долговязым гонцом, который так разозлил Флетчера. Больдт, гигантского роста бородатый мужчина, был мрачен и молчалив. Пэнхендль Смит, краснолицый коротышка-повар, кривоногий простоватый весельчак, напомнил Дьюану многих знакомых ему скотокрадов, в особенности Люка Стивенса. И Нелль, высокий, худощавый, с холодными серыми глазами на бледном, спокойном, лишенном выражения лице, сидел тут же, похожий на мальчика фигурой и годами. И Лонгстрет, прислонившийся к стене, красивый, благородный, со строгим лицом и аристократической бородкой, походил на богатых плантаторов из Луизианы, с которыми Дьюану приходилось встречаться. Шестой мужчина находился в глубокой тени, и хоть к нему и обращались, но имени его не упоминали.
   Пэнхендль Смит отнес котелки и сковородки в хижину и бодро окликнул оттуда:
   - Если вы проголодались, джентльмены, то не ждите, чтобы я стал кормить вас с ложечки!
   Бандиты оживленно повалили внутрь хижины и уселись за стол, гремя тарелками и ножами. Как и все голодные мужчины, разговаривали они мало.
   Дьюан подождал немного, затем осторожно встал и вернулся обратно за угол. Когда глаза его вновь освоились с темнотой, он прокрался вдоль задней стены хижины до оконца и заглянул в него. Бандиты собрались в другой комнате, куда дверь была слегка приоткрыта, и их не было видно.
   Дьюан приготовился ждать. Минуты тянулись бесконечно. Сердце напряженно билось в груди. Вошел Лонгстрет, прибавил света в лампе, взял коробку сигар и снова вышел.
   - Вот, ребята, пойдите-ка, покурите на свежем воздухе! - сказал он. Нелль, зайди ко мне. Давай покончим, наконец, с этим делом!
   Он вернулся, закурил сигару и, положив ноги в высоких сапогах на стол, удобно расположился на стуле.
   Теперь Дьюан имел возможность заметить, что комната обставлена довольно уютно, даже с некоторой претензией на роскошь. Он снова подумал о том, что сюда должен вести более легкий путь, иначе как очутилась бы здесь вся эта мебель? Совершенно очевидно, что ее не могли доставить по тропе, по которой он пробирался с таким трудом. Наконец, он услышал, как бандиты вышли из хижины, и голоса их стали трудно различимы. Затем вошел Нелль и сел, даже намеком не повторяя небрежных манер своего шефа. Он казался чем-то озабоченным, но, как всегда, спокойным и невозмутимым.
   - Что случилось, Нелль? Почему ты не явился сюда раньше? - спросил Лонгстрет.
   - Поггин, чтоб ему провалиться! Мы с ним снова повздорили.
   - Из-за чего?
   - А, ему вовсе ни к чему было заводиться! Он объезжает новую лошадь там, на Дальних Ключах, и вы знаете его, когда дело касается лошадей. Это, я думаю, интересует его больше всего остального!
   - Что еще? Давай, выкладывай поскорее, чтобы мы могли перейти к главному.
   - Ну, ладно. Все началось довольно давно. Не помню точно, - возможно, пару недель тому назад, - в Орд явился чужестранец и стал себя вести так, будто все там принадлежит ему. Мне его лицо показалось знакомым. Но я не был уверен. Мы хорошенько присмотрелись к нему, и я ушел, пытаясь восстановить его в моей памяти.
   - Как он выглядел?
   - Стройный, мускулистый, крепкий мужчина с седыми висками, спокойное волевое лицо, глаза, словно два кинжала. То, как он носит револьвер, как ходит, стоит и держит свою правую руку, подсказало мне, кто он такой. Меня не проведешь: настоящего классного стрелка я вижу насквозь! И у него была потрясающая лошадь, огромный вороной конь.
   - Я встречал того, о ком ты толкуешь, - сказал Лонгстрет.
   - Не может быть! - воскликнул Нелль. Было странно слышать выражение удивления в голосе человека, лицо которого оставалось абсолютно бесстрастным. Нелль засмеялся коротким, невеселым смешком:
   - Так вот, хозяин, этот большой парень снова приезжает в Орд и подкатывается к Джиму Флетчеру. Джим, вы знаете, легко поддается постороннему влиянию. Он любит настоящих мужчин. А когда нагрянула облава, пущенная по ложному следу в поисках человека, ограбившего поезд номер шесть, Джим вдруг прозревает и принимает незнакомца за железнодорожного грабителя. Разумеется, он тут же стал заигрывать с ним. Брал у него деньги, я уверен. И это тревожит меня больше всего. Что ему нужно? В чем заключается его игра? Ведь мне хорошо известно, хозяин, что он не мог ограбить поезд номер шесть...
   - Откуда ты знаешь? - строго спросил Лонгстрет.
   - Потому что я сам провернул это дело!
   Лицо предводителя бандитов потемнело от гнева:
   - Дьявол тебя побери, Нелль! Ты неисправим. На тебя нельзя положиться! Еще одна подобная выходка, и мы с тобой разойдемся. Ты сказал Поггину?
   - Да. В этом одна из причин того, что мы поссорились. Он впал в неистовство. Я думал, он меня убьет!
   - Зачем ты пустился на такое рискованное дело без всякой поддержки или продуманного плана?
   - Так случилось, вот и все. И дело-то оказалось пустяшным. Но я ошибался. Я взбудоражил всю округу и железную дорогу, и совершенно зря. Я просто не мог удержаться. Вы знаете, как вредно отражается на нас безделье. И знаете также, что вся наша жизнь порождает неизбежное. Она неправильная вот почему! Я родился в приличной семье, у меня были хорошие родители, и я знаю, где добро, а где зло. Мы - это зло, и поэтому не можем избежать заслуженного конца, только и всего. Что касается меня, то мне наплевать, когда он наступит!
   - Умные речи ты ведешь, нечего сказать! - с упреком произнес Лонгстрет. - Продолжай лучше свою историю.
   - Как я уже сказал, Джим начал заигрывать с чужаком, и они подружились. Все время проводят вместе. Можете поставить свой последний цент, что Джим разболтал ему все, что знает, и еще немного впридачу. Выпивка развязывает ему язык. Несколько ребят прибыли из Орда, и один из них явился к Поггину и сказал, что у Джима Флетчера есть новый человек для банды. Поггин, как вы знаете, всегда рад новому пополнению. Если новичок окажется неподходящим, говорит он, его всегда легко прикончить. Ему пришлось по душе, как хвастает новый приятель Джима. Джим и Погги всегда были не разлей вода. Так что пока я не вмешался, приятель Джима стал уже членом банды, причем ни Поггин, ни вы его в глаза не видели. Тут я крепко задумался. Где же я видел этого парня? Как оказалось, он мне никогда не попадался на глаза, чем и объясняется моя неуверенность. Я никогда не забываю лица тех, кого увижу хоть раз. Я достал из сундука кучу старого бумажного хлама и начал его просматривать. Письма, рисунки, газетные вырезки и всякое такое. Похоже, интуиция подсказывала мне, кого я хочу найти и о ком хочу побольше разузнать. И я нашел его, наконец! И сразу узнал. Но я не стал объяснять это Поггину. О, нет! Мне хочется немного посмеяться над ним, когда придет время. Он взбесится сильнее, чем загнанный волк. Я опять послал Блоссома в Орд с известием, которое должно было нагнать на Джима тоску. Поггин разозлился, сказал, что будет ждать Джима в Дальних Ключах, а я могу отправиться сюда, чтобы переговорить с вами о новом деле. Он встретиться со мной в Орде.
   Нелль говорил торопливо, приглушенным голосом, в котором то и дело прорывались страстные нотки. Бледные глаза сверкали, словно огонь, заключенный во льду; наконец, он перешел на шепот:
   - Как вы думаете, кто такой новый человек Флетчера?
   - Кто же? - спросил Лонгстрет.
   - Бак Дьюан!
   Сапоги Лонгстрета с грохотом слетели со стола, и сам он вытянулся и замер:
   - Отшельник с реки Нуэсес? Тот, чьи две дырки от пуль можно прикрыть пиковым тузом? Стрелок, который убил Блэнда, Аллоуэя...
   - И Хардина, - Нелль прошептал последнее имя с большим чувством, чем того требовали обстоятельства.
   - Да, и Хардина, лучшего из парней во всем Рим Роке, - Бак Дьюан!
   Лонгстрет так страшно побледнел, что казалось, будто его черные усы нарисованы на куске мела. Он пожирал глазами своего угрюмого помощника. Оба понимали друг друга без лишних слов. Достаточно было того, что Бак Дьюан находится здесь, в Большой Излучине. Наконец, Лонгстрет встал, взял со стола бутылку, отпил из нее несколько глотков и протянул Неллю. Тот жестом отвел ее в сторону.
   - Нелль, - медленно начал главарь, утирая рукою губы, - я так понимаю, ты что-то имеешь против этого Бака Дьюана?
   - Да.
   - Тогда... не будь дураком и поступай так, как поступил бы Поггин и большинство из наших людей, - не связывайся с ним. У меня есть основания предполагать, что он сейчас техасский рейнджер.
   - Черт побери, неужели? - воскликнул Нелль.
   - Да. Отправляйся в Орд и намекни обо всем Джиму Флетчеру. Он свяжется с Погтином, и они вдвоем справятся даже с Баком Дьюаном.
   - Ладно. Я сделаю все, что смогу. Но если я нарвусь на Дьюана...
   - Не нарывайся на него! - голос Лонгстрета почти звенел от скрытой в нем силы и несгибаемой воли. Он вытер вспотевшее лицо, снова приложился к бутылке, сел, отбросил в сторону недокуренную сигару и, достав из жилетного кармана какую-то бумагу, принялся внимательно ее изучать.
   - Итак, я рад, что с этим улажено, - сказал он, очевидно имея в виду проблему Дьюана. - Теперь о новом деле. Сегодня восемнадцатое октября. Примерно двадцать пятого или около того ожидается транспорт золота в адрес Фермерского банка в Валь Верде. Когда прибудешь в Орд, передай Поггину следующее: банде ничего не говорить. В дело будете посвящены только ты, Поггин, Кейн, Флетчер, Пэнхендль Смит и Больдт. Больше никто. Двадцать третьего вы выедете из Орда прямиком через равнину по тропе, ведущей к Мерсеру. От Бредфорда до Валь Верде сотня миль, примерно столько же и от Орда. Рассчитай всю дорогу так, чтобы оказаться неподалеку от Валь Верде утром двадцать шестого. Для этого не придется гнать лошадей; достаточно идти легкой рысью. В два часа пополудни, не раньше и не позже, въезжайте в город и направляйтесь прямо к Фермерскому банку. Валь Верде - довольно большой город. Никаких налетов на банк в нем никогда не случалось. Город чувствует себя в полной безопасности. Дело должно быть сделано быстро, чисто и в дневное время. Вот и все. Детали тебе ясны?
   Нелль даже не попросил повторить даты.
   - А предположим, Поггин или я задержимся? - спросил он.
   Лонгстрет бросил хмурый взгляд на своего помощника.
   - Никогда не знаешь, что может приключиться, - продолжал Нелль. - Я буду стараться, но...
   - Скажи Поггину обо всем немедленно, как только увидишь его. Имея на руках конкретное задание, он сразу успокоится. И опять повторяю: смотрите, чтобы ничего не случилось. Либо ты, либо Поггин должны закончить дело. Но я хочу, чтобы это сделали вы оба. Уходите в сторону холмов, и когда достигнете скалистого грунта, где можно будет скрыть ваши следы, направляйтесь на гору Орд. Когда все утихнет, я присоединюсь к вам здесь. Это все. А теперь зови ребят!
   Быстро, как тень, и так же бесшумно Дьюан проскользнул через поросшую травой долину к темной отвесной скалистой стене. Каждый нерв его напоминал туго натянутую струну. Некоторое время его сознание было подавлено бурным, хаотичным водоворотом мыслей, из которого, словно яркий сверкающий свиток, постепенно начинал развертываться длинный, четкий и сложный порядок действий. Игра находилась в его руках. Теперь ему предстояло преодолеть перевал через гору Орд ночью - задача немыслимая, но не невозможная. Завтра утром, не позднее восьми часов, он должен добраться до Бредфорда, расположенного в сорока милях от подножья горы. Он должен послать телеграмму Мак-Нелли с требованием прибыть в Валь Верде к двадцать пятому. Он должен вернуться назад в Орд, чтобы успеть опередить Нелля, дать ему разоблачить себя, вызвать его на поединок, застрелить его и, не мешкая, попытаться во что бы то ни стало полностью добиться уже наполовину завоеванного расположения Поггина, как это ему удалось с Флетчером. В случае неудачи он должен оставить бандитов дожидаться в Орде запланированных сроков, чтобы без помех отправиться на осуществление своей новой аферы в Валь Верде. А тем временем он должен найти способ арестовать Лонгстрета. Это была грандиозная схема, невероятная, заманчивая, безупречная в своей безликой непогрешимости. Дьюан ощущал себя олицетворением судьбы. Он сам себе казался грозной карой, нависшей над обреченными преступниками.
   Под обрывом скопились черные тени, виднелись только верхушки деревьев и скал, но Дьюан вышел прямо на тропу. Она едва выделялась тусклой серой лентой на фоне абсолютной темноты. Он приступил к подъему, не останавливаясь ни на минуту. Скалистая стена больше не казалась ему отвесной. Ноги его словно приобрели способность видеть самостоятельно. Он вскарабкался на гребень стены и, взглянув вниз на погруженную во мрак долину с единственной яркой светящейся точкой на ней, погрозил ей крепко стиснутым кулаком. Затем он отправился дальше и не останавливался, пока не достиг гигантских скальных террас. Здесь он потерял тропу; ее просто не было; однако он припоминал очертания утесов, отдельные выступы, трещины в нависавших над ним камнях. Прежде чем он добрался до руин растрескавшихся каменных стен и беспорядочного нагромождения скалистых обломков, луна осветила восточные склоны горы, и предательская чернота, пугавшая его, сменилась волшебным призрачным сиянием. Стало светло, как днем, только свет был мягким, рассеянным, и в воздухе словно висела прозрачная серебристая пелена. Он взбирался на обнаженные гребни скал и сбегал по гладким склонам, словно горный козел перепрыгивая с камня на камень. При свете луны он хорошо различал путь и не тратил время на поиски тропы. Он пересек водораздел, и теперь перед ним открылась крутая дорога вниз. Он начал быстро спускаться, почти неизменно узнавая окружающие ориентиры. Дьюан не помнил, чтобы он запоминал их во время подъема, однако они казались ему знакомыми даже в этом неверном свете. То, что он хоть раз видел, прочно запечатлевалось в его памяти. И наконец, безошибочно, как олень, направляющийся домой, он достиг ущелья, где оставил свою лошадь.
   Пулю найти было нетрудно. Дьюан быстро набросил на него седло и подсумки, туго затянул подпругу и продолжил свой спуск. Худшее теперь ожидало его впереди. Обнаженные каменные ступени, ведущие вниз, скользкие, выветренные склоны, узкие черные расселины, тысячи коварных трещин и выбоин в растрескавшихся камнях, - все это Дьюану нужно было преодолеть в быстром темпе, ведя за собой гигантскую лошадь. Пуля оступался на шатких камнях, скатывавшихся вниз из-под его копыт, скользил по осыпавшимся склонам, прыгал, по гигантским каменным ступеням-террасам, следуя за Дьюаном по пятам, как верный пес.
   Часы пролетали, словно мгновения. Дьюан вполне соответствовал уровню своей высокой миссии. Но он не мог подавить в себе того прежнего мальчишку, к которому неизменно возвращался в душе через пропасть долгих изнурительных лет одиночества. Он, считавшим себя более, чем мертвым, ухватил теперь судьбу за подол, - что означало победу, честь, счастье. Дьюан отдавал себе отчет в том, что какая-то часть его рассудка не совсем в порядке. Да и немудрено было бы тут и окончательно свихнуться! - думал он. Он упорно стремился вниз, и его поразительное умение двигаться по пересеченной местности и придерживаться верного направления никогда еще не было столь тонким и четким, даже во время спасения от преследователей. И всю дорогу ему неизменно сопутствовал его добрый дух, его ангел-хранитель. После того, как он расстался с Рей Лонгстрет, мысли о ней лишали его сил. Но сейчас, когда исход игры становился очевидным, когда ловушка вот-вот готова была захлопнуться, когда удача столь странным образом сопутствовала ему, Дьюан не мог отрешиться от воспоминаний о ней. Он видел перед собой се бледное лицо, ее милые печальные губы, ее черные глаза, такие грустные и нежные. И время, расстояние, риск и мучительные трудности превращались в ничто!